Текст книги "Русское танго"

– Всего лишь один поцелуй, – не слушал её расторможенный донжуан, – один маленький, ну ни к чему не обязывающий поцелуйчик!

– Будет вам поцелуй, – обнадёжила девушка, – только давайте сначала поднимем бокалы за нашу романтическую ночь!

– Это каким негодяем надо быть, – выдохнул Ростопчин, ставя пустой стаканчик на импровизированный стол, – чтобы Вас обидеть!

– А я и не обиделась! – вскинулась девушка. – Я психанула! И, главное, с кем? Вы, Александр Сергеич, не поверите – с моей собственной матерью! Она меня родила, когда студенткой была, сразу после школы. Из-за этого сейчас все думают, что мы сёстры. А ведь я так любила его и верила как самой себе! Ну вот куда теперь мир катится?

– Не знаю, – пожал плечами мужчина, – наверное, в жизни и не такое бывает…

– Я искупаться хочу, – капризно надула губки Весенняя Радуга, – вы со мной?

– Разумеется, – покорно ответил он и начал раздеваться.

Вода напоминала парное молоко.

Ростопчин сразу от берега поплыл в сторону сфинкса, а девушка стала плескаться вблизи валуна, на котором они расположились. Её не было видно сквозь тёмный кисель курортной ночи, но в тишине отчётливо слышались удары маленькими ладошками по озёрной глади и по-женски суматошные взвизгивания и вскрики. Ростопчин перевернулся на спину, раскинул руки и, слегка покачиваясь на волнах, упёрся взглядом в непроницаемый бархат неба, по которому крупными бриллиантами рассыпались бесчисленные миры.

Даже сюда, к озеру, доносились звуки эстрадной музыки.

– Боже мой! Александр Сергеич! – услышал он сквозь популярную мелодию знакомую интонацию. – Вы где растворились? Почему бросили меня в этой непроглядной пучине?! Ау-у-у-у!!!

– Я зде-е-есь! – крикнул он и размашисто, бросками, поплыл на её голос.

Завернувшись в пушистое белое полотенце, Весенняя Радуга ждала его там, где они устроили пикник. Ростопчин присел напротив, выбивая зубами барабанную дробь, – после купания и кратковременного протрезвления его стало морозить. Девушка предложила:

– Может, согреемся по чуть-чуть?

– М-м-мысль, б-б-безусловно, ак-к-ктуальная, – согласился он, заикаясь и одновременно разливая виски по стопкам, причём, себе у него получилось до краёв.

– Маму я ни капельки не обвиняю, – Весенняя Радуга осторожно откусывала от бутерброда маленькие кусочки и, аккуратно их пережёвывая, словно продолжала начатый разговор, – наоборот, я ей помочь хочу.

– К-к-каким образом? – деловито поинтересовался Ростопчин. После двухсот граммов, принятых внутрь по завершении купания, он стремительно пьянел.

– Ну не знаю… Она же мне не чужая, – девушка протянула руку и провела пальцами по его волосам, – и вы тоже почти как родной… Может, вам с ней стоит познакомиться?

– С кем? – он мотнул головой, сбрасывая с волос её ладонь.

– С мамой, естественно, – рассмеялась Весенняя Радуга, – вы очень порядочный мужчина, хотя и немного смешной. Но на вас можно положиться, а у нас бизнес. Семейный. И нет рядом плеча мужского, чтобы опереться или, наоборот, расслабиться – вот, например, как мы с вами сейчас.

– А не выпить ли? – пробормотал сбитый с толку Ростопчин и тут же осуществил задуманное.

Проснулся он оттого, что солнечный луч пробился между неплотными складками дорогих штор и стал щекотать нос. Скорчив гримасу, Ростопчин громко чихнул, натянул на голову простыню и отвернулся. Ещё какое-то время он лежал так, прислушиваясь к внешним звукам и обнаруживая странную тишину в комнате, потом потянулся всем телом, так, что захрустели суставы, и сел на кровати.

