Текст книги "Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков"

Через личные истории к сопереживанию

Почему изначально обреченная, как казалось вначале, коммуникация все-таки разворачивается в полной мере? Да, в каждом представленном обосновании содержался какой-то чисто логический элемент. Но он не был ключевым, и как таковые сугубо логические аргументы в этой ситуации практически не работают. Они выполняют лишь вспомогательную роль, становятся своего рода довеском или упаковкой, поводом зацепиться за что-то и продолжить обсуждение. Да, нож не уникален, да, бьют ножом обычно не сверху, а снизу. Порою эти суждения выглядят не слишком убедительно – как и затеянный групповой эксперимент со стариком-свидетелем, идущим к двери, чтобы разглядеть убегающего убийцу. Этот эксперимент тоже ничего не дает с точки зрения формального доказательства, но он организован физиком, чтобы, во-первых, растянуть время коммуникации, задержать всех вместе подольше и зародить сомнения, а во-вторых, вовлечь всех в единое коллективное действо, т. е. сделать еще один небольшой шаг к общему сплочению.

Коммуникация между собравшимися людьми начинается не в силу доказательности высказанных позиций. Она развивается в сильной степени благодаря образности мышления рассказчиков и игре воображения слушателей, их способности встать на место рассказчика. В такой коммуникации воздействие через образы (спившийся физик, сын еврейского ссыльного, проигравший все деньги сантехник, бьющий своего сына таксист) оказывается сильнее и убедительнее, нежели все формальные доказательства.

Но главное – контакт устанавливается в результате личных инвестиций в коммуникацию. Для того чтобы тебя слушали, нужно показать, что ты «выстрадал» свое право говорить, и это право, кстати, получают не все. Личное страдание дает тебе право высказываться и вызывает ответное доверие. Тебя начинают слушать, несмотря на возможную логическую бессвязность рассказа. Контакт устанавливается через сопереживание и сочувствие – сострадание к павшему, потерянному, претерпевшему.

Так, Физик (Маковецкий) рассказывает историю практически полного личного падения и столь же совершенного возрождения – человеческого и профессионального. Оказывается, в совершенно определенной со всех концов ситуации достаточно одного слабого звена, чтобы радикально ее перевернуть. Например, чтобы всего один человек проявил жалость и сочувствие, чтобы ты не сдох под забором. И можно в итоге оправдать уже почти осужденного человека, обнаружив всего лишь одно слабое звено в цепи доказательств – неуникальность орудия убийства. И физик не просто рассказывает свою поучительную историю, он демонстрирует действенность подобной логики, у всех на глазах реально переворачивая ситуацию в ходе обсуждения присяжных, которое начинает катиться от вердикта «Виновен» к противоположному вердикту.

Метростроевец (Петренко) заслуживает сочувствия хотя бы потому, что убог (и, следовательно, свят). Его выступления заранее оправданны, ибо он служит олицетворением «народа». И он как бы говорит нам: с нами, убогими и неразумными, нельзя поступать жестоко, даже если это предписывает закон. Нужно человеческое снисхождение.

У Таксиста (Гармаш) вся его сила и агрессия разбивается об улыбку ребенка, собственного полузабитого сына, которого он едва не довел до петли. И он, взрослый и уверенный в себе человек, теряет опору, не знает, что делать, оказывается беспомощным. В итоге сострадание к своему сыну переносится на чужого мальчика, в искреннем желании, чтобы несправедливость не повторилась вновь.

Комедиант (Ефремов) сбрасывает привычную и надоевшую маску и заявляет, что он больше не желает быть клоуном. Он протестует против навязанного амплуа, против смеха, прикрывающего людской страх и нежелание смотреть правде в глаза.

Телевизионщик (Стоянов) – «жалкая, ничтожная личность», маменькин сынок, не имеет своей истории, но зато переживает историю, выдуманную за него другим, и переживает ее глубоко, как свою собственную. А пережив искренний страх, он проявляет какое-то подобие человеческого достоинства.

Кавказец-хирург (Газаров) – исполняет танец оскорбленных национальных чувств, демонстрируя при этом виртуозное владение ножом. Здесь выплескиваются накопленные обиды маргинала, который всего добивался своим непосильным трудом, в итоге стал отличным хирургом и основал собственную клинику, но так и не может чисто говорить по-русски и по-прежнему воспринимается другими как «лицо кавказской национальности» («я не чурка, я хирург»).

