Текст книги "Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник)"

Комната Кая во дворце Снежной Королевы действительно была точной копией той, где он с детства играл вместе с Гердой.

Королева постаралась на славу. Те же предметы, только ледяные. На тех же местах и настенные часы, и масляная лампа на столе, и сам стол, и даже бабушкино кресло.

В кресле сидел Кай.

Его пустой, почти замороженный взгляд выдавал в нём одного из лучших учеников Королевы. Рядом с креслом стояла Ледяная Герда. Она положила руку на плечо Кая, и он, по всей видимости, не имел ничего против.

– Я рад, что ты здесь, – лишённым всякого выражения голосом сказал Кай.

– И я очень рада, Кай, – в тон ему ответила Ледяная Герда. – Я поступлю в школу Снежной Королевы, и мы с тобой будем сидеть за одной партой.

– Моя парта – первая, – заметил Кай, – надо заслужить право сидеть за ней.

– Я заслужу, Кай, – пообещала Ледяная Герда. – И мы больше никогда не расстанемся.

– Как там бабушка? – спросил Кай.

Наверное, он ещё помнил, что этот вопрос следует задать, но в его словах не прозвучало никакого интереса.

– Не знаю, – ответила Ледяная Герда. – Может быть, умерла, а может быть, и нет. Мне всё равно.

– Мне тоже, – отозвался Кай. – Мне это случайно пришло в голову.

– Пусть больше не приходит, – посоветовала Ледяная Герда.

– Да, – кивнул Кай, – нельзя думать о таких пустяках.

– Совершенно верно, – кивнула головой Ледяная Герда. – Надо думать о себе. Остальное – не важно.

Снежная Королева наслаждалась их беседой. Она наблюдала за ними, удобно прислонясь к искрящейся от инея стене под ледяными часами. Не следует забывать, что та Герда, которая теперь стояла рядом с Каем, была не просто отражением настоящей, она была очередным коварным изделием Снежной Королевы!

А настоящая Герда воевала с ледяными дверьми.

Их оказалось великое множество, и все они норовили не пустить Герду. Но, в конце концов, они всё же распахивались, отомкнутые горячими руками Герды…

Через некоторое время она и Голос Сказки оказались перед дверью, за которой слышались чьи-то размеренные голоса. Но у Герды от холода посинели руки, и дверь поэтому никак не поддавалась.

Голос Сказки тоже попробовал приложить к замку ладони, однако и у него ничего не получилось. Зато у Герды от волнения перед встречей с Каем щёки просто пылали. Почувствовав это, она не долго думая приложилась к дверному замку прямо щекой.

Дверь широко распахнулась, и Герда очутилась в комнате Кая.

– Кай! – бросилась она к сидящему в кресле юноше, ничего не замечая кругом. – Кай! Наконец-то!

– Кто ты? – ледяным тоном спросил Кай, даже не повернувшись в её сторону.

– Как – кто? – растерялась девочка. – Я Герда!

– Герда уже давно пришла и стоит рядом со мной.

– Что?..

И только тут Герда обратила внимание на свою ледяную копию.

– Кай! И ты поверил в этот обман?

– Ему незачем верить или не верить. Он просто знает, что я Герда, а ты – нет, – надменно сказала Ледяная Герда.

– Кай! – Герда протянула к нему руку, словно взывая к справедливости.

– Кай! – Ледяная Герда точно так же протянула к нему руку.

– Я тебя обниму и растоплю в своих объятиях! – пообещала Герда своему двойнику.

– Нет, это я тебя обниму и заморожу в своих объятиях! – отпарировало её отражение.

Обе Герды стояли друг против друга и мерили друг друга одинаково ненавидящими взглядами.

– Ты не Герда, ты ледяная кукла. А я – живая! – выпалила Герда.

– Не верь ей, Кай, – с ледяным спокойствием усмехнулась Ледяная Герда. – Это я – Герда. Пусть ледяная, но тебе же это теперь больше подходит.

– Ты – просто моё отражение! – воскликнула Герда и, наклонившись к своей сопернице, обдала её горячим дыханием.

Но Ледяная Герда даже не отшатнулась. В ответ она тоже обдала Герду ледяным дыханием и произнесла ледяным голосом:

– Нет, это ты моё отражение!

– Кай! – топнула ногой Герда. – Ты должен распознать, кто из нас настоящая!

– Да! – в свою очередь, топнула ногой Ледяная Герда. – Ты просто обязан это сделать.

