Текст книги "Срезки. Земля, с которою вместе мёрз"
Автор книги: Валентин Колясников
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Вместо эпилога
Жизнь – мгновение, миг. Её срезы (как Шадрин говорил, «срезки») – величина временная, превосходящая световую.
1
Завтра тринадцатое апреля. Суббота. Завтра для Виктора Кирьяновича Шадрина наступает день, который он отмечает ежегодно в кругу семьи как день рождения. Исполняется ровно семь лет его редакторства в «Восточной правде».
За окнами рабочего кабинета сгущались апрельские сумерки. В открытые фрамуги с Тихого врывался сырой промозглый ветер. Морозы в ночные часы держались ощутимые. Обычное для Магадана состояние.
Газетчики три часа назад разошлись на выходные. Шадрин отложил в сторону только что прочитанные свежие гранки последнего из серии материала под заголовком «Щупальцы восточного спрута». Откинулся в кресле и задумался.
«Это для нынешних местных верхов станет последним выстрелом, – резюмировал про себя Шадрин. И тут же, умудрённый опытом, подумал: – И, вероятно, для меня тоже».
Историю эту в редакции начали распутывать год назад. В краевой центр просочилась информация: из Билибино через Магадан последним «зимником» на «материк» следует колонна автомашин со строительным грузом. «Прихватизаторы» на приобретённом в Билибино транспорте везут листовое железо, сантехнику для строительства коттеджей. Шадрин узнал (ему об этом сообщил Литвинов) и другое: именно этим автопоездом из района может быть вывезена крупная партия пушнины.
Михаил Николаевич после отъезда Минина на «материк» (случилось это после известных событий, когда райкомы закрыли) остался верен своей земле. Он вернулся в Острожное директорствовать. Но продолжал быть в курсе районных дел. Аверьянов же позже вернулся в район и возглавил управление сельского хозяйства. Его родственник Попов стал при губернаторе края Карасёве замом.
Литвинов, будучи в Магадане, навестил Шадрина и рассказал историю с пушниной. Аверьянов всю зиму рыскал по охотучасткам и стойбищам оленеводов, по дешёвке скупая или обменивая на продукты и спиртное хвосты соболя, песца у голодающих тундровиков. В райцентре Литвинов узнал о том, что Аверьянов собирается отбыть на «материк» последним автопоездом со стройматериалами.
Шадрин не стал обращаться к Карасёву. Не потому, что между ними остались старые счёты. А по кричащей причине: за три года губернаторства Карасёва в крае пышным цветом расцвели коррупция, воровство и бандитизм. Прокатилась серия убийств, так или иначе связанная с местным капиталом, а преступления в большинстве своём или не были раскрыты, или дела не доходили до суда в результате непонятных самоубийств подследственных. Всё происходящее Виктор Кирьянович вовсе впрямую не связывал с Карасёвым, но основания для недоверия к нему имел. А в данном конкретном случае просматривалась зримая связь: Аверьянов – Попов. Скажи об этом Карасёву, и всё может рухнуть: тот – Попову, который упредит Аверьянова.
Шадрин вышел на контакт с руководителем краевого управления федеральной службы безопасности Владимиром Михайловичем Широносовым. Да, с тем самым Вовкой Широносовым, другом детства по Неонилову.
Судьба снова свела их три года назад, более чем через полвека разлуки. Генерал Широносов был назначен сюда Москвой после серии крупных хищений в крае золота.
