Текст книги "Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник)"

По обочинам дороги, по которой продолжили свой путь Дон Кихот и Санчо, валялось такое количество камней всевозможного вида и размеров, что из них можно было бы построить целый город.

Но города из этих камней никто пока не построил, и они валялись просто так при дороге, не радуя, а скорее удручая своим видом путников.

А навстречу Дон Кихоту и Санчо приближался и всё усиливался и усиливался звон.

Это не был ни звон колокольчиков на резво бегущих мулах, ни звон лёгкого колокола в руках бродячего монаха, собирающего милостыню для своей обители.

Звенели цепи на узниках, медленно и, разумеется, неохотно бредущих к месту каторги, назначенной им королевскими судьями.

Оковы узников, видимо, были столь надёжны, что сопровождали их всего лишь двое конвоиров в кожаных касках – один с мушкетом, другой с копьём.

Дон Кихот поставил Росинанта поперёк дороги, и звенящая процессия остановилась, упершись в неожиданное препятствие.

– Уважаемые стражи порядка! – очень вежливо обратился к конвоирам Дон Кихот. – Я бы хотел знать, по своей ли воле идут те, которых вы сопровождаете?

– Да что вы, ваша милость! – ответил конвоир с копьём. – Кто же по своей воле ходит в цепях? Это отъявленные негодяи. Закон и судьи приговорили их к королевским галерам.

– А так ли велика провинность этих несчастных? – обвёл глазами новоиспеченных каторжников Дон Кихот. – Уж слишком скорбны их лица! И я бы хотел от вас услышать, какая беда стряслась с каждым из них в отдельности.

– Рожу-то эти плуты состроят вам, какую угодно! – хмыкнул конвоир с мушкетом. – А порасспросить об их делишках вы можете у них самих, а мы с приятелем наконец-то спокойно перекусим. Да и у нас будут ушки на макушке, чтобы эти удальцы не ввели вас в заблуждение.

Конвоиры тут же разложили на каком-то большом и плоском камне нехитрую трапезу, и слышавшие весь разговор галерники, дружно громыхнув цепями, приблизились к Дон Кихоту.

Первый же из них на вопрос Дон Кихота и его просьбу быть кратким, ответил так:

 
Любовью, сеньор,
Я несчастье навлёк…
 

Однако стражники ухмыльнулись и не менее кратко пояснили:

 
Влюбился, бедняга,
В чужой кошелёк!
 

Другой заключённый, продемонстрировав рыцарю глубокую печаль в глазах, пожаловался:

 
За то пострадал я,
Что скачки любил…
 

А стражники со своей стороны добавили:

 
Сеньор конокрадом
Отъявленным был!
 

У третьего осуждённого прорвалось как бы сквозь слёзы:

 
Мне за домовитость —
Досталась тюрьма…
 

Но стражники незамедлительно дали объяснение:

 
Своими считал он
Чужие дома!
 

Четвёртый же, с нескрываемой обидой в голосе просто недоумевал, за что он мог оказаться в такой компании!

 
Я жадных порой
Подбивал на делёж…
 

Стражники только покачали головами:

 
Такая делёжка
Зовётся грабёж!
 

– Хорошо, хватит! – сказал Дон Кихот. – Я всё понял. Но эти провинности столь невелики и так часто остаются безнаказанными, что судейские перья слишком порезвились, приговорив вас к галерам. Поэтому я попрошу сеньоров стражников отомкнуть унижающие достоинство цепи и отпустить вас на все четыре стороны.

И, обращаясь к трапезничающим стражникам, добавил не без угрозы в голосе:

– Пока попрошу!

Почувствовав неладное в поведении встречного рыцаря, стражники вскочили и заняли воинственную позицию между ним и приговорёнными. Сперва они попытались образумить своего неожиданного противника:

 
Но закон есть закон!
И закон испокон…
 

Однако Дон Кихот резко оборвал их:

 
Но не Бог же закон,
Не одна из икон!
И закон не поют
Как моленье,
При котором встают
На колени!
 

