Текст книги "Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой"

Живительные стены «Вернисажа»

Путь нашей галереи проходит и ещё через одно символичное здание. Этот вековой двухэтажный особняк, исторически известный как «Магазин Товарищества братьев Бревновых», – младший «брат» столичных Ново-Никольских торговых рядов на Ильинке, построенных в 1900 году по проекту архитектора Московского торгового домостроительного общества Л. Н. Кекушева. Через дюжину лет иркутский архитектор Н. Н. Бойков адаптировал этот проект под конкретное место, поэтому здание получилось меньше размерами и выглядит немного проще, но самые характерные детали совпадают однозначно.

Может быть, старинная архитектура и заразила меня непреходящей любовью к изобразительному искусству?

Эту эпохальную покупку мне повезло сделать в конце 90-х годов. На инвестиционных торгах областного агентства недвижимости я выкупил всего 29 % акций здания фабрики-кухни на главной пешеходной улице города – Урицкого, или как бы на иркутском Арбате. К этим процентам через какое-то время передавался в управление ещё и городской пакет – 20 %, остальные акции, 51 %, были распределены в коллективе: побольше доля, как водится, у директора и главного бухгалтера, поменьше – ещё человек у шести – восьми.

Командой шефа приватизации А. Чубайса были сконструированы в ту пору странные, так называемые инвестиционные, торги. На торгах подразумевался не прямой выкуп, а инвестиции немалой суммы на развитие предприятия.

Ситуация, вообще говоря, парадоксальная. Мы должны были перечислить крупную сумму на предприятие, к контролю над деятельностью которого пока ещё не имели отношения. Де-факто контроль был у директора и главного бухгалтера: 51 % против наших 29 %, что позволяло им пока не волноваться за свои должности. В фактическое распоряжение двух не очень, на мой взгляд, квалифицированных, а вполне может быть, и не очень честных женщин (знакомы мы не были) я должен был отдать крупную сумму денег. Поневоле задумаешься.

Если бы контроль был за нашими специалистами, тогда другое дело. Модель выкупа «по Чубайсу» была уязвима ещё и тем, что деньги, в том числе кредитные, можно перегнать, выполнив условия конкурса, а затем потихоньку вернуть большую часть денег либо в банк, либо в свой карман. Особенно легко это сделать, если приобретается контрольный пакет акций. После первого перечисления и отчёта по нему финансовый контроль обрывался. Для тех ловкачей, в том числе будущих олигархов, кто имел доступ к кредитам, «приобретение» любых объектов на инвестиционных торгах, в том числе гигантов металлургии и нефтехимии, происходило фактически бесплатно, деньги делали круг и возвращались.

В нашем конкретном случае, не имея ещё контрольного пакета акций, гарантированно вернуть деньги было невозможно, поэтому мне удалось дополнительно согласовать – вместо прямого перечисления денежных средств – инвестирование непосредственно в оборудование. Хотелось создать какой-то новый автономный участок, который бы не был под контролем прежнего руководства, хотя бы в силу их некомпетентности, и мы выбрали хлебопекарное производство на две тонны хлебобулочных изделий в день.

После выполнения условий инвестиционного конкурса город передал нам в управление ещё 20 % акций. Далее мы пошли стандартным путём и начали переговоры по покупке акций у членов коллектива. Собственно, нам нужно было срочно купить-то чуть больше одного процента, и прежнее руководство теряло над предприятием контроль, так как мой пакет был в одних руках. Поскольку работали они действительно слабо и дивидендов на акции никто не получал, то недостающие пару процентов мы приобрели без хлопот, обеспечив этим возможность поставить через голосование своего директора и главного бухгалтера, что мы и сделали. После чего за неплохие деньги нам продали и все до единой остальные акции, понимая, что дивидендов по ним не дождаться.

Бывшая директор была уже пенсионного возраста. Отнеслись мы к ней уважительно, и после переизбрания много лет она работала начальником отдела кадров. Никто из стоящих специалистов не потерял работу. Пекарня (судьбу инвестиций не отслеживал никто) вскоре переехала совсем на другие площади.

