Текст книги "Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник)"

Я знал, что раньше в королевстве подземных жителей на троне сидел престарелый король, который правил спокойно и мудро. Но и в сказках время от времени происходит смена династий…

Горяча своего коня лихим свистом, в заломленной на затылок короне на поляну вылетела юная королева Гномена.

Левая половина её одежды была ослепительно белой, правая – умопомрачительно чёрной. Левая рука в белой перчатке сжимала повод, правая в чёрной перчатке – размахивала хлыстом.

За королевой скакали два её министра, видимо, самых главных, потому что второстепенных царствующие особы с собой на прогулку не берут.

Плащ одного из них был весь расшит золотыми саблями, пистолетами и кинжалами, из чего можно было заключить, что он военный министр. На плаще другого красовались искусно вышитые вопросительные и восклицательные знаки. Это был министр государственной осторожности. Прежде чем что-то приказать, королева спрашивала его: «А стоит ли?»

Всадники попридержали лошадей и стали чинно объезжать подземную поляну, вдыхая полезный загородный воздух.

Не выдержав медленной езды, военный министр принялся ёрзать в седле, потом подскакал к Гномене и выпалил:

– Пиф-паф, ваше величество!

– Дорогой министр, – улыбнулась королева, – я помню, что вас зовут Пиф-Паф. Вам незачем беспокоиться.

– Я и не беспокоюсь! – досадливо поморщился министр. – Я сказал «пиф-паф» в совершенно другом смысле: пора, наконец, объявить кому-нибудь войну!

И его усики, похожие на два маленьких кинжала, задиристо встали торчком.

– А что скажете вы, министр осторожности, наш незаменимый господин Ой-ой-ой? – повернулась королева к другому министру.

– Отвечу, как всегда, ваше величество: ой-ой-ой! – вздохнул тот. – А вдруг мы потерпим поражение?!

– Да что он понимает! – начал закипать министр войны и трижды воскликнул: – Пиф-паф, пиф-паф, пиф-паф!

– Ой-ой-ой! – тут же возразил ему министр осторожности.

– Ваше величество! – с жаром вскричал бравый вояка, схватив руку Гномены в чёрной перчатке. – Я взываю к вашей правой руке!

– Ваше величество! – с не меньшим жаром взвился министр осторожности, схватив руку Гномены в белой перчатке. – Я взываю к вашей левой руке!

– Господа, господа! – С трудом успокоила их королева. – Вы пользуетесь тем, что у меня две руки и иногда правая не знает, что делает левая, и наоборот. И потом, я ничего не могу решить без моего Чёрного министра. Кстати, почему я его не вижу?

– Да просто потому, что его здесь нет, – ехидно заметил министр войны.

– Действительно, как просто! – подняла брови Гномена. – Но где же он?

– Ой-ой-ой! – прошелестел министр осторожности, и его лошадь на цыпочках отошла в сторону.

– Вы что-то знаете? – поймав его за рукав, спросила королева.

– Я не доносчик, ваше величество! – с достоинством ответил сановник.

– Ах, какие тонкости! – язвительно заметил бравый вояка. – Тогда я скажу.

– Как вам не стыдно! – гневно бросил ему в лицо Ой-ой-ой.

– Почему мне должно быть стыдно говорить правду, а? – спросил Пиф-Паф. – Это вам должно быть стыдно! Вы ушли от ответа, значит, солгали. А я солдат и, стало быть, это не донос, а донесение.

– Ну, так где же, в конце концов, Чёрный министр? – нетерпеливо воскликнула Гномена.

– Ваш Чёрный министр, – с явной неприязнью к отсутствующему сообщил Пиф-Паф, – вчера отдал свой чёрный мундир в чистку.

– В чистку? – озадаченно спросила королева. – Но зачем? На чёрном же ничего не видно!

– Вот именно! – поддакнул Пиф-Паф.

В это время на взмыленном коне из ворот вылетел Чёрный министр. Увы, его некогда чёрный мундир и плащ были вычищены до сияющей белизны.

– Эт-то что такое?! – изумлённо уставилась на него королева.