По ту сторону зашторенных окон кипела обычная, круглосуточная и беззаботная, отпускная жизнь, то есть в завораживающем коктейле музыкальных направлений и жанров булькали радостные детские голоса, изредка прерываемые ленивыми и совсем нестрогими родительскими окриками. В щель приоткрытой двери туалетной комнаты просачивался свет от лампочки, но шума воды не было слышно.

Ростопчин встал, прошлёпал босыми ногами к туалету и ещё раз прислушался – тишина. Тогда он робко постучал по косяку – тот же эффект! Наконец его голова оказалась внутри туалетной комнаты. Вытянув, словно жираф, шею, Александр Сергеевич с тревожным любопытством оглядел пространство, но везде было пусто. Он втянул голову в плечи, навалился спиной на стену и так стоял некоторое время, вспоминая предыдущие эпизоды и соображая, что ему делать дальше. На глаза попался холодильник, и он направился к нему, неслышно шаркая босыми ступнями по ворсу ковра. В холодильнике он взял первую попавшуюся под руку жестянку, торопливо вскрыл и стал пить ледяное ароматное пиво, чувствуя, как с каждым глотком к нему возвращаются жизненные силы, ясность ума и трезвая оценка текущих событий.

Он тряхнул растрёпанными волосами и огляделся – куда бы поставить пустую баночку. Ничего не придумав, Ростопчин подошёл к столу и неожиданно увидел на нём свой чёрно-белый портрет, распечатанный в формате А4 на принтере. Он с интересом взял листок и тут заметил, что на левой щеке портрета ярко выделяется контур напомаженных женских губ.

Красное пятно на чёрно-белом фоне.

«Поцелуй Весенней Радуги», – усмехнулся он, скривив рот. Затем аккуратно свернул портрет вчетверо, засунул получившийся конвертик в задний карман висевших на спинке стула брюк и пошёл в душ, чтобы привести себя в окончательный порядок.

Чёртово колесо

Серёга с Ермеком кенты. Ещё с тех времён, когда их родители работали на одном и том же оборонном заводе, свет и воду в домах не отключали, а между Казахстаном и Россией не было ни границы, ни таможни.

Теперь всё по-другому. Оборонный завод закрыт, а родители торгуют на рынке китайскими шмотками, за которыми по очереди ездят в Омск к международному поезду Пекин – Москва. Иногда берут с собой и кентов – те довольны и вовсю стараются не ударить в грязь лицом, помогая носить тяжеленные сумки с товаром.

Сегодня у друзей как бы выходной, но не совсем, не полный выходной, а с обеда, потому что с утра пришлось попахать, зато и обломилось им по «штуке» на брата. А на дворе лето, и осенью – уже решено – они идут в армию. А пока оба настроились отдохнуть, и потому первым делом затарились шашлыками – и поближе к пиву.

– Ничё пивко-то, – сдувая пену, заводит Серёга обстоятельный разговор.

– Нормальное, – соглашается Ермек и с удовольствием запивает добрый кусок бараньего шашлыка прохладной «Сибирской короной». В баре душно, тесно и накурено. Но настроение самое то.

Взяли ещё по баночке.

– Твоя когда приезжает? – Серёга, особенно когда выпьет, любит косить под делового и разговоры старается вести солидные, на самые животрепещущие темы.

– А фиг её знает, как экзамены сдаст, – Ермек Серёгины примочки выучил наизусть, но тема действительно стоящая, поговорить есть о чём.

У ребят, как и положено в их возрасте, есть зазнобы, только сейчас они далеко отсюда – поступают в престижные вузы. Куда пойти учиться, было и в их городе, но молодым хочется большего, хочется, чтобы их ждали и, само собой, завидовали: ведь не у всех ровесников есть такая возможность – пожить в мегаполисе.

У Ермека и Серёги такой возможности нет.

Повторяли по банке раза три. Серёга аж ткнулся стриженым темечком об деревянный косяк. Но не больно, так, что самому смешно стало. Ермек тоже смеялся, смеялся да и кувырнулся с высокого сиденья на грязный пол:

– Ну его на хрен, этот бар, поехали лучше на пляж!

Идея классная. Решили ехать, но на остановке столько народу, что будто трезветь начали. А на тачку денег жалко. Какой смысл ехать на тачке, если потом не хватит на пиво?

