Текст книги "Крик дьявола"

– Себастьян, я не знала. Почему ты мне об этом не рассказывал? – Она вся светилась.

– Ну потом, потом, – быстро спохватился Джойс. – Сейчас у нас другие заботы. – Он вновь обратился к разложенной на столе карте. – Я хочу, чтобы вы вновь мысленно перенеслись туда назад. Закройте глаза и попробуйте воспроизвести увиденное. Попытайтесь вспомнить все до мельчайших подробностей – это может оказаться существенным. Вам удалось заметить какие-нибудь повреждения?

Себастьян послушно закрыл глаза и удивился, как страх быстро помог ему воспроизвести запечатлевшийся в памяти «Блюхер».

– Да, – сказал он. – В нем были дыры – сотни маленьких черных дыр. А спереди, на носу, у самой воды на веревках висели люльки – знаете, типа тех, с помощью которых красят высокие дома…

Кивком Джойс велел секретарю фиксировать каждое слово.

64

В кают-компании чуть слышно гудел единственный висевший над столом вентилятор, его лопасти методично помешивали воздух, который был влажным и теплым, как простыни больного малярией.

Единственным звуком, нарушавшим тихое монотонное постукивание столовых приборов о посуду, было хлюпанье, с которым комиссар Фляйшер прихлебывал суп. Суп был густой, гороховый и настолько горячий, что Фляйшер считал нужным как следует дуть на каждую ложку, прежде чем отправлять ее в рот. Эти звуки напоминали спуск воды в унитазе. Сделав паузу, чтобы покрошить в суп черного хлеба, Фляйшер взглянул на лейтенанта Киллера.

– Значит, вам так и не удалось найти вражеский летательный аппарат?

– Нет. – Киллер, не поднимая глаз, продолжал вертеть в руке винный бокал. В течение сорока восьми часов лейтенант со своими подчиненными прочесывал болота, протоки и мангровые леса в поисках обломков аэроплана. Он был изможден и искусан насекомыми.

– Ja, – мрачно закивал Фляйшер. – Упал где-то неподалеку, но деревья не задел. Так я и знал. Рябчик так иногда делает, если по нему палить из дробовика. Бах! И он вот так падает… – Фляйшер поболтал рукой в воздухе, имитируя падение себе в суп. – А потом вдруг происходит вот что. – Он возобновил полет руки в сторону суровой неандертальской физиономии инженера Лохткампера. Все внимательно наблюдали за этим. – И птичка-малышка улетает себе восвояси. Как можно было так плохо стрелять с такого близкого расстояния, – продолжил Фляйшер и, завершив «полет», опять взялся за ложку. Кают-компанию вновь окутала теплая влажная тишина.

Старший инженер Лохткампер методично набивал рот, словно одну из корабельных топок. Костяшки пальцев на его руках были сбиты в кровь от постоянного «жесткого контакта» со стальными листами и тросами. Даже летевшая в направлении его лица рука Фляйшера не могла отвлечь инженера от мыслей, занятых железом и оборудованием, соотношением веса и угла наклона. Для того чтобы обнажить на днище «Блюхера» большую площадь для сварки по правому борту, ему был нужен угол в двадцать градусов. Это требовало смещения тысячи тонн груза и казалось нереальным. «Если только затопить трюмы по левому борту и демонтировать орудия, сняв их с лафетов, – размышлял он, – тогда под него можно приспособить камели…»

– Дело вовсе не в плохой стрельбе, – возразил командир артиллерии. – Самолет пролетал слишком близко, со скоростью… – Не договорив, он провел указательным пальцем по своему длинному носу и раздраженно посмотрел на скатившуюся по нему капельку пота. Все равно этот жирный индюк ни черта не поймет, так что не стоит тратить энергию, вдаваясь в технические подробности, он ограничился тем, что лишь вновь повторил: – Дело вовсе не в плохой стрельбе.