– Мне всё равно, – ответил Кай обеим Гердам и уставился в пустоту.

– Как это всё равно? – переспросила Герда.

– Очень просто, – пояснил Кай. – Всё равно – это значит всё равно. Я уже решил для себя это самое главное уравнение нашей школы.

И он поудобнее устроился в ледяном кресле.

– Но я не понимаю… Кай… – растерялась Герда.

– Герда меня всегда понимала, – сухо заметил Кай.

– Кай! – выступила вперёд Ледяная Герда. – Ты решил уравнение, и теперь тебе всё равно. Так?

– Так, – кивнул Кай.

– Вот видишь, – сказала Ледяная Герда, уже чувствуя себя победительницей. – Я тебя понимаю. Значит, я – настоящая Герда.

– Кай! – воскликнула в отчаянии Герда, взяв его за руку. – Что с тобой сделали?

Её посиневшие от холода руки уже согрелись, и она надеялась передать Каю немного тепла.

– Мне больно! – вдруг закричал Кай.

Он вскочил и со страхом посмотрел на руку, к которой прикоснулась Герда.

– Кай! – Герда схватилась за голову. – Тебя так заморозили, что тебе больно от простой человеческой теплоты?

– Дай я! – распорядилась Ледяная Герда. Она взяла руки Кая в свои ледяные руки, и Кай, успокоившись, занял своё прежнее место. – Так хорошо? – спросила Ледяная Герда.

– Да, – равнодушно ответил Кай. – Так не больно. Так хорошо.

А в Герде всё начало закипать от этого непредвиденного поединка со своим отражением.

В комнате накалялась атмосфера.

Очень чувствительная к температурным изменениям, Королева хотела было выскользнуть из комнаты, чтобы предпринять какие-нибудь меры… Но в дверях, грозно нахмурившись, стоял Голос Сказки. И от его взгляда Королева вжалась в покрытую инеем стену под часами.

Герда огляделась, узнала прежнюю комнату Кая, увидела притихшую Королеву и подбоченилась.

– Кай! В чём дело, в конце концов? Почему здесь раскомандовались сосульки? И часы стоят!

Она придвинула к стене заледеневший стул, вскочила на него и приложила к часам ладони. А когда отняла их, часы снова оказались деревянными и сначала медленно, а потом всё чаще и чаще застучали.

– Слышишь, Кай? Часы стучат так, словно у времени есть сердце!

– Какая чепуха! – фыркнула Королева. – Не слушай её, Кай! Ни сердца, ни часы не должны стучать! В мире тогда царит порядок, когда всё неподвижно.

– Нет-нет, пусть стучат, – немного оживился Кай. – Это даже интересно.

– А вот грифель! – Герда соскочила со стула и подняла грифель. – Помнишь, как он танцевал по аспидной доске? А какие кренделя он выделывал! А какие смешные буквы у него получались – ни в одном алфавите таких нет!

– Да-да, – наморщил лоб Кай. – Что-то такое было…

– Сейчас же замолчи! – напустилась Королева на Герду.

– Но почему? – пожала плечами Герда. – Подвиньтесь, пожалуйста, от вас вся стена заиндевела. Кай, помнишь, ты сказал: «Какая у тебя горячая рука! Снежной Королеве с тобой пришлось бы трудно»…

И Герда приложила ладони к стене рядом со Снежной Королевой. Та в испуге отскочила в сторону, а стена мгновенно перестала серебриться инеем.

– Кажется, я припоминаю… – ещё больше оживился Кай.

– Кай, опомнись! – прикоснувшись к нему, вскричала Ледяная Герда.

– Кто ты? – с удивлением посмотрел на неё Кай. – Какие у тебя холодные руки!

– Молодец, Кай! – захлопала в ладоши Герда. – Сейчас мы ещё и оловянных солдатиков разморозим, а уж они тут быстро всех поставят на место!

– Ну ладно, хватит! – вдруг разъярилась Королева, поняв, что теряет власть над Каем. – Убирайся отсюда, пока я не превратила тебя в жалкую маленькую ледышку и не засунула в карман этому господину в дверях!

Королева подхватила под руку Ледяную Герду, и они вдвоём стали теснить живую Герду к выходу, где по-прежнему маячила фигура Голоса Сказки.

Такому натиску Герда не смогла противостоять и начала пятиться, выставив вперёд руки. Это немного сдержало наступающих.

Но комната опять стала леденеть, кресло вновь цепко обхватило Кая, а его взгляд, как и десять минут назад, пусто и безразлично уставился в никуда.