Стражники опять попытались вразумить Дон Кихота, теперь уже с каждым словом накаляясь в своём служебном рвении:

 
Но мы их не тащим
На площадь для казни
И вёслами в море
Махать на века!
Снимите-ка
Перед законом
Свой тазик,
Иначе мы вам
Наломаем бока!
 

Как видите, мои юные сеньоры и сеньорины, испанский воздух четыреста лет тому назад способствовал и тому, что можно было стихами изрядно ругаться. Да так, что стражник с мушкетом немедленно навёл своё оружие на Дон Кихота. Но метким ударом копья Дон Кихот выбил мушкет у него из рук. Заключенные же, поняв, что их хотят освободить, кинулись с радостным воем на конвоиров. Завязалась нешуточная потасовка. Конвойные то бросались к каторжникам, которые при помощи Санчо уже разбивали придорожными камнями свои цепи, то отбивались от наседавшего на них Дон Кихота. А он, не уставая, колотил их мечом плашмя по кожаным каскам. Но они снова и снова пытались отстоять свои права. Короче, работы у всех было вдоволь, а каторжники разбивали и разбивали сковывавшие их цепи. Стояли звон, крики и сплошная круговерть.

Когда же всё улеглось, стражников и след простыл, а освободившиеся узники с обрывками цепей на руках и ногах столпились вокруг своего избавителя.

– Вы, как люди благовоспитанные, – сказал им Дон Кихот, – в благодарность за предоставленную моим мечом свободу, должны выполнить мою волю: сей же час вы тронетесь в путь и, прибыв в город Тобосо, явитесь к даме моего сердца Дульсинее Тобосской. Ей вы поведаете о моём новом подвиге, совершенном в её честь.

– Вот ещё, будем мы таскаться по каким-то Дульсинеям! – недовольно проворчал один из освобождённых.

А другой добавил:

– Эх, ваша милость! Мы-то надеялись, что вы нас превратите в шайку весёлых головорезов и мы порезвимся в окрестных лесах. А вы…

И разбойник безнадёжно махнул рукой.

– Да как вы смеете предлагать мне такое! – вознегодовал Дон Кихот. – У меня и без стражников хватит сил с вами управиться!

И он, снова обнажив меч, двинул Росинанта на толпу недавних каторжников.

Но в него полетела такая туча булыжников, что и он сам, а заодно и Санчо оказались тут же под ними погребёнными.

Только Санчо оказался с головой погребённым в маленькой и толстенькой пирамидке из камней, а Дон Кихот – в высокой. Вершину его пирамиды венчали копьё и медный тазик, а с двух сторон из нагромождения булыжников торчали голова и хвост Росинанта.

Галерники разбежались, а из-за большого камня встал загодя спрятавшийся там ослик. Он огляделся, подошёл к Росинанту и, потёршись мордой о его морду, участливо спросил:

 
Ну как, Росинант,
Ты живой ли?
 

Росинант открыл измученные глаза и едва прошептал:

 
Ох, ой-ли живой я,
Ох, ой-ли!…
 

Тогда Серый осторожно порылся в заваливших Росинанта камнях, нашёл его уздечку и зубами потянул за неё.

Ничего не получилось и, напрягшись как следует, даже от напряжения присев на задние ноги, Серый потянул как следует.

Камни стали разваливаться, и Росинант вышел из своего плена, сам покачиваясь и покачивая на спине совершенно обескураженного и изрядно помятого рыцаря.

Серый же не удержался на ногах и рухнул прямо на маленькую пирамидку, чем невольно освободил из-под камней и Санчо.

Санчо чмокнул в нос осла и тут же вскочил на него.

– Ах, Санчо! – вздохнул Дон Кихот. – Я теперь понял, как непросто оказывать услуги людям неблаговоспитанным.

