Текст книги "Слуга князя Ярополка"

Глава 41
Требы

В пути Блуд тщательно обдумывал свой предстоящий разговор с Ярополком, поэтому не очень торопился и добрался со своими спутниками до Родени только утром следующего дня. В посаде сразу бросалось в глаза полное безлюдье. Лаяли собаки, кудахтали куры, гоготали гуси, ржали лошади, но не было слышно ни одного человеческого голоса, да и на улицах не показывались ни мужчины, ни женщины, ни старики, ни дети.

– Никак мор здесь случился? – пробормотал Блуд.

Воины были удивлены не меньше, чем он, но хранили молчание, пока не увидели, что и у ворот детинца никого нет.

– Где же все? – воскликнул немолодой, щуплый венд.

Внезапно откуда-то появился хромоногий, трясущийся калека, который опирался на плохо сколоченные костыли. Он явно спешил, хотя передвигался с трудом.

– Куда народ у вас делся? – осведомился Блуд у калеки.

Тот сообщил:

– Нынче кладут великую требу Роду и Рожаницам.

– Нынче? – удивился Блуд. – Вроде праздника Рода и Рожаниц еще более месяца ждать.

Калека глянул на чужаков с неприязнью.

– У нас в Родени не так, как у вас в Киеве. Мы Рода и Рожаниц круглый год чтим.

Блуд хотел двинуться дальше, но хромец вдруг заскулил:

– Люди добрые! Возьмите меня кто-нибудь к себе на коня! Ведь покуда я доковыляю, все закончится! Не увижу я требы!

В душе Блуда вспыхнула злоба на калеку, желающего смотреть на убийство беззащитных людей.

– Возьмите меня! – умолял хромец.

– Пошел прочь! – рявкнул Блуд.

Он хлестнул своего коня, и тот, рванувшись, сбил с ног калеку. Увечный родоньчанин остался лежать на земле, а всадники поехали дальше.

Вскоре впереди показались княжеские хоромы. Перед ними собралась большая толпа, которая вела себя необычайно тихо. Подъехав поближе, всадники увидели, что все внимание собравшихся людей сосредоточилось на требище. Главными фигурами разворачивающегося действа были волхв Родогой и высокая старуха с большим ножом в руке. Поодаль от них стояли нагие пленники. Блуд поразился безучастному виду предназначенных на заклание людей: казалось, их совершенно не волновало происходящее, и лишь ребенок на руках у молодой, светловолосой женщины тихо плакал.

Родогой указал рукой на одного из мужчин, и тот покорно взобрался на требище. К жертве приблизилась старуха, которая со знанием дела перерезала несчастному горло. Как только потекла кровь, толпа забурлила. Взрослые поднимали повыше детей. Старики, желая подобраться поближе к требищу, расталкивали молодых. Царило всеобщее возбуждение.

А Блуду было не по себе. Он за свою жизнь повидал немало смертей и сам не раз убивал, однако расправу над слабыми считал недостойным делом. К тому же ему, как христианину, претили человеческие жертвы.

Один за другим на требище взошли еще один мужчина и два юноши. Народ уже неистовствовал. Люди вопили и прыгали, на некоторых напала трясучка, мужчины щипали женщин. Возбуждение порой доходило до настоящего безобразия.

«А где Ярополк?» – вспомнил Блуд о князе и огляделся.

Ярополк находился на крыльце княжьих палат. Он сидел на табурете, а рядом с ним стоял Варяжко. Лицо пестуна ничего не выражало: он спокойно наблюдал за тем, что происходит. Иначе выглядел Ярополк, который был бледен, как полотно, и, казалось, вот-вот потеряет сознание.

Тем временем старуха перерезала горло последнему из юношей, и осталась только молодая женщина с ребенком на руках. Родогой немного подумал и указал на младенца. Старуха взяла ребенка у матери, не шелохнувшейся даже тогда, когда дитя громко закричало.

У Блуда возникло огромное желание броситься на защиту обреченных на гибель женщины и ребенка. Но он понимал, что это бесполезно. Ему не справиться с толпой.