Гафт в роли Еврея вообще не должен ничего говорить, его право выстрадано всем народом («евреев наполовину не бывает»). Он и выглядит в кадре как страдалец по определению. При каждом повороте сюжета он лишь печально улыбается, как бы напоминая нам о многовековой истории своего народа. И когда в очередной раз он произносит одну и ту же фразу «очень интересно», она, по сути, означает «как ужасно».

Строитель рассказывает о повадках теневых структур (кстати, актер Вержбицкий сыграл ранее подходящую к случаю роль предводителя темных сил Завулона в «Ночном дозоре»). Он явно слишком много знает. В ответ на вопрос отнекивается: «Рассказывали». Но ясно, что с большой вероятностью он сам был участником многих темных дел. Он немногословен, но мы понимаем, что ему есть что сказать, он прошел через свой ад и у него есть свой мрачный опыт.

Директор кладбища (Горбунов) – конечно же, тоже немало знает про теневые схемы, добавляя историю про манипуляции с могилами при захоронениях. И подтверждает, что подобные схемы работают везде («все в обойме, только каждый в своей»). Но у него свои переживания, и совсем по другому поводу. Он влюбился, как мальчишка, в шикарную 21-летнюю девицу. Пишет ей корявые стихи. Чувствует себя полным дураком, стал объектом насмешек, но ничего не может поделать с этим чувством. Что называется, попал… Но эта простая история тоже способна вызвать человеческую симпатию.

А вот у Демократа (Арцибашев) нет актуального личного опыта, он представлен не как человек, а как пустышка. Этот образ выглядит как злобная карикатура на правых политиков в преддверии очередной избирательной кампании (здесь режиссер не смог удержаться, чтобы походя не лягнуть оппозицию).

И для представителя сферы образования, которого называют Деканом (Роман Мадянов), тоже не нашлось достойного места. У него нет своей истории (кроме реплики про отца – сгоревшего на работе партийного секретаря). А жаль… Впрочем, он успел продемонстрировать какую-то личную эмоцию.

Общая схема происходящего действия выглядит так: участники один за другим рассказывают очень личные истории – у других возникает сопереживание и желание открыться взамен – на этой основе строится коммуникация, которая в итоге приводит к единогласному решению, и последнее уже не выглядит как чистая формальность (желание поскорее отбояриться), а построено на каких-то убеждениях, пусть даже у каждого эти убеждения свои.

Вот так из совершенно разнородных элементов и возникает социальный порядок, подобно тому как сложный мозаичный узор складывается из совершенно разных кусочков.

От коммуникации к действию

Возникший порядок заведомо нетверд, вновь созданное сообщество вскоре ожидает проверка на прочность. Выясняется, что, достигнув консенсуса, они решили внутреннюю проблему (спасли человека от несправедливого заточения), но им предстоит столкнуться с новым испытанием, ибо внешняя проблема (спасти человека от физической гибели) не решена. Все их аргументы и истории в этом случае оказываются недостаточными.

Здесь им предлагается выход: встать на прагматическую позицию и перевести дело в проектную плоскость, т. е. от говорения, которым они занимались в течение нескольких часов, перейти к деланию, или действованию, т. е. заниматься будущим спасением мальчика. И тут все участники, только что проявив себя и достигнув общего единства, начинают отнекиваться. Свежеслепленное сообщество на глазах рассыпается на части. Второй шаг не делается, все быстренько голосуют и разбегаются по домам.

Между тем шансы на объединение сил и коллективное действие были и в этом случае – ведь у кого-то из них есть важные связи, а у кого-то полезные знания. Конечно, в исходной точке такое объединение кажется невозможным. Но ведь ранее они судьбу подростка и обсуждать не хотели, а единогласное решение «Не виновен», к которому в итоге пришли, тоже сначала казалось чем-то совершенно недостижимым. Для того чтобы объединиться на новом уровне, нужно вновь прилагать усилия, более того, кто-то должен проявить инициативу. В данном случае, чтобы организовать коллективное действие по спасению оправданного мальчика, требуется политический лидер. Но герой Михалкова, который вроде бы был призван стать таким групповым лидером (он сразу же уселся во главе стола и позволил выбрать себя председателем), ставит проблему, но отказывается от этой роли, причем отказывается изначально и вполне сознательно.