Чёрный министр в отчаянии закрыл лицо руками.

– О, ваше величество!

– Да как вы посмели? – вскричала Гномена, а лошадь её гневно топнула передней ногой.

– Чистоплюй! – подлил масла в огонь Пиф-Паф.

Разгневанная Гномена подъехала к Чёрному министру.

– Вы же прекрасно знаете, почему я вас назначила при себе именно Чёрным министром. Ну? Почему?

– Потому что… – пробормотал тот в полном замешательстве.

– Совершенно верно! – перебила его Гномена. – Потому что у меня сложный характер: с одной стороны я очень хорошая, а с другой – не прочь совершить какую-нибудь гадость, мерзость и, стыдно сказать, даже подлость. Что же тут поделаешь, если я такая! Поэтому вы должны… – королева сделала паузу, выжидая.

– Я должен… – уныло пробормотал Чёрный министр.

– Правильно! – снова перебила его Гномена. – Когда я задумаю что-нибудь хорошее, я всегда повелеваю левой рукой в белой перчатке. А вы в это время стоите по мою левую руку, и на вашем фоне всем видно, что я творю добро. Когда же я задумаю сделать что-нибудь мерзкое, ужасное, коварное и, стыдно сказать, даже подлое, я повелеваю правой рукой в чёрной перчатке.

– А я в это время… – начал было Чёрный министр.

– Вот именно! – подняла палец королева. – Вы в это время стоите по мою правую руку, и на вашем фоне никому не видно, что я творю зло. Благодаря вам все видели только мою хорошую сторону, а теперь будут видеть только плохую. Так что же мне с вами делать?

– Да что тут думать! – вздыбил своего коня Пиф-Паф. – Уж коли не с кем воевать, то надо хотя бы кого-нибудь казнить. Иначе просто невозможно жить!

– Нет, нет, – возразила королева. – Надо прежде подумать.

Гномена приставила ко лбу указательный палец правой руки, глаза её грозно заблестели, и она воскликнула:

– Казнить? Это восхитительно! Да-да, конечно же, казнить!

– Позвольте пожать вашу такую мудрую правую руку! – растрогался министр войны и кинулся пожимать королеве руку в чёрной перчатке.

И так как эта рука у Гномены оказалась занята рукопожатием, она приставила ко лбу указательный палец левой руки в белой перчатке, и её тут же стали одолевать сомнения.

– А почему, собственно, казнить? Разве он виноват, что ему так хорошо почистили мундир? Нет, никаких казней, что это я в самом деле? Разве я не права, господин Ой-ой-ой?

– Абсолютно правы, моя королева! – охотно откликнулся министр осторожности. – Позвольте, ваше величество, пожать вашу такую справедливую левую руку!

И он горячо пожал её левую руку.

А так как теперь у Гномены была занята рукопожатием левая рука, она, чтобы всё окончательно решить, приставила ко лбу палец руки в чёрной перчатке.

– Виноват – не виноват! – воскликнула вдруг Гномена. – Конечно, виноват. И казнь ему надо придумать поинтереснее. Сейчас же распоряжусь!

Она хотела было хлопнуть в ладоши, но в тот момент, когда руки соприкоснулись друг с другом, они вступили между собой в нешуточную борьбу: правая пыталась урезонить левую руку, а левая – одолеть правую.

– Эй, господин Пиф-Паф! – крикнула королева. – Вы тут самый сильный. Держите крепче мою правую руку, а то я такого натворю!

– Слушаюсь, ваше величество! – гаркнул министр и стремительно схватил королеву за руку, но – с левой стороны.

Это немедленно заметил Ой-ой-ой.

– Вы нарушили приказ королевы! Как не стыдно!

Но Пиф-Паф сделал вид, что не слышит. Однако Гномена и сама попыталась высвободить свою левую руку.

– Ваше величество! – пылко зашептал ей на ухо Пиф-Паф. – Левая рука не всегда бывает права, уж вам ли этого не знать! Нет-нет, вы должны распоряжаться только правой. Раз-два, правой.

