Текст книги "Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник)"

Возможно, «путеводную песню» Луковичного Шута все так и не услышали, но Росинант её определённо услышал. Он перестал хромать и скакал, явно пытаясь соразмерить свой шаг с песенкой. То есть, подобно Луковичному Шуту, теперь просто приплясывал.

Это было странно для необученной никаким хитростям деревенской лошади. Но привыкший при чтении рыцарских романов к более крупным чудесам, Дон Кихот не обратил на такую мелочь никакого внимания.

Он вертел головой, озираясь по сторонам, иногда даже приставлял к глазам ладонь козырьком и пристально куда-то всматривался.

– Ваша милость, наверное, пытается углядеть какой-нибудь придорожный трактир? – с надеждой поинтересовался Санчо. – Но насколько я знаю эти места, ближайший будет только на окраине Тобо́сы. И этот ближайший вовсе от нас не близко! – И Санчо тяжело вздохнул.

– Нет, друг мой, – печально ответил Дон Кихот. – Мы уже порядочно отъехали от своих домашних очагов – и никаких приключений! А ведь мы на большой дороге. Уж на ней-то должна прятаться в засаде хотя бы шайка разбойников. Так нет же! И мой меч пока что мирно покоится в ножнах.

– И пусть покоится, ваша милость. И чем дольше, тем лучше.

– Не трусь, Санчо! – прикрикнул на него Дон Кихот. – Не забывай, ради чего мы покинули наши дома.

– Что вы, ваша милость! – хмыкнул Санчо. – Просто я думаю, что ваш вид покажется любому разбойнику пострашнее вашего рыцарского меча с копьём вместе.

– Мой вид и должен устрашать негодяев! – кивнул Дон Кихот.

Но, разумеется, Санчо имел в виду вовсе не это.

При виде Дон Кихота верхом на Росинанте всем встречным могло показаться, что одна башня оседлала другую, которая свалилась на дорогу и обрела лошадиные копыта. И показаться такое могло вполне закономерно, потому что длина Росинанта ничуть не уступала вышине Дон Кихота.

Сам же себе Дон Кихот представлялся статным и грозным рыцарем, скачущим на не менее статном и не менее грозном коне.

Разумеется, представление Дон Кихота о себе самом тоже осталось между строк повествования Мигеля де Сервантеса, настолько оно смахивало на сказку. Но мы-то с вами, мои юные сеньоры и сеньорины, между строк и путешествуем! Поэтому пусть странствующий рыцарь будет для нас таким, каким он сам себя и хотел бы видеть. Что поделаешь, в сказках главенствует своя справедливость!

И вдруг откуда-то донеслись жалобные стенания…

У Росинанта навострились уши, и он даже стал как будто чуть-чуть повыше. Серый, наоборот, испуганно прижал свои стоячие уши и стал как будто чуть-чуть поменьше.

Дон Кихот же, прислушиваясь, поднялся во весь рост на стременах.

– Ваша милость! – поспешно забормотал Санчо. – Это просто какой-нибудь комар вьётся вокруг нас.

И он принялся старательно хлопать в воздухе ладонями, словно ловя невидимую мошку.

– Нет, Санчо, – решительно заявил Дон Кихот. – He подлежит сомнению, что это стонет какой-нибудь беззащитный, нуждающийся в моей помощи. Хвала Небесам за ту милость, какую они мне, наконец, оказали. Вперёд!

Он пустил Росинанта в такой галоп, что Серый едва за ним поспевал. И наши всадники на всём скаку оказались в находящейся поблизости дубовой роще.

Здесь богато одетый сельчанин охаживал плетью привязанного к дереву мальчишку. Его-то жалобные стенания и услышал Дон Кихот,

У резко затормозившего ослика из-под передних копыт поднялись два столбика пыли, а Росинант перед таким изуверством встал на дыбы и гневно заржал. Его ио-го-го! прозвучало, как человеческое ого-го, и в нём явственно можно было услышать возмущённые интонации.

