Текст книги "Чертовщина за свой счет"

Толпа, сначала потихоньку, потом все быстрей и быстрей, стала распадаться на отдельные звенья. Через несколько минут по аллее в сторону центра бодро топала длинная цепочка карягинцев. Музыканты остались почти в одиночестве. Я усиленно вертела головой в разные стороны, но так и не увидела ветерана. Странно. За завтраком его тоже не просматривалось. Может быть, проспал?

– У тебя здесь назначено рандеву? – противным светским тоном спросила Наташка.

Мое нервное состояние вызвало у нее справедливое любопытство. Объяснения этому не находилось, я отмахивалась от нее, как от назойливой мухи, и подруга злилась. Тем более что Алена, решив немного разрядить ситуацию, подлила масла в огонь, сообщив, что матушка ночью готовила побег из каюты, но головка подвела.

– Спросонья, что ли? – поинтересовался Лешик.

– Спросонья, пожалуй, было б еще хуже. А так только голову пробила.

– Кому?! – ужаснулась Наташка.

– Пока только себе, – вздохнула дочь. – Она вам все сама расскажет. Мне не разрешила. Я не забочусь о конспирации…

– Балаболите, как будто меня нет рядом с вами! – возмутилась я. – И где же ветеран? – Все дружно повертели головами в разные стороны и пришли к выводу, что он остался на теплоходе. – Ну ладно, подождем, пока вся наша группа пройдет. Может, он где-нибудь в конце плетется. Все-таки артроз… А я пока вкратце расскажу о ночном чаепитии…

Колонна карягинцев бодро топала по тенистой аллее. Как генералы на плацу, мы пропустили основную ее часть мимо и в качестве завершающего звена зашагали следом. Мой пересказ ночных событий произвел впечатление. Мы постоянно останавливались, спорили, размахивая руками, и со стороны, вероятно, выглядели группой заговорщиков.

Палаточные ряды с сувенирами туристы прошли, не останавливаясь. Опять какой-то благодетель пустил слух, что впереди все в два раза дешевле. Меня волновали два обстоятельства: отсутствие Алексея Ивановича и время. Спешно подсчитав, что после всех экскурсий у нас должно остаться около полутора часов свободного времени, я успокоилась: на туфли Алены хватит.

Экскурсовод что-то говорил про историю города и старинные торговые ряды, расположившиеся на площади, но современные лоточники исподтишка вносили раздор в только что образумившуюся и пытающуюся слушать толпу. Несколько человек отбились от коллектива и сосредоточенно склонились в тенечке над ближайшим прилавком. Другие с завистью за ними наблюдали. На открытом месте было жарко. Народ маялся. Наташка прикрыла голову фирменным пластиковым пакетом «METRO cash and carry». Яркие желтые буквы и синяя полоска удачно гармонировали с таким же синим в желтый горошек платьем и красивой физиономией подруги. Именно Наташка стала центром внимания, а не экскурсовод. Экскурсоводом заинтересовалась только я. Вернее, не ей самой, а ее лодочками. Простенькие, но изящные. Значит – дорогие.

Бедной девушке было хуже, чем нам. Мы отдыхали – она работала. Наверное, весь язык обболтала, вдалбливая в неблагодарных слушателей выученные наизусть исторические подробности. Хорошо слышало девушку только ближайшее окружение. До дальних рядов речь доходила только в виде отдельных слов. Наконец толпа дрогнула, зашевелилась и быстро пошагала за экскурсоводом.

На месте гибели царевича Дмитрия все притихли. Сколько лет ведется полемика на тему: сам ли царевич закололся, играя ножичком во время приступа эпилепсии, или его убили – ответа нет. Муссируются обе версии. Узнать правду нам не дано. Хотя местное население исторически придерживается одной: ребенка зарезали.

Я окончательно отвлеклась от мысли о ветеране. Воображение живо нарисовало картину бунта угличан. Люди были доведены до крайности. На сорокатысячное население города свалилось тяжкое бремя – обеспечивать всем необходимым тысячу нахлебников – свиту и охрану сосланных сюда царевича с матерью. И среди этих, прости Господи, дармоедов оказались убийцы… Я невольно посмотрела на землю под ногами. Сколько же здесь пролилось людской крови!

