Текст книги "Новый год со спецэффектами"

8

– Я что-то не пойму, какое отношение в Великому Учителю имеет моя бывшая нянька Катерина? – первой нарушила молчание Машуня.

– Ну ты и балбеска! – возмутилась Наташка, еще не оправившаяся от слез. – Сравнила, блин! Да при чем тут твоя Катерина? Кстати, а лама-то тут при чем?

Некоторое время мы препирались, выясняя, почему разговор зашел именно об Итигилове. Каждая вела свою собственную партию. До тех пор, пока я не опрокинулась на пол вместе с креслом из-за того, что Наташкина боксериха неправильно поняла мой решительный жест. Я с силой приложила руки к груди, намереваясь поклясться, что видела Катерину мертвой, при этом она была более живой, чем лама, поскольку выволоклась из своей жуткой «постели» и с белым фарфоровым бокалом в руке проводила меня прощальным взглядом из окна. Денька, посчитав мой жест призывным, с превеликой радостью кинулась, можно сказать, мне на шею. Я и охнуть не успела, мигом оказалась на полу вверх тормашками, машинально отметив, что Бармалей, сверкая пятками, взлетел по лестнице. И как не надоест носиться по одному и тому же маршруту! Денька оказалась более спортивным созданием, чем я. Удачно на мне приземлившись, одним прыжком сиганула на диван и замерла, на всякий случай сунув морду в лапы. Слова возмущения застряли у меня в горле. Вместо этого я поинтересовалась, который час.

– А ты что, по расписанию кувыркаешься? – не замедлила съехидничать подруга, но на свои часы взглянула. – Половина четвертого… Ну, зачем ты там валяешься? Давай помогу. Не больно? – И, получив отрицательный ответ, легко опрокинула кресло набок. Я благополучно из него вывалилась, на четвереньках отползла в сторону, встала и осталась стоять. Так, пожалуй, надежнее.

– Ир, ты не сердись, другого кого убила бы за такие наскоки, даже твоего Ефимова, а Деньку не могу.

У подруги вид был более виноватый, чем у истинной виновницы.

– Пусть живет, – согласилась я, косясь на неподвижные стрелки настенных часов. – Машуня, ты вправе предъявить претензию изготовителю. Доставка твоего гроба была намечена на три часа. Но все-таки советую ограничиться благодарностью судьбе. И нам. Мы с Натальей, худо-бедно, тебя в некотором роде «пасли». Еще немножко посидим, до рассвета, и пойдем спать.

Мария Карловна коснулась рукой головы, ахнула и с признательностью посмотрела сначала на меня, потом на Наталью. Я милостиво кивнула и заявила:

– Пожалуй, стоит поблагодарить и погодные условия. Нашей союзницей оказалась метель. Форс-мажорное обстоятельство. Предлагаю разбиться на пары. Одна пара фиксирует обстановку в холле, вторая совершает обход по дому. – Сказала и мысленно сжалась от страха. Он накатил неожиданно мощной волной.

– У тебя еще и с математикой плохо. Три на два не делится, – менторским тоном заметила подруга.

– С математикой у меня хорошо! В отличие от некоторых у меня двое детей, а посему я трижды закончила среднюю школу! И один институт. А еще в двух иногда продолжаю обучение. Твой сын с первого класса был умнее родителей. Вспомни, как ты помогала ему решать задачи! Машка, это надо видеть! Главное, сидит, ничего не соображает, но с деловым видом что-то калякает на листочке, заранее заглянув в ответ. А когда Лешик разделается с заданием, милостиво одобрит его решение, заявив, что у нее такой же результат, только пришла она к нему гораздо раньше, чем он.

Я возмущенно жестикулировала, что усиливало эффект речи. На меня смотрели, как на диво дивное. Особенно внимательно – Наташка. Такое впечатление, что искала на мне остатки цепи, с которой я сорвалась. Я быстренько перешла к делу:

– Мария и я – пара? Пара. Наталья и Денька – тоже. Можно поменяться партнершами.

