Текст книги "Золотой Лис"

– Вон! Ты их видишь, Белла? – снова прокричал Гарри.

– Да! Да! Они просто великолепны! – восторженно отозвалась она.

Там, у края прогалины, вытянувшись в цепочку, бежали три огромных слона. Их уши широко растопырены; ветер надувал их, как треугольные паруса арабского дау. Спины были изогнуты в исполинские горбы, так что ей были видны крутые дуги их хребтов под толстой серой кожей, увенчанные небольшими хохолками, и длинные кривые бивни, поблескивающие над задранными вверх головами.

Когда они проносились над бежавшим впереди вожаком, тот повернулся, чтобы встретить их лицом к лицу. Его длинный змеевидный хобот взметнулся вверх, словно пытаясь дотянуться до самолета и сдернуть его с неба. В эту минуту Гарри резко потянул на себя рычаг управления. Изабеллу прижало к креслу, под ложечкой засосало, а самолет тенью скользнул над неровной голубоватой вершиной утеса и взмыл в высокое безоблачное африканское небо.

Тот, здоровый, потянет на все семьдесят фунтов. Гарри прикидывал вес бивней вожака, повернув голову и оглядываясь через плечо; он вел самолет не глядя, на чистой интуиции, даже на практически вертикальном подъеме.

– Как ты думаешь, отец, они на нашей территории? – спросил он, опустив нос самолета, сбросив скорость и выровняв машину для возобновления горизонтального полета.

– На самом ее краю. – Шаса расслабленно сидел рядом с ним в правом переднем кресле. Он сам учил Гарри летать и отлично знал его возможности. – Вон там начинается Национальный парк, видишь просеку посреди леса, это и есть граница заповедника.

– Эти джумбо, кажется, направляются прямо туда. – Изабелла облокотилась на спинку отцовского кресла; он повернулся и подмигнул ей.

– Бьюсь об заклад, так оно и есть, – согласился он.

– Ты хочешь сказать, что они знают, где кончаются охотничьи угодья и начинается заповедник?

– Не хуже, чем ты знаешь дорогу в свою собственную ванную. Заповедник для них дом родной, и они бегут туда при первой же опасности.

– А где лагерь, ты видишь его? – спросил Гарри.

– Он чуть южнее того холмика. – Шаса показал вперед через козырек кабины. – Ага, вот и дым. Взлетно-посадочная полоса идет параллельно вон тем темным зарослям кустарника.

Гарри вновь сбросил скорость, и самолет понесся навстречу этой девственной земле, низко пролетев над полосой, проложенной через кустарник, дабы удостовериться, что она свободна.

Прямо на заросшей травой полосе паслось маленькое стадо зебр; при виде самолета оно рассеялось, и животные галопом умчались прочь. За каждым из них протянулся тонкий шлейф пыли.

– Чертовы ослы, – пробормотал Гарри. – Задень одного такого, и крыла как не бывало.

Внизу Изабелла увидела открытый грузовик, припаркованный возле примитивного ветрового конуса. Она надеялась обнаружить за его рулем старшего брата, но тут же разглядела, что это был один из водителей-негров. Она разочарованно вздохнула. С Шоном они не виделись более двух лет, и она очень по нему соскучилась.

Гарри развернул двухмоторный «бичкрафт», и тот стал заходить на посадку. Он выпустил шасси; на приборной доске загорелись три зеленых огонька. Сильные руки ловко и уверенно управлялись с рычагами; он в последний раз проверил показания приборов и направил машину вниз под крутым углом, чтобы не зацепить верхушки деревьев, тесно обступивших взлетно-посадочную полосу.

«Он великолепный пилот, – восхищенно подумала Изабелла, в полной мере оценив его мастерство. – Практически ни в чем не уступает отцу».

Из Йоханнесбурга они вылетели на реактивном самолете, принадлежащем компании. Гарри посадил его в Солсбери, и они провели ночь в отеле «Мономатапа». Наутро Шаса и Гарри встретились с Яном Смитом, премьер-министром Родезии. Затем они пересели в маленький «бичкрафт», на котором и проделали оставшуюся часть пути. Дело в том, что реактивному самолету для безопасной посадки требовалось не менее тысячи метров полосы, в то время как двухмоторный «бичкрафт», ведомый умелым пилотом, без труда садился на короткую земляную полосу в Чизоре.