В церковь входили с немым благоговением. А когда прозвучал печальный звон безухого колокола, поплатившегося за призыв к мятежу ссылкой в Тобольск на триста один год, многих пробрала дрожь. Как будто своими руками потрогали кусочек истории, и несмываемые отпечатки остались на всю жизнь.

– Малиновый звон, – тихо прошептал Киллер знакомой нам теплоходной красавице.

– Да, – так же тихо ответила она. – И что интересно, в этом колоколе нет ни грамма серебра. А звон именно малиновый.

– Странно, но именно этот цвет подходит звуку…

– Это не цвет дал название звуку… В Германии есть город Малин. Именно он славился лучшими в мире колоколами… – На интеллектуальную красавицу зашикали, и она покорно умолкла.

– Это невозможно! Невозможно так поступать с детьми! – со слезами в голосе возмущалась Алена, стоя на забетонированной земле. – В учебниках по истории это не было так страшно. А тут! Действительно, политика – грязное дело: надо прекратить слухи о чудесном спасении царевича Дмитрия? Пожалуйста. Но не потому, что это больно матери, а потому, что выявляются претенденты на престол. А прекратить очень просто – взять и канонизировать. Объявили святым, и точка. Ради «благого дела» зарезали еще одного ребенка, похожего на царевича. И потащили на носилках в Белокаменную – объявлять святым. А чтобы невинный ребенок не очень расстраивался на том свете, по пути тоже строили церкви «на крови». На его крови, капавшей из носилок и на века ставшей кровью царевича. Да что же это за звери!

– А сейчас, думаете, лучше? – подключилась к монологу бабушка Стасика. – Сколько детей гибнет в наше время из-за разных подонков! Вместе с матерями. – Бабуся разошлась не на шутку. – Для того чтобы сейчас жить, нужно мужества не меньше чем в Древней Руси.

Мы промолчали. Этому во многом способствовало вступление группы под своды Спасо-Преображенского собора.

Разинув рты, мы смотрели на иконостас, когда раздалось церковное песнопение. Пела, как выяснилось, группа «Ковчег» из Нижнего Новгорода. И этим пением было заполнено все. Не осталось ни печалей, ни радостей, ни мыслей вообще. Только звуки чистых, угодных Богу голосов, замиравших высоко-высоко – под сводами купола, библейская роспись которого вдруг стала не просто искусством, а Божьим откровением…

Из собора мы вышли последними. Я очень удивилась: мир остался таким же, как был. Ничего не изменилось. Кроме того, что мы отстали от своей группы. Первой сориентировалась Наташка:

– Нам нужно попасть в женский монастырь. Тот, который раньше был мужским. Вы нам не подскажете направление? – спросила она у какой-то старушки.

– Греховодница! – возмутилась старушка, с чувством плюнула, перекрестилась и пошла дальше.

– Ну только, можно сказать, очистилась от скверны душевной. Приобщилась благодати. Так легко стало – на тебе! Вот зараза, а? Что б ей пусто было! Прости ты, Господи, мою душу грешную…

– Будьте добры, не подскажете, как пройти к женскому монастырю? Мы от экскурсионной группы отстали, – жалобно, словно прося подаяние, спросила Алена еще у одной спешащей мимо старушки.

Я на всякий случай прикрыла глаза, ожидая знакомой реакции. Ан нет! Старушка оказалась доброй и словоохотливой. Интонация – заслушаешься. Я и заслушалась. В результате запомнила только то, что нам следует идти мимо детского дома вверх по улице.

Основную часть пути мы привычно бежали. Запыхавшаяся Наташка долго и возмущенно удивлялась поведению «заразы». Пока окончательно не устала. Вот тогда-то Лешик и сказанул:

– Ма! Посмотри на себя внимательней в зеркало. И ни в коем случае не произноси слово «монастырь» в присутствии истинно верующих. Слишком много в тебе… мирского. Сегодня особенно.