– Конечно! – ухмыльнулся Санчо. – Надо бы сперва их обучить говорить спасибо и шаркать ножкой, а кабы ваша милость ещё и поняли, что иногда полезнее свернуть на обочину, чем вставать поперек дороги, – под вашими латами многих синяков бы не досчиталось!

И он затрусил за своим господином, тронувшим потихоньку Росинанта.

– Но, друг мой, – напомнил оруженосцу Дон Кихот, – мы с тобой и отправились в путь, чтобы защищать обездоленных и неправедно обиженных. Да я бы и сейчас кинулся в бой по велению сердца. А коли сердце прикажет, разум должен зажмуриться!

– Ваша правда, сеньор, – кивнул Санчо. – Однако есть мудрость и помудрее: в чужой огонь не суй дрова!..

…Сколько же правд и связанных с ними мудростей есть на свете, мои юные сеньоры и сеньорины? Видно, их и не перечесть! Даже самая главная правда – истина – и та не простая, а горько-сладкая!

Вот Луковичный Шут и рассуждал об этом во всю свою горько-сладкую, как сама истина, глотку, катясь теперь по дороге впереди Дон Кихота и Санчо.

 
В чужой огонь
Не суй дрова,
Получишь бранные слова
В ответ, сеньоры.
Поможет ближнему рука —
Рука сваляет дурака.
Вот так, сеньоры!
 
 
Порою сердце даст совет —
Отдай голодному обед!
Отдашь, сеньоры…
Потом жуёшь свои усы,
А кто-то хлеб,
А кто-то сыт.
Вот так, сеньоры!
 
 
Не потому, что нет ума,
У добряка пуста сума,
Мои сеньоры.
В жару напьются,
Но не те,
Что носят воду в решете,
Вот так, сеньоры!
 
 
Всегда расчёт гулял в шелках,
А сердце ходит в дураках
Порой, сеньоры.
Но кто-то должен предпочесть
Рассудку доброту и честь!
Вот так, сеньоры!
 

В роще оливковых деревьев притаилась уже знакомая нам повозка, в которой везли льва. Но клетка теперь стояла вертикально, в неё были встроены скамейка и небольшой столик, а переделанная дверца могла пропустить человека. На столике лежал то ли охотничий, то ли рыцарский рог. В повозку были впряжены мулы Перо Переса и маэсе Николаса, а сами лиценциат и цирюльник расположились подле повозки, с нетерпением поглядывая на дорогу.

– Сеньор Кехана и Санчо вот-вот должны появиться, – сказал маэсе Николас, – и нам пора изменить внешность. Для себя я припас бороду, сделанную из бычьего хвоста, а вам, сеньор лиценциат, я бы посоветовал надеть дорожные очки от пыли. – И он протянул Перо Пересу капюшон с маской, в которую были вделаны глазные стекла.

Перо Перес напялил это себе на голову.

– Превосходно! – всплеснул руками цирюльник. – Ни меня с бородой, ни вас в этой маске Кехана ни за что не узнает. Главное, чтобы он добровольно вошёл в клетку! Не можем же мы применить насилие к нашему больному другу!

– Ну, это у нас продумано, – успокоил его Перо Перес.

И он стал повторять их общий и, как им казалось, очень хитроумный план, для чего они и старались изменить свою внешность.

– Значит, так: одну принцессу обидел один великан, и она послала нас звать Дон Кихота на помощь. Но позвольте… у меня выскочило из головы имя несчастной принцессы!

Оба наморщили лбы, вспоминая, первым вспомнил цирюльник:

– Микомикона! Да-да, именно так её зовут.

– Совершенно верно! – с облегчением вздохнул священник. – И в романах, которые прочитал в изобилии наш друг, она то и дело попадает в передряги с великанами.

– А великана зовут Пандафиландо Стоглазый, – снова подсказал цирюльник.