Самолет приземлился с опущенными закрылками, и Гарри твердой рукой буквально припечатал его к полосе, не дав ему даже подпрыгнуть. Поверхность полосы была неровной, машину трясло и раскачивало. Стена из деревьев стремительно надвигалась на них, но он вовремя врубил все тормоза, и самолет медленно покатился в дальний конец полосы. Там он вновь включил двигатель, развернулся и подъехал прямо к ожидавшему их грузовику.

Как только Гарри заглушил моторы, «бичкрафт» был буквально атакован обслуживающим персоналом лагеря. Шаса открыл люк, выбрался на крыло и, спрыгнув на землю, принялся пожимать руки и приветствовать собравшихся в строгом соответствии с лагерной иерархией. Большинство из них работали на компанию, обслуживая сафари с момента ее основания, так что Шаса знал каждого по имени.

Однако всеобщее ликование еще более усилилось, когда вслед за ним с крыла спрыгнула Изабелла; тут уже ослепительные белозубые африканские улыбки растянулись до ушей. Хотя в Чизоре она появлялась только наездами, по популярности здесь ей не было равных. Местные обитатели называли ее Квези, Утренняя Звезда.

– У меня есть для тебя свежие помидоры и латук, Квези, – заверил ее Лот, главный садовник лагеря. Сады и огороды в Чизоре удобрялись навозом буйволов и слонов; в результате здешние фрукты и овощи сделали бы честь любой сельскохозяйственной выставке. Ну а пристрастие Квези к салатам было известно всем.

– Я поставил твою палатку на самом краю лагеря, Квези, – сообщил ей Исаак, лагерный дворецкий. – Чтобы по утрам ты могла слушать пение птиц. Шеф-повар приготовил для тебя твой любимый чай руибос. – Чай, настоянный на травах с гор Мыса, был еще одной слабостью Изабеллы.

Тем временем Гарри откатил «бичкрафт» в специальный ангар из прочной проволоки, чтобы львы и гиены за ночь не изгрызли ему шины. Носильщики разместили багаж в кузове открытого грузовика. Затем Гарри сел за руль «тойоты», и они затряслись по неровной дороге через лес, отделявший их от лагеря.

Позади был сезон дождей, земля вдоволь напилась влаги, и дичи было в изобилии. Песчаная тропа, по которой они ехали, была испещрена следами животных. Когда деревья вокруг кончились и перед ними открылась широкая прогалина, у противоположного края которой раскинулся лагерь, они увидели стада зебр и лоснящихся красно-коричневых антилоп импала, безмятежно пасущихся на серебристой зимней траве. Шон неукоснительно придерживался строжайшего правила: ни одного выстрела на расстоянии двух миль от лагеря. Впрочем, особых неудобств этот запрет никому не причинял, ибо Чизорские охотничьи угодья простирались более чем на десять тысяч квадратных километров.

Неподалеку от лагеря, в самом центре прогалины, образовалось небольшое озеро с мутной водой. Через некоторое время оно пересохнет, и стада животных покинут это место. Тогда Шон, в свою очередь, должен будет свертывать этот лагерь и следовать за ними вниз, к берегам озера Кариба, где у него также подготовлено место для лагеря.

Длинный ряд зеленых палаток был установлен на самой опушке леса, чтобы они не слишком бросались в глаза; за каждой палаткой пристроились душевая кабина и туалет над выгребной ямой. Обеденная палатка была окружена тростниковой изгородью. Вокруг лагерного костра стояли брезентовые шезлонги для отдыха гостей; огромные бревна горели день и ночь, не угасая ни на минуту. Все слуги носили свеженакрахмаленную униформу, а Исаак, как и подобает дворецкому, расхаживал с широкой малиновой лентой через плечо.