Подруга торопливо достала из сумочки зеркальце, но узреть всю себя целиком не могла. Процесс разглядывания по частям грозил затянуться. Пришлось ее резко одернуть.

– Охальники! – проворчала она. – Я же не виновата, что у меня цветущий вид. И головой не ударялась, как некоторые. Между прочим, даже Марию Магдалину Господь не дал в обиду. А тут родной сын даже не заступился…

На большее Наташку от усталости не хватило.

Наверстав потерянное время бегом, мы успешно догнали карягинцев, когда те уже покидали церковь женского монастыря. Так и не успев понять, зачем женский монастырь переделали в мужской, а мужской – в женский, еле отдышавшись, чинно вошли в церковь. Повязали платки и помянули всех родных и близких. Уже никуда не торопясь. После церкви бежать никуда не хотелось. На очереди был музей мифов и суеверий. Время в запасе есть – найдем.

И нашли. С помощью Костаки. Как и откуда он взялся, не понятно. Он что-то пытался объяснить, но не очень складно. Быстренько приобрели билеты и подошли к черту – какому-то господину, в прикиде а-ля сатана, торчавшему у кассы музея. Он от нас чертовски быстро отделался – оказалось, что наша группа только-только приступила к осмотру достопримечательностей. Мы вполне можем ее догнать. Тем не менее в первом помещении туристов не оказалось. Только из соседнего, закрытого помещения доносился мелодичный женский голос. В левом углу задумчиво стояла Баба-Яга рядом с персональной ступой. Габариты «бабушки» отвечали росту среднего человека. Наташке было не до нее. Она ругала «господина». Я было пыталась обратить ее внимание на преимущество средства передвижения Бабы-Яги. Все-таки – экономия бензина, автоматическая коробка скоростей, отсутствие руля и прочее. Натальина «Ставрида», она же «Таврия», явно проигрывала деревянной ступе по всем параметрам. Но Наталья неожиданно обиделась: «За Бабу-Ягу ответишь!», и отвернулась в сторону. Естественно, в сторону Яги…

Подруга даже не взвизгнула. Она заорала. Коротко и резко:

– Мама!!!

Боюсь, что на такой зов Натальина мама не откликнулась бы. Плавная речь экскурсовода за соседней дверью прервалась. Тишина за несколько секунд достигла апогея и была прервана прямо-таки мефистофельским хохотом подруги. Она недолго оставалась в одиночестве. Закинув назад голову, захохотал Лешик, Алена, обхватив живот руками, мелко тряслась от смеха. Я издавала какой-то немыслимый скулеж. За дверью громогласно вторили раскаты смеха экскурсионной группы. Не оборвался он и с нашим появлением. Хотя экспонаты к веселью не располагали. Что веселого в ведьме-панночке, лежащей в гробу и протягивающей к вам жуткие рученьки. Мало-помалу смех затих.

Самое ужасное впечатление производило изображение вурдалачки. От этого портрета в черно-белых тонах постоянно хотелось спрятаться. Но он, как магнитом, снова и снова притягивал к себе взгляды туристов. По сравнению с ним кикиморы и домовые казались милыми и безобидными. Багаж наших знаний существенно пополнился. Вот, например, если петух снесет яйцо, а это яйцо высидит жаба, которую следует содержать на особом пайке: зерно и что-то там еще, то в определенное время из яйца вылупится Василиск. Как он выглядит, не известно, но главная его ценность в том, что своим взглядом он может превратить кого угодно в камень. Незаменим при семейных или иных разборках. Кикиморы тоже не просто так появляются как какая-нибудь плесень. Отсюда мораль: девушкам постоянно надо быть настороже. Ибо в один прекрасный момент нечистая сила, обернувшись добрым молодцем, может залететь в хоромы через трубу. В городах, конечно, с этим напряженка. Можно попробовать через воздуховод, но он тоже изначально бывает забит либо перекрыт жильцами при самовольной перепланировке квартир. Ну не важно. Нечистая сила способ найдет. Так вот, если поддельный добрый молодец совратит бедную девушку – последствия проявляются в виде недоношенных, родившихся мертвыми младенцев, из которых и вырастает нечистая сила. Словом, жуткие истории, если бы они не излагались с чувством юмора…

До отплытия теплохода оставалось более часа. Несколько магазинов, торгующих обувью, не порадовали. Ни ассортиментом, ни ценами. Еще один порадовал и тем и другим, но расстроил отсутствием маленьких размеров. Зайдя в очередной – универсальный, окончательно потеряли надежду обуть Алену. С досады Наталья примерила три блузки и ни одной не купила. А я со злости купила совершенно ненужную мне пачку «Тайда».