Пятясь, Герда вплотную приблизилась к Голосу Сказки, и тогда он, наклонившись, шепнул ей только одно слово: «Спичка!..»

Герда схватилась за кармашек своего платья. Подаренная ей Голосом Сказки серная спичка была на месте. Герда выхватила спичку из кармана и чиркнула ею прямо о приблизившуюся к ней Королеву.

Спичка вспыхнула маленьким ярким огоньком.

Королева тут же изо всех сил дунула на него, но вместо того чтобы погаснуть, спичка загорелась большим пламенем.

Герда сразу почувствовала прилив сил. За её спиной словно встала та девочка, которая на морозе одну за другой жгла такие же спички, чтобы согреться, и видела в их пламени всё, что хотела увидеть.

Точно так же и Герде сквозь это пламя стало видно, как заметались по комнате Королева и её ледяная помощница.

И Герда решительно двинулась на них, высоко подняв волшебную спичку.

– Сейчас же погаси огонь! – вопила не своим голосом Королева, мечась от стены к стене. – Я задыхаюсь от жары! Как можно быть такой жестокой?..

– Ничего, сейчас мы ещё и печку затопим! – пообещала Герда, высвечивая спичкой тёмные углы.

И вдруг в пламени спички она увидела, как стала оседать и расплываться Снежная Королева, утратила чёткие черты и заколебалась в воздухе Ледяная Герда, исказилось от боли лицо Кая, но тут же обрело прежнее, живое выражение, а комната стала привычной, обжитой и тёплой.

От Королевы и Ледяной Герды даже и следа не осталось.

Пламя уже коснулось пальцев живой Герды, но она твёрдо продолжала держать догорающую спичку. Герда сжала зубы и зажмурилась, на её лбу проступили капельки пота…

– Герда!.. Ты что?

Кай схватил её за руку, бросил спичку на пол и растоптал.

– Кай!

Герда открыла глаза и улыбнулась.

– Очень больно? – Кай начал дуть на её пальцы, поднеся их к губам.

Герда перевела дух.

– Ну, вот и всё!

– Что – всё? – не понял Кай.

– Просто я хотела зажечь лампу и задумалась.

– Да, уже стемнело, – сказал Кай. – Я даже и не заметил.

– Так что же это за уравнение? – спросила Герда.

– Уравнение? – удивился Кай. – О чём ты говоришь?

И он с недоумением пожал плечами.

– Выходит, ничего не было? – Герда даже немного расстроилась. – И ты никуда не исчезал?

– Знаешь, – сказал Кай, – я присел в бабушкино кресло и тоже задумался. Вот и исчез до вечера!

Он виновато улыбнулся, а Герда внимательно на него посмотрела.

– Кай! А что, если мы… и вправду повзрослели? И все сказки кончились?

Кай подошёл к окну. За окном стоял спокойный зимний вечер, в воздухе кружились снежинки.

– А как же тогда Снежная Королева? – не то у Кая, не то у самой себя спросила Герда.

Кай рывком распахнул раму. От тёплого воздуха снежинки резко взметнулись и заплясали у самого лица Кая.

– Э-э-э-й! – крикнул он в окно.

– Ка-а-ай! – донёсся издали, как замирающее эхо, чей-то голос.

Кай и Герда переглянулись.

– Она же растаяла! Я видела это своими глазами, – тихо сказала Герда.

– Ах, друзья мои! – прошелестело со стороны дверей. – Я тоже это видел.

В быстро сгущающихся сумерках Герда различила в дверях фигуру Голоса Сказки. Он то сливался с полутьмой, то виделся Герде более чётко. Да-да, именно Герде, потому что Кай не обратил на него никакого внимания.

А Голос Сказки тихо добавил:

– Но разве вместе со Снежной Королевой растаяли все равнодушные люди? Стоит кому-то пройти мимо чужой беды, сказать про кого-то недоброе слово, хоть однажды почувствовать себя выше других – и Снежная Королева тут как тут. Поэтому думайте, друзья мои, и никогда не позволяйте себе быть равнодушными!

И с этими словами Голос Сказки бесшумно прикрыл за собой дверь.

А вместе с дверью закрылась и последняя страница этой старой истории.

Казалось бы, и добавить нечего!

Но, пошептавшись, мы с внучкой решили от себя добавить вот это:

 
Однажды в старой Дании,
По сказочному адресу,
В одном старинном здании
Придумал сказку Андерсен.
 