– Озверела! – вынесла свое заключение подруга. – Наверное, ей моча в голову стукнула, – обернулась она к Машуне за поддержкой. – Когда Ирина Санна с кресла навернулась. Да не пойду я с дозором по этому дому даже с ротой солдат! И эту идиотку не пущу, – ткнула Наташка пальцем в мою сторону. – Сидим себе здесь и сидим. До утра дотянем, а там я лично проложу дорогу по целине в город, доберусь до первого отделения милиции, захвачу камеру предварительного заключения и не выйду из нее, пока следствие не разберется во всей этой истории. Еще не хватало мне самой за привидением бегать.

– Правильно! Пусть оно само за нами бегает! – решительно заявила Машуня и умолкла, сраженная нашей реакцией на свои слова. Не сговариваясь, мы с Наташкой истово перекрестились, уговаривая Всевышнего временно лишить Марию Карловну дара речи. Бо не ведает, что лепит.

Но, как мы ни надеялись, Машуня не онемела. Более того, у нее началась бурная истерика, заставившая Деньку забиться в угол к вешалке, откуда на нее полетела кое-как пристроенная одежда. Мария Карловна, выпучив глаза, дико и страшно хохотала. Мне сразу захотелось оказать Наташке посильную помощь в захвате камеры предварительного заключения. Я даже знала прекрасный способ: сознаться во всех убийствах, имевших место быть в этом районе за последние тридцать лет. Следовало спрыснуть истеричку водой, но мы боялись идти на кухню. Наташка уверяла, что там вполне может стоять «спецзаказ» – одноместный гроб для Машуни, отсутствию которого мы недавно так радовались.

– Дай ей пощечину, все равно без дела стоишь, – предложила мне Наташка, слегка постукивая зубами.

– У меня ее нет, – плохо соображая, ответила я.

– А у меня руки трясутся, – не вдаваясь в смысл моей отговорки, ответила Наташка. – Протяни руку к батарее, возьми валенок и двинь Машке по башке.

Я послушно исполнила приказание. Наотмашь двинула Марии Карловне валенком по уху, от чего ее голова резко мотанулась влево. Ей сразу стало не до смеха, она схватилась рукой за ухо и нормально заревела. Сам валенок виртуозно поймала Наташка.

– Во! – обрадовалась она. – И физиотерапия не понадобилась! Это я про несостоявшуюся пощечину по Машкиной физиономии. Ухом обошлись. Пусть теперь поплачет вволю, не надо мешать. Так ржала, что у меня от страха чуть зубы не выпали. Был момент, пожалела об отсутствии памперсов… – Подруга с беспокойством посмотрела на дверь спальни супругов Гусевых: – Ир, надо проверить, не проснулась ли Василиса. Можешь сдвинуться с места?

Я ничего не ответила. Сразу с готовностью сдвинулась. Только ноги плохо слушались – не гнулись. По дороге убеждала себя, что «спецзаказа» в спальне Василисы Михайловны не будет. Его же Машуне обещали. Привидение материально. Просто косит под потустороннее явление. Но, если мне все-таки доведется лицезреть пустой гроб, я тут же и гробанусь… Не заметила, как озвучила последнюю мысль.

– А если полный? – ужаснулась Наташка. И сама себе ответила: – А если гроб полный, гробанемся вместе, – и догнала меня у самой двери.

Открылась она с противным скрипом, который не смог заглушить великий плач Карловны, увлеченно продолжавшей реветь. В комнате никаких изменений не произошло. Все также горел ночник, все также похрапывала Василиса Прекрасная. Разве только перевернулась на правый бок. Не иначе как от Машуниного хохота. Обстановка в спальне была мирная и успокаивающая.

– Ир, что ты там плела про форс-мажор и про парное гуляние по дому? – шепнула мне подруга.

Я приложила палец к губам и указала глазами на выход. Наташка пожала плечами и заявила, что Василису даже пушкой не разбудишь. А ее залп, пожалуй, посильнее Машкиной истерики. Тем не менее я заторопилась покинуть комнату. На сей раз дверь закрылась бесшумно, зато явственно заскрипели ступеньки лестницы. Глухо заворчала под вешалкой Денька. В очередном приступе страха мы замерли. Минут пять, не меньше, торчали на месте, затаив дыхание, но скрип не повторился. Машуня сбавила обороты и тихонечко выла. Стряхнув оцепенение, Наташка шепотом пояснила, что Машка, скорее всего, обмелела. Запасы воды в ее теле значительно истощились. И тихо приказала собаке вылезти из-под вешалки – хватит прикидываться сменной обувью.