– Я думаю, самолет противника благополучно вернулся на базу, – сказал лейтенант Киллер. – Исходя из этого следует ожидать, что в ближайшее время противник может предпринять против нас некие атакующие действия. – Киллер получал истинное удовольствие от своего привилегированного положения в кают-компании. Никто из младших офицеров не осмелился бы так свободно высказывать свое мнение. Правда, никто из них и не смог бы высказаться более разумно, чем он. Когда он говорил, старшие офицеры прислушивались, если и не уважительно, то как минимум внимательно. Киллер принимал торжественную присягу в Военно-морской академии в Бремерхафене в 1910 году. Его отец – барон и близкий друг кайзера – был адмиралом имперского флота. Однако лейтенант слыл любимчиком не за красивые глаза и хорошие манеры, а за искреннее трудолюбие, педантичность и сообразительность. Будучи хорошим офицером, он стал для крейсера достойным приобретением.

– Ничего нам здесь не грозит, – пренебрежительно возразил Фляйшер. Он не разделял всеобщего мнения об Эрнсте Киллере. – Да и что тут можно сделать? Мы в полной безопасности.

– Даже если припомнить историю морских сражений, герр комиссар, станет понятно, что от англичан можно ждать всего, чего угодно. Причем сделают они это решительно и молниеносно. – Киллер почесал распухшие за левым ухом красные укусы.

– Пф-ф! – Яростно выражая презрение, Фляйшер фыркнул, брызгая гороховым супом. – Англичане по меньшей мере трусы и кретины и будут держаться от дельты реки подальше. Они не осмелятся сунуться к нам сюда.

– Не сомневаюсь, время докажет вашу правоту, герр комиссар. – Киллер неизменно употреблял эту фразу, выражая свое несогласие с мнением высшего руководства. Зная об этом, капитан фон Кляйне со старшими офицерами едва заметно улыбнулись.

– А суп горчит, – довольный результатом спора заявил Фляйшер. – Повар использовал морскую воду.

Обвинение прозвучало настолько возмутительно, что даже фон Кляйне оторвался от своей тарелки.

– Прошу вас не терзать себя нашей скромной трапезой из вежливости, герр комиссар. Вам, видимо, необходимо спешно возвращаться к исполнению своих обязанностей по заготовке дров.

Фляйшер тут же умолк, сосредоточившись на еде. Фон Кляйне перевел взгляд на Киллера.

– Киллер, вы не едете с герром комиссаром. На этот раз с ним отправится младший лейтенант Пруст. Вы назначаетесь командиром первой линии обороны, которую я планирую выставить в дельте на случай атаки англичан. После еды прошу вас быть на совещании в моей каюте.

– Благодарю вас, господин капитан. – Голос у Киллера даже охрип от гордости за возложенную на него честь. Фон Кляйне перевел взгляд на командира артиллерии.

– Жду и вас тоже. Хочу освободить вас от ваших любимых многоствольных на верхней палубе.

– Вы имеете в виду их демонтаж, господин капитан? – Артиллерист с тоской взглянул на него, уныло повесив длинный нос.

– Сожалею о такой необходимости, – с сочувствием в голосе ответил фон Кляйне.

65

– Ну что ж, Генри, мы не ошиблись – «Блюхер» жив-здоров.

– К сожалению, сэр.

– Два тяжелых крейсера еще какое-то время будут участвовать в блокаде. – Адмирал сэр Перси, скорбно выпятив нижнюю губу, смотрел на фигурки «Ринаунса» и «Пегаса» на просторах Индийского океана. – А у них работы хватает.

– Так точно, сэр, хватает и без этого, – согласился Генри Грин.

– Кстати, Джойс спрашивал насчет двух торпедных катеров…

– Да, сэр?

– Следует предполагать, он задумал атаковать дельту торпедами.

– Похоже на то, сэр.

– Может, и получится – в любом случае стоит попробовать. Что мы можем ему предложить?

– В Бомбее стоит целая эскадра, сэр, а еще одна – в Адене.

В течение секунд пяти сэр Перси Хауи прикидывал, насколько скудны резервы, с помощью которых ему приходилось стеречь два океана. Из-за возникшей недавно угрозы подводных лодок он не мог выделить ни одного корабля из района Суэцкого канала – оставался Бомбей.

– Пошлите к нему торпедный катер из Бомбейской эскадры.

– Речь шла о двух, сэр.

– Джойс прекрасно знает, что получает от меня только половину того, что хочет. Поэтому неизменно запрашивает в два раза больше.