Старуха уже готова была положить младенца на требище, как вдруг Родогой, схватившись рукой за грудь, посинел и упал. На несколько мгновений все замерли. Первой опомнилась молодая невольница и с воплем бросилась к своему дитю. Напуганная старуха, отдав ребенка матери, заковыляла к лежащему на земле волхву, а немного погодя по толпе волной пронеслась весть о смерти Родогоя.

«Сдох собака! – удовлетворенно подумал Блуд. – Даст Бог, бабенку с дитем теперь пощадят».

В толпе неистовство сменилось растерянностью. Кое-кто из недавно бесновавшихся родоньчан поспешил убраться, а оставшиеся были напуганы. Большинство людей молчало, только плакали дети, и громче всех вопил ребенок невольницы.

Увидев, что Ярополк поднимается, Блуд спрыгнул с коня, бросил повод одному из воинов и поспешил к князю.

– Ты? – удивился Варяжко.

– Я, – буркнул Блуд, кланяясь.

– Вот уж кому я рад! – воскликнул Ярополк.

Пестун явно не разделял этой радости – он нахмурился.

– Нам потолковать бы, – сказал Блуд князю.

– Ступай за мной, – велел тот.

Они вместе пришли в неуютную горенку с обшарпанными стенами.

– Садись! – бросил князь прибывшему гостю, опускаясь на одну из двух лавок.

– Меня прислал князь Владимир, – сообщил Блуд, присев напротив князя.

– Али ты ему уже служишь? – ядовито спросил Варяжко.

Ответ был жестким:

– С той поры, как мой князь бросил меня на произвол судьбы, я и сам не пойму, кому служу.

– Зачем тебя послал ко мне мой брат? – осведомился смущенный Ярополк.

Блуд молча вынул свиток.

– Ты же, поди, знаешь, что там? – спросил князь.

– Князь Владимир предлагает тебе воротиться в Киев…

– На верную гибель? – закричал пестун. – Ярополку не быть живым!..

Князь сердито прервал его:

– Замолчи, Варяжко! Я не с тобой толкую! Сказывай, Блуд!

Блуд поведал о предложении князя Владимира.

– Нет такого закона, чтобы старший брат подчинялся младшему! – не выдержал Варяжко.

– Закон на стороне сильного! – отрезал Блуд и, вздохнув, добавил: – А сила нынче у князя Владимира, в чем не токмо его заслуга, а и ваша вина.

– В чем же наша вина? – раздраженно спросил пестун.

– Не надобно было сидеть сиднем три года! Князь Владимир обратился к Хокону, а мы могли бы взять себе воинов у других варяжских князей. Вместо того ты, Варяжко, выбрал в поборники князю Ярополку степняков. Хуже ничего нельзя было придумать. Мне ли не знать печенегов? Они же разорят Киев дотла! А покуда печенеги будут грабежами заниматься, князь Владимир может ударить по ним. Коли он изгонит степняков, киевляне, за него горой встанут. И тогда…

– И тогда мне уже ничего не достанется, – изрек Ярополк.

– Верно, – согласился с ним Блуд. – Навряд ли печенеги довольствуются Киевом – они и другие русские земли разорят. Опосля чего тебя, князь Ярополк, уж точно прогонят прочь. И куда ты денешься?

Варяжко вскочил.

– Тебя, Блуд, купил наш враг! Не слушай его, князь!..

– Замолчи! – заорал на него Ярополк. – От твоих советов мне всегда был один вред! Из-за тебя я стал братоубийцей, а теперь ты лишил меня жены и сына! По твоему желанию, Варяжко, Родогой меня зачаровал! Но высшие силы спасли меня от чар волхва, а его самого убили! Уж не твой ли Бог, Блуд, поразил проклятого ведуна?

Блуд кивнул.

– Должно быть. Христос заступается за безвинных страдальцев.

– Так и есть! – воскликнул князь. – Значит, наши боги ничтожны перед Христом! Вот кому надобно поклоняться!

Он словно забыл, что именно пестун уговаривал его принять христианство, чему сам Ярополк долго сопротивлялся.