Пошли в городской парк.

– Серёга, а ты своей когда-нибудь изменял? – вроде бы и шутит Ермек, но по глазам видно, что ответ рассчитывает получить на полном серьёзе, и друг загадочно улыбается ему:

– А то!

У Ермека дух перехватило. Вот это да! Обошёл его Серёга. И когда только успел! Но не конфузиться же перед другом. И Ермек, слегка краснея, тоже врёт:

– А я своей на выпускном изменил, прямо в пустом классе. Помнишь, когда ты за вином в кафешку бегал?

У Серёги настроение хорошее, музыка играет, вокруг девичьей красоты видимо-невидимо… И потому согласился по-дружески:

– Помню, конечно, помню.

Сели за пластиковый круглый столик. Рядом пиво продают – бутылочное, но холодненькое.

– Ребята, к вам можно?

Ух ты! Не девчонки, а прямо фотомодели – юбочки по гланды и ноги от ушей. Серёга засуетился:

– Какой базар, девочки, места не заняты, падайте.

А Ермек оробел поначалу, но потом ничего, осмелел и даже предложил «фотомоделям» своё пиво. Ну те, понятное дело, сперва – что вы, что вы, мы просто так, посидеть, а то скамейки все заняты. Но от халявы всё-таки не отказались, и пришлось Серёге по новой нырять в ларёк.

Незнакомкам пиво понравилось. Они ожили, закурили, говорить стали томно, растягивая слова и многозначительно хлопая приклеенными ресницами. И пацаны рады – нежданно-негаданно появилась возможность завязать новое знакомство, пофлиртовать.

Неистребима в нас тяга к случайным знакомствам и приключениям.

Ах, лето, лето! Сколько даришь ты воспоминаний, но и разочарований тоже. В одной из популярных Митяевских песен точно подмечено: лето, как маленькая жизнь. Порой такие чудеса отмочит, что будь ты хоть семи пядей во лбу, хоть с глубокого похмелья – круче уже не придумаешь.

Между тем тени постепенно удлиняются, из-за кустов вкусно потягивает дымком от мангала… Смешиваясь с сигаретным, он наполняет воздух тем неповторимым ароматом любви и романтики, от которого начинает кружиться голова и хочется делать всякие глупости.

– Мальчики, покатайте нас на аттракционах, – а у самой головка набок, щурится на Серёгу и сигареткой пых-пых, и пальчиком с фигурным розовым ноготком пепел прямо в пластмассовый Серёгин стакан. А там недопито, и прилично недопито, но Серёга ничего, терпит – дамы всё-таки.

– Ой! Давайте кататься на чёртовом колесе! С него весь город и нашу школу видать, – зеленоглазая только на первый взгляд вся увлечена байками Ермека, который чешет ей про какую-то турпоездку. На самом деле она внимательно и ревниво следит за подругой, а на предложение «покататься» откликается сразу и эмоционально.

Ребята не против – колесо так колесо.

Двинулись всей капеллой к аттракциону.

Хорошо летним вечером идти с компанией по тенистым дорожкам городского парка. Музыка на всю катушку, песни под караоке. С одного конца типа Алёна Апина надрывается, с другого – нетрезвый мужской баритон выводит «Извозчика» Розенбаума…

Весело, прикольно.

По пути зашли в тир. Тоже для прикола. Купили горсть свинцовых пулек, стали бахать по игрушечным мишеням. Какая-то из девушек попала случайно в толстого зайца – от радости завизжали обе. Серёга с Ермеком никуда не попали, но всё равно их заставили раскручиваться на пиво – обмывать приз.

Обмывать сели тут же, возле тира, на выкрашенной зелёной краской скамье. Места хватало всем, но Ермек, притворяясь пьяным, норовил улечься зеленоглазой на колени, та хохотала от души, и обоим было приятно. А Серёга, разливая по одноразовым стаканчикам янтарный напиток, то ли нечаянно, то ли спецом пролил немного на кожаную юбку своей соседки и теперь с удовольствием удалял пятно горячей и влажной от волнения рукой.