И королева в такт команде стала размахивать свободной правой рукой, а Пиф-Паф продолжал нашептывать ей в ухо:

 
Правой, правой, а не левой,
Левизна нам не нужна!
Правой ручкой королева
Нам приказывать должна!
 
 
Больше хмуриться и злиться!
Хочешь быть злодеем – будь!
Лучше, чем самой казниться,
Вам казнить кого-нибудь!
 
 
Только зря теряем время,
Не воюя, не грозя!
Где сраженья, королева?
Королева! Где походы?
Так же больше жить нельзя!
 

С каждым взмахом руки Гномена распалялась всё больше и больше. Её глаза начали метать молнии, и она крикнула понуро ожидавшему своей участи провинившемуся министру:

– Эй, господин Чёрный министр, я вас отправлю в ссылку!

– Но куда, ваше величество? – в отчаянии схватился тот за голову. – Куда я без вас, куда, куда, куда?

– Что это вы раскудахтались? – грубо перебила его королева. И вдруг её осенила, как ей показалось, удачная мысль. – Я вас превращу в курицу. В чёрную курицу! И кудахтайте себе, сколько вам угодно.

Гномена, разумеется, была не просто королевой, но и колдуньей. Иначе как бы она могла превратить министра в курицу? Но, очевидно, по молодости лет она порой забывала, как это делается. Поэтому королева наморщила лоб, напрягая память.

– Мне нужна темнота! – распорядилась она и выжидательно посмотрела на своих сановников. – Ну?

– Но, ваше величество, – сказал, запинаясь от страха, Ой-ой-ой. – Мы, так сказать, не вполне уверены, что знаем, как устроить эту самую темноту!

– Вот если – гром, то – пожалуйста! – подтвердил Пиф-Паф. – Но темнота…

И Пиф-Паф обескураженно развёл руками.

– Глупцы! – рассердилась на министров Гномена. – Да это же так просто. Надо только всем зажмурить глаза!

И действительно, едва все зажмурили глаза, стало совершенно темно. Я же поспешно перевернул страницу… И вот уже перед Гноменой вместо Чёрного министра стоит чёрная курица.

– Ну вот! – удовлетворённо вздохнула Гномена и, сверкнув глазами, приказала: – А теперь – наверх, к людям, в ссылку. Кыш!

Испуганно взмахнув крыльями, курица мгновенно исчезла. Однако Пиф-Паф был явно разочарован и даже раздосадован.

– Ваше величество! А казнить?

– Ах да! – спохватилась Гномена. – Совсем из головы вон. Палача ко мне! Тринушку!

Но никто не спешил появляться на призыв королевы. Дело в том, что никто из подземных жителей не решился бы отрубить голову. Разве что Пиф-Паф, да и то больше на словах. Поэтому местные гномы и нанимали кого-нибудь из людей. Тогда, в незапамятные времена, в палачах состояла кухарка Тринушка, с которой сговорился ещё престарелый король. Её и звала Гномена.

Через мгновение – толстая и вся увешенная кухонными ножами – откуда-то сверху обрушилась Тринушка.

– Ты явилась быстро, – погарцевав вокруг неё, сказала Гномена.

– Сверху вниз путь недолгий, – пожала плечами Тринушка. – Как услышала, что вы меня кликнули, сказала: «Провалиться мне на этом месте», – и вот я здесь.

– А что теперь над нами? – поинтересовалась Гномена. – По-прежнему тот же самый город? Санкт-Петербург?

– Да ничего не изменилось, – отмахнулась Тринушка, – тот же самый город, Санкт-Петербург. Прямо над вами тот же самый пансион одного немца. А при том пансионе я пристроилась дортуары прибирать да курей резать. Уж больно немец курятинку любит.

– Прекрасно! – потёр руки Пиф-Паф. – Скоро у вас заведётся одна чёрная курица. Лишняя.

Тринушка хихикнула

– У нас лишних не бывает! – И она многозначительно позвенела всеми своими ножами.

Гномена, подскакав к краю подземного неба, сняла с него не очень крупный алмаз и протянула Тринушке.

– Это тебе за труды.

Кухарка повертела в руках алмаз и тяжко вздохнула.

