Текст книги "100 знаменитых художников XIX-XX вв."

СИСЛЕЙ АЛЬФРЕД
(род. 30.10.1839 г. – ум. 29.01.1899 г.)

Известный французский художник-пейзажист, англичанин по происхождению, один из основоположников импрессионизма.

В тихих обаятельных пейзажах Альфреда Сислея, неповторимых в своей простоте и цельности, воплотился милый дух провинциальной Франции. Как же могли современники пройти мимо его наполненных музыкой произведений и не согреть в лучах славы нелегкую жизнь художника? В бурном развитии живописи второй половины XIX в. негромкий, спокойный художественный голос Сислея был заглушён громкими спорами и ярким новаторством. Но его имя неотделимо от истории французского искусства и расцвета импрессионизма.

Родился будущий художник в английской семье, переселившейся во Францию. Своей родиной он называл Париж, а самыми живописными местами считал его пригороды. Послушный родительскому желанию, Альфред в 18 лет уезжает для учебы в Англию, где затем служит в лондонской торговой фирме. Но коммерческие дела мало интересовали юношу. Он начинает самостоятельно изучать литературу и творчество лучших английских пейзажистов XIX в. – Констебля, Бонингтона и Тернера.

Вернувшись домой «из-за границы» в 1862 г. (английским подданным он оставался до конца жизни), Сислей поступает в мастерскую Г. Глейра. Но юного художника, как и его новых друзей К. Моне, О. Ренуара, Ф. Базиля, трудно считать его учеником. Академическое направление в живописи не привлекало молодых людей, и вскоре их «школой» стали пригороды Парижа. Скромная красота Фонтенбло, Шайо, Аржантайля, Онфлера была для Альфреда животворным источником вдохновения. Он избрал для себя небольшую область в живописи – отражение состояния природы, пейзаж, насыщенный воздухом, игрой света, живым настроением. Одна из его первых картин «Каштановая аллея в Сель-Сен-Клу» (1865 г.) доказывает, как скоро Сислей в совершенстве овладел техническими навыками живописи.

До 1870 г. Альфред, благодаря помощи отца, вел довольно обеспеченную жизнь. После закрытия в 1864 г. мастерской Г. Глейра он провел зиму в Париже, давая приют своим бедным друзьям-художникам, в частности О. Ренуару. Летом же он жил в деревне: вместе с К. Моне рисовал в Шайо, с Ренуаром – на Сене, создавая свои одухотворенные пейзажи на пленэре. После разорения отца в период франко-прусской войны условия жизни молодого художника резко ухудшаются. Теперь единственным доходом семьи становятся средства, вырученные от продажи его картин. Но не задумываясь о трудностях, Альфред не ищет других путей в жизни, целиком отдаваясь творчеству. Ренуар отмечал его «неизменно хорошее настроение» во время работы. Может, поэтому картины Сислея так восхитительны по цвету и настроению. Альфред часто переезжал из городка в городок, с любовью изображая их неброскую красоту.

Небольшой пейзаж «Городок Вильнев-ла-Гаренн» («Деревня на берегу Сены», 1872 г.) – одно из лучших его произведений. В нем Сислей соединяет строгую точность построения с открытостью цвета и свободой мазка, которая так свойственна импрессионистам. В соответствии с классическим стилем художник обрамляет живописный вид стволами и ветвями деревьев. Создается впечатление распахнутого в природу окна, углубляется перспектива, высвечивающая дальний план городка. Сколько красоты в обыденном: затененный деревьями ближний берег, лодка на сонной реке, небольшие желтые тропинки весело взбегают по противоположному склону и ведут зрителя к аккуратным беленьким домикам, торец одного из них веселое солнце раскрасило в красный цвет. Теплые пятнышки солнечного цвета играют в траве, зеленая листва переднего фона обрамляет бледное небо. Покой, умиротворение и тишина. О таких пейзажах О. Ренуар говорил, что «они возбуждают желание прогуляться в глубину их» по небольшой улочке, идущей между домиками.

