Текст книги "Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков"

Выхода нет?

На последних кадрах фильма мы видим главного героя, бредущего по пустынной дороге, которая выглядит как типичная Дорога в никуда. А весь пар, или накопленная энергия, буквально уходит в (бутылочный) свисток, который даже при большом воображении не напоминает Музыку.

Ясно, что простых выходов из этой ситуации нет. Правда, в финальной части фильма нам показали «свет в конце тоннеля», прозрачно намекая на спасение в Вере (Церкви). Но это выглядело как уж слишком лобовой ход. В него не веришь, да никто тебя особо и не убеждает. Ясно, что устремление к Вере здесь тоже ненадолго и не всерьез. Заякорения не возникает.

Значит ли это, что все безнадежно? Хочется верить, что молодые люди найдут свои выходы. И многие их находят. Но им придется делать это самим. Пройти по своей «дороге разочарований» (еще одна цитата, на этот раз из группы «Воскресение»). Молодым всегда было нелегко, а сейчас особенно. Мы, родители, конечно, хотели бы им помочь. Но во многом все наши усилия тщетны. Или они не слышат? Или нам нечего им сказать?

2018 г.

18. За что мы любим советское общество («Территория», 2014)

Территория – это место, где люди проверяются на прочность. Необозримые пространства, где тундра встречается с ледяными торосами Ледовитого океана. Суровый русский север, которому способны бросить вызов немногие. Геолог Илья Чинков, одержимый идеей найти легендарное золото Территории, собирает команду смельчаков, готовых поставить на карту все, включая собственные жизни[102]102
  КиноПоиск. https://www.kinopoisk.ru/film/601933/


[Закрыть].

Мы вновь возвращаемся к советскому опыту. Не просто чтобы поговорить о прошлом, но в первую очередь чтобы порассуждать о сегодняшнем дне. Но если ранее, по материалам фильма «Остановился поезд», мы пытались понять механику советского общества, то через фильм «Территория» мы намереваемся подойти к теме советского совсем с другой стороны – со стороны доставшейся нам в наследство и нарастающей в последнее время мифологии. Хочется понять, что именно удерживает нашу связь с советским прошлым, за что мы продолжаем его любить, несмотря на его несомненную кончину.

Начнем с того, что фильм снят по роману Олега Куваева, на редкость хорошей книге, написанной еще в 1975 г.[103]103
  Куваев О. Территория. М.: Современник, 1975.


[Закрыть] и переведенной на множество языков народов СССР и стран соцлагеря, а также французский, вьетнамский и арабский. Куваев – человек очень непростой судьбы, профессиональный геофизик, который отправился на Чукотку, а позднее ходил в экстремальные маршруты, начал писать, успел стать звездой при жизни, разочаровался, пытался покончить с собой и сгорел в 40 лет от инфаркта (спровоцированного в том числе неумеренным потреблением алкоголя), как многие его товарищи в то время[104]104
  Подробнее о жизни Куваева см. новую хорошую биографическую книгу: Авченко В., Коровашко А. Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2020.


[Закрыть]. Куваева также называли «советским Джеком Лондоном», сравнивая с автором рассказов о золотоискателях Юкона, который тоже ушел из жизни сорокалетним.

В 2014 г. состоялась уже не первая экранизация романа, ранее был кинофильм «Территория» 1978 г. с Донатасом Банионисом в роли Чинкова. Фильм, кстати, был неплохой, хотя и совсем неброский. И Банионис (в отличие от «красавца» Константина Лавроненко) действительно был похож на главного героя (Будду) из романа.

Нужно сказать, что режиссер нового фильма, Александр Мельник, тоже не чуждый этой теме человек – инженер-гидролог, работал на Севере. Как режиссер, он, пожалуй, не слишком известен. «Территория» – лишь второй его фильм. А первый, «Новая земля», был снят с явной претензией, но оказался не слишком удачным. Но именно Мельнику довелось в наше постсоветское время снять почти советское кино, причем без ностальгических соплей и без ненависти к советскому, что следует считать редкостью по нынешним временам.