Стараясь не упускать из вида лестницу, мы осторожно прошли к дивану.

– Можешь не объяснять очередной раз, почему ты хотела пройтись дозором по комнатам. Уже дошло, – тихо продолжала подруга. – В доме точно есть постороннее лицо. И это лицо не может его покинуть ногами, поскольку мы тут сидим и блокируем выход. А открыть свою мерзкую сущность оно не желает. Одно радует – это действительно не привидение, иначе выкатилось бы отсюда без проблем. Надо быть осторожными в выражениях. И добавила: – Машка не вовремя перешла на всхлипывания, лучше бы блажила по-прежнему. С ее истерикой как-то спокойнее. Незачем нам носиться за убийцей по всему дому. Утром будет легче. Может быть, следователь приедет…

– До утра нас всех перестреляют, – сквозь зубы прошипела я. В конце концов сколько можно жалеть нервы присутствующих!

У Наташки отвисла челюсть. Она стала похожа на выползшую из своего укрытия и жавшуюся к ногам хозяйки Деньку.

– Я же говорила, что из каминного зала пропал пистолет, который старательно прятала Василиса Михайловна. Был момент, когда я заподозрила ее в убийстве мужа. Но она сейчас спит почти у нас на глазах. – Я невольно представила себе эту картину. Спит на глазах… Сомнительное ложе. – Во всяком случае, шастать по лестнице Василиса не могла.

– А что мы тогда здесь торчим? – вскричала Наташка и, понизив голос, добавила: – Живыми мишенями! Из соображения, что всех не перестреляют?

– Хотели бы, уже перестреляли! – отрезала я. – Что-то тут не так. Сейчас Мария закончит реветь, кое-что выясним. Следовало бы потрясти Василису Михайловну, но толку от нее все равно не будет. Нам надо найти папу Карло. Боюсь, он в гораздо худших условиях, чем мы.

Наталья покосилась на Машуню и заявила:

– Неправда ваша! Чем больше я на тему его состояния здоровья думала, тем больше укреплялась в мыслях, что ему уже хуже не будет. Это Мария может верить в его жизнеспособность… Валяется где-нибудь подснежником.

Ступеньки лестницы опять заскрипели, мы с Наташкой автоматически ринулись друг к другу, намереваясь встретить опасность в монолитном единстве, не разбери поймешь, где кто, а Денька опять глухо заворчала.

«Опасность» под кличкой «Бармалей» неслась с третьего этажа на своих мягких лапах и притормозила только у основания лестницы. У боксерихи «съехала крыша». Радостно рявкнув, она рванула к коту, решив принять активное участие в кошачьей развлекухе – засиделась под вешалкой. Бармалей с испугу вжался в стену и приготовился к глухой обороне. Яростно шипя и размахивая лапой с растопыренными «пальчиками», не хуже чем у Фредди Крюгера, ясно давал понять, что инвалидность собаке обеспечена. Заорали мы вовремя, ибо не успевшая притормозить Денька врезалась в отчаянно взвывшего кота, успев послушно оглянуться на крик. Это спасло ее морду. Получив когтями по уху, собака взвизгнула, оскорбилась и, отскочив в сторону, первый раз за свою собачью жизнь разозлилась, облаяв Бармалея по полной программе. Кот решил не испытывать судьбу, доказывая горлопанке, кто в доме хозяин, и бочком протиснулся ближе к кухне. Ему бы и дальше следовать к месту парковки таким же макаром, но он неожиданно сорвался с места и ринулся бежать. Денька, почувствовав себя победительницей, бросилась следом.