Свою индивидуальность Сислей выражает в изяществе, нежности колорита и задушевности пейзажа. Его работы первыми из всей группы импрессионистов привлекли внимание известного торговца картинами Дюран-Рюэля. Он считал, что эти поэтические шедевры вскоре получат признание. На выставке «Анонимного общества» в 1874 г. Сислей представил пять пейзажей: «Дорога в Сен-Жермене», «Остров Ложи», «Сена в Пор-Марли», «Фруктовый сад», «Пор-Марли зимним вечером». Публики было много, но ее отношение к самобытным работам оставалось крайне предвзятым. Над картинами импрессионистов всячески потешались. Общество ополчилось на новаторов живописи, даже не вглядевшись в их полотна. Работы Сислея почти не были замечены на фоне других «скандальных» произведений.

Год спустя то же произошло на совместной распродаже картин художников-импрессионистов. Из 21 полотна Сислея с аукциона было куплено всего пять и по смехотворной цене. Художник пытался выставляться и два последующих года, но чаще всего его картины обходили молчанием или просто не замечали.

Из всех друзей-импрессионистов Сислей был самым сдержанным, робким, спокойным и скромным. Он не проповедовал о преимуществах новой живописной концепции. Художник просто слился с ней, все глубже проникая в суть того, что изображал. Для того чтобы почувствовать природу так тонко, как Сислей, нужно было понимать не только гармонию красок, но и мелодию звуков. У Альфреда любовь к музыке была воспитана с детства его матерью, Фелицией Сель. Он всегда признавался, что при игре на рояле «музыкальная фраза становилась как бы частью его самого». Сислей сосредоточивался на цвете, освещении, нюансах тени, как на мелодичных звуках природы, не ради внешнего эффекта, а для полного выражения своих чувств. Это сделало его живопись особенно чистой и проницательной. В своих работах живописец нашел хрупкое равновесие между воображением и реальностью.

«Я работаю так много, как только могу…» – писал он Дюран-Рюэлю. И хотя его называли «самым гармоничным» среди импрессионистов, отзывы критики о его произведениях были самыми недоброжелательными. Публика была еще не готова увидеть тонкие нюансы в полотнах «Эффект снега», «Дорога к водопою. Эффект инея» (1876 г.), «Эффект вечера» (1882 г.). Ее не тревожили «Вечерняя дорога», «Бледное осеннее солнце», «Луг-утро», «Опушка леса в Фонтенбло». Но как могло оставить равнодушным чуткое понимание Сислеем природы в картине «Ветреный день в Вене»? Этот пейзаж, как и все остальные работы, художник начинал писать с изображения неба, потому что оно не просто фон, а главная составляющая часть природы и движения. Ветер гонит тучи, написанные размашистыми, стремительными мазками. Пасмурное освещение делает траву очень темной, а стволы деревьев почти фиолетовыми. Важную роль в передаче ощущений играют факторы наложения красок и различные мазки. Порывы ветра усиливаются продолговатыми мазками-листьями, а плотно написанные ветви и стволы рельефно выступают на плоскости холста, сопротивляясь давлению.

Сам Сислей, подобно деревьям, сколько мог сопротивлялся ударам критики, не поддаваясь отчаянию. Он боролся, не теряя веры в успех, но не имел ни средств, ни покоя для работы. В 1885 г., в этот тяжелый для художника период, был написан «Берег Сены в Сен-Маме». Пейзаж кажется безграничным. Тень от стоящего позади наблюдателя строения затемняет передний план. В картине нет резких цветовых контрастов. Мягкие блики на поверхности песка. Красноватые склоны дальнего берега реки постепенно набирают зеленые тона, близкие к цвету неба. Только написанная выпуклыми мазками река кажется яркой и живой.