На месте фабрики-кухни на втором этаже в восстановленном старинном интерьере был создан знаковый не только для нашей фирмы, но для всего города ресторан.

Особняк – истинный шедевр зодчества начала XX века – украшен редчайшими для нашего города скульптурными изображениями. Его стены, намоленно-наговорённые при рождении хозяевами-купцами и другими гражданами, как по волшебству, оживили моё правое полушарие, занятое с институтских времён преимущественно деловым творчеством и лишь время от времени блуждающее по вершинам русской поэзии. В него буквально влетела мысль назвать всё здание «Вернисаж» и открыть в нём ресторан с выставкой полотен лучших иркутских живописцев.

В ту пору у меня ещё не было ни одной картины и я не был знаком ни с одним художником. Предпринимательская жизнь шла по совершенно другой колее.

Здесь-то и пригодился культурно-просветительский талант моего друга и сподвижника Геннадия Гайды. О его отношении к зодчеству и культуре в целом свидетельствует замечательное стихотворение «Памятник архитектуры». Приведу отрывок:

 
Дом, кренясь, плывёт в пространство,
как корабль трёхмачто́вый.
Его строгое убранство
привлекает взгляд. И что вы
впопыхах ни говорите
об эклектике, о стиле,
в его камне суть наитий
и прозрений суть застыли…
Романтизм иссяк. Но снасти
дом в пути не растерял.
Созидателю подвластен
жизни косный материал.
…Над годами коловерти
проплывают этажи
нам оставленного зданья.
За наследство чем воздам я?
И грядущим городам
что в наследство передам?
 

Гена был лично знаком с большинством художников Иркутска, со многими дружил. После окончания выполненной с душой реконструкции фасада, а реставрировала его замечательная церковная бригада, которую благословил на старинное здание сам владыка, мы и организовали первую в Иркутске негосударственную выставку прямо в стенах ресторана. Её открытие состоялось 31 января 1998 года и стало знаковым событием в моей жизни. Дату невозможно перепутать, так как в конце 1997 года Геннадию исполнилось 50 лет. Но празднование мы решили немного оттянуть и совместить его с открытием «Вернисажа» и с вручением Геннадию долгожданного билета Союза писателей России. Занятые предбанкетной суетой, мы ни разу не вспомнили, что если засидимся до полуночи, то наступит и мой день рождения. Кто-то, но не я, после полуночи всё же вспомнил, и многие гости, не желающие расходиться с неповторимого праздника, где впервые за послереволюционное время собрались бизнесмены, а также художники и писатели, после двенадцати ночи тепло поздравляли меня. Правда, никто из них, да и я сам, не знал, что на этой выставке и, наверно, в эту незабываемую ночь, плавно перешедшую в утро, во мне как бы зародился страстный любитель и коллекционер замечательных иркутских полотен и скульптур, родившийся через полтора-два года.

Успех в реконструкции старинного здания сподвиг меня заявить о желании воссоздать ещё и памятник царю Александру III. Городская дума и мэр конца 90-х сочли, что царю и Ленину будет тесно на одной улице, и проект воплотить не удалось. Но идея украсить город памятником всё равно проросла, и в 2003 году мы с друзьями водрузили, опять же первый за всю послереволюционную историю города, памятник на частные деньги. Возле драматического театра занял уютное место наш легендарный драматург Александр Вампилов, образно воплощённый в бронзе известным скульптором, народным художником России, академиком Михаилом Переяславцем. Следом за нами, как бы подхватив эстафету, силами железной дороги к столетию Транссиба был всё же воссоздан в Иркутске памятник Александру III, затем установлен памятник легендарному адмиралу Александру Колчаку, позже – первопроходцам Сибири и другим знаковым людям и событиям. Но мы были первыми в этом поистине эпохальном возрождении. Как память о наших усилиях по восстановлению памятника Александру III остался замечательный документальный фильм «Лицом к Востоку» с участием Валентина Распутина, Кима Балкова и нас с Геннадием Гайдой.

