Текст книги "Слуга князя Ярополка"

Глава 27
Тревожные вести

В конце лета брат Маврикий и Фома ушли к печенегам. Блуд проводил их до Змиевых валов9292
  Змиевы валы – народное название оборонительных валов, построенных восточными славянами во II – VII веках и располагавшихся южнее Киева.


[Закрыть], где простился с ними, пожелав им успеха в их предприятии.

А в начале осени Ярополк затеял поход в Новгород, лелея надежду окончательно помириться с братом. Варяжко уговаривал князя подождать до весны: мол, вот-вот должна начаться распутица, а там и холода наступят. Однако Ярополк не желал прислушиваться ни к каким разумным доводам. Он брал с собой часть дружины. Среди прочих в его ближайшее окружение попал и Мстиша, который очень не хотел расставаться с беременной женой, но вынужден был подчиниться князю. Зато Блуду повезло: Ярополк вспомнил о своем обещании дать ему отдохнуть.

Княгиня оставалась в Киеве. Когда муж ей об этом сообщил, она не возражала. Однако, узнав, что в Новгород едет Вита, Адель, почувствовав себя оскорбленной, принялась скандалить, ее поддержал Варяжко, но Ярополк никого не хотел слушать. Попытки пестуна воздействовать на волошанку успеха не имели. Вита заметила у себя первые признаки беременности, отчего почувствовала себя триумфаторшей и сказала Варяжко, что, если он не оставит ее в покое, она пожалуется князю.

– Поглядим теперь, кого из нас выберет Ярополк, – бросила Вита в лицо пестуну.

И он отступил.

Ясным осенним днем дружина во главе с князем выступила в поход. Править в Киеве остался Варяжко, который был недоволен и тем, что Ярополк отправился в Новгород без него, и тем, что ему предстоит надзирать над княгиней.

Блуд же тем временем старался приучить жену быть хозяйкой, но, увы, это получалось плохо. На родине ее положение было таким униженным, что даже слуги с ней не считались, поэтому она совсем не умела повелевать. Зачастую у молодой боярыни не хватало духу проявить твердость, и челядь начала злоупотреблять ее добротой. Поняв это, Блуд пожалел об отсутствии Фомы, всегда ставившего на место чересчур наглых челядинцев.

Минула осень, началась зима. После коляды9393
  Коляда – большой языческий праздник, который славяне отмечали сразу после зимнего солнцестояния. В дальнейшем он совпал с христианским Рождеством.


[Закрыть] Варяжко отправил Блуда в Искоростень, откуда пришли вести о бунте. Как только киевский отряд прибыл в город, смута сразу же улеглась. За три дня Блуд сумел все уладить: кому-то пригрозил, кого-то наказал, с кем-то сумел договориться, после чего отправился в обратный путь. Дома он застал жену всю в слезах.

– Случилось чего-то? – осведомился Блуд с тревогой.

– Я от радости, – всхлипнула Людмила.

– Она цельный день рыдает, – наябедничала Прокошиха, приотворив дверь горницы. – Я уж и не знала, как ее унять.

– Мне худой сон приснился, – смущенно сказала Людмила.

– Подумай о нашем дите, – укорил Блуд жену, осуждающе качая головой. – Каково ему от твоих слез?

– Прости! – раскаялась она.

– Ладно, – ласково промолвил он. – Авось, ты привыкнешь к моим отлучкам.

Успокаивая жену, Блуд сам ощущал в душе тревогу, и предчувствие его не обмануло: когда он поутру встретился в княжьих палатах с Варяжко, тот мрачно процедил сквозь зубы:

– Явился?

«Что-то случилось», – подумал Блуд, а вслух начал:

– Да. Я вчера прибыл…

– Вчера? – раздраженно прервал его Варяжко. – А почто токмо нынче пришел ко мне?

– Поздно уже было. Не будить же тебя посередь ночи.

– Спасибо за заботу! – саркастически поблагодарил Варяжко.

– Есть ли вести из Новгорода? – осведомился Блуд.