Недаром многие называли Сислея «художником воды». Множество полотен создал живописец с видами рек и каналов Франции, моря с парусными лодками в Англии, маленьких прудов («Сена в Пор-Марли», «Берег ручья», «Разлив в Пор-Марли», «Сена в Пике», «На берегу Луэна», «Хижина на берегу реки»). Одна только тема наводнения в Пор-Марли составила у Сислея целую серию. Переливы воды художник воссоздавал, как вечное движение самой жизни.

Так же, как и эффекты освещенной воды, живописца интересовали снежные композиции (50 зимних пейзажей). В своей картине «Снег в Лувесьене» (1873 г.) Сислей создает сложную диагональную композицию, чтобы противопоставить яркости и великолепию белого снега напряженную тень голубовато-лилового цвета. Его чистота гармонично сочетается с ясным небом, создавая незабываемое впечатление зимней свежести.

Охотнее всего Сислей изображал природу, обжитую человеком. Красота небольших провинциальных городков и деревушек в обрамлении светлых пейзажей и мягкого освещения дополнена движением воздуха, облаков и присутствием человека. Границы света и тени не разделяют, а подчеркивают слияние природы и жилых строений. «Если солнце делает определенные части пейзажа более нежными, оно же выделяет в то же время более резко другие. Эти эффекты освещения, доходящие в природе до впечатления почти вещественного, должны передаваться вещественно и на полотне», – говорил художник, отстаивая свою творческую манеру.

Но чтобы добиться признания своего искусства, нужно быть борцом, как К. Моне, О. Ренуар, К. Писсарро. Сислею не доставало их мужества и упорства. После неудачной выставки 1887 г., безуспешных попыток продать картины во Франции и за рубежом художник с семьей переезжает в Море и почти полностью прекращает общение с друзьями. «Я устал от этой жизни-прозябания, которую я претерпеваю столь долго», – писал он критику Т. Дюре. Но жалуется на непризнание и тяготы жизни Сислей крайне редко. После нескольких лет затворничества его произведения почти потеряли непосредственность и живость ранних работ. Живописная манера становится более жесткой, приближаясь к стилю постимпрессионизма. Но в своих пейзажах художник все же сумел сохранить лирическую тонкость, мягкость и нежность, которые давала ему поэтическая любовь к природе.

В 1897 г. в галерее Жоржа Пти открывается очередная выставка Сислея, на которой были представлены десятки картин из частных собраний. Художник с радостью узнает, что пресса и критики не придираются, как обычно, к его произведениям. В нем вспыхивает с новой силой желание работать. Но времени почти не остается. Врачи бессильны излечить рак горла. Предчувствуя близость смерти, Сислей вызывает к себе К. Моне и прощается с ним, твердо уверенный, что старый друг не оставит семью в нищете. 29 января 1899 г. смерть забрала измученного болезнью художника.

К. Моне устроил распродажу пейзажей Сислея и картин, пожертвованных друзьями в пользу семьи. В г. Море в 1911 г. на средства, собранные художниками, был установлен памятник Альфреду Сислею работы Эжена Тивье.

Среди импрессионистов он был одной из самых крупных, ключевых фигур, однако при жизни его искусство было близко лишь художникам и некоторым коллекционерам. И только после смерти творчество художника было оценено по достоинству. Зрители наконец увидели, что обаяние его живописи не уменьшается с годами, что картины наполнены «нежной безупречной гармонией». Появилась мода на полотна Сислея, воссоздающие «тихие мгновения неприметных скромных уголков земли». Цены на его произведения баснословно взлетели. Фраза, сказанная Т. Дюре еще в 1878 г. о том, что «природа у Сислея производит на зрителя радостное, улыбающееся впечатление», – оказалась пророческой. И если в музеях Парижа, Стокгольма, Лондона, Петербурга или Праги вы почувствуете «вкус, тонкость, спокойствие», исходящие от незамысловатого пейзажа, не сомневайтесь – это работа «обаятельного художника» Альфреда Сислея.

СОМОВ КОНСТАНТИН АНДРЕЕВИЧ
(род. 30.11.1869 г. – ум. 06.05.1939 г.)