Дружба возобновилась. Более того, они породнились. Здесь Матвей Шадрин, проходя преддипломную практику в газете отца (он заканчивал тот же факультет того же университета, что и Шадрин-старший), стал частым гостем Широносовых. Гостем не случайным и не у старших Широносовых. Три года назад он познакомился с их дочерью Татьяной и понял: это судьба. Матвей пришёл работать в отдел информации «Восточной правды». Татьяна после окончания пединститута стала школьным учителем. Вскоре сыграли свадьбу…
– Послушай, Виктор, – сказал Широносов, когда тот рассказал об автопоезде и аверьяновской пушнине. – Тут дело тонкое и щекотливое. Ты говоришь: об этом пока не должны знать ни Карасёв, ни Попов, ни даже начальник УВД Ильин. Мимо Ильина проскочить всё равно не с руки. А прокурора куда подевать прикажешь? Мой тёзка Лукин – мужик что надо. Думаю, сойдёмся. Когда, говоришь, выходит колонна?
– Через неделю.
– Ну, хорошо. Взять мы их возьмём. Но, как ни крути, передавать-то придётся Ильину.
– Тогда передавай хоть самому дьяволу. После твоей информации в Москву дело-то уже в крае не замять. Правильно я мыслю?
Обратив внимание на шадринский прищур глаз, Широносов, расплывшись в улыбке, как бы в шутку сказал:
– Бросай, Виктор, свою газету. Переходи ко мне. Цены тебе не будет.
– Рад бы, да грехи не пускают, – в тон Широносову проговорил Шадрин.
– Какие грехи? Я-то думал: ты безгрешный.
– Все мы в чём-то грешны. Первый мой грех – возраст. Второй – газетчик я, и этим всё сказано.
– Достаточно. А то сейчас наберёшь таких грехов с дюжину. И неспроста ты затеваешь эту интригу. Угадал: за факт ухватишься двумя руками?
– Угадал. Не только ухвачу его, но и не отпущу.
– И кому поручишь это грязное занятие?
– У меня к тебе тот же вопрос: кому доверить?
– Да. Риск велик. Чую: начни обрубать щупальцы «спруту», последуют адекватные меры – начнёт отстрел твоих.
– Не твоих, а наших. Но я так же думаю. Вот как начнёшь раскручивать, как ты говоришь, «спрута», соберёмся втроём да поговорим ладком, по-семейному.
– С кем это втроём? – насторожился Широносов. – Третий может стать лишним.
– Нет. Не станет. Ты да мы с Матвеем.
– Во-о-н оно что!..
– Ты должен понять. Рисковать другими я не имею права.
– А сыном своим, мужем моей дочери кто тебе дал право рисковать?
– Успокойся. Я и говорю: решим всё на семейном совете. Матвея «спрут» не тронет. Они ведь не совсем дураки и дураки не совсем. Неужто не возьмут в толк, что за автором публикаций стоят посильнее их. Я вот о чём ещё думаю, Владимир. Как бы нити к Москве не потянулись…
– Ну, сразу хватил, стратег. Возможно, твоя информация и выеденного яйца не стоит, а ты вон куда… Поживём – увидим. Ты лучше мне вот о чём скажи: как Никита? Он же нынче заканчивает Уральский политех?
– Да. Звонил три дня назад. Приглашал на свадьбу.
– А кто же суженая Никиты?
– Виктория Минина. Я тебе рассказывал о Мининых…
– Когда свадьба?
– Летом.
2
Шадрин и Широносов не ошиблись. Улов оказался куда более крупный, чем предполагали. «Прихватизаторы» работали масштабно и весомо. С Севера в очередной раз чуть было не умыкнули народное достояние. Пушнина и сантехника были мелочью по сравнению с золотом, которое пытались вывезти в запасных скатах.
Дело «восточного спрута» получило широкую огласку. Следствие шло долго. Только оно обрубало одно щупальце «спрута», как тут же отрастало новое. В ходе его было раскрыто и тринадцать убийств, которые прокатились по краю и выявили запутанную сеть преступности в связи с широким размахом дельцов-специалистов по «жёлтому дьяволу».