– Есть, – ответил Варяжко и, от души выбранившись, продолжил: – Гонец прибыл от Ярополка. Знаешь чего учудили Владимир и его пестун? Новгородский князь утек в варяжские земли, а Добрыня заперся с дружиной в Ладоге. Ярополк никого в Новгороде не нашел. Не с кем ему мир заключать!

– Что за странности? – озадачился Блуд.

– А ты не уразумел? Владимир Новгород отдал Ярополку, чтобы потом был повод начать войну. Ловко! Не знал я, что Добрыня на столь искусную хитрость способен!

– А может хитрит и не Добрыня, – предположил Блуд.

– А кто же?

– Князь Владимир.

– Но Владимиру нет и семнадцати лет!

– Он умен не по летам.

Подумав немного Варяжко согласился:

– Ты прав: Владимир и в малолетстве был смышленее своих старших братьев. А я виновен, что не разгадал ловушку!

– А был бы толк, коли бы и разгадал? Вряд ли князь Ярополк тебя послушался бы. Он редко упирается, но уж, когда упрется, то его ничем не сдвинешь.

– Что верно, то верно, – согласился Варяжко.

– Что теперь будем делать?

– Ждать Ярополка да к войне готовиться.

Вздохнув, пестун князя поинтересовался:

– Что там в Искоростени?

Блуд поведал ему о своей поездке.

– Значит, смута кончилась? – обрадовался Варяжко.

– Вчера кончилась, а завтра может опять начаться, – заметил Блуд. – Не любят нас древляне.

– Вот то-то и оно! Когда начнется война, добро, коли они останутся в стороне. А то ведь могут и с новгородским князем столковаться. Нет у Ярополка поборников9494
  Поборник – союзник.


[Закрыть].

– А родич княгини – немецкий король? Надобно от ее имени ему написать.

Варяжко с досадой махнул рукой.

– Вестимо, напишем! Токмо будет ли толк? Я еще летом узнал, что с немецким королем его князья опять воюют. Кажись, нам надобно искать себе иных поборников. Вот кабы…

Он прервался на полуслове и, бросив на своего собеседника хмурый взгляд, сказал:

– Ладно, ступай. Завтра обсудим с тобой прочие дела, а нынче у меня нет желания ни с кем и ни о чем толковать.

На княжьем дворе Блуд встретился с женой Мстиши. Радомира появилась со стороны женских покоев в сопровождении двух челядинок. Закутанная в соболя, из которых выглядывало только ее розовое личико, она походила на вылепленный ребятней большой пушистый снежный ком.

«Ей рожать вскорости, а Аделька не оставляет ее в покое», – посочувствовал Блуд молодой женщине.

Еще осенью Адель, познакомившись поближе с боярынями, прониклась доверием к Радомире. Почти каждый день жена Мстиши должна была, несмотря на свой растущий живот, навещать княгиню, чтобы не давать ей скучать

– Здравствуй, Рада! – воскликнул Блуд.

– Здравствуй, Блуд! – ответила она, улыбаясь.

– Ты у княгини была?

Радомира кивнула.

– Вестимо, у княгини.

– Зачем ты ей понадобилась в такую рань?

– Да все за тем же, – усмехнулась боярыня. – Грусть-тоску ей надобно было развеять.

– Я провожу тебя до вашего двора.

– Проводи!

Пока они шли, жена Мстиши под скрип снега (этой зимой его выпало необычайно много) весело болтала. Двигалась она легко, хотя была уже на сносях. Слушая ее щебет, Блуд подумал с сожалением, что Радомира так и не подружилась с Людмилой. Нет, неприязни между ними не было, но общались они редко и без особого желания с обеих сторон. Молодые женщины явно не находили общего языка.

Возле своего двора Радомира посерьезнела.

– Мне надобно кое-что тебе наедине молвить.

Блуд сделал знак сопровождающему его Рагозе, чтобы тот отошел подальше. А челядинки боярыни, по ее повелению, скрылись за воротами.

– Вита, в угоду княгине, заклятие наложила на твою жену, – шепотом сообщила Радомира.

– Заклятие? – удивился Блуд. – Но зачем?