Известный русский художник, мастер станковой живописи и графики, скульптор-прикладник.

Один из организаторов и активных деятелей объединения «Мир искусства».

Академик Петербургской академии художеств.

В. Стасов – пропагандист искусства передвижников и непримиримый противник идеологии «мирискуссников» – назвал К. Сомова (вкупе с Врубелем) типичным образцом декадентства. Эта оценка надолго прижилась в советском искусстве. И. Грабарь, в противовес сложившемуся мнению о художнике как о человеке «ущербном», служащем «страшную панихиду об усопшем быте», увидел в Сомове некую тайну, которая составляет главную притягательную силу его произведений. А крупный исследователь и историк искусства С. Яремич даже считал художника по своей природе «мощным реалистом». Однако при столь разных оценках все сходились в одном: К. Сомов обладал талантом и не стоял на месте, его творчество – это путь эволюции, а исходит оно из русских недр. Что же касается стремления к «красивости», увлечения «галантным» XVIII веком, то оно вполне объяснимо.

К. А. Сомов был эстетом, до мозга костей дворянином – по происхождению, воспитанию, мироощущению и творчеству. С юных лет он отличался эрудицией в области истории, литературы, живописи, театра, музыки, владел несколькими языками, путешествовал по Европе, имел безупречный вкус и массу способностей. Рисовать мальчик начал чуть ли не с трех лет, много читал, играл на рояле, хорошо пел и помышлял даже стать профессиональным певцом. Разумеется, эти задатки могли реализоваться благодаря семье.

С родителями художника нас знакомят портреты, написанные в конце 90-х гг. Андрей Иванович Сомов был потомком выходца из Золотой Орды, хранил свою родословную и гордился тем, что знал ее вплоть до XIV века. С полотна смотрит типичный интеллигент, у него тонкие черты лица, умный и строгий взгляд из-за пенсне, горделивая осанка, красивые руки. Он окончил физико-математический факультет Петербургского университета, преподавал математику и страстно увлекался искусством, изучал его, сам рисовал и гравировал, занимался литературно-издательской деятельностью. Уже в зрелом возрасте Андрей Иванович решился сменить профессию, стал работать редактором журнала «Вестник изящных искусств», читал лекции по истории искусства на Петербургских высших женских курсах, с 1886 по 1909 г., то есть до конца жизни, являлся главным хранителем Эрмитажа. Его супруга, Надежда Константиновна, выглядит совершенно иначе: полноватая, улыбчивая, с добрыми глазами, от нее исходит домашнее тепло. Она была образованной женщиной, замечательной хозяйкой, любила выпекать всякие вкусности и угощать ими. Заботливо растила троих детей – Сашу, Костю и Аню, обучала языкам, музыке и сыграла большую роль в их эстетическом воспитании.

Дом Сомовых отличался хорошей библиотекой и обилием картин. Глава семьи собирал их, заботливо хранил, раскладывая по папкам и шкафам, снабжал записями и охотно рассказывал о своих приобретениях. Дети буквально росли в мире искусства. Когда отец стал работать в Эрмитаже, они считали музей чуть ли не частью своего дома.

Костя оказался одареннее других детей, хотя они тоже пошли по пути служения искусству. В 1888 г., не закончив гимназии, он поступил в Академию художеств. Не без влияния отца, потому что долгое время сомневался в правильности этого шага и своих способностях, стеснялся показывать работы. По этой причине не сохранилась ни одна его академическая работа – он их просто уничтожил. А первые пять лет учебы в академии юноша считал вообще потерянными. Когда же на смену рутине пришла прогрессивная система обучения и студенты получили право выбирать наставника, Сомов избрал класс И. Е. Репина и проучился в нем с конца 1894 г. до середины 1897 г.