Напомним, что герой Михалкова на фоне всеобщей откровенности продолжал долгое время скрывать истинное лицо и не торопится изливать другим свою душу, оставаясь «чужим среди своих». Он шифруется под художника, но является офицером, сотрудником одной из спецслужб (он старательно намекает на особый род своей профессии). В отличие от других присяжных, он изначально знает какие-то факты и имеет определенную позицию, признаваясь, что с первой минуты понял, что мальчик не виновен. Но он не открывает никому ни этих фактов, ни своей позиции, не рассказывает никаких личных историй. Притом что, как оказалось, он служил в Чечне, т. е. ему есть о чем свидетельствовать, любое его слово заслужило бы большее доверие. И за ним могли бы пойти. Но он открывает свои планы только освобожденному пареньку и зрителям в конце фильма, а не своим сотоварищам. И вовсе не из ложной скромности – он явно их всех презирает.

Почему в этой ситуации позиция героя Михалкова оказывается непродуктивной в части коллективного единения? Потому что он принципиально отказывается от коммуникации, презирая всех других участников, которые, по его мнению, пришли сюда, чтобы «потрындеть», и более ни на что не способны. Он пытается оставить последнее слово за собой, когда драка уже закончена. И остается один – не потому, что остальные пустобрехи, а потому, что он никого не привлек на свою сторону, ибо не пытался этого сделать.

А не пытался, потому что его вполне устраивает проект единоличного геройства. Дескать, мальчишку замочат, а я буду на коне – я же вас предупреждал. И я один пытался его спасти. В его поведении проглядывает немалая доля обыкновенного пижонства («русский офицер бывшим не бывает»). Но здесь, возможно, даже помимо воли, срабатывает типаж Михалкова-актера – кого бы он ни играл (купца Паратова, государя императора или офицера-присяжного), везде проглядывает хамоватый проводник из «Вокзала для двоих». Он красуется и не страдает ни по какому поводу, а лишь изображает страдание.

Мы остановились на этом персонаже, понимая, что дело не сводится к личной позе Михалкова. Никита Сергеевич – художник, чрезвычайно чуткий к политическому контексту. За всем этим стоит принципиальный политический взгляд. И нам подсказывают вывод о том, что горизонтальная коммуникация как таковая не очень-то и нужна («зачем болтать, трясти надо»). Важные дела, глядя с этой позиции, не делаются коллективно, т. е. коллегиально, демократически. Коллективно можно только «трындеть». Поэтому демократические институты, включая, кстати, тот самый суд присяжных, заведомо неэффективны. А настоящий поступок – удел Героя, который возьмет под свое крыло и малые, и большие народы. Этот Герой – зашифрованный офицер, своеобразный Бэтмен в штатском. Намек понятен?

Это попытка перечеркнуть роль других участников с их вечными разговорами и личными, пусть и выстраданными, историями и поставить Одного на место Всех. Обойтись без обсуждения множества разных позиций, тем более что для этого нужно затрачивать массу времени и усилий, да еще с весьма неясным исходом. К сожалению, мы видим попытку дезавуировать и обнулить возникший на наших глазах ценный социальный опыт сложной коммуникации. И предложить нам еще одну мораль, слишком уж нам знакомую: подлинные дела делаются не на людях, не публично. Это своеобразный намек на политическую программу и элемент вполне искреннего поклонения недемократической власти. Иными словами, это фильм для каждого, и мы знаем этого Каждого. Политические импликации здесь становятся слишком очевидными, можно далее не продолжать.

А о чем, на наш взгляд, все же следует говорить? О том, что достаточно одного слабого (или на деле сильного?) звена, чтобы перевернуть любую сложную ситуацию. Но чтобы это звено сработало, нужны инвестиции в коммуникацию с другими людьми – через серьезные искренние усилия, а не через удержание «фиги в кармане», реализацию личных амбиций и принятие благородных поз. Впрочем, Михалков, отдадим ему дань, несомненно, талантлив и потому говорит своим фильмом больше, чем его собственный киноперсонаж. Позиция героя Маковецкого, а не его собственного героя оказывается для нас сильнее. Именно за этим немного чудаковатым физиком остается реальное последнее слово, хотя второй шаг так и не был сделан: сообщество как коммуникативная структура было успешно создано, а вот как субъект коллективного действия оно, увы, пока не реализовалось.

