Текст книги "Новый год со спецэффектами"

4

В комнате Машуни вольготно разгулялось солнце. Не довольна этим обстоятельством была только Денька. С ворчанием она спряталась за кровать и несколько раз меняла положение, перед тем как окончательно улечься. Загораживаясь от солнца пустой коробкой из-под конфет, я торчала у окна и любовалась зимним лесом. Сейчас это место никаким боком не отвечало названию «медвежий угол». Уставшая вытряхивать из меня разрозненные умозаключения, Наташка и сама не заметила, как задремала в кресле. Машуня уснула еще раньше под наше ненавязчивое жужжание.

Я стояла и вспоминала минувшую новогоднюю ночь и все, что за ней последовало. А заодно и то, что предшествовало поездке. Мелкие детали, казавшиеся ранее несущественными, стали обрастать смыслом. Сначала даже радовалась, что никто не мешал. Не знаю, сколько прошло времени. Срочно требовалась экскурсия по дому, но отправляться одной сразу в двух ипостасях – экскурсовода и экскурсантки не хотелось. Вернее, я сама себя убедила в том, что вместе – веселее. А Наташка и Машуня дрыхнут. На самом деле, было страшновато. При ясном голубоглазом небе, украшенном солнечным светом, в привидения больше не верилось. Это подтверждали и кое-какие выкладки моих одиноких размышлений. И тем не менее, доведись мне сейчас встретить бабку Варвару, я не буду рассуждать с ней на тему жизни после смерти. Еще никто, находясь в здравом уме, не удосужился взять интервью у покойника. Подозреваю, не от того, что последнему нечего сказать. Поэтому «бабка Варвара» легко огреет меня, парализованную ужасом, колышком по головушке или еще чем-нибудь весьма материальным. Глядишь, ум за разум и зайдет, а выйдут из меня – вместе. Хорошо, если не насовсем, всего на пару минут.

Я окончательно утратила интерес к зимнему пейзажу. Глаза невольно обшаривали комнату в надежде найти предмет, который мог бы случайно упасть и, разумеется, случайно разбудить хоть одну из спящих красавиц. Как назло, ничего подходящего! Даже книги. Единственный предмет, способный грохнуться с нужным шумовым эффектом, – я.

Сыграть подъем силовым методом не хватало совести и решительности. Девицы не спали всю ночь, и они не виноваты, что у меня наступил пик активной умственной деятельности. Наташка даже не нашла сил огрызнуться на мой последний выпад в отношение умных очков, за которыми она прячет глаза. Так и уснула с полуоткрытым ртом, подперев кулаком щеку. Машуня обняла двумя руками подушку на кровати, будто собралась грудью отстаивать свое на нее право, да и застыла, с опущенными на пол ногами. Если уж отключились в таких незавидных позах и не шевелятся, значит, усталость капитальная. Предложение немедленно прогуляться по дому, а позднее и к полуразрушенной избе бабки Варвары энтузиазма не вызовет. Могут неожиданно обнаружить скрытый резерв предметов, которые далеко не случайно загремят в мою сторону. Например, ящик от тумбочки, находящейся рядом с креслом. Он немного выдвинут. Отметив это, я окончательно заскучала и решила спуститься вниз. Рано или поздно коллеги по полноценному отдыху проснутся… Нет, пожалуй, чем раньше, тем лучше.

На лестничной площадке непроизвольно посмотрела вверх. Никого! Организатору столь длительного шоу тоже необходимо отдохнуть. Из холла доносилось невнятное, но жалостливое бормотание Василисы Михайловны. Карл Иванович предпочитал отмалчиваться. Интересно, что ему подсыпали в спиртное? Клофелин? В нерешительности я остановилась: ну все пути отрезаны! Наверх – ноги не несут. Внизу Василиса Михайловна кается, благо муж еще плохо соображает, в чем именно. Возвращаться назад в сонное царство просто не хочется.

Монотонное бормотание неожиданно стихло. Я уже собралась заявить о своем присутствии, громко кашлянув прежде чем поставить ногу на первую ступеньку, как вдруг внятно заговорил Карл Иванович:

– Ты всю жизнь изворачивалась и врала мне. А сейчас просто пытаешься переложить вину на мои плечи.