Это не преминул подметить Санчо, воскликнув:

– Ваша милость! Да что же это такое здесь творится? Вон даже наш Росинант возмутился!

– И-я! И-я! И-я! – вдруг заорал под ним Серый и злым взглядом уставился на истязающего мальчишку сельчанина.

– Вот, и мой туда же! – одобрительно почесал своего осла за ухом Санчо.

Взяв копьё наперевес, Дон Кихот кинулся на истязателя.

Сельчанин же, обнаружив у себя над головой увешенную доспехами фигуру, а под носом замершее острие копья, сорвал шапку и рухнул на колени.

– Сеньор кабальеро! – завопил он. – Я наказываю мальчишку, который пасёт отару моих овец. И, видит Бог, я каждый день не досчитываюсь овцы. Вот я…

– Нет, хозяин! – всхлипывая, перебил его мальчишка. – Вы так говорите, чтобы не платить мне жалованья. А все ваши овцы, видит Бог, целы и невредимы.

– Сколько он тебе должен? – осведомился Дон Кихот у пастушка.

– По семи реалов за месяц, – всхлипнул тот. – А всего за девять месяцев.

– Значит, шестьдесят три реала, – подытожил Дон Кихот.

– Почему это шестьдесят три? – набычился хозяин, понимая, что ему сейчас придётся раскошелиться. – А сколько за это время он пар обуви износил, что я ему покупал?

– Если он и рвал кожу на башмаках, которые вы ему покупали, – сурово заметил Дон Кихот, – то вы только что занимались тем, что рвали его собственную кожу. А она почувствительней, чем на башмаках, и подороже стоит! Таким образом, вы должны ему не шестьдесят три, а семьдесят реалов. Немедленно отвяжите несчастного и расплатитесь в ним, не то я насквозь проткну вас копьём!

– Конечно, сеньор, конечно! – забормотал сельчанин, поспешно распутывая верёвки на своей жертве. – Семьдесят, так семьдесят! Да беда в том, что я денег не прихватил с собой.

Отвязав мальчишку и перекинув верёвку через плечо, он расплылся в улыбке и крепко ухватил пастушка за руку.

– Пойдём-ка, мой милый, и дома я с тобой расплачусь сполна, даже ещё сверх того получишь!

– Не отпускайте меня, добрый сеньор! – взмолился мальчишка, обращаясь к Дон Кихоту и пытаясь вырваться из цепких рук хозяина. – Если я опять останусь с ним наедине, он просто сдерёт с меня шкуру.

– Он не посмеет этого сделать! – загремел Дон Кихот, а морда Росинанта угрожающе нависла над головой сельчанина и фыркнула в голову истязателя так, что у того волосы тут же встали дыбом.

– Не посмеет, – строго продолжил Дон Кихот. – Пусть только даст слово, что исполнит всё, что я ему приказал.

– Даю! – снова рухнул на колени сельчанин, однако руки́ пастушка не выпустил. – Даю и даже клянусь!

– Вот видишь! – успокоил подростка Дон Кихот. – Какой же здравомыслящий человек захочет стать клятвоотступником? Ступай спокойно. А вы знайте, – грозно посмотрел он на сельчанина, – что справедливость вас заставил совершить Дон Кихот Ламанчский, заступник обиженных и утеснённых. Бойтесь же его кары!

Явно довольный своим первым подвигом на дорогах Ламанчи, он пришпорил Росинанта и, не оборачиваясь, скрылся за деревьями. Покачав головой, Санчо последовал за ним…

Зато мы с вами, мои юные сеньоры и сеньорины, оставшись одни, позволим себе чуть-чуть передохнуть. А чуть-чуть передохнуть – это значит немного подышать тем воздухом, которым дышали в Испании четыреста лет тому назад.

Ах, этот испанский воздух четырехсотлетней давности! Право же, он стоит того, чтобы мы обратили на него особое внимание.