В год создания памятника со мной произошло ещё одно чудо. Правое полушарие выдало как бы неожиданный кульбит: после сорокалетнего перерыва я возобновил писание стихов, да так, что лет через семь стал членом Союза писателей России и выпустил за десять лет четыре сборника. Самым первым явилось на свет Божий стихотворение «Вечный свет», посвящённое раннему уходу Александра Вампилова, – как будто бы он, в благодарность за памятник, послал мне озарение, причём такой силы, что оно пробило и наслоение машиностроительного факультета, и годы далёкой от лирики работы на производстве, и годы предпринимательства, где нагружалось в основном только прагматичное левое полушарие.

 
Сколько нас, летящих в бесконечность,
Вопрошало: «Почему, Творец,
Мирозданью Ты даруешь вечность,
Ну а нам лишь вспышку и конец?»
 
 
«Звёзды смертны, – голос мне ответил
Лунной ночью в тишине лесной —
Что Господь единожды затеплил,
То хранит в небесной кладовой.
 
 
Все светила в круговерти тлена,
Вечен лишь мерцающий их след, —
Так и души, вырвавшись из плена,
Мчатся к Богу, и конца им нет!»
 

За эти годы с постоянными изменениями правил бизнес-игры и многими кризисами какие-то объекты недвижимости продавались, что-то приобреталось, но эти два здания, «Вернисажа» и «Галереи», имеющие мистическое значение, должны остаться у потомков до скончания веков и пробуждать их к творчеству вместе со стихами и живописью. Как сказал А. С. Пушкин: «Нет, весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживёт и тленья убежит…» Этой же теме посвящено и моё скромное стихотворение:

 
Тревожным праздником заря
День канувший венчает.
А жизнь короткая, горя,
Прощания не чает.
Я верю в Божью благодать
И в райские селения,
Но как мне внукам передать
Живой души движения?
Веду дневник постылых мук
И яростных прозрений;
Я внукам мудрых шлю подруг
В красе стихотворений.
 

На этом знаменательном банкете-вернисаже произошло и ещё одно знаковое в моей жизни событие. Мы по душам разговорились с Олегом, весьма заметным представителем иркутского бизнеса. Меня поразили его смелые мысли о скрытом потенциале процветания России. Он полагал, что главная задача всех состоятельных людей – дать своим детям «конвертируемое» образование и возможность профессионального становления на Западе. Вскоре они сами поймут, что нигде не смогут так развернуться, как у себя дома, в России, и только они – эта образованная новая элита – смогут вытащить Россию из сырьевой бездны. Если, конечно, правительство не будет по укоренившейся привычке активно мешать.

Жаль, что этого «если» пока нет!

Наш разговор явился ростком будущих дружеских отношений с ним и его замечательной семьёй на долгие годы.

Этой же памятной ночью я ближе сошёлся и ещё с одним замечательным директором бывшего госпредприятия – Владимиром. Жаль, правда, что на каком-то этапе повздорили наши не очень уступчивые жёны, и Владимир с супругой в последний момент раздумали быть крёстными родителями нашего сына, который был им весьма симпатичен. Я всегда совершенно искренне желал и желаю им всяческого добра, но сразу же после срыва крещения на них попеременно обрушилось немало неприятностей, связанных со здоровьем. Может быть, это случайность, а может быть, Господь обижается за своих ангелов в детском обличье. Наверное, крещение ребёнка для Господа превыше всех мелочных распрей. Благодаря Олегу мы познакомились ещё с двумя незаурядными предпринимателями и их семьями. Обоих глав семейств звали Юриями. Причём главный иркутский ресторатор – Юрий Коренев – на долгие годы стал мне близким товарищем.

Не счесть совместных выездов и походов, проведённых вместе праздников и презентаций. Правда, в последние годы приоритеты и в празднествах, и в дружбе несколько изменились. Но слава Богу, что спустя почти 15 лет, прошедших после открытия «Вернисажа», все в нашей компании успешны, в основном здоровы и встречаются не только в Иркутске, но и в полюбившемся для отдыха месте, вдалеке от городской и даже российской суеты. Вот таким судьбоносным стал первый мой и, может быть, самый блистательный вернисаж в отреставрированном особняке, памятнике архитектуры, где старинные стены способны дарить добро и чудеса долгой дружбы и страстного коллекционирования на долгие годы.

