Текст книги "Чертовщина за свой счет"

– Просто вошел в роль несчастного мужа и отца. А теперь лихо из нее вышел.

– Ну да. Здесь ведь его никто не знает… Кроме Светы. А ее он в Калязине высадил и отправил домой, убедив, что едет с частным детективом… Если, конечно… – Сработала интуиция, и в голове у меня молнией мелькнула одна догадка, но я ее тут же отмела прочь. И показала интуиции фигу. Уж очень нереальной показалась эта догадка. А надо бы! Ох, как надо бы прислушаться к своему внутреннему голосу…

– Долго вы тут сидеть собираетесь? – раздался над ухом голос Алены. Как раз в тот момент, когда я засунула в рот конфету, заботливо протянутую Натальей. Естественно, от неожиданности я нечаянно ее проглотила. Целиком. Так и не почувствовав вкуса. Ну такая обида! Правда, Наташка свою вообще не донесла до рта. Она выпала у нее по дороге и брякнулась на ковровое покрытие.

– Мамуль, ну ты что, испугалась? – чуть не плача, погладила меня по плечу дочь.

– Ничего, – с трудом проронила я, с опозданием закашлявшись, – проклятые рудники… Дай свой платок…

– Тебя хоть есть кому пожалеть, – завистливо заметила Наталья, укоризненно глядя на Лешика, отрывавшего липкую конфету вместе с ворсинками от пола. – Мать, можно сказать, без десерта оставили, а сын даже сочувствия не проявил. Вот так растишь-растишь…

– Что посеешь, то и пожнешь, – философски заметил Лешик. – Ну так и быть, при первой возможности куплю тебе килограмм мороженого. Хоть ты уже и довольно большая девочка и все это похоже на шантаж. Кстати, если эту конфетину помыть, она еще вполне съедобна. Кажется, ириска «Меллер»?

– Была, – расстроенно поправила Наталья. – Взяла парочку на дегустации и только сейчас про них вспомнила. С весны в кармане провалялись. То есть я хотела сказать – хранились. И так бездарно пропали!..

Продолжать посиделки стало бессмысленно. И мы поднялись с намерением привести себя в относительный порядок перед поздним ужином – следствием позднего обеда. Заодно выяснилось, что у меня на правой щеке красовалась доселе незамеченная полоска синей краски. Еще один подобный след присутствовал на правой же руке. Не зря на меня обращали внимание пассажиры на палубе.

Мы уже почти дошли до поворота в коридор, когда мимо, задев Лешика и тут же извинившись, буквально проскакал в свою каюту капитан. Или шкипер, не знаю, как правильнее. По-моему, он был то ли расстроен, то ли рассержен. Вслед за ним разъяренной фурией пронеслась массовичка. Тоже задев Лешика, но не извинившись. За плотно закрытой дверью каюты началась разборка на явно повышенных тонах. Мы с Натальей даже слегка притормозили. Но ссорящиеся стороны, очевидно, сумели обуздать свою ярость, да и детки смотрели на нас с явным недоумением… Пришлось сделать безразличный вид и разойтись по каютам.

– Мам, у нас с тобой правда все в порядке? – в упор глядя на меня своими глазищами, спросила Алена. Я постаралась сделать недоумевающий вид и вопросительно подняла вверх брови. – Я имею в виду, мы ни во что неприятное не вляпались? – Я отрицательно покачала головой. – И если что-то будет не так, как надо, ты мне скажешь?

Я кивнула головой и добавила:

– Ну что у нас с тобой может быть не так, а? Мы же не ищем приключений на свою голову.

– Никто и не говорит, что мы их ищем. Они сами нас находят, – пробормотала Алена, расчесывая волосы. Как же она была права!

Устраивать маневры в ресторане не пришлось. Эффектную девицу, с которой Наталья застала в укромном уголке Игоря, мы увидели в холле. Она появилась непонятно откуда и уверенно направилась в ресторан, мельком взглянув на нас. Но я могу поклясться, что взгляд был очень цепким и внимательным.

Наталья дернула меня за рукав платья и прошептала в ухо:

– Вот она. Кстати, забыла сказать – уже и капитана охмуряет.