По этому делу были арестованы и находились под следствием три десятка человек. Помимо Аверьянова, его судьбу разделили Попов и Копейкин. Да, тот самый Валентин Петрович Попов, который всеми фибрами души ненавидел Виктора Кирьяновича. И тот самый Копейкин Павел Павлович – один из «крестников» Шадрина по Тундровому. Как говорят, имя-то простое, но без зубов не выговоришь. Копейкин всплыл в Магадане три года назад. И не просто всплыл, а на гребне волны – возглавил «Северовостокзолото».
…Судебный процесс близился к концу. «Восточная правда» опубликовала серию «Щупалец восточного спрута» Матвея Шадрина. Через три дня увидит свет завершающий судебный очерк, в котором Матвей выплеснул факты убойные и которые не значатся в следственных и судебных протоколах. Завершающий и, пожалуй, самый взрывной. В нём анализируется явление: как вышли сухими из этой скользкой болотной тины Карасёв, вельможные мафиози из Москвы.
Матвей Шадрин по крупицам собрал факты. Об этом знали и мафиози. Вряд ли Шадриным простят. Виктор Кирьянович сознавал, на что шёл. Угрозы следовали по телефону и в подмётных письмах, которыми, кстати, уже занимался Широносов.
Гранки прочитаны. Выверены. В душе порадовался за сына: растёт боец…
3
Из раздумья вывел телефонный звонок. Звонила жена:
– Виктор, как всегда, недели не хватило? Посмотри, сколько времени.
Шадрин посмотрел на настенные ходики и сказал:
– Без семи одиннадцать, Саша.
– Ты что, там спать собираешься?
– Всё. Уже иду.
– Хорошо. Жду.
И только тут Шадрин обратил внимание: за окнами уже темно.
Надел пальто, шапку. Передал ключ от кабинета вахтёру, который сказал Шадрину:
– Что, Виктор Кирьянович, опять внука только спящим увидите?
– Да, Василий Иванович, выходит, так. Не заметишь, как на ноги встанет. До понедельника.
– До свидания.
Вахтёр Василий Иванович в тот миг, разговаривая с Шадриным, не предполагал, что именно он в последний раз видел Шадрина живым и разговаривал с живым Виктором Кирьяновичем.
Шадрин вышел на крыльцо. Успел обратить внимание: фонари на столбах не горят. Его обдало пронизывающим ветром. В этот миг перед глазами блеснула вспышка и раздался глухой хлопок выстрела. Выстрел был точен – Шадрин рухнул на бетон крыльца. Пуля сразила Совесть…
1996 г.
Земля, с которою вместе мёрз
Эссе
От автора
Я решил озаглавить эту подборку эссе заимствованием строки у В.В. Маяковского из Октябрьской поэмы «Хорошо!». И при этом допустил вольность: слово «земля» поставил в именительном падеже. А вот как звучит последняя строфа 13 главы его поэмы:
Землю,
где воздух
как сладкий морс,
бросишь
и мчишь, колеся, —
но землю,
с которою
вместе мёрз,
вовек
разлюбить нельзя.
Это четверостишие смело можно ставить в эпиграф подборки. Земля Чукотки, её люди, которым я отдал, как провинциальный газетчик, большую часть своей жизни, и для которых, нисколько не кичась сказанным, тоже сделал немало, стали так же близки и дороги мне, как мои родители, мои жена и дети. Всё написанное и опубликованное в местной прессе об этой моей земле и людях вряд ли уместится в десяток объёмных томов книжек.
А эти заметки (здесь представлена только малая их толика) я отнёс к жанру эссе. В них наблюдения, ощущения окружающей меня жизни и природы, моя оценка «творимому» вокруг нас и нами. Я старался не быть в этой жизни сторонним наблюдателем многого происходящего на самом краешке земли российской.
Заметки писались спонтанно, но одновременно всегда отражали какое-либо событие и навевались моими наблюдениями, мимо которых грех было пройти, не заметить их, отбросить, не оценив. Писал их, будучи редактором газеты «Золотая Чукотка» под рубрикой «Колонка редактора». Это была моя именная колонка.