– Сохла по тебе Аделька, – проговорила Радомира, глядя мимо него.

Он с досадой махнул рукой.

– В ее-то малых летах? У Адельки была блажь от скуки!

– Но заклятие на Людмилу все же наложено.

– На что заклятие? – с тревогой спросил Блуд.

– На потерю красы.

– Добро, что не на смерть, – облегченно вздохнул Блуд.

Радомира глянула на него с любопытством.

– А коли Людмила подурнеет, ты будешь ее любить?

Вопрос застал Блуда врасплох, но, подумав немного, он проговорил с твердостью:

– Может быть, по иному, но буду. Как бы Людмилу не пытались испортить, ее душа и очи останутся прежними. А их я более всего люблю в своей жене.

Он сделал паузу и добавил:

– Но я верую, что Господь наш Иисус убережет мою жену от худых чар.

– А княгиня теперь мучается и страшится Божьего гнева, – усмехнулась Радомира.

– В другой раз она не решится на злое дело.

– Решится. Таков женский нрав: совершив однажды зло, мы не можем остановиться.

– Верно, – согласился Блуд. – Добро, что есть такие жены, как Людмила и ты.

Родомира на мгновенье изменилась в лице, но потом вновь заулыбалась и сказала:

– Пойду я. Поклон твоей жене.

Простившись с ней, Блуд поспешил домой. На душе у него после бесед с Варяжко и Радомирой было тревожно.

Во дворе к нему подошел Выскирь.

– Я вашу веру решил принять. Хочу Христу поклоняться.

– Из-за Дубравки? – спросил Блуд.

– Не токмо. Я с лета хожу в ваш храм и мне в нем нравится. Да и Фома много чего мне успел поведать о Христе.

– Тебя же прежде речи Фомы не пронимали.

– А теперь проняли.

– Ладно, принимай христианскую веру. Сразу станешь свободным: я христианина не буду держать в рабах.

– И куда же я денусь? – озадаченно спросил Выскирь.

– Никуда. Служи, как служил, не называясь рабом.

– Да я верой и правдой!.. – воскликнул парень.

Не дослушав его, Блуд направился к жене. Он нашел ее в светлице за прялкой. Дубравка сидела напротив своей госпожи, напевая веселую песенку.

– Вот и ты! – воскликнула Людмила.

– Я вроде недолго пробыл у Варяжко, – отозвался Блуд.

– А не было ли дурных вестей? – с тревогой спросила жена.

Блуд мысленно подивился ее чутью, а вслух солгал:

– Не получал. Мы с Варяжко токмо об Искоростени толковали.

«Прости меня, Господи, за ложь! – добавил он про себя. – Но не должен я огорчать жену».

Дубравка поклонилась и хотела выйти.

– Ты за Выскиря пойдешь? – спросил ее Блуд с усмешкой.

Она фыркнула:

– Он язычник и раб!

– Выскирь примет христианство и не будет больше рабом.

– Тогда я еще подумаю, – ответила Дубравка. – Не он один хочет быть моим мужем.

Она говорила правду: ухажеров у нее хватало.

– Ладно, ступай, – велел ей Блуд.

– На самом деле она любит Выскиря, – сказала Людмила, едва за Дубравкой затворилась дверь.

– Но за раба идти не желает, – откликнулся Блуд. – Всякий ищет себе ровню. А ты не жалеешь, что стала моей женой? Тебе ведь полагается быть за князем али…

Он осекся, потому что заметил в синих глазах жены обиду.

– Ты разлюбил меня? – спросила она дрожащим голосом.

– С чего ты взяла?

– А зачем ты спрашиваешь, не жалею ли я, что стала твоей женой? Не иначе как сам о том жалеешь! Коли я ликом и телом подурнела…

Блуд с горячностью ее прервал:

– По мне так ты краше, чем прежде!

Он говорил это вполне искренно: в жене ему нравилось все.

– Так уж и краше? – недоверчиво спросила она.

– Клянусь памятью матери!

Людмила счастливо улыбнулась.