– А как насчет рекомендации о представлении к награде, сэр?

– Того парня, что обнаружил «Блюхер»?

– Да, сэр.

– Тут все не так просто – он и в португальской-то армии толком не числится, не говоря уж об остальном.

– Однако он британский подданный, сэр.

– Тогда что он делает среди этих португашек? – возразил сэр Перси. – Ладно, оставим это до окончания операции. Решим, когда затопим «Блюхер».

66

Закат окрасил небо в кроваво-красный и эротично-розовый цвета с матовой позолотой. Британское блокирующее соединение направлялось в сторону материка.

Впереди шел «Ринаунс» с развевающимся на топ-мачте флагманским флажком. По широкой глади кильватерной струи следом скользил «Пегас». Их черные силуэты четко вырисовывались на фоне непристойно яркого заката. В очертаниях тяжелого крейсера было нечто стародевичье-чопорное – ничего общего с торжественной величавостью линкора и тем более с бесшабашным безрассудством эсминца.

Тут же рядом, но скрытый от берега «Пегасом», точно лебеденок за лебедем, поспевал торпедный катер.

Его захлестывало водой даже при таком легком волнении. Волны одна за другой накатывались ему на нос и потом пенисто-зелеными потоками струились по палубам. Брызги тарабанили по тонкой парусине, натянутой для защиты мостика.

Прячась от брызг, Флинн О’Флинн проклинал себя за неуемные амбиции, приведшие к тому, что он вызвался быть в этом походе проводником. Он взглянул на Себастьяна, стоявшего на незащищенной половине возле укрытых парусиной орудий – тот улыбался летевшим в лицо и струившимся по щекам теплым брызгам.

Джойс рекомендовал представить Себастьяна к ордену «За выдающиеся заслуги». Флинн едва мог вынести такое. Он тоже хотел награду. Только поэтому он решился на подобную авантюру. Таким образом, именно Себастьян и был виноват в том, что Флинн в данный момент терпел определенные неудобства. Поглядывая на почти негроидный теперь нос Себастьяна, Флинн ощущал злорадное чувство удовлетворения. «И поделом тебе, сопляк», – думал он, желая зятю дальнейших наказаний.

– Орден «За выдающиеся заслуги» и прочее… – ворчал он. – Это и шимпанзе могла бы сделать без особой дрессировки. А кто первым обнаружил эти колеса? Нет, Флинн Патрик, справедливости в этом мире не сыщешь, но мы еще покажем сукиным детям…

Возникшая на мостике небольшая суета нарушила ход его мыслей. Впереди, высоко в темноте на борту «Ринаунса», замигал сигнальный фонарь.

Командир торпедного катера вслух расшифровал сообщение:

– Флагман – ИН-2. И… П – исходная позиция. Удачи. – В накидке с поднятым воротником он выглядел маленьким и бесформенным. – Премного благодарен, старик. И тебе того же. Нет-нет, сигнальщик, это не передавай. – Он поспешно продолжил: – ИН-2 – флагману. Принято! – И, развернувшись к переговорной трубе: – Стоп, машина.

Гул двигателей стих, и катер закачался на волнах. «Ринаунс» с «Пегасом» степенно уплыли прочь, оставляя крохотное суденышко болтаться в бурлящих кильватерных струях. Крупинка в пяти милях от дельты Руфиджи была слишком далека, чтобы береговые наблюдатели смогли разглядеть ее в угасающем вечернем свете.

67

Лейтенант Эрнст Киллер наблюдал в бинокль, как два британских крейсера, один за другим удаляясь от материка, слились с темнотой, быстро сгущавшейся как над океаном, так и над сушей. Корабли ушли.

– Каждый день одно и то же. – Киллер опустил бинокль на грудь и достал из кармана кителя часы. – За пятнадцать минут до заката и за пятнадцать минут до восхода они проплывают мимо, напоминая о своем присутствии.

– Точно, господин лейтенант, – отозвался матрос, сидевший на наблюдательном посту в «вороньем гнезде» возле Киллера.

– Я спускаюсь. Восход луны сегодня – в одиннадцать сорок четыре, не спать.

– Слушаюсь, господин лейтенант.

