Текст книги "Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой"

Оказывается, наш доморощенный вор лживо заявил следователю, что триста с лишним тысяч – это долг фирмы перед ним по невыплаченной «чёрной» зарплате, и следователь не нашла ничего лучше, как по навету мошенника организовать налёт, как будто ей неизвестно, что какая-то часть «чёрной» зарплаты, извиняюсь, присутствует практически во всех негосударственных организациях. Причём прокуратура и налоговая инспекция давно приняли эти вынужденные правила игры и зорко следят, чтобы официальная часть зарплаты, а значит, и налоги с неё не были ниже прожиточного минимума, а ещё лучше, если удастся «додавить» фирму и до среднеотраслевого уровня. За неповиновение могут как минимум обрушиться жёсткие налоговые проверки.

После налёта «родной» полиции мы, конечно, поспешили заключить с грабителем компромиссное соглашение. Он взял обязательство погасить хотя бы половину украденной суммы, а мы – закрыть дело. Потери фирмы в день налета были несоизмеримо больше, чем похищенные деньги.

Все это пронеслось в уме, пока я раздумывал, потребовать ли немедленно заявление на увольнение то ли от ротозея, то ли от «взяточника», самовольно отменившего данное охране распоряжение на задержание мебели.

В это же самое время директор, начальник службы безопасности и юрист вели отчаянную телефонную битву. В результате словесной осады хозяин-беглец согласился отдать нам мебель на очень выгодных… но только для него условиях. Три оставшихся у него гарнитура он оценил раза в два выше, чем долг. По его задумке, наши мебельщики должны были по назначенной им цене принять мебель и расплатиться за неё в оговорённый срок за минусом долга. И хотя условия должник продиктовал нам совершенно кабальные, я посоветовал в любом случае принимать мебель. При этом сохранилась надежда, что через суд или в диалоге будем добиваться справедливости. Это всё же хоть какой-то шанс, хуже всего биться с опустевшей фирмой или с частным предпринимателем, переписавшим на родственников всё имущество.

Проще всего переписывать имущество на жену. Для этого не обязательно даже разводиться, достаточно заключить брачный контракт, но делать это необходимо раньше, чем возникнут финансовые неприятности. В случае отсутствия такового признаётся, что супруги владеют имуществом в равных долях и взыскание назначается, соответственно, только на одну половину.

Памятуя о поговорке «Готовь сани летом, а телегу зимой», опытный юрист с первых минут торга по условиям передачи нам мебели на абсолютно невыгодных для нас условиях начала думать о суде. Очевидно, что мебель по указанной нахальной цене нам никогда не продать, да и возвратить её будет практически невозможно. Не зря каждый переезд с разборкой и сборкой мебели, по народной молве, сравнивают с пожаром. Во всяком случае, царапин и изъянов, как новых, так и не замеченных при ночной приёмке, не избежать. В общем, если мебель принять впопыхах, на чём настаивал хитроумный должник, быстро сообразивший, как из данной ситуации извлечь максимальную выгоду, то проигрыша в суде в дальнейшем, пожалуй, избежать очень непросто. Наши потери при таком раскладе вполне могут превысить размер первоначального долга арендатора. Юрист в данной ситуации видела только один выход – за приёмку мебели в создавшейся суете должно расписаться не уполномоченное директором фирмы лицо. Тогда ночной договор и приёмка мебели будут, скорее всего, признаны ничтожными, а мебель, по сути, нам удастся реализовать по реальной цене через судебных приставов и погасить долг арендатора, в одночасье сбросившего с себя маску интеллигентности.

Вот так каждая сторона со своими мыслями и с небольшими перебранками продвигалась к цели, где на кону миллион рублей, уже почти украденный противной стороной из-за нерасторопности или нечестности нашего исполнителя.

Но как бы то ни было, машина противника с двумя гарнитурами подъехала к покинутому часа полтора назад салону мебели. За тысячу километров хозяин-арендатор проглядел в суете, а его бригадир не подумал и загрузил со склада, не оформив документы, третий гарнитур в нашу машину, которая преспокойно уехала с этой неплохой добычей. После того как машина выехала за их шлагбаум, забрать эту мебель, без долгих судов с непонятным результатом, должнику уже не удастся. А это хотя бы частично покроет долг.

