Текст книги "100 знаменитых художников XIX-XX вв."

ТУЛУЗ-ЛОТРЕК
(род. 24.11.1864 г. – ум. 9.09. 1901 г.)

Полное имя – Анри-Мари-Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа.

Известный французский художник, великолепный портретист, мастер плаката.

Автор более шестисот картин, сотен литографий, тысяч рисунков и набросков.

Жизнь этого удивительного художника была короткой, бурной и драматичной. Тулуз-Лотрек был наделен ярким талантом живописца, но по воле злой судьбы лишен главного для человека дара – здоровья. Еще подростком превратившись в уродливого калеку, он твердо решил, что свою жизнь проживет как полноценный человек, работая и находясь среди здоровых людей. «Пожалуй, трудно найти человека, который бы так предельно ясно понимал свою судьбу и относился к ней так трезво», – писал в своей книге о живописце французский литератор Анри Перрюшо.

Анри был потомком знатного графского рода. Отец будущего художника, граф Альфонс де Тулуз-Лотрек-Монфа, и мать, графиня Адель, урожденная Тапье де Селейран, приходились друг другу двоюродными братом и сестрой. В семье очень радовались появлению на свет маленького Анри, ведь в нем Тулуз-Лотреки видели свою надежду и гордость, наследника могучего и величественного рода. Очаровательного малыша окружили трепетной заботой и любовью, с нежностью называя его Маленьким Сокровищем. Для Анри, которого все обожали и баловали, не было ничего недозволенного. Мальчик рос слабеньким, заметно отставая в физическом развитии от своих сверстников, но это не мешало ему быть веселым, необычайно подвижным и любопытным ребенком. Озорничая, он без устали целыми днями носился по всему поместью. «Анри поет с утра до вечера, – писала его бабушка. – Это настоящий сверчок, он веселит весь дом. Каждый раз, когда он уезжает, в доме становится ужасно пусто, потому что он один заменяет двадцать человек». Отец Маленького Сокровища, страстный любитель лошадей, соколиной и псовой охоты, часто брал с собой сына на скачки и прогулки по Булонскому лесу. Маленький Анри с нетерпением ждал того времени, когда он станет «таким же ловким, сильным, таким же замечательным наездником, как отец».

Граф Альфонс не только привил своему сыну любовь к охоте и лошадям, но и первым познакомил его с живописью. Часто он приходил вместе с сыном в мастерские к своему другу, художнику Рене Пренсто, с которым мальчик тоже вскоре подружился. Заядлый охотник, любитель скачек, Рене мастерски изображал собак, лошадей, охотничьи сцены и эпизоды скачек. Анри любил бывать у художника и часами следить за его работой. А через некоторое время уже и сам стал проводить много времени за рисованием. Он изображал то, что тогда очень любил – лошадей, собак, птиц. Как и его учителю, Анри удавалось особенно точно передавать движения животных и людей.

Графиня Адель очень гордилась успехами сына, но его слабое здоровье вызывало у матери все большую тревогу. Мальчик рос очень медленно и по-прежнему был очень хилым – иногда, чтобы передвигаться, ему даже приходилось использовать палку. Физически крепкий и могучий граф Альфонс, страстно желающий видеть в Анри своего товарища по охоте, не без жалости, а может, и с долей презрения, смотрел на своего тщедушного сына. Но никто тогда не мог и предположить, что их Маленькое Сокровище ожидает еще более страшная участь – участь калеки.

В 1878 г., когда Анри исполнилось 14 лет, он сломал шейку левого бедра, а через пятнадцать месяцев после этого его хрупкие кости снова не выдержали – на этот раз перелом правого бедра. Бареж, Ницца, Ламалу – никакие дорогие курорты, куда возила юношу мать, не могли улучшить состояние его здоровья. Болезнь, таившаяся в мальчике годами, после роковых переломов обрушилась на него со всей своей беспощадностью. Руки и ноги Анри совсем остановились в росте, в то время как туловище и голова развивались нормально и потому казались огромными. За целый год юный Лотрек вырос всего на один сантиметр. Безжалостные метаморфозы произошли и с его лицом: нос стал слишком толстым, а губы безобразно набухли, нависая над скошенным подбородком. Никто не осмеливался теперь называть Анри Маленьким Сокровищем, настолько нелепа и непропорциональна была его фигура и уродливо лицо. Отныне до конца своих дней, превозмогая боль и страдания, Лотрек будет шутить и смеяться над своей клоунской внешностью, тем самым упреждая чужие насмешки. Это подтрунивание над собой в течение всей его жизни служило Лотреку средством самозащиты, ведь тогда смеялись уже не над его уродством, а над его шутками и гримасами.