Говорят, что на показы фильма в разных городах толпами приходили профессионалы (геологи, географы). Кто-то восторгался, кто-то считал фильм слишком «голливудским» и находил в нем массу изъянов и отклонений от правды жизни. Но то, что новый фильм красиво снят, признавали почти все. Писали даже, не без гордости: «Не хуже Новой Зеландии», – намекая на красивейшего «Властелина колец» Питера Джексона. Съемки «Территории» происходили не на Чукотке (как в романе), а на плато Путорана, включенном в наследие ЮНЕСКО, на местности в Красноярском крае размером с целую Великобританию. У фильма были благословение первых лиц государства (которых обильно благодарят в итоговых титрах), большой по российским меркам бюджет (скинулись крупнейшие добывающие компании), вертолетные съемки, лучшее европейское оборудование, повсеместная поддержка Министерства по чрезвычайным ситуациям (МЧС). И поверх всего этого – классная работа оператора Игоря Гринякина.

В итоге фильм стал заметным, но, несмотря на все усилия по его продвижению и высочайшей политической поддержке, не завоевал широкой популярности. При полумиллиардном бюджете (в рублях) он не обеспечил больших сборов, более того, окупился лишь на пятую часть. А число зрителей едва превысило 300 тыс., в то время как какие-нибудь «Три богатыря. Ход конем» того же 2014 г. собрали зрителей почти на полтора порядка больше. Впрочем, вышедший почти одновременно с «Территорией» и изрядно нашумевший «Левиафан» Андрея Звягинцева тоже окупился лишь за счет мирового проката, а число зрителей в России у него оказалось ненамного больше. Так что приведенные цифры говорят лишь об отсутствии широкой популярности и народной любви, но не о качестве самого фильма.

Поговаривают, что иногда народ уходил из зрительных залов, становилось скучно, не хватало экшена. Высказывалось много претензий к не доведенным до конца сюжетным линиям, неполному раскрытию характеров, монотонности изложения. Герои говорили книжным языком (потому что сценаристы слишком уж хотели сделать «по роману»). Фильм ругали за аморфный сценарий, за выдумки, которых не было в книге Куваева. Но нас по большому счету эти замечания (во многом справедливые) не волнуют. Ведь мы, напомним, не занимаемся кинокритикой. Мы обсуждаем не кино как таковое, а важные для нас темы. А тема нам кажется действительно важной.

Зачем нам вспоминать советское прошлое

У многих, вероятно, возникнет вопрос: а мы что, действительно любим советское общество? На мой взгляд, в этом и заключается некий парадокс: чем дальше мы уходим от советского времени и чем больше становится людей, которые никогда в этом времени не жили, тем больше мы начинаем его любить.

Начнем с наиболее очевидного – с нашей неизбывной любви к советскому кино. В 2018 г. Институт общественного мнения «Анкетолог» провел нехитрое исследование, попросив россиян назвать 10 своих любимых фильмов. Шесть фильмов из этой десятки в итоге оказались иностранными, а четыре – отечественными. А вся эта четверка была представлена советскими фильмами и относилась к одному-единственному жанру – лирической комедии, образовавшей вершину советского киноискусства и призывавшей не просто посмеяться, а «посмеяться со смыслом». В их число вполне ожидаемо попали «Иван Васильевич меняет профессию», «Любовь и голуби», «Москва слезам не верит» и «Служебный роман». Согласитесь, не хватает только «Иронии судьбы» из той же самой категории.

Но одними кинофильмами дело совсем не ограничивается. Сегодня мы замечаем, как растет популярность советского наследия в целом. Тут и там появляются его призраки – как говорится в детской книжке про Карлсона, «дикие, но симпатичные».