Спасение пришло в лице молоденькой продавщицы отдела парфюмерии и косметики, где Алена принюхивалась к духам. Девушка, как выяснилось, уже полгода собиралась замуж. В ходе сборов сменила три пары туфелек, которые приобретала в порядке обмена в соседней секции обуви. Последняя пара при более тщательной примерке оказалась маловата и томилась где-то в подсобке в ожидании нового поступления товара. С замиранием сердца дочь попросила показать отвергнутую невестой обувку. Каково же было наше удивление, когда взору предстала точная копия босоножек, безвозвратно утраченных в поездке.

– Ленка, это опять судьба! Можешь даже не мерить. Подойдут. – Лешик был краток и решителен.

Алена, на всякий случай, а заодно и из вредности, босоножки примерила и радостно сообщила:

– Мой любимый размерчик.

Невеста посмотрела на ноги Алены и с нотками зависти заявила, что шузики красиво сидят на ноге, после чего примерила пару сама. На ее милом личике боролось сразу несколько чувств: глубокая печаль и рационализм. Она даже проронила, что босоножки, возможно, и разносятся, но вмешалась Наталья:

– Конечно разносятся. Если дать поносить какой-нибудь кобыле. Или подружке, которая вслед за босоножками и жениха уведет.

Такая перспектива продавщицу не устраивала. Она моментально сложила босоножки в фирменную итальянскую коробочку и сухо назвала цену. Явно завышенную. Наталья из принципа попробовала торговаться. Продавщица была непреклонна. В конце концов, Наташка взяла ее измором, выторговав пять рублей. Из принципа. Остальную сумму переплаты решили считать свадебным подарком.

На аллее, ведущей к пристани, мы потерялись, результатом чего стало приобретение одинаковых сувениров. Я догнала Наталью, когда она уже подошла к деревянной лестнице, чтобы спуститься к причалу. Троица – Алена, Лешик и Костаки – плелась где-то позади. Очевидно, парень сделал правильные выводы. Во всяком случае, до этого момента третьим лишним не выступал.

Туристы толпились на палубе. Я с удовлетворением отметила среди них Алексея Ивановича. На экскурсии его точно не было. Вполне понятно – не один раз плавал по этому маршруту. Могло и поднадоесть. Мимоходом отметила, что многие пассажиры стали узнаваемы, хотя заканчивался только второй день нашего путешествия. Надо же – второй день, а такое впечатление, что плывем уже неделю как минимум. И как интересно плывем. Говорят от Мышкина до Углича чуть более двух часов ходу. А мы плыли всю ночь…

– Любаня! Любаня-а-а-а! – раздался над ухом громкий голос Наташки. – Тебя почему на экскурсии не было?

Любаня приветственно помахала рукой, но отвечать не стала, жестом показав, что орать в ответ не может. Она что-то тихо проронила Мисюсе, и тот с готовностью крикнул, что у Любочки болит горлышко.

– Надо же, – удивилась я, – мне почему-то казалось, что там, где кончается голова, у нее сразу же начинаются плечи. Я ошибалась.

– Не вредничай, – тоном школьной учительницы изрекла подруга. – Человек болен. Идем, надо выразить соболезнование. Хорошо выглядишь, – с ходу залепила она Любане, оттеснив в сторону заботливого Мисюсю. – Вот что значит выспаться!

– Ты че? – прохрипела Любочка. – Я всю ночь промаялась – горло дерет, сопли, температура. Хорошо Степан сегодня стрепсилс раздобыл и капли для носа. Уже не так больно и противно. А на завтрак вообще зря пошла. И сейчас есть не хочется, представляете? Минут десять как из каюты выползла.