Глава 28
Тучи сгустились и разошлись

После холодной и снежной зимы наступила бурная весна, и, когда зацвели сады, в Киев вернулся Ярополк. Прибывшего в солнечный день князя киевляне радостно приветствовали: не то, чтобы они соскучились по нему, а просто рассчитывали на празднества по случаю его возвращения. Однако вид у Ярополка был отнюдь не праздничный. Подъехав к красному крыльцу, князь окинул мрачным взглядом встречавших его бояр во главе с Варяжко, а на Блуда и вовсе посмотрел с гневом. Потом князь заявил, что хочет отдохнуть с дороги, и потому велит всем его оставить. На этом встреча и закончилась.

Блуд был в смятении. Он догадывался о причине гнева князя: наверняка Ярополк ставит ему в вину свою неудачу в попытке примирения с Владимиром. Об этом Блуда предупреждал Варяжко, обещая свое заступничество.

«Заступиться-то он заступится, а там кто его ведает, что князю на ум взбредет».

Блуд не за себя беспокоился, а за жену и ожидаемого со дня на день ребенка. Он поискал глазами своего друга, но того не было видно: очевидно, Мстиша поспешил к Радомире, родившей ему месяц назад дочь. Прочие вернувшиеся из Новгорода бояре и дружинники тоже торопились, кто к семьям, кто просто отдохнуть. Блуду ничего другого не оставалось, как покинуть княжий двор. Уходя, он вдруг обратил внимание на то, что не видно Виты.

«Не померла ли она в Новгороде? Добро, коли так, прости меня, Боже. Я за заклятие на Людмилу сжил бы ее со света».

Дома Блуд старался скрыть свое беспокойство от жены, но она догадывалась, что случилась неприятность. Людмила ничего не выпытывала у мужа, поскольку это было бесполезно, да и добавлять ему переживаний она не хотела. В семье сложилась обстановка, в которой оба супруга пытались выглядеть спокойными, хотя у каждого из них скребли в душе кошки.

На следующий день к ним пришел Мстиша. Хозяева обрадовались гостю и поздравили его с рождением дочери. Разговор за трапезой шел о домашних делах. Мстиша поведал о том, как он обрадовался благополучному разрешению жены от бремени, но малость огорчился, что на свет появился не сын.

– Будет, дай Бог, у тебя еще наследник, – сказал Блуд. – А девицы нам тоже надобны.

Заметив, что Людмила клюют носом, Блуд сказал ей:

– Ступай в опочивальню, приляг.

Она растерянно посмотрела на гостя.

– Ступай, ступай! – поддержал друга Мстиша.

Хозяйка ушла. Оставшись вдвоем, мужчины выпили вина за ее здоровье, после чего гость сказал:

– А ведь дела твои, друг, были неважными.

– Были али есть? – спросил Блуд.

– Чаю, чтобы были, а там, как Богу угодно. Уж очень князь Ярополк на тебя серчал.

– За что же, коли не секрет?

– Он все твердил: Блуд продался моему брату.

– Кому и когда я продавался? – вспыхнул Блуд. – Уж кто-кто, а наш князь должен знать, что мне чужда алчность!

– Речь была не о не злате-серебре, а о твоей жене.

Блуд сник.

– Ох, как же наш князь бранил тебя поначалу! – продолжил Мстиша. – Он говорил: мол, я Блуду великую милость оказал – отдал ему полностью не по закону наследство родичей его матери. Добро, что боярин Явтяг за тебя заступился.

– С чего бы Явтягу за меня заступаться? – удивился Блуд.

– Я его попросил да он и сам хотел тебе помочь. Явтяг считал, что Варяжко непременно будет на твоей стороне. Князь вроде бы к тебе подобрел.

«Не особливо Ярополк подобрел, судя по тому, как он на меня вчера глянул», – отметил Блуд.

Он решил поменять тему разговора:

– А куда делась Вита?

– Кажись, померла.

– «Кажись»? – удивился Блуд.

