Текст книги "Акимуды"

– Я снова молилась, просила о помощи, – недвусмысленно глядя на Акимуда, продолжала Зяблик.

Раздался грохот. В дверь люкса вошел Куроедов – самый честный чекист России. Что это был за роман! Этот роман пах гибискусом. Чтобы не дать Зяблику застояться, Куроедов придумал ей задание: шпионить за олигархами. Олигархи узнали об этом задании еще раньше, чем Зяблик, и приняли это как данность.

Олигархи сродни давнишним советским писателям. Внешне они демонстрировали свою преданность, но внутри были червивы. Перевезли семьи за границу, даже бывших жен и довольно далеких роственников, брюзжали, гримасничали, шептались и страдали явно выраженным пессимизмом относительно будущего своей родины и разными оттенками педофилии. Зяблик заразилась пессимизмом, превратилась в двойного агента, но ее пессимизм распространился и на самих олигархов, на их повышенный эротизм, капризность, переходящую во вздорность, во все поглощающую странность, как будто деньги развивают в человеке прежде всего отрешенность от нормы, в манию коллекционерства, равносильную первобытному собирательству.

Куроедов просчитался. Зяблик бросила его и завела роман с Денисом. Денис отправил ее в скромную квартиру на Студенческой. Мы с Акимудом бросились ее утешать. Она не желала утешаться. Неожиданно для меня она стала меня отталкивать и, обратясь к Акимуду, спросила:

– Зачем вы так сделали, Николай Иванович?

– Что? – не понял Акимуд.

– Зачем вы сделали его любителем малолеток?

Николай Иванович ужасно растерялся. Он упал перед ней на колени, принялся целовать пальцы ног.

– Эх, вы… – сказала Зяблик, хотела отпихнуть его, но передумала.

076.0

<ТРЕУГОЛЬНИК>

– Мальчики! Мальчики! – захлопала в ладоши Зябл ик. – Покажите мне немедленно ваши хуи.

– А разве можно женщине ругаться матом? – застеснялся Посол.

– Папик! – вскричала Зяблик. – Мат – это использование четырех определенных слов для ругани, посыла, агрессии. Хуй – это не мат. Пошел на хуй – вот это я уже матерюсь.

Она постучала нашими хуями, как шлепанцами, друг о друга, прикрыла залупами глаза, будто надела очки для бассейна, и взяла наши хуи себе в рот.

– Тебя никто не трахал в зад? – спросила меня Зяблик.

– Не довелось, – признался я.

– Зря прожил жизнь! – заявила Зяблик. – Жопа мужчины и женщины – единый центр удовольствия. Жопа – преодоление взаимного недоверия!

Она вскочила на стол и повернулась к нам спиной, оттопырив и пошлепав свою очаровательную задницу, как в каком-нибудь грошовом мюзикле.

– Но мужчины, – она развернулась и щедро послала нам воздушные поцелуи, – ужасно неразвитые существа! Куроедов ненавидит содомию. Денис до отвращения брезглив. Остается трахать тебя! Посол, потрахай его!

Посол покраснел.

– Я готов, – сказал он. – Ясперс прав, уже давно вы отбились от нас. Мы поделили человека пополам: мама взяла душу, а папа – тело.

– Ну, если ты бог, – разозлилась Зяблик, – то почему ты ни черта не видишь! Ты окружен спецслужбами!

– Это мое попустительство. Нельзя все знать. Иначе ничего не получится…

– Они хотят тебя уничтожить! – не унималась Зяблик. – Тебя можно уничтожить?

– Если они откажутся от бессмертия, я им все прощу, дам вечную жизнь. Нам сверху строго приказали: налагайте на крепостных своих людей всякие работы, взимайте с их оброк и требуйте отправления личных повинностей с тем только, чтобы они не претерпели через сие полное взаимное уничтожение и не становились бессмертными… А они становятся…

Зяблик взяла Посла за руку:

– Ну, как же ты, милый, всю эту хренотень допустил!

Папочка, ну разве так можно!

Мы с Акимудом взяли Зяблика за ноги и за руки и потащили на двуспальную кровать.

– Вы лизали кому-нибудь жопу? – орал Акимуд. – Я – вот! – лизал!

Зяблик хохотала и кричала:

– Мне щекотно!

Пьяная, она оттрахала нас вдвоем во все дыры, всхлипнула, перднула половым органом от наплыва впечатлений и провалилась в сон… Мы просидели с Акимудом до утра, глядя в туманное окно, преисполненные нежности друг к другу.

– Ну, вот, мы с тобой – молочные братья, – сказал голый Акимуд и крепко пожал мне руку.

Часть третья
Самозванец поневоле

077.0

Наконец, к ночи приехали. Вылезли на главной площади, поглазели на памятник Ленину, зашли в гостиницу, сняли люкс и пошли в ночной клуб. В ночном клубе съели бифштекс с грибами, выпили водки и пошли в бар смотреть, как живут люди. Они зажигали; вовлекли нас в свою компанию, было очень тепло и душевно, незаметно началась драка. Послу дали по морде, разбили губу, объяснили, что он не так пляшет. Мы с Зябликом, как могли, защищали Посла, нас тоже побили, пришла полиция, хотели нас забрать, но Посол показал свою дипломатическую карточку – от нас отстали, мы стали плясать дальше, девчонки вешались на нас, целовались, задирали юбки, все дико кричали, но музыка была сильнее нас.