Удивляясь своему редкостному везению – чудом не навернулась вниз с возгласом: «А вот и я!», быстренько убаюкала свою совесть. Буду отдыхать по частям. Сначала она, моя совесть, потом все остальное. Пока супруги Гусевы не переубивали друг друга, есть шанс заглянуть в первоисточник мутной водицы, давным-давно загрязнивший колодец семейных взаимоотношений.

– Ты лишила меня всего, да еще разбила жизнь Марии и Альке, – отрешенно, как о чем-то постороннем, проронил Карл Иванович.

– А ты – мне! – не осталась в долгу Василиса Михайловна. – И не смей ничего рассказывать дочери! Иначе не сойдешь с этого дивана живым. Где ты был, когда я возражала против этой свадьбы?

– Где? Да в неведении! Мало ты закатывала истерик в жизни? Впервые решил сделать тебе наперекор, потому что от этого зависело счастье Машки. Они с Ренатом любили друг друга.

– Кончилась любовь!

– А знаешь, у меня к тебе тоже ничего не осталось, кроме чувства брезгливости. Жить не хочется…

– Ну так в чем же дело? Допей остатки водки из бутылки, и нет проблемы.

Возникшую паузу в перебранке я расценила как время, отведенное Карлу Ивановичу и мне на раздумье. Тишину прервала шлепанцем, лихо сброшенным с лестницы. Следом за ним, деланно охая, спустилась и сама. Возникшая перед глазами картина совсем не соответствовала тому, что я собиралась увидеть. Василиса Михайловна отнюдь не протягивала супругу смертельное зелье, которое я намеревалась у нее отнять. Более того, она стояла на коленях у дивана, обняв Карла Ивановича и положив ему голову на грудь. А он гладил ее по волосам. Мое появление их несказанно удивило. Не меньше, чем меня их поведение. Не переменив положения, оба уставились на меня в ожидании объяснений.

– Добрый день, – вымученно выдавила я, старательно изучая слетевший шлепанец. – Вот, заблудился…

Василиса Михайловна медленно встала, заботливо поправила на муже одеяло и, присев на краешек дивана, молча ждала продолжения. Я подумала, подумала и брякнула:

– Карл Иванович, да вы не переживайте. Тот еловый венок, что украшал вас в гробу, не Машиных рук дело. Это я вам с полной ответственностью заявляю.

Карл Иванович глубоко вздохнул, махнул рукой и отвернулся. В переводе на язык слов – «оставь меня, старушка, я в печали». Ну не хотел человек верить в хорошее…

– У вашей дочери прекрасный вкус, да просто и времени не было на такую самоделку. И не заслужили вы от нее подобного презента. Кстати, моя шапочка на вас лучше смотрелась.

Карл Иванович не пошевелился, зато Василиса Михайловна сквозь зубы потребовала, чтобы я убрала со стола. Как почаевничали, так все и бросили. Со своими проблемами они как-нибудь сами разберутся. А мою шапочку, испорченную малиновым компотом, постирают и вернут.

– Вам для разборки целой жизни не хватило!

Я чувствовала, как во мне поднимается раздражение. Мы с Наташкой здесь пострадавшая ни за что ни про что сторона.

– Не зря сюда бабка Варвара зачастила! Напрасно, Василиса Михайловна, вы постарались убить зятя. И можете выкинуть мою шапочку на помойку. – Вылетело это у меня неожиданно. Злость – очень плохой советчик. Не один раз доказано.

Василиса Михайловна трижды попыталась задать вопрос: «Что-о-о?!» На четвертый это ей удалось. Я моментально сгребла чашки в кучу, не обращая внимания на многочисленные лужицы, разбежавшиеся по скатерти, и гордо, но быстро понесла себя и их на кухню. Через полминуты там же была Василиса Михайловна:

– Повтори, что ты сказала! – прошипела она.

Я уже опомнилась. Демонстративно выгребла из сушилки ножи и вилки, убрала их в стол, подумав, отправила туда же половник и, не мигая, уставилась в карие очи собеседницы. Не выдержав моего, надеюсь, пронзительного взгляда, она медленно закрыла лицо руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. Амплитуда колебаний все увеличивалась. Возникла реальная угроза, что живой маятник окончательно слетит с катушек.