Перед самым аттракционом – пивной ларёк. Чтобы веселей было там, на верхотуре, взяли с собой по бутылке на каждого, а дамам дополнительно в качестве презента по мороженому в красивой яркой обёртке. Дамы от восторга и от предвкушения высоты даже полезли целоваться. Серёга с Ермеком не против, только щёки, не сговариваясь, обтёрли ладошками после девчачьих поцелуев – на фига им светиться в губнушке!

Билетов набрали на все оставшиеся деньги. Хватило аж на пять заездов – а что, гулять так гулять! И погода располагает, и вечер, чудесный летний вечер, обещающий подарить целый мир потрясающих впечатлений, едва начинается. И, конечно же, всё самое главное и самое важное, ради чего, собственно, и стоит жить, впереди.

В люльку садились, как в лодку – пол убегал из-под ног, и казалось, что плавно качаешься на речной волне. По первому кругу от высоты захватило дух. Зеленоглазая положила красивую головку Ермеку на плечо и восторженно слушала очередную небылицу про Канарские острова. Серёга тоже не промах – умело разматывал тему собственного бизнеса и, увлёкшись, пообещал взять юных особ к себе на работу.

На третьем круге Ермеку захотелось отлить, и он заёрзал в нетерпении и знаками намекнул Серёге, что, мол, пора бы сваливать с этого чёртова колеса, на что друг резонно заметил:

– Облажаемся, – и многозначительно показал глазами на подруг.

В это время огромное колесо обозрения стало замедлять ход и, в конце концов, противно скрипя, остановилось. Причём остановилось так, что ребята оказались на самой вершине аттракционного радиуса.

– Прикинь, Серый, кажись, приехали, – Ермек завертел головой и сунулся, вытянув шею, носом вниз:

– Алё, баушка, чё за дела? Почему стоим?

«Баушка» – высокая дородная тётка в китайских кроссовках на босу ногу и в псевдоадидасовской куртке – работает в парке с начала сезона. К веерным постперестроечным отключениям электричества давно привыкла и потому на людей, которые задают подобные вопросы, смотрит как на дурачков. И на Ермека взглянула снисходительно и даже будто бы сверху вниз.

– А ты, «дедушка», не умничай и не раскачивай оборудование – неровен час оторвёшь чего-нибудь, тогда и со светом костей не соберёшь.

Всем стало понятно, что причина остановки обыденна и банальна: кто-то взял и рванул эбонитовую ручку рубильника книзу – и сразу в жизни нескольких тысяч людей произошли всякие неудобства. Один недосмотрел любимую телепередачу и сорвал злость на кошке, грубо швырнув её с колен чуть ли ни об стену; другой, застигнутый врасплох в сыром и мрачном подвале, куда жена отправила его за картошкой, глухо материл всех и вся, пробираясь в кромешной тьме через хитросплетения труб, гнутых кроватей и пучки арматуры, непонятно каким ветром занесённой сюда, а третий… Впрочем, речь-то не о них, а о наших героях, которых прохладный ветерок обдувал в скрипучей люльке, и ничего поделать с этим было нельзя.

Между тем выпитое в больших количествах пиво делало своё дело – уже всем четверым парить над городом стало муторно и неуютно, хотелось побыстрей выскочить из неприспособленной к длительным полётам железной корзины и помчаться, не чуя под собой ног, в укромные уголки зелёных аллей.

Смеркалось.

На фоне розовеющего неба силуэты потерпевших выделялись особенно отчётливо и по-своему красиво.

Уже приличная толпа зевак образовалась под колесом, и некоторые из толпы, радостно гогоча, задирали кверху головы и кричали в темнеющую высоту:

– Эй! В гондоле! Пивка не желаете?! – и чокались демонстративно стеклотарой об стеклотару, приговаривая весело: – Ну, за тех, кто в небе!

Конечно, гуляющей публике по причине обесточивания развлекательных точек скучно слоняться между деревьев или бездеятельно отдыхать на скамейках, но ведь и изгаляться почём зря над бедолагами – тоже не лучший вариант.

– Скоты, – злобно шипел Серёга, изо всех сил сжимая колени и до крови кусая нижнюю губу. – Сволочи! Ур-р-роды!