Передвижной генератор обеспечивал освещение лагеря и питал целую армаду холодильников и морозильных камер, размещавшихся в глинобитной кладовой. На тростниковой кухне колдовал шеф-повар, сотворяя изысканные блюда, способные удовлетворить вкусы любого гурмана. Здесь было представлено все, составляющее так называемую лагерную кухню Хемингуэя. Разумеется, самое видное место занимали кубики льда и стройные ряды всевозможных бутылок в баре. К услугам гостей были пять различных сортов лучшего виски и три сорта солодового эля. Бутылка первосортного «Шабли Водезир» покоилась в серебряном ведерке со льдом. Для клиентов с более приземленными вкусами имелись все необходимые компоненты для приготовления «Пиммз-1» и «Кровавой Мери». Бокалы были из чистого стюартского хрусталя. Клиенты, которые могли себе позволить столь дорогое развлечение, как сафари, не без основания полагали, что уж эти-то минимальные удобства им в любом случае должны быть предоставлены.

Служащие в униформе заблаговременно наполнили баки в индивидуальных душевых горячей водой. Пока гости смывали с себя пыль, они распаковали багаж и в каждой палатке приготовили для ее обитателя костюм для сафари.

Отдохнув и освежившись, вся семья собралась у лагерного костра; Шаса посмотрел на часы.

– Пожалуй, еще рановато для того, чтобы пропустить рюмашку?

– Чепуха, – заявил Гарри. – Отдыхать так отдыхать. – Он окликнул бармена и заказал напитки.

Сидя у костра, Изабелла с наслаждением потягивала холодное белое вино. В первый раз за два года она ощущала покой и умиротворенность; почему-то она подумала о Майкле. Пожалуй, только его и не хватало ей сейчас для полного счастья. Она смотрела, как прекрасные дикие животные бесконечной чередой спускаются к озеру на водопой, и рассеянно прислушивалась к разговору между отцом и Гарри.

Они обсуждали нынешнего клиента Шона, немецкого промышленника по имени Отто Хайдер.

– Он лет на двадцать старше Шона, но они нашли друг в друге родственную душу. Оба отчаянные авантюристы. Страшно представить, что они вдвоем вытворяют, – сообщил Шаса. – Чем сомнительнее и опаснее предприятие, тем большее удовольствие старина Отто получает. Он наотрез отказывается охотиться с кем-либо, кроме Шона.

– Я попросил Особый отдел предоставить мне о нем исчерпывающую информацию, – кивнул Гарри. Особым отделом он называл закрытое подразделение «Кортни энтерпрайсес», директор которого был подотчетен непосредственно самому Гарри. Это была своего рода его личная разведывательная служба. Она занималась всем – начиная от вопросов обеспечения безопасности компании и кончая промышленным шпионажем. – Отто Хайдер в самом деле прирожденный игрок. Одно перечисление того, чем он владеет, занимает четыре печатные страницы, но рискует он по-черному. Не думаю, что с нашей стороны было бы благоразумно с ним связываться, я имею в виду финансовые дела. Он слишком азартен. По моим подсчетам, он залез в долги по меньшей мере на три миллиарда марок.

– Согласен. – Шаса задумчиво покачал головой. – Парень он, конечно, интересный, но не для нас. Кстати, ты знаешь, что он возит с собой на сафари свой собственный банк крови на случай, если на него вдруг наступит слон или буйвол подденет его на рога?

– В первый раз слышу. – Гарри подался вперед в своем шезлонге.

– И какой крови – совсем юной и свежей, – улыбнулся Шаса. – Можно сказать, в ее естественной среде. К тому же сама себя переливает.

– И что все это значит? – Даже Изабелла была заинтригована.

– А то, что он возит с собой двух профессиональных медсестер. Две очаровательные блондинки, обеим нет и двадцати пяти, и, что самое интересное, у обеих группа крови АВ с положительным резусом. Так что в случае необходимости он может выкачать ее из одной из них, в то время как другая будет оказывать ему квалифицированную медицинскую помощь.

Гарри одобрительно хмыкнул.

– А если ему даже и не понадобится кровь, такие штучки на сафари в любом случае пригодятся. Просто переливание будет проводиться в обратном направлении.

– Какой же ты пошляк, Гарри, – улыбнулась Изабелла.