– Ты можешь поклоняться любому богу, – заговорил Варяжко. – Нынче не о том надобно помышлять. Помяни мое слово, не быть тебе живым, коли послушаешься брата…

– Вон! – завопил Ярополк. – Убирайся, хитрый змий! Не желаю тебя терпеть! Чтоб твоего духа в Родени не было! Коли узнаю, что ты еще здесь, велю тебя повесить! Вон отсель!

Лицо Варяжко покрылось мертвенной бледностью.

– Твоя воля, князь, для меня – закон, – выдавил он из себя и вышел из горенки.

Блуду стало его жаль.

«Нельзя же быть таким неблагодарным. Никто не сделал для Ярополка больше, чем Варяжко».

Но князь был иного мнения:

– Мне давно надобно было изгнать пестуна. Кабы не он, я уже помирился бы с братом.

– Значит, ты решил послушаться князя Владимира?

– Да! Лучше быть князем в Чернигове али Смоленске, чем потерять все: княжение, жену, сына. Как поживают моя княгиня и княжич Святополк?

«Наконец-то, ты вспомнил о них», – сердито подумал Блуд.

– Они здравы, – сообщил он. – Князь Владимир взял их под свою защиту.

Почувствовав в его голосе упрек, Ярополк проскулил:

– Я нипочем не оставил бы жену и сына, кабы не чары Родогоя. Он умел лишать человека воли.

– Умел, судя по тому, что творилось с рабами на требище.

– А как поживает твоя жена, – поинтересовался князь, вспомнив свой разговор с Родогоем в Киеве

– Чего ты вдруг о моей жене спросил? – удивился Блуд.

– Я подумал, что волхвы могут в Киеве народ смутить.

– Князь Владимир дал моему семейству надежную стражу.

– Добро! – обрадовался Ярополк.

Блуд невольно пожал плечами, потому что эта радость князя показалась ему странной,

– Я завтра же двинусь со своими людьми в Киев – сказал Ярополк. – А ты отправляйся немедля, дабы Владимир узнал о моем скором прибытии. Торопись!

– Можно хоть коней покормить?

– Покорми и сразу в путь.

Обратно Блуд и его спутники очень спешили, поэтому они уже вечером были в Киеве. Почти у самого города Блуд увидел впереди себя путника, медленно трусящего верхом на каурой лошади. Бросалось в глаза, что одежду на этом всаднике изношена почти до лохмотьев, зато его кобыла так хороша, что на ней не было бы зазорно ездить даже князю.

Догнав странного путника, Блуд воскликнул:

– Фома!

Это, действительно, был Фома – потрепанный, оборванный, весь в ссадинах и загоревший. Он и Блуд крепко обнялись.

– Не иначе, Господь нас свел, боярин! – воскликнул Фома.

– А где твой товарищ? Куда делся Маврикий!

Фома печально вздохнул:

– Убили печенеги брата Маврикия, упокой его Боже. Я и сам еле спасся.

– Я же вам говорил, что печенеги не уверуют во Христа.

– Кое-кто из них все же уверовал, – возразил Фома. – Значит, не зря мы побывали у степняков, а брат Маврикий отдал свою жизнь во славу Божью.

За оставшийся до Киева путь Блуд успел сообщить о том, что у него родился сын, и немного узнать о злоключениях проповедников слова Христова. Старания двух миссионеров дали мало результатов: за два года им удалось обратить в христианство всего около полусотни степняков. Большинство же печенегов воспринимало пришельцев, как колдунов, чему способствовало умение брата Маврикия лечить некоторые болезни. Это и стало, в конце концов, причиной гибели монаха. Когда в одном из стойбищ печенегов случился большой падеж лошадей, в нем обвинили христианских проповедников. Фоме удалось спрятаться и он из своего укрытия видел, как печенеги схватили брата Маврикия и, исхлестав бичами, разрубили на кусочки, а останки сожгли.

– Я не хотел хорониться, – виновато сказал Фома. – Но брат Маврикий велел мне спасаться, я не мог его ослушаться.

– Почто не мог? – осведомился Блуд.

– Нельзя перечить духовному наставнику.

– Как же тебе удалось выбраться из вражьего логова?