– Нет! – не согласился Перо Перес. – Пусть великаном будет Каракульямбр Сторукий. Правда, насчёт рук я не уверен, но с ним наш рыцарь уже сразился у себя в мансарде и, кажется, потерпел поражение: был завален целой горой книг! Уж с ним-то поквитаться Кехана и в клетке поспешит. Но главное, чтобы наш друг сам захотел вернуться в родное селение.

– Вы же знаете, сеньор Перес, – вздохнул маэсе Николас, – что это как раз и невозможно. В лучшем случае нам придётся просто замкнуть клетку и, увы, всё же силком доставить его домой.

– Постойте, постойте, – приложил указательный палец ко лбу священник. – Да! Кажется, на сей раз меня действительно осенило свыше. Прочь этот маскарад! Все можно проделать ещё хитрее, нисколько не меняя сути.

И он сорвал с себя маску, а с цирюльника – бороду.

– Что вы делаете?! – переполошился цирюльник. – Вон они уже показались из-за поворота, и мы тотчас будем узнаны!

– Конечно! – радостно потёр руки Перо Перес. – В этом весь смысл моей хитрости. А теперь – на колени перед достославным рыцарем Ламанчи, маэсе Николас, и что бы я ни сказал – поддакивайте, поддакивайте.

Они выскочили на дорогу и преклонили колени перед приближающимися Дон Кихотом и Санчо.

– Откуда вы, друзья мои? – с удивлением воскликнул Дон Кихот, остановив Росинанта.

– Маэсе Николас и сеньор Перо Перес? – не меньше господина удивился Санчо. – И на коленях в дорожной пыли!

– Нам неведомо, о, достойнейшие, о ком вы говорите, – покачал головой лиценциат.

– Совершенно неведомо! – поддержал священника цирюльник, ничего не понимая.

– Мы посланцы несчастной принцессы Микомиконы, которую вместе с её королевством поработил злобный великан Каракульямбр! – горестно воздел руки Перо Перес.

– Но я же поразил Каракульямбра копьём! – ещё больше удивился Дон Кихот, соскакивая на землю.

Спешился и Санчо.

– Значит, – не растерялся лиценциат, – ваше рыцарство его только ранили. Но принцесса Микомикона убеждена, что только вы и сможете одолеть его окончательно. Потому и послала нас умолить на коленях досточтимого Дон Кихота Ламанчского спасти её.

– Встаньте, сеньор, встаньте! – спохватился Дон Кихот. – Кто бы вы ни были, не гоже стоять на коленях перед скромным странствующим рыцарем.

Они поднялись с колен, а Санчо подозрительно обошёл их, всматриваясь в их лица и бормоча:

– Хоть я уже не однажды слышал от сеньора Дон Кихота: «Санчо, не верь глазам своим», но я же прекрасно вижу, что вы – сеньор Перо Перес, священник из нашего села, а вы, сеньор, наш цирюльник – маэсе Николас. Да и вы сами, ваша милость, – обратился он к Дон Кихоту, – сказали, как только увидели этих сеньоров: «Откуда вы, друзья мои?». Уж вы-то ошибиться не могли, столько лет дружбу с ними водите!

– М-да, ты прав! – нахмурился Дон Кихот и тоже обошёл посланцев Микомиконы, со всё возрастающим подозрением всматриваясь в них.

Цирюльник с нескрываемым укором глянул на лиценциата, но тот притворно вздохнул и продолжил задуманную игру.

– Похоже, вы нам не верите, сеньор! И неудивительно: мы и сами, высадившись с корабля на вашу землю, перестали узнавать друг друга. Однако нам и в голову не могло прийти, что я – вылитый священник из вашего села, а он – копия вашего цирюльника. Но Каракульямбр не простой великан, он вдобавок и колдун. Это он, он наделил нас внешностью ваших близких друзей, а уж они-то воистину не могут быть посланцами далёкой принцессы! Что же нам делать? – уставился он на маэсе Николаса.