– Я и говорю, хорошо выглядишь. Похудела, – выкрутилась Наталья. – Где ж ты так простудилась?

– Да везде. Вечером вас поискала и не нашла. Мисюся спал. Вот я одна с семечками на палубе и продрогла. Потом к себе пришла, Мисюси нет. Горяченького чайку хватанула – жарко стало. Пошла Мисюсю искать, чтобы он меня не искал. Не нашла – разминулись. Ледяной водички из холодильничка хряпнула, и пожалуйста… – Любаня чихнула, вытащила из рукава теплой кофты здоровенный клетчатый носовой платочек и, встряхнув его, громко высморкалась.

«Не хватало еще заразиться», – подумала я.

– Вы че? Заразиться боитесь? – Мы как по команде согласно кивнули головой и сказали: «Нет». Любочка с недоумением пожала плечами: – Это же не грипп. – Мы опять согласно кивнули.

– Ой! – вдруг скривилась Наташка.

– Что, опять? – участливо спросила я.

Наташка мужественно простонала сквозь зубы и кивнула головой в третий раз.

– Что случилось? – встревожилась Любаня.

– Опять скрипит потертое седло, – вздохнула я. – Проклятый пояснично-крестцовый радикулит. Извините, я ее уведу.

Молодежь подоспела как нельзя вовремя. Костаки и Лешик осторожно взяли Наталью под руки и с черепашьей скоростью потащили в каюту. Мы с Аленой замыкали шествие. В холле подруга перестала постанывать, встрепенулась и разбросала поводырей в сторону.

– Все прошло, – с довольной улыбкой пояснила она кортежу. – Сначала нерв защемился, а теперь расщемился. И нечего на меня так глазеть. Большое тебе спасибо, Костя. – Физиономия Кости, мягко говоря, выражала безмерное удивление. – Дети, проводите меня до каюты, – обратилась она к сыну и Алене. – Ириша, не уходи. Вдруг мне потребуется твоя помощь.

В каюте Наталья совсем ожила и понеслась в душ. Я с тоской подумала о своем уютном уголке. Молодежь, побросав сувениры и аккуратно поставив на стол коробку с босоножками, унеслась прощаться с угличским берегом. Теплоход под музыку медленно отчаливал от пристани. В занавешенное окно раздался стук – Любаня хрипло интересовалась состоянием болящей. В меру приоткрыв окно, я уверила ее, что кризис миновал. Алена, пользуясь полученными знаниями, что-то куда-то вправила подруге. Одним словом – мануальная терапия дала положительный результат. К обеду Наташка окончательно возродится. Но Наташка возродилась раньше – прямо из душевой. Любаня, узрев Афродиту в короткой майке и с махровым полотенцем на голове, немного удивилась.

– Тебе уже так полегчало? – прогундосила она.

Наташка хотела было изобразить муку, но помешало размотавшееся полотенце – оно съехало подруге на лицо, вовремя прикрыв печать страдания. Я быстро затараторила, что после мануальной терапии необходимо разогреть источник боли чуть ли не до температуры кипения.

– Что ж она, задницей в кипятке, что ли, сидела? – ужаснулась Любаня.

– Ну, знаешь, из двух зол, как говорится… Зато сама видишь, каков лечебный эффект. Наташа, правда ведь, здорово помогло?

Подруга выпуталась из полотенца, внимательно прислушалась к себе и сказала:

– Ага-а-а…

– Ну и замечательно, – с неподдельным облегчением сказала я. – Раз моя помощь больше не нужна, пойду к себе.

Наташка что-то промычала, но я уже закрывала дверь с другой стороны…

За обедом я торопилась. Ветеран сел за свой стол раньше нас, не хотелось его упускать. Алена, толкнув меня под столом ногой, с негодованием прошипела:

– Прекрати хлебать борщ так, как будто тебя месяц не кормили. Ты обращаешь на себя внимание.

– Да? – удивленно спросила я тарелку. – Сегодня у нас борщ? Замечательно. Торопиться не будем.