Партнёрши также ёрзали, и было видно, что терпение у них вот-вот лопнет, как непомерно раздувшийся от пива мочевой пузырь.

– В туале-е-ет хочу, – хныкала первая.

– И я-а-а, – канючила ей в унисон вторая, – ажно в ушах булькает.

А Ермек не на шутку вышел из себя и открытым текстом костерил на чём свет стоит всех подряд, начиная с правительства и кончая контролёршей в кроссовках, которая, в свою очередь, пугала зависшую над городом молодёжь компетентными органами. Последние не заставили себя долго ждать и возникли из-за кустов в виде двух бравых парней в камуфляже и с резиновыми дубинками.

– Вот они самые хулиганы и есть! Напьются, а потом хулиганят, хулиганят… Который базлает громче всех, обозвал меня старой клюшкой – граждане могут подтвердить, – контролёрша с неподдельной обидой жаловалась ментам, а те, оценив ситуацию, с недоумением крутили одинаковыми головами в пятнистых кепи и откровенно не знали, что им тут нужно делать.

Подвыпивший мужик из толпы запрыгнул на деревянный помост и, напрягая плечи, попытался крутануть огромную махину, но, видимо, в ней сработал защитный механизм, не позволяющий колесу крутиться просто так, без энергетической подпитки, а может, чего-нибудь заклинило, но колесо не сдвинулось с места ни на йоту, а мужика воспрянувшие духом менты подхватили под микитки и повели, куда надо, оформлять протокол.

Притихших на время подружек, заинтересованно наблюдавших сверху за ходом событий, такой поворот дела явно не устроил, и девицы дружно, в два голоса, заревели звонко и пронзительно, и некоторые очевидцы утверждали потом, что их жалобный плач слышали далеко за территорией зоны отдыха.

В тот момент, когда ситуация уже грозила выйти из-под контроля, – Серёга демонстративно занёс ногу над публикой и прилегающими окрестностями, обещая неизвестно кому окончить суицидом так прекрасно начавшийся вечер, – произошло обыкновенное чудо: колесо качнулось плавно, скрипнуло в последний раз, словно извиняясь за причинённые неудобства, и несчастная компания двинулась вниз.

– Поехали! – возбуждённо и радостно орал Ермек, подпрыгивая в нетерпении. Девчата, наоборот, замолчали, не веря скорому освобождению, а Серёга вцепился в спинку скамьи и приготовился выпрыгнуть из корзины ещё до того, как она поравняется с контролёршей.

Толпа встретила приземлившихся такими бурными овациями, какие впору принимать лишь космонавтам, вернувшимся с Марса. Но нашим героям было не до славы: бешеным аллюром они помчались к заветному месту, а после, расслабившись, каждый из них ёмко подумал про себя: «Кайф!» И поскольку ребята, в сущности, правы, можно сказать, что вечер всё-таки прошёл не зря – классно отдохнули!

Привет от Амантая

Во времена студенческой молодости, то есть в начале восьмидесятых годов, с Анатолием Курковым случались различные события и даже приключения. Некоторые из них уже забылись, другие запомнились, но были и такие, опыт которых очень пригодился для дальнейшей непростой и где-то даже интересной жизни.

Ну вот, например, шёл Анатолий как-то с друзьями по Алма-Ате. А в городе июнь, жара и у студентов сессия. И они, такие, после экзамена по старославянскому – потные и счастливые!

Шпарят себе во всю ширину тротуара и коллективно думают, где бы на четверых попить холодного пивка с целью расслабиться и обмыть оценку в зачётке?

Конечно, казахстанская столица по тем временам изобиловала пивными барами и другими подобными заведениями. Однако сидеть в духоте никому не хотелось, а потому решили затарить пластиковую баклашку и разместиться где-нито на свежем воздухе в тени кислородной зелени.

– У меня дома канистра специальная, – вспомнил Берик Менжисаров, – щас переулочком срежем напрямую, заскочу и через шесть секунд за углом как раз пивная точка на вынос.

– А-а-а, знаю, – поддержал его Санёк Очеретенко, – там, кажись, рядышком скамеечка под акациями, и есть куда, если чё, за кусты сбегать.