– Да, что же нам делать? – совершенно искренне развёл руками маэсе Николас.

– Есть только один выход, – предложил Перо Перес. – По дороге в Микомиконию мы заглянем в ваше село. И вы убедитесь, что и священник, и цирюльник на своих местах. Только вы увидите двух Перо Пересов и двух маэсе Николасов.

– Ну, что же, я согласен, сеньоры, – сказал Дон Кихот.

Наконец всё понявший цирюльник бросил на лиценциата восхищённый взгляд, а Перо Перес в ответ тонко улыбнулся.

– Но я готов поверить вам на слово, – добавил Дон Кихот. – И мы вполне можем миновать наше селение.

У цирюльника испуганно вытянулось лицо, а священник заявил со всей решительностью:

– Мы настаиваем на такой проверке, сеньоры, ибо только она может избавить нас всех от ненужной подозрительности!

– Хорошо, – согласился Дон Кихот. – Но мы тут же двинемся дальше.

– Разумеется! – расплылся в улыбке священник. – Нас поджидает в бухте корабль, на котором мы прибыли, а в море много островов, и по дороге, сеньор рыцарь, вы без труда сможете завоевать любой из них.

Последнее было явно адресовано Санчо, и тот не замедлил отреагировать, умоляюще подняв на Дон Кихота глаза.

– Ваша милость!..

– Помню, помню, – похлопал его по плечу Дон Кихот. – Считай, что на одном из них ты уже губернатор!

По знаку лиценциата цирюльник кинулся в оливковую рощу и не успел Дон Кихот занести ногу в стремя, как на дорогу выкатилась повозка с клеткой.

– А это ещё что такое? – уставился на клетку Дон Кихот.

– О, непобедимый рыцарь из Ламанчи! – поклонился ему лиценциат. – Не судите несчастную Микомикону за то, что она печётся о вашей безопасности в пути. В этой клетке вы станете невидимы для коварных глаз Каракульямбра.

– Уж так она заговорена, сеньор рыцарь! – поклонился цирюльник.

– Странно, – покачал головой Дон Кихот. – Я читал, что рыцарей иногда переносят по воздуху, закутанных в чёрное или серое облако. Но в клетке?

– Всё верно, сеньор, – кивнул Перо Перес. – И как только мы ступим на землю Микомиконии, эта клетка мгновенно превратится в облако. И непременно в чёрное или серое.

– Уж так она заговорена! – вставил маэсе Николас.

А Перо Перес продолжал фантазировать:

– И над логовом Каракульямбра звук вашего рога, – священник достал из клетки рог и почтительно вручил его Дон Кихоту, – раздастся, точно гром трубы небесной. А ваш меч станет великану воистину небесной карой!

После такой патетической тирады Перо Перес платком отёр лоб, а Дон Кихот, не выпуская рога, тотчас забрался в клетку, и цирюльник замкнул щеколду на дверце.

– Но вы-то меня не потеряете из глаз? – обеспокоенно спросил рыцарь, поудобнее устраиваясь на скамейке.

– Ни в коем случае! – успокоил его священник. – Вы невидимы только для Каракульямбра.

– Тогда в путь! – скомандовал Дон Кихот. – Вы, конечно, не знаете дороги к нашему селению?

– Увы! – развёл руками священник. – Мы же здесь чужестранцы, сеньор.

– Тогда мулами будет править Санчо, – распорядился Дон Кихот. – Вы сядете на моего коня, а вашему спутнику, увы, придётся довольствоваться ослом.

– Превосходное решение, – заметил, взбираясь на Росинанта, лиценциат. – А там мы – ух! – возьмём вожжи в свои руки!

Санчо занял место на козлах повозки, тряхнул вожжами, причмокнул на мулов, и процессия двинулась.

Но Дон Кихот в клетке оказался не один!