– А я ее видела в первый день с этим усатым типом, ну… ты помнишь, в очках. Видимо, это ее способ отдыхать. Впрочем, нас это не касается. И надо сказать, девчонка-то и вправду красивая. Вот мужики штабелями и складываются.

– Тоже мне, нашла красавицу, – повысила голос Наталья. Обыкновенная крашеная… – Договорить она не успела, поскольку предмет обсуждений торопливо прошел или, вернее, прошла мимо нас в обратную сторону. И даже усмехнулась. А может быть, мне просто показалось.

– Красота требует жертв! – вздохнула Наталья, забыв, что не считала незнакомку прекрасной. – И ладно бы среди мужиков. А то ведь и собой заодно приходится жертвовать. Это гораздо хуже.

– Ты имеешь в виду четверть морковки на ужин? – догадалась я. – Дабы не поправиться к утру? – Наташка радостно согласилась, но я ее быстро разочаровала: – А что, если она ужинает в обществе капитана?

Подруга помрачнела, но ненадолго.

– Да кто бы возражал. Он наверняка соучастник убийства и вообще… У него в трюме что-то подозрительное сколачивают… Ты что будешь делать после ужина? – без всякого перехода спросила она. Мы как раз подошли к своему столу, за которым в полном молчании сидела надутая молодежь.

– Не знаю. Наверное, просто полежу и почитаю.

– Нечего валяться. Я обещала сынуле брюки погладить. Не хочешь составить компанию?

– В смысле вдвоем одни брюки гладить?

– В смысле со мной в гладильню пойти. Это недалеко. В противоположном конце коридора. Так не хочется одной туда переться… Во-первых, поздно. Во-вторых, скучно.

Честно говоря, мне тоже не хотелось туда переться. Ни одной, ни в большем количестве. Но Наташка так жалостно вздохнула, что я, уже решив отказаться, согласилась.

Алена ушла раньше всех, забрав у меня ключи от каюты и попросив не особо задерживаться. Лешик демонстративно смотрел в потолок. И, кажется, никуда не торопился. Рассудив, что нам своих забот хватает, мы с Натальей отправились «на дело».

Как оказалось, брюки еще не совсем высохли, а так как подруге совсем не хотелось вставать чуть свет, мы перебрали несколько возможных вариантов. И остановились на одном – предложенном мной: попробовать подсушить брючки с помощью фена. Он дал на редкость положительный результат. И Наташка отметила, что иногда мне в голову приходят поразительно умные мысли. Я даже обиделась – на слово «иногда». Но она удачно вывернулась, сославшись на то, что те, кому умные мысли приходят в голову постоянно, вынуждены временно, но часто отдыхать в дурдоме.

Было начало двенадцатого, когда мы собрались в гладильню. Лешик еще не вернулся, и мы по пути зашли ко мне в каюту, чтобы убедиться в наличии молодежи. Увы. Алена лежала и читала. Лешика не было. Взяв ключ, я закрыла дверь снаружи, и мы отправились гладить брюки. Но с половины пути пришлось вернуться обратно – брюки забыли, пока рассказывали Алене о неограниченных возможностях фена. Я еще посетовала, что пути не будет. Взяв брюки, я забыла взять ключи. Но уж за ними-то возвращаться не стали.

Гладильня находилась в самом конце коридора – перед успевшим оставить неизгладимое впечатление музыкальным салоном. Свет в салоне отсутствовал. Как, впрочем, и в конце коридора. Очевидно, перегорел люминесцентный светильник. Ну а в самой гладильне было вообще идеально темно. Понятно почему. Нам довелось там побывать вчера – в ходе экскурсионного ознакомления с теплоходом. Комнатушка примерно четыре-пять квадратных метров без окон, со столами по периметру стен и тремя утюгами. Нам нужен был только один. Никому больше не пришло в голову в двенадцать часов ночи развлекаться глажением шмоток. Наташка передала мне брюки и, нащупав рукой выключатель, включила свет…

В отличие от нее, я даже не взвизгнула. Я просто вытаращила глаза на то место, где лежал Игорь, сделала глубокий вдох и крепко зажмурилась в надежде, что все исчезнет как-нибудь само собой. Сразу же вспомнилось утро моего новоселья и первый незваный гость в виде трупа мертвого Кузи. Собственно, я ведь и отправилась в эту поездку, чтобы пережитый ранее кошмар выветрился из головы. Нет, это просто несправедливо, подумала я и открыла глаза.