– Ох, ваше величество! Ведь скажут – украла. Мне бы лучше деньгами.

– Нет у меня денег! – начала сердиться Гномена. – Бери алмаз и ступай!

– И то, – засуетилась Тринушка, пряча драгоценный камень за щёку. – Поди, заждались меня мои курочки. Подсадили бы, ваша милость! – обратилась она к Пиф-Пафу.

Пиф-Паф подхватил Тринушку и поднял её прямо к подземному небу. Кухарка тут же нырнула в какую-то небесную расщелину и скрылась из глаз.

А Гномена схватилась за голову левой рукой в белой перчатке.

– Да что же я такое натворила? – И она простёрла руку вслед исчезнувшей Тринушке. – Полцарства тому, кто спасёт моего Чёрного министра!

В отчаянии королева заметалась по подземной поляне и вдруг наткнулась на притаившихся за плакатиком мышей.

– Мыши? Откуда? Их здесь не должно быть!

Мышляй выскочил из-за плакатика, молча указал на надпись и снова нырнул назад.

Гномена громко прочитала: «НАС ТУТ НЕТ».

– Верьте написанному, ваше величество! – пискнул из укрытия Мышляй.

– Отвечайте немедленно, как вы сюда попали! – напустилась Гномена на мышиную компанию.

Но Мышляй высунул лапу и снова постучал угольком по плакатику. Гномена, не растерявшись, выхватила у него уголёк, резко развернула плакатик и написала на обратной стороне «МЫ ТУТ». Потом вытащила за шиворот Мышляя и ткнула его носом в новую надпись.

Глубоко вздохнув, Мышляй обратился к Мышильде:

– Ничего не поделаешь, ваше величество! Придётся вылезать.

– Это что ещё за величество? – удивлённо вскинула брови Гномена.

Мышильда же, надев свою маленькую корону, храбро вышла из-за плакатика.

– Я королева Мышильда. Мы тут оказались случайно. Мы путешествовали по разным сказкам и возвращались к себе домой, в сказку о Щелкунчике. А вашу сказку мы просто перебегали, но в этот момент нас вместе с вами…

– Молчать! – прикрикнула на Мышильду Гномена. – Возможно, нас сейчас читают. Немедленно вон отсюда!

– Правильно! – зашептал в ухо Гномены подскакавший Пиф-Паф. – Не бывает двух величеств в одном королевстве! Война мышам! Так больше жить нельзя!

И схватив правую руку Гномены, он направил её в сторону Мышильды.

– Я вас уничтожу! – запальчиво крикнула Гномена.

– Пожалуйста, не надо! – взмолилась Мышильда. – Мы никому не будем мышать.

– Даже носа не высунем! – дружно запищали фрейлины.

Гномена неуверенно пошевелила пальцами левой руки.

– Мне их почему-то жалко, – сказала она.

– Ваше величество! – укоризненно покачал головой Пиф-Паф. – Левая рука – это ваша слабость. Не поддавайтесь! – И он высоко поднял её правую руку.

– Кошек сюда! – вдруг распорядилась Гномена.

Пиф-Паф так растерялся, что уронил руку королевы.

– Позвольте, где же их взять, ваше величество?

– У Тринушки!

– Но вы же слышали, у них в пансионе куры, значит, кошек не держат.

– Тогда – во дворец! – развернув коня, приказала Гномена. – Там что-нибудь придумаем.

И королева помчалась к воротам. Оба министра последовали за ней. Но перед тем как скрыться за воротами, Пиф-Паф сделал из пальцев пистолет и наставил его на Мышильду:

– Пиф-паф!

– Ой-ой-ой! – вслух подумал министр осторожности.

Гномы-привратники поспешно захлопнули за ними ворота.

Мышляй был явно смущён своей неудачей с плакатиком: Гномена его перехитрила! А Мышильда, не на шутку напуганная угрозами Гномены, выразительно провела лапкой по горлу и заявила:

– Всё! Мышеловка!

В это время кто-то кашлянул из темноты, словно желая привлечь к себе внимание.

– Ой, кто там ещё? – отпрянула Мышильда.