– Я! Если уж кто и пошляк, так это старина Отто. А знаешь, я, пожалуй, передумал. Возможно, имеет смысл установить с ним деловые контакты. Подобная предусмотрительность характеризует его с самой лучшей стороны.

– Забудь об этом. Во-первых, завтра утром Отто покидает нас вместе со своими медсестрами. Во-вторых, завтра во второй половине дня прибывает клиент, в котором мы на самом деле заинтересованы. Шон высадит Отто в Солсбери и вернется с новым клиентом… – Шаса оборвал свою речь на полуслове и, заслонившись ладонью от солнца, стал вглядываться в даль через широкую прогалину, на краю которой стоял лагерь. – Кажется, я слышу машину Шона. Ага, вот и он.

Крохотный силуэт охотничьего грузовичка выскочил из леса примерно в миле от них, с противоположной стороны поляны.

– Мистер Шон, видно, очень спешит.

Вскоре отдаленный звук мотора превратился в грозный рев. В тихое вечернее небо поднялся высокий столб пыли. Животные, скопившиеся у водопоя, в панике устремились к опушке леса.

Машина, открытая «тойота», быстро приближалась, и они уже могли разглядеть тех, кто в ней сидел. Кузов и кабина «тойоты» были сняты, а ветровое стекло лежало прямо на капоте. На высоком заднем сиденье подпрыгивали четверо пассажиров – два чернокожих следопыта Шона в комбинезонах цвета хаки и две белые женщины. Изабелла решила, что это и есть те самые немецкие медсестры, ибо они полностью соответствовали описанию – молодые симпатичные блондинки.

На переднем пассажирском сиденье развалился пожилой мужчина в костюме для сафари, явно сшитом по специальному заказу. На носу у него красовались очки в золотой оправе, а на голову нахлобучена широкополая ковбойская шляпа, вокруг которой обмотана лента из шкуры леопарда. По его самодовольно-уверенному виду нетрудно было догадаться, что перед ними сам Отто Хайдер, тот самый клиент, которого они только что обсуждали.

За рулем несущейся во весь опор «тойоты» сидел Шон, и Изабелла не смогла сдержать своих чувств. Она вскочила с шезлонга и побежала к калитке в изгороди.

На Шоне была охотничья рубашка с петлями на груди, в которых торчали два медных патрона крупного калибра. Рукава рубашки отрезаны у самых плечей, так что его руки полностью обнажены. Под смуглой и блестящей, словно промасленной, кожей переливались крепкие мускулы; весь он буквально излучал силу и здоровье. Его длинные, до плеч, волосы были аккуратно подстрижены на концах. Их поддерживал кожаный ремешок в стиле команчей, но он был не в состоянии укротить эти блестящие иссиня-черные кудри, бьющиеся на ветру и развевающиеся, как флаг, вокруг его головы; он гнал грузовик на полной скорости прямо к калитке в ограде.

Он с такой силой нажал на тормоза, что тяжелая машина круто развернулась боком ко входу и остановилась в густом облаке поднятой ею же пыли. Шон выпрыгнул из нее и быстро зашагал к ним. На нем были только очень короткие шорты цвета хаки, еле прикрывавшие зад, и мокасины из шкуры куду; носков Шон не признавал.

– Шон! – радостно воскликнула Изабелла, но он, как ураган, пронесся мимо нее с искаженным от ярости лицом. Она ошарашенно посмотрела ему вослед.

Проигнорировав отца точно таким же манером как и сестру Шон направился к младшему брату.

– Какого черта ты тут выпендриваешься? – осведомился он с холодной яростью в голосе; счастливая ухмылка тут же сползла с лица Гарри.

– Я тоже очень рад тебя видеть. – Голос Гарри звучал ровно, но его глаза за толстыми стеклами очков раздраженно сверкнули.

Шон протянул руку и ухватился за ворот рубашки Гарри. Одним рывком он приподнял брата и выдернул его из шезлонга. Это была демонстрация незаурядной силы, ибо Гарри был крупным, атлетического сложения мужчиной.