Он был необыкновенно чистым, потому что автомобилей, поездов, самолётов и ракет ещё не существовало. А по дорогам, не задымлённым всевозможными выхлопами, сновали по всем направлениям люди на мулах, ослах, лошадях, а то и на своих двоих.

Встречные монахи порой требовательно, а порой жалостливо просили подаяния для своих монастырей. Четвериком, в сияющих каретах проносились знатные вельможи с ливрейными слугами на запятках. При этом слуги имели более важный и значительный вид, чем сами вельможи! Небогатые студенты пешком кочевали то из саламанкского университета в кордовский, то из малагского в толедский, то из гранадского в барселонский. Да что и говорить, если в Испании этих университетов было тогда добрых два десятка и в каждом обучали чему-нибудь путному. А бродячие комедианты в своих скрипучих фургонах? Те давали смешные представления прямо у дверей придорожных трактиров! И пели бродячие паяцы, которые деловито направлялись подпрыгивающей резиновой походкой из города в город в поисках уличных зевак.

И почти у каждого путника за плечом болтались гитара или равель со смычком – весёлый трёхструнный прадедушка нашей скрипки.

Поэтому канцоны, канцонетты, баллады и стансы к случаю просто носились в воздухе, оседали в головах и легко и свободно слетали с губ.

И если в тех необычностях, которые мы с вами найдём между строк, у кого-нибудь слова вдруг странно начнут цепляться друг за друга и станут не чем иным, как стихами, – не удивляйтесь! Воздух!

Повторяю, четыреста лет тому назад в Испании всё это носилось в воздухе.

А теперь – вперёд и дальше! И попробуем в подражание Луковичному Шуту про себя прогорланить:

 
Что впереди? Дорога!
Что позади? Дорога!
А коли есть дорога —
То как же не идти?..
 
 
Всегда за поворотом
Неведомое что-то,
Неведомое что-то,
С которым по пути!
 

И за поворотом лесной дороги открылась обширная поляна, где расположились потрапезничать Дон Кихот и Санчо.

На краю поляны паслись нерассёдланные Росинант и Серый.

Дон Кихот, видимо, уже закончил свою трапезу и теперь отдыхал, сидя на пне под раскидистым дубом.

Санчо же, устроившись на траве подле корзины с припасами, уплетал остатки жареного каплуна и, время от времени, отхлёбывал из кружки.

Слегка похудевший бурдюк лежал с ним рядом.

– Не пора ли в дорогу? – поинтересовался Дон Кихот.

– Куда торопиться, ваша милость? – с набитым ртом откликнулся Санчо. – Новые приключения от нас никуда не уйдут. Я-то думаю, им нас только и подавай! А кони наши притомились. Пускай попасутся всласть.

– Ты, полагаю, больше печёшься о своём пастбище, – добродушно усмехнувшись, кивнул Дон Кихот на корзину и бурдюк.

– И то верно! – не стал отпираться Санчо. – Храбрым можно быть только на сытый желудок, а на голодный и муравей покажется непобедимым великаном. А вы заметили, ваша милость, как вздыбился Росинант при виде этого нечестивца с плетью?.. «Ого-го-го, мерзавец, мы с хозяином сейчас тебе покажем!». Вот что он, наверняка, хотел сказать своим ржаньем. И ведь не то чтоб хотел, а просто взял и сказал. А мой-то малыш тоже раскричался и-я! и-я! да так грозно, словно готов был ринуться в бой. Нет, ваша милость, как хотите, а они что-то понимают. Да ещё, поди, и судачат друг с другом о том о сём, коли не о нас с вами.

– Вполне допускаю, Санчо, – серьёзно заметил Дон Кихот. – Известно, что Бабьека, лошадь досточтимого рыцаря Сида, на досуге сочиняла сонеты.

– А досточтимый рыцарь выдавал их за свои? – хмыкнул Санчо.