Имеющийся у меня пакет акций на здание «Вернисажа» давал право его бессрочной аренды и преимущество при выкупе. Арендная плата была небольшая, поэтому тратить деньги на выкуп я не торопился и, как водится, чуть не прозевал означенные властями новые сроки аренды.

Согласно изменившимся условиям аренды, спохватился я в самые последние дни, когда в обычном порядке выкупить здание уже не успевал – цену выкупа быстро не согласуешь. Благо что председателем комитета по имуществу был мой институтский однокашник Владимир, бывший заместитель директора авиационного завода, очень толковый специалист и порядочный человек. Он сочувственно отнёсся к моей экстремальной ситуации и помог всё сделать оперативно, хотя сам работал на этой должности тоже несколько последних дней. Повезло! В противном случае право преимущественного выкупа было бы безвозвратно потеряно и пришлось бы бороться за объект по безумным ценам на общих основаниях. Уже понесённые огромные затраты на реконструкцию пропали бы даром. В общем, бессрочность, декларируемая государством, оказалась липовой, как и многие другие правила ведения бизнеса. Вложенные предпринимателем деньги при изменении правил игры никого не волнуют, с властью не поспоришь. Один закон у нас традиционно противоречит другому. Так же как при закате социализма вышел закон «О борьбе с нетрудовыми доходами» и полностью противоречащий ему закон «О предпринимательской деятельности». Традиции подобного головотяпства в государственном масштабе неискоренимы. Иногда они больно ударяют и по мне, в том числе и по бизнесу, связанному с «Вернисажем».

Судебная война

Есть у нас памятник архитектуры, в состав которого входит ещё одно встроенно-пристроенное помещение, которое, на беду и хлопоты нам, купил вежливо-элегантный, известный в городе бизнесмен, автор множества сомнительных юридических схем на грани фола. У него нет ни торговых, ни производственных подразделений, но есть штат достаточно сильных юристов, конечно же, дружных с судьями. Такая «дружба» сейчас весьма высоко ценится. Похоже, что он, как и Давид, увлекался в детстве занимательной математикой. Во всяком случае, нельзя не признать, что судебное действие 2 х 2 = 5 у него не раз получалось. Так и в случае с нашим объектом он разработал схему – вначале захвата общей земли, а затем разного ухудшения условий функционирования нашего здания, – стимулирующую желание продать объект, чтобы не мучиться с судами. Для её осуществления необходимо было склонить Центр по сохранению историко-культурного наследия и судей к нескольким скользковатым решениям. Как и положено в скользких делах, в глубокой тайне от нас они заказали архитектурно-историческое исследование и «доказали», что встроенно-пристроенное здание вдруг перестало быть единым целым с нашим зданием, а значит, не является и памятником архитектуры. Своё здание они разделили на две части: на встроенную – примерно 48 квадратных метров, и на пристроенную – 350 квадратных метров. Затем нахально, но юридически виртуозно, им удалось использовать это деление.

С помощью встроенной части, общей с нашим зданием и составляющей всего два-три процента от «общей» площади, они начали активно чинить нам через арбитражный суд препятствия в эксплуатации. Потребовали, как несогласованные с частичным собственником здания, то есть с ними, убрать рекламу и все вывески с фасада, а также снести надворный пристрой, в котором размещается небольшой ресторан. Как метко высказался один из судей в неформальном разговоре, «хвост хочет управлять собакой».

97—98 процентов площади в наших руках не оставляют сомнений в правомерности наших решений, но формальная зацепка – отсутствие согласований – есть, и выиграть дело против их напористой бригады адвокатов нам было весьма непросто. Остудила их, скорей всего, только наша дружба аж в самой Белокаменной.