– Сколько банок входит? – деловито поинтересовался Толик, имея в виду пластмассовую тару.

– Пять литров, как с куста! – отрапортовал Берик. – Аташка её именно для такого дела и приспособил.

Аташкой Берик называл своего отца от слова ата – по-казахски «папа».

– Самое то! – радостно воскликнул Серик Мулдашев. – И прокиснуть не успеет, и, если чё, повторить всегда можно.

Пивная точка представляла собой приземистое здание в два окна. Одно служило для приёма стеклопосуды, через другое торговали пивом. За ним выстроилась огромная очередь из разнокалиберных мужчин и немногочисленных представительниц прекрасного пола весьма затрапезного вида.

Все изнывали от жары.

– Пока дойдём, завялимся на солнце, как лещи, – с досадой высказался Санёк.

– Надо чё-нить придумать, – предложил Курков, – например, закосить под инвалида.

– Ничё не надо, – возразил Берик, вручая Толику канистру, – иди с заднего хода, постучи в дверь, а кто выйдет, скажи, мол, от Амантая.

– Это что за Амантай? – покосился Анатолий в его сторону. – Он тут каким боком?

– Не знаю, – пожал плечами однокурсник, – просто скажи и всё. Я всегда так делаю, меня аташка научил.

– Облажаемся, – засомневался Серик.

– Попытка не пытка, – возразил Санёк.

Пройдя через небольшой дворик, утопающий в буйных зарослях, Толик Курков оказался один на один с массивной дверью, обитой оцинкованной жестью. Тарабанить в неё пришлось довольно долго. Наконец изнутри загремел засов, образовалась щель, в которую высунулся помятый и неделю небритый гражданин с хмурым лицом грузчика.

– Чё надо? – наморщив лоб, недовольно спросило лицо.

– Я от Амантая, – строгим голосом сказал Анатолий.

– Ково? – переспросил хмурый тип, нетрезво зевая.

– От Амантая, говорю! – громко повторил Курков и протянул канистру с деньгами.

– Щас, – буркнул работник пивной точки, затем дверь открылась во всю ширину.

Высыпав ему на ладонь смятые рубли и мелочь, Толик остался стоять перед распахнутой настежь душой пивнушки, отчего невольно услышал диалог продавщицы и грузчика.

– Ково там чёрт принёс?

– Дак, это, парень какой-то, говорит от Амантая.

– Кто такой Амантай?

– Дак, хрен его знает. Может, из треста?

– Ладно, давай ложи сюда евонные деньги и не дыши на меня, а подставь ихнюю тару под насос.

Таким образом каждый из четверых до вечера побывал разок у заветной двери, произнёс волшебные слова и получил без очереди пять литров холодного и вкусного чимкентского пива.

Как ни крути, а день прошёл не зря.

Или, например, такая ситуация: родилась у Анатолия дочь, это когда он уже вышел с дипломом в самостоятельное плавание и его распределили в один из областных центров Казахстана; так вот, родилась, говорю, дочь, и через определённое время ей надо бы ходить в садик, но мест нету. Жена психует, тёща грызёт, а Толик пытается через профсоюз решить назревший вопрос. Но мест всё равно нету, хотя в профкоме и пообещали. А ведь у нас как? По всем законам жанра обещанного ждут года три, а то и более.

И тут он вспомнил про Амантая! А что? Чем чёрт не шутит!

Надел Курков новую рубашку, подобрал под неё галстук, положил в портфель пачку газет, чтобы для солидности выглядел пухлым, и явился в кабинет директора детского сада «Айгулек».

– Слушаю, – настороженно приветствовала его импозантная дама в мужских очках и с причёской а-ля Фаина Раневская.

– Дочка у меня, – стал пояснять Анатолий, – как раз вашего возраста, то есть я хотел сказать, вполне себе доросла до младшей группы вверенного вам дошкольного учреждения, и жена очень хочет обратно после декрета влиться в свой дружный творческий коллектив художественной самодеятельности, а мне отвечают, что у вас тут мест нету.

– Правильно отвечают, – быстро отреагировала директор, – думаете, вы один такой с дочкой? Поверьте, у нас в очереди записаны даже близнецы мужского пола!