Первым делом грохнулись на пол часы с боем. Зря я скручивала в бараний рог маятник. Мне бы немного подождать… Следом привычно свалилась с вешалки куча одежды, полетели на пол безделушки с полок, дрогнул комод, покачнулась, но устояла ваза с сухоцветами, которые я вернула в нее, насильно изъяв у Василисы Михайловны. При следующем кошачьем набеге ваза передумала и упала на пол. Правда, опять отделавшись легким испугом. Из нее просто выпали сухоцветы. Кот, ухитрившись открыть лбом дверь в спальню Василисы Михайловны, кинулся к ней на кровать. Денька не отставала. К нашим крикам, воплям кота и собачьему лаю добавился пронзительный визг Василисы. По количеству децибелов она «переплюнула» всех. Насмерть перепуганные «друзья человека», не претендуя на первенство, парой выкатились из спальни и рванули любимым путем наверх. После этого стало как-то неожиданно тихо. Мы напряженно ждали продолжения. Кто где. Наташка – у входной двери, Машуня с растрепанными волосами и поцарапанными любимцем руками – из родительской спальни, а лично я, пятясь под лестницей, едва не выпала задом в помещение котельной, инстинктивно удержавшись за ручку двери. Полоса света из котельной сразу же нарисовала яркий неправильный треугольник в недостаточно освещенном квадрате под лестницей.

Сначала оправдались ожидания Машуни. Нашему взору явилась Василиса Михайловна с пылающим лицом и обругала нас «дурами здоровыми». На большее у нее сил не хватило. Я сразу поняла, что лучше быть «дурой здоровой», чем умной, но больной. Женщина страдальчески сморщилась и схватилась рукой за голову. Мария мгновенно сосредоточилась, решив помочь матери определиться с направлением пути следования и лекарством. Составить компанию Машуне я не рискнула. Существовала угроза ухудшения самочувствия бедной женщины. Не отрывая пристального взгляда от лестницы, Наташка посоветовала Машуне смерить маме давление и независимо от результатов уложить ее отдыхать. Время позднее. Но не тут-то было. Василиса Михайловна, отстранив дочь, проявила намерение сесть в кресло и выпить чаю в холле. Обе застряли в дверях и тихонько препирались.

– Ирка, видишь, к чему привели твои бредни? – процедила Наташка, увлеченно разглядывая ногти на своей руке. – И я, как идиотка, перетрухала. Нет тут никаких привидений с пистолетами. Машка права – это ее папочка шутит. А Рената ранила Василиса Михайловна. За дочь и внучку. Как очень непутевого зятя.

Василиса Михайловна дико сверкнула на Наташку глазами, хотела что-то сказать, но плотно сжала губы. Буквально в ниточку. Я не выдержала и, не оглядываясь, вышла из подсобного помещения, прикрыв за собой дверь. Неправильный треугольник исчез. Разумеется, я еще смутно представляю себе, что творится в этом доме, но кое в чем уверена. Например, в том, почему Василиса Михайловна прятала сверток с пистолетом под диван, а потом я обнаружила его в кармане пижамной куртки папы Карло. И она намеренно старалась навешать мне лапши, сообщив, что это ее пижама. Мужская-то! Да еще на пару размеров больше. А подруга многое подзабыла. Например, то, что совсем недавно кто-то закрыл их с Марией в комнате на втором этаже и выпустил собаку на улицу. Если это тоже происки Карла Ивановича, то по нему психушка обрыдалась. Но, кажется, ему, бедняге, просто не до этого.

Василиса Михайловна выбила право влиться в нашу маленькую компанию. Судя по ее виду, она уже чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы высказать нам все наболевшее. Я даже знала последнюю фразу этой пламенной речи. Смысл ее наверняка в том, чтобы мы с Наташкой забыли дорогу в медвежий угол. Да с превеликим удовольствием! Лучше буду плавать брассом в затопленной квартире без света, ориентируясь в темноте по внутреннему компасу, чем еще раз приехать на встречу Нового года в это убийственное место. Здоровей будем! Да и локальный потоп в нашей квартире, надеюсь, больше не состоится.

Мне срочно требовалось кое-что обдумать. Где-нибудь в тихом и спокойном месте, но недалеко от остальных. Не так страшно, если держаться вместе. Этим требованиям вполне отвечала котельная. По зову инстинкта я туда и отправилась, громко известив о своем намерении окружающих: самое время изучить систему отопления в доме.

