Текст книги "100 знаменитых судебных процессов"

Но гром грянул вовсе не в той стороне, где ожидалось. 10 января 2006 года поп-королю был предъявлен новый судебный иск по обвинению в сексуальных домогательствах к несовершеннолетнему. Истец утверждает, что в период с 1987 по 1999 год, когда ему было от двух (!) до 14 лет, Майкл неоднократно приставал к нему. Кроме того, певец якобы крал тексты и мелодии к песням истца, а также заставил свою «жертву» сделать пластическую операцию. На этот раз на скамье подсудимых Джексон был не один: ответчиками вместе с ним выступили компании «Sony» и «MJJ Productions». Слушания по делу начались 14 февраля. Но «мистеру ходячая неприятность» снова повезло: продолжавшийся четыре месяца суд завершился его полным и безоговорочным оправданием. Услышав приговор, Джексон прослезился, а его адвокат Томас Мезеро назвал оправдательный вердикт «настоящим торжеством правосудия».

Осужденные за веру и… безверие

«Мы должны Асклепию петуха…»

Состоявшийся в 399 году до н. э. суд над Сократом – один из самых, если так можно выразиться, резонансных процессов в истории человечества. Философ был обвинен в «непризнании богов греческого пантеона» и «развращении молодежи». Дело Сократа рассматривал 501 присяжный афинского суда. Голосами двухсот восьмидесяти одного из них мудрец был признан виновным. За смертную казнь Сократа проголосовали уже 360 присяжных. Через месяц философ, выпив кубок с ядом, самостоятельно исполнил приговор суда.

Сократ

Каждая эпоха грешит небрежным отношением к своим мудрецам. Греция на рубеже V–IV веков до н. э. – не исключение.

С одной стороны, интерес к любомудрию, философии, тяга к просвещению настолько велики, что появляется целый социальный слой – философы, люди «профессионально» мудрствующие. С другой – традиция все еще является стержнем, основой общества. Будь ты семи пядей во лбу – традиции, устою перечить не смей.

В тридцатые годы V века до н. э. был обвинен в неверии и изгнан из Афин материалист Анаксагор, учивший, что Солнце – раскаленная глыба. Та же участь постигла поэта и философа Диагора (415 г. до н. э.). Через четыре года принудительно покинул Афины софист Протагор, а все его книги были публично сожжены.

Неспешно шедший по кривой афинской улочке человек несомненно хорошо знал обо всех этих случаях. Более того, вероятно, он собственными глазами видел судебные процессы и был знаком с обвиняемыми. Суд для жителя греческого полиса – развлечение похлеще театра. Тут тебе и трагедия, и комедия, да к тому же всё настоящее, невыдуманное. Греки устали от многолетних Пелопонесских войн, слившихся в одну растянувшуюся на долгие двадцать семь лет братоубийственную резню (431–404 гг. до н. э.). Какой уж тут героизм, когда грек проливает кровь другого грека, сражаясь за иллюзорные экономические интересы разных партий. То ли дело полувековая освободительная борьба против персов, принесшая когда-то греческим полисам свободу и независимость (449 г. до н. э.)!

Впрочем, мы отвлеклись и совсем потеряли нашего афинянина из виду. Еще бы не потерять! Неожиданно кривая улица закончилась – взорвалась многоголосьем шумной площади – агоры, центра жизни любого греческого полиса. И здесь наш знакомый – босой, бедно одетый, немного обрюзгший бородач – слился с толпой таких же бедняков и оборванцев, составляющих крикливое, рукастое тело любого базара.

Под оливковым деревом о чем-то спорят, смеются. Блеснула на солнце и снова скрыласть в тени дерева знакомая лысина. Точно, это он: умный ироничный взгляд исподлобья, немного вздернутый нос, полные губы влюбленного в жизнь человека. Знакомьтесь – Сократ, сын Софрониска, учитель мудрости и чудак! Его знает любой афинянин. Он тот самый мудрец, который сам признался, что ничего не знает. А вот кто уж точно во всем разбирается получше всех философов вместе взятых, так это женушка Сократа! Сварливая Ксантиппа прогнала из дома всех друзей и учеников своего мужа-бездельника! А какими словами она называла этих умников!