– Позволь тебе кое-что рассказать, – прорычал Шон. – Я потратил четыре дня на то, чтобы подобраться на выстрел к единственному приличному слону, которого видел за весь сезон. И вот, в самый критический момент, появляется этакий доморощенный фон Рихтговен, выделывает тут фигуры высшего пилотажа и путает нам все карты!

– Послушай, Шон, я ведь не… – попытался утихомирить его Гарри, но тот не желал ничего слушать.

– Ты, чертов бумагомаратель, конторская крыса! Ты, маменькин сынок, изображающий из себя невесть что! Какого хрена ты хочешь здесь чего-то доказать?

– Шон, – Гарри примирительно поднял вверх обе руки, – послушай, успокойся. Ну откуда я мог это знать?

– Успокойся? После того как ты навел шороху на моей территории и спугнул моего джумбо? Успокойся? После того как ты облапошил моего лучшего клиента и лишил нас последней возможности подстрелить крупного слона в это сафари?

– Я же сказал, что мне очень жаль.

– Ну, если тебе жаль сейчас, могу себе представить, как тебе будет жаль через пять минут, – заявил Шон. Левой рукой, по-прежнему сжимавшей рубашку Гарри, он резко толкнул его назад. Гарри инстинктивно напрягся, перенеся вес чуть вперед. В то же мгновение Шон рванул его на себя, застигнув Гарри врасплох.

Шон даже не отвел свою правую руку для удара. Он просто выбросил вперед кулак на каких-нибудь пять дюймов, но в это короткое движение он вложил всю мощь своих широченных мускулистых плеч, к тому же Гарри, подавшись вперед, сам нарвался на удар. Он пошатнулся, очки слетели с его носа. Шезлонг оказался у него прямо под коленями, он потерял равновесие и тяжело и неуклюже упал, с размаху ударившись спиной о землю.

– Черт побери, неплохо вышло, – сказал Шон; сжимая и разжимая правый кулак, он обошел опрокинувшийся шезлонг, чтобы вновь очутиться рядом со своим противником.

– Шон! – Изабелла еле оправилась от шока. – Шон, перестань сейчас же! Оставь его в покое! – Она бросилась было к братьям, намереваясь разнять их, но Шаса поймал ее за руку и удержал на месте. Она попыталась вырваться, но он легко пресек все ее поползновения.

Гарри с трудом приподнялся и сел. На его лице застыло ошеломленное выражение. Из одной его ноздри стекала тоненькая струйка крови, и он шмыгнул носом, пытаясь втянуть ее обратно. Затем он поднял руку и размазал кровь по верхней губе. Он поднес окровавленную руку к глазам и, близоруко щурясь, стал рассматривать ее, будто не веря в происходящее.

– Давай, ты, важная шишка. – Шон стоял над ним и ухмылялся. – Поднимайся. Давненько я ждал этого случая.

– Оставь его, Шон. Пожалуйста! – Эта злость, кровь, открытая вражда, внезапно вспыхнувшая между столь дорогими ее сердцу людьми, приводили Изабеллу в ужас. – Перестань! Сейчас же перестань!

– Замолчи, Белла! – Отец сильно встряхнул ее. – Не вмешивайся.

Гарри, все еще сидя на земле, помотал головой, как огромный сенбернар.

– Ну, давай, вшивый председатель вшивого совета директоров! – подзуживал его Шон. – Вставай, мистер Бизнесмен Года! Посмотрим, на что ты способен, украшение журнала «Форчун-500».

– Не мешай им, Белла. – Шаса по-прежнему стискивал ее руку. – Рано или поздно это должно было случиться. Это тянется уже двадцать лет. Пусть они наконец разберутся между собой.

И вдруг Изабеллу озарило. Шон, сам того не желая, выдал зависть и обиду, что накапливались у него всю жизнь.

Ибо Шон был первенцем, наследным принцем, любимцем всей семьи. Все эти титулы и почести предназначались ему. Именно он должен был стать преемником отца и удостоиться его благосклонности и доверия, и всего этого он лишился. Его обокрал этот жалкий дохляк.

– Ссун, – произнес Шон. – Очкарик.