– Ночью. Я дошел до другого стойбища, где был печенег, принявший христианскую веру опосля того, как брат Маврикий вылечил его сына. Мой единоверец помог мне: дал лошадь и еду.

– Добро, что ты воротился. Мне тебя очень не хватает.

– А что в Киеве? Князь Ярополк уже принял нашу веру?

Блуд тяжело вздохнул:

– Нет, не принял.

Он начал рассказывать о том, что произошло за время отсутствия Фомы в Киеве. Но этот рассказ был прерван на окраине Подола неожиданным появлением Сигурда. Варяг выехал на своем коне из проулка и обратился к Блуду:

– А я тебя жду.

– Меня?

– Я пообещал твоей жене встретить и сопроводить тебя.

– А как ты узнал, когда я ворочусь? – удивился Блуд.

– По моим расчетам ты должен был прибыть либо нынешним вечером, либо завтрашним утром.

– И ты до завтрашнего утра меня ждал бы?

– Ждал бы.

«Ишь, как он старается для Людмилы!» – неприязненно подумал Блуд.

– Неспокойно здесь, – продолжил Сигурд. – Говорят, объявился жрец, призывающий народ служить самому древнему богу русичей. Он призывает народ покончить со всеми христианами…

Блуд взволнованно перебил его:

– Так почто же ты оставил Людмилу и Ивещея?

– Им ничто не угрожает, – уверенно заявил варяг. – Их охраняют пятеро моих лучших воинов.

Более всего на свете Блуд хотел увидеться с женой и сыном, но ему необходимо было вначале посетить князя Владимира. Он велел Фоме ехать домой.

«На одного охранника у Людмилы и Ивещея будет больше».

Обстановка на княжьем дворе отличалась от той, которая была при Ярополке. Дружинники не болтались праздно и не тратили время на пустые разговоры, а еще три дня назад неторопливая челядь суетилась.

Сигурда позвали разобраться в конфликте, возникшем между его варягами и варягами Свейна. А Блуд, сойдя с коня, поднялся на красное крыльцо. Уже у входа в княжьи палаты он, случайно обернувшись, увидел, что возле обветшавшего святилища Перуна стоит Твердолик, а когда с досадой отвел взгляд от этого волхва, заметил в дальнем углу двора еще одного ведуна – Родислава из Родени.

«Собирается воронье стаей. Что теперь будет с нами?»

Владимир и Добрыня были в Заветной горнице. Блуд про себя грустно усмехнулся, когда увидел, что новый киевский князь сидит на табурете своего старшего брата, а его пестун расположился на лавке так же, как третьего дня Варяжко.

«Было бы место, а занять его найдутся охотники».

– Ну, с чем ты воротился? – нетерпеливо спросил Владимир.

Блуд рассказал, не упуская ни одной подробности, о своей встрече с Ярополком.

– Значит, брат на все согласен! – встрепенулся Владимир.

– Зря радуешься, – заворчал Добрыня. – Нынче Ярополк покорен тебе, но завтра может взбунтоваться.

Князь махнул рукой:

– Мой брат и раньше решимостью не отличался, а теперь и вовсе крылья опустил. Он ведь остался без Варяжко. И куда делся пестун брата?

– Должно быть, ускакал к печенегам, – предположил Блуд.

– Зря Варяжко к степнякам подался, – неожиданно заявил Владимир. – Мне надобны умные советники.

Эти слова возмутили Добрыню:

– Вот как, значит? А я тебе в советники уже не гожусь? Лишним стал, можно и прогнать! Спасибо тебе, племянничек!

– Уймись! Не собираюсь я от тебя избавляться, а хочу, чтобы ты стал моим наместником в Новгороде. Там надобно посадить либо тебя, либо тестя твоего. Ты надежнее.

Добрыня растерянно замолчал, осмысливая слова племянника.

– Вы, кажись, взялись обсуждать свои дела? – спросил Блуд, намекая на то, что он стал лишним.

– Ступай! – разрешил Владимир. – Тебя, поди, жена заждалась.