Наташка, один раз взвизгнув, явно перепутала функциональные особенности носоглотки и собственных органов зрения. То есть рот она накрепко замкнула, а глаза пытались кричать. Это немного отвлекло меня от того, что лежало на полу. Но ненадолго…

Игорь расположился наискосок. Левая рука прижата к левому же боку, правая – закинута за голову, носки ботинок «смотрели» в разные стороны. Рот был слегка приоткрыт, глаза прищурены. Казалось, что он вот-вот спросит с насмешкой: «Ну, как я вам?»

Ясное дело, что никак. В смысле ничего хорошего. Вся левая сторона тела окрашена кровью. Значительное ее количество растеклось лужицей по полу. Не к месту я подумала, что Игорь перед смертью сменил рубашку на футболку.

Наталья, произнося скороговоркой как заклинание фразу: «Жутко боюсь трупов», – подошла поближе к несчастному, и я услышала в ее голосе профессиональные нотки:

– Зрачки расширены… пульса нет. Мертв.

Как абсолютно нормальным людям, нам следовало поднять визг, распахнуть дверь и заорать что-нибудь похожее на призыв о помощи. Мы же, растерявшись, стояли и хлопали глазами. В это время в коридоре послышались бодрые мужские голоса. Из содержания разговора мы поняли, что нам не повезло. Именно в этот неподходящий момент явились электрики – заменить перегоревшую лампу.

– Темновато что-то, – лениво пожаловался один из них. – Поставь стремянку и открой дверь в гладильную. Свет там включишь. – Было слышно, как звякнула металлическая стремянка. Мы с Наташкой, не сговариваясь, сделали шаг назад и подперли дверь ногами. Для верности еще и навалились на нее. Подруга протянула дрожащую руку к выключателю, и … стало ужасно темно.

– Ничего-ничего, с трупом мы мало-мальски уже были знакомы раньше, – прошептала Наталья. – И даже в его нынешнем обличье мы его уже минут пять точно знаем. Ведь не встанет же он, надеюсь. А если нас увидят с ним наедине… – В это время и попытались открыть дверь снаружи.

– Андреич, не открывается, зараза! Это какой же придурок закрыл?! – Молодой голос кипел возмущением.

– Ну закрыл и закрыл… – прозвучал ворчливый ответ. – А может, и не закрыл. Может, замок сломался. Пусть слесарь разбирается. Иди включи свет в «музыке», да у меня и фонарик есть…

– А если фонарик, зачем свет-то включать?

– Поговори мне еще… Сказано – делай.

Ремонтные работы продолжались минут десять. И перемежались короткими, но емкими по содержанию репликами. Окончание трудового процесса сопроводилось сочным «амбец!». Работнички собрались уходить, и мы почти расслабились, когда дверь еще раз попытались открыть. Из-за потери бдительности хватка у нас ослабла. В результате дверь чуть подалась, но открыть ее мы все-таки не дали.

– Ну, че дверь-то ломаешь? – повысил голос старший осветитель. – Говорил же, замок.

– Не, Андреич. Не замок. Как будто дверь изнутри держат.

Андреич громко хмыкнул и, на наше счастье, сказал, как отрезал:

– Кончай трепотню и бери лестницу. Пивка попьем. А за дверь нам не платят. И не грохай, не грохай лестницей-то…

Несмотря на предупреждение, что-то все же грохало. И я не сразу сообразила: это у меня от страха громко стучало сердце. Странно… Прыгало в области шеи, а не в пятках. Темнота давила на глаза. И я опять-таки не сразу сообразила, что слишком крепко зажмурила глаза. Можно подумать, что от этого стало темнее. С открытыми глазами тот же самый черный квадрат Малевича, что и с закрытыми…

В это время и пришла паническая мысль, что вот-вот заявится слесарь. Я отпустила дверь и на ощупь, минуя Наталью, определила выключатель. Наташка только сильно вздрогнула, но не заорала.