– Эй, Сократ, как ты можешь жить с такой женщиной? Воспитал бы в ней любовь к философии. Сам ведь не раз говорил о равных способностях мужчины и женщины.

– Видишь ли, люди, желающие стать хорошими наездниками, берут себе лошадей не самых смирных, а горячих… Вот и я, желая быть в общении с людьми, взял ее в том убеждении, что если буду переносить ее, то мне будет легко иметь дело со всеми людьми. Да хоть с тобой!

Удивительный все-таки человек, этот Сократ! До шуток ли ему теперь, когда другой согнулся бы под тяжестью выдвинутых ему обвинений. Впрочем, Сократ давно слывет человеком не от мира сего. Многие учителя-мудрецы берут с учеников немалые деньги, поэтому целые состояния сколотили. Любого софиста узнаешь по щегольскому парчовому наряду. А этот ходит босой, хорошо хоть получил небольшое наследство – тем и живет… Говорят, и в молодости во время Пелопонесской войны гоплит (тяжеловооруженный пехотинец) Сократ не уставал удивлять своих сослуживцев. «Как-то утром он о чем-то задумался и, погрузившись в свои мысли, застыл на месте, и так как дело у него не шло на лад, он не прекращал своих поисков и все стоял и стоял. Наступил уже полдень, и люди, которым это бросалось в глаза, удивленно говорили друг другу, что Сократ с самого утра стоит на одном месте и о чем-то раздумывает. Наконец вечером, уже поужинав, некоторые ионийцы – дело было летом – вынесли свои подстилки на воздух, чтобы поспать в прохладе и заодно понаблюдать за Сократом, будет ли он стоять на том же месте и ночью. И оказалось, что он простоял там до рассвета и до восхода солнца, а потом, помолившись солнцу, ушел», – говорит Алкивиад в платоновском «Пире». Во время войны Сократ проявил себя храбрым и выносливым воином. И если смерть – гнев богов – его не страшила, то гнев властей земных и подавно. Сократ старательно избегал участия в каких бы то ни было государственных делах. Когда же остаться в стороне не было возможности, поступал лишь по велению собственного сердца.

В 406 году до н. э. в Афинах состоялся суд над шестью афинскими стратегами, одержавшими блестящую победу близ острова Лесбос, но потерявшими свой флот во время жестокой бури. Дело было передано пританее, суду пятидесяти, в состав которой волею судеб в этот раз вошел и Сократ. Хотя по нормам афинского судопроизводства каждого из шести обвиняемых необходимо было судить по отдельности, поступило предложение определять совместную степень их виновности путем тайного голосования. Сначала большинство пританов было против подобного вмешательства в ход дела. Но, видимо, уничтожение видных военачальников было на руку кому-то из политиков. Угрозы и запугивания сделали свое дело: все пританы проголосовали за несправедливый суд. Все, кроме Сократа. Стратеги были казнены, а Сократ едва не угодил за решетку. Но еще большей опасности подвергся философ, когда в 404 году власть в Афинах перешла в руки Тридцати тиранов во главе с олигархом Критием. У того с Сократом были особые счеты. Както философ уличил его в попытке совращения молодого юноши. Сначала Сократ поговорил с Критием с глазу на глаз. Это не помогло. Тогда мудрец сказал при всех: «У Крития, кажется, есть свинская наклонность: ему хочется тереться об Евтидема, как поросята трутся о камни». Как вспоминает ученик Сократа Ксенофонт, «с этого времени и стал ненавидеть Сократа Критий: будучи членом коллегии Тридцати и попав в законодательную комиссию с Хариклом, он припомнил это Сократу и внес в законы статью, воспрещавшую преподавать искусство слова». Естественно, Сократ не повиновался этому, как не повиновался он и тогда, когда вместе с другими четырьмя афинянами получил приказ об аресте Леонтия Саламинского, противника олигархов.

– Возможно, меня бы казнили, если бы правительство не пало в скором времени. – Голос Сократа тверд и спокоен. Кажется, ученики переживают за своего учителя гораздо больше, чем он за самого себя. Он совершенно не готовится к суду, не сочиняет обычной в таком случае речи, взывающей к милосердию.