– Этого никто не видел!

Доза примененного мной успокоительного средства не совсем благотворно подействовала на Василису Михайловну. Колебания прекратились, зато последовавшие за ними разброд и шатания женщины по кухне грозили и ей самой, и кухне инвалидностью. Но я в тот момент думала только о своем здоровье. Улучив подходящий момент, развернула Василису Михайловну к двери и выпустила на простор холла.

На диване сидел Карл Иванович и терпеливо ждал объяснений. Замечательный человек. Прийти на выручку жене ему мешали слабость и полнейшее смятение чувств.

– Васенька, это правда?

Васенька ничего внятного сказать не могла. По-прежнему шествовала вслепую, с лицом, закрытым ладонями. Я выступала в роли поводыря.

Вид Карла Ивановича мне очень не понравился. Цветом лица он опять стал напоминать белый нарцисс. Оживление вносил только красный, заплывший от стыковки с Наташкиным локтем, глаз. Осторожно подкинув к нему на диван жену, я как можно мягче пояснила:

– Она сделала это нечаянно. Целилась в залетную из прошлого муху, из которой сама же раздула слона.

– Откуда вы знаете про прошлое? Васенька, позволь, я немного отодвину ногу, ты мне ее прищемила.

Я пожала плечами и заявила:

– Догадалась…

– Это возмездие, Карик, – прошептала Василиса Михайловна, отнимая от лица руки. На лице была истинная мука и отчаяние. – Через столько лет…

Чувство жалости было подобно шквальной волне. Оно захлестнуло меня с головой. Но тут со второго этажа донеслось шарканье тапочек, которое подействовало отрезвляюще. Я мигом собралась и с чувствами, и с мыслями, не преминув просыпать на стол сахар.

– А-а-а, к счастью, – предупредила присутствующих, заботливо раскидывая кучку в разные стороны, и прижала палец к губам, призвав к окончанию переговоров. Мне неуверенно заулыбались.

– Вам сейчас самое время жить в свое удовольствие, – громко заявила я. – Самое главное, не надо вскакивать по утрам и нестись на работу. Сами себе хозяева… Василиса Михайловна, вы назвали мужа Кариком. Что-то не вяжется с именем Карл. Больше подходит вариант «Карлик». Была такая детская песенка: «Карлик мой, карлик мой, что ты прячешь под полой?»

– Напоминаю, что ты вышла из грудничкового возраста. Сейчас даже дети младшей группы детского сада знают, что прячет под полой мужское сословие, независимо от роста, – позевывая, сказала Наташка, спускаясь с лестницы. Впереди нее скакала Денька. – Машка спит сном праведницы, а я себе всю щеку отлежала. А правда, Карл Иванович, откуда у вас такое громкое имя? Денька, сидеть! Сейчас гулять пойдем.

– Отец был истинным коммунистом-ленинцем. Назвал в честь Карла Маркса. А сестру – Кларой. В честь Клары Цеткин. В школе меня действительно карликом дразнили, потом буква «л» незаметно выпала.

– Самое смешное, что он был самым высоким в классе и с двоек на тройки перебивался, пороча имя вождя мирового пролетариата, – вымученно хихикнула Василиса Михайловна, заискивающе глядя в мою сторону. Я снова ощутила приступ жалости.

– У вашего отца было плохо развито чувство ответственности, – глубокомысленно заметила Наташка. – Позаимствовав у Карла Маркса имя, следовало до кучи подарить вам и капитал. Я не имею в виду научный труд.

– Я получил в наследство теорию марксизма-ленинизма и старенький, не из первых рук, «Запорожец». Той самой модели, которую звали «консервная банка». А Клара вообще вышла замуж бесприданницей. Во время фестиваля познакомилась с одним студентом из Канады, через два года вопреки воле отца с ним расписалась, укатила за границу и даже писем не пишет – обиделась. Вернее, сначала писала, да отец запретил отвечать изменнице Родины и коммунистическим идеалам. Теперь она не Клара, а Клэр.