Свет оказался таким неестественно ярким, что пришлось снова зажмуриться. Но я успела отметить, что тело Игоря никуда не делось и даже не поменяло позу. Хотя ноги у него явно затекли… Нет, это я что-то не то плету. Ну какие у трупа ноги? То есть ноги, конечно, есть, только им уже все равно. И Игорю тоже.

Глаза постепенно привыкали к свету. Первым делом я отняла у Наташки брюки, которые она крепко прижала к физиономии. Под ними оказались крепко закрытые глаза и сжатые в ниточку губы.

– Отомри! – довольно невежливо рявкнула я подруге. – Сматываемся!

Она испуганно открыла глаза, опять их прикрыла и выскочила за дверь. На всякий случай я молниеносно протерла выключатель и ручки двери брюками Лешика, испытав желание при первой возможности швырнуть их за борт.

По коридору мы возвращались под ручку, преодолевая желание понестись вскачь. Но как только Наташка узнала, какую судьбу я уготовила любимой одежке сына, тут же пришла в себя. И с возмущением выхватила из моих ненадежных рук бесформенный белый комок.

– Ну как я теперь оправдаюсь, а? Обещала погладить и не погладила, – трясла она брюками перед моим носом. – Можно подумать, именно я уложила Игоря на вечный покой. – От удивления я даже потеряла дар речи. – И не ори на меня, – заорала вдруг Наташка, – люди спят!

Я резко рванула вперед. В полной уверенности, что подруга сбрендила. Не хватало еще, чтобы появились свидетели нашему ночному шатанию. В холле пути наши разошлись. Но чем ближе я подходила к своей каюте, тем острее вставал вопрос: что делать? Игорю, конечно, уже все равно. Но ведь нельзя же все оставить так, как есть. На корабле убийца! Нет, о возвращении в каюту не могло быть и речи. Совершенно не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Все-таки надо обсудить ситуацию с Натальей.

Нерешительно потоптавшись у двери каюты, я отправилась дальше по коридору с намерением обойти машинное отделение с другого конца и навестить подругу. Пять минут, как не виделись. Наверное, еще не успела лечь – над брюками стонет. Во втором холле мы с ней и столкнулись. Нос к носу. И, не сговариваясь, уселись на знакомый диванчик.

Было около часа ночи, и мы справедливо рассчитывали на полное одиночество. Но не тут-то было. Буквально тут же отрылась входная дверь холла, и с палубы вошла компания молодежи, бурно обсуждая дискотеку. Надо же! Люди отдыхают, а мы…

Окинув выразительными взглядами диванчик и нас с Наташкой в качестве неудачного к нему приложения, они, секунду посовещавшись, решили пойти в музыкальный салон. Мне стало страшно. Ни за какие коврижки не решилась бы сейчас пойти в ту сторону. Наташка, очевидно, испытывала сходное чувство, потому как ни с того ни с сего брякнула:

– А знаете, там уже все спят. – На нее посмотрели с чувством превосходства. Но ответом не удостоили. Она нервно переложила свернутые брюки под мышку и пришла в себя. – Ну и что встали? Вы нам, между прочим, мешаете. И детское время уже давно закончилось. – В ответ посоветовали сидеть в каюте и не пугать по ночам детей. – Вас испугаешь… – не унималась подруга. В это время сверху по лестнице спустились еще две девицы и два молодых человека. Коротко посовещавшись, тусовка опять отправилась на палубу. Мы молча проводили их взглядами.

– Считаю, что мы ничего не видели и не слышали, – сказала Наталья. – Мы должны что делать? Отдыхать. Еще не хватало за свои же деньги подвергать жизнь опасности. И жизнь наших детей, между прочим… Ну почему нам так не везет, а? Знала бы, уговорила поехать по этим путевкам своих недругов!

– Ну раз началось лирическое отступление, осмелюсь вмешаться. Разобраться во всей этой мешанине мы не сможем. Да и не должны. Для этого есть профессионалы. Единственное, что меня волнует – необходимость поставить в известность капитана о ЧП на его подведомственной территории. Хотя надо отметить, его поведение заставляет сомневаться в его порядочности. Но это тоже не наше дело.