Свесив ноги, Киллер пытался нащупать веревочную лестницу, чтобы спуститься с пятидесятифутовой пальмы на берег. Пока он добрался донизу, окончательно стемнело и песчаный берег смутно белел, постепенно сливаясь с фосфоресцирующей зеленью прибоя.

Киллер направился к ожидавшему его катеру, песок хрустел под подошвами ботинок, как сахар. Мысли лейтенанта были заняты деталями его оборонительной системы.

Из многочисленных рукавов Руфиджи англичане могли использовать для атаки лишь два. Их разделял низкий клиновидный остров с песчано-илистыми берегами и мангровыми зарослями. Именно на этом острове со стороны океана Киллер и расположил многоствольные орудия, демонтированные с верхней палубы «Блюхера».

В мягком иле он утопил нечто вроде бревенчатой платформы, сделав таким образом для орудий жесткое основание, и вырубил мангровые заросли для создания сектора обстрела, охватывавшего оба рукава. Не меньшее внимание он уделил и установке прожекторов, расположив их таким образом, чтобы они, поворачиваясь, не слепили свои же орудийные расчеты.

Ему удалось выхлопотать у инженера Лохткампера кусок четырехдюймового стального троса – это было все равно что несостоятельному должнику получить необеспеченный заем, поскольку командир Лохткампер весьма неохотно расставался со своими припасами. Младший лейтенант Пруст велел своим лесорубам повалить с полсотни гигантских махагониевых деревьев выше по реке, а затем сплавить стволы вниз по течению. С помощью троса Киллер сделал из этих огромных бревен боновое заграждение, перекрывавшее оба рукава, – грозное препятствие, способное пропороть днище даже идущему на скорости тяжелому крейсеру.

Киллер не успокоился на достигнутом, поскольку, обладая тевтонской чертой стоически переживать мучительные тяготы, не искал для себя легких путей. Он поднял из воды зловещие круглые рожковые мины, хаотично оставленные позади себя «Блюхером» на пути вверх по реке, и расположил их в строго геометрическом порядке за бревенчатым заграждением. Таким каторжным трудом он довел подчиненных практически до полного изнеможения.

На это ушло десять дней, и Киллер сразу же приступил к сооружению наблюдательных пунктов. Он расположил их на всех возвышенностях, с которых открывался вид на океан, – на макушках пальм и на маленьких, выдающихся в сторону океана островках. Он условился со своими сигнальщиками о способах оповещения: днем – флажки с гелиографами, ночью – ракеты.

В темное время суток вдоль бревенчатого заграждения непрерывно курсировали две лодки. Сидевшие в них матросы, угрюмо и методично отбиваясь от зудящих над головами ореолами москитов, коротко, но веско то и дело поминали недобрым словом лейтенанта Киллера вместе со всей его родней.

В 22.00 безлунной ночью 16 июня 1915 года британский торпедный катер ИН-2 на самом малом ходу двигался прямо в тщательно разработанную лейтенантом Киллером, «гостеприимно» распахнутую западню.

68

После чистого прохладного морского воздуха это напоминало запах обезьянника в лондонском зоопарке. По мере приближения суши бриз пропадал вместе с легким игривым прибоем. Торпедный катер крадучись пробирался в дельту, и болотная вонь распростерла ему навстречу свои обволакивающие объятия.

– Боже, ну и аромат. – Себастьян скривил расплющенный нос. – Какие приятные воспоминания.

– Здорово, правда? – отозвался Флинн.

– Мы практически вошли в протоку. – Себастьян вглядывался в ночную темень, он скорее ощущал, чем видел, мангровые нагромождения впереди и по обеим сторонам.

– Сам не знаю, какого черта мне понадобилось на этом корыте, – ворчал Флинн. – Полный идиотизм. Скорее сами нарвемся на неприятности, чем отыщем здесь «Блюхер».

– Потеряли веру, майор О’Флинн? Позор! – с резким провинциальным акцентом пропел командир торпедного катера. – Мы полагаемся на вас и на Господа. – И уже изменившимся тоном коротко скомандовал рулевому: – Право на борт. Стоп машина.

Длинный нос катера с трубами торпедных аппаратов, напоминавших стеллаж с огромными бутылками шампанского, слегка покачивался. Командир напряженно прислушивался к тому, что ему шепотом сообщал стоявший на носу лотовой[31]31
  Матрос, измеряющий глубину лотом.