– Мы недавно пытались связаться с ней по старому адресу, но ее семья переехала в другое место, – вздохнула Василиса Михайловна. – А как было бы хорошо Алечке съездить к родне за границу, попрактиковаться в языке…

– Язык у нее и так длинный, – утешила Наташка. – Доводилось слышать, как она на мать огрызается. Пойдем, Денечка, выгуляем Ирину Александровну.

Она деловито подошла к вешалке и строго спросила:

– Кто украл мою куртку?

Порылась в ворохе одежды и удивленно оглянулась на меня:

– А кто украл твою куртку? И зачем было воровать две одинаковые куртки? Хотя у них цвета разные. И Машкина куртка пропала.

– Это бабка Варвара подсуетилась, – поторопилась я с ответом. – Наверное, решила распродажу на том свете устроить. «Секонд-хенд».

– Можно подумать, ей есть когда секонхендить… Подожди… Я же сама все украла и пристроила на батареи сушиться. Ночью. Когда мы с прогулки вернулись. Тебе, конечно, это в голову не пришло. Шмотки, скорей всего, перегрелись…

Подруга сунулась к окну.

– Нет, не перегрелись. Тут с улицы сифонит. Подушка не оправдала наших надежд. Надо бы окно заколотить. Ир, тащи из котельной остатки гроба, гвозди и кувалду… Нет, ее не тащи… Она на улице осталась. Поищи в шкафу нормальный молоток. Кстати, Карл Иванович, как вы загремели в этот деревянный ящик? И зачем хорошее кресло на улицу выкинули?

– Я… ничего не помню.

– Уж сколько раз твердили миру… – надо меньше пить!

Мне было ясно, что Карл Иванович правды не скажет. Либо ничего не помнит, либо не хочет подставлять Машуню. Ну никак не может уверовать в то, что она ни при чем!..

– Наталья, сколько гвоздей тащить?

– Не нужно никаких досок с гвоздями, я еще немного полежу и сам все сделаю, – твердо заявил Карл Иванович. – На чердаке есть куски фанеры. Если не трудно, потом принесите. Постарайтесь подобрать под размер окна.

– Ваш чердак закрыт на замок, – напомнила Наталья.

– Я знаю. Сам закрывал. Ключ в кармане синей душегрейки, раньше она на вешалке висела. Надо бы просто щеколду сделать, да под рукой только замок был. А лучше всего, дождитесь Марии. Дочь лучше разберется. Пока можно уплотнить окно одеялом. Ничего, не замерзнем.

Мне совершенно не хотелось тратить драгоценное время на поиски фанеры. С планами на экскурсию по дому, включая прогулку по чердаку, можно и повременить. Кроме того, я была уверена, что ключа в синей душегрейке мы не найдем. Уже слазила по карманам. Да и самого злоумышленника-невидимки в доме Гусевых не должно быть, где-то отсыпается после бессонной ночи. Может быть, даже в больнице. Там, по крайней мере, тепло. Хм, чердак… А вдруг? Ненавижу падать с лестницы. Огреет чем-нибудь по головушке…

– Ну и замечательно! Подождем Машуню, – старательно изображая радость, согласилась я с папой Карло, заткнув таким образом Наташку, собиравшуюся ему возразить. – Тогда мы одеваемся и – на улицу. Денька уже все лапы оттоптала у двери. Где мои сапоги? Ага, тоже сушатся. Спасибо тебе большое, Наташа…

Все с изумлением наблюдали, как я, одеваясь, хаотично ношусь по холлу. Логика подсказывала, что натянув на ногу один сапог, следует проделать это действо и со вторым, но я устроила присутствующим целый спектакль, обратный стриптизу. В одном сапоге скакала по свободному пространству, разыскивая свой шарф, следом второй сапог, который совершенно нелогично положила сушить на освобожденную от курток батарею… Не возымела действия и Наташкина команда «Сидеть!!!». На пару секунд я замерла, а потом принялась натягивать шлепанец на только что напяленный на вторую ногу носок. А все потому, что до меня дошло, почему из всех машин был слит бензин. Кто-то действительно не хотел, чтобы мы уехали, но по другой, нежели я предполагала вначале, причине. Избавляться от нас он не собирался. Просто не хотел, чтобы мы наведались в больницу. Кто этот человек? Василиса Михайловна? Вполне вероятно. Не в ее интересах было оставлять Рената живым. И не только потому, что он мог видеть ее в момент нападения. Просто он знал страшную правду, которая, как Василиса Михайловна надеялась, умрет вместе с ним, с ней самой и еще с одним человеком. Для последнего, служившего главным источником и переносчиком этого заразного знания, она приготовила пистолет. Только вычислить его ей было трудно. Самое интересное, что мы с Наташкой тоже входили в круг подозреваемых и, сами того не ведая, ходили по лезвию бритвы. Кто знает, что пришло бы ей в больную подозрениями голову? Нет, надо сказать Великое Спасибо злоумышленнику в образе бабки Варвары, который или которая заранее подсыпала ей снотворное.