Впрочем, зачем Сократу готовиться заранее? Противостояние прогрессивного философа и консервативной части афинского общества назрело давно. Тучи над головой Сократа сгущались постепенно, и первыми предвестниками грядущей бури стали безобидные на первый взгляд, но чрезвычайно колкие «Облака», комедия Аристофана (423 г. до н. э.), в которой драматург жестоко высмеял подобных Сократу проповедников. Таким образом, у философа было достаточно времени, чтобы тщательно продумать, что сказать своим оппонентам.

Непосредственным поводом для судебного разбирательства послужил начертанный на восковой дощечке донос за авторством поэта Мелета, ритора Ликона, а также влиятельного афинского политика Анита. Говорят, Сократ высмеивал и поэтов, и риторов, ну а уж политикам от него досталось и подавно! Диоген Лаэртский напишет: «Заявление подал и клятву принес Мелет, сын Мелета из Питфа, против Сократа, сына Софрониска из Алопеки: Сократ повинен в том, что не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество; а наказание за то – смерть».

Философ Лисий хотел было помочь другу и сам написал защитительную речь. Но получил ответ:

– Отличная у тебя речь, Лисий, да мне она не к лицу!

– Если речь отличная, то как же она тебе не к лицу?

– Ну, а богатый плащ или сандалии разве были бы мне к лицу?

Итак, в первый год 95-й олимпиады, в восьмой месяц по афинскому календарю, в предверии праздника цветов состоялся суд над Сократом. Речь обвинителя ничего хорошего не предвещала.

– Сократ учил своих собеседников презирать установленные законы; он говорил, что глупо должностных лиц в государстве выбирать посредством бобов, тогда как никто не хочет иметь выбранного с помощью бобов рулевого, плотника, флейтиста или исполняющего другую подобную работу, ошибки которой приносят гораздо меньше вреда, чем ошибки в государственной деятельности. Подобные речи возбуждают в молодежи презрение к установленному государственному строю и склонность к насильственным действиям… И это только часть обвинения. Припомнили на суде и сократовского бога – внутренний голос, живущий внутри каждого из нас. Другой в подобной ситуации стал бы молить о пощаде, но что делает Сократ? Как он держится? О чем он говорит? О том, что оба обвинения нелепы и необоснованы. Сам он и не думает оправдываться. Он ведет себя не как обвиняемый, а скорее как судья косного полисного мировоззрения. Вот выдержка из его речи (Ксенофонт Афинский «Сократические сочинения»):

– Я, афиняне, прежде всего, удивляюсь тому, на каком основании Мелет утверждает, будто я не признаю богов, признаваемых государством: что я приношу жертвы в общие праздники и на народных алтарях, это видали все, бывавшие там в то время, да и сам Мелет мог бы видеть, если бы хотел. Что касается новых божеств, то как можно заключать о введении их мною на основании моих слов, что мне является голос бога, указывающий, что следует делать? Ведь и те, которые руководятся криком птиц и случайными словами людей, делают выводы, очевидно, на основании голосов… Они именуют предвестников будущего птицами, случайными словами, приметами, предсказателями, а я называю это божественным голосом и думаю, что, называя так, употребляю выражение более близкое к истине и более благочестивое, чем те, которые приписывают птицам силу богов. Что я не лгу на бога, у меня есть еще такое доказательство: многим друзьям я сообщал советы и ни разу не ошибся… Ты утверждаешь, Мелет, что я развращаю молодежь? Нам известно, в чем состоит развращение молодежи; скажи же нам, знаешь ли ты кого-нибудь, кого я сделал из благочестивого нечестивым, из скромного – нахалом, из экономного – расточительным, из умеренно пившего – пьяницей, из трудолюбивого – неженкой или рабом другой низменной страсти?

– Но, клянусь Зевсом, – отвечал Мелет, – я знаю тех, кого ты уговорил слушаться тебя больше, чем родителей.

– Согласен, – сказал Сократ, – однако относительно здоровья люди больше слушаются врачей, чем родителей; в Народном собрании, как известно, все афиняне слушаются больше разумных ораторов, чем родственников. Да ведь и при выборах в стратеги не отдаете ли вы предпочтение пред отцами и братьями и, клянусь Зевсом, даже пред самими собой тем, кого считаете главными знатоками в военном деле?