У этой популярности есть, конечно, утилитарные, чисто коммерческие причины. Продолжается борьба за советское наследство в виде хорошо узнаваемых торговых марок («тот самый чай со слоном» и т. п.). Борьба ведется тем более острая, что производители, претендующие на право использования советских марок, оказались в разных странах СНГ.

Если взглянуть чуть шире, увидим, что вовсю эксплуатируется советская символика. При этом советские символы используются для решения новых задач – коммерческих и административных. И то, что недавно созданный государственный комитет Роскачество использовал советский Знак качества в виде своей эмблемы, лишь немного его видоизменив, вряд ли кого-то удивляет. Тем более что эта советская эмблема используется направо и налево самыми разными игроками, прозрачно намекающими на высокое качество своих услуг.

Возникла и укрепилась своеобразная мода на все советское – на одежду и мебель, разного рода ретротелесериалы и ток-шоу, рестораны советской кухни или музеи советского быта. Распространились ностальгические онлайн-сообщества[105]105
  Abramov R. New Trends in the Museumification of the Soviet Past in Russia (2008–2018) // Journal of Soviet and Post-Soviet Politics and Society. 2018. No. 1. P. 183–212.


[Закрыть]. Мне самому приходилось, например, посещать весьма популярный музей-квартиру Академгородка в Новосибирске.

Как писал Ж. Бодрийяр про реутилизацию прошлого: «Мода всегда пользуется стилем ретро, но всегда ценой отмены прошлого как такового: формы умирают и воскресают в виде призраков»[106]106
  Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. http://yanko.lib.ru/books/philosoph/baudrillardsymv-obmen-i-smert.htm


[Закрыть]. Так и мы, произведя деидеологизацию советского, похоронили прошлое, но сохранили его символику, продолжаем эксплуатировать советские идеи и стандарты в отрыве от былого содержания, порою как сугубо эстетические формы.

Но этим дело тоже не ограничивается. После окончательного, как казалось, расставания, в 2000-е годы началась настоящая реабилитация советского с культивированием ностальгии и попыткой культурной отмотки назад[107]107
  Глущенко И. Шесть тезисов об изучении «советского» // СССР: Жизнь после смерти / под ред. И.В. Глущенко, Б.Ю. Кагарлицкого, В.А. Куренного. М.: Изд. дом ВШЭ, 2012. С. 7–26.


[Закрыть]. На этот счет делаются даже весьма радикальные заявления, наподобие следующего: «Необходимо восстановить все ценности, которыми мы жили в 1980-е годы, чтобы получить новый импульс развития»[108]108
  Шубин А. Современный российский капитализм и советская традиция // СССР: Жизнь после смерти. С. 42.


[Закрыть]. Вот так, ни больше ни меньше…

И конечно, полным ходом идет переосмысление истории (собственно, оно никогда и не прекращалось). Например, уже более половины опрашиваемых граждан (60–70 %) называют годы правления Л.И. Брежнева благополучным временем для нашей страны[109]109
  Абрамов Р.Н. Отношение к позднему советскому прошлому как объект социологического исследования // Общественные науки и современность. 2019. № 5. С. 108–120.


[Закрыть]. По данным Центра Юрия Левады, существенно (в несколько раз) выросла доля молодых людей, с уважением относящихся к И.В. Сталину, который все чаще оценивается не как «кровавый тиран», а как «эффективный менеджер». И многих подобное переосмысление искренне тревожит и возмущает.

Приведем еще один пример. С 1999 г. общество «Мемориал» проводит конкурс для школьников «Человек в истории. Россия – XX век». И замечено, что где-то после 2005 г. тема репрессий в сочинениях тихо ушла на задний план, усилились темы благополучной и даже счастливой советской жизни, появлялось все больше патриотической риторики[110]110
  https://republic.ru/posts/94983?utm_source=republic.ru&utm_medium= email&utm_campaign=morning


[Закрыть].