Ясно сознавая факт маленькой победы, мы продолжали вести диалог обо всех трёх гарнитурах, которые бы гарантированно были по стоимости не меньше, чем сумма долга. Когда машина должника подъехала к нашему магазину, до хозяина дошло, что приёмо-сдаточные документы и договор, а тем более доверенность на эти действия в ночной суете может подписать с нашей стороны неуполномоченное лицо. Эта хитрая ситуация ему, по-видимому, была знакома. Прежде всего, его не устроила доверенность, и он потребовал привезти директора. Но время неотвратимо приближалось к полуночи, а согласно его плану предстояла ещё долгая приёмка с описанием возможных дефектов, царапин и сколов на десятках, если не сотнях полированных дощечек. Его грузчики первыми не выдержали испытание ночными бдениями и ушли домой.

После этого демарша арендатор принимает главное в этой ночной операции решение – загнать машину к нам во двор, а приемку по продиктованным им нереальным, но не оспариваемым до поры до времени ценам перенести на завтра, на десять утра.

Далеко не сразу он понял, что попал в западню. Машина с мебелью оказалась наконец-то, без всяких насильственных действий, на нашей территории. Это почти то же самое, что и мебель в нашем магазине. Для достижения своих жульнических целей нашему оппоненту нужно было отогнать машину на любую охраняемую стоянку или за шлагбаум, на базу с его складом. Только теперь на него обрушилась и ещё одна нерадостная новость, а именно то, что третий гарнитур, никем официально не принятый, укатил на нашем грузовике. Обидно осознавать грубые просчёты и чувствовать себя, извиняюсь, дурнем в ночном мебельном «казино», где разыгрывался миллион рублей. Думаю, что стресс и прыжки давления в момент осознания резко изменившейся ситуации перебросились на нашего «друга».

Никто из знакомых мне предпринимателей, занятых реальным бизнесом, никогда не играет в азартные игры ни в казино, ни в других местах. Слишком уж много ситуаций с непредсказуемым результатом встречается в нашей повседневной жизни. Причём «ставки» нередко измеряются и сотнями тысяч рублей, и десятками миллионов.

Например, два моих хороших знакомых отчаянно борются за используемую в их сделке банковскую ячейку с «призом» в сорок миллионов рублей. В середине 2014 года они со взаимным удовольствием заключили договор купли-продажи офисного центра. Покупатель внес 20 миллионов залога, а кроме того, ещё 40 миллионов – «серую» часть расчётной суммы – положил в банковскую ячейку. Условием её открытия должен быть документ регистрации земельного участка на имя покупателя. А для этого он должен официально оплатить ещё около ста миллионов рублей. Но вскоре после подписания договора и рукопожатий грянул разорительный для многих кризис, и найти сто миллионов стало очень непросто, да и недвижимость во многом потеряла свою ценность.

Правда покупателя в том, что кризис – это своеобразный форс-мажор, и продавец должен вернуть если не залог, то хотя бы предоплату из банковской ячейки. У продавца своя правда. У него якобы были и другие претенденты, которые могли по сходной цене оплатить землю без проволочек, но покупатель сам уговорил его по дружбе, которая быстро растаяла, на сделку именно с ним, попросив подождать до конца года. Если бы он не пошёл навстречу покупателю, то получил бы всю сумму до обвала валюты и давно бы превратил её в доллары не по 50–70 рублей за единицу, а по 32 рубля. По его логике, деньги в ячейке должны компенсировать валютные убытки. По логике же покупателя, коль сделка срывается, то его деньги из ячейки должны вернуться «домой». Тем более что немалый залог, в 20 миллионов, и без того был выплачен и уже явился существенным убытком для покупателя.

В общем, у каждого своя правда, а потому за ячейку идёт отчаянная борьба, в которой используется весь арсенал средств: и взятки, и поддельные документы, и долгие экспертизы подписей. Чем завершится сражение двух мощных юридических команд, пока неведомо никому, ставки, пожалуй, можно было бы делать и немногим осведомлённым о ходе боёв наблюдателям. Эмоций будет не меньше, чем в любом казино.