– Не охальничай, обжора! – прикрикнул на него Дон Кихот. – И, поглядев на своего оруженосца, уписывающего за обе щеки дорожные припасы, он покачал головой. – Ты когда-нибудь научишься быть повоздержанней в еде?

– Конечно, ваша милость! Вот прикончу последнюю лепёшку, тогда и начну постигать эту науку. А покуда, – Санчо ткнул куриной косточкой в сторону пощипывающих поодаль траву Росинанта и Серого, – пусть ещё немного попасутся. Может, у них самый важный разговор как раз и происходит.

– Ох, Санчо, Санчо! – вздохнул Дон Кихот.

А пасущиеся Росинант и ослик с любопытством приглядывались друг к другу. Определённо, им хотелось друг с другом поговорить!

И если легендарная Бабьека легендарного испанского рыцаря Сида на досуге баловалась сонетами, явно черпая их из благостного испанского воздуха, то ведь и Росинант с Серым постоянно дышали тем же воздухом!

Вот тут-то мы и наткнулись на одну из тех многочисленных необычностей или сказок, утаённых Мигелем де Сервантесом между строк.

Начал Росинант. Отфыркнув из ноздрей соринки, он заметил как бы мимоходом:

 
Ну вот, мы путь свой
Начали совместный,
Надеюсь, это будет
Интересно…
 

Серый живо откликнулся:

 
Да, дядюшка!
И я надеюсь тоже.
Как говорится,
Бог нам да поможет!
 

Но Росинант отпрянул, даже кожа на нём передернулась:

 
Как «дядюшка»?
Оставьте, Бога ради!
Я вовсе вам
Не родственник,
Не дядя!
Я всё же конь,
А вы…
 

– И-я! И-я! – весело захлопал ушами Серый.

Но Росинант не без надменности в голосе стал его урезонивать:

 
Да нет же, нет!
Мы с вами не семья!
Без ржанья лишнего —
Ну, как без лишних слов —
Скажу, сеньор:
Вы всё же
Из ослов.
 
 
Да, вы умны,
У вас и стать, и поступь,
Возможно, мы подружимся.
Но после!
Вот с вами поедим
Из общих яслей,
И всё нам друг про друга
Станет ясно…
 

Выслушав эту отповедь, Серый вздохнул и грустно поглядел на собеседника. Он даже копнул копытцем, прежде чем ответить:

 
Мне говорили – право,
Не по злобе! —
Что вы не вылезали
Из оглобель,
Что вы не каждый день
Бывали сыты,
Что дома вам
Не чистили копыта…
 
 
Неужто это всё
Пропало даром?
И здесь, под голубым
Небесным кровом,
Вам так сумели
В голову ударить
Четыре новых
Скаковых подковы?
 

Это был отпор, которого Росинант не ожидал от маленького и, казалось бы, такого покладистого существа. Конь встал на дыбы:

 
Да, я горжусь,
Что я скакун
Отныне!
 

Серый хоть на дыбки и не встал, но ответил достаточно жёстко:

 
Я осажу вас,
Гордость не гордыня!
А то, что вы чванливы,
А не горды,
Доказывают ваши
Тон и морда!
 

И повернувшись к Росинанту задом, он стал снова пощипывать траву.

Росинант перебежал к его голове и виновато заглянул ему в глаза:

 
Прошу вас, не судите
Слишком строго,
Уверен: сблизит нас
Одна дорога!
 

Однако для рыцаря, которому казалось, что он удачно совершил свой первый подвиг, дорога к дальнейшим подвигам началась с полного конфуза.

Дон Кихот уже был в седле, а Санчо кончал приторачивать к ослу вьюки, когда из чащи на поляну выбежал спасённый от побоев мальчишка. Одежда на нём болталась клочьями, под глазом красовался огромный фингал.