Тем не менее мой обед закончился значительно раньше, чем у ветерана. Он еще вкушал второе, тогда как мне за столом уже нечего было делать. Я попробовала воспроизвести любимое занятие подруги в минуты глубокой задумчивости – возить чайную ложку по столу, не получилось. Я нарвалась на предложение Кинг-Конга увеличить хлебный паек. Пришлось покинуть родной коллектив и занять выжидательную позицию в холле. Это была не очень хорошая идея. Сначала ко мне примкнула Любаня с мужем. Отдуваясь и жалуясь на полное отсутствие аппетита, она уверенно заняла два места из трех на уютном кожаном диванчике, задвинув меня в угол к большой пальме в кадке. Семен, получив передышку, с чистой совестью вышел на свободу, взял кресло и сел боком, получив возможность любоваться берегом и одновременно быть под контролем у жены. Через несколько минут подошла говорливая Раиса Леонидовна за ручку со Стасиком, который тут же вытаращился на Любаню.

– Ну что, малыш, – с прононсом пропела она. – Нравится поездка? – Стасик неопределенно пожал плечами. – Бабушка, да отпустите вы ребенка, – обратилась она к Раисе Леонидовне. – Что вы его инициативу сковываете. Потом будете удивляться, почему ребенок абсолютно несамостоятельным вырос. Это я вам как заведующая детским садом говорю. Достала тебя твоя бабуся, малыш?

Стасик насупился, взглянул исподлобья на заступницу и проворчал:

– К бабе Нюсе хочу.

– Сердится… – добродушно засмеялась Раиса Леонидовна, не выпуская руки Стасика. – Идем, Стас, нам пора читать. – Стасик ловко вывернулся, показал бабусе язык и удрал. Она укоризненно покачала головой, но тут же засмеялась: – Действительно, была охота сидеть за книжками. Любит только мои детские стихи, да и то, когда сама читаю…

На выходе из ресторана показалось мое родное окружение вместе с Алексеем Ивановичем. Надо было срочно найти повод раскланяться с собеседницами. Пришлось принести в жертву Наталью. Переключив все внимание на нее, я удостоилась от подруги взгляда, не обещающего ничего хорошего в ближайшее время. Ну подумайте сами, что можно схлопотать после слов: «Дорогая, ты игнорируешь мои предостережения. Опять забыла надеть свой собачий ошейник… в смысле пояс. Жди меня тут. Я после пробежки принесу. И ни-ку-да!..» Наташка не успела и рта разинуть, как я ринулась догонять ветерана.

– Ирина Александровна! – Голос бабуси Стасика заставил меня притормозить. – Я, если не возражаете, пробегусь вместе с вами. – Оглянувшись, я успела поймать злорадную ухмылку подруги. Не ожидая ответа, милая бабушка порхала вслед за мной, немного подпрыгивая. – С непривычки немного трудновато, знаете ли… Но я не жалуюсь. Мне обязательно надо быть в форме.

Бодро добежав до своей каюты, я скорчила гримасу скорби.

– Совсем забыла. Послеобеденный моцион придется отсрочить. Мне нужно собрать дочь на ответственное мероприятие. Раиса Леонидовна, у вас часы есть?

– Да. Будильничек в каюте.

– Быстренько возьмите его с собой, найдите Стасика, и пускай он отмечает время, за которое вы легко и непринужденно дадите три круга по средней палубе. Только помните, что скорость – не главное. Время от времени отвлекайтесь на окружающий мир. Как только почувствуете полную гармонию с природой, можно пойти и прилечь.

Лицо Раисы Леонидовны на минуту стало несчастным, потом разгладилось:

– Извините, я не подумала, что могу вам помешать.

Чувствуя, как краска стыда заливает физиономию, я растерянно смотрела вслед худенькой фигурке. Может быть, она решила, что я просто издеваюсь? Наверное, следует догнать ее и… в конце концов, ну что мне стоит поноситься вместе с ней по теплоходу, пока она не устанет. Или пока не устану я. Ветеран и мои раскопки подождут.

– Раиса Леонидовна! – заорала я, еще не обдумав до конца целесообразность такого решения. – Вернитесь! – Она остановилась и выжидательно посмотрела на меня. – Если вы меня немного подождете, я с вами.