– Не бойтесь, – донёсся чей-то голос. – Я Людоед.

Мышильда подхватила с полу брошенный плакатик и закрылась им, повернув в сторону Людоеда надписью «НАС ТУТ НЕТ».

– Ваше величество! – постарался успокоить её Мышляй. – Вам-то чего бояться? Он же Людоед, а вы, простите, мышь серая.

На поляну вышел коренастый бородач. Он зябко кутался в серую шкурку, которая едва доходила ему до пояса.

– А почему на вас мышиная форма? – с недоумением уставился на него Мышляй.

– Видите ли, я Людоед из сказки Шарля Перро «Кот в сапогах», – вздохнул бородач. – Если помните, я там превращаюсь в мышь. Великий сказочник утверждал, что Кот меня съел, но это не так! Я просто остался мышью и теперь ищу своих сородичей.

Мышляй с видом гостеприимного хозяина указал на затаившихся мышей, словно приглашая Людоеда занять среди них своё место.

– Правда, я постепенно обретаю свой прежний облик, – засмущался Людоед, – но стоит мне трижды повернуться на одной ножке, – и я ничем не буду отличаться от вас.

И он собрался было это немедленно проделать, но его остановила Мышильда.

– Не надо! У меня есть мышль, – она окинула Людоеда оценивающим взглядом. – За этими воротами живут люди, а вы как-никак людоед. Съешьте их!

– Ни за что! – в ужасе подпрыгнул Людоед.

– Я – мышиная королева, – приосанившись, сказала Мышильда, – и я приказываю вам это сделать.

– Нет, нет и нет! – заартачился Людоед.

– Действительно, – заметил Мышляй, оценив смекалку королевы, – что вам стоит на минуточку снова превратиться в людоеда и, так сказать, исполнить свой долг?

– Я сказал – нет! – И Людоед повернулся, чтобы скрыться в темноте.

– Тогда вы просто трус! – гневно бросила ему вслед Мышильда.

– Что?! – вскричал Людоед. Его профессиональная гордость была задета. – Никому не позволю себя оскорблять! Все, решительно все знают, что это не так!

 
Знают дяди, знают тёти,
Знают дети, как я смел!
Я на сказочной работе
Очень даже многих съел.
 
 
Как-то близкого соседа
Съел я в полдень на обед.
Съел другого людоеда —
Тот теперь не людоед!
 
 
Но и сам я жил с опаской,
Долго был я не у дел,
Потому что в старой сказке
Не того кого-то съел.
 
 
А всего сильней на свете
Я люблю голландский сыр.
Знают дяди, тёти, дети —
Я людьми по горло сыт!
 

– Как видите, ваше величество, – добавил он уже в прозе, – Кот в сапогах, сам того не желая, помог мне стать другим. И я ему очень благодарен, потому что совершенно избавился от дурной привычки есть людей.

Мышильда обиженно отвернулась, а тем временем в голове Мышляя зрел какой-то очень хитрый план. Он потёр лапы и с улыбкой обратился к Людоеду:

– Значит, вы решили стать хорошим. Это хорошо. Мы вас просто испытывали перед тем, как принять в мыши. Слыхали, ваше величество? Всего сильней на свете он любит голландский сыр! А? Это истинно мышиный вкус! Можно считать, что в нашем полку прибыло.

Людоед с благодарностью поклонился Мышляю, а Мышляй продолжал его обхаживать:

– Вы знакомы с самим Котом в сапогах и, следовательно, знаете все кошачьи повадки. Интересно, какие они, коты?

– А вы что, ни разу кота не видели? – удивился Людоед.

– Дорогой мой! – похлопал его по плечу Мышляй. – Если бы я хоть раз увидел кота, то вы бы меня ни разу не увидели. Зачем мне это?

– Действительно, ни к чему, – согласился Людоед.

– Впрочем, я полагаю, что между кошкой и мышкой не такая уж большая разница, – как бы вслух подумал Мышляй.

– То есть как? – Людоед в недоумении помотал головой.