Мечты об охоте и лошадях пришлось навсегда забыть. С горечью и тоской юный Лотрек думал о том, что нормальная жизнь не для такого уродца, как он. Но превратиться в калеку, окруженного вниманием близких, изолировать себя от окружающего мира – нет, этого Анри себе позволить не мог. Уже тогда он понимал, что только благодаря карандашу и кисти сможет завоевать место среди «нормальных» людей. Одержимый живописью, юноша стал без устали работать. Только за 1880 г. шестнадцатилетний Лотрек создал 300 рисунков и более 50 полотен. Анри Перрюшо писал о юном художнике: «Живопись была для него всем: и времяпрепровождением, и бегством от жизни, и способом заглушить свое желание жить. Но главное, она помогала ему утвердить себя как в своих собственных глазах, так и в глазах окружающих…Живопись становилась для него вопросом жизни. Он хотел взять реванш, добившись успеха в той единственной области, которая его притягивала».

Рене Пренсто был в восторге от «изумительных успехов» ученика и щедро делился с ним тайнами своего мастерства. Лотрек же подражал «мэтру», «как обезьяна», – заимствовал его легкую светлую манеру письма, его приемы, его мазок. Физические недостатки каждого из них (Пренсто был глухонемым от рождения) еще сильнее сблизили тридцатисемилетнего учителя и шестнадцатилетнего ученика.

Судя по ранним работам Тулуз-Лотрека, уже в ту пору у него было четкое, ясное представление о том, «что он ищет в искусстве». «Я старался изобразить правду, а не идеал. Возможно, это и порочно, но я не опускаю ни одной бородавки, мне нравится украшать их вьющимися волосками, закруглять их и привлекать к ним внимание», – говорил он.

Тулуз-Лотрек понимал, что для того, чтобы стать настоящим живописцем, он должен серьезно учиться, и потому решил поступать в Школу изящных искусств, предварительно подготовившись «в какой-нибудь хорошей художественной мастерской». Его появление в парижской мастерской художника Леона Бонна только в первые дни вызвало насмешки и издевки учеников. За короткий период этот неуклюжий гном покорил своих товарищей удивительной душевностью, общительностью, живостью, мальчишеством и своим независимым поведением. Едва люди успевали познакомиться с этим карликом, они переставали замечать его уродство. «Я ликерная бутылка», – смешно шепелявя и гримасничая, говорил Тулуз-Лотрек, и люди смеялись над его шуткой, а не над внешностью.

В мастерской Бонна, а затем и в мастерской еще одного знаменитого художника – Фернана Кормона Лотрек не только заново постигал азы мастерства, которым научил его Пренсто, но и осваивал новые приемы, развивая и оттачивая свой талант. Увы, не все складывалось так, как хотелось бы, иногда им овладевала растерянность и безысходность. «Я отнюдь не возрождаю французское искусство, – писал Анри. – Я сражаюсь с несчастным листом бумаги, который не причинил мне никакого зла и на котором, уверяю вас, у меня не получится ничего хорошего». «Охраняя семейную честь», граф Альфонс потребовал от сына, чтобы тот взял себе псевдоним. С горечью Анри покорился и стал подписываться анаграммой своей фамилии – Трекло, или же совсем оставлял картины без подписи. Боль и тоска охватывали Лотрека, когда он размышлял о своей судьбе, видя, что его «хотят лишить даже имени. Недостойный отпрыск прославленного и могучего рода» Анри де Тулуз-Лотрек стал чужим для своей семьи. Даже право первородства, которое должно было перейти от графа Альфонса к сыну, досталось младшей сестре Алике. Только мать, которая понимала, как сильно страдает ее ребенок, утешала сына, окружив его нежной любовью, в которой он так нуждался.