Теперь – Карл Иванович. Не исключено, что он в какой-то мере был осведомлен о прошлых проступках или преступлениях, еще не разобралась, жены. Для него тоже важно сохранить все без изменения. Кто знает, на что бы он пошел? И именно в силу его опасности в этом плане его тоже вывели из игры. В таком случае «бабка Варвара» для нас с Наташкой просто благодетельница.

А Катерина? Случайно или намеренно она также могла стать этим самым «источником», вольно или невольно окунувшись в семейные тайны Гусевского семейства. И если я права, у нее есть свои причины для сведения счетов с этой семейкой. Машуня сохранила о няне самые теплые воспоминания, но она тогда была еще ребенком… Нет, не в интересах Катерины допустить гибель важного свидетеля – Рената.

Виктория – человек, ставший наливным яблочком раздора. Вполне могла встать на защиту Рената от нашей когорты и слить весь бензин. Я еще раз вспомнила момент ее появления в доме. Что-то тут не так. Что-то меня постоянно беспокоит. Какой-то нюанс. Ладно, пока оставим.

Алька. Любимая и любящая дочь своего отца. От любви до ненависти, как говорится…

– Ир, да отдай же ты мою куртку! Вот вцепилась! Слышишь, рукав трещит? Мне не идут твои цвета!

Я мигом вернулась в обстановку холла и прекратила сопротивление. Наташкина куртка, которую я пыталась напялить на себя шиворот-навыворот, перекочевала к ней. Терпеть не могу выворачивать вещи.

– Тебе больше двух дней отдыхать вредно. Становишься невменяемой. Тапок с ноги сними. Денька, фу! Одного сапога на четыре лапы маловато будет.

Я вяло позволила натянуть на себя свой собственный сапог и свою собственную куртку и поторопилась выскочить на улицу. Было неловко за свое поведение.

4

На дороге я явно лидировала, заодно удивляясь отсутствию на ней каких-либо следов человека. А спешила, потому что экономила светлое время дня. К пяти часам окончательно стемнеет, что не позволит осуществить ряд запланированных мероприятий.

– Куда мы несемся, блин? – крикнула отставшая Наташка. – Я отказываюсь гулять в таком темпе. Собаке присесть некогда.

Я остановилась, поджидая подругу и в нетерпении переминаясь с ноги на ногу.

– «Несемся» – громко сказано. Снега по колено. Нам надо добежать до развилки, повернуть налево и постараться вернуться домой с другой стороны.

– Фига себе!

– Да ни фига! Просто с другой стороны наверняка имеется мало-мальски сносная дорога к домам, расположенным через овраг от дома Гусевых, о них говорила Мария. Я только сейчас с этим разобралась. Нам надо убить двух зайцев – посмотреть дом бабки Варвары с той стороны и договориться с людьми, которые на наше счастье могут находиться в тех самых домах, насчет пары литров бензина и звонка по мобильному телефону.

– Фига себе! Тогда не двух, а трех зайцев. И не возражай, слушай, что говорю! Какого черта в таком случае ты потащила меня по этой дороге? Снега полно и здесь, и там, где короче. А короче – прямо по участку Гусевых. До бани тропа была расчищена, если намело снега, то не по пояс. А дальше – как получится. Там и на дорогу вылезем.

В волнении и замешательстве я стянула с головы капюшон.

– Наташка, ты гений! А я так себе или просто не выспалась.