– Очень удобно, что это помещение не в подвале, а прямо под лестницей, да еще постоянно освещено, – заметила я, пребывая в полной уверенности, что Наталья без всякого приглашения последует за мной. Даже ей – идиотке (а сама себя так «окрестила»!) понятно, что мое общество лучше. Кроме того, следовало дать возможность Василисе Михайловне и Марии Карловне немного разобраться в своих семейных делах, а заодно и с ворохом одежды, валяющейся под вешалкой.

Часть третья
Загадки дома Гусевых

1

Мне показалось, что все, находящиеся в этом доме должны быть контужены. Так громко я орала, неторопливо оседая по стене на пол у гостеприимно открытой двери в котельную, залитую светом лампочки никак не меньше ста ватт. Или это мой ужас от увиденного добавил ей напряжения? На самом деле меня никто не слышал. Просто потому, что кричать от страха я не могу. Горло сразу перехватывает спазм, который мгновенно распространяется на все тело. Оно отзывчиво каменеет. Не понятно только, почему коленки выпадают из общей программы и порой, вот как в данный конкретный момент, услужливо подгибаются.

Пока я истуканом сидела на плиточном полу, уставившись на распростертое передо мной тело Карла Ивановича и мысленно вопила на все голоса, «три девицы под окном» в холле вели громкие переговоры, кому сколько сахара в чай и где пирожные, на упаковку с которыми еще вчера прыгнул кот. Если их не «омяукнула» собака, они послужат хоть каким-то утешением честной компании. Жаль, что Ирина Александровна оторвалась от коллектива и предпочла котельную.

Верхняя часть Карла Ивановича вольготно лежала в старом ветхом гробу, боковые грани которого податливо разошлись на ширину его плеч. На голове нелепо торчала моя окровавленная шапка. Лицо покойного было сосредоточенно, рот слегка приоткрыт. Казалось, он готовился выступить с заключительным словом, просто момент не подошел. Сложенные на груди руки прикрывал самодельный венок из еловых лап, украшенный елочными игрушками, и все это венчала черная полоса ткани с неровной надписью желтыми печатными буквами: «Незабвенному папе от дочери». Наверное, фломастером писано. Ногам Карла Ивановича в шерстяных носках места не хватило, и они покоились прямо поверх гроба, «поглядывая» в разные стороны. Домашние тапочки аккуратно стояли у изголовья покойного. Рядом с изящным бокалом старинного тонкого фарфора. Честное слово, не помню, был ли в помещении отопительный котел. Наверное, был, но выпал из моего поля зрения.

– Ну хватит ей дурью маяться!

Скорее всего, Наташкины слова относились ко мне, не утруждаясь выходом из-за стола, подруга призывала меня опомниться.

– Хватит, – молча согласилась я с ней, по-прежнему не чувствуя под собой ног. Надо закрыть глаза. Когда открою, окажусь дома, в Москве. Само собой, без воды. Зато и без Карла Ивановича. Квартиру после потопа теперь надолго отмыли, нет худа без добра…

– Ир, ты что тут расселась? Кто это там спит? Оператор котельной? А что это он ноги протянул? Гос-с-споди… – Наташкин голос понизился до шепота – боялась разбудить покойного. Подруга схватилась руками за горло и совсем не своим голосом попросила меня… По-хорошему: – Подвинься, я рядом рухну.

Но не рухнула. А я не подвинулась. Знала, чего от нее дальше ждать. Орать вполне можно и стоя. Минуту назад я готова была ослепнуть, но ведь не оглохнуть.

Наташкин визг разнесся по всему дому. Мы с покойным крупно вздрогнули, после чего он опять затих, а я продолжила трястись, точно в лихорадке, с ужасом наблюдая, как венок с мертвого тела потихоньку сползает на пол.

– Мама! – пискнула высоко над ухом Машуня, с риском для моей жизни повисая на Наташке. Ту и саму ноги не держали. Подруга закачалась, как тонкая рябина, и инстинктивно обхватила дверной косяк. Может быть, даже из дуба. Пальцы ее рук побелели. Это в достаточной степени отвлекло меня от созерцания покойного, и я тихонько поправила Машуню, заявив, что стыдно путать родителей в лицо. На полу больше «папа», нежели «мама». Но призывать «папу» откликнуться, пожалуй, не стоит. А сзади уже слышался испуганный лепет Василисы Михайловны. Вне сомнения, ни подруга, ни дубовый косяк не выдержат очередной «вешалки». А я – тем более. Ощутив мгновенный прилив жизненных сил, осторожно отползла подальше, стараясь не задеть ноги покойного, заметив попутно, что его толстые шерстяные носки связаны не иначе как из собачьей шерсти.