У его ног, мои юные сеньоры и сеньорины, примостился не кто иной, как Луковичный Шут. Откуда он взялся? Да просто, как и положено, в сказках, возник из своего собственного желания втолковать рыцарю, как хитро его объехали лиценциат и цирюльник на своих мулах. Баллада о хитрости просто повисла в воздухе, и Шут не замедлил этим воспользоваться.

Но, зная подозрительность Дон Кихота, он начал издалека:

 
О, хитрость, о, хитрость,
Наука наук!
О, хитроплетущий
Засаду паук!
А хитросплетенье
Тропинок в лесу
К победе над волком
Приводит лису.
 
 
И сила ответить
Не в силе,
Когда её
Пере —
хитрили!
 

Но Дон Кихот, как зачарованный, смотрел на рог, вручённый ему лиценциатом, и вряд ли обратил внимание и на Шута, и на изначалие его баллады.

Тогда Шут подпрыгнул и устроился на столике перед Дон Кихотом, чтобы оказаться поближе к его ушам. Шут надеялся, что рыцарь теперь поневоле его услышит и продолжил:

 
Попробуй хоть раз
Заглянуть во дворец —
Всегда во дворце
Верховодит хитрец.
К нему и король
Попадётся в петлю!
И вот он не кто-то,
А кум королю!
 
 
При этом
И умники были,
Но умников
Пере —
хитрили!
 

Однако Дон Кихот, не отрываясь, любовался рогом и, очевидно, прикидывал в уме, можно ли им воспользоваться просто так, без определённой надобности.

Но Шут не терял надежды быть услышанным! Его зелёные ножки даже приподнялись на цыпочки, чтобы рыцарь всё же внял ему:

 
О, хитрость, о, хитрость,
Наука наук!
Всё, что ни задумает,
Сходит ей с рук.
Какой-нибудь карлик
Поставит капкан,
И вот побеждённый
Вопит: «Великан!»
Ведь сила
Ответить не в силе,
Когда её
Пере —
хитрили!
 

Но Дон Кихот был занят только рогом. И неудивительно: именно его, возвещающего и вызов на бой, и победу, недоставало в снаряжении рыцаря Печального Образа!

Тогда Шут, обиженный таким невниманием к себе и своей поучительной балладе, перемахнул на рог и уже прямо в лицо Дон Кихоту полетели слова:

 
Ограбит вас хитрость
В пути без ножа
И выше вельможи
Поставит пажа!
 
 
О, как благодушен
И облик, и взгляд
У тех «простаков»,
Что так ловко хитрят!
 

Дон Кихот досадливо тряхнул рогом и просто скинул Шута со своей новой игрушки.

Оказавшись снова у ног рыцаря, Шут во всю свою горько-сладкую луковичную глотку в отчаянии завопил:

 
Мой добрый сеньор,
Уж не вы ли,
Кого они
Пере —
хитрили?
 

Увы, даже этот прямой вопрос не произвёл на Дон Кихота никакого впечатления. Да и вообще, он вряд ли и на этот раз услышал Луковичного Шута, который так хотел предупредить его о хитрости, всегда одерживающей верх над истинным простодушием.

Теперь главным желанием рыцаря было опробовать звучание рога, после того как он в полной мере насладился его видом.

И с трепетом поднеся рог к губам, Дон Кихот дунул в него с такой силой, что рог взревел и мулы в упряжке со страху встали на дыбы, а Луковичный Шут…

А Луковичный Шут исчез, словно рог выдул его из клетки. Впрочем, из последующих сказок тоже. Вы спросите почему, мои юные сеньоры и сеньорины?

Охотно отвечу: потому что двум шутам вместе ужиться невозможно!

Да-да, новый Шут появился незамедлительно, как только исчез Луковичный. Гарцевал он на великолепном коне, подмётки его сапог упирались в золочёные стремена, золотая перевязь украшала его грудь. И почитался он придворным Шутом герцога Ламанчского.

Ничего не скажешь, выглядел он как истинный вельможа!