Понятно, что мы склонны идеализировать прошлое. И чем дальше от нас советская эпоха, тем более гладко она воспринимается. У старших негативное постепенно вытесняется (его вспоминать неприятно). Вместо этого отбираются символы, вызывающие сугубо положительные эмоции. А у молодых вообще нет причин быть недовольными советским строем, зато есть основания быть недовольными существующей жизнью. В итоге советское потихоньку возвращается – на этот раз в виде мифологии.

При этом, заметьте, у большинства из нас уже нет никакого желания вернуться назад. Старшие не хотят советских магазинов и ужасного советского пива. А среди молодого взрослого поколения (миллениалов), по данным RLMS-HSE за 2006 г. (в другие годы вопрос не задавался), лишь малая часть (менее чем каждый пятый) хотели бы, чтобы их дети жили при советском строе.

Рассуждая о том, как и почему «мы любим советское общество», мы прекрасно понимаем, что нет единого «Мы». Одни и те же явления и события людьми воспринимаются по-разному. Поколения с советским опытом испытывают понятную и трогательную ностальгию по молодым годам. И лучше видят то, что остается за кадром, когда кто-то пытается изобразить советские годы сегодня. А у молодых нет опыта проживания в советском времени. Оно не стало частью их личной жизни и видится лишь как фрагмент уходящей Истории. Молодые ухватывают знаки прошлого как нечто внешнее, зачастую воспринимая их как сугубо эстетическую форму.

Но все же, при всех наших различиях (поколенческих и иных), что-то нас всех объединяет, некое общее беспокойство. Сегодняшняя жизнь явно стала более комфортной, более удобной. У нас есть новые технологии, море информации, качественные продукты и услуги, возможность выбора из многих альтернатив. Мир открылся и появилась возможность поехать куда угодно (если нет пандемии), а можно общаться со всем миром, не вставая с кресла. И все же чего-то не хватает, как-то неймется. «Но вот что-то все не то, и непонятно что… И вроде бы все есть, и даже, что поесть. Но вот только, когда напьюсь, мне снится Советский Союз». Так пел Сергей Шнуров, привычно и по-простому (без затей) дергающий за какие-то нервные струны. Нам то тревожно, то депрессивно. Или попросту скучно, даже если внешне все вроде бы благополучно. А, кроме того, жизнь становится более плотной, давящей, порождая постоянные стрессы, из которых все тяжелее выбраться.

В общем, словами великого поэта, «раз (советские) звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Раз мифология советского формируется, значит, на нее есть спрос и она заполняет какие-то реальные пустоты. Указывает на то, чего нам внутренне не хватает именно сегодня. Поэтому анализ мифологии советского – это, по сути, копание в наших сегодняшних проблемах, внутренних переживаниях и дефицитах. И последующие наши рассуждения во многом будут посвящены нашим несбывшимся и несбыточным мечтам. Не потому, что их нельзя осуществить в принципе, а потому, что мы (или большинство из нас) к этому не готовы.

Итак, что же нас привлекает и что цепляет нас в советском прошлом или в его мифологических образах? Посмотрим, чем нам может помочь в решении этого вопроса фильм «Территория».

Тоска по героическому

Видимо, в нас сохраняется глухая тоска по чему-то необычному, даже героическому, что нам хотелось бы испытать, но на что мы сами, увы, не способны. Иными словами, нам не хватает героев. Вместе с деидеологизацией советского мы выплеснули ее героику. А теперь хотим заполнить возникшую пустоту.

Советская эпоха рождала Героев – настоящих, не от мира сего. Их и пытается представить фильм «Территория». Как было написано в одной из рецензий, это «попытка создать новый пантеон киногероев вместо грязного месива киноублюдков 1990-х и 2000-х». Сказано неплохо, но теперь важно разобраться, что это за образы.

