Текст книги "Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков"

Между игнорированием и паникой

В период шока у людей начинаются естественные метания. У одних возникают панические всплески. Кто-то начинает ходить в маске и дома, и на улице, не расстается с санитайзером, используя его после любого касания. Другие идут на добровольную самоизоляцию. Третьи кинулись покупать крупу и макароны, запасаться впрок туалетной бумагой. По данным Минпромторга, половина российских домохозяйств в середине 2020 г. запасалась продуктами более чем на три месяца. И фильм Содерберга предупреждал нас: «Начнется паника. Это страшнее вируса». И еще: «Ничто не распространяется быстрее страха».

Однако страх охватил не всех. Были люди, которые, наоборот, пренебрегали элементарными мерами безопасности. Они говорили, что это «обычный грипп», и от гриппа каждый год умирали многие, просто «нам ничего не рассказывали». По данным одного из исследований Высшей школы экономики, проведенного весной 2020 г. среди 30 тыс. россиян из всех регионов страны, почти четверть опрошенных считали эпидемию коронавируса выдумкой заинтересованных лиц, а еще каждый десятый был уверен, что опасность преувеличена.

Мы увидели, что в разгар второй, более суровой волны пандемии осенью 2020 г. кто-то продолжал путешествовать – летать в Турцию, на Мальдивы или во Францию (рейсы полностью не отменялись). Из забавных эпизодов: реагируя на запросы граждан, 19 и 20 декабря 2020 г. авиакомпания «Победа» совершила рейсы из Москвы… в Москву, т. е. самолет вылетал из Внуково и там же приземлялся. Причем билеты на первый рейс были раскуплены за 8 минут, а на второй – за 6 минут.

В радикальном выражении это настроение являют так называемые ковид-диссиденты, или ковид-скептики, намеренно игнорирующие вводимые запреты или устраивающие коллективные выступления против этих запретов. Перед нами другая разновидность той же паники, только с обратным знаком.

Любопытно, что если обычно государственная политика в условиях внешних шоков нацелена на предотвращение паники, то в период пандемии мы увидели, скорее, обратную ситуацию. Чтобы сдержать распространение вируса, людей, по сути, побуждают именно паниковать (часто эти попытки оказываются неудачными). Провоцирование паники как государственная политика становится инструментальным средством борьбы с игнорированием опасности и ковид-диссидентством.

В целом установки людей в период шока поляризуются: одни предаются отчаянию, другие впадают в безразличие. Можно ли наметить здесь какой-то общий тренд? При возникновении такого намерения полезно перечитать роман Альбера Камю «Чума», где динамика человеческих настроений по мере разворачивания эпидемии показана очень отчетливо. Сначала, когда исходное изумление сменяется паникой, люди куда-то рвутся, хотят укрыться, ищут безопасное место, переживают, протестуют, пытаются бороться. Затем появляется ощущение, что бедствие охватывает всех и каждого, и люди постепенно привыкают, смиряются с судьбой, многое совершается по инерции. Нарастает безразличие ко всему, и даже благородная борьба за спасение человеческих жизней происходит без особой надежды, которая в сильной степени утрачена. По выражению Камю, слепое упорство заменяет в сердцах любовь. И невозможно понять, что здесь лучше, что хуже. Сам же Камю считает, что «привычка к отчаянию куда хуже, чем само отчаяние»[120]120
  Камю А. Сочинения. М.: Прометей, 1989. С. 193.


[Закрыть].

Что показывают наши наблюдения в 2020 г.? Нам кажется, что в первую, весеннюю волну пандемии (явно менее суровую) градус общего напряжения вокруг был выше. Во вторую же, осеннюю волну объективно обстановка значительно ухудшилась, и вроде бы все это понимали. Даже если не верить официальной статистике, по свидетельству многих, в первую волну болели знакомые знакомых, а во вторую – личные друзья и знакомые, «снаряды» ложились все ближе, а многие испытали тяготы болезни сами, в том числе и в тяжелой форме. Но парадоксальным образом напряжения стало в чем-то меньше. И к концу 2020 г. мы видели (по крайней мере, в Москве), что магазины, рестораны и спортзалы полны посетителей. Так происходит привыкание ко всему страшному и неопределенному, человек не может жить долго в предельном напряжении.