– Рады стараться! Может, объяснишь гению, что надо на задворках покойной колдуньи?

– Подтверждения догадок, – заявила я и заторопилась в обратную сторону, стараясь попадать в свои следы.

Вот теперь и понятно, почему снег на дороге оказался нетронутым. «Бабка Варвара» слиняла из дома не воздушно-капельным путем. Вернулась на место парковки, так сказать, огородами. Интересно, почему Гусевы не пользуются той дорогой?

– Мне Машка говорила, что им неудобно подъезжать к дому с другой стороны. Он же на самой верхотуре, а проулок, ведущий вниз, здесь покатый и глинистый, – ответила на мой не заданный вслух вопрос Наташка. – Во время дождя постоянно вымывает канавы. А зимой вообще гололед. Гусевы привыкли ездить здесь, поверху. Даже дорогу за свой счет сделали. Ой, ну мы и натоптали ночью! Трудно поверить, что тапками, а я вообще только в носках была. Как стадо слонов пронеслось. И ведь даже ни разу потом не чихнула!

Мы с легкостью прошли за угол дома. Из разбитого окна приветливо торчала подушка в розовой с желтыми завитушками наволочке. Рядом все так же стояла лестница на чердак. «Вот оно, подсобное средство «бабки Варвары»! Путь к отступлению или нападению… Смотря, откуда смотреть». Я поднатужилась, но столкнуть лестницу не смогла. Скорее всего, она вмерзла в снег. Торчит тут с лета. Задрав голову, я убедилась, что дверца на чердак плотно закрыта. Зачем, спрашивается, столь услужливо оставлять лестницу на зиму? Ну и ладно. Пусть стоит. Перекроем вход и выход изнутри.

Цепочка следов тянулась к бане и поворачивала за угол. Снега было гораздо меньше, чем на дороге. Как оказалось, Карл Иванович ежедневно расчищал дорожку вплоть до калитки, метель не рискнула капитально ее засыпать за одну ночь – не стала связываться с могучими старыми яблонями. Как засидевшемуся в застое, горожанину Гусеву наверняка нравилась физическая работа. Нетронутыми оставалась всего пара метров до дороги, заметенной, но тем не менее с отчетливыми следами проехавших по ней машин. Я решила, что летом от калитки открывается потрясающий вид, да и сейчас снежный простор, окаймленный со всех сторон лесом, радовал глаз. Судя по верхушкам многочисленных кустов, торчавших из снега, в самой низине, недалеко от дороги, лентой вилась речка. Как и ожидалось, недочищенная пара метров тоже хранила отпечатки следов человека. По ним мы и выбрались на накатанное место, а Денька огромными прыжками неслась своим путем, оставляя на снегу не только память о своих лапах, но и вмятины от пуза.

Ближайший жилой дом, располагавшийся на другом конце оврага, был от нас примерно на таком же расстоянии, как и заброшенная развалюха колдуньи. Надо же! Совсем недавно мне казалось, что мы находимся в полной изоляции от остального мира. Где-то на краю земли. Настроение резко улучшилось. Мы шагали по дороге к участку бабки Варвары, но чем ближе подходили, тем больше замедляли ход.

– Все эти байки про колдунью – сплошные суеверия, – громко уговаривала я себя и Наташку. – Зарабатывала старушка на жизнь, как могла. Индивидуальное частное предприятие. Бесплатную рекламу ей местные жители обеспечивали, да и посетители старались. Вот не сойти мне с этого места…

Я и не сошла. Резкая боль в позвоночнике заставила замереть в весьма странном положении: скрюченная спина с заведенной за нее левой рукой, пытавшейся купировать место боли, да еще вытянутая ранее вверх правая рука. Зря я ей пыталась жестикулировать. Наташка продолжала идти вперед и с удовольствием читала мне нравоучения, страшно довольная тем, что внимательно слушаю и не возражаю. Смысл их сводился к одному: не буди лихо, пока оно спит. Оглянулась она не скоро, а когда оглянулась, в свою очередь замерла на пару секунд. Только в более удобном положении.

– Бли-ин! Прямо «колхозница», которую разлучили с «рабочим» и отняли серп, заменив его на молот. А ты этот молот хрясь! И себе на ногу. Такая скорбь в глазах. Чего выпендриваешься-то?