За это время он неизмеримо вырос, обрел собственный стиль и определил пристрастия, создал ряд интересных работ. Хотя в них еще чувствовалось влияние Репина (в портретах) и Серова (в пейзажах), а также стремление приблизиться к любимому жанристу Федотову и пониманию живописной техники голландцев XVII в. Особенно К. Сомов продвинулся как рисовальщик и акварелист, о чем свидетельствовали упомянутые портреты родителей, девочки Оли, художницы А. П. Остроумовой, госпожи Обер, а также ряд пейзажей, написанных за два лета (1895 и 1896 гг.) на даче семьи Бенуа под Ораниенбаумом. Здесь появились «Белая ночь. Сергиево», «Ручей», «Дорога на даче», «Вечерний пейзаж. Мартышкино», «Дерево в поле» и другие работы, выполненные акварелью и маслом. Оценив их, сам Репин согласился, что этому молодому человеку в академии уже делать нечего: налицо были необходимые навыки, упорство и жажда творчества.

Талант Сомова признавали и соученики. Причем это были не досужие комплименты, а мнения грамотных ценителей – прежде всего Бенуа, Нувеля, Философова и его брата Дягилева, Л. Бакста. К этим художникам и присоединился Сомов в Париже осенью 1897 г. Позже туда приехали Лансере, Яремич, супруги Обер, Остроумова. Друзья наслаждались выставками, спектаклями, поездками по стране, особенно любили Версаль. И конечно, с молодым задором работали и обсуждали свои произведения, строили грандиозные планы. Так в 1898 г. родилась идея создания нового выставочного объединения «Мир искусства» и специального журнала с тем же названием.

К. Сомов в силу своего характера не играл столь активной организаторской роли, как идеолог группы Бенуа или устроитель выставок молодых художников Дягилев. Его вкладом в общее дело было творчество – оформление журналов («Мир искусства», «Художественные сокровища России» и др. изданий), создание обложек, афиш, театральных программ, конвертов, экслибрисов и т. п. Наиболее удачными были иллюстрации к юбилейному изданию Пушкина «Граф Нулин» и повести Гоголя «Портрет», обложка альманаха «Северные цветы». Особенно высокую оценку получили обложка сборника стихов Бальмонта «Жар-птица» и иллюстрации для книги маркизы фон Блей, выполненные в 1907 г. и причисленные к шедеврам рисовального искусства. Этим произведениям присущи особая утонченность и изящество, проповедовавшиеся «Миром искусства» в области книжной графики и театрально-декоративной живописи. Сомов не создавал монументальных росписей или театральных декораций (кроме эскиза занавеса «Свободного театра» в Москве), отдавая предпочтение скрупулезной работе над миниатюрой. И добивался тонкости рисунка, изобретал виньетки, часами выискивал нужные линии, создавал заставки и законченные по композиции орнаменты, применял разную технику (тушь, акварель, гуашь в различных комбинациях). Показательна в этом плане любовь художника к «прелестным мелочам»: как и отец, он был страстным коллекционером, везде покупал красивые безделушки, старые гравюры, рисунки, а потом увлекся изготовлением фарфоровых статуэток и со всей тщательностью их расписывал.

Терпение и труд принесли Сомову широкую известность. Он был участником всех выставок «Мира искусства», позже – «36-ти», «Союза русских художников». Первая его персональная выставка состоялась в Петербурге (1903 г.), на ней экспонировалось 162 работы. Произведения художника увидели в Германии и Франции. Вышел персональный альбом Сомова. О его творчестве говорили, писали, спорили. А он все больше удивлял ценителей искусства неожиданными проявлениями своего дарования. Многими не воспринимались его нарочитый «примитивизм», кукольные персонажи (маркизы, ряженые) и атрибуты (беседки, озера, фейерверки, поцелуи) таких картин, как «Дама у пруда», «Конфиденции», «Отдых на прогулке» и др. Но «ретроспективность» подобных произведений отражала душевное состояние автора, раздвоенность его существования. Сомова манила настоящая жизнь, но очень уж она не соответствовала его представлениям о прекрасном. Так родился иной, ирреальный и в чем-то абсурдный «сомовский» мир, близкий к эпохам барокко и рококо, в котором художник «прятался» еще многие годы.