Так он дразнил Гарри в детстве. Изабелла отлично помнила, с каким чувством превосходства старший брат относился к младшему. Она припомнила, как в холодные зимы на Мысе, когда горы Готтентотской Голландии покрывались толстым снежным ковром, Шон вытаскивал Гарри из постели на самом рассвете и отправлял его в туалет, чтобы тот согрел для него стульчак. Ей пришло на память множество других случаев унижений и издевок, посредством которых Шон утверждал свою власть над братом-слабаком.

Гарри поднялся на ноги. В течение двадцати лет он неустанным трудом укреплял и развивал то хилое, болезненное тело, что досталось ему от рождения. Теперь его грудь вздувалась могучими мышцами; она поросла жесткими курчавыми волосами, выпиравшими из разреза его рубашки. Его руки и ноги были настолько развиты физическими упражнениями, что казались несоразмерными телу. И все же он был почти на четыре дюйма ниже своего старшего брата; это особенно бросалось в глаза в эту минуту, когда они стояли лицом к лицу.

– Значит так, – спокойно сказал он, – это было в последний раз. Больше это никогда не повторится. Ты меня понял?

– Нет. – Шон покачал головой, пряча свою злобу за насмешливой ухмылкой. – Ничего я не понял, ссун. Тебе придется объяснить мне подоходчивей.

Тем временем немец и обе его роскошные медсестры тоже выбрались из «тойоты» и последовали за Шоном внутрь ограды. Теперь они с восторгом наблюдали за разворачивающимися событиями.

Лишившись своих очков, Гарри по-совиному щурил глаза; зубы его были стиснуты так, что мышцы челюсти образовывали чуть ниже ушей бугорки, формой и размером напоминающие грецкий орех. Шон, пружинисто покачиваясь на носках, наклонился и легонько хлопнул его по щеке, все с той же насмешливой ухмылкой на лице; и тогда Гарри бросился на него.

Он был очень быстр для такого грузного человека, быстр, как разъяренный буйвол, как голодный крокодил, но Шон был стремителен, как леопард. Он легко уклонился от этой бурной атаки, нырнул под руку Гарри и врезал ему с левой в живот прямо под ребра. С таким же успехом он мог бы швыряться кирпичами в тяжелый танк. Не издав ни звука, Гарри лишь вобрал голову в плечи и вновь устремился на него.

Шон, все так же издевательски ухмыляясь, приплясывал прямо перед его носом. Он позволял Гарри приблизиться и встречал его короткими прямыми ударами. Они отскакивали от его вздувшихся мышц с таким звуком, будто он бил бейсбольной битой по шине грузовика.

Немецкие медсестры радостно визжали, в притворном ужасе закатывая глаза. Лагерный обслуживающий персонал, побросав все свои дела, спешил насладиться невероятным зрелищем. Их головы торчали в ряд над низкой изгородью, ошалело вытаращившись на противников.

– Отец, останови их, – умоляла Изабелла, но Шаса не обращал на нее никакого внимания; он внимательно наблюдал за сыновьями, прикидывая шансы. Пока все шло именно так, как он ожидал.

Шон был воплощением изящества и класса; нанося удары, он не забывал каждый раз эффектно встряхивать своими длинными блестящими кудрями и игриво поглядывать на аудиторию, в первую очередь на белокурых медсестер.

В прямую противоположность ему Гарри двигался тяжело и размеренно, заставляя Шона тратить силы и энергию, чтобы уворачиваться от его могучих рук. Он был явно готов принять неограниченное число ударов в корпус, однако Шону было на удивление трудно попасть Гарри в голову. Он с успехом использовал один и тот же прием: в последний момент втягивал голову в плечи, и кулаки Шона ударялись об огромные бугры его мышц.

К тому же он демонстрировал совсем неплохую реакцию, и самые, казалось бы, верные выпады Шона, направленные в его голову, приходились в вовремя подставленные необъятные бицепсы или волосатые ручищи.