– Не думаю, что нам следует сообщать капитану об убийстве, – задумчиво протянула подруга. – Вот припрется слесарь, слесарь всех рассудит…

– Ты права. Мы же уничтожили все следы своего пребывания в гладильной. Нас могут справедливо спросить: «А почему?» И, скорее всего, в милиции нас не поймут.

– В милиции? – оживилась вдруг Наталья. – В милиции… В ми-ли-ции… Вот где я его видела! – Глаза подруги сияли торжеством.

– Кого, родная? Ты не заговариваешься?

– Да нет же, нет! Говорю – точно видела. Портрет этого самого убиенного Игоря. Знаешь, в таком листочке: «Их разыскивает милиция». Я ходила получать новый паспорт. Народа было – уйма! Да я тебе рассказывала. Пока своей очереди дождалась, все объявления и листовки по двадцать раз перечитала. С какой-то бабой сцепилась – она туда-сюда к начальнику паспортного стола без конца шлялась. Ну я и выдала ей, что она вертихвостка. Только людей от работы отвлекает. Кто ж знал, что она паспортистка… Только… Слушай! У него была густая шевелюра. Я еще подумала, что с такой шевелюрой этот тип не скоро облысеет. И звали его… совсем не Игорем, а… Не помню как, – жалобно протянула подруга. – Но точно не Игорь. Что-то типа Сергея или Виталия…

Я кое-что сопоставила и заволновалась:

– Наталья, думаю, ты не ошибаешься. Помнишь, мы стояли с ним на палубе? Ну, когда я на тебя сверху шлепнулась…

– Ну, это, он стоял, а ты валялась…

– Прекрати, я серьезно! Ты еще так странно на него уставилась.

– Ну да, мне показалось, что мы с ним где-то встречались. Оказалось и правда. Хотя и заочно.

– Мне показался странным один его жест. Он явно нервничал от твоего пристального внимания и как-то неосознанно зачесывал волосы всей пятерней правой руки. Обычно так делают, когда волосы длинные. А у него на голове – коротенький ежик. Ежик можно только погладить. Значит, не так давно Игорь, или как там его еще, сменил прическу. А если этот Игорь совсем не Игорь, то он преступник. И он связан… был связан с похищением жены и сына Игоря. Мы с Аленой сегодня нашли записку с номером телефона у себя в каюте, в туфле, за спасательным жилетом. Я позвонила по номеру, ответил этот тип… Слушай! Я, идиотка, сама же подсказала ему назвать себя Игорем. И, если сам Игорь плывет на этом теплоходе, как поведала Светлана, то…

– Он и укокошил этого козла, – закончила за меня Наталья. – Будем считать, что справедливость восторжествовала. Причем без нашего вмешательства!

– И это радует, – с облегчением вздохнув, добавила я. – Единственное, что беспокоит – все ли в порядке со Светланой. Покойник наплел мне, что она вышла в Калязине. Явно соврал. А может быть, и угадал. И кто, интересно, сиганул в воду во время грозы? Или кого сиганули?.. Тут, кстати, есть один момент, который заставляет меня сделать определенный вывод…

– Хватит рассуждений! – осекла меня Наталья. Причем довольно резко. – Решили же, что это не наше дело. Давай немного постоим на палубе, глотнем свежего речного воздуха, перед тем как разбежаться по каютам. Уже поздно. Имеем моральное право отдохнуть и восстановить угасающие силы.

Силы у подруги и впрямь были на исходе. Вновь вернувшуюся молодежь она встретила вполне равнодушно.

На палубе было прохладно. Я обхватила себя руками за плечи, а Наталья накинула на себя белые брюки. Мимо нет-нет да и проходили страдающие бессонницей туристы. В основном – хихикающая молодежь. Мы решили дать круг по палубе и отправиться спать. На корме было еще холоднее – давал о себе знать довольно прохладный ветерок. Вслед за теплоходом бежала лунная дорожка. Завораживающее зрелище! Но одновременно рождающее мрачные мысли. О бренности всего живого.