В довершении ко всему, когда судьи признали Сократа виновным и стали решать, какое наказание должен понести гордец, философ не преминул подлить масла в огонь: «По заслугам моим я бы себе назначил вместо всякого наказания обед в пританее». Такого унижения судьи не снесли. Смертная казнь!

Так как приближались празднества, приговор отложили на месяц. За три дня до казни Сократа в тюрьме посетил его друг, Критон, и предложил устроить побег. Но мудрец отказался.

В назначенный день в камере собрались его ученики и друзья. Сократ спокоен. Он тщательно моется, «чтобы избавить женщин от лишних хлопот – не надо будет обмывать мертвое тело».

– Как нам тебя похоронить? – спрашивает Критон, едва сдерживая слезы. А Сократ и теперь шутит:

– Как угодно, если, конечно, сумеете меня схватить и я не убегу от вас. Никак мне, друзья, не убедить Критона, что я – это только тот Сократ, который сейчас беседует с вами и пока еще распоряжается каждым своим словом. Он воображает, будто я – это тот, кого он вскорости увидит мертвым, и вот спрашивает, как меня хоронить! В камеру входит человек с чашей. Сократ словно давно ждал этого гостя:

– Вот и прекрасно, любезный. Ты со всем этим знаком – что же мне надо делать?

– Да ничего, просто выпей и ходи до тех пор, пока не появится тяжесть в ногах, а тогда оно подействует само. Сократ пьет цикуту так, словно это вино. Ученики более не могут сдерживать рыданий.

– Ну что вы, что вы, чудаки!.. Меня учили, что умирать должно в благоговейном молчании. Тише, сдержите себя! Старик спокойно ходит по камере, затем ложится на спину и закутывается в одеяло.

– Скоро отойдет… – тихо говорит человек, принесший чашу. Но будто вопреки его словам Сократ отбрасывает одеяло и четко проговаривает:

– Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте. Это его последние слова.

Суд, породивший цивилизацию

В 33 году н. э. в Иерусалиме был осужден за богохульство и распят назаретянин Иисус, сын Иосифа. На третий день его тело исчезло из могилы. Это предсказанное за сотни лет иудейскими пророками событие заложило основу новой религии, а с ней началась и новая эра в истории человечества.

А. Мантенья. Голгофа

Его появления давно ждала Палестина. Обещанный на заре времен Мессия должен был избавить иудейский народ от чужеземного гнета и восстановить наконец-то Божью власть в священном Иерусалиме. Еврейское государство утратило свою независимость в 63 году до н. э., когда римский военачальник Помпей, воспользовавшись царившей в стране междоусобицей, оккупировал Иерусалим. К началу І века нашей эры ситуация усугубилась тем, что со смертью Ирода Старшего (4 год до н. э.) титул царя Иудеи был упразднен и страной стал править римский прокуратор, наместник, не чтивший местных обычаев и нравов. Позор для избранного Богом народа! Все пророки указывали на этот сложный для израильского народа период как на время рождения Мессии, царя Иудейского. Поэтому появление проповедника из Назореи вызвало такой ажиотаж. Все сходилось: Иисус был, как и обещано, из колена Иудина рода Давидова. Он родился в Вифлееме, как, согласно предсказаниям, и положено иудейскому царю. Что уж говорить о многочисленных чудесах, совершенных этим человеком. Но речь сейчас не о них. Каждый даже не считающий себя христианином европеец хорошо знаком с основными вехами жизни Иисуса Христа. Ведь эта история безразлично, является она всего лишь легендой или же это чистая правда, – один из краеугольных камней в фундаменте нашей культуры. Обратимся к тому моменту земного пути мессии, когда он стал объектом еврейского судопроизводства.