Жанр эссе всё больше увлекал меня, стал моей потребностью. Это хорошая школа для всех, кто учится и стремится писать коротко и объёмно.
Что удалось, а что нет, судить не мне. Но знаю, что этот жанр стал моим, мною любимым, частью моей жизни.
Валентин Колясников
Будьте осторожны и обязательно возвращайтесь
Тундра не прощает расхлябанности и легкомыслия. Она мстит нерадивым.
Прошло с той поры без малого три десятка лет, а первая командировка в анюйскую тундру автору этих строк запомнилась на всю оставшуюся жизнь. Тогда директор совхоза решил проверить корреспондента на прочность или, как он выразился в одном доверительном разговоре, – на «вшивость» и распорядился выдать ему для поездки в тундру только торбоза и промысловые лыжи. Остальная же одежда корреспондента годилась только для зимовки в Сочи.
Шёл март. Температура воздуха – за минус тридцать. До места перехода по тундре газетчика вместе с проводником, недавно выписанным из тубдиспансера, «выбросили» «газиком». Мы стали на лыжи, когда сумерки уже сгустились. Всю ночь проплутали по безмолвной тундре, пока добрались до предполагаемой бригадной стоянки оленеводов. Но оказалось, что бригада со стадом сменила пастбище и находилась вблизи той зимней трассы, откуда мы начали лыжный переход. Проводник в бригаде отсутствовал больше месяца и не знал о перекочёвке, а в темноте не сориентировался и провёл меня мимо новой стоянки. Только утром, засветло он понял свою ошибку. Пришлось возвращаться.
На одном из перекуров, положив лыжи камусом кверху, присел и заснул. Очнулся от холода. Проводник же, одетый в двойной мех, спокойно дымил папиросой и молчал – не обращал на меня никакого внимания.
До бригадных палаток я в прямом смысле доползал – почти сутки мы блудили по тундре в поисках стоянки, и мои силы были на исходе. Наскоро угостившись в палатке кусочками мороженой оленины и чаем, проспал сутки. Всё повторилось при переходе в другую бригаду.
Тогда я прошёл испытание на «вшивость», потому что с младенчества, живя на Урале и в Сибири, крепко стоял на лыжах. Армейская и спортивная закалка не позволила мне потеряться в первой тундровой командировке, несмотря на коварный экзамен, устроенный мне директором совхоза, старым колымчанином. Обиды на него не затаил, а урок мне пошёл впрок. К поездкам в тундру я стал готовиться основательно и дома. С директором же, пока он не уехал на «материк», поддерживал хорошие отношения.
На горьком, подчас трагическом опыте наших предшественников и современников мы, северяне, учились тому, как вести себя, как выжить, наконец, в экстремальных условиях.
Как-то ко мне в редакцию зашёл бывший руководитель Илирнейской агиткультбригады, пенсионер, ветеран Великой Отечественной, тундровик с сорокалетним стажем В.К. Прокопенко и рассказал поучительную историю.
Отдав лучшие годы своей жизни тундре и выйдя на заслуженный отдых, он определил своё дальнейшее место жительства в Билибино. Надо обустраиваться на новом месте, а нажитый нехитрый скарб оставался в Илирнее. Договорился с водителем попутным рейсом забрать кое-что из села/
Случилось всё в начале января. До Илирнея оставалось рукой подать, когда автомашина, в кабине которой ехал Вячеслав Константинович, «забурилась» в наледь. Машину надо было вызволять из беды, и Прокопенко решил пешком добраться до близлежащей метеостанции.
Но уже в начале своего перехода он сам угодил четырьмя конечностями в наледь. Сорокаградусный мороз мгновенно сковал обувь и рукавицы. Вячеслав Константинович прибавил ходу, при этом постоянно работал пальцами рук.