– Не могу отделаться от страха, что сверху еще кого-нибудь скинут. А он промахнется и свалится не в воду, а на нас… – тоскливо сказала подруга, в очередной раз задирая голову. – И все время этот Игорь перед глазами. Я вообще трупов боюсь, да ты знаешь. Поэтому и в институт не пошла. Там ведь анатомичка… Эта моя фобия притчей во языцех на работе стала. За неделю до отпуска, как всегда утром, иду в реанимацию электрокардиограмму делать. Три человека лежат себе спокойненько после операции. Кто спит, кто стонет. Двоим показания сняла, подхожу к третьему… Понимаешь, руки уже привыкли все на автомате делать. Я и подключаю больного к аппарату, хотя головушка отмечает, что все датчики у него выключены. Тут до меня и доходит, что он уже мертв. Не помню, как выскочила из палаты. Зато хорошо помню, как орала на дежурную сестру. После того как в себя пришла. Хотя бы предупредили. Возвращаюсь к себе в кабинет и по пути встречаю Татьяну из лаборатории. Делюсь с ней своим искренним возмущением и, естественно, испугом, а она смеется. За полчаса до моего появления она приходила в реанимацию брать у пациентов кровь на анализ. Естественно, взяла у всех… А вот в прошлом месяце…

– Наташка! – взмолилась я. – На тебя свежий воздух плохо действует, бодрит сверх меры. Хватит страшилок. От них и от холода уже зубами лязгаю. Давай разбегаться по каютам. Тебе еще надо придумать версию на предмет неглаженых брюк.

– А что тут думать, – легкомысленно отмахнулась подруга. – Скажу – сушились-сушились и… опять намокли. В унитаз упали!

Каюта была открыта. Наверняка Алена, сообразив, что я забыла ключи, не стала запирать дверь. Вошла я буквально на цыпочках, но дочь все равно проснулась. И сонным голосом спросила:

– А где ты так долго была?

– Спи, заинька, спи. Мы с тетей Наташей ходили Лешику брюки гладить, – ответила я шепотом чистую правду.

– Наверное, по пять раз гладили. С лица и с изнанки. По очереди…

– Просто потом еще немного на палубе постояли. Спать совсем не хотелось. Спи. Я свое окно побольше открою, а то немного душно. – Ответа я не услышала…

Как ни странно, но заснуть мне удалось сразу же. Снилась какая-то белиберда. Что-то очень смешное, но что – не запомнила. Но вот проснуться утром как человеку, полежать немного с закрытыми глазами и от души повеселиться над веселым сновидением не удалось. Пробуждение было неожиданным и сумбурным.

– Ма-ам! Мам! Да проснись же!!! – надрывалась Алена не своим голосом, тормоша меня за плечо.

– Завтрак проспали? – пробормотала я, посчитав спросонья, что это может быть единственным поводом для испуга дочери.

– Проснись же, наконец. Только резко не вставай. Не стряхни на пол это…

– Паук! Здоровый! – молниеносно пронеслось у меня в голове, и я с визгом вскочила. Невзирая на предупреждение дочери. Она резко отпрянула в сторону. На покрытый ковролином пол упало нечто тяжелое. В страхе я натянула одеяло на себя, решив, что дочь успеет спастись бегством.

В дверь громко постучали. Сквозь одеяло я услышала Натальин громкий голос:

– А что случилось? – Алена торопливо что-то обяснила. – Ну, а какого лешего она под одеялом-то сидит?

– Не знаю, просто не очень адекватная реакция… спросонья. – Голос дочери был очень растерянным. Я поняла, что зря задыхаюсь. Но стащить с себя одеяло не успела. Опередила подруга, буквально сорвав его с моей головы. Хорошо, хоть стрижка короткая. Но тут же дальнейшие мысли, как и законное возмущение столь грубыми действиями, вылетели из головы. Я увидела на полу ноги Алены в шлепанцах. Моих, между прочим. А у ног лежал пистолет. Не мой. В смысле, не наш. У нас отродясь никаких пистолетов не водилось – кроме игрушечных. Да и те уже давно куда-то исчезли. С тех пор как сынуля вырос.

Голос у меня неожиданно сел. Я в деталях вспомнила ночной поход в гладильную. Только с третьей попытки мне удалось хрипло спросить:

– Откуда у нас это?