– Ваша милость, сеньор рыцарь! – закричал мальчишка, сжав кулаки и чуть ли не грозя ими Дон Кихоту. – Никогда, никогда больше ни за кого не заступайтесь!

– Кто тебя так опять отделал и что ты мелешь? – подскакал к нему Дон Кихот. – Да рассчитался ли с тобой твой хозяин, как я велел ему?

– Ещё как! – захохотал сквозь слёзы пастушок. – Ещё как, ваша милость! Отсыпал все семьдесят щедрой рукой, которая держала не кошелёк, а плётку. Да ещё кулаком сверх того добавил!

– Но он же дал клятву! – возмутился Дон Кихот. – Где его честь?

– Честь у Хуана Альдудо из деревни Кинтанар? – изумился мальчишка. – Откуда, сеньор? Да что ему клятва, коли вы далеко, а он привык всё, что задумал, доводить до конца. Не то, что вы, ваша милость! – И подвывая от боли и обиды, мальчишка скрылся за деревьями.

Дон Кихот выхватил меч из ножен.

– Вперёд, Санчо! В деревню Кинтанар!

– Вот туда-то я вас и не пущу! – ухватил Росинанта под уздцы Санчо. – Я наслышан про этих Альдудо, их там семь братьев, и у каждого за пазухой дубинка с железным наконечником. Они нас размолотят так, что мы ни ваших доспехов, ни своих косточек не соберём.

– Выходит, я должен смириться? – артачился Дон Кихот.

Санчо ответил уклончиво:

– Первый хлебец всегда окажется либо сырым, либо подгорелым. – Но обнадёживающе добавил: – И последнее дело думать, что первое дело – последнее!

– Ах, Санчо! – вздохнул Дон Кихот. – Всё это потому, что я не смог первого подвига в Ламанче посвятить прекрасной Дульсинее и отправить этого Альдудо к ней на поклон. Прав сэр Артур Непобедимый: без Дульсинеи никак!

И он пустил Росинанта во весь опор, словно желая ускакать от своего позора.

Конечно, мои юные сеньорины и сеньоры, при всём нашем желании мы с вами сейчас не смогли бы угнаться за Дон Кихотом, пустившим своего коня во весь опор.

Но у нас есть волшебные слова: «А в это время…». Представляете? Стоит нам только их произнести, как мы мгновенно окажемся в совершенно другом месте.

Итак, Дон Кихот мчался на Росинанте куда глаза глядят, чтобы хоть как-то себя успокоить. А в это время…

Да-да, именно в это время на кухне в доме сеньора Кеханы переминались с ноги на ногу двое солидных мужчин – один в рясе, другой пёстро разодетый. Ну конечно же, это были священник Перо Перес и местный цирюльник Николас. Первый, как мы уже знаем, собирался зайти к сеньору Кехане для какой-то важной беседы, а второй явился за своим медным тазиком, забытым здесь накануне после бритья сеньора Кеханы.

Должен уточнить, что Перо Перес был священником-лиценциатом, то есть священником, получившем диплом одного из испанских университетов, а цирюльник Николас столько щёк побрил на своём веку и столько голов украсил модными причёсками, что его по праву величали мастером – маэсе.

А переминались они с ноги на ногу оттого, что перед ними стояли зарёванные, ещё всхлипывающие и утирающие слёзы племянница и ключница.

И вдруг обе женщины, уже спевшиеся в своих увещеваниях, адресованных Дон Кихоту, простёрли к гостям руки и затараторили, забубнили, запричитали:

 
Спасите, ваши милости,
Хозяина и дядю
Из жалости, из милости
И вашей дружбы ради!
 
 
По-видимому, спятил он
От рыцарских романов,
И Дон Кихотом сделался
Простой сеньор Кехана!
 
 
На чердаке он выискал
Прадедушкины латы
И для каких-то подвигов
Отправился куда-то!
 