Беда не приходит одна. При переходе припорошённой снегом протоки он снова провалился в наледь, но, как говорится, уже по самые уши. Однако жизнь-то – одна – чудом выкарабкался. И тут же в темноте наступившей ночи он заметил зелёные огоньки. Опыт подсказал: волки! В голове промелькнула страшная мысль. Хоть и возраст преклонный, а жить-то как хочется! Опять-таки сработал инстинкт самосохранения: «Надо давать крюк».
…Для Вячеслава Константиновича этот, казалось бы, короткий путь растянулся на целых пять часов. Пять часов борьбы за выживание. Уже много позже, когда пришёл на приём к хирургу районной больницы, он, к великой радости эскулапа, в стационарном лечении не нуждался.
– В Илирнее, – рассказывал мне Вячеслав Константинович, – Елена Вуквутагина принялась за лечение. Налила в таз ледяной воды и заставила погрузить в неё все четыре конечности. Раскрыла брошюрку о методах народной медицины, стала читать и одновременно подливать в таз порциями горячую воду. Сколько длилась процедура, трудно сказать. Но то, что это спасло меня от инвалидности, – точно. Дней через десять «отошла» левая ступня. Правая пока чуть-чуть даёт о себе знать, но это не беда. Дней десять понемногу принимал внутрь перцовку: тьфу-тьфу – исчез хронический бронхит. Кашель раньше душил ночами, а сейчас сплю спокойно…
Опытный тундровик вышел из беды, точнее сказать, из воды и мороза сухим. Остаётся за него порадоваться.
Часто размышляю на темы выживания в наших экстремальных климатических условиях. И каждый раз вслух произношу сакраментальную фразу, адресуя её тем, кто в пути: «Будьте осторожны и обязательно возвращайтесь!»
Тундра не терпит и не прощает расхлябанности и легкомыслия.
28 февраля 1995 года
Знать бы, где упасть…
Отшумели праздники – два Новых года (по новому и по старому стилям) и Рождество Христово. С пургами и оттепелями. С травмами.
Да, с травмами. В январские дни стало беспокойно (извините за каламбур) в приёмном покое райбольницы, в отделении «Скорой помощи». Чаще, чем обычно, люди стали обращаться за помощью к медикам с ушибами, переломами, с другими травмами. Как в кинофильме «Бриллиантовая рука»: «Шёл, поскользнулся, упал…» У нас в Билибино (о сёлах и посёлках пока говорить трудно) на каждом шагу подстерегает такая опасность. Опасно ходить везде: по пешеходным дорожкам, по проезжей части перекрёстков. Январская гололедица преследует человека. А в райцентре, да и в других населённых пунктах редко кто усвоил уроки эквилибристики. Так что падения неизбежны. И они будут продолжаться до тех пор, пока резко не сменятся погодные условия, а с ними – и дорожная обстановка.
Правда, в райцентре кое-где всё же посыпали дороги и дорожки. Ходите там, где вам «указали». Но, простите, много ли требуется внимания и средств для того, чтобы посыпать песком или шлаком везде, где люди ходят? Возможно, солидные средства. Но ведь мы и сегодня продолжаем твердить высокопарные фразы типа: «Никакие расходы, никакие потери ни с чем не сравнимы по сравнению с безопасностью жизни даже одного человека».
Полноте. Всё это давно стало блефом, славословием, своеобразным прикрытием нашей бездеятельности и беспардонности в отношении к людским судьбам.
Когда боремся за местную власть (это относится и к власти более высокого уровня), то обещаем жителям чуть ли не застелить подъезды их жилых домов ковровыми дорожками. Не надо ковровых, хоть песочком посыпьте там, где ходят билибинцы. Нет финансов и материалов, организуйте, наконец, предприятие, которое бы занималось «наплавкой» на обувь протекторов. Отбою у него от билибинцев не будет. И оно в накладе не останется, и билибинцы – довольны.