– Чур, я первая его увидела и первая хотела спросить! – подала голос Алена.

– Спрашивай, – милостиво разрешила Наталья.

– Спасибо. Так откуда это у нас? – Вопрос почему-то адресовался мне.

Я недоуменно пожала плечами:

– Первый раз его вижу. Я вообще про пистолет знаю только то, что у него где-то есть курок. И откуда он на нашу голову свалился?

– Из открытого окна, – мудро заметила Наталья, приседая на корточки. – И не на голову… на твое счастье. – Она внимательно приглядывалась к оружию. – В отличие от тебя, я его, кажется, уже видела. – И, выпрямившись, пояснила: – В сумочке у твоего Светика-семицветика. Не девочка, а… хамелеон. Только так обличье меняет. Прикид бедной овечки на шкуру волка. – Взгляд подруги красноречиво говорил о моей излишней доверчивости к людям. – Ты не сиди в таком виде. Иди переодевайся, а я пока…

– Уважаемые туристы! – проснулся динамик. – В связи с тем, что на нашем теплоходе произошел неприятный инцидент со смертельным исходом, мы вынуждены перенести экскурсионное время в городе Мышкине до получения специального разрешения органов милиции, прибытия которых мы ожидаем. Завтрак будет на полчаса позже установленного времени, в девять часов тридцать минут… Спасибо.

– Пожалуйста, – машинально ответила я, не сводя глаз с пистолета. – Давайте его вышвырнем обратно на палубу.

– Давайте, – согласилась Алена. – Его тут же подберут прогуливающиеся там перед завтраком туристы и в лучшем случае зашвырнут нам обратно. О худшем – не будем.

В дверь постучали. Мы испуганно переглянулись, и я судорожно сбросила одеяло на пол.

– Извините, я не знал, что вы еще не одеты. О, а что это у вас одеяло на полу валяется? – Голос Лешика вывел всех из оцепенения.

– Ничего, – пробормотала Аленка, напяливая на пижаму мой халат. – Это у нас самодельный инкубатор. Боевое оружие выращиваем. Ты не стесняйся, проходи. В экстренных ситуациях дверь для тебя всегда открыта. Только закрой ее за собой на ключ. – Схватив одежду, и свою, и мою, она потянула меня в санблок. – Тетя Наташа все объяснит сыночку, а он пусть думает, что делать дальше.

Когда мы вернулись, одеяло на полу уже не валялось. Обе кровати были убраны. Пистолет в пластиковом мешочке из-под булочек лежал на прикроватной тумбочке. А над ним, сложив руки и наклонив набок голову, стоял Лешик, загораживая нам проход.

– Ты что, фантом? – возмутилась Алена. – Загородил всю дорогу.

– Нет, не фантом, – задумчиво промолвил Лешик. – Я мыслю, значит, я существую.

– А ты не можешь мыслить в другом месте? Например, на пуфике. Там и существовать удобнее.

Пока детки препирались, Наталья выдала предложение рассказать родной милиции всю правду о появлении пистолета на моей кровати. Все слышали – на теплоходе произошло убийство.

– Надеюсь, никто из нас не хватал оружие голыми руками?

Все отрицательно покачали головой.

– А как же оно попало в этот пакет? – засомневалась я.

– Обижаете! – возмутился Лешик. – В этот пакет оно попало с помощью моих одетых в другой пакет рук. И сейчас мы его запакуем еще в один.

Я удовлетворенно кивнула головой, но тут же заволновалась опять:

– Нет. Не пойдет. Нельзя раскрывать историю попадания пистолета ко мне на кровать. Только не надо возмущенных жестов! Просто дослушайте. Вам не показалось странным, почему убийца, имея прекрасную возможность выкинуть орудие убийства за борт, подкидывает его одной из туристок? В надежде, что она передаст его милиции?

Воцарилось секундное молчание. Затем заговорили все разом, перебивая друг друга. Мой голос опять заставил всех умолкнуть:

– Убийца хотел, чтобы подозрение или хотя бы его тень пали на нас. Вернее, на меня. Еще не знаю точно, но мне кажется, он, а может, и она желают освободить теплоход от моего, а значит, и от вашего присутствия. Милиция наверняка сделает выводы, что я каким-то боком причастна к происшествию. Меня в интересах следствия ссадят с теплохода под осуждающими взглядами отдыхающих. Вас, наверное, тоже как соучастников. Либо вы сойдете сами – из солидарности со мной.