 
И грустную, и дерзкую,
И острую, и нежную,
И взрослую, и детскую —
Про Королеву Снежную.
 
 
Принцессы на горошине,
Башмачники и Мельники —
Все были огорошены,
Прочтя её немедленно.
 
 
И грустную, и дерзкую,
И острую, и нежную,
И взрослую, и детскую —
Про Королеву Снежную.
 
 
Прошли века над крышами,
И сказку все усвоили,
Её мы тоже слышали,
Но вспомнили по-своему.
 
 
И грустную, и дерзкую,
И острую, и нежную,
И взрослую, и детскую —
Про Королеву Снежную.
 

Человек из страны Грин
Фантазии на темы произведений Александра Грина

…На экране – картина в золочёной раме, изображающая осенний лес. Дождь сечёт жёлтые листья, серая вата туч забила небо…

Не крупным планом – но чётко, так, чтобы зрители заметили и соотнесли с только что увиденным пейзажем, – под картиной надпись: «ВЕСНА».

…На картине с надписью «ЛЕТО» – хижина среди снежных сугробов.

…Картина с надписью «ОСЕНЬ» озадачит зрителей фигурами молодых женщин в венках, танцующих на майском лугу.

…На картине с надписью «ЗИМА» нарисован толстяк, обливающийся потом в знойный полдень.

Кинокамера обшарила четыре стены небольшой ресторанной залы, на мгновенье задержалась на ослепительно белых скатертях и сверкающей сервировке столиков, сквозь стекло поглядела на улицу и упёрлась в возмущённую толпу. Прошла через стекло и, словно отскочив от обваливающихся на неё криков, улюлюканья и брани толпы, обернулась и теперь уже крупным планом показала нам меню только что открытого ресторана:

РЕСТОРАН «ОТВРАЩЕНИЕ»

Суп несъедобный, пересолённый

Консоме «Дрянь»

Бульон «Ужас» с пирожками «Кошмар»

Морской окунь с болотной лихорадкой

Котлеты из вечерних остатков

Пирожное «Уберите!»

Крем сливочный, скисший

Тартинки с гвоздями

К услугам посетителей неаккуратность,

неопрятность, нечестность и грубость.

– …Дрянь! Убрать! Позор! – визжал старичок с выбившейся манишкой и в съехавшем на бок котелке, подтверждая каждый свой выкрик ударом палки о мостовую и каждый раз попадая на любимую мозоль, отчего раздражался ещё больше:

– Убрать! Дрянь! Позор! Вон!..

– Пшшш!.. – шипела некая горничная, тыча зонтиком в сторону ресторана. – От этого может разыграться мигрень! Пшшш!…

– Куда смотрит санинспекция?! – взвизгнул прыщавый молодой человек и ткнул своей тростью старичка-соседа.

…Стомадор – усатый человек с седыми висками – сидел за кассой и с любопытством разглядывал беснующуюся толпу.

Двое слуг-мальчиков – один из них Тирей Давенат, другой – рыжий и малосимпатичный – стояли подле него.

Не выдержав гнева толпы, рыжий сорвал белый фирменный смокинг, отряхнул руки, выскочил из ресторана и присоединился к орущим:

– Позор! – завопил он. – От-вра-ти-тель-но!..

– Ступай, ступай, – усмехнулся Стомадор. – Тебе больше не участвовать в моих затеях! А ты?

Давенат поправил неудобный его шее галстук-бабочку, одёрнул смокинг и ещё твёрже упёрся ногами в пол.

– Понятно! – резюмировал Стомадор. – Ты тоже хочешь от жизни чего-нибудь ещё!

…От толпы отделился и направился к ресторану человек лет сорока, сухой, крупно шагающий, с внушительной тростью из чёрного дерева. Тёмные баки на его остром лице спускались от висков к подбородку. Он на мгновение задержался перед стеклянной дверью и, попыхивая зажатой в крепких зубах прямой трубкой, поднял, словно для удара, свою трость.

– Бей! – завизжал рыжий слуга.

Человек оглянулся. Взгляд его не выражал ничего доброго. Рыжий слуга мгновенно юркнул в толпу, которая стала растекаться, боясь не столько скандала, сколько свидетельских показаний полиции: одно дело брань, другое – удар тростью о стекло!

Подождав, пока толпу смыло, словно из шланга, человек ткнул тростью дверь и вошёл в ресторан.

Стомадор вежливо приподнялся навстречу:

– Том Стомадор, к вашим услугам.

– Орт Галеран, – представился вошедший.