Тут ключница склонилась к Перо Пересу и интимно пробубнила священнику прямо в ухо:

 
Вам, ваше преподобие,
Скажу ещё яснее:
Обзавестись мечтает он
Какой-то Дульсинеей!
 

А племянница громко добавила:

 
Мы, право же, не думали,
Не знали, не гадали,
Что превратится дядюшка
В бродячего гидальго!
 
 
Зачем, когда в Испании
Ни рыцарей, ни чести?
Спасите, ваши милости,
Кехану с Пансой вместе!..
 

Конечно же, лиценциат Перо Перес и маэсе Николас, благодаря своему жизненному опыту, не могли не оценить важности такой просьбы. Они тут же перестали переминаться с ноги на ногу, и лиценциат откликнулся первым, с присущей моменту торжественностью:

 
Мы завтра же
Пустимся вслед
За Кеханой и Санчо,
И вскоре, уверен,
Настигнем мы
Где-то сеньора.
 
 
Они, безусловно, ещё
На дорогах Ламанчи,
Но вряд ли Кехана поддастся
На все уговоры.
 
 
Без хитрости тут
Обойтись невозможно!
Пока же пускай нам немедленно
Книги сеньора покажут!
 

Племянница и ключница с охотой кинулись к лесенке, ведущей в мансарду, кабинет и книгохранилище Дон Кихота, а ключница, обернувшись, радостно развела руками:

 
Сеньор-то уехал,
А книжки —
Деваться куда им?
Сейчас, ваши милости,
Мы их сюда покидаем!
 

Оставшись на время одни, священник и цирюльник посмотрели друг на друга и скорбно покачали головами. Лиценциат Перо Перес сказал:

 
Нельзя допустить, чтоб сеньору
Грозила сума́,
Разбойников тоже повсюду
У нас в изобилье —
В Ламанче, Гранаде, Уэске,
Кордове, Севилье…
Но прежде посмотрим
На книги, что сводят с ума!
Неужто и впрямь
У Кеханы какие-то сдвиги?
 

Цирюльник же мрачно вздохнул и изрёк:

 
Ну, книги! Ах, книги!
О, эти проклятые книги!
 

И все эти проклятые книги тут же полетели из мансарды вниз на кухню. Солидные фолианты спотыкались на узенькой лестнице, теряли страницы и переплёты, обгоняя друг друга. И вскоре вся кухня была завалена рыцарскими романами, мгновенно превращёнными в хлам ненавидящими их племянницей и ключницей.

Перо Перес уселся на табурет, подвинув его поближе к кухонному очагу с тлеющими угольками, и грозно засучил рукава.

Следуя его примеру, остальные тоже засучили рукава.

У их ног валялись грубо спущенные с лестницы и «Рыцари круглого стола», и «Ричард Львиное Сердце», и «Неистовый Роланд», и «Отважный рыцарь дон Сиронхия», и сам «Артур Непобедимый», посвятивший сеньора Кехану в Дон Кихоты Ламанчские.

Цирюльник с племянницей выхватили из груды книг какой-то роман и стали листать его, с любопытством разглядывая цветные картинки. Священник тоже что-то листал, неодобрительно покачивая головой. А ключница из-за его плеча с ненавистью смотрела на переворачиваемые им страницы и всё жужжала и жужжала лиценциату в ухо:

 
До дрожи отвратительны
Мне эти все особы,
Глаза горят на рыцарей,
А Дульсиней – особо!
Кажись, испепелила бы
я их единым взглядом!
 

Улыбнувшись, лиценциат благодушно заметил:

 
Зачем же утруждать себя,
Очаг имея рядом?
 

И, подавая пример, он бросил книгу, которую листал, на тлеющие в очаге угольки.

Из занявшегося переплёта взметнулись вверх несколько рыцарских мечей, но взвившиеся следом несколько языков пламени одели их, точно огненными ножнами.

Получивший подкрепление огонь ожил, а в очаг со всех сторон полетели книги. Их кидали, уже не глядя, племянница, священник, цирюльник, ключница.