Втайне от нас сопредельному владельцу удалось, как я уже сказал, лишить свою часть памятника архитектуры этого статуса и объединить пристроенную часть со своим же соседним объектом, находящимся на той же стороне улицы. Соседний объект (он, кстати, перешёл к нему в собственность также благодаря серии судов) был отделён от нас общим проездом, принадлежащим городу. В одночасье попавший в хитрое «окружение» его владений проезд был отдан ему постановлением администрации города и стал планироваться как бесплатная площадка под новую застройку в ансамбле с двумя имеющимися объектами.

На следующем этапе рейдерства, если серьёзно не защищаться, наличие встроенно-пристроенного здания в образованном всякими правдами и неправдами конгломерате может привести к тому, что наше здание с немаленьким двором присудят рассматривать как часть свежеиспечённого единого комплекса, находящегося в совместном владении.

Из этой «безобидной» махинации сложится и совместное владение площадью нашего двора – с неоформленной, по головотяпству, в собственность землёй. Причём если при старом раскладе его доля в дворовой земле была 2–3 процента, то в новой реальности она сможет стать больше половины. А это значит, что по закону он может диктовать использование этих площадей; к счастью, кроме строительства, так как для этого требуется согласие всех без исключения собственников.

Такие вот широкие горизонты сомнительным юридическим схемам при лояльности судов открывает сработанное его гвардией и чиновниками постановление об объединении участков.

Мы при этом теряем право пользоваться общим проездом и, как следствие, двором, который исторически, в течение более полувека, использовался для подтоварки сначала фабрики-кухни, а позже – кофейни и ресторанов. Иного пути для сырья просто нет, через здание заносить его невозможно, так как запрещается пересечение потоков сырья и готовой продукции.

В мэрии все причастные к незаконному рождению постановления по перекройке участков хранили гробовое молчание, оберегая информацию, как государственную тайну.

О постановлении узнали мы совершенно случайно, от третьих лиц, через несколько месяцев после его подписания действующим в ту пору мэром. Чего не сделаешь ради «щедрых друзей»! Как только до нас дошла эта «радостная» весть, мы обратились в арбитражный суд и ценой очень немалых усилий во всех трёх его инстанциях дело всё-таки выиграли, постановление было отменено.

Проигравшая сторона отправила дело в Высший арбитражный суд РФ. Но и там их жалоба осталась без удовлетворения.

Казалось бы, на этом история должна закончиться и справедливость окончательно восторжествовать. Но не здесь-то было! Из противозаконного постановления мэрии, оказывается, не следует, что решения, принятые на его основе, бесспорно, подлежат отмене.

Оказывается, нужно снова идти в суд. И более того, в России уже имеется абсурдная с точки зрения здравого смысла практика, правда, пока единичная – в Орловской области, когда постановление мэра отменили, но это никак не повлияло на отношения собственности, вытекающие из незаконно-фальшивого по сути постановления. Думаю, уместна аналогия с фальшивыми деньгами. Факт подделки выявлен, но приобретённое на фальшивые деньги имущество суд решил оставить «законному владельцу».

По здравой, а не коррупционной логике, по каждому незаконному постановлению прокуратурой должно вестись расследование. Важно выявить, кто из жуликоватых бизнесменов инициировал постановление, кто из чиновников и за какой интерес визировал и помогал его протолкнуть, куда смотрела юридическая служба мэрии, почему подготовка и подписание постановления держались в тайне от второй заинтересованной стороны?

В общем, прокурорских «почему» наберётся немало. А последний вопрос уже не «почему?», а «сколько?» Сколько эта чиновничья услуга стоила? Сколько лет срока за неё полагается?

Но это по здравому смыслу. А на практике, повсеместно тонущей в коррупционном море, всё наоборот. Постановление признано судом незаконным, а земля, розданная на основе отменённого постановления, остаётся по решению тех же всемогущих судов в неприкосновенности.

В нашем деле две первые инстанции вслед за отменой постановления мэра отменили и его последствия, связанные с объединением участков земли и общего проезда. Но третья – кассационная инстанция – не поддержала здравое решение и неожиданно для всех препроводила дело на новый круг по непонятным мотивам.