Долго ждать ей не пришлось. Пролетев мимо выходившей из каюты родной дочери и довольно успешно притормозив у ее кровати, я молниеносно вернулась обратно.

– Мамуля! Ну как ты ухитряешься создавать аварийные ситуации! Тебе приспичило открывать дверь именно в ту минуту, когда я выскакиваю. Так и за борт сигануть не долго… Ладно, я почти опаздываю, держи ключ. Ой, здравствуйте! – запоздало приветствовала она Раису Леонидовну и унеслась. Приветствие последней прозвучало скорей как напутствие. Едва ли Алена успела его услышать.

Ругая себя страшными словами, на последнем круге особенно, я торопливо мерила шагами палубу. Вместе с Раисой Леонидовной. Время от времени мы останавливались и любовались берегами.

– Во сколько же лет у вас родилась Леночка? Да и у Натальи Николаевны сын молодой. Неужели в пятьдесят? – спросила любознательная старушка в последний из таких перерывов, и мне стало плохо. Я даже закрыла глаза. Это надо же завраться до такой степени.

– Это не дети, – раздался спасительный голос моей родной подруженьки. – Это наши внуки. Ну не можем же мы позволить обращать на себя внимание. Представьте, сколько любопытных взглядов схлопочет Ирина, если Алена назовет ее бабушкой. От этого, простите, веет дикой безнравственностью, если учесть, что выглядит Ириша лет на сорок.

Раиса Леонидовна слегка задумалась. Губы ее непрерывно шевелились:

– Сорок минус двадцать будет двадцать. Двадцать минус… ну, положим, даже шестнадцать. Да-а-а! Четыре года. Нонсенс!

– Вот то-то и оно! – Наташка решительно тряхнула головой. – Ну, хватит моционить. Пора и отдохнуть. Видите, туристы словно вымерли. Потому как разбрелись по койкам. Кстати, тебе, Ириша, пора мерить давление. В наши годы его надо контролировать три раза в день.

Раиса Леонидовна неохотно попрощалась. Удивительная бабушка! Внучек развлекается сам по себе, она – сама по себе. А может, так и надо?

Я едва успевала за Наташкой. Еще бы! Побегала б с мое! Подруга снижать темп не собиралась и на возмущенный ропот нехотя обронила:

– Дурная голова ногам покоя не дает. И ладно бы только своим…

В принципе, правильно, конечно. Но я ведь не ее боксериха, которую можно таскать на поводке куда взбредет. Хотя сравнение не очень… Это Денька запросто таскает хозяев на поводке. И притормозить им не всегда удается… Однажды Наташка остановилась поговорить с миниатюрной дворничихой Татьяной по поводу скопившейся у нас ненужной одежды и обуви. Устав прыгать без конца из стороны в сторону и сдерживать вольнолюбивые порывы собаки, подруга накрепко прикрепила поводок к деревянной лавочке, на которую дамы вольготно и уселись. Лицом друг к другу, оседлав ее как коня. В ходе беседы было решено, что все вещи будут предложены нуждающимся. Ничего зазорного и обидного в этом нет. Наши дети тоже иногда щеголяли в импортных вещах с чужих плечиков, перешедших по наследству от родных и друзей. Тема беседы была исчерпана, Наталья встала первая. Татьяна не успела. Денька, на секунду присевшая отдохнуть, неожиданно увидела тощего кота, нахально шествовавшего с победно поднятым хвостом метрах в пяти. В следующий миг обстановка была близка к скачкам на родео. Денька, рванув со всей дури, сорвала лавочку и собравшуюся было приподняться Танечку с места, и они втроем – собака, дворничиха и лавка поскакали за котом. Татьяна с перепугу никак не решалась отцепиться от лавочки и активно работала ногами, стимулируя процесс погони. Котяра удирал зигзагами. Преследователи с курса погони не сбивались. Обалдевшая Наташка скакала вслед за резвой тройкой и орала Татьяне: «Стоять! Сидеть! Лежать! Фу! Тьфу…» Татьяна не слушалась. Обращаться же к Деньке вообще не имело смысла. Поймать кошку было мечтой ее жизни. Спасение пришло в образе тополя, посаженного на субботнике в числе других зеленых насаждений дружными новоселами еще при заселении нашего дома. Тополь, в отличие от худеньких березок, вымахал в огромное дерево и щедро разбрасывал свой пух куда ни попадя, заставляя всех отплевываться, чихать и плакать. Вот на него-то ракетой и взлетел кот. Денька, несмотря на яростные попытки, последовать за котом не могла. Даже на крыльях мечты. В результате дело ограничилось диким лаем, время от времени переходящим в не менее дикие стоны. Обессиленная лавочка дергалась вслед за наскоками псины на дерево то с одной, то с другой стороны. Танечка наконец-таки покинула «седло», но долго не могла выпрямить спину и ноги…