Бог наделил Тулуз-Лотрека чувствительной, нежной душой и страстным темпераментом. Но на что может надеяться уродливый карлик? Не обольщаясь, Лотрек понимал, что только проститутки, падшие сумасбродные женщины могут подарить ему свою «любовь», вернее, ее подделку. Приехав в Париж, он стал другом проституток и танцовщиц с Монмартра, которых, возможно, никто и никогда так не понимал и не любил, как «мсье Анри». «Они сердечные женщины, – говорил Лотрек. – Ведь хорошее воспитание дается сердцем. Мне этого достаточно». Постепенно Монмартр с его кафе-шантанами, ночными кабачками и домами терпимости, куда стекался весь парижский сброд, стал центром жизни художника. Здесь он чувствовал себя свободно и непринужденно: к его виду быстро привыкли, и никто не обращал на него внимания. «Лотрек получал истинное наслаждение в этой атмосфере, где то ли животные чувства поднимались до магии искусства, то ли искусство опускалось до скотского уровня», – писал Анри Перрюшо. Именно здесь, в царстве нищих, проституток, бездарных поэтов, натурщиков и разных других «феноменов», люди «раскрывались охотнее и свободнее, чем где-либо, с большей откровенностью, бесстыдством и непосредственностью».

С каждым днем Монмартр завоевывал все большую славу. Теперь по вечерам огни «Элизе», «Мулен Руж», «Мирлитона» и «Ша-Нуар» привлекали сюда знаменитых актеров, журналистов, богатых буржуа, дам света и полусвета. Здесь, на Монмартре, Тулуз-Лотрек впервые получил общественное признание как живописец. Увидев фигурку этого карлика в дверях кабаре «Мирлитон», его хозяин Аристид Брюан громко объявлял: «Тише, господа, пришел великий художник Тулуз-Лотрек…» Здесь же на Монмартре, живописец находил и основные темы для своего искусства: увеселения в «Мулен Руж», «Мулен де ла Галетт», в кафе и кабачках. За вечер, проводимый в этих заведениях, Лотрек много раз брался за карандаш, делая наброски всего, что видел. Колоритные сцены причудливого мира ночного Парижа предстают перед нами в картинах Лотрека «Бал в "Мулен де ла Галетт"» (1889 г.), «Танец в "Мулен Руж"» (1890 г.), «В "Мулен Руж"» (1892 г.). В своих произведениях Лотрек никого не осуждал, но и не одобрял: он «просто анализировал, никакие проявляя своих чувств», лишь подмечая окружающую жизнь – «жизнь без прикрас».

С темой развлечений «Большого Бульвара» в творчестве художника тесно связана и тема проституции. В картинах «Женщина, натягивающая чулок», «Салон» художник, ничего не приукрашивая, искренне и правдиво стремился показать «не то, что противно человеческой сущности, а наоборот – нечто глубоко человеческое».

Особое и, пожалуй, главное место в творчестве Лотрека занимает портретная живопись («Портрет графини Адель де Тулуз-Лотрек», 1883 г.; «Портрет Сюзанны Валадон», 1885 г.; «Портрет актера Анри Самаля», «Портрет Луи Паскаля», 1893 г.; «Портрет доктора Тапье де Салейрана», 1894 г.).

Помимо картин за свою недолгую жизнь Тулуз-Лотрек создал множество рисунков и иллюстраций для журналов. Рисование не было для художника побочным занятием, он подходил к нему со всей тщательностью. Однажды уже знаменитый к тому времени Дега, увидев рисунок Лотрека, долго рассматривал его, после чего произнес: «Подумать только, это сделал молодой, а мы столько трудились всю жизнь!» Слова прославленного мастера стали большой радостью для художника.

Рисовал Лотрек и афиши («Японский диван», «Жана Авриль», обе в 1892 г.). Именно он создал искусство броского, эффектного плаката. Художник обладал всеми необходимыми плакатисту данными – «чувством монументальности, декоративности, необходимой экспрессией стиля и острым, мелким контуром». Уже первая афиша «Мулен Руж», расклеенная по всему Парижу, мгновенно сделала его знаменитым, по крайней мере как плакатиста. А вскоре Тулуз-Лотрек познал, что такое настоящая слава. В 1892 г. «горькое, лихорадочное и бесстыдное» искусство Лотрека стали понимать и ценить во Франции. С этого года он много выставляется, в прессе пишут восторженные статьи о том, что художник «очень выгодно выделяется на фоне множества банальностей». Вновь возрождающееся искусство литографии, которым Тулуз-Лотрек стал заниматься в 1893 г., выдвинуло его в первые ряды французских графиков. Его замечательные эстампы («Ла Гулю и ее сестра» и

«Англичанин в "Мулен Руж"»), как и многие другие, были напечатаны и выпущены в продажу. Живописец стал так знаменит, что в 1895 г. на его произведения уже появились подделки.