– Не ссадят! – прозвучал решительный голос Лешика.

Мы и ахнуть не успели, как он схватил пакет с пистолетом и выскочил за дверь. Опомнившись, мы рванулись за ним, но в коридоре столкнулись с самоуверенной красавицей и Киллером. Да что ж это за разбойничий вертеп! Бестолково прыгая из одной стороны в другую, никак не могли разойтись. Если пытались обойти парочку слева, она шагала туда же. Метнувшись вправо, сталкивались с ней опять. При этом все вместе дружно извинялись. Умнее всех оказалась Алена. Она, в конце концов, раскинув руки в разные стороны, легонько пригвоздила нас с Наташкой к стене, предоставив возможность парочке беспрепятственно пройти мимо.

Лешик благополучно скрылся с глаз. И это значительно осложнило нашу задачу удержать его от опрометчивого шага. Какого, никто из нас не знал, но в то, что шаг или, скорее, бег был опрометчивым, уверовали все разом.

Гонка за Лешиком оказалась с препятствиями. Да еще какими! Везде, где только можно было приткнуться, кучковались туристы. Новость о чрезвычайном происшествии на теплоходе взбудоражила всех. Каждая группа имела свою версию случившегося. Так мы узнали, что в трюме находится группа террористов, захватившая в заложники капитана и старпома. Старпома для устрашения пристрелили. Требования террористов – миллион евро и высадка на Валааме. Ближе к ресторану рассказывали, как какой-то псих пристрелил шеф-повара. Или шеф-кока – как кому удобнее. Это и вызвало задержку завтрака. Самая большая скученность была в коридоре, ведущем к музыкальному салону. Конец коридора, включая гладильную, был перетянут вылинявшей красной полоской материи. Явно от чего-то оторванной. По обе стороны стояли два члена экипажа.

– Идет охота на волков, идет охота… – нервно процитировала Наташка Высоцкого.

– Какие волки! – возмущенно перебила ее худая истеричная особа, без конца шмыгающая носом. – Отдыхающего утюгом убили. За то, что дверь не открывал. А он случайно закрылся. Выпил лишнего и уснул в гладильной. Моя каюта недалеко. Я все слышала…

Члены экипажа хранили равнодушное молчание и ни на какие вопросы туристов не отвечали. Почти не задержавшись, мы понеслись на палубу. Когда забрались на самый верх, Аленку осенило – Лешик может быть в своей каюте. Наталья ахнула и понеслась вниз. А мы с Аленой с ужасом уставились на белый катер, стремительно приближающийся к теплоходу. Затем, расталкивая зевак, устремились за Натальей.

Лешика в каюте не было. Чуть не плача, мы, прихватив Наталью, поплелись к себе. Путь был свободен. Все высыпали на палубу. В холле и наткнулись на Лешика. Он спокойно изучал объявление о мероприятиях, запланированных на день.

– А на Мышкин всего три часа отпущено. Маловато будет, – с сомнением покачал он головой.

– Ничего, – процедила сквозь зубы Наталья. – Мало не покажется. Пройдемся?

– Далеко?

– Не очень. К Ирине Александровне. – И, не выдержав, оглянулась по сторонам, прошипела: – Ты куда кулек дел? По упаковке ведь тоже… все определить можно. Уж вложил бы свою визитку. Зачем людей утруждать?

– Не понимаю… О чем вы, маменька? Леночка! Завтрак, судя по всему, будет в обед. Пошли тяпнем кофейку. Весь теплоход гудит как улей. Главное, не поддаваться общей панике. – И подхватив Алену под локотки, он развернул ее в направлении нашего коридора. Для верности еще слегка и подтолкнул коленкой. Мы с подругой понуро пошли следом.

Едва дверь каюты закрылась, Лешик поднял руки вверх и, усмехаясь, сказал:

– Мы, как и все, ничего не знаем. И ничего к нам не залетало.

– Но как же ты… – промямлила Наташка.