Покинув Заветную горницу, Блуд ощутил предчувствие беды. Он торопливо прошагал по сеням и почти у самого выхода был остановлен лупоглазой сенной девкой.

– Ой, боярин! – запричитала она. – Там твоего слугу зарезали! Прямо у требища Лютомир вонзил в него меч!..

Отпихнув ее, Блуд бросился во двор. С крыльца он увидел, что возле требища нет ни одной живой души, а только валяется залитое кровью тело Фомы.

– Кто? – взревел Блуд, обнажая меч. – Кто убил его?

Он помчался к требищу, готовый поразить каждого, кто окажется на его пути. Люди, видя его состояние, шарахались и убегали прочь.

Блуд приблизился к лежащему на земле Фоме и склонился над ним.

«Мертв! Как же могло такое случиться?»

Подбежал бледный Выскирь.

– Как вы оба здесь оказались? – спросил у него Блуд.

– Нас боярыня прислала, – ответил Выскирь дрожащим голосом. – Она за тебя, боярин, боится. Такой обуял боярыню страх, что Фоме ее стало жаль. Он умылся, поменял одежу и сразу сюда – даже есть не стал. Ну, и я с ним. А на княжьем дворе его зачем-то понесло к людям, кои возле требища собрались. Токмо мы приблизились к ним, тут же услыхали, как твое имя помянул волхв.

– Твердолик? – зачем-то спросил Блуд, хотя знал, о каком волхве идет речь.

– Он сказал, что ты убил кудесника, за что и должен понести кару. А Фома вдруг возьми да заяви: «Не убивал мой боярин Кудеяра! Смерть проклятого кудесника на мне, в чем я готов поклясться на святом кресте!» Твердолик тут же завопил: «Лжешь!» Но Фома стоял на своем: он не токмо поклялся на своем кресте, а еще и поведал, как кудесник был лишен жизни. Волхв тогда принялся бранить христиан и говорить, что их, до бишь нас, надобно положить на требу Перуну. А Лютомир схватил свой меч и ударил Фому в грудь.

Блуд знал дружинника, лишившего Фому жизни. Мало кто мог сравниться с Лютомиром в любви к Перуну. Этот воин почитал бога-громовержца с каким-то болезненным неистовством.

– А ты чего? – машинально спросил Блуд у Выскиря.

– Я убоялся, – смущенно ответил тот, – и утек со страха за крыльцо. А когда выглянул, возле требища уже никого не было.

Блуд внимательно вглядывался в мертвое лицо Фомы, вспоминая все, что было связано с этим человеком: пребывание у печенегов, скитания по свету, жизнь в Киеве.

«Он был мне не слугой, а названным братом».

К Блуду приблизился Сигурд.

– Я ненароком услыхал, что здесь случилось. Ступай к князю и пожалуйся на…

Блуд прервал его:

– Не сейчас! Надобно убрать отсель Фому. Отвезу его, а пожаловаться можно и завтра. Приведи, Выскирь, моего коня.

Он поднял покойника и положил его на седло, а затем озабоченно сказал:

– Напужаем мы Людмилу, когда явимся с мертвым Фомой.

– Я предупрежу ее, – предложил Сигурд и, не дожидаясь ответа, торопливо подошел к своему оставленному более часа назад и все еще не расседланному коню, сел на него и ускакал. Блуд тоже не стал задерживаться: он направился с княжьего двора, стараясь вести своего коня осторожно. Громко сопящий Выскирь шел сзади.

Солнца уже не было, небо посерело, а вечернее тепло сменялось ночной прохладой. Над Днепром и Почайной рваными клочьями поднимался туман.

Блуд с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться: горечь потери жгла его душу. Но он не должен был показать свою слабость Выскирю и попадающимся на пути редким прохожим.

«Почто меня так разбирает? Ведь Фомы почитай два года не было, и мы даже не знали жив он али нет. Хотя понятно, что надежда увидать его живым была».

Выскирь всхлипнул:

– Добрый был человек – Фома, земля ему пухом. А я еще вчера беду почуял, когда ведьму подле нашего двора встретил.

– Ведьму?

– Ну, да, ужас до чего страшную ведьму! Никто не ведает отколь она взялась в Киеве.