Получив признание, Тулуз-Лотрек все так же много писал, рисовал и развлекался. Он не пропускал ни одного костюмированного бала, ходил в цирк, бывал на корриде и, конечно же, на Монмартре. Художник стремительно мчался по жизни с неистовым желанием жить, все познать и испытать, не оставляя себе ни минуты покоя. «Жизнь прекрасна!» – твердил себе маленький калека, и его удивительная жизнерадостность могла обмануть кого угодно. Только очень близкие знали, что за этой веселостью и непоседливостью таятся горечь и неудовлетворенность несчастного человека. «Он никогда не забывал о своей судьбе, – писал Перрюшо, – судьбе, которой он старался управлять, ограждая себя от угнетенности и одиночества сумбурной жизнью, которую он вел».

Тулуз-Лотрек много пил, но не для того, чтобы «забыться», и поначалу его пристрастие не вызывало опасений. Он никогда не скупился и пил только хорошие дорогие напитки. «Я такой же гурман, как кошка епископа», – признавался Анри, чьи предки славились своим чревоугодием. Но вскоре он мог пить не только выдержанный коньяк, но и «терпкое винцо в простой лавке». Оно доставляло ему удовольствие и вызывало в нем «то перевозбуждение, то исступленное состояние, которое придавало ему силы и заменяло веселье». К тому же, когда выпьешь, «все так упрощается, становится настолько легче!» Интересно, что Тулуз-Лотрек одним из первых во Франции постиг искусство приготовления коктейлей. Он обожал смешивать различные вина, придумывая новые сочетания, и был счастлив, когда приглашенные в его дом гости хвалили эти небывалые напитки. Но художник никогда не работал в состоянии опьянения, и так как с каждым годом он пил все больше, то и картин у него становилось все меньше. В 1897 г. он написал всего лишь около пятнадцати полотен, а ведь не так давно создавал их сотнями.

Друзья, пытаясь избавить Лотрека от пьянства, не раз предлагали ему съездить за границу – в Англию, Голландию, чтобы отвлечься. Но поездки давали лишь временный результат – возвращаясь, Лотрек принимался за старое. Он щеголял своей сумбурной беспорядочной жизнью, отмахиваясь от нравоучений и советов тех, кого огорчало его поведение. Друзья принимали его таким, каким он был, и те, «кто любил его, любил его всей душой». А ведь этот маленький человечек мог быть не только душевным, но и вспыльчивым, нетерпеливым, просто невыносимым «тираном». Он не знал милосердия, капризничая и беспрестанно заставляя друзей делать то, что ему хочется. Он запрещал им вести с ним разговоры о политике, так как ненавидел ее; не позволял здороваться с теми, к кому сам не благоволил. Но его жизнелюбие, задор, остроумие затмевали все, и поэтому друзья многое прощали художнику. Правда, с годами все реже и реже можно было увидеть прежнего, веселого и озорного Лотрека. Близкие и друзья зачастую становились свидетелями его необъяснимых вспышек гнева, эксцентричных выходок, бесмысленных поступков. Однажды соседи Тулуз-Лотрека были разбужены выстрелами, доносившимися из комнаты художника, – сидя на кровати, он стрелял в паука, который плел паутину в углу комнаты. Алкоголизм и сифилис, которым он заразился от одной из проституток, подтачивали силы художника. Казалось, он сознательно губил себя и «намеренно «шел ко дну». Лечение в первоклассной психиатрической лечебнице, куда родные поместили художника после приступа белой горячки, лишь на время немного восстановило состояние его здоровья. Выйдя из клиники, Лотрек продолжал писать, работая упорно и старательно, но каждое произведение давалось ему с большим трудом.

Из последних работ живописца исчезли присущие его кисти виртуозность, легкость и трепет. Тулуз-Лотреку становилось все хуже и хуже: он очень сильно похудел, почти оглох, все его тело постепенно сковывал паралич. Но, даже предчувствуя близкую смерть, этот необыкновенный человек находил в себе силы шутить. «Когда я умру, у меня будет нос Сирано!» – с грустной улыбкой говорил он друзьям.