– Да очень просто! – пояснил Мышляй. – Кошкам говорят «кис-кис», а мышкам «кыш-кыш». Согласитесь, это почти одно и то же.

На лице Людоеда отразилась напряжённая работа мысли.

– Но когда говорят «кыш-кыш», в этом – как это сказать по-нашему? – совсем другой шмышл!

– Это верно, – согласился Мышляй. – Но в таком случае и в «кис-кис» другой шмышл. Здесь другой и там другой. Где же разница?

Людоед наморщил лоб. Наконец он развёл руками.

– Действительно, разницы нет.

– Вот видите! – обрадовался Мышляй. – Таким образом, можно считать доказанным, что мы и кошки – одно и то же, только язык другой. Но, я надеюсь, вы знаете кошачий?

– Конечно, – кивнул Людоед.

– Прекрасно! – потёр лапы Мышляй. – Вот вы и обучите ему наших очаровательных фрейлин.

– А зачем? – не понял Людоед.

– Видите ли, – доверительно взял его под руку Мышляй, – нам удалось выяснить, что местная королева мечтает о кошках. Но в некоторых подземных королевствах кошек просто невозможно достать. Бывает же такое, верно?

С этим Людоед не мог не согласиться.

– Вот мы и преподнесём её величеству двух кошечек, – широко улыбнулся Мышляй. – Как видите, намерения у нас самые добрые.

– Я теперь тоже люблю делать подарки, – кивнул Людоед.

– Вот вы и подарите кошечек королеве! – воскликнул Мышляй. – А теперь – марш в самый тёмный угол и принимайтесь за ученье. А главное, обучите их кошачьим манерам и придайте им соответствующий облик.

– Неужели мы перестанем, наконец, так противно пищать? – весело шепнула своей подружке фрейлина с голубым бантом на хвосте.

– У нас будут новые хвосты и новые мордочки! – в восторге сказала фрейлина с розовым бантом. – Наконец-то мы избавимся от своей серости!

Людоед же, подхватив обеих девочек под руки, отправился выполнять ответственное поручение.

А Мышляй подкрался к воротам в королевство и попробовал их немножко приоткрыть, но ворота были накрепко заперты изнутри. Тогда Мышляй приложил ухо к створкам и прислушался.

– В королевстве всё спокойно, – объявил он. – Видно, там ещё ничего не придумали. Значит, мы сумеем их опередить. Что ж, война так война!

– Но у меня нет солдат! – заломила лапы Мышильда. – Все наши солдаты остались в сказке!

– Зато у вас есть я, – успокоил её тайный советник. – Дело теперь только за Людоедом. Он проводит занятия, вы прячетесь, я иду в разведку.

Старясь не шуметь, Мышляй скрылся в неизвестном направлении.

Пока Мышляй, преодолевая всевозможные преграды, прогрызался наверх, мне стоило лишь перевернуть страницу и я сразу оказался на заднем дворе пансиона.

Сюда выходило крыльцо чёрного хода, по которому Тринушка, очевидно, и доставляла на кухню кур, столь дорогих желудку хозяина.

По двору прогуливались мальчик и курица. Мальчик был одет в аккуратный форменный сюртучок. Насколько я помню, звали его Алёша. А его спутница, конечно же, была Чёрным министром, превращённым Гноменой в курицу.

Если бы Алёша мог предположить, что лет через двести с ним снова захотят познакомиться, он как воспитанный мальчик непременно сказал бы о себе следующее:

 
Сказки есть про Сивку-бурку,
Про волшебные края,
А в старинном Петербурге
Жил да был когда-то я.
 
 
Не скажу вам точной даты,
Сказка это или быль,
Но, как видите, ребята,
Я когда-то жил да был!
 

Однако ничего такого Алёша не сказал и даже не подумал. Он был увлечён беседой с чёрной курицей. Впрочем, беседой это было бы назвать неправильно, потому что говорил один Алёша.

– Ах, Чернушка, Чернушка! Откуда же ты всё-таки взялась? Не вылупилась из яйца, не была чёрным цыплёнком, и никто тебя не покупал на базаре. Но ты есть, и мы с тобой друзья. Не так ли?