Начнем с Ильи Чинкова (Будды) – харизматического лидера и геологического диктатора. Он встроен в государство, вхож в министерства, имеет доступ к большим ресурсам. Иначе не сделать никакого большого Дела. Более того, он всецело отдается служению государству, но не как бюрократическому учреждению, а как особому духу, интегрирующей силе. И сам Чинков не бюрократ, но профессионал и борец за Идею. На такие фигуры есть запрос во все времена, они всегда в дефиците. По выражению Андрея Перцева, идет «рандомный и перманентный поиск героев». И сейчас с такими фигурами особенно трудно, ибо все оказываются на виду и все содеянное тут же попадает в широкое публичное обсуждение онлайн, а сетевые сообщества настроены преимущественно на негатив и любых персонажей, претендующих на лидерство, пытаются затроллить, сопровождая это веселым (а иногда и весьма злобным) матерком.

Кроме героя-лидера, есть рядовые герои, которых для начала поделим на Суперменов и Авантюристов. Тип супермена представляет геолог Баклаков (Григорий Добрыгин). Он уверен в своей моральной и профессиональной правоте, идет к Победе через подвиг и буквально через попрание Смерти. И, кстати, в книге Куваева он в итоге получает всенародную известность. Другой тип – петрограф Гурин, называющий себя «предпоследним авантюристом» и «единичным философом» (Евгений Цыганов). Он прекрасный профессионал, он более симпатичен, умен, человечен, и не случайно именно его выбирает заезжая журналистка. Но Гурин пребывает в сомнениях, не чужд красивой позе. И как он сам говорит о себе: «Веры в себя маловато». В итоге вместо подвига он приходит к физическому и, возможно, моральному краху.

Есть и еще одно важное деление представленных нам героев, которое можно назвать классовым или сословным. Романтикам-суперменам, которые в книге называются «честолюбцами», противостоят герои-работяги, не имеющие профессионального образования и занятые изнурительным физическим трудом. Досужая публика, как правило, интересуется романтиками, про них пишутся статьи и снимаются фильмы. Про работяг же мы знаем крайне мало. Полагаю, мы про жизнь зэков сегодня знаем больше, чем про них. Между тем эта весьма многочисленная группа выпадает из всех опросов, да и вообще из поля зрения. Работяги – свободные люди, но, как правило, с судимостями, без жилья и семьи и, в общем, без перспектив. Это не прекариат в модной сегодняшней терминологии. Их уместнее назвать старым марксистским термином «люмпен-пролетариат». А в советское время их называли «бичами», имея в виду опустившихся, часто спивающихся людей, нанимаемых на сезонные работы. Их мотивы весьма просты, но они умеют самоотверженно работать. И важно, что фильм этот тип героя тоже демонстрирует, не смешивая их с романтиками-суперменами.

Попутно скажу, что у меня был личный опыт общения с такими работягами-бичами, когда приходилось работать теплоизолировщиком в вахтовом поселке на севере Сибири. Мы жили и работали бок о бок в условиях, не предназначенных для жилья и работы. Все они ранее сидели хотя бы по одному разу в зоне. Некоторые пили все, что льется. У них не было семей, и им некуда было деться. Как и в фильме, приходилось слушать всякие их рассказы о личной жизни, но трудно было понять, где правда, а где вымысел. Они оставались в медвежьих углах, где не задают лишних вопросов, где можно прилично заработать (хотя не на что тратить). И они умели работать, занимаясь тяжелым физическим и зачастую вредным для здоровья трудом. Для меня, в те годы студента и аспиранта, это были лишь короткие соприкосновения с подобной жизнью, причем без романтических помыслов – обычная по тем временам шабашка, поездки за «длинным рублем». Но, кроме того, это был незабываемый жизненный опыт, который сильно приземляет советскую романтическую мифологию, ставит ее на более твердую почву.