– Что было бы угодно господину Галерану?

– То, чего у вас нет!

Тем не менее Галеран повесил широкополую белую шляпу на крючок у двери и, присев за столик, поглядел на свет вымытый до хрустального блеска бокал, заглянул в меню и пренебрежительно отставил его.

– Мороженое с ангиной! – нанёс он первый удар Стомадору. – Здесь нет мороженого с ангиной! А я хочу именно мороженое с ангиной.

– Это из завтрашнего меню, сударь! – выйдя из-за кассы, Стомадор обмахнул белоснежной салфеткой даже на вид хрустящую от крахмала скатерть и подмигнул Тирею.

Тирей на мгновение исчез, и…

Перед Галераном возник запотевший бокал с солнечно-жёлтым мороженым и дымящаяся чашка чёрного кофе.

Галеран усмехнулся:

– Типичное мороженое с ангиной! Да, да, так я себе его и представлял. А кофе, конечно, из старых еловых шишек?

– Неужели вы могли подумать, что здесь подадут что-либо иное? – почти обиделся Стомадор.

– Тирей, мой мальчик! – поднял глаза на Тирея Галеран, с явным удовольствием отхлебнув кофе. – Тебе и на этот раз не повезло! Я давно наблюдаю за тобой. Ты хочешь устроиться как-нибудь поинтереснее. Но этот ресторан скоро вылетит в трубу.

– Ну, знаете! – вспыхнул Стомадор. – Придумано совсем неплохо…

– Вся реклама мира, – перебил его Галеран, – основана на трёх принципах: хорошо, много и даром. Поэтому можно давать скверно, мало и дорого. Вы же поступили наоборот. Но в глубине души человек всегда верит написанному. Были у вас какие-нибудь иные опыты?

– Десять лет я стараюсь разбогатеть, – вздохнул Стомадор.

– А зачем вам богатство? – оживился Галеран.

– Представляете, – наклонился к нему Стомадор, – идёт по дороге человек…

– Ваш знакомый?

– Нет! – отмахнулся Стомадор, – ну… просто человек, который потерял всё… Нет, не всё, больше, чем всё: он потерял надежду. Да, у него осталось море. Но только для того, чтобы утопиться. Да, у него осталось небо. Но только для того, чтоб взглянуть на него в последний раз. Да, осталось немного сил. Но только на то, чтоб дотащиться до берега. И вдруг – я! Я протягиваю ему богатство!..

– Деньги?..

– Да нет, богатство! Деньги – это подачка, милостыня. А человек, потерявший надежду, вовсе не нищий. Он просто потерял своё богатство – надежду. А тут – я! Сто тысяч в моей руке это не подачка, это просто продолжение моей руки. Это – рукопожатие. Я ему говорю: вот, возьми! Здесь море, в котором не надо топиться, а на которое надо смотреть долго-долго, пока не увидишь леди, бегущую по волнам. И тогда наступит счастье. Здесь небо, в которое не надо смотреть в последний раз, а в которое надо долго смотреть, чтоб успокоиться. Здесь огромное количество бифштексов «Попробуй-да-выплюни», но их стоит попробовать, честное слово! Короче: бери и проваливай, чтоб глаза мои тебя не видели!

Галеран даже привстал, перестав наслаждаться мороженым с ангиной:

– Ну, а как же он вам вернёт долг?

– Очень просто! – Стомадор взял один из чисто вымытых бокалов со столика, стал протирать его салфеткой. – Очень просто! Пусть когда-нибудь встретит на дороге человека, потерявшего надежду, и… и протянет ему руку. Вот долг и будет возвращён. А тот его возьмёт на тех же условиях… и в свою очередь… Ну, в общем, протягивать руку должен не просящий, а дающий. В этом смысл. Понимаете?..

Дверь распахнулась. На пороге остановился господин с перекошенным от гнева лицом:

– У вас действительно подают бульон «Ужас» с пирожками «Кошмар»?

– Да, сударь! – пошёл к нему навстречу Стомадор. – И смею вас уверить…

– Мерзость! – взвизгнул господин. – Запретить! Запретить! Запретить!

И, плюнув, он выскочил из ресторана.

– Кажется, я неплохо придумываю, – несколько растерялся Стомадор, – но в моих планах чего-то недостаёт…

– Стомадоров! – расхохотался Галеран. – Недостаёт Стомадоров, которые населяли бы весь город и думали точно так же, как вы.

Давенат поставил перед Галераном вторую чашку кофе и замер.