Шута в нём выдавали умные, лукавые глаза – ведь придворные шуты всегда умнее своих господ, – погремушка, приколотая, как орден, к золотой перевязи, да шляпа, притороченная к седлу. А из тульи шляпы торчали такие великолепные ослиные уши, сделанные из бархата, что им мог бы позавидовать и сам Серый, и на кончике каждого уха позванивал серебряный бубенец!

Но Шут обычно появлялся без этого головного великолепия, лишь держа его на всякий случай при седле.

Погарцевав немного подле мулов, которыми правил Санчо, Шут властно поднял руку:

– Именем его светлости герцога Ламанчи приказываю вам остановиться!

Санчо натянул вожжи, и мулы встали.

– Не знаменитый ли Дон Кихот Ламанчский, рыцарь Печального Образа в этой клетке? – сурово спросил Шут.

– Он самый, сеньор! – подтрусил на Росинанте к Шуту Перо Перес и снял шляпу. – Рыцарь едет спасать принцессу Микомикону от грозного великана Каракульямбра. А мы, – показал он на подъехавшего на осле маэсе Николаса, – её посланцы.

– Видно, вы слишком долго добирались в наши края, сеньоры! – усмехнулся Шут. – По сведениям, которые только что получил его светлость, принцессу уже освободили бессмертные рыцари Круглого Стола. А вам, сеньор, – поклонился он Дон Кихоту, – пора вспомнить обет, данный вами графине Альтисидоре: избавить замок герцога Ламанчи от злобной волшебницы Акукс. Герцогская свита загнала коней, безуспешно вас разыскивая! И, наконец-то, вы обнаружили себя звуком рыцарского рога.

Из-за поворота вылетела кавалькада нарядных всадников и тут же окружила клетку с Дон Кихотом. Все скорбно и молитвенно протягивали к рыцарю руки!

Все были убеждены, что его звучный рог вскоре протрубит победу над зловредной волшебницей Акукс и её таинственными приспешниками! А то в каждом уголке замка его светлости таится колдовская сила, с которой просто сладу нет!

– Только вы, достойнейший из достойнейших! – неслось в клетку к Дон Кихоту со всех сторон. – Только вы, храбрейший из храбрейших! Только вы, светоч рыцарства, можете избавить нас от этой напасти!..

Шут отомкнул клетку, протянул рыцарю руку, и, опираясь на неё, Дон Кихот спрыгнул на землю. Рог он, разумеется, оставил себе, в память о принцессе, призвавшей его однажды на помощь.

– Слава паладинам Круглого Стола! – заявил Дон Кихот. – Я весьма благодарен им за то, что они проделали предназначенную мне работу и расправились с великаном Каракульямбром.

Он поклонился восседавшему на Росинанте Перо Пересу.

– Прощу вас, сеньор, по возвращении в Микомиконию передать мой привет несравненной принцессе Микомиконе! И поскольку она больше не нуждается в моей помощи, я могу выполнить обещание, данное мной герцогу через графиню Альтисидору.

Поняв, что все его хитроумные уловки пошли прахом, лиценциат спешился, и Дон Кихот занял своё место в седле Росинанта.

Санчо немедленно и с большой охотой переместился с козел повозки на своего Серого, освобождённого маэсе Николасом, и, окруженные блестящим эскортом из герцогских придворных, наши путешественники направились к замку герцога Ламанчи.

Несколько обескураженные столь стремительными и уж вовсе неожиданными для них событиями, Перо Перес и маэсе Николас только развели руками и дружно вздохнули.

– Смирение, мой друг, смирение! – постарался подбодрить цирюльника лиценциат. – Видимо, сеньору Кехане и Санчо Пансе уготована иная участь, чем та, которую мы собирались им предложить.

И взгромоздившись на ненужную теперь повозку с львиной клеткой – львы, как мы уже поняли, в ней долго не задерживались, – священник и цирюльник потихоньку тронулись восвояси.