В поисках ценностей

Разыскивая новых героев, мы, по сути, пытаемся докопаться до каких-то ценностей. Каких? Ясно, что бросается вызов «мещанскому конформизму», который благополучно развивался и в советское время, но на дальний Север проник несколько позже. Далее, фильм вроде бы про поиски золота. Но быстро выясняется, что не золото образует главную ценность. Более того, похоже, никому это Золото как таковое не нужно. Золото видится героями как своего рода презренный металл. Его всячески уничижают, буквально выбрасывают или, как в книге Куваева, швыряются самородками в зайцев и куропаток. Золота сторонятся, опасаются, его ищут как бы через силу, не желая с ним соприкасаться. Оно приносит несчастье. И тот, кто поддается его обаянию и стремится к Золоту как таковому, становится предателем и преступником. В фильме в этой роли оказывается работяга Седой, который на последних кадрах почти буквально превращается в Зомби (в исходном романе, кстати, такой истории с попыткой застрелить главного героя нет, это выдумка кинорежиссера, видимо, чтобы повысить игровую привлекательность фильма).

Итак, золото – не более чем символическое обозначение большой Цели. А что же тогда Главное? Главное – это сам Человек. А мерило Человека – его Работа. В ней и видится высший смысл. Перед нами разворачивается история о людях, для которых работа стала религией. И, конечно, это необычные люди даже для советского времени. Но именно советское время позволило им появиться. Словами одного из героев романа и фильма: «В мирное время работа есть устранение всеобщего зла. В этом есть высший смысл, не измеряемый деньгами и должностью». И ключевое высказывание от автора: «Мы все обреченные люди. Мы все обречены на нашу работу, и это есть лучшая и высшая в мире обреченность!».

Соглашаясь, все-таки не будем торопиться и ставить точку после этих высказываний. Потому что речь идет не просто о Работе (пусть и с большой буквы). Не просто об изнурительном труде в нечеловеческих условиях. Речь идет о чем-то большем – о жизни на пределе. Девиз «сделай или умри» звучит здесь совсем не в переносном смысле. Главное ведь – не просто найти Золото, а найти Золото там, где его нет. То есть совершить невозможное.

Сегодня мы привычно предъявляем к Работе множество разнообразных требований – она должна хорошо оплачиваться, быть интересной, приносить явную пользу. У экранных героев «Территории» все эти требования выполняются, но не они имеют решающее значение. Зачем они тогда они это делали? Не для высокого заработка и не ради служения Родине. И даже не во исполнение своего профессионального долга. Хотя все эти мотивы звучат рефреном. Но их, оказывается, недостаточно, требуется нечто большее. Работа становится реальным испытанием, выходом на предел своих возможностей и периодически за эти пределы. Она помогает преодолеть естественный для каждого человека и сковывающий его Страх и доказать себе, что можешь буквально Все. Причем сделать это скромно, без лишнего пафоса и шума. В этих экстремальных условиях человек получает возможность обрести свою высокую сущность. Вот как писал об этом сам Олег Куваев: «Выработался эдакий кодекс идиотов, который называется “практичным взглядом” на жизнь… Жизнь надо пускать на распыл. И только в том случае, если ты не дрожишь над собственным благополучием, из тебя может получиться человек, который уже нужен человечеству… Надо браться за дело выше своих возможностей и не бояться, что если не сможешь, то будет крах»[111]111
  Цит. по: Авченко В., Коровашко А. Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке. С. 97.


[Закрыть].

По сути, тебе предлагают доказать самому себе, что ты бессмертен. Ни больше ни меньше. Вот вам ключевая на этот счет цитата из романа: «В том, что он бессмертен, Баклаков ни на минуту не сомневался». Именно поэтому он ничего не боится. К сожалению, в фильме упущена важная деталь: Баклаков идет форсировать вброд бурную ледяную реку, не умея плавать (он просто никому этого не говорил). И поэтому он «вечно молодой» и никогда не состарится. Или, как пел в былые времена Виктор Цой, «война – дело молодых, лекарство против морщин».