Мстиша рассказал, что произошло с Витой. Вначале у волошанки все было хорошо: в пути она сообщила князю о своей беременности, чем его обрадовала. Однако в Новгороде у Виты случился выкидыш, и она подхватила на торжище какую-то заразу. Ярополк, когда его любовница начала покрываться густой сыпью, испугавшись ни на шутку, велел ее изолировать. Виту поместили в шатер за городом, где она осталась в одиночестве, а через три дня Ярополк отбыл из Новгорода.

– Вряд ли Вита оклемалась: уж очень она была плоха, – закончил Мстиша.

Блуду не было жаль волошанку.

«Ее порча ей же и досталась. Господь знает, кого наказывать: Аделька еще глупа, а Вита знала, что творила».

– А кого князь Ярополк оставил в Новгороде посадником? – спросил он.

– Воеводу Акуна Егрина.

– Что ж, даст Бог…

В горницу вкатилась Прокошиха.

– У боярыни роды начались, – сообщила она будничным голосом. – За повитухами я уже послала.

Блуд вскочил так резко, что уронил лавку, и, забыв о госте, помчался в опочивальню. Людмила лежала в постели. Ее широко открытые глаза были полны муки, но когда появился Блуд, в них мелькнула радость, а губы даже сложились в подобие улыбки.

– Зачем ты пришел? – прошептала она. – Тебе нельзя…

Блуд едва не разрыдался. Он отдал бы свою жизнь ради того, чтобы жена не мучилась, но, увы, это было не в его силах.

Вошла Прокошиха.

– Ступай отсель, боярин! – властно велела она. – Не положено мужьям глядеть, как жены рожают!

Блуд послушно покинул опочивальню. Спускаясь по лестнице, он встретился с двумя торопящимися повитухами: сухенькой старушкой и полнотелой женщиной помоложе.

– Помогите боярыне, и я не пожалею серебра, – жалобно попросил он.

– Мы свое дело знаем, боярин, – ответила старуха.

– А Мокошь нам поможет, – добавила вторая повитуха.

Сейчас Блуд поклонился бы и языческой богине Мокоши, если бы она помогла Людмиле. Тем не менее он привычно принялся молить Иисуса:

«Господи, Боже наш! Помоги моей жене благополучно разрешиться от бремени! Спаси ее, Господи Иисусе!»

Войдя в пустую горницу (Мстиша, конечно же, уже ушел) Блуд сел на лавку. Внезапно дверь распахнулась, и через порог медленно перелезла старуха-волхва Добролюба.

– Тебе чего надобно? – грубо спросил хозяин у незваной гостьи.

– Я хочу помочь твоей жене, – ответила она, нисколько не обидевшись на его грубость.

– Ну, так ступай к ней!

– Мне наверх не подняться.

Вскочив, Блуд подхватил старуху на руки. Она была невероятно легкой – то ли, потому что вся высохла, то ли он в своем состоянии не чувствовал ее веса. Блуд взобрался по лестнице и поставил Боримиру возле опочивальни, откуда слышались душераздирающие крики Людмилы.

– Ступай прочь! – велела ему волхва.

Блуд вернулся в горницу, где с ним случилось какое-то затмение – он словно перестал существовать, провалившись в бездонную черную пустоту…

Очнулся Блуд лежа на полу, рядом с валяющейся лавкой.

«Как там Людмила», – обожгла его мысль.

Вошла Дубравка и удивленно уставилась на сидящего на полу боярина.

– Что с боярыней? – прохрипел он.

– Родила она…

Блуд бросился со всех ног к жене. Когда из-за двери послышался детский плач, он впервые осознал, что с тех пор, как ему сообщили о родах жены, его ни разу не посетила мысль о ребенке. Блуд беспокоился только о Людмиле, а существо, которое должно у нее родиться, было им напрочь забыто.

– Сын у тебя, боярин, народился! – воскликнула старая повитуха при виде боярина. – Ох, и голосистый малец!

Ребенок и впрямь кричал, не переставая. Он словно обижался на отца. Однако и сейчас Блуд обратил свое внимание в первый черед на Людмилу и почувствовал себя счастливым, увидев ее улыбку.

– Каково тебе? – спросил он.

– Лучше не надобно! – отозвалась она. – Было больно, зато теперь радостно. Я бы еще родила.