– И многие ее видали?

– Нет, немногие, но все подоляне ее страшатся.

Глава 42
В сумерках

Поскольку Твердолик не помогал Вите в исполнении ее желания расправиться с женой Блуда, волошанка быстро нашла себе другого сообщника. Молодой волхв Родислав не испытывал ненависти к Людмиле, зато он был болезненно предан своему учителю и покровителю. Когда Родогой, сочтя себя оскорбленным Блудом, задумал лишить дерзкого христианина жены, Родислав ни мгновенья не сомневался в справедливости такого наказания.

Подобраться к Людмиле было трудно, поскольку ее охраняли варяги. Однако Вита и Родислав разработали вместе план, как выманить молодую женщину из дома. В этом им должен был помочь княжий отрок Луп, которому Ярополк перед своим паническим бегством велел служить роденьским волхвам. После вокняжения Владимира парень даже не помышлял отказаться от возложенного на него задания, ибо ведунов он боялся больше, чем всех князей вместе взятых.

Когда Родислав заметил направляющегося к князю Владимиру Блуда, он решил, что сейчас самое подходящее время для исполнения задуманного плана. Он нашел Лупа, и они вместе заспешили к Вите, готовой расправиться с Людмилой.

– Значит, конец нынче придет жене Блуда, – обрадовалась волошанка.

– А чего мне потом всем говорить? – жалобно спросил Луп, получив указания от обоих ведунов.

– Мы тебе подскажем, – пообещала Вита, усмехнувшись про себя, ибо она не собиралась оставлять свидетеля убийства в живых.

Людмила тем временем не находила себе места. Как только она узнала о возвращении в Киев мужа, ей стало казаться, что с ним что-то случится. По этой причине Людмила равнодушно отнеслась к возвращению Фомы, а когда он вызвался сходить в княжьи палаты, чтобы что-либо разузнать, не подумала о его усталости.

– Возьми с собой Выскиря, и ступайте, – сказала она.

Ей самой хотелось пойти с ними, но варяги, следуя приказу Сигурда, не выпускали ее за ворота. За пару часов до прибытия Фомы Людмила попросила своих охранников проводить ее в храм, но получила такой ответ:

– Про храм воевода нам ничего не говорил.

Варяги с подозрением относились к немногочисленным гостям своей подопечной, будь то священник храма Святого Ильи или беспокоившийся о жене друга Мстиша. А когда пришел Луп, его вообще не хотели прогнать.

Людмила, глянув с гульбища узнала княжьего отрока и попросила пропустить его к ней. Варяги с неохотой исполнили ее просьбу.

– Что с моим мужем? – осведомилась Людмила, встретив гостя в сенях.

– Нам бы, боярыня, потолковать вдвоем, – сказал он.

Хозяйка молча взяла его за рукав и потянула за собой в одну из горенок. Подбежавшая Дубравка последовала за ними.

– Мне потолковать бы, боярыня, с тобой, – повторил Луп, покосившись на служанку.

– От Дубравки у меня нет тайн, – сказала Людмила.

Парень не решился с ней спорить, сообразив, что его настойчивость может насторожить женщин.

– Ну, что там случилось? – нетерпеливо спросила хозяйка.

– Худы дела у боярина: князь Владимир хочет его казнить, – выпалил Луп.

– За что? – воскликнула Людмила, побледнев.

– Да я толком и не понял. Всякое болтают. Я хотел расспросить твоих слуг, но им было не до меня: они меж собой толковали. Мне токмо удалось подслушать, как Фома сказал Выскирю: «Кабы наша боярыня попросила князя Владимира, боярин был бы спасен»…

– Почто князь должен меня послушаться? – произнесла Людмила дрожащим голосом.

– Ты же была его невестой, и он тебя уважит.

– Господи Иисусе! – всхлипнула Людмила. – Варяги меня не выпустят! И Сигурд куда-то запропастился! Дождаться бы его!

– Сказывают, что князь Владимир в сильном гневе, – сказал Луп. – Как бы он не поспешил с казнью.