Но если ты способен буквально на все, ты можешь себе позволить небывалую «роскошь» – жить по Мечте, т. е. не сковывать себя текущими обстоятельствами, в то время как, по словам из романа, «большинство жить по мечте трусят». Мы видим на экране отчаянный утопический порыв, перенесенный в повседневную жизнь. И слова из советской песни «Пока я дышать умею, я буду идти вперед» в этом контексте уже не кажутся вычурным идеологическим лозунгом.

Жить по Мечте значит быть свободным. Неосвоенная северо-восточная территория становится не чем иным, как пространством Свободы. Посмотревшие фильм подмечали в своих рецензиях, что в «Территории» встречается один меланхоличный милиционер и нет ни одного кагэбэшника. Все символы подавляющего советского бытия и идеологического контроля в фильме либо полностью отсутствуют, либо тщательно затерты. В связи с этим вспомним, что в Советском Союзе геолог был распространенной и весьма привлекательной профессией для тогдашнего молодого поколения. И дело было не просто в любви к дальним походам, стремлении изучить и «покорить» природу. Уход в горы и любые неосвоенные территории становился естественным способам обретения Свободы – перехода в другое измерение, где ничего не значили ни дипломы, ни связи, ни деньги, ни партийные указания. Здесь нужно было доказать, что ты настоящий Человек. Доказать это в первую очередь самому себе. Свобода обреталась в героическом уходе от существующей реальности, в формировании для себя другого (параллельного) Мира.

Интересно, что в геологических партиях подобная Свобода осуществлялась в условиях жесткой армейской дисциплины. На экране мы видим типичную трудармию. И не случайно руководитель главной экспедиции Монголов (Егор Бероев) – бывший офицер, который сохраняет все офицерские привычки и взгляды. По сути, мы видим прямое перенесение армейских методов в обычную жизнь. Здесь приказы выполняются точно и в срок. А результат достигается любыми средствами, в том числе за гранью возможного. И, разумеется, все это оправдывается высокими целями и суровыми условиями. Тот же «геологический диктатор» Чинков не видит никакого смысла в оправданиях своих действий, совершенных ради пользы дела. И моральная сторона вопроса его совершенно не интересует. В какой-то степени его оправдывает лишь то, что он готов поставить на кон не только судьбы других людей, но и свою личную судьбу. Как говорят о нем в романе, он способен «бросить на пол свой собственный труп и перешагнуть через него».

Здесь мы сталкиваемся с трудноразрешимым парадоксом: в условиях жесткой армейской дисциплины люди ощущают себя свободными, ибо, несмотря на приказную систему, здесь очень многое зависит от их усилий и собственной воли, которая не является прямой проекцией приказа. Перед нами сложное и причудливое соединение давящей дисциплины и личной свободы. Во времена господствующего марксизма это назвали бы «свободой как осознанной необходимостью». Мы скажем: «Охота пуще неволи». Но мы понимаем, что это не объяснение, – парадокс так и остается до конца не разгаданным.

Советское общество было очень рационалистичным. А в среде, которую преподносит нам фильм «Территория», мы видим постоянное и принципиальное отрицание голого рационализма. Здесь господствуют иные силы – Интуиция и Вера в свою правоту. И это не лишено логики. Чтобы реализовать Мечту, недостаточно изнурительного труда в нечеловеческих условиях, нужны героические прорывы. А такие прорывы возможны только на профессиональной интуиции, а не на доскональном расчете. Поэтому здесь и предлагается опираться на интуицию вместо логичного доказательства и статистических данных. Иными словами, ты действуешь в обратной логике: получаешь искомый результат, потому что ты в нем уверен (а ты уверен в нем, потому что уверен в самом себе), а потом уже используешь все положенные рутины для обоснования и доказательства. Именно этому главного героя учит Чинков-Будда, для которого это главный философский и жизненный принцип. Тому же самому его обучает и «последний авантюрист» Гурин.

Нам пытаются подсказать, что порою мы слишком много размышляем и рассуждаем. Тем временем по роману: «Действовать, а не размышлять – вот лозунг мужчины».