На последних словах Людмила покраснела.

– Рожай, боярыня, рожай! – подала голос повитуха помоложе. – Вам детки, а нам хлебушек.

– Пойду я, – подала голос стоящая в сторонке Добролюба.

Старая повитуха низко ей поклонилась.

– Спасибо тебе, матушка! Очень ты нам помогла. Кабы не твоя помощь, тяжелее были бы роды у боярыни.

Блуд проникся благодарностью к волхве.

– Я тебя награжу серебром… – начал он.

– Не надобно мне серебра, – оборвала она его. – Лучшей наградой для меня будет, коли ты жену свою сумеешь сберечь.

Она шагнула к двери.

– Давай, я тебя вниз снесу, – предложил Блуд.

– Обойдусь без твоей помощи, – отказалась Добролюба. – Вниз – не вверх.

Как только она вышла, Людмила сказала мужу:

– Погляди на нашего сына.

Едва Блуд обратил свой взор на младенца, тот, словно почувствовав, что на него смотрит близкий человек, замолчал.

«Крохотный совсем, – умилился Блуд, и тут же его охватило беспокойство: – Что будет с ним и Людмилой, коли Ярополк все же обвинит меня в сговоре с новгородским князем?»

Однако волновался он напрасно: уже этим вечером к нему явился от князя человек с поздравлениями и подарком по случаю рождения сына. А спустя пару дней Ярополк позвал Блуда с собой на конную прогулку. Они встретились у крыльца княжьих хором.

– Ты не знал о замыслах моего брата? – спросил Ярополк после недолгой паузы.

– Я могу поклясться всем, что мне дорого… – начал Блуд.

– Верю, верю! – прервал его князь. – Мне еще Явтаг сказывал, что ты на измену не способен, а Варяжко совсем меня вразумил.

– Я токмо привез тебе послание новгородского князя, – напомнил Блуд.

– Ну, да, – нехотя согласился Ярополк. – В Новгород идти меня никто не неволил.

«Разве что собственное упрямство», – подумал Блуд.

Он чувствовал в душе огромное облегчение. Сгустившиеся было над ним и его семейством тучи разошлись, и теперь ему уже больше ничего не мешало радоваться рождению сына.

Глава 29
Княгиня вступает в свои права

У себя на родине Адель привыкла к другой жизни. В замке графа Куно, как и в других замках европейских феодалов, члены семьи хозяина трудились почти столько же, как и их слуги. Вся грязная работа, конечно же, доставалась челяди, однако и господа не сидели сложа руки. Адель ткала, пряла и шила, на что у нее уходило немало времени. Были и кое-какие развлечения. По вечерам граф Куно забавлялся вместе с домочадцами, наблюдая за выходками шута и слушая, как ратник Тилли играет на свирели, а в праздники обитатели замка участвовали в увеселениях окрестных крестьян.

В Киеве все было иначе. Поскольку огромным княжеским хозяйством управляли ключники и ключницы, молодой княгине было незачем вникать в хозяйственные дела. Ей никто не мешал заниматься рукоделием, однако вид прялки, иглы и ниток вызывал у нее отвращение, потому что напоминал о мачехе.

После отъезда мужа Адель заскучала. Ей нравились языческие увеселения, хотя она это скрывала даже от себя, оправдывая свое присутствие на них необходимостью сопровождать князя. В отсутствии же мужа княгиня, как благочестивая христианка, должна была отказаться от неугодных Богу развлечений. Единственный шут князя, Ногут, умер, а замену ему не искали. Иногда Варяжко присылал княгине музыкантов. Он предлагал ей и скоморохов, но она от них отказалась, узнав, что они связаны с языческими жрецами.

Адель почти не общалась с боярынями, пока не познакомилась поближе с Радомирой. Благодаря жене Мстиши, княгиня не только стала быстрее осваивать русский язык, но еще узнала о русских порядках и законах.