– Василиса Михайловна, вам сюда нельзя! – с силой поводя плечами и стряхивая с себя Машуню, заявила Наташка. В попытке опереться о стену, та невольно споткнулась о собственную ногу и вывалилась в дверной проем. Похоже, Машке было все равно, на ком висеть, и она вцепилась в маму, потребовавшую разъяснений, почему отец спит в неположенном месте.

– А ему не все равно, где спать? – лязгнув зубами, поинтересовалась Наташка и тут же попросила у меня помощи. Самостоятельно отцепиться от дверного косяка она не могла – пальцы не разжимались, а выдирать его и тащить с собой в ее планы не входило. Соображала, что только своя ноша не тянет.

Я осторожно поднялась. Опираясь спиной о стену, боком добралась до Наташки, отметив по пути прямой угол и, не выпуская из поля зрения не столько покойника, сколько свою на нем шапку, принялась по одному отгибать пальцы от косяка. Для удобства и самоуспокоения сосредоточилась на счете. Досчитав до тринадцати, озадачилась. Не сразу поняла, что Наташкины пальчики отличались редким упрямством. Едва я прерывала их прямой контакт с деревом, как они тут же снова в него вцеплялись.

Не знаю, сколько времени продолжалось бы это увлекательное занятие, но Машуня опомнилась, охнула и предприняла попытку протиснуться к отцу в узкую щель, неосознанно дарованную Натальей и проемом двери. Подруга не сразу поняла стремление Машуни и задом оказывала упорное сопротивление. Чувствуя, что не справляется, отлепилась от косяка и со словами «мы сами поправим твой венок» снова вышвырнула дочь своего отца вон, а точнее, в объятия матери.

Усопший оказался в достаточной мере интеллигентен и скромен. Решив никого не обременять заботой о своем бренном теле, натянул поверх шапки сползший венок, перевернулся на бок и принял позу эмбриона. Одна из боковых стенок гроба с жалобным скрипом отвалилась. Наташка потеряла бдительность и ошалело вытянулась в струнку. Я легко оттеснила ее назад, вышла следом и закрыла за собой дверь, объяснив это тем, что покойный настоятельно нуждается в покое. Положение, так сказать, обязывает. Что еще говорила, не помню. Да меня и не слышали – я не могла переорать Василису Михайловну, несмотря на физическую слабость, сулившую мужу долгое и мучительное воскрешение.

– Ведь сколько лет в рот не брал, а? – перешла она ко второму этапу выступления. – Это все твой Ренат! Чтоб ему…

– Не смей! – Машуня с ненавистью взглянула на мать. – Это ты довела отца до такой жизни!

– Ну, хватит! – решительно вмешалась Наташка. – Меня совершенно не интересует, кто из вас кого довел и куда именно – то ли до жизни, то ли до смерти. Ириша, я думаю, папа Карло скорее пьян, чем мертв. И это радует. Одним покойником меньше. Судя по всему, он действительно большой оригинал и шутник. А Мария Карловна в него уродилась. Такой симпатичный веночек ему соорудила! Видала, как он им с головой накрылся? Наверное, для тепла. Твоя шапка ни фига не греет. А о прикрытии-то он заранее не позаботился. Это я про крышку гроба.

Машуня прекратила испепелять глазами мать, развернулась к Наташке, похлопала глазами и возмущенно спросила:

– Я-а-а-а?! – Затем бесцеремонно наступила мне на ногу и, даже не заметив этого, пролетела в котельную.

Тем же способом туда проникла Василиса Михайловна. Я только слегка поморщилась от боли и сдвинулась в сторону силком оттесненной к стене Наташки. Мы с ней безропотно ждали продолжения.