Если не вернуть участки земли и объекты в первоначальное состояние, то пристроенную часть здания, лишённую статуса памятника архитектуры, можно будет нашему предприимчивому соседу запросто снести, а на его месте и на месте общего проезда может быть построено здание с ценой одного квадратного метра 3–5 тысяч евро (150–250 тысяч рублей, в зависимости от этажа) при себестоимости 40–60 тысяч рублей. Доход от тысячи метров – около 200 миллионов рублей. Правда, примерно в 35 миллионов обошёлся выкуп у города встроенно-пристроенного здания по рыночным ценам. Остаток немалый – более 160 миллионов рублей. Ради этого можно, по мнению далёких от культуры акул бизнеса и «добровольных» помощников, крушить памятники архитектуры, захватывать общие земли, уничтожать облик старых улиц и площадей. О том, что сложившаяся в прошлом панорама города тоже является объектом охраны, у нас забывают сплошь и рядом, разрешая «втыкать» всё новые и новые коммерческие площади в исторической части, перегружая центр города, делая его и не историческим, и не проездным.

Думаю, что подобное вмешательство в панораму города должно обязательно обсуждаться на депутатских слушаниях и в общественных палатах, чтобы не получилось, как в Москве на Арбате. Там вдруг десять лет назад вырос громадный офисный центр со штаб-квартирой нефтегазовой компании ТНК-ВР, уничтоживший неповторимый облик и панораму главной пешеходной улицы России.

Но вернёмся к нашим делам да судам.

Последний юридический финт нанятых соседом маститых юристов – через пять лет беспрерывных судов: если вдруг дело застопорится, то забрать его из арбитражного суда и начать мучить суды общей юрисдикции. Для этого он «понарошку» продал десять процентов своего здания близкому физическому лицу, а там, где появляется физическое лицо, можно ставить вопрос о переводе дела в суд общей юрисдикции. Но это на крайний случай.

Пока же ситуация явно перетекает в пользу противника.

Не так давно ушёл на пенсию многолетний председатель областного арбитражного суда. Для него, коренного иркутянина, важны и облик города, и мнение земляков. Учитывалось судейским сообществом и всегда беспристрастное мнение другого нашего земляка, работающего в Москве в Высшем арбитражном суде, но любящего свой родной город. Однако за долгое время судов состоялся также и его уход с высокой должности.

В результате расстановка сил, так и хочется эмоционально сказать «добра и зла», резко изменилась не в нашу пользу. Какой климат будет в суде при «новой метле» – большой вопрос. Во всяком случае, как только замаячило в коридорах высокого суда наше дело, при ещё только намечающейся новой расстановке сил, приятельские отношения с одним важным судейским работником были перечёркнуты напрочь. Убеждаюсь уже не в первый раз, что выражения: «Честь имею» или «Дружба дороже денег» – не для нашей чиновной братии. Продаются, правда, за несоизмеримо меньшие деньги, и расплывчатые формулировки большинства экспертов. Как будто специально для их подкорма назначаются и экспертизы, призванные в очередной раз ответить на вопросы: «Является ли весь объект памятником? Делим он или нет? Каковы границы земельных участков?»

В этой ситуации, когда перечёркивается приятельство, меняются руководители и всё глубже во все сферы чиновного бизнеса врастает коррупция, лучший выход – найти всё-таки с профессиональным, но вполне вменяемым противником и собратом по роду деятельности компромисс, а также заключить, пока не поздно, мировое соглашение.

При этом нам крайне важно хотя бы получить от него встроенную часть здания (48 квадратных метров), снимающую угрозу потери права единоличного пользования двориком и развязывающую нам руки при возможном дворовом строительстве и реконструкции объекта.

Ради этого, пожалуй, предстоит пожертвовать и общим проездом (оставив право бессрочного сервитута) и не препятствовать строительству, заботясь о том, чтобы оно хотя бы выдерживалось в дореволюционном классическом стиле, сохраняющем благостное для наших душ дыхание ушедших поколений, честь и культуру имеющих.