Курица согласно кивнула, и Алёша пришёл в восторг.

– Ты всё понимаешь! И глазки у тебя умные, только сказать ничего не можешь. Ну, а где же ты видела говорящих кур?

Чернушка снова кивнула.

В это время дверь чёрного хода в пансион скрипнула, и на крыльце появился некий господин с очень строгим выражением лица.

Несомненно, это был сам хозяин пансиона.

Как человек взрослый и к тому же учитель, он не мог не понимать, что со временем сказки стареют, и он, появившись перед новыми читателями, непременно должен кое-что разъяснить. К примеру, что одни и те же предметы и понятия в разные времена имеют разное значение.

Он улыбнулся краешками губ, сделал вежливый полупоклон и, словно в ответ на мои мысли, сказал нечто совершенно непредвиденное:

 
Перед вами строгий ментор,
Ментор – это зеер гут!
К настоящему моменту
Педагогов так зовут.
 
 
Я – хозяин пансиона.
Пансиона? Вас ист дас?
Это так во время о́но
Интернат зовут у нас.
 
 
Наступили дни вакаций.
Дни вакаций – зеер гут!
Со времён далеких, братцы,
Так каникулы зовут…
 

Тут он заметил Алёшу, чинно прогуливающегося по двору рядом с чёрной курицей, и гневно воскликнул:

 
Но Алёша, но Алёша —
Этот мальчик зеер шлехт,
Значит —
Мальчик нехороший,
Он учился хуже всех!
 

«Строгий ментор» на цыпочках сбежал с крыльца, подкрался к Алёше сзади и схватил его за ухо.

Алёша взвыл, а курица, взмахнув крыльями, мгновенно умчалась за дальний сарай и спряталась в пышно разросшихся лопухах.

– Не вздумайте, Алёша, вырывать своё ухо из моих крепких пальцев, – сказал учитель, – а то вам будет зеер шмерцен, то есть очень больно. А теперь слушайте меня внимательно: на моей родине в Германии маленький мальчик Фридрих тоже учился в пансионе. Но вскоре он будет Шиллером! В другом славном городе маленький мальчик Франц тоже учился в пансионе. Но вскоре он будет Шубертом! А вы, Алёша? Вы увлечены какой-то странной чёрной курицей и совершенно не читаете книг.

Он посверлил Алёшу суровым взглядом.

– Где произошла Тевтонская битва?

– На сто тридцать седьмой странице, – ответил Алёша, морщась от боли.

От неожиданности учитель выпустил Алёшино ухо и всплеснул руками.

– Ведь можете! А ленитесь. Нет, Алёша, нет! Вакации не для вас. Я напишу вашей маменьке и вашему папеньке, что вы оставлены в пансионе. За эти дни вам надлежит прочесть много толстых книг! А насчёт этой странной курицы, которая даже не несёт яиц, я тотчас распоряжусь.

– Господин учитель, – поднял на него умоляющие глаза Алёша, – позвольте вас очень, очень, очень попросить…

– Нет, Алёша, нет! – перебил его учитель. – Всё просто, как немецкая грамматика: я решил – я сделаю.

И он громко крикнул:

– Тринушка!

Обвешенная ножами Тринушка словно выросла из-под земли.

– Первое! – приказал ей учитель. – Принесите в дортуар к господину Алёше все толстые книги с моего письменного стола. Второе: эта странная шварц кюне, то есть чёрная курица, которая почему-то не несёт яиц и не высиживает цыплят, не должна больше мешать Алёше учиться.

– Не будет, уж я постараюсь! – зазвенела всеми своими ножами Тринушка и отцепила от пояса самый длинный.

Отдав распоряжения, учитель степенно поднялся на крыльцо и скрылся за скрипучей дверью, а Тринушка встала на колени, постучала по земле и прошептала куда-то вниз:

– Ваше величество, ау! Всё, как вы велели: ваша курочка подышала немного, и хватит!

Она поднялась с колен и направилась прямо к лопухам, ласково приговаривая:

– Чернушенька, Чернушенька, цып-цып-цып! Да помогите же, Алёша, поймать её!