[Закрыть].

– Двенадцать фатомов, – задумчиво повторил он. – Лиха беда начало. – Он повернулся к Флинну.

– Ну, что ж, майор, я слышал. Вы хвастали капитану Джойсу, что знаете эту реку как свои пять пальцев, точнее, «как путь до ночного горшка» – кажется, так вы выразились? Похоже, вы несколько подрастеряли свою уверенность. Что случилось?

– Темень, – мрачно отозвался Флинн.

– Да, ну и что же теперь? Подобная неприятность не должна смущать такого опытного речного лоцмана, как вы.

– Тем не менее.

– А если мы, зайдя в протоку, подождем до восхода луны, это как-то поможет?

– Во всяком случае, не повредит.

Тема, похоже, была исчерпана, и в течение следующих пятнадцати минут напряженное молчание на мостике нарушалось лишь тихими командами капитана рулевому, который старался держать судно на глубине не менее десяти фатомов.

Себастьян разрядил обстановку:

– По-моему, впереди что-то есть.

Среди слабых отражений звезд на фоне водной глади что-то темнело. Отмель? Подводный камень? Послышался всплеск, будто от опущенного в воду и вновь поднятого весла.

– Сторожевая лодка! – воскликнул командир и нагнулся к переговорной трубе. – Полный ход.

Палуба под ногами резко накренилась, и шепот двигателя вырос до монотонного гула – задрав нос, торпедный катер ринулся вперед, точно бык на красную тряпку.

– Держитесь! Я иду на таран. – Командир говорил нормальным разговорным тоном, а спереди уже донеслись разноголосые вопли и судорожные всплески весел: сторожевая лодка стремилась уйти из-под удара.

– Прямо на них, – спокойно руководил командир, и рулевой чуть скорректировал курс.

Вспышка и хлопок, вспышка и хлопок – кто-то в сторожевой лодке умудрился стрелять в тот момент, когда катер ударил по ней. Удар получился скользящий; лодку развернуло, и торчавшие сбоку весла с хрустом и треском срезало.

Оказавшись под планширом катера, лодка вскоре уже бултыхалась за кормой продолжавшего идти своим курсом судна.

И вдруг темнота кончилась. Со всех сторон в небо устремились искрящиеся огни, которые, превращаясь в голубоватые шары, озарили все вокруг жутковатым сиянием.

– Сигнальные ракеты, ей-богу! – воскликнул командир катера.

Теперь им по обе стороны были видны мангровые заросли, а впереди – развилка с двумя рукавами.

– Идем в южную протоку. – На сей раз командир уже несколько повысил голос, и судно ринулось вперед, носом рассекая воду белыми крыльями, то подлетая, то падая на небольшом, вызванном отливом волнении, так что стоявшим на мостике пришлось крепко ухватиться за поручень.

И тут все разом ахнули от резкой боли в глазах, вызванной мощным потоком ослепительно белого света. Он бил с темнеющего клина земли, разделявшей два рукава, и почти сразу же следом за ним на внешних берегах двух проток вспыхнули еще два прожектора. Их лучи сомкнулись на катере, словно щупальца кальмара на летающей рыбке.

– Заткните эти прожекторы! – крикнул капитан катера своим артиллеристам, сидевшим у орудий по углам мостика. Трассирующий снаряд, описывая плавную дугу, полетел в направлении прожекторов. Выглядел он весьма неубедительно на фоне тех источников света, которые ему надлежало потушить.

Торпедный катер ворвался в протоку.

Послышался новый звук – ритмичное тум-тум-тум, – словно где-то вдалеке заработал водяной насос. Лейтенант Киллер вступил со своими скорострельными многоствольными орудиями.

С темнеющего острова полетели трассирующие снаряды. Поначалу будто бы медленно, но быстро набирая скорость по мере приближения, они проносились мимо с жужжанием, точно огненные фазаны.

– О Господи! – невольно вырвалось у Флинна, хотя он вряд ли вкладывал в свои слова какой-то смысл. Поспешно присев на палубу, он стал развязывать шнурки ботинок.