Прежде всего стоит отметить, что одно из древнейших в мире законодательств основывалось исключительно на Священном Писании. За полторы тысячи лет до рождения Христа Моисей предписал собирать для судебных разбирательств Великий Совет из 70 старцев – Синедрион. Главным принципом уголовного права был талион – возмездие за преступление: кто совершит убийство, должен быть предан смерти; кто повредит тело ближнего, тому должно сделать то же самое. И вот приходит Иисус, человек, который, по-мнению многих, должен укрепить израильское государство. Что же он делает в первую очередь? Ломает основы еврейского традиционалистского общества: отменяет талион. «Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два», – говорит Христос в Нагорной проповеди. Церковники и фарисеи были в замешательстве: совсем не так должен себя вести царь – освободитель Израиля. Не приведет ли такое непротивление злу к полной ассимиляции евреев с другими народами Римской империи? И уж совсем не понравилось книжникам то, как Иисус творил чудеса: не как божий посланник, а как сам Бог. Как-то Мессия проповедовал в одном доме. Слушателей собралось столько, что никто больше не мог войти в помещение. Тогда близкие одного тяжело больного человека разобрали кровлю этого дома и спустили носилки с расслабленным прямо в комнату. Иисус, прежде чем исцелить больного, простил ему все грехи. А это, по мнению книжников, мог сделать только Бог. «Разрушу этот храм и через три дня восстановлю его», – пророчествовал Христос о собственном теле и его чудесном воскрешении, а фарисеи возмущались: на иерусалимскую святыню, символ веры, мол, поднял руку. Еврейские духовные лидеры посчитали Иисуса Христа опасным и постановили пожертвовать одной жизнью ради спасения всего народа.

Итак, арест. Согласно нормам еврейского права, обвиняемый может быть взят под стражу только после судебного разбирательства. Исключение составляют случаи, когда подозреваемый может бежать либо оказать вооруженное сопротивление. Видимо, члены Синедриона сочли Иисуса Христа настолько опасным, что арестовали его среди ночи, до следствия, к тому же прибегли к помощи вооруженных солдат. Указать на Спасителя должен был предатель Иуда. Зачем он понадобился? Ведь лицо знаменитого проповедника и так было многим знакомо. Этот факт остается загадкой.

Сразу после ареста Христа не отправили в темницу, как обычно поступали с другими преступниками. Здесь мы сталкиваемся с еще одним вопиющим нарушением еврейского законодательства. Не дав обвиняемому хотя бы ознакомиться с сутью дела, стражники повели Иисуса сразу на суд. И это несмотря на то, что закон не позволял рассмотрение уголовных дел ночью. По дороге к дому первосвященника Каиафы, где должен был собраться Синедрион (или, учитывая поздний час, хотя бы его бо́льшая часть), Христа завели в дом отставного первосвященника Анны (Ханана). Здесь был учинен первый допрос Иисуса. Хотя как частное лицо Анна не имел юридического права допрашивать подозреваемого. Возможно, этот разговор был не более чем провокацией. У обвинителей не хватало доказательств вины задержанного. Опытный Анна мог легко выудить у Христа «нужные слова», которые бы дали возможность судить его не по еврейским, а уже по римским законам. Так было бы надежнее. Однако надежды книжников не оправдались. На все вопросы Иисус ответил лишь: «Я говорил явно миру; всегда учил в синагоге и в храме, где всегда иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего». После этих слов слуга ударил Христа по щеке.

Теперь Мессию повели во дворец первосвященника Каиафы, возглавлявшего Синедрион. Каиафу нельзя было назвать непредвзятым судьей. Именно ему принадлежит фраза о том, что лучше убить одного человека, чем потерять весь народ. Однако, несмотря на многочисленные лжесвидетельства, доказать вину Иисуса было нелегко. Тогда Каиафа просто спросил обвиняемого: «Ты ли Христос, Сын божий?» И получил ответ, которого так долго добивался Синедрион: «Ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Каиафа, не ожидавший такой легкой развязки, разодрал на себе одежды и закричал: «Он богохульствует! На что еще нам свидетелей? Вот, теперь вы все слышали богохульство Его! Как вам кажется?» Вердикт Синедриона был однозначен: повинен смерти. После этого обвиняемый был избит. Загвоздка кроется в том, что согласно еврейскому закону самообвинение не являлось доказательством вины. Впрочем, даже если бы этой оговорки не существовало, с некоторых пор иудеи все равно не могли осудить кого-либо на смерть. Такое право имел лишь управлявший Палестиной римский прокуратор. Связанного Иисуса повели в преторию (присутственное место), к Пилату. Начиналось утро пятницы.