Испытание близостью. От любви до ненависти один шаг…

Между тем со временем накапливается напряжение другого рода, вызываемое взаимоотношениями между людьми. Дело в том, что в период пандемии многие оказались взаперти, кто на пару недель, а кто и надолго – и возникла весьма необычная ситуация: самоизоляция и карантин сталкивали живущих друг с другом людей буквально лицом к лицу. Да, близкие люди могли жить вместе много лет, но при этом они почти никогда не оказывались в замкнутом пространстве в силу внешнего принуждения. В результате появилась принудительная возможность лучше узнать друг друга, и возникшие откровения не всегда оказывались самыми приятными. Сообщалось, например, что сразу после окончания пандемии в Китае поднялась волна разводов. Ожидает ли нечто подобное и нас?

Причины подобного напряжения понятны. Попадая в вынужденную изоляцию, человек начинает скучать, разочаровываться, испытывать раздражение и злость. А главный источник стресса и канал его выброса, как известно, – это другие люди. Раздражение и стрессы, накапливаясь, ищут выхода. И, конечно, люди частенько «разряжаются» на своих ближних. Но в обычной жизни у них все же есть возможность вынести хотя бы часть негативных эмоций куда-то вовне, физически разойтись, переждать, немного успокоиться. А здесь эти эмоции скорее выливаются друг на друга. И не случайно специалисты предсказывают всплеск домашнего насилия на фоне самоизоляции граждан, аналогичный тому, что уже был зафиксирован в Китае и ряде европейских стран.

Впрочем, и это наблюдение касается далеко не всех. Немало людей, наоборот, выражали удовлетворение в связи с возникшей изоляцией – наконец-то у них появилась желанная возможность побыть дома с семьей, которой они зачастую были лишены ранее в силу непрекращающейся рабочей суеты. В любом случае, личные отношения проходят проверку на прочность. И результаты оказываются очень разными, причем их трудно предугадать заранее.

Поскольку человек нуждается в определенной автономии, ему/ей приходится как-то обеспечивать себе комфортную внутреннюю дистанцию при физическом соприсутствии с другими людьми. Так что, если ранее нам говорили о возникновении тренда LAT (living apart together), когда люди женаты, но живут в разных местах (распиаренный пример – Гвинет Пэлтроу, сыгравшая по совпадению одну из героинь фильма «Заражение»), то теперь жизнь выталкивает на поверхность обратный тренд – жить раздельно вместе.

Между солидарностью и скотством

Кроме психологических проблем, пандемия обострила многие проблемы морального порядка. Дело в том, что в обычной жизни соблюдать приличия относительно легко. Нетрудно играть в благородство, когда тебе это ничего не стоит и пока тебя по-настоящему не припрет. Когда же люди оказываются перед чертой, прочерченной экстремальными ситуациями, – нарастают контрасты в человеческом поведении. Мы видим, что в фильме многие врачи жертвовали жизнью, пытаясь разработать вакцину и спасая жизни других людей. Причем их поступки не объяснялись только лишь соблюдением профессионального долга. Потому что рядом работали волонтеры, которые рисковали жизнью, не будучи обремененными профессиональным долгом. В то же самое время другие уклонялись от исполнения долга. В фильме мы слышим сообщения: «Медсестры объявили забастовку, пока не будет протокола» или «Двадцать пять процентов полицейских не выходят на работу». А третьи неподалеку пытались смошенничать и заработать на прямом обмане людей, которые тебе доверились. Яркий пример – журналист со своим блогом «Сыворотка правды» в исполнении Джуда Лоу, заработавший на обмане миллионов фолловеров 4,5 млн долл.

В условиях шока обостряется потребность в доверительных источниках, люди оказываются более уязвимыми, им хочется кому-то верить. Повышается запрос на экспертное знание. В результате расширяются возможности для манипулирования и эксплуатации этого доверия в своих интересах. Например, в России в ноябре 2020 г. сообщалось, что тверской врач пыталась продавать за 950 руб. инструкцию по лечению ковида в домашних условиях. Это, конечно, не миллионы долларов и, возможно, не прямой обман, но само желание подзаработать в сложной ситуации весьма характерно.

Ниши экспертного знания в нестандартных ситуациях легко заполняются мошенниками. Происходит это даже в академической среде. Как только ведущие журналы по медицинской тематике (пример журнала «The Lancet») ускорили процедуры публикации статей по темам, связанным с ковидом, чтобы скорее сделать их результаты доступными, на их страницы сразу начали пробиваться откровенные жулики с фальсифицированными результатами исследований.