Что касается нашего дела, то напористость арендатора была так велика, что наша команда, несмотря на новый расклад сил, собиралась организовать убийственную для наших интересов приёмку каждой дощечки. После того как я растолковал ситуацию своим доморощенным руководителям, они поняли, как чуть-чуть не попались на лакированный деревянный крючок, и отказались согласовывать цену и принимать «россыпь». Вне себя от возмущения за наглый, как он выразился, обман, арендатор наутро позвонил мне, начав, еле сдерживая ярость, с комплимента, что он знает о таком моём качестве, как умение держать слово в любых обстоятельствах, и выразил уверенность, что мы срочно примем мебель по согласованным вчера ценам. Пришлось напомнить, что я вчера не принимал участия в переговорах, но самое главное, что одна бессовестность порождает другую – так же, как зло порождает зло и обязательно бьёт по тому, кто его породил. А значит, не ему, сбежавшему должнику, упрекать нас и взывать к справедливости, не лучше ли взять пример с дореволюционных аристократов, которые из-за потери чести от неотданных долгов нередко пускали себе пулю в лоб. У нас же, при первой возможности, многие прибегают к разным ухищрениям, чтобы «похоронить» долги. Правда, такое общество не нравится никому, поскольку почти все по кругу являются не только должниками, но и жертвами обмана. И просвета в этой глубокой нравственной яме уже почти не видно. А потому почти каждый предприниматель старается за валюту дать детям конвертируемое за границей образование, чтобы у них была возможность в любой момент попрощаться с обесчещенной революциями и перестройкой Родиной.

Если в этих условиях наши представители и не держат слово, то эта ситуация давно уже отражена пословицей: «Вор у вора дубинку украл». Кто в возникшей ситуации породил зло, думаю, очевидно. А потому наше решение такое. Мебель мы – до полного погашения долга – берём в залог без указания цены и принимаем её не по качеству, а по количеству мест в упакованном виде или же вместе с запломбированным грузовиком.

Выслушав меня и ничего толком не ответив, попавший в ловушку беглец начал действовать. Первым делом он срочно позвонил моим переговорщикам и почти правдиво сообщил, что мы договорились упакованную мебель принять по числу мест. Но для этого его грузовик должен подъехать либо к нашему складу, либо к магазину, так как он не может раскладывать коробки с мебелью под дождём или в не очень чистом дворе. И добавил, что мы обсудили и согласовали этот момент.

Логично! Но, не веря уже ничему, помощники, к счастью, перезвонили мне. Пришлось разъяснить одну маленькую деталь. Как только его машина выехала бы за пределы двора, она получила бы возможность двигаться в любом направлении и, конечно, поехала бы подальше от докучливых кредиторов, то есть от нас. Остановить, а тем более вернуть её мы были бы снова бессильны.

Учитывая попытку нового обмана, мы решили оставить мебель в залоге вместе с машиной. Но и здесь наш должник не сдался. Его люди оперативно написали заявление в полицию о том, что мы насильно захватили его машину с мебелью и удерживаем её на своей территории, что, разумеется, совершенно противозаконно. Не знаю уж каким образом, но достаточно оперативно к обеду прибыл наряд полиции с водителем его «арестованной» нами машины и преданным хозяину бригадиром-кладовщиком. Водитель предъявил документы на машину и накладные на мебель. Тогда старший по наряду полицейский потребовал выпустить чужой транспорт. Но, предвидя такой ход «противника», мы загородили путь бегства их машины своими грузовиками, а поскольку была суббота, то ни наших водителей, ни ключей от машины, «как назло», не оказалось. Эвакуатору также было не подобраться, поэтому мы предложили дождаться понедельника. Наряду ничего не оставалось, кроме как пообещать заявителям разобраться в понедельник.

В понедельник наши юристы предъявляли полицейским и прибывшему из Читы хозяину договор залога и мебели, и машины, подписанный, кажется, одним из обиженных представителей арендатора, правда, давно уволенным. Арендатор, конечно, устроил истерику о незаконности подписи – и по должностным обязанностям, и по времени подписания, но доказывать это нужно, как водится у нас, очень долго в судебных инстанциях. Полиция и прокуратура не в силах без суда и долгих экспертиз отменить данный договор, если бы в нём была даже и поддельная подпись, «нарисованная» кем-либо из наших работников. Честно сказать, полицейские не сильно-то и старались доискаться до истины. Нам же главное было выиграть время, так как через суд мы легко докажем фактический долг, пени и ущерб помещению, а главное, легко взыщем его, так как «добровольный» залог будет ещё долго находиться в наших руках.