– Это не мой венок, – растерянно заявила Машуня. Василиса Михайловна с недоверием изучала желтую надпись.

– Конечно, он теперь папин, – легко согласилась Наташка. – Кстати, не мешало бы привести отца родного в чувство. Не побоюсь плагиата – пусть «ответит за базар» и идет спать в нормальных условиях. Где он только этот гробик не по размеру выкопал?

– Наверное, тот, что был предназначен мне, прихватил. – Машуня тщетно старалась улыбнутся. Получалось страшно. – Влез без очереди, как ветеран…

Я промолчала, решив не тревожить присутствующих своими мыслями по этому поводу. Со всей очевидностью, домовина, как и бокал, была украдена в пустой развалюхе. Чуть раньше в ней наверняка отдыхала Катерина, которая, впрочем, в тот момент одновременно находилась здесь, у Гусевых. Раздвоение личности! Какое счастье! Мое психическое состояние в норме, мой кошмар материален. Вот только две Катерины в одно время и в разных местах… Будем считать, что именно она сошла с ума.

Чувствуя, что голова отказывается соображать дальше – ну постоянно мне что-то или кто-то мешает, я помотала ей из стороны в сторону. Затем спокойно выслушала град упреков от подруги, решившей, что я возражаю против переселения удачно воскресшего Карла Ивановича в подобающие живому человеку условия.

– Да ни в коем разе! Сейчас быстренько усопшего, слава Богу, своим сном, и перетащим, – поспешила я поддержать предложение Наташки.

– Интересно, зачем он туда забрался? – совершенно искренне удивилась Машуня. И нервно улыбнулась.

Лицо Василисы Михайловны не выражало никаких эмоций.

– Вогнали мужика в гроб, а теперь интересуются, что он там делает – проворчала Наташка, в свою очередь наступая мне на ногу. (Ну почему каждый считает своим долгом меня обезножить?!) Только в отличие от Машуни и ее мамы подруга чертыхнулась, да меня же и обругала «толкушкой». Я отошла подальше, закрыв распахнутую настежь дверь. Не хватало еще тут кота и собаки.

Взглянув на тапки мужа, Василиса Михайловна слабо охнула, попятилась, дико повела глазами, развернулась на полоборота и грохнулась в обморок. Уж чего-чего, а такого фортеля от нее никто не ожидал, поэтому и не подстраховали… Наташку. Падая, Василиса Михайловна ухитрилась невидящим оком определить наиболее выгодный способ приземления и ткнулась в мою ничего не подозревающую подругу. Подруга полетела дальше – к бывшему покойному, а Василиса мягко шлепнулась на пол, к ногам окончательно растерявшейся дочери. Одна из ног намеревалась прийти на помощь отцу, вторая еще не успела присоединиться. Вот в промежутке между ними Василиса Михайловна и улеглась. Машуня, похоже, не знала, что ей делать. Стояла, раскорячившись, и молчала, страдальчески взирая то на мать, то на отца.

Карлу Ивановичу в своей более чем странной упаковке и одному было тесно, да кого ж это волновало? Наташка, не прекращая испуганного вопля, успешно развалила остатки гроба, случайно заехала локтем «покойнику» в глаз, вскочила, как на пружинах, и, шарахнувшись в сторону, нечаянно футбольнула тапки, а они прихватили с собой фарфоровый бокал. Каким-то чудом он лишь пару сантиметров не долетел до стены. В один отскочивший от нее тапок врезался, вторым накрылся. «Покойник» застонал, потом невнятно запросил пить. Претензий к Наташке за бесцеремонность не предъявлял. Полагая себя более нормальной, чем все остальные, я, припадая на правую, оттоптанную, ногу похромала к двери. В тот момент даже не задумалась, почему она не желает больше распахиваться настежь. Через пару секунд этот вопрос назойливо зазвенел в голове вместе с готовым ответом, ибо дверь открыться просто не могла. Кто-то запер нас снаружи.

Пока я, отказываясь верить в случившееся, безуспешно пыталась обеспечить себе право выхода из ситуации, воды запросила и Василиса Михайловна. Не вовремя оклемалась. Следом я и сама ощутила приступ нестерпимой жажды и в отчаянии толкнула дверь от себя, надеясь, что хоть таким, противоестественным для нее образом, она все-таки откроется. Не открылась…

Речь Карла Ивановича обрела четкость:

– Пить… пить… пить… – твердил он на одной ноте, ему подвывала Василиса Михайловна.