В целом в период шока нормы человеческих взаимоотношений тестируются на прочность. И выясняется, что, когда закон бессилен, а цена вопроса многократно возрастает, внутренние силы сдерживания у людей не всегда срабатывают. В результате, когда культурный с виду человек, привыкший дисциплинированно стоять в очередях и соблюдать положенный порядок, понимает, что ему «не достанется» дефицитное благо, он бросается вперед, ломая очередь и расталкивая женщин, стариков и детей. А дальше возникает каскадный эффект, создаваемый поведением толпы с ее имитациями, подражанием и мультипликацией эффектов.

Александр Рыклин процитировал следующий пост женщины в Фейсбуке: «Сегодня в торговом зале супермаркета, только я отвернулась, какая-то тетка сперла у меня из тележки курицу. Люди, вы вообще нормальные?» Все начинается с завалящей курицы, а заканчивается мародерством и грабежами – это почти неизменный сюжет фильмов-катастроф. И возникает нехорошая мысль, что при всех вирусах, которыми одарила нас Природа, главная угроза исходит от людей. В связи с этим сообщалось, что с разгаром пандемии в США население кинулось покупать оружие и патроны. Зачем они потребовались? Ведь люди явно не охотиться собирались. И не отстреливаться от вирусов они планировали, а защищаться от своих же сограждан. Иными словами, они ожидали худшего от окружающих людей.

В российских реалиях 2020 г. дело до грабежей и мародерства, как в фильме, не дошло, по крайней мере пока. Но нам приходится помнить, что культурный слой удивительно тонок. И он способен прорываться, если внешние силы сдерживания ослабевают, а к волевым усилиям над собой люди не привыкли. В таких условиях легко поддаться массовому поведению, которое имеет свои законы, тоже по-своему «заразно» и обладает изрядной силой воздействия – с быст-рым распространением импульсов, мультипликацией эффектов и резкими (порою радикальными) колебаниями. Здесь особенно важно, в какую именно сторону направлен исходный вектор человеческих настроений.

Контрасты между поколениями

Важная тема – как складываются в подобной ситуации отношения между поколениями. Сегодня принято считать, что молодые поколения (миллениалы и зумеры) в целом более уязвимы, в частности, потому, что это первые поколения, которые воспитывались под более плотным родительским контролем (так называемый helicopter parenting). Эти поколения в детские и юношеские годы почти никогда не оставались одни, все время пребывая под надзором старших. В итоге, подрастая, они больше своих предшественников заботятся о безопасности (физической и психологической), исходно более предрасположены к тревожности и депрессиям[121]121
  Подробнее об этом см.: Радаев В.В. Миллениалы: как меняется российское общество. 2-е изд. М.: Изд. дом ВШЭ, 2020; Твенге Дж. Поколение I. Почему поколение Интернета утратило бунтарский дух, стало более толерантным, менее счастливым – и абсолютно не готовым к взрослой жизни. М.: Рипол-Классик, 2019.


[Закрыть]. На фоне распространения вируса забота о собственной безопасности у них еще более обострилась. И не случайно ВЦИОМ по результатам одного из своих опросов в период пандемии обнаружил, что больше всего «паникующих» именно среди молодых людей, которые впервые в жизни столкнулись с серьезным кризисом.

Пандемия коронавируса отчасти перевернула поколенческую ситуацию: теперь именно пожилые люди считались гораздо более уязвимыми, это было закреплено в качестве официальной позиции. И действительно, в целом усилилась искренняя забота о старших в желании уберечь их от вируса и вызываемых им осложнений. Но потенциальный конфликт пришел с другой стороны. Старшие начали обвинять молодых (не всегда справедливо) в том, что они не хотят менять свой образ жизни, подвергая своих ближних опасности. Вирус даже преподносился чуть ли не как «заговор» молодежи против старших поколений, инструмент для освобождения рабочих мест для молодого поколения в период, когда людям старше 65 лет было запрещено выходить из дома.

И все же мы полагаем, что главные и наиболее долгосрочные последствия пандемии проявятся именно у молодых поколений. В 2020 г. мы все попали в ситуацию шока, но переживали ее по-разному. Старшие поколения, при несомненно большей физической уязвимости ввиду общей слабости здоровья, вероятно, устойчивее в психологическом отношении, имея за плечами солидный опыт разного рода катаклизмов. В итоге последствия пандемического шока будут особо чувствительными для молодых миллениалов и зумеров, у которых в формативные годы (период взросления) образовался этот травматический опыт.