* * *

…У ресторана «Отвращение» остановился щегольской экипаж, управляемый кучером, усеянным блестящими пуговицами.

Из экипажа вышли две девушки в сопровождении остроносой и остроглазой дамы, имевшей растерянный вид.

Стомадор бросился к двери, распахнул её, и…

В ресторан впорхнули белые костюмы, белые шляпы, вишнёвые зонтики и весело смеющиеся девичьи лица.

– Роэна! Элли! – кричала остроносая дама. – Я решительно протестую! Посмотрите на вывеску! Я запрещаю входить сюда!

– Но мы уже вошли, – сказала девочка лет двенадцати, которую звали Элли. – На вывеске стоит «Отвращение». Я хочу самого отвратительного!

Роэна – девушка лет семнадцати – пожала плечами и села за столик.

– Надеюсь, Урания, вы не станете применять силу? – сказала она остроносой.

Поджав губы, Урания уселась возле Роэны и Элли.

– Что это значит? – спросила Роэна, указывая на строчку в меню.

– «Тартинки с гвоздями», – стал пояснять Стомадор, – это такие тартинки…

– А какой толщины гвозди? – деловито перебила его Элли.

– Элли! – застонала шокированная Урания.

– Хозяин шутит! – вставил Давенат, чувствовавший себя так хорошо и неловко, что не знал, как приступить к своим обязанностям.

– Но и мы тоже! – ответила Элли, внимательно глядя на Давената.

– Нам весело! Значит, ничего ТАКОГО не будет? Очень жаль! Тогда принесите мне молока.

– И, пожалуйста, без этих… прибавлений! – брезгливо ткнула Урания пальцем в меню.

Давенат обернулся мгновенно. Он поставил перед Элли бокал с молоком, отошёл к буфету и стал жадно смотреть.

– Рой! – перед тем, как погрузить губы в молоко, Элли подтолкнула сестру и показал глазами на Галерана. – Вот там один, отравившейся пищей дома сего.

– Отравился, и умер, и похоронили его, – громко подхватил засмеявшийся Галеран.

Элли поперхнулась молоком и выпучила глаза, сдерживая взрыв хохота.

– Элли! – застонала Урания и схватилась за сердце.

Галеран встал.

– Я рад видеть детей Футроза. Я страшно рад, что вам весело. Мне самому стало весело.

– Как, вы нас знаете? – вскричала Элли.

– Да, я знаю, кто вы. Моё имя вам ничего не скажет: Орт Галеран.

Он поклонился.

Урания встала, бросила на столик мелочь и сказала голосом, не допускающим на сей раз возражений:

– Дети! Нам пора!

– Я вас чуть-чуть задержу, – обратился Галеран к Элли и Роэне. – Подарите немного внимания этому человеку, который стоит там, у вазы с яблоками. Его зовут Тирей Давенат. Он очень хороший, способный мальчик, сирота, сын адвоката. Ваш отец имеет большие связи. Лишь поверхностное усилие с его стороны могло бы дать Давенату занятие, которое отвечало бы его качествам больше, чем работа в кафе.

– Что вы сказали?! – хрипло крикнул Давенат. – Я вас не просил.

– Тирей прав, – кивнул Галеран, – он меня ни о чём не просил. Но что может быть естественнее случая? И я подумал: ничего дурного в моей просьбе нет, случай же на лицо. Всегда приятно сделать что-нибудь хорошее, не так ли? Вот и всё. Возьмите на себя роль случая. Право, это неплохо.

– Однако! – задохнулась Урания. – Роэна! Элли! Нам совершенно пора идти!

Спасая натянутость ситуации, Элли и Роэна мгновенно перешли на шутливый тон.

Перемигнувшись, они двинулись к Давенату, перебивая друг друга.

– Вы, конечно, понимаете…

– Что в кафе «Отвращение»…

– С кушаньем «Неожиданность»…

– Произошло движение сердца…

– Мы клянёмся вашей галереей…

– Зимним летом и осенней весной…

– Тампино сделает всё…

– А вы? Почему вы молчите?

– Заговорил не я! – насупился Тирей. – Сказал Галеран, чего я ему никогда не прощу.

– Но он угадал? – осведомилась Роэна тоном взрослой дамы.

– Да. Если бы… – Давенат едва выдохнул слова. Это была вырвавшаяся просьба о судьбе.