2008 г.

8. Дилеммы профессионализма (сериал «Доктор Хаус», 2004–2012)

Сериал рассказывает о команде врачей, которые должны правильно поставить диагноз пациенту и спасти его. Возглавляет команду доктор Грегори Хаус, который ходит с тростью после того, как его мышечный инфаркт в правой ноге слишком поздно правильно диагностировали. Как врач Хаус просто гений, но сам не отличается проникновенностью в общении с больными и с удовольствием избегает их, если только есть возможность. Он сам все время проводит в борьбе с собственной болью, а трость в его руке только подчеркивает его жесткую, ядовитую манеру общения. Порой его поведение можно назвать почти бесчеловечным, и при этом он прекрасный врач, обладающий нетипичным умом и безупречным инстинктом, что снискало ему глубокое уважение. Будучи инфекционистом, он еще и замечательный диагност, который любит разгадывать медицинские загадки, чтобы спасти кому-то жизнь. Если бы все было по его воле, то Хаус лечил бы больных, не выходя из своего кабинета[32]32
  КиноПоиск. https://www.kinopoisk.ru/series/178710/


[Закрыть].

Далее мы хотели бы поговорить о профессиональном самоопределении и о сложных вопросах, с которыми почти неизбежно сталкивается Профессионал в своей повседневной деятельности, если, конечно, этот Профессионал претендует на нечто большее, нежели простое исполнение своих рутинных обязанностей. И в этом деле нам поможет американский сериал «Доктор Хаус», выходивший в 2004–2012 гг. с Хью Лори в главной роли. Это единственный случай, когда мы обращаемся к обсуждению сериала, а не отдельного фильма. И не буду скрывать, что считаю «Доктор Хаус» лучшим сериалом из когда-либо мною увиденных.

В своих восторженных оценках я явно не одинок. Сериал собрал кучу разных призов, а в 2013 г. он даже попал в «Книгу рекордов Гиннесса» (уже тогда его посмотрели более 80 млн зрителей). Еще до своего завершения «Доктор Хаус» стал источником для многих подражателей. Из наиболее известных упомянем «Обмани меня» («Lie to Me») – американский телесериал 2009–2011 гг. с Тимом Ротом в главной роли. В России в 2010 г. вышел телесериал «Доктор Тырса» с Михаилом Пореченковым, который во многом воспроизводил сюжет «Доктора Хауса». А в 2017–2019 гг. транслировалась официальная (лицензионная) адаптация сериала под названием «Доктор Рихтер», где главную роль сыграл Алексей Серебряков. На свет появилось также немалое количество книг, в которых авторы пытаются размотать хитросплетения «Доктора Хауса»[33]33
  См., например: Джейкоби Г., МакМахон Дж., Голдблатт Д. Хаус и философия: Все врут! М.: Юнайтед Пресс, 2010; Загадка доктора Хауса: человека из сериала / под ред. Л. Уилсон. СПб.: Питер, 2010; Челлен П. Доктор Хаус, которого создал Хью Лори. М.: Фантом Пресс, 2010.


[Закрыть].

Сериал построен по принципу двойного повествования. Параллельно разворачиваются медицинские и личные сюжеты с сильным психологическим уклоном. С медицинской точки зрения каждая серия представляет собой отдельную законченную историю. Личные отношения, разумеется, длятся дольше и перетекают из серии в серию.

Действие в каждой серии построено в жанре медицинского детектива и закручено вокруг поиска скрытых причин очередной загадочной болезни и постановки судьбоносного диагноза. Медицинские сюжеты – иногда упрощенные, иногда посложнее, но явно повторяющиеся (постоянно слышишь про МРТ и волчанку). При этом они очень концентрированные – серьезные болезни развиваются прямо у нас на глазах, а действие хирургических вмешательств проявляется в считанные часы, что в жизни, разумеется, невозможно. Сценаристы сознательно ускоряют время, чтобы поддерживать зрительский интерес. Все происходит в убыстренном ритме, фазы болезни сжимаются до минимума. Лекарства начинают действовать в минуту их приема и сразу же дают радикальные и видимые последствия. Но нам, зрителям, до подобных искажений, по большому счету, дела нет, так как нам интереснее следить за развитием событий.