Умер «некрасивый маленький гений» Анри де Тулуз-Лотрек совсем молодым, в 37 лет. Его художественное наследие, завоевавшее всемирное признание и оказавшее большое влияние на искусство, велико: около шестисот живописных работ, сотни литографий, тридцать один плакат, несколько гравюр и монотипий и тысячи рисунков и набросков. Принципом живописца было писать «жизнь без прикрас», и мастер остался верен ему до конца. Тулуз-Лотрек был «так резок, так правдив и беспощаден именно для того, чтобы как можно решительнее и убедительнее сказать, что никто в этом мире не имеет права никого вычеркивать из жизни».

УАЙЕТ ЭНДРЮ
(род. 12.05.1917 г.)

Известный американский живописец-реалист, портретист, пейзажист, большой мастер натюрморта.

Член Американской академии искусств и литературы (1955 г.), Французской академии изящных искусств (1974 г.), Британской Королевской академии (1980 г.), почетный член Академии художеств СССР (1978 г.).

«Не обязательно писать танки и орудия, чтобы напомнить о войне. Необходимо уметь передать ее в мертвом листе, упавшем с дерева осенью», – не раз повторял Эндрю Уайет, наверное, крупнейший, и уж точно самый своеобразный из ныне живущих американских живописцев. Зрители зачастую неординарно воспринимали его творчество. Нередко в нем видели только ностальгию по прошлому, не осознавая того, что обращение художника к вечным темам (таким, как противопоставление человека природе, бегство от общества, одиночество человека в мире) – это прием, призванный помочь как можно точнее проанализировать перемены, происшедшие в сегодняшней жизни американского народа.

Эндрю Уайет родился в небольшом местечке Чаддс-Форд, штат Пенсильвания. Он был младшим ребенком Ньюэлла Конверса Уайета, известного книжного иллюстратора и живописца (кстати, четверо из пяти его детей стали художниками). Из-за слабого здоровья Эндрю провел в школе всего несколько месяцев, но этот недостаток, пожалуй, полностью восполнило замечательное домашнее образование. В семье Уайет царила творческая атмосфера, детей учили понимать и любить искусство, чувствовать его глубокую связь с народными истоками. Из студии отца, где Эндрю занимался вместе с его учениками, часто доносились слова: «Если вы рисуете наклонившегося человека – у вас должна заболеть спина». С огромной признательностью сын отзывался о своем строгом и мудром наставнике: «Он учил меня чувствовать скулы и глазные впадины».

Большое влияние на воспитание Эндрю оказала природа Пенсильвании. Она нянчила, лелеяла, баловала своего любимца, а мальчик отвечал ей взаимностью. Немного погодя природа превратилась в тот бездонный колодец, из которого будущий художник одну за другой черпал все новые и свежие темы для своих произведений.

Окончательно сформироваться Эндрю Уайету как личности помогло одиночество. Сам он объяснял это так: «Большую часть жизни я провел в одиночестве. Полагаю, мне повезло, я вырос в уединении. Я проводил много времени, удивляясь полям и холмам. Одиночество – идеальное существование для художника».

Руку юного таланта уже подчинила акварель, а сердце его все еще тосковало по вдохновительнице. Эндрю мечтал о сильной цельной натуре с твердым мужественным характером. Свой идеал он нашел в дочери соседа-фермера: Бетси отлично ездила на лошади, умела стрелять, легко управлялась со стадом буйволов. Она стала супругой Уайета и подарила ему двух сыновей, Джеймса и Николаса (старшему из них передалось призвание художника). Свою юную жену Эндрю изобразил на картине «Дочь Магги» (1966 г.): изящная женщина в квакерской шляпке, умная, добрая, и главное, волевая, именно такая, какой было под силу покорить возвышенную душу живописца.

В 1937 г. в галерее Макбет двадцатилетний Уайет вынес свои акварели на зрительский суд. Невероятно, но в течение одного дня все до единой картины были распроданы! Это был потрясающий успех молодого автора, вслед за которым к нему пришли популярность и слава. Но художник уже стремился к новым высотам. Он поставил перед собой цель овладеть техникой темперы, так как был уверен, что именно она научит его «хорошо передать воздух внутри предмета».