Поначалу атаки Гарри выглядели бессистемными. Затем, однако, Шаса понял, что он методично и последовательно загоняет Шона в угол изгороди, намереваясь зажать его там и войти в ближний бой. Каждый раз Шону удавалось выскользнуть, и каждый раз Гарри невозмутимо начинал все сначала. С терпением старой овчарки он вновь шел вперед, стремясь занять нужную позицию и безропотно снося град ударов, которыми осыпал его Шон. Кровь из носа попадала ему в рот и сбегала по подбородку прямо на охотничью рубашку цвета хаки.

Теперь уже насмешливая улыбка Шона выглядела довольно-таки вымученно, а поток колкостей давным-давно иссяк. Его движения понемногу утрачивали былую легкость. А Гарри все так же неумолимо надвигался на него, тесня и тесня Шона назад, все время назад. Удары Шона теряли резкость, он наносил их все реже и реже, его противник же был свеж, как будто они только что начали.

И вот настал момент, когда Гарри удалось наконец точно предугадать движение Шона, когда тот попытался отскочить вправо и вытянутой рукой преградить ему путь. Шон быстро отступил назад, чтобы восстановить равновесие, и тут же почувствовал спиной жесткий тростник изгороди. Он нырнул под вытянутую руку Гарри, и тот с другой руки нанес свой первый удар.

Зрители дружно ахнули; одна из медсестер пронзительно заверещала. Кулак Гарри обрушился на противника, как удар молнии, разгоняемый двумястами фунтами мускулов, костей и непреклонной воли. Он со свистом рассек воздух, и, хотя Шон и успел подставить руку, остановить его не смог. Он пришелся прямо в голову, по черепной коробке, выше линии волос; сила удара была такова, что длинные великолепные кудри взметнулись вверх, будто подхваченные порывом ветра.

На мгновение глаза Шона закатились, как у припадочного, блеснув чистейшими белками. Ноги его подкосились, колени едва не коснулись земли. Затем ему удалось частично оправиться, но все увидели, что холодный пот выступил у него на лбу, а лицо исказилось от боли; в панике он тщетно попытался избежать следующего медвежьего натиска.

Гарри устремился вперед, спеша воспользоваться ситуацией, которую он так долго и упорно создавал. Его руки были широко раскинуты, будто он намеревался заключить в объятия старинного друга. Внезапно он высоко подпрыгнул и спуртовал, как стайер при звуке колокола, оповещающего о начале последнего круга. Он обманул их всех, включая Шона. Они-то думали, что тяжеловесные рывки были всем, на что он способен, но оказалось, что это далеко не так.

Именно так нападает разъяренный буйвол; он медленно расхаживает перед своей жертвой, как бы убаюкивая ее, заставляя усомниться в том, что эта живая гора в самом деле настроена агрессивно. А затем, совершенно неожиданно, с ошеломляющей скоростью бросается на обреченного, поднимая его на рога, топча копытами, сея смерть вокруг себя.

Шон, наполовину оглушенный, на сей раз не успел уклониться. Руки Гарри сомкнулись вокруг него в смертоносном объятии, и они оба по инерции ввалились прямо в обеденную палатку. Столик для напитков опрокинулся, обдав их дождем из благородных вин и драгоценного хрусталя. Они топтали сверкающие осколки, стоя в густом облаке винных паров; затем их разрушительный путь пролег в глубь палатки.

Настала очередь длинного обеденного стола, покрытого кружевной скатертью; он с грохотом перевернулся, и розентальский сервиз разбился на десять тысяч весьма дорогих осколков. Покидая палатку с обратной стороны тем же манером, они с корнем вырвали из земли поддерживавшие ее тросы, и брезентовый верх устало опустился на головы слуг, занимавшихся сервировкой стола. Те с криками высыпали наружу, присоединившись к возбужденным зрителям.

Противники кружились вокруг поверженной палатки в каком-то диком вальсе. Разорвать хватку Гарри было немыслимо. Для верности он соединил руки за спиной брата в замок. Его могучие мускулы пульсировали и сокращались, сдавливая Шона, как питон душит свою добычу.

Одна рука Шона оказалась зажатой внутри этого смертоносного кольца. Свободным кулаком он яростно колотил Гарри по голове, но эти удары наносились куда попало, не причиняя особого вреда. Правда, один из них рассек Гарри губу, но его крупные белые зубы остались невредимы, после чего он просто нагнул голову, прищурил глаза и продолжал давить.