Как и раньше, самым любимым занятием Адели было катание на саночках. Во время своих прогулок она старалась держаться подальше от языческих капищ, однако это не спасало ее от постоянных встреч с Твердоликам. Где бы княгиня не проезжала в своих санях, молодой волхв попадался ей на пути. Пугаясь его, она просила у Господа избавления от нечестивого язычника, однако Всевышний был глух к этим мольбам, и встречи продолжались.

За зиму Адель заметно похорошела, Ее тело обретало женские формы, а движения теряли порывистость. В отсутствии Ярополка она почти перестала пользоваться белилами, отчего состояние ее кожи стало улучшаться.

Однажды Радомира принесла княгине притирание и отвар для питья, сказав, что это ей поможет окончательно избавиться от сыпи на лице.

– Das ist die Magie?9595
  Это колдовство? (нем.).


[Закрыть] – испугалась Адель.

Боярыня, которая, обучая княгиню русскому языку, научилась немного понимать по-немецки, принялась доказывать, что в предлагаемых средствах нет никакого колдовства, а есть только травы.

– Помилуй, я же сама христианка и страшусь греха!

Убеждение подействовало, и Адель воспользовалась, как притиранием, так и отваром, о чем потом не жалела, поскольку к весне ее личико стало совсем гладким.

Когда Ярополк, увидел жену после разлуки, он сразу возжелал ее. Четырнадцатилетняя княгиня уже была готова разделить с мужем постель, поскольку она очень взволновалась, узнав от Радомиры о порядке наследования власти на Руси. Адель не могла позволить, чтобы какая-нибудь низкого происхождения женщина, родив первой Ярополку сына, заняла бы более высокое место, чем она, его жена и правнучка Оттона Великого.

Князь явился в опочивальню жены на вторую ночь после своего возвращения из Новгорода. Их близость не принесла Адели ничего, кроме боли, зато Ярополку доставила большое удовольствие. Он был в постели главным, и это ему так понравилось, что первая ночь с женой окончательно изгнала из его памяти Виту.

А княгиня не забыла коварную ключницу. Адель долго мечтала отомстить Вите за предательство, однако Ярополк вернулся в Киев без любовницы. Узнав о страшной болезни Виты, княгиня восприняла это, как Божье наказание.

«К греху Виты и я причастна! – ужасалась Адель. – Прости меня, Господи!»

Она немедля повинилась отцу Антонию, а он строго отчитал ее и велел ей заниматься приобщением мужа к христианской вере. Но Ярополк, как только жена заводила речь об Иисусе, мрачнел и менял тему разговора. Ему все чаще казалось, что все его несчастья – это месть исконных русских богов. Он не решился совсем отвергнуть христианство из-за своей клятвы Оттону II, но теперь относился с большим, чем прежде, вниманием к вере предков. Князь чаще принимал участие в языческих обрядах и постоянно приглашал к себе волхвов. Адель совсем растерялась, не зная, как ей повлиять на мужа.

Однажды она пожаловалась на Ярополка Радомире.

– Князь волен в своих желаниях, – отозвалась та.

– Но он губит свой душа!

– Даже коли так, ты не можешь ему помешать.

– А как твой муж уверовал во Христа? – спросила княгиня.

Радомира грустно улыбнулась.

– Вряд ли Мстиша стал бы христианином, кабы не Блуд. Мой муж старается во всем походить на друга.

– Не очень-то он похож на Блюд, – заметила с усмешкой Адель.

– Не похож, – согласилась с ней боярыня. – Мстиша нипочем не решился бы убить кудесника…

Она запнулась, сообразив, что сказала лишнее.

– Кто есть «кудесник»? – осведомилась княгиня.

– «Маг» по-вашему, – ответила Радомира, досадуя на себя.

Адель пожелала узнать подробности убийства Блудом мага.

– Да мало знаю, – ответила Радомира. – Просто Мстиша обмолвился о том, что Блуд и его слуга Фома расправились во Вручии с кудесником. Муж велел мне о том молчать, а я вон тебе проболталась. Не говори ничего князю! Иначе Мстиша на меня рассердится за мой длинный язык.