Онлайн-образование: между эйфорией и депрессией

В период пандемии произошел массовый переход в онлайн – к дистанционной работе, учебе, общению. И, если начать с образования, выяснилось, что технически и организационно мы показали готовность к такому переходу, хотя, разумеется, не обошлось без дополнительных усилий. Конечно, успешность перехода во многом зависела от предварительной подготовки. Например, Высшая школа экономики перешла в онлайн весьма эффективно, поскольку до этого уже более пяти лет активно инвестировала в онлайн-образование, имея к началу эпидемии в своем багаже более 200 онлайн-курсов, образовательные специализации и даже онлайн-магистратуру, а также почти 3 млн слушателей на глобальной платформе Coursera.

Иными словами, переход к дистанционному образованию для многих не стал абсолютной неожиданностью, но пандемия сильно ускорила и форсировала этот переход. В результате в чем-то мы, несомненно, выиграли – в удобстве, гибкости, доступности образовательных услуг. Уже к концу 2020 г. в Высшей школе экономики сотни учебных курсов читались студентам из разных кампусов, расположенных в нескольких городах. Были приглашены десятки профессоров, читающих лекции из разных концов земного шара. Оказалось, что рабочие совещания онлайн проводить удобнее, да и работать из дома часто сподручнее. На этом фоне возникли элементы эйфории в отношении перспектив онлайн-образования, начали строиться своего рода утопии и антиутопии про его будущее, за ними последовали попытки массированного и форсированного переноса образовательных услуг в онлайн, конечно, с непременными оговорками, что сегодня мы вынуждены это делать, но с намеками на то, что завтра многое из внедренного благополучно останется с нами.

Понятно, что переход в онлайн наряду с позитивом имеет оборотную сторону и расставляет свои ловушки. И в целом эффективность наших образовательных усилий следует трактовать двояко: мы можем улучшать результат или экономить усилия. С переходом в онлайн мы преимущественно идем по пути экономии усилий – как бы ни жаловались коллеги на длинные часы работы в онлайн, но учиться и работать онлайн удобнее. Но удобнее не значит лучше. Экономить усилия целесообразно, когда ты торгуешь стандартной услугой, а потребитель не сомневается в ее качестве и не ищет альтернативы, и сама по себе смена способа доставки услуги не ухудшает ее качество. А при переходе к онлайн-образованию на этот счет неизбежно возникают вопросы. И требуются немалые дополнительные усилия, чтобы не уронить качество образования – объективно и в глазах обучающихся.

Кроме того, следует помнить, что хороший университет – это не столько канал для трансляции знаний, сколько в первую очередь сообщество коллег – старших (преподавателей и сотрудников) и младших (студентов и аспирантов). И искренне надеюсь, что большинство коллег считают именно так. А выстраивание сообществ в виртуальной среде имеет изрядные ограничения, как ни старайся.

Итак, технологически переход в онлайн оказался проще, чем первоначально ожидалось, и большинство преподавателей с ходу перешли к новым формам занятий. А вот психологические последствия уловить сложнее, тем более что часто они остаются скрытыми, но, видимо, они не столь позитивны. Когда прошло первое ощущение новизны от новых форм виртуальной коммуникации, начали проступать ее изъяны и дефициты. И оказалось, что многим, и не только представителям старших поколений, преподавать онлайн значительно тяжелее – не с инструментальной, а именно с психологической точки зрения. То есть дело не в трудностях освоения Zoom и аналогичных программ, просто мы привыкли преподавать глаза в глаза, а не общаться с черными квадратиками на экране компьютера. Хотя и инструментальные проблемы тоже имеются, проявляясь в растущей непригодности привычных форм преподавания, необходимости делать многое иначе. На этом фоне тоже происходит поляризация – одним нравятся новые возможности, другие чувствуют себя несчастными. И если Высшая школа экономики и другие ведущие образовательные учреждения всячески помогают преподавателям освоить новые технологии, то множество организаций сделать это не в состоянии. Приведем пример из исследования «Я – учитель», проведенного компанией «Яндекс» осенью 2020 г.: 75 % опрошенных учителей демонстрировали симптомы профессионального выгорания, 38 % из них – в острой фазе. Причина понятна: они столкнулись с дополнительными трудностями при отсутствии достаточной поддержки.

У студентов тоже, судя по всему, пошла своя поляризация. Хорошие и мотивированные студенты в любых условиях найдут возможности для успешного обучения, и из дистанта они извлекут для себя дополнительную пользу. А те, кто ранее не «парился» в аудитории, вряд ли станут напрягаться дистанционно. С чего вдруг нерадивые и немотивированные студенты станут слушать лекции онлайн, если они раньше не слушали их в аудитории? Кроме того, появились новые возможности для студенческого обмана (читерства), и кто-то непременно ими воспользуется для упрощения собственной жизни. Специальная система прокторинга, позволяющая следить за тестированием или экзаменом в онлайн-режиме, на которую первоначально возлагались немалые надежды, оказалась не столь надежной и породила множество разочарований.