Поняв матовую, как сказали бы шахматисты, ситуацию, арендатор быстро отыскал средства и срочно погасил все долги, забыв, правда, принести извинения.

После благополучного конца можно было бы и поблагодарить беглеца за отличный тренинг, со ставкой в миллион рублей, бесплатно преподанный нашим руководителям.

Кризис пенсионного возраста и фирмы

Александру Ивановичу, по провинциальным меркам известному бизнесмену социалистической закваски, шестьдесят с гаком, и махина лесозаготовительного предприятия, которое с перестройкой превратилось в акционерное общество, давит на его богатырские плечи всё сильнее и сильнее. Здоровье от предков – охотников и лесорубов – досталось ему недюжинное. И мог бы он работать лет до ста, ну хотя бы до девяноста, как его отец, если бы не извечное, обострённое у россиян, чувство «справедливости»: почему одним отпускается Господом здоровья «полные закрома», а другим с ранних лет болячки? Вот и втянули его друзья детства в свой порочный круг: начал он активно курить и выпивать ещё в подростковом возрасте и к шестидесяти годам уравнял свои высокие шансы на долголетье со среднестатистическими, не японскими или американскими, а российскими мужиками.

Были у нашего друга в детстве высокие результаты по нормам ГТО и даже в спорте, причём без особой подготовки. А на работе лет до пятидесяти не знал он, что за штука бюллетень.

Выигрышно выглядел Александр Иванович и по народному критерию прочности. После весёлой разгульной ночи, когда другие отпрашивались, чтобы отоспаться хотя бы до обеда, он бодро шёл руководить своим на первых порах небольшим коллективом. Ныне же вредные привычки, по стажу равные золотой свадьбе, начинают потихонечку манить к жениху невесту с острой косой из недалёких мест с печально-одинокими берёзками и рябинками, где друзья бурной юности с завистью глядят на его «долгожительство». Самое печальное в их судьбе, что многие прошли мимо большой человеческой любви, променяв её в том числе и на то, о чём пишет Николай Зиновьев:

 
Мне сегодня немного взгрустнулось.
А что этому было виной?
То, что юность моя, моя юность
Вся пропала у бочки пивной.
 
 
И порой долетает оттуда
Сигаретный с колечками дым…
Ну, подумайте, разве не чудо,
Что когда-то я был молодым?
 
 
Мне сегодня напрасно взгрустнулось,
Ну и что, что навечно закрыт
Путь туда, где всегда моя юность
Пиво пьёт и смеётся навзрыд?..
 

Насколько пострадало от табачно-спиртной пагубы дело у Александра Ивановича – сложно сказать, но правое полушарие, отвечающее за образное мышление и креативность, пострадало наверняка. Вся его жизнь, от мастера до директора, а потом и собственника, прошла по одной узкопрофессиональной стезе. С юности он не изменял профессии. Не поменялся за все годы и трудовой распорядок – вкалывал от темна до темна. В его трудовой жизни не было и нет ничего «лишнего»; как подметил ещё М. Ю. Лермонтов: «Мечты поэзии, создания искусства восторгом сладостным наш ум не шевелят…»

Имея в родне и музыкантов, и литераторов, и будучи в детстве страстным поклонником приключенческой книги, в трудовые годы наш друг прошёл мимо музыкальных, поэтических, музейных, туристических, лодочных, горных и других соблазнов.

К огромному счастью, не чужд оказался он любви и заботам о детях, внуках и даже о кошках и попугайчиках. Эти благородные чувства и печалят сегодня Александра Ивановича.

Огромное богатство в виде крупного лесоперерабатывающего предприятия попало в его сильные директорские руки лет двадцать назад, во время перестройки – перекройки общенародного добра. Было ему в ту пору около сорока лет, и всё ещё казалось впереди.