Княгиня задумалась. С одной стороны ей очень хотелось досадить Блуду. Однако она помнила, что произошло с Витой. Не будет ли и Адель наказана, если с помощью язычников навредит христианину? К тому же княгиня не желала портить отношений с Радомирой, к которой успела привыкнуть.

– Ладно, я не скажу, – пообещала, в конце концов, Адель.

Однако в тот же день она нарушила свое обещание.

У княжеской четы вошло в привычку слушать перед ужином певцов, аккомпанирующих себе на гуслях. Княгине это очень нравилось: во-первых она любила музыку и пение; во-вторых, песни, которые русские называли былинами, помогали ей лучше усваивать здешний язык.

Поначалу ее беспокоило, что содержание былин языческим, но отец Антоний сказал по этому поводу:

– Раз твой муж желает слушать эти песни вместе с тобой, ты должна ему покориться. Не забывай о Господе нашем Иисусе и молись – тогда и языческая зараза к тебе не пристанет.

Обычно Адель шла в покои мужа в сопровождении двух служанок-немок, но в этот день Гертруда опять куда-то пропала.

– Вот негодная! – возмутилась княгиня. – Она совсем со мной не считается! Непременно ее накажу!

Она не стала никем заменять нерадивую служанку и взяла с собой одну Мину. Адель принарядилась в одежды из парчи и шелка, украсив голову роскошной диадемой, с которой свисали две унизанные жемчугом нити, однако в покоях мужа она вдруг обнаружила отсутствие одной из своих подвесок.

– Я слышала, как что-то упало, – промямлила Мина.

Адель накинулась на нее с бранью:

– И ты смолчала, дура? Ступай, дрянь, и найди подвеску! Вернешься без нее – я не знаю, что с тобой сделаю!

Оставшись одна, Адель почувствовала себя неуютно, потому что в сенях могли появиться княжеские дружинники. Конечно, никто из воинов не обидел бы княгиню, тем не менее она их побаивалась.

Заслышав тяжелые шаги, Адель вздрогнула и повернула голову. К ней приближался волхв Твердолик.

– Зачем ты здесь? – спросила княгиня, когда он подошел.

– Я был у князя, – сухо сообщил он.

На Адель странно действовал этот языческий жрец. Боясь его до умопомрачения, она порой испытывала наслаждение от своего страха. Вот и сейчас у нее было именно такое состояние.

– А Блюд убил мага, – вырвалось вдруг у Адели.

Она сама не поняла, зачем сказала это.

– Где убил? – заинтересовался Твердолик.

– Не помню.

– Уж не во Вручии ли?

– Да, там.

– Отколь ты знаешь?

– От Радомира.

Твердолик догадался, что речь идет о Кудеяре и, поразмыслив, решил пока молчать о том, о чем только что узнал.

Тем временем вернулась Мина и при виде волхва растерялась. Он сразу же ушел. Как только его шаги затихли за поворотом, княгиня вышла из своего полуобморочного состояния, и ей стало стыдно.

«Я нарушила свое обещание, – покаянно подумала она и тут же оправдалась перед собой: – Я обещала ничего не говорить князю, а о ком-то другом речь не шла».

Адель повернулась к Мине, чтобы та прикрепила подвеску к диадеме. Когда наряд княгини был приведен в порядок, она проследовала к мужу.

Князь находился в одной из своих больших горниц. Он расположился на широкой, резной лавке, облокотившись на мягкую подушку, а рядом с ним лежала еще одна подушка, предназначенная для княгини. Напротив Ярополка сидел седовласый гусляр, одетый в длинную, вышитую рубаху. На коленях у музыканта были видавшие виды гусли.

Когда Адель устроилась поудобнее, гусляр ударил по струнам и запел низким бархатным голосом. Он поведал о богатыре Святогоре, совершившим великие подвиги и оказавшимся после своей гибели в ирии, где цветут чудесные сады, течет молочная река и правит бог Сварог.

Когда былина закончилась, княгиня спросила у мужа:

– А как по вашей вере можно попасть в рай?

– Надобно приносить богам дары? – ответил Ярополк.

«Всего-то? – удивилась Адель. – Языческие боги не требуют ни добрых дел, ни смирения».