Медицинские изыскания, в свою очередь, выступают некоторым фоном для более интересных социально-психологических сюжетов, разворачивающихся в отношениях между главными героями. Более того, их диалоги и поступки образуют ядро всего повествования. Развитие личных отношений тоже предельно сжимается во времени. Это достигается с помощью нехитрого приема – все действия и слова (особенно интимные) немедленно передаются и обсуждаются всеми участниками, т. е. все сразу же выдают друг другу свои и чужие секреты. Словом, нам в ускоренном темпе прокручивают и действие медицинских технологий, и человеческие коммуникации.

Поговорить о неразрешимых вопросах

Что бы хотелось далее обсудить? Мы в данном случае будем фокусироваться на сугубо профессиональной стороне дела, но покажем, что решение наиболее важных вопросов, определяющих твою профессиональную позицию, почти неизбежно и весьма быстро выводит тебя на проблемы морального и общечеловеческого порядка. При этом мы совершенно точно не собираемся заниматься морализаторством, силясь определить, «плохой» или «хороший» доктор Хаус, а вместо этого погрузимся в некоторые пограничные вопросы профессионального самоопределения, формулируя их в предельно радикальной форме.

Для этого мы сформулируем ряд дилемм, с которыми сталкивается Профессионал в своей работе. И прежде всего посмотрим, как определяется это понятие. Дилемма (от греч. «dy» – два, и «lēmma» – посылка) представляет собой затруднительный выбор между двумя равно неприятными существующими возможностями или предложениями, который должен сделать человек для решения вставшей перед ним проблемы или для выхода из какой-то неблагоприятной ситуации. То есть ты сталкиваешься с двумя взаимоисключающими или несовместимыми альтернативами, из которых необходимо выбрать одну при понимании того, что ни одна из альтернатив не может считаться удовлетворительной.

Словом, ты должен выбрать из двух несовместимых альтернатив, причем обе плохие, даже неприемлемые. А привычный вариант совмещения, механического сложения – «и нашим и вашим», или в стиле «с одной и с другой стороны» – увы, не проходит. Если ты хочешь двигаться вперед, какой-то выбор для себя делать придется.

С этой точки зрения персонаж Хью Лори очень удобен, представляя своего рода радикальные случаи профессионального самоопределения и поведения, или предельный идеальный тип. Он играет роль не просто гения и провидца, который почти никогда не ошибается, а если изредка и ошибется, то сам же вскоре исправит свою ошибку. Нам доктор Хаус интересен другим – он в крайней форме ставит и разрешает многие неразрешимые вопросы и демонстративно (открыто) совершает свой собственный радикальный выбор. Более того, он сам последовательно стремится к крайностям и к последующему выходу за грань в совершении подобного выбора, многие из которых экзистенциальны (на кону стоит жизнь или смерть его пациентов). Его влечет к таким предельным ситуациям, он принципиально уклоняется от простых случаев и готов поставить на карту не только свою врачебную лицензию, но свою жизнь и жизнь больного. Благодаря предельной форме выражения поставленные проблемы предстают в более ясной форме, а его поступки удобнее анализировать.

Медицинская сфера также весьма удобна для постановки предельных вопросов, поскольку речь идет о здоровье и жизни людей. Но любопытно, что обнаруживается масса сходств между врачом и исследователем (психологом или социологом), ибо Хаус, по сути, и есть исследователь, для него диагностирование и подтверждение/опровержение диагноза важнее самого лечения. Поэтому мы часто будем прибегать к аналогиям, показывая сходства между врачебной практикой и эмпирическим исследованием в социальных науках. Кроме того, Хаус играет роль следователя, раз за разом распутывая детективные медицинские сюжеты. И многие другие роли… Но эти роли мы пока оставим в покое.

Формулируя профессиональные дилеммы на материалах сериала, я не даю никаких окончательных ответов, ибо их нельзя дать по определению. Я пытаюсь выявить и содержательно определить наиболее важные проблемы, используя формат дилемм для растягивания и кристаллизации смысла. А их разрешение – личное дело каждого, ибо каждый из нас принужден делать свои выборы.

Далее мы выделим несколько сфер, связанных с отношением врача к пациентам, техниками профессиональной работы, отношениями между коллегами и личными проблемами профессионала. И в каждой сфере мы обнаружим свои трудноразрешимые вопросы.