Одновременно из живых впечатлений рождались вполне реальные картины («В детской», «Белая ночь. Сергиево», «Радуга», портреты близких людей). Специалисты считают, что К. Сомов больше всего преуспел как портретист, хотя и здесь был неоднозначен. Порой его модели превращались в «кукольные» картинные копии. Иллюстрациями могут служить «Эхо прошедшего времени», в меньшей степени другие портреты – «Дама в розовом», «Спящая дама». Художнику удавалось так глубоко проникнуть во внутренний мир человека, что он часто подмечал скрытые от других, тайные нюансы, добивался «душевного единения» с изображением. Иногда портреты рождались очень долго, по предварительным эскизам, наедине с собой и получались не очень похожими, нехарактерными по психологической разработке. Таким считали, например, знаменитый портрет Блока. Однако в 1906–1910 гг. у Сомова были и «теплые» работы – целая галерея изображений деятелей литературы и искусства (Лансере, Кузмина, Добужинского, Сологуба и др.).

Особое место среди портретов занимает «Дама в голубом», написанная в течение 1897–1900 гг. И не только потому, что автор питал нежные чувства к соученице по Академии художеств Е. Мартыновой. Это был ретропортрет – новое слово в русской портретной живописи. Свой идеал женственности и красоты художник поместил в декоративный пейзаж, одел в старинное декольтированное платье, придал ее облику романтичность и некую отрешенность. Дело в том, что, позируя, девушка была неизлечимо больна. В 1903 г. эту картину, первую из работ Сомова, приобрела Третьяковская галерея. А спустя год Мартынова умерла.

Следующее десятилетие в творчестве художника отмечено глубокими переживаниями, ощущением ненужности и неприкаянности. Отсюда его меланхоличные, а подчас и уродливые, пугающие образы («Арлекин и дама», «Итальянская комедия», «Юноша на коленях перед дамой», «Зима. Каток»). Ему самому становилось невмоготу, и он писал в дневнике: «От маркиз и парков моих меня тошнит». А чего стоит беспощадная самокритичная оценка своих работ, представленных на московской выставке 1914 г.: «Впечатление картин несовременных, как будто уже умершего художника».

Тем не менее именно в это время Сомов был удостоен звания академика Академии художеств. В издательстве Кнебеля в Москве готовилась к выпуску монография о его творчестве, но она так и не вышла, потому что в 1915 г. магазин и склад издательства были разгромлены и многие материалы погибли. В 1919 г., к 50-летию художника, в Третьяковской галерее экспонировалась его юбилейная выставка.

Будучи неординарной личностью, К. А. Сомов нашел выход из творческого тупика. Это было обращение к натуре. Два года он посещал спецкласс в школе Е. Званцевой, ходил к Бенуа, где собирались поработать художники. Отныне у него стали четко прослеживаться два пути – картины «из головы» и сделанные с натуры. Особенно охотно он писал пейзажи, а простор своей фантазии давал в сложных натюрмортах, портретах и оформительских работах.

Став зрелым мастером, Сомов работал так же медлительно и скрупулезно, не изменяя своим принципам и профессиональной чести. Таким же честным и последовательным он был вне творчества. В юности вместе с товарищами выступил против хамского поведения академического начальства (известный бунт 1897 г.). В 1915 г. отказался баллотироваться в действительные члены академии, так как она находилась в ведении императорского двора, а вслед за этим отверг предложение писать портреты членов царской семьи, не скрывая того, что культуру самодержца считал «примитивной и убогой». Как в общем-то аполитичный, но умный и объективный человек, Сомов приветствовал падение монархии в феврале 1917 г. и стойко встретил октябрьские события (он лишился собственного дома и солидных сбережений в банке). Затем, благодаря заботам Луначарского, на коллекции художника – антикварную мебель, фарфор, картины была выдана охранная грамота, его освободили от трудовой повинности и дали возможность заниматься своим делом. Он не думал о бегстве из России, а мучился тем, что его творчество оказалось ненужным. В то же время советское искусство никак не отвечало его эстетическим идеалам и уровню мастерства.