С таким предложением обращаемся к администрации города Билибино. Падать-то каждый день, поскользнувшись, в гололедицу каждому надоело.
Может быть, эта апелляция не по адресу? Да и вообще – недовольство вечного ворчуна?
Тогда извиняйте и считайте, что всего того, о чём написано, в январе вовсе не было. Всё приснилось.
18 января 1994 года
Хамство – стиль нашей жизни?
Что больше всего поражает гостей Билибино, приезжающих к нам, например, из Певека или Анадыря? Наша природа. И то, что деревья растут здесь не только в тундре, но и в самом городе, отчего он приобретает уютный, обжитой вид.
Нам бы, билибинцам, гордиться этим, стараясь сделать свой город ещё красивее, чем он есть.
Но мы, вместо того, чтобы беречь зелёные насаждения, не просто вытаптываем и ломаем их, но, что ещё страшнее, безжалостно давим колёсами! Практически каждый день по дороге на работу замечаю не только сломанные ветки или кусты, а поваленные, словно после урагана, деревья, которые в северных условиях после пересадки с огромным трудом приживаются на новом месте.
…Есть в Билибино улица, на мой взгляд, очень красивая, но не по своей архитектуре, а именно потому, что обилием зелени напоминает «материк». Когда-то, ещё в первые годы строительства нашего города, геологи посадили здесь американские тополя, и с тех пор постепенно улица 30 лет Советской Чукотки превратилась в настоящий зелёный оазис.
И вот в один из январских дней напротив гостиницы «Горняк» под корень была сломана лиственница, а через некоторое время тут же ещё одно дерево (на этот раз молоденький тополь) стало жертвой человеческого бездушия. И каждый раз рядом – чёткие следы от колёс машины, как будто кто-то один дважды проделал это, чтобы убедиться в собственной дурной силе. А ведь буквально в метре – дорога, специально предназначенная для проезда автотранспорта!
Откуда же в нас такое хамство? Да-да, именно хамство, потому что оно может проявляться не только в отношениях к людям, но и ко всему, что нас окружает. В том числе и к природе. И всегда, когда я вижу наше нечеловеческое, ничем не оправданное отношение к ней, на ум приходит песня Игоря Талькова, в которой есть такие слова: «Покажите мне такую страну, где блаженствуют хамы…»
1 февраля 1994 года
День защитника Отечества
Буквально несколько лет назад 23 февраля праздновали как День Советской Армии и Военно-Морского Флота. Сейчас это День защитника Отечества. Дело не в названиях – только бы историю нашу кто попало не пачкал.
А то ведь в измышлениях порой доходят до жизни такой, что, оказывается, наши деды и отцы неправильно делали, что брали Перекоп и Берлин, что они вовсе никакие не герои, а как бы даже преступники. Допускаю, преступниками могли быть те, кто руководил нашим государством, но не те, кто ценой своей крови и жизни защищал Отечество. Оно-то на всех нас одно.
Они заслуживают низкого поклона. Заслуживают его билибинцы: ветераны войны, блокадники, афганцы, все те, кто служил, служит и кому предстоит ещё стать защитниками Отечества. А кто под всевозможными предлогами, прибегая ко всякого рода уловкам, отлынивает от воинской службы, пусть не думает, что он самый умный, что он живёт. Физиологически – да, духовно – он труп. И к этому празднику не имеет никакого отношения.
Раньше мы этот праздник отмечали широко, с помпой, так, чтобы все знали наших.
На собраниях произносили торжественные речи, организовывали концерты. И сейчас бы неплохо – без ссылок на трудное время. Только без того равнодушия, которое, как ширма, на самом деле прикрывало циничную сущность организаторов таких торжеств.
Думаю, такое время настанет.
Сегодня же от всей души желаю всем защитникам Отечества, их семьям, родным и близким главного: не впадать в уныние, а жить и выжить. Обязательно это сделать.
Здоровья вам всем!
22 февраля 1994 года
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