– Сиамские? – полюбопытствовал Толик.

– Пока обыкновенные, типа двойняшек, – вздохнув, пояснила начальница, – но жизнь не стоит на месте, всякое может случиться, поэтому и вам тоже придётся подождать.

– Извините, – не сдавался Курков, – надо было сразу, конечно, вас проинформировать… – Немного замешкавшись, он всё же решился и выпалил: – В общем, тут такое дело – я от Амантая!

Надо было видеть в этот момент эмоции чиновницы!

Какое-то время она лихорадочно то ли что-то вспоминала, то ли соображала. Видно было, что ей нестерпимо хотелось понять, кто такой этот загадочный Амантай и какие могут быть последствия. Потом приклеила на откровенно яркие крашеные губы фальшивую улыбку и туманно произнесла:

– Так-так…

– Да, – нагло кивнул Курков, – именно так.

– Значит, говорите, младшая группа?

– Сугубо младшая, – подтвердил он, – но с перспективой роста.

– Вы знаете, – неожиданно стала оправдываться директор, – ведь это очень хорошо, что вы не пожалели времени и сами пришли по поводу дочери. Столько рабочих вопросов на повестке! Голова кругом! И вот, вы не поверите, как раз сегодня у нас освободился в младшей группе шкафчик, сейчас я вам его лично покажу, и уже завтра можете познакомить с ним свою принцессу.

А провожая Анатолия почти до уличной калитки, она помахала ему на прощание рукой и крикнула вдогонку:

– Да, чуть не забыла: передайте Амантаю большой сердечный привет!

– Непременно! – обернувшись, крикнул он и тоже помахал ей весьма дружелюбно.

Как это ни странно, но таких моментов становилось всё больше и больше.

В школе, где он работал учителем, освободилась вакансия завуча по учебно-воспитательной работе. Должность, конечно, не аховая, но в зарплате приятная разница. Каким-то образом жена пронюхала и поставила вопрос ребром:

– У тебя диплом престижного вуза, ты перспективный молодой специалист, член комсбюро школы, общественник, семейный, между прочим, – слегка повысила тон супруга, – а не можешь даже постоять за себя!

– В каком смысле? – не понял Курков.

– В прямом! Надо бороться за место под солнцем, но ты сидишь на полторы учительской ставки и палец об палец боишься ударить для пополнения семейного бюджета!

– Если ты о вакансии завуча, – попытался отмахнуться Толик, – то дохлый номер. Кандидатура в гороно уже согласована.

– Ну так и что? – подключилась тёща. – Если правильно себя поставишь, вот как с детсадом например, пересогласуют и никуда не денутся.

И, понятное дело, на следующий день Анатолий Курков уже был в приёмной заведующего городским отделом народного образования.

– Шеф у себя? – развязно поинтересовался новоиспечённый претендент.

– Вам на когда назначено? – в ответ смерила его взглядом смазливенькая секретарша.

– Я от Амантая! – сказал Курков как можно серьёзнее и пристально посмотрел на девицу.

Она, само собой, занервничала, заёрзала, схватила трубку коммутатора, тут же кинула её обратно в гнездо, затем нажала какую-то клавишу и спросила у аппарата подобострастно-официальным тоном:

– Извините, конечно, но тут молодой человек пришёл…

– Я же предупредил, что до обеда занят! – резко оборвал её доклад волевой начальнический баритон. – Тем более, что после обеда еду в облисполком.

– Это он в курсе, – оправдалась девушка, – только всё равно просится и говорит, что пришёл от Амантая.

Слышно было, что голос на некоторое время впал в ступор, отчего выдавал в эфир лишь сдержанное дыхание, затем кашлянул и сказал:

– Гм.

– Так мне его теперь куда направить? К вам или обратно?

– Как это «обратно»? – заволновался баритон. – Теперь уже давай его сюда, ко мне.

Секретарша опять нажала клавишу и глазами показала в сторону заветного кабинета:

– Вам повезло, а так сегодня вообще приёма нет.

Из кабинета завгороно Анатолий вышел уже новоиспечённым завучем с окладом, позволяющим встать на очередь для покупки «Жигулей».