Возникло и ощущение, что снижается мотивация студентов, сидящих перед экранами. Первоначально при переходе в онлайн активность в целом повысилась. Но потихоньку образование начинает восприниматься как нечто менее серьезное, как своего рода «фоновое образование», наподобие фоновой музыки, которую мы слушаем, занимаясь другими делами.

Но самая большая проблема, по всей видимости, связана с психологическим состоянием студентов. По результатам международного исследования SERU (Student Experience in the Research University), показатели депрессии и тревожности в 2020 г. продемонстрировали более половины российских студентов.

Таким образом, технически новые формы образования могут быть удобны, организационно они вполне посильны, но эмоциональный фон понемногу гасится, драйв с обеих сторон (преподавателей и студентов) уменьшается, а в образовательном деле драйв крайне необходим.

Онлайн-фордизм: между свободой и тотальным контролем

Сильно изменился и рынок труда. Карантин и разного рода ограничительные меры привели к взрывному росту количества дистанционных рабочих мест. Возникли новые веяния: топ-менеджеры сообразили, что можно и впредь сокращать расходы на офисные помещения. В одном из исследовательских бюллетеней НИУ ВШЭ в июле 2020 г. приводились данные компании Gartner, согласно которым три четверти компаний, переведших своих сотрудников на удаленную работу в период пандемии, планируют оставить по крайней мере часть сотрудников работать дома.

Что касается удовлетворенности трудом на дому у самих работников, то первые данные по России в середине 2020 г. сильно расходились. По одним данным (компания Ipsos), лишь пятую часть россиян устраивали условия удаленной работы. По другим данным (компания JLL), четверо из пяти опрошенных офисных сотрудников сказали, что им нравятся гибкие условия труда и они хотели бы остаться на удаленной работе в будущем.

Среди минусов удаленной работы называли трудности с концентрацией внимания при работе из дома, технические проблемы, помехи со стороны присутствующих членов семьи (в первую очередь маленьких детей), нехватку общения с коллегами. Многие печально сообщали, что, работая дома, они набирают вес. Но респонденты отмечали и немалое количество преимуществ удаленной работы: не нужно добираться до офиса, экономятся деньги на транспорте и питании, удобен гибкий график во время работы из дома, есть больше времени на здоровый сон и на выполнение всяких домашних дел.

Словом, работать во многом стало удобнее, не надо никуда ехать, привязываться к определенному времени. В итоге, по данным еще одного масштабного исследования настроений россиян, проведенного Высшей школой экономики в 2020 г., четверо из десяти опрошенных не готовы выходить снова в офис – то ли боятся заразиться, то ли уже успели привыкнуть к удаленной работе. Хотя оставшиеся шестеро из десяти все же хотели бы вернуться к обычной жизни.

В целом переход к работе онлайн расширяет границы личной свободы. Но при более внимательном рассмотрении не все оказывается столь радужным. Обращается внимание на стирание границ между рабочим и свободным временем. «Распределенный досуг», по мнению многих, начинает превращаться в неоплачиваемую работу[122]122
  На пороге нового рабства. Как вирус убивает наше свободное время и почему дальше будет только хуже // Republic. 21.08.2020. https://republic.ru/posts/97560?utm_source=republic.ru&utm_medium=email&utm_campaign=morning


[Закрыть]. Возникают аналогии с классической фордистской фабрикой, которая теперь строится на базе информационных технологий и распределена по домам работников. Кстати, надомный труд среди крестьян (так называемая рассеянная мануфактура) практиковался еще до начала промышленной революции. Новые же технологии, с одной стороны, всячески облегчают жизнь, а с другой – предоставляют и возможности для более плотного контроля со стороны работодателя. Крестьян контролировали только по результатам их труда, а теперь появились возможности контролировать весь трудовой процесс буквально поминутно, в чем-то даже более эффективно, чем на конвейерах Генри Форда.

Наконец, появляющиеся новые возможности для самостоятельной занятости с большей свободой и гибкостью трудовых графиков сопровождаются ростом так называемой гиг-экономики – с массовой работой вне штата организаций или по краткосрочным контрактам, с прекарной занятостью, без гарантий и социальной защиты, т. е. со значительным ухудшением качества трудовых отношений[123]123
  Крауч К. Победит ли гиг-экономика? М.: Изд. дом ВШЭ, 2020.


[Закрыть]. Такой ли свободы мы желали?