Наташка уверенно шла вниз и остановилась, поджидая меня только у двери с табличкой «Медпункт».

«Издевается! – мелькнуло в голове. – Мстит за собачий пояс. Надо же быть такой злопамятной! Не пойду. А что, интересно, мне там делать?»

Я, не останавливаясь, миновала кабинет, но была схвачена за руку Наташкой и направлена прямехонько в предусмотрительно открытую дверь. Большая удача, что все свои замечания удалось оставить при себе.

Молодая женщина в нейлоновом белом халатике при нашем появлении быстро встала из-за стола. При ней я постеснялась выяснять отношения.

– Я ненадолго оставлю вас. У меня еще одна больная с температурой. Минут через пятнадцать – двадцать проконтролируем давление. Оно несколько выше нормы. Вы, Алексей Иванович, не волнуйтесь. Лежите спокойненько. Девушки (наверное, у нее неправильно подобраны линзы) потом помогут вам добраться до каюты.

– Не волнуйтесь, Машенька, все будет в порядке, – улыбаясь, сказала Наталья и зачем-то засучила рукава кофты. – Можете не торопиться. Я и сама проконтролирую давление.

Машенька ответно улыбнулась, поблагодарила и ушла.

Я стояла столбом и испуганно смотрела на ветерана. Он расположился на топчанчике справа от входа и пытался делать вид абсолютно здорового человека, случайно забежавшего отдохнуть. Даже несколько раз извинился, как будто занял чужое место.

– Если вы начнете нервничать, инъекция не поможет, – изрекла Наталья, еще раз поддернув вверх съехавшие рукава. – Вам нужны положительные эмоции, – продолжила она, смерив меня уничижительным взглядом.

Надо понимать, на положительную эмоцию я не тянула. Сделав вывод, что причиной, уложившей Алексея Ивановича на медицинский топчан, было мое поведение, я покаянно попросила прощения. И была удостоена непонимания.

– Да ты-то тут вообще при чем? – возмутилась подруга.

Ветеран окончательно разволновался и сам стал просить у меня прощения. Положительными эмоциями и не пахло. Пахло лекарствами и антисептиками.

– Сейчас вылетишь за дверь, – зло прошептала мне Наташка и, схватив прибор для измерения давления, демонстративно отодвинула меня в сторону. – Ну вот, уже сто семьдесят на девяносто, – весело пропела она через минуту. – После снижения может голова болеть. Я попрошу врача дать вам таблеточку…

Ветеран покосился в мою сторону:

– Вы бы присели, а то мне как-то неудобно. – Я послушно уселась за стол врача. Место на кушетке рядом с больным оккупировала Наталья. – Знаете, вы так похожи на мою покойную жену в молодости. Красивая была, а уж умница! – Я от смущения невольно потупила глаза. – Умерла в тридцать четыре года. Совсем молодая… – Я мельком вопросительно взглянула на подругу: можно ли считать эти воспоминания положительными эмоциями? И получила едва заметное подтверждение глазами. – Мы с ней на Камчатке познакомились. Был там такой… авиационный завод. Оба молодые специалисты. Я из Москвы, она из Керчи. Все мечтали друг другу родные места показать. Не поверите, как хорошо жилось без телевидения – наговориться не могли. Сошлись мы с ней, родила она мне дочку… да вам, наверное, не интересно. Разболтался дед!