Непонятно, как это работало, но Амантай будто вёл его по жизни. Стоило произнести волшебную фразу, и рушились все преграды. В такие моменты он ощущал себя настоящим Синдбадом из «Тысячи и одной ночи».

Горбачёвская перестройка тоже не застала врасплох. Да хоть ту же бессмысленную и абсолютно антинародную борьбу с пьянством взять! Никогда не приходилось давиться в очередях с целью добыть пару поллитровок сорокаградусной. Зачем? Ведь это так просто: зайти с чёрного хода и передать привет от чуть ли не члена семьи, которого никто ни разу в жизни и в глаза не видел.

Выглядело это примерно так: стучит Анатолий в дверь, как правило, её не распахивают настежь, а лишь слегка приоткрывают, и в это время он такой:

– Здравствуйте!

– Здоровей видали! Чего шумите здесь?

– Я от Амантая.

– … (пауза)

– Велел привет передать, – тут Курков, не давая опомниться, протягивал в сторону торгующей стороны свой потёртый объёмистый портфель.

– Сколько? – придя в себя, деловито спрашивала сторона.

В портфель входило восемь бутылок ноль пятых или шесть портвейнов по ноль семь. Именно такие данные, в зависимости от насущной потребности, он и озвучивал. После чего вручал нужную сумму, желательно без сдачи, и через несколько минут уже шёл, затаренный, мимо скучающих в унизительной очереди ничего не подозревающих горожан.

А когда перестройка закончилась развалом страны и на смену социалистическому реализму пришёл дикий капитализм, Амантай и тут не подкачал.

Первой, кого коснулся ветер перемен, была, конечно же, тёща.

– Моя знакомая, – зашла она издалека, – тоже, как и ты, сидела на бюджете, пока не открыла свой магазинчик. Сейчас вовсю ездит в иномарке и хочет уже расширяться в сторону производства.

– Надо подумать, – сказал Толик.

Думали недолго, и на семейном совете было решено создать кооператив. Ну само собой, тут же к нему начали присасываться различные госорганы с целью хоть как-то поживиться: то пожарные приедут с инспекцией, то из прокуратуры явятся блюстители устаревших законов…

– Тут вот у вас нарушения имеются и здесь тоже. Пока не исправите, надо закрываться, но есть возможность, – намекали проверяющие, – продолжать вашу деятельность с учётом наших небольших потребностей.

Такой оборот грозил прямым разорением и сворачиванием капиталистических проектов. Поэтому Анатолий неизменно и вежливо остужал пыл взяточников:

– Знаете, я бы с удовольствием, но не могу физически! Ведь у нас Амантай в доле! Мы с ним всё согласовываем, так что любые вопросы не к нам, а к Амантаю.

Забавно было наблюдать, как напрягались и вытягивались чиновничьи физиономии, и начинали воровато переглядываться между собой, боясь попасть впросак или даже куда подальше. А Толик, не давая мытарям прийти в себя, добивал их очередным козырем:

– Может, мне Амантаю позвонить, а вы всё это ему сами скажете?

Как правило, с незваных гостей как ветром сдувало спесь и самоуверенность, после чего и от них самих оставались только грязные следы, вытирая которые, техничка тётя Сауле неизменно ворчала:

– Припрутся в рабочее время и топчутся, топчутся, и все за чужой щёт повкуснее пожрать хотят.

Но самое удивительное событие случилось тогда, когда Курков уже, собственно, в Амантае не нуждался: пройдя через чистилище свободного предпринимательства и закалившись в битвах на всякого уровня демократических выборах, Анатолий оказался в аппарате акима области.

Аким – это как в России губернатор.

Надо сказать, ему в этом аппарате жилось широко и вольготно. Но, к сожалению, всё когда-нибудь заканчивается. Сначала закончилась советская столица Алма-Ата, и на месте бывшего Целинограда родилась новая – Акмола, переименованная затем в Астану с дальнейшей трансформацией в Нурсултан и обратно. Параллельно закончилась эпоха кириллицы, на смену которой пришла латиница, а с ней и вытеснение русскоязычных кадров из всех управленческих структур.