– Придите завтра к нам, ладно? – Элли протянула Давенату руку, тот неловко принял её. – Якорная улица, дом девять. Не раньше одиннадцати. Прощайте! – Элли вырвала руку и повернулась к Галерану. – Какой вы чудесный человек! Вы сказали просто, так просто…

– Элли! – воззвала Урания со стоном.

И, предшествуемые ею, девочки покинули ресторан.

Как заворожённый, смотрел Тирей им вслед.

…Сверкнули пуговицы кучера, раскрылись яркие зонтики, нарядный экипаж помчался.

С его движением распахнулся город По́кет – сказочный город с гаванью, в которую только что вошла белая шхуна под алым парусом, с бородатыми матросами в беретах с помпонами, с нарядными женщинами и весело лепящимися друг к другу вверх и вниз по склону домами.

На фоне плывущего мимо экипажа города возникли титры:

ЧЕЛОВЕК ИЗ СТРАНЫ ГРИН

…А над цокотом копыт, над шорохом колёс экипажа, над плеском волны, набегающей на берег, возникла песня:

 
Это было в стране,
Что зовётся Нигде,
Это было тогда,
Что зовут Никогда,
Алый парус, кренясь
К тёмно-синей воде,
Нас в два счёта доставит туда.
 
 
Там бежит по волнам
В босоножках мечта,
Там соседствуют рядом
Кремень и хрусталь,
Если по сердцу сказка
И совесть чиста —
Ты к стране этой тоже пристань!
 
 
Ни Гарун эль Рашид,
Ни Ходжа Насреддин,
А лишь тот, кто судьбой,
Как ветрами, дублён,
Побывал в той стране
Под названием Грин
Со своим неразменным рублём.
 
 
Кто нацеливал руль
И себя, и компа́с,
В Зурбаган или в Лисс,
Или в По́кет спешил —
Тот, конечно же, рубль
Неразменный припас:
Нет там касс для размена души!..
 

* * *

…Старинные напольные часы в гостиной Футроза начали бить. Кинокамера соскользнула с часов на ковёр, затканный золотистыми кошками. Потом на чёрные, с зачищенными ваксой заплатами башмаки и брюки с аккуратно срезанной бахромой. И – к одиннадцатому удару часов – переместилась вверх, на напряжённое лицо Давената, непривычно расположившегося в большом кресле.

Видимо, кинокамера следовала за взглядом Футроза, который расположился напротив Давената, оседлав стул.

– Девочки мне всё рассказали, – сказал Футроз, – и я, пожалуй, готов устроить вашу судьбу. Кто был ваш отец?

– Адвокат, сэр. Он исчез без вести одиннадцать лет назад. Мне было всего лишь два года, мне мать рассказывала… Он вышел вечером, сказал, что к одному клиенту, получить долг. Больше его никто не видел…

…В гостиную вошло существо о двух головах; Роэна обнимала сестру сзади, уткнувшись подбородком в волосы Элли. Приблизившись к Давенату, девушки стали пятиться и, задумчиво кивая ему, начали говорить заунывными голосами:

– Мы вас приглашаем…

– Сегодня вечером…

– Посетить наш дом…

– Будет весело…

– Будет страшно весело…

– Вот уж повеселимся!..

– Просто жуть!..

Так, кивая, они вышли. Дверь прикрылась. За ней раздалась возня и откровенный взрыв хохота.

Проводив дочерей укоризненным взглядом, Футроз обернулся к Тирею.

Тот сидел, счастливо улыбаясь. Улыбнулся и Футроз.

– Ну?.. Вы только начали говорить.

– Когда я стал взрослым (незаметно для Давената Футроз усмехнулся), многое приходило мне на ум. Однажды я чистил башмаки, кто-то прошёл за окном, и я вспомнил отца. Мне представился ночной дождь, ветер, а отец, будто бы размышляя, как достать денег, задумался и очутился в гавани – далеко, около нефтяных цистерн. Он стоял, смотрел на огни, на воду, и вдруг все огни погасли. Почему погасли? Непонятно… Стало тихо. Дунет ветер, плеснёт вода… И он услышал, знаете, стук барабана… Солдаты вышли из переулка и прошли мимо него: «Раз-два… раз-два…» А впереди шёл барабанщик с тёмным лицом. Барабан гремел в ночной тьме, и нигде не было огней. Все спали или притаились… Конечно, дико! Я знаю! Но барабан бил. Вдруг мой отец очнулся. Он пошёл прочь и видит – это не та улица. Идёт дальше – это не тот город, а какой-то другой. Он испугался, а потом заболел и умер. В больнице, должно быть… Но он жив. Я иногда чувствую это. Большей частью я знаю, что он умер…

– Вы фантазёр, – заметил Футроз, задумчиво рассматривая Давената. – Одиннадцать лет – большой срок. Оставим это пока. Кто такой Галеран?