Но горела бумага, переплёты, а те, кто населял эти романы, вырывались из них и, наперекор своим палачам, продолжали жить.

Кавалеры и дамы танцевали вместе с языками пламени и иронически раскланивались с пытающейся уничтожить их компанией.

Весело кувыркались в огне карлики, выпрыгивая из скукоживающихся страниц.

Один карлик подскочил к заглядевшейся на огонь ключнице, сорвал перед ней свой пылающий колпачок с бубенчиками и потряс им у неё под носом.

Взметнулись звоны-огоньки, и ключница испуганно отшатнулась.

Выбравшийся из очередной книги великан ухмыльнулся прямо в лицо племяннице и с вызовом распушил в её сторону осыпавшимися искрами бороду.

Какой-то кавалер отряхнул на приблизившегося к очагу цирюльника свой переливающийся разными оттенками пламени плащ. Отскочив от выметнувшегося на него оранжево-рыжего языка, маэсе Николас стал охлопывать на себе затлевшуюся одежду.

Из брошенной священником в очаг книги возник король. Тот самый, что ещё недавно предлагал Дон Кихоту свою корону. Теперь на зубцах его короны весело поплясывали золотистые язычки. Лукаво посмотрев на священника и подмигнув ему, король наклонился к уже занявшемуся фолианту и достал наполненный огнём кубок. Но не пригубил его, а протянул Перо Пересу.

Лиценциат едва успел увернуться и отёр лоб платком.

Вообще же все на кухне уже порядком взмокли и кидали в очаг книги, стараясь к огню не приближаться. Ключница подправляла их длинной кочергой.

А в очаге творилась огненная сказка!

И рыцари, покидая превращающиеся в пепел страницы своих романов, носились на горячих огненных конях и, размахивая огненными мечами, спешили куда-то по неотложным и несгораемым рыцарским делам.

Вдруг в углу кухни, под потолком, возник Луковичный Шут.

Расположившись, как на качелях, на одной из подвешенных к потолку связок лука, он загорланил во всю свою горько-сладкую глотку вслед носящимся и уносящимся куда-то огненным рыцарям:

 
Пока вероломное
Пламя трещит,
О, рыцари,
К вам эта речь!
Как часто, забыв
Про спасительный щит,
Вы помните только
Про меч!
 
 
Он блещет в руке,
Чтобы зло обуздать.
Торопится конь,
Чтобы не опоздать.
Виват вам,
Сеньоры в доспехах —
Удачи! Победы! Успеха!
 
 
Предания могут
Исчезнуть в огне,
Но топот
Не смолкнет коня!
Ведь правое дело
Всегда на коне
И польза мечу
От огня!
 
 
Он блещет в руке,
Чтобы спесь обуздать.
Торопится конь,
Чтобы не опоздать.
Виват вам,
Сеньоры в доспехах —
Удачи! Победы! Успеха!
 

И если б нам с вами, мои юные сеньоры и сеньорины, удалось сейчас настичь Дон Кихота, он, несомненно, показался бы нам одним из этих рыцарей.

Удручённый лживостью и полным отсутствием чести у Хуана Альдудо из деревни Кинтанар, он всё не мог поостыть и продолжал понукать и понукать Росинанта, и так несущегося в бешеной для того скачке.

В полнеба полыхало заходящее солнце, и по доспехам рыцаря ходили огненные блики, словно и он только что вылетел из пылающего очага в своём доме.

И неудивительно, что за ним неслись горько-сладкие слова Луковичного Шута:

 
Есть руки, которым
Неправда с руки.
Кто сможет
Дела их пресечь?
Вперёд! Продолжение
Честной руки —
Карающий рыцарский меч!
 
 
Он блещет в руке,
Чтобы ложь обуздать.
Торопится конь,
Чтобы не опоздать.
Виват вам,
Сеньоры в доспехах —
Удачи! Победы! Успеха!