– Святой Боже, как же быть? – воскликнула Людмила в отчаянье. – В ворота мне не выйти!

– Но есть же садовая калитка, – вмешалась Дубравка. – О ней наши охранники не знают. И ключ от нее у меня.

У нее были все ключи, поскольку она в последние дни подменяла заболевшую Прокошиху.

«Вовремя ключница захворала», – подумала Людмила.

Женщины выбрались вместе с Лупом через окно на первом этаже в сад и добежали до калитки. Как только замок был отперт, Людмила рванулась так быстро, что Дубравка и Луп еле за ней поспевали. Они бегом проскочили закоулки, миновали широкую улицу и приблизились к мосту через ручей. Уже сгущались сумерки, и от воды тянуло пробирающей до костей холодной сыростью. Растущие на другом берегу кусты начали окутываться мраком.

Людмила, Дубравка и Луп перешли через мост, когда внезапно перед ними метнулись две тени. Из-за кустов появились молодой волхв и женщина с безобразным лицом – они преградили спешащим женщинам путь.

– Да уйдут в иной мир хулители Рода и всех наших богов! – провозгласил Родислав.

Вита устремилась с ножом к Людмиле, злобно шипя:

– У, проклятая! Не спасет тебя на сей раз твой Христос!

«Что же будет теперь с Блудом», – растерянно подумала Людмила перед тем, как удар в грудь ножом оборвал ее жизнь.

Как только она упала, послышался топот лошадиных копыт.

– На помощь! – закричала Дубравка. – Нас убивают!

Вита с яростью вонзила в нее нож.

А всадник уже подскакал близко. Это был Сигурд, который, увидев, что произошло, впал в неистовство. Он рванулся к Родиславу и снес ему мечом голову, а затем бросился догонять успевшую убежать на мост Виту. Варяг почти настиг волошанку, когда она совершила отчаянный поступок – прыгнула в ручей. Рыча от бешенства, Сигурд глянул вниз и увидел только покрытую туманной дымкой воду.

«Утонула ведьма!» – решил варяг и, оглядевшись, заметил под кустом дрожащего отрока.

Луп так испугался, что не смог убежать. Он пополз на четвереньках, вопя, как резаный:

– Не убивай меня, воевода! Я ни в чем не виноват! Кабы князь Ярополк мне не велел!..

– Князь Ярополк? – прервал его Сигурд. – Что он тебе велел?

– Роденьский волхв Родогой пожаловался князю на Блуда: мол, оскорбил боярин его, значит, Родогоя! Волхв желал наказать своего оскорбителя так, чтобы Блуд живым остался, но лишился самого для него дорогого – жены!

– И что князь?

– Он велел мне помочь волхву Родиславу.

– И как ты помог волхву? – спросил Сигурд, окидывая парня тяжелым, как свинец, взглядом.

Луп задрожал и замер.

– Ну! – рыкнул варяг.

– Я выманил боярыню, сказав, что с ее мужем случилась беда… – начал Луп блеющим голосом.

Не в силах более сдерживаться Сигурд разрубил его мечом почти надвое. Затем варяг соскочил с коня и бросился к лежащей на земле Людмиле. В том, что она мертва не могло быть никаких сомнений. Женщина, которую Сигурд боготворил, смотрела в небо невидящим взглядом, ее синие глаза стали безжизненными, а кожа приобрела заметный даже в сумерках землисто-серый оттенок.

Варяг упал на колени и взвыл:

– Прости меня! Прости, любимая, что не уберег тебя!

Послышался шум. Подняв голову, Сигурд увидел тех людей, которых он оставил охранять Людмилу. Они бросились искать свою подопечную, как только обнаружили ее отсутствие. Добежав до моста, ратники замерли в страхе перед гневом Сигурда. А он готов был изрубить их мечом и наверняка так бы и поступил, если бы в это время не появились Блуд и Выскирь с мертвым Фомой.

– Убей меня! – крикнул Сигурд своему бывшему сопернику. – Я достоин смерти! По моей вине ее больше нет!

У Блуда в глазах потемнело.

– Дубравка! – услышал он отчаянный крик Выскиря и потерял сознание.