В мертвенно-бледных лучах прожекторов торпедный катер рвался вперед сквозь тучи брызг, поднятых рвущимися вокруг снарядами. Выпущенные его орудиями трассирующие все так же описывали пунктирные дуги в направлении острова и неожиданно достигли желаемого результата: луч одного из прожекторов пропал. Когда пуля разбила стекло, нити накаливания, прежде чем перегореть, краснели в течение еще нескольких секунд.

Благодаря уменьшенной интенсивности слепящих лучей Себастьян смог посмотреть вперед и увидел… морского змея. Тот лежал поперек протоки, будто бы покачиваясь на воде, растянувшись от берега до берега, то обнажая спину среди волн, то прячась между ними – длинный, извилистый и зловещий. Бревенчатое заграждение лейтенанта Киллера раскрыло им навстречу свои объятия.

– Боже правый, а это что?

– Лево на руль! – заорал командир катера. – Полный назад.

Однако прежде чем судно успело отреагировать на эти команды или на вращение своих винтов, оно уже налетело на четырехфутовое бревно длиной футов сто. Бревно, точно гранитная скала, намертво остановило его, с хрустом вонзившись в носовую часть.

Стоявшие на мостике кучей покатились по палубе. Первой от этой кучи отделилась внушительная фигура Флинна Патрика О’Флинна; в одном носке он устремился к борту катера.

– Флинн, куда ты? – крикнул ему вслед Себастьян.

– Домой, – отозвался Флинн.

– Подожди меня. – Себастьян успел подняться на колени.

Взревевшие двигатели стащили катер с заграждения задним ходом, но треск и скрип фанерного днища говорили о нанесенном ему смертельном ранении. Судно начало тонуть с поразительной для Себастьяна скоростью. Вода уже подступала к рубке.

– Покинуть судно! – заорал капитан.

– Да уж, пожалуй! – воскликнул Флинн и, нелепо размахивая руками и ногами, прыгнул в воду.

Словно игривый тюлень, торпедный катер вдруг, извернувшись, оказался на боку. Себастьян прыгнул за борт. Уже в полете он набрал воздух и невольно напрягся, готовясь к падению в холодную воду.

Вода оказалась на удивление теплой.

69

С капитанского мостика крейсера ВМФ Великобритании «Ринаунс» потерпевшие кораблекрушение напоминали кучку ободранных водяных крыс. На рассвете они бултыхались вокруг устья с темной протухшей водой там, где Руфиджи выплюнула их, словно фекалии из городской канализации. Благодаря отсутствию крови «Ринаунс» успел подобрать их еще до акул. Были сломанная нога, сломанная ключица, несколько ребер, но каким-то чудесным образом обошлось без крови. Таким образом, «Ринаунсу» удалось спасти весь экипаж в составе четырнадцати человек, включая двух «лоцманов».

Они появились на борту со спутанными волосами, перемазанными лицами и распухшими, воспаленными от машинного масла глазами. Поддерживаемые с обеих сторон членами команды крейсера, жалкой вымокшей толпой они проследовали в корабельный лазарет, оставляя позади себя смердящий шлейф Руфиджи.

– Так, – рассуждал Флинн О’Флинн, – если мы и теперь не получим по медали, я возвращаюсь к своему прежнему ремеслу – и пошли они все!

* * *

– Так, – рассуждал капитан Артур Джойс, ссутулившись над своим столом, – ошеломительного успеха мы не добились. – Насвистывать «Типперэри» ему совершенно не хотелось.

– Даже ни намека на то, сэр, – подтвердил капитан торпедного катера. – Боши[32]32
  Boche (нем.) – пренебрежительное прозвище немецкого солдата.


[Закрыть] явно готовились к такому нападению.

– Бревенчатое заграждение… – Джойс покачал головой, – подумать только – да они тут наполеоновскую войну затеяли! – Он произнес это обиженным тоном, словно стал жертвой нечестной игры.

– И надо сказать, весьма успешно, сэр.

– Да, пожалуй, – со вздохом согласился Джойс. – Что ж, по крайней мере мы выяснили, что атаковать по протоке нецелесообразно.

– За те несколько минут, что нас относило течением от заграждения, я успел взглянуть по сторонам и увидел, как мне показалось, нечто похожее на мину. Почти уверен, что боши установили за своим заграждением мины, сэр.