Под одобрительный рев чернокожих болельщиков и визг поклонниц Шона они врезались в дальнюю сторону тростниковой изгороди, проломив в ней внушительную дыру.

Затем оба бойца, не разжимая объятий, развернулись и на полном ходу ворвались в гущу зрителей, расположившихся в центре огороженного пространства. Одна из медсестер, оказавшаяся на их пути, была сбита с ног и кубарем покатилась по земле; мелькнули длинные загорелые ноги, развевающиеся юбки и кружевные трусики. В другое время это зрелище наверняка заинтересовало бы многих из присутствующих, но сейчас никто на нее даже не взглянул.

Гарри то и дело отрывал Шона от земли, пытаясь опрокинуть его на спину. Лицо Шона раздулось и побагровело, было трудно дышать, но ему удавалось по-кошачьи приземляться на ноги после этих чудовищных рывков, пока наконец Гарри не оттеснил его к лагерному костру. Подняв его в очередной раз, он опустил его прямо в огонь; языки пламени лизнули голые ноги Шона, опалив волосы на икрах, и прожгли тонкую подошву его мокасин из шкуры куду.

Шон отчаянно взвыл и высоко подпрыгнул в объятиях брата. Ему удалось отодвинуться от огня, но хватка Гарри была неумолима. Кряхтя от напряжения, он стал медленно, но верно гнуть его назад, как лук, на который натягивают тетиву. Обожженные ноги Шона не выдержали этого напора, и он опускался все ниже и ниже. Колени его коснулись земли, Гарри склонился над ним и, удовлетворенно крякнув, сжал свои стальные тиски еще на дюйм.

Воздух вырвался из легких Шона вместе с протяжным хриплым стоном; его лицо налилось кровью. Гарри еще раз крякнул и вновь стиснул свои объятия, бесжалостные, как механический пресс. Глаза Шона выкатились из орбит, нижняя челюсть отвисла. Язык его высунулся наружу и повис между зубами.

– Гарри! Ты убьешь его! – завопила Изабелла, теперь уже испугавшись за старшего из братьев. Но отец держал ее крепко, а Гарри, казалось, даже не услышал ее. Он крякнул и снова сдавил своего противника.

На этот раз все явственно услышали треск ребер Шона, похожий на треск ломающихся ивовых прутьев. Он вскрикнул и обмяк в руках Гарри, как полупустой мешок пшеницы. Гарри отпустил его и, тяжело дыша, сделал шаг назад. Его лицо тоже побагровело от приложенного усилия.

Шон попытался сесть, но боль в треснувших ребрах тут же пронзила его насквозь; он вновь застонал и судорожно схватился за грудь. Гарри обеими руками пригладил волосы, но непокорный хохолок на затылке незамедлительно вернулся на прежнее место.

– Ну вот, – спокойно произнес он. – С этой минуты ты будешь хорошо себя вести. Ты меня понял?

Шон все же исхитрился встать на колени, опираясь только на одну руку; другой он по-прежнему держался за грудь.

– Ты меня понял? – повторил Гарри, грозно нависая над ним.

– Иди ты, – еле слышно прошептал Шон, но даже такое незначительное усилие острой болью отозвалось в его груди.

Гарри нагнулся и ткнул в его поврежденные ребра коротким твердым большим пальцем.

– Ты меня понял?

– Ладно, ладно! – завопил Шон. – Понял.

– Вот и славно, – кивнул Гарри и повернулся к стоявшим в нерешительности медсестрам. – Фройляйн, – изрек он на вполне сносном немецком, – думаю, что нам понадобятся ваши профессиональные услуги.

Они с кудахтаньем бросились к пострадавшему. Поддерживая Шона с двух сторон, поставили его на ноги и отвели в палатку.

Только тогда Шаса выпустил руку Изабеллы.

– Ну что ж, – проборматал он, – кажется, на этом конфликт можно считать исчерпанным. – Он с сожалением взглянул на руины обеденной палатки. – Надеюсь, что та бутылка «Чивас» была у нас не последней.