– Чай, наверное, остыл, – отрешенно заметила Машуня.

– Да хватит вам! – рявкнула пришедшая в себя подруга. – Заладили… Как вшивый про баню. Карл Иванович, вам вообще молчать положено. А вам, Василиса Михайловна, не фига было сюда вслед за мной торопиться. За один присест три пирожных слопали, даже запить не успели. Чай у них остыл! Скорее мы все здесь остынем. Я ваш допотопный чайник доверху налила и на газовую плиту поставила. Надо думать, он только что закипел, залил плиту и… будет газовая атака. Чувствуете специфический запах? Карл Иванович, кажется, зря вы воскресли.

Все кроме него стали усиленно принюхиваться.

Я просто воочию ощущала, как невидимая смерть, радуясь и время от времени потирая костлявые руки, пытается своей косой расширить малейшие щели в дверном проеме.

– Ир, что там с дверью?! – нервозно взвизгнула подруга. Наверное, ей виделось то же самое.

– Она вообще-то на замок не закрывается, – робко пояснила Машуня. – Нет у нее замка.

Наташка ругнулась сквозь зубы, решительно разбежалась на три прыжка, с ходу вломилась в дверь и шлепнулась на пол. Я не успела напомнить, что она открывается «на себя». Не ко времени будет сказано, но на короткий миг я испытала удовлетворение – подруга не может упрекнуть меня в бестолковости. Дверь и на самом деле стойко сопротивлялась.

– Какая-то сволочь закрыла чем-то снаружи, – догадалась Наташка. – Не иначе как Бармалей. Моя собака на такое свинство не способна, – заявила она, морщась и потирая рукой ушибленное плечо.

– Где я? – послышалось из остатков гроба.

– В заднице, – коротко ответствовала Наташка.

– В задней части вашего дома, – услужливо и более подробно пояснила я Карлу Ивановичу. Зачем человеку, только что восставшему из гроба, мешать радоваться жизни? – Отдыхаете в котельной. Вместе с нами. Машуня, прислони маму к стенке и подойди поздороваться с папой.

– Котельная… Да… – встрепенулась Наташка. – Машка, у вас здесь топор есть?

– Не-е-ет. Зачем он?

– Дверь на дрова порубить! Чем этот агрегат топите?

– Какое-то дизтопливо… Мазут, кажется.

– Блин! В лесу леса не нашли! Пора, красавица, проснись! Ты хоть понимаешь, что нас здесь замуровали и надежды на то, что пять минут назад вам отключили за неуплату газ, нет.

– Он у нас баллонный…

– Очень жаль. Остается надеяться, что баллон был не полный. Пить хочется. Так какая же сволочь…

Дикий, прямо-таки нечеловеческий хохот, донесшийся из холла, мгновенно оборвал Натальину пламенную речь, и она, уставившись на неподдающуюся дверь, неожиданно тоненьким голоском поинтересовалась, кому это так весело в пустом доме в этот недобрый час?

– Сумасшедшему привидению! – тихо ахнула, не дождавшись ответа, и зажала уши руками, подав нам пример, достойный подражания.

Хохот оборвался так же резко, как и возник. Ненадолго воцарилась полная тишина. Нарушил ее протяжный собачий вой.

– К-к-к п-покойнику, – заикаясь, пролепетала Василиса Михайловна, и я очередной раз отметила, что в беспамятном состоянии она вызывала у меня лучшие чувства.

– Умираю… – прохрипел со своей лежанки Карл Иванович и закатил глаза к потолку. Один из них ощутимо заплыл от Наташкиного дружеского локтя.

– Ну, если вам так не терпится… – Наталья голоса не повысила, – вольному воля. Я подумала… Мне кажется, здесь безопаснее. Лучше, не отрываясь от коллектива, тихо умереть от жажды и газового удушья, чем в одночасье от вида лохматого привидения, нарезающего по холлу круги в собственном летательном аппарате.