– Благодарю вас, капитан, – кивнул Джойс. – Я позабочусь о том, чтобы высшее командование было должным образом осведомлено о ваших действиях. Считаю их весьма достойными. – Затем он добавил: – Мне было бы также важно услышать ваше мнение о майоре О’Флинне и его сыне. Вы считаете, на них можно положиться?

– Как вам сказать… – Капитан несколько замялся: ему не хотелось быть необъективным. – Плавать они умеют, а у того, что помоложе, вроде бы неплохое зрение. А так – вряд ли я могу судить о них, сэр.

– Что ж, понятно. И все же мне бы хотелось узнать о них побольше: на следующей стадии этой операции на них придется серьезно полагаться. – Он встал. – Надо бы с ними поговорить.

* * *

– Вы что – серьезно хотите, чтобы кто-то отправился на борт «Блюхера»? – ошеломленно переспросил Флинн.

– Я же уже объяснил вам, майор, насколько мне важно знать, в каком он состоянии. Мне нужно прикинуть, когда он может появиться из дельты. И мне нужно знать, каким временем я располагаю.

– Безумие, – прошептал Флинн. – Это же откровенный идиотизм. – Он уставился на Джойса в полном недоумении.

– Вы рассказывали мне, что на берегу у вас хорошо организованная разведка и люди, которым вы доверяете. И действительно, мы ведь благодаря вам узнали о заготовке немцами дров и об отправке их на судно. Нам известно, что они набрали среди туземцев целую армию, которую используют не только на рубке деревьев, но и на тяжелых работах на борту судна.

– И? – настороженно спросил Флинн.

– И один из ваших людей мог бы внедриться в ряды тех, кто работает на «Блюхере».

Флинн тут же воспрял: он предполагал, что ему – Флинну Патрику О’Флинну – Джойс предложит лично руководить операцией по выяснению полученных «Блюхером» повреждений.

– Вполне возможно. – Последовала длительная пауза, в течение которой Флинн обдумывал различные нюансы такого сотрудничества. – Разумеется, вы понимаете, капитан, что мои люди не такие пламенные патриоты, как мы с вами. И они за так не работают. Они… – Флинн подыскивал подходящее слово. – Они…

– Наемники?

– Да, – согласился Флинн. – Именно.

– Гм… – задумался Джойс. – То есть им надо будет заплатить?

– Да, и немало. Они наверняка захотят кругленькую сумму, и ведь их нельзя за это винить, не так ли?

– Человек, которого вы пошлете, должен быть настоящим профессионалом.

– Он таким и будет, – заверил его Флинн.

– От имени правительства ее величества за полный и подробный отчет о месторасположении и состоянии «Блюхера» я бы мог предложить сумму в… – он чуть призадумался, – тысячу фунтов.

– Золотом?

– Золотом, – согласился Джойс.

– Думаю, этого будет вполне достаточно. – Флинн закивал и перевел взгляд на Себастьяна с Розой, сидевших рядышком на кушетке. Они держались за руки и явно испытывали гораздо больший интерес друг к другу, нежели к теме беседы Флинна с капитаном Джойсом.

«Хорошо, – думал Флинн, – что племя уакамба, из которого комиссар Фляйшер в основном набирал рабочую силу, предпочитает бритые головы». Европейцу ни за что не добиться схожести своих прямых волос с жесткой шерстяной «шапочкой» туземца. А еще хорошо, что есть дерево мсенга». Из коры мсенга рыболовы Центральной Африки делали отвар, которым пропитывали свои сети. От такой пропитки сети становились прочнее, а кожа рук сильно окрашивалась. Флинн как-то макнул палец в такой отвар, и тот, несмотря ни на что, в течение двух недель оставался черным.

И наконец, теперешний нос Себастьяна тоже оказался кстати: его новые контуры смотрелись определенно негроидными.

70

– Тысяча фунтов! – восклицал Флинн О’Флинн словно благодарение и, набрав очередную пригоршню черной жижи, выливал ее на выбритый череп Себастьяна Олдсмита. – Только представь себе, Басси, малыш, – целая тысяча фунтов! И твоя доля составит ровно половину – пятьсот фунтов. Невероятно! Ты сможешь полностью расплатиться со мной и наконец вылезешь из долгов.