В декабре 1923 г. произошло событие, круто изменившее жизнь художника. Вместе с И. Грабарем он выехал, как уполномоченный от художников-петроградцев, с русской выставкой в Америку. Попутные встречи с коллегами и ценителями в Риге, Берлине, Лондоне, Париже, появление публикаций в прессе, впечатления от полнокровной творческой обстановки сделали свое дело. Сомов принял решение не возвращаться на родину. После выполнения всех обязанностей в Нью-Йорке в 1925 г. он отплыл из Америки во Францию. «Что-то принесет мне жизнь в Париже? – писал он сестре Анне. – Во всяком случае, у меня там будет работа».

Относительно работы Константин Андреевич не ошибся. Только за один 1927 г. он написал более 50 миниатюрных акварельных пейзажей и жанровых сцен, ряд замечательных портретов – Лукьянова, товарища, с которым жил в одном доме, певицы и пианистки Брайкевич, а также превосходные портреты Рахманинова и его дочери. В декабре следующего года художник выставил в Париже 63 работы и потом ежегодно принимал участие в вернисажах различных городов Европы: Копенгагена, Берлина, Белграда, Венеции, Лондона. В июне 1930 г. в одной из парижских газет появилась статья «Сомов и Левицкий», где говорилось о молодости художника, обновлении, достижениях в живописи, отмечалось, что «из прежнего скептика, уходящего от жизни», он стал «благостным и полюбившим жизнь».

Был ли он тогда счастлив? Вряд ли. Просто все устоялось и пошло своим чередом. Сомов говорил, что не способен быть счастливым. С годами художник становился все более нелюдимым, замкнутым и нетерпимым. Круг его общения был невелик – М. Лукьянов, семья Рахманиновых, преданный Шура Бенуа и кое-кто из навещавших друзей. Личная жизнь так и не сложилась. Самым дорогим человеком оставалась сестра – Анна Андреевна, с которой поддерживалась регулярная переписка. В Париже жил еще племянник (сын брата), иногда они встречались. Главным же для Константина Андреевича было творчество и новости культурной жизни.

Из работ последних лет видно, что художник пребывал в расцвете таланта и имел еще большой потенциал. У него было много заказчиков, а для души создавались произведения типа «Окно – дверь – пейзаж», «Окно – пейзаж – натюрморт», «Натюрморт с автопортретом». Замечательны также картины «Русский балет», пейзажи местечка Гранвилье и др. Автор блистал техникой и мастерством композиции, экспериментировал со сложными зеркальными отражениями, светом, красками.

К шестидесяти годам Сомов со смехом и грустью оглядывался на сделанное, особенно жалел, что потерял много времени на дам в кринолинах и «человечков без костей», как называл их Репин, на «отсебятину, дилетантство, ужасающие, мертвые, безвкусные московские портреты». «Вот, дитя мое, – обращался он к сестре, – мысли о загубленных годах и неисполненном долге». Как всегда, художник слишком критически оценивал свое творчество, но прав был в том, что времени оставалось мало. Даже не подозревал, как мало: через четыре года он внезапно скончался.

Потрясенный этой утратой А. Бенуа опубликовал обширный некролог, больше похожий на статью. Кроме трогательных воспоминаний, в нем содержалась такая оценка творческого наследия художника: «Основная черта этого скромного искусства есть бесспорная его вдохновенность – истинная «милость Божья». Затем следовали пророческие слова: «Когда все то марево, весь тот кошмар лжи, что сейчас наводнили царство искусства, будут изжиты… то изголодавшихся людей потянет именно к искусству скромному, но абсолютно подлинному… И вот тогда среди очень немногих избранных и Сомов займет наверняка подобающее ему место ценнейшего для всех художника – к тому же художника, в котором чарующее русское начало чудесным образом сплетено с общечеловеческим».