Иудей-богохульник вряд ли заинтересовал бы римлянина. Поэтому члены Синедриона представили Иисуса опасным для Рима преступником, возомнившим себя царем Иудеи. А это ведь уже сепаратизм! Подобного Пилат никак не мог оставить без внимания.

– Ты царь Иудейский? – спросил Иисуса наместник.

– От себя ты говоришь это, или другие сказали тебе обо мне?

– Разве я иудей?

– Царство мое не от мира сего…

– Итак, ты царь?

– Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.

– Что есть истина? – скептически вздохнул Пилат и, выйдя к первосвященникам (те не входили в дом язычника, чтобы не осквернить себя), спокойно произнес:

– Я не нахожу никакой вины в этом человеке.

Услышав, что Иисус жил в Галилее, Пилат отправил обвиняемого к властителю этой области Ироду Антипе. Тот как раз приехал в Иерусалим на Пасху и гостил по соседству с преторией, во дворце Асмонеев. Однако тетрарх Ирод особого интереса к «преступнику» не проявил. На его совести уже была жизнь одного праведника. Это по его приказу был казнен Иоанн Креститель. От нового пророка Ирод добивался хоть какого-нибудь чуда. Но Иисус молчал. Тогда Ирод облачил его в белые «царские» одежды и отправил снова к Пилату. Последний только что получил странное письмо от жены: «Не делай ничего Праведнику Тому… я ныне во сне много пострадала за Него…» Пилат окончательно решил отпустить Иисуса, но члены Синедриона были категорически против. Тогда прокуратор предложил народу в честь праздника отпустить одного из узников: праведника Иисуса или убийцу Варраву. И толпа, недавно встречавшая Христа с поистине царскими почестями, вдруг выбирает… Варраву. «Если отпустишь его (Иисуса), значит, ты враг кесарю!» – подливали масла в огонь книжники.

Чем закончилась эта история, известно каждому. Мучения, смерть на Голгофе, дарующее надежду чудо. «Христос воскрес!» – говорим мы на Пасху. И получаем ответ: «Воистину воскрес!»

Однако есть историки, считающие, что все было не совсем так, как описано в евангелиях. Они указывают на множество нестыковок в Священном Писании. У одного евангелиста события разворачиваются в Пейсах, у другого – в преддверии праздника. Более того, ученые утверждают, что в пасхальную неделю Синедрион не только не выносил смертных приговоров, но даже не собирался для судебных заседаний. А уж осквернять себя избиением подсудимого… Далее, продолжают скептики от истории, у иудеев никогда не было обычая отпускать преступников в Пейсах. Это была римская традиция, но правом амнистии был наделен только сам император, а уж никак не один из его наместников. И пасхальным этот обычай стал только в 367 году н. э., когда христианство стало официальной религией в Риме. По мнению этой группы ученых, Христос – фигура вполне историческая, но все евангелия были написаны намного позже описываемых событий, когда иудеи были изгнаны римлянами с родной земли и рассеяны по свету. Их авторы просто не знали многих тонкостей иудейской жизни. Это было время острого противостояния новой, зарождавшейся религии и традиционного иудаизма. Эти непростые отношения, по мнению скептиков, отразились и в Новом Завете, расставив в нем явно антисемитские акценты. И именно здесь таятся корни многовековой ненависти христиан к евреям.

Что можно сказать на это? Внимательно читающий Библию вряд ли станет обвинять евреев в смерти Христа, рожденного еврейской женщиной. Для христианина Иисус не был жертвой иудеев, Пилата или сложившихся обстоятельств – Он шел по предначертанному свыше пути. Нехристианин воспримет эту историю как мудрую сказку, положившую начало одной из самых гуманных религий. А исполненный тупой злобы человек найдет призыв к братоубийству хоть в Евангелии, хоть в сонете Шекспира.

Так или иначе, но в расщелине Стены Плача хранится записка: «Боже отцов наших, избравший Авраама и его потомков, чтобы они несли имя Твое всем народам. Мы глубоко опечалены поведением тех, кто в ходе истории причинил страдания этим Твоим чадам… и, испрашивая у Тебя прощения, желаем установить поистине братские отношения с народом Завета. Иоанн Павел II». Не судите да не судимы будете…