Кое-как я объяснила ситуацию. Даже дышала при этом коротенькими урывочками, боясь, что острая боль заявит о себе снова.

– Накаркала! – испугалась Наташка. – Не представляю, как тебя в таком положении в Москву везти. Теперь убедилась, что нельзя бросаться словами?

Я и не думала возражать. Наоборот, мысленно обзывала себя так, как еще никто меня не обзывал. Странное дело. Когда подруга вплотную подошла ко мне, раздумывая, как с меньшим ущербом для общего здоровья слепить из меня более подходящую фигуру, я с радостью ощутила, что могу тихонько опустить руку. Дальше пошло легче. Боль куда-то ушла.

– Может, вернемся? – пытливо поглядывая на меня, спросила Наташка. – Что-то нет желания тащиться в дом бабушки Варвары.

– Давай хотя бы дойдем до ее участка. А в дом, так и быть, – не пойдем. Мне и самой жутко. Только я теперь все время молчать буду. Мало ли чего…

Протоптанная ногами дорожка вела прямо к покосившемуся, местами поваленному забору без калитки. Мы долго стояли, уставившись на эту дорожку и цепочку следов на ней. Вели они к старой бане на самом краю участка, из трубы которой вился легкий дымок. Наташка наотрез отказалась двигаться дальше.

– Покойники не ходят пешком, а поэтому не оставляют следов, – тихо убеждала я подругу не трусить.

– Да, но живым не составит большого труда сделать из нас в лучшем случае инвалидов. Не знаю даже, что лучше – встретить колдунью-покойницу или придурка-маньяка.

– Хорошо. Стой тут и не двигайся, а я попробую заглянуть в баню. По моему мнению, у придурка-маньяка сейчас тихий час.

– Очень ему надо прислушиваться к твоему мнению. Может, за подмогой сбегаем?

– Какая подмога?! Держи собаку, а то за мной понесется, наделает шороху!

Не слушая Наташкиных категоричных требований немедленно вернуться, я потопала по протоптанной дорожке.

Баня была закрыта на металлическую петлю для замка, в которой торчал кусок сухой палки. Немного поколебавшись, я перекрестилась, осторожно вытащила самодельный колышек и распахнула дверь. В лицо пахнуло густо настоенным на травах теплом. В предбаннике, на двух самодельных топчанах валялась куча тряпья. Колченогий стол, под хромую ногу которого подложили деревянный брусок, был сервирован хлебными крошками, ножом, двумя бокалами с отбитыми ручками и пакетом с сахарным песком. Половинка черного и целый батон белого хлеба украшали подоконник. Там же стояла початая бутылка растительного масла.

Я услышала за спиной шаги и в испуге оглянулась. Наташка вылезала из сугроба, куда ее нечаянно занесло. Зря она отправилась мне на выручку. Не хотелось признавать, что я ошиблась.

– От колдуньи тут, пожалуй, только запах остался, – задумчиво проронила подруга, смело переступив порог предбанника, – но больше пахнет бомжами. – Не долго думая, она шагнула в другое помещение, скорее всего, бывшую парилку или помывочную, тем более что низкая дверь в нее была открыта. – Замечательная квартирка, – донесся оттуда ее голос. – Везде сухотравье – целыми вениками. Здесь у них и кухня, и столовая, и еще одна спальня. Даже рукомойник есть. Санузел, надо полагать, раздельный. Где-нибудь за углом этой хибары.

– Пошли отсюда, пока нас не застукали… по горбине. Еще в воровстве обвинят.

Я торопливо повернула назад, но пришлось задержаться на повороте. На снежной целине угадывалась цепочка следов, ведущих к самой хибаре. Рядом с ними проходила довольно широкая борозда, свидетельствующая о том, что волокли что-то длинное. Я обрадовалась. Не так уж и не права. Непогода не смогла замести все окончательно. В приступе отчаянной храбрости я шагнула в сторону развалюхи, но моментально застряла, снова ощутив боль в пояснице. Только не такую сильную, как в первый раз. Дом колдуньи не хотел делиться своими тайнами. Вовремя подскочившая Наташка с трудом выволокла меня из снега.