За это время закрылась масса предприятий и строек, но народилось и достаточно нового. Он – один из немногих, кто талантливо удержал на плаву своё огромное предприятие. Но сейчас, когда потихоньку улетучился молодецкий задор, оно начало проваливаться в долговую яму. «Помог», конечно, и кризис, совпавший с огромными вложениями в новые цеха. В результате фирма погрязла в кредитах. Угроза банкротства стала новой, ранее неведомой ему реальностью. А ещё недавно, лет пять-шесть назад, перед кризисом, за директорский пакет акций москвичи предлагали огромные деньги.

Ох, ведать бы свою судьбу!

Тогда казалось, что богатырские силы и у предприятия, и у директора будут, конечно, всегда, не хотелось ему, несмотря на мой совет, заглядывать в завтрашний день, а тем более за черту, упирающуюся в последнюю дату. Дети у него не очень-то способны вкалывать на ниве управления огромным коллективом. Их вторые половинки, при сегодняшней модели нескольких браков, ещё менее надёжны. Тем более что «хороший» опыт в этом плане уже есть. Одна из невесток уехала, прихватив формально записанный на неё немалый пакет акций «Иркутскэнерго». Не пророс, увы, в следующем поколении его могучий управленческий ген.

Для богатого человека, как и для вождя в России, очень важно не ошибиться в оценке возможных преемников. Ошибка чревата быстрым обесцениванием труда всей жизни. Любая организация у нас до сих пор держится на одном человеке: фактическом хозяине – учредителе.

С завистью он посматривал на несколько известных в области строительных фирм, где сыновья работали вместе с отцами и занимали ведущее место, демонстрируя, что могут удержать организацию.

Правда, по какому-то мистическому совпадению, отцы – создатели этих похожих по профилю фирм – один за другим уходили из жизни в расцвете сил, невольно давая детям в районе тридцати лет простор для полной самостоятельности. Но чаще, при внезапной смерти хозяина фирмы, не очень сведущим жене или детям, как иной революционной «кухарке», кажется, что и они справятся с управлением отлаженной организацией. Однако через какое-то время начинаются сбои в работе коллектива, а то и наезды бандитов, силовиков или рейдеров, предают «верные до гроба» ушедшему хозяину помощники, и организации приходит крах.

Нередко намного выгоднее для наследников после потери главы семейства или его ухода от дел как можно быстрее продать акции или организацию целиком и вложить средства в более простой бизнес, например в недвижимость для сдачи квартир или офисов в аренду. Нашему другу, формально не ушедшему от дел, но потерявшему задор, ныне, при огромных кредитах, сложно продать предприятие ещё из-за невозможности достоверного аудита, который бы показал потенциал организации. Слишком уж запутанный на предприятиях бухгалтерский учёт. На каждом – целая радуга видов учёта: белая, серая, чёрная, розовая и другие схемы. Для всех своя бухгалтерия, учитывающая не только аппетиты налоговиков, но и ущемлённых акционеров, а нередко и партнёров. Вот такая, как говорят военные, расстановка сил вокруг стареющего владельца могучего акционерного общества. День и ночь его мучают и не дают спать одни и те же вопросы.

Что следует предпринять, чтобы не потерять всё?

Как обеспечить любимых внуков и правнуков?

Как значимо войти немалыми достижениями и богатством в историю своего рода?

В четвёртом, пятом и далее поколениях у каждого потомка будет немало прапрадедов, но продлят себе жизнь в памяти поколений лишь самые значимые, оставившие зримые плоды в виде переданного потомкам и развиваемого ими бизнеса или полученных титулов и наград или в виде книг и других долговременных творческих продуктов, например роли в кино или в телепередачах. Остальные будут вянуть на генеалогическом древе своими бесцветными именами и фамилиями, не оставив ни дела, ни книг, ни наследства.

Выразил я как-то мысль эту в небольшом стихотворении:

 
Вздох Пушкина равен золоту,
За мной – серебро ли, медь?
Гоню живой стих по проводу
К внукам, сквозь прах и смерть.
 

Объективно оценив ситуацию, решил наш друг, что брезжит впереди тягостная тьма банкротства.

Как спасти хотя бы малую часть своей организации, равную всё же большому состоянию, с точки зрения не только обывателя, но и хозяев среднего бизнеса? Непростая это задача.