Художественные поиски Эндрю были прерваны большим горем: в 1945 г. в автокатастрофе погиб его горячо любимый отец. Страданиям и мукам юноши не было предела. Боль грызла сердце, но вместе с ней в душе росло желание доказать, что труды его отца не пропали даром и он, Эндрю, способен воплотить в искусстве его мудрые советы. Эти внутренние терзания с необычайной силой выплеснулись в темперу «Зима» (1946 г.). Художник хотел запечатлеть место аварии, но нервы не позволили этого сделать и он изобразил противоположную от него сторону холма. Сбегающий по нему юноша – это сам Эндрю Уайет, который с мятущейся душой идет теперь на ощупь по жизни. Хотя впоследствии живописец и не написал ни одного портрета отца, но во многих полотнах отобразил свою неутешную скорбь по самому родному человеку. Так, например, картина «Далеко от Нидэма» полностью навеяна воспоминаниями об отце, который любил рассказывать о соснах, растущих неподалеку от их дома. Гигантский камень на холсте – это как бы память об ушедшем навеки.

В 40-е гг. Уайет был уже вполне сложившимся мастером. Он в равной степени владел основными живописными жанрами: пейзажем, портретом, натюрмортом. Но главные его работы были еще впереди. Лето 1947 г. Эндрю Уайет проводит на ферме в Кэшинге в штате Мэн. Именно здесь произошло то знакомство, которое обогатило творчество художника новыми темами, сюжетами, образами. Он встретил Альваро и Кристину Олсон, брата и сестру, живущих одиноко на ферме. И вскоре художник уже нигде не чувствовал себя таким нужным, как в их бревенчатом домике у моря. Этот старый, обветшалый, забытый Богом дом, тепло которому дарит лишь ветер, Эндрю Уайет описал в картине «Ветер с моря» (1947 г.). Судьба Кристины Олсон была горькой и непоправимой: еще в детстве она перенесла тяжелую болезнь и навсегда осталась парализованной. Сердце Уайета обливалось кровью, когда он видел, как женщина передвигалась ползком по земле. Но вместе с искренним сочувствием он восторгался той безграничной силой воли, какая таилась в этом беззащитном создании. Живописец преклонял колени перед стойкостью, выдержкой Кристины, ее беззаветным желанием жить и умением не сдаваться. «Она так много испытала, и она так сильна – для меня она правит как монархиня», – не переставал восхищаться Уайет. Кристина стала верной подругой художника, и он впервые ощутил, что такое настоящая преданность. С нее он написал свои непревзойденные темперы «Кристина Олсон» (1947 г.), «Мисс Олсон» (1952 г.) «Анна Кристина» (1967 г.). Шедевром художника стало полотно «Мир Кристины» – одно из самых интересных и волнующих произведений современной американской живописи. Свою героиню Эндрю увидел с чердака дома ползущей по выжженному солнцем полю. Хрупкая фигурка женщины в розовом платье с вздувшимися от напряжения венами на руках казалась ракушкой, выброшенной на берег. Картина потрясла зрителей огромной нравственной силой героини и мастерством художника. Интересно, что она была приобретена Музеем современного искусства в Нью-Йорке за 2200 долларов и поначалу специалисты сомневались в необходимости этой закупки. Однако уже в 1963 г. музей за право репродуцирования этого произведения по просьбам зрителей получил сумму, в 22 раза превышающую эту стоимость.

Гармоничные, тонкие, одухотворенные полотна Эндрю Уайета нередко перерастают в философские притчи. Таковы портреты «Финн» (1969 г.), «Ногишик» (1972 г.); картины «Ее комната» (1963 г.), «Тонкий лед» (1969 г.). Созданные им в разные годы пейзажи («Парение», 1950 г.; «Речная бухта», 1958 г.; «Известковый берег», 1962 г.; «Сторона ветров», 1965 г.; «Вечер на ферме Кюрнеров», 1970; «Вблизи моря», 1971 г.; «Ночная тень», 1978 г.; «Осень», 1984 г.) свидетельствуют о том, что художник, говоря словами поэта У. Блейка, умеет «видеть мир в песчинке». Поэтому в микрокосме Чаддс-Форда и Кэшинга, представленного на его полотнах, можно увидеть вселенную. И глубоко заблуждались те, кто считали его провинциальным деревенским художником, почти безвыездно работающим в Пенсильвании. Сам живописец неоднократно разъяснял: «После путешествия вы никогда не возвращаетесь тем же, вы делаетесь более эрудированным, вы получаете больше знаний. Я могу потерять что-нибудь очень важное для моей работы – может быть, наивность». Благодаря этой наивности, свежести восприятия мира и искренности художника его произведения современнее любых других, выполненных в духе новомодных течений. «Мне кажется, сегодня абстракционисты консервативны, а я – модернист», – заявляет Эндрю Уайет и продолжает прокладывать свой нелегкий реалистический путь в американском искусстве.