Но Алёша успел схватить кухарку за подол.

– Не надо, Тринушка, не надо! Вы такая хорошая. Пожалуйста, оставьте мне Чернушку! Вот посмотрите, что я вам за это подарю!

И достав из кармашка золотую монету, Алёша протянул её кухарке. У той аж глаза округлились.

– Золотая монета! – произнесла она сдавленным шёпотом. – Целый империал!

– Это мне маменька подарила на счастье, – вздохнул Алёша.

– Как же так? – недоверчиво покосилась на него Тринушка. – На счастье, а вы дарите мне? Да настоящая ли она? – Тринушка с трепетом взяла из рук Алёши монету и попробовала её на зуб. – Ох, настоящая! Уж как я мечтала о такой, уж как мечтала!

Но Тринушка всё не решалась спрятать монету, выжидательно поглядывая на Алёшу.

– Берите, берите! – успокоил её Алёша. – Если вы оставите мне Чернушку, я буду самым счастливым человеком!

– Да я вам и книжки принесу самые тонкие! – засуетилась Тринушка, пряча за щёку золотой империал. – А Чернушка… Ну что же, скажу – я сделала всё, как надо, а по двору бегает совсем другая чёрная курица. Ведь господин учитель не так уж часто выходит на задний двор.

И Тринушка умчалась выбирать для Алёши самые тонкие книжки.

Алёша поднялся в свой дортуар и… оказался на следующей странице.

Аккуратно застланная узенькая койка, небольшой столик для занятий и табурет – вот и всё скудное убранство его комнаты. Да ещё на полке притулился кувшинчик для воды и рядом с ним перевёрнутая кверху дном фарфоровая чашка, очевидно, тоже маменькин подарок.

Следом за Алёшей в дортуаре появилась Тринушка, нагруженная двумя огромными фолиантами.

– Вот, извольте, – молвила она, положив фолианты на столик перед Алёшей, и отёрла пот со лба. – Самые тонкие. С трудом донесла!

Алёша с ужасом посмотрел на фолианты.

– Тринушка! Да вы просто… палач!

– Что?! – отпрянула кухарка. – Кто вам сказал? Да провалиться мне на этом месте…

И вдруг пол под Тринушкой на мгновение разверзся, и она с грохотом провалилась куда-то вниз.

Алёша протёр глаза.

– Ну вот! А господин учитель говорит, что чудес не бывает.

– Господин учитель не прав, Алёша, – раздался чей-то голос, – чудес на свете сколько угодно.

– Кто это? – мальчик с недоумением оглядел свой маленький и полупустой дортуар.

И тогда из-за фолиантов, раздвинув их, вышла чёрная курица.

– Ах, это ты, Чернушка! – успокоился Алёша. – Теперь гуляй себе, сколько угодно, Тринушка больше никогда тебя не тронет.

– Тем более, что она провалилась сквозь землю! – насмешливо и чётко произнесла Чернушка.

– Но позволь… – вдруг опомнился Алёша, – ты умеешь разговаривать? А я и не знал, что такое может быть!

– Может, Алёша, может, – покивала Чернушка. – А теперь иди за мной. Ты меня спас и получишь за это, что пожелаешь. По дороге я тебе всё объясню. И не удивляйся, пожалуйста, когда я изменюсь у тебя на глазах. Ничего не бойся. Идём!

Алёша с Чернушкой вышли из дортуара, а из-под койки тут же вылез Мышляй. Он обежал все углы, обнюхал учёные фолианты, поинтересовался кувшинчиком и перевёрнутой фарфоровой чашкой на полке, присел на одну из книг и стал размышлять:

– Значит, Чёрный министр остался жив и отправился со своим спасителем Алёшей в королевство подземных жителей. Там Алёша получит награду, а у её величества Гномены появится, наконец, умный министр. Уж он-то наверняка придумает, как от нас избавиться! Что из этого следует? Из этого следует, что мне придётся опередить Чёрного министра!

И Мышляй вновь нырнул под Алёшину койку, под которой, очевидно, он и прогрыз новый ход между подземными владениями Гномены и пансионом.