Они расположились на реке Абати – одном из притоков Руфиджи – в шести милях выше по течению от лесозаготовок комиссара Фляйшера.

– Можно сказать, дармовые деньги, – дорассуждался Флинн. Он уютно расположился в кресле из полосок сыромятной кожи возле оцинкованного корыта, в котором, поджав колени к самому подбородку, скрючился Себастьян со скорбным ликом спаниеля, которого купают в противоблошином шампуне. Цветом и вязкостью жидкость, в которой он восседал, походила на кофе по-турецки, его лицо и тело уже приобрели темный пурпурно-шоколадный оттенок.

– Себастьяна не интересуют эти деньги, – сказала Роза Олдсмит. Стоя возле корыта на коленях, точно заботливая мамаша, купающая свое дитя, она пригоршнями отвара мсенга поливала плечи и спину Себастьяна.

– Знаю-знаю! – поспешно отозвался Флинн. – Мы все руководствуемся чувством долга. Все мы помним малышку Марию – да хранит Господь ее крохотную душу! Но деньги-то не помешают.

Себастьян закрыл глаза, когда очередная пригоршня жижи заструилась по его голове.

– Вотри ее в морщинки под глазами и под подбородком, – посоветовал Флинн, и Себастьян послушно последовал совету. – Давай-ка еще разок повторим, чтобы ты там все не испоганил. Один из двоюродных братьев Мохаммеда руководит группой, что грузит дрова на катер. Они располагаются на берегу Руфиджи. Сегодня ночью Мохаммед проведет тебя туда, а завтра его брат проведет тебя на один из катеров, которые возят груз на «Блюхер». Тебе лишь нужно внимательно смотреть по сторонам. Джойс просто хочет знать, что у них там за ремонт, работают ли котлы и прочее в таком духе. Понял?

Себастьян мрачно кивнул.

– Завтра вечером вернешься вверх по реке, улизнешь в темноте из лагеря – и к нам сюда. В общем-то плевое дело, а?

– Ага, – пробубнил Себастьян.

– Тогда вылезай и сохни.

Сухой горный ветерок обдувал тело, и пурпурный оттенок кожи постепенно сменился матово-шоколадным. Роза целомудренно удалилась в расположенную позади их лагеря рощицу. Флинн то и дело подходил к Себастьяну и трогал его кожу.

– Все нормально, – оценивал он, – почти готово. – Или: – Да ты лучше настоящего туземца. – В конце концов он велел на суахили: – Так, Мохаммед, займись его лицом.

Мохаммед уселся перед Себастьяном, держа крохотную бутылочную тыкву в качестве палитры с косметикой – смесью животного жира, золы и охры – и стал пальцами наносить ему на щеки, нос и лоб традиционную раскраску племени. Склонив голову набок, как художник, он машинально причмокивал в течение всего процесса работы пока наконец с удовлетворением не завершил ее.

– Готов.

– Давай одежду, – скомандовал Флинн. Это прозвучало явным преувеличением: едва ли облачение Себастьяна можно было назвать одеждой.

На шее болталась лубяная полоска, на которой висел рог антилопы с затычкой, наполненный нюхательным снадобьем, да на плечи был накинут пропахший дымом костра и человеческим потом кусок звериной шкуры.

– Воняет! – воскликнул Себастьян, передернувшись от соприкосновения с «одеждой». – Небось еще и вшивый.

– Зато настоящий – не подделка, – радостно отозвался Флинн. – Отлично, Мохаммед. А теперь покажи ему, как приспособить истопо – «шапочку».

– Не буду же я и ее надевать, – запротестовал Себастьян, испуганно наблюдая, как к нему с улыбкой направился Мохаммед.

– Будешь как миленький, – решительно отмел его возражения Флинн.

Под «шапочкой» подразумевался полый шестидюймовый кусок горлышка бутылочной тыквы – калебасы. Антрополог назвал бы это футляром для пениса. Применялся он с двойной целью: во-первых, уберечь носителя от острых шипов и укусов насекомых, а во-вторых, подчеркнуть его мужское достоинство.