– Видите ли, это человек очень хороший. Наверное, он знал моего отца. Или мать. Он часто заговаривает на улице со мной, иногда даёт читать книги. Вообще, он мне нравится.

– Да, это вполне объясняет Галерана, – улыбнулся Футроз. – Я ещё утром послал ему записку о вас. Повидайтесь с ним в кафе… Как это?..

– В «Отвращении»?

– Вот-вот! Ваш хозяин, видно, забавный человек.

– Он очень хороший!

– У вас все очень хорошие? – Футроз встал, давая понять, что визит окончен.

Давенат поспешно последовал его примеру.

– А вечером приходите. Непременно! Девочки не шутили, только созорничали, как всегда.

– Но… – покраснев, Давенат посмотрел на носки своих латаных башмаков, нелепых на роскошном полу.

Футроз потрепал Тирея по плечу:

– Ну, ну, всё будет в порядке. Повидайтесь с Галераном. Я постараюсь как-нибудь начать вашу судьбу. Остальное будет зависеть только от вас.

– Да, да. Я понимаю!.. Большое спасибо!

И Давенат выскочил из гостиной.

* * *

…Давенат стремительно шёл по улице. Город спал. Небо было ослепительно синим.

Навстречу ему шли только красивые женщины. Видимо, в своих самых лучших платьях.

Мужчины – все исключительно в белых костюмах – улыбались ему.

Дома сверкали белизной и не отбрасывали никакой тени.

Красавица-девушка, торговавшая фруктами, бросила ему тяжёлый и жаркий, как солнце, апельсин.

Давенат поймал его на лету.

Вокруг не было слышно человеческой речи: улица не разговаривала, она пела бессловесным хором женских и мужских голосов.

Чья-то рука легла на плечо Давенату.

Давенат обернулся.

Перед ним стоял улыбающийся Галеран.

– Тебе что, дали такого пинка у Футроза, что ты не можешь никак остановиться? Я еле тебя догнал.

Давенат наконец перевёл дух.

– Что вы! Напротив!.. Мне кажется, что Футроз очень, очень хороший человек!

…Улица приняла свой весёлый, но нормальный вид: дома резко обрели тень.

Послышался людской говор. Мужчины уже не все были в белых костюмах. Не только красавицы шли теперь навстречу, и далеко не все теперь были в своих лучших платьях. Давенат разжал руку. Апельсин был апельсином, но не таким громадным и солнечным, как тогда, когда летел к нему из рук красавицы-продавщицы. И тележка её уже проехала.

Давенат обеспокоенно поднял глаза на Галерана:

– Вы… ещё не успели побывать в «Отвращении»?

– Нет, а что?

– Там… лежит вам какая-то записка от Футроза. Кажется, лежит…

– Нет там никакой записки от Футроза.

– Да? – сник Давенат.

– Посуди, как она может там лежать, – усмехнулся Галеран, – когда Стомадор мне переслал её ещё до твоего ухода к Футрозу.

– Так почему же он…

– А разве записка была адресована тебе?

– Ох, простите, – вспыхнул Давенат. – Кажется, я зарвался. Простите!

Они шли по улице спокойно, точно оба отдыхали от какого-то приключения.

– Было приключение, да? – вдруг спросил неожиданно и доверчиво Тирей.

– Да, было, – серьёзно ответил Галеран. – И у тебя, и у меня. Вот тебе ключ.

– Ключ? – удивлённо переспросил Давенат, принимая обыкновенный ключ из рук Галерана.

– Да, – улыбнулся Галеран. – От твоей новой квартиры. Футроз в записке просил меня найти тебе комнату, я нашёл. Комната оплачена вперёд за три месяца с полным содержанием: завтрак, обед, ужин и два раза кофе. Хорошее приключение?

– Чем я отплачу Футрозу?

– Ты отплатишь Футрозу тем, что вежливо примешь эти дары. Как ты сам понимаешь, у него нет причины заискивать перед Давенатом. Что касается меня – то моя роль случайная: я только согласился исполнить просьбу Футроза… Открой шкаф!

– Как? – изумился Давенат. – Но мы же ещё на улице! Мы ещё не дошли!

– Тирей! – укоризненно произнёс Галеран и даже остановился.