Под утро Посол пригласил всех танцующих к нам в номер продолжать веселье. В гостиницу нас всех не пропустили – кто-то предложил ехать в сауну, поехали в сауну, накупили водки, включили громкую музыку, девчонки прыгали в сауне по диванам, разбрасывая вокруг себя одежду, орали, парились, бросались с визгами в ледяной бассейн – заснули мы все вместе вперемежку на полу.

Утром в сауну нагрянул губернатор, коротко стриженный, с волевым квадратным лицом, с чиновниками, цветами и шампанским. Мы стали опохмеляться. Ели горячий супчик, жевали квашеную капусту, капали на пол рассолом – вышли мы все на главную площадь: губернатор, девки, непонятные люди, чиновники, а там народу видимо-невидимо и памятник Ленину.

Как увидел народ Посла, бледнолицего от выпитой водки, так и встал – от мала до велика – на колени, рухнул головой в снег. Замер народ. Посол стоял в волчьей шапке-ушанке, в растегнутой шубе и дико озирался. Последним упал на колени сам губернатор, моложавый мужчина с опытными глазами. Посол молча ждал, что будет дальше.

Из толпы упавшего на колени народа выделился старик – лет девяноста, с картузом в руке. Он встал с колен и издалека пошел на нас, наступая на согнутых людей. Подойдя к Послу, он снова упал на колени и закричал протяжно:

– Батюшка ты наш!

Посол не вымолвил ни слова. Губернатор подполз к старику на коленях и тоже крикнул:

– Батюшка ты наш!

Направо от нас сверкала куполами церковь. Был холодный солнечный день.

– Батюшка ты наш! – вновь прокричал губернатор.

– Батюшка!.. – подхватил народ.

– Мы пришли поклониться тебе, – продолжал губернатор. – Мы знаем, кто ты есть – ты наш царь!

– Царь!.. – ухнула площадь.

– День начался неплохо, – шепнула мне на ухо Зяблик.

Стоящие вокруг площади, как живая изгородь, омоновцы и просто городские полицейские тоже рухнули на колени с дикими, просветленными лицами. Быстрые руки народа схватили Посла и водрузили его на пьедестал, рядом с каменным Лениным. Церковь ударила в набат – когда звуки набата закончились, народ поднял голову и посмотрел на Посла.

Посол подумал и сказал твердым голосом:

– Братья и сестры, я знал наверняка, что вы не подведете меня!

Площадь ответила на эти слова утробным воем радости и векового облегчения. Грянул гимн:

– Боже, царя храни…

– Хорошие слова, – одобрила Зяблик.

Внезапно, после гимна, на площади появились девушки в белых дубленках и белых кружевных платках. Они принялись раздавать страждущим бесплатно бутылки водки. Начался всенародный праздник. Губернатор пригласил Посла в здание городской Думы на главной площади – площади Ленина.

– Как ты относишься к Ленину? – спросила Зяблик Посла.

– Отстань, – огрызнулся Акимуд.

В Думе все уже было накрыто. Столы ломились от разносолов. Огромные осетры, как птицы, носились в воздухе. Губернатор склонился к царю:

– Ко мне прибегают ночью помощники из трактира «Золотой ярлык», будят, говорят, приехал к нам в город человек, очень похожий на царя.

– Как называется ваш город? – спросил Акимуд.

– Великие Помочи, батюшка, – молвил губернатор. – Один из самых старых городов на Руси. Святой город! Имеются иконы Андрея Рублева. Возьми меня в услужение. Буду преданным рабом твоим, батюшка.

Почетные граждане города плакали от переполнявших их чувств. Все превратилось в демонстрацию любви к русскому царю.

Неожиданно среди гостей появился Куроедов.

– Можно тебя на минуточку? – прошептал он Зяблику.

– Ты меня любишь? – поинтересовалась Зяблик.

– Прекрати! Ты что, решила свергнуть конституционный строй?

– Брошенный мужчина не может быть тайным агентом, – жестоко ответила Зяблик.

078.0

<ТЕОМАХИЯ>

Вернувшись в гостиницу, в номер, заваленный букетами цветов и подарками, Акимуд затосковал. В нем словно проснулся какой-то недуг. Зяблик всполошилась. На желто-коричневом, холмистом диване он лежал, вялый и бледный. Он жестом попросил задернуть занавески нашего номера люкс.

– Что с тобой? – не унималась Зяблик.

Акимуд мутным взглядом посмотрел на меня:

– Ты пойдешь со мной в Ливан за кедровым лесом?

Мы с Зябликом переглянулись.

– Я – создатель колеса, – кивнул нам Посол. – Раньше люди росли под землей, как трава. Проделаешь мотыгой дыру в земле – оттуда лезут люди.

– Он бредит, – ужаснулась Зяблик.

– Молчи! – шепнул я.

– Или взять Бабу-ягу со змеиным хвостом… У нее грязь под ногтями, выкрашенными в красный цвет. Она легка, как пушинка, – питается душами умерших. А я прошу, – голос Посла приобрел болезненную силу, – выпустить мертвецов, пожирающих живых!

– Милый! – вскричала Зяблик.

– Да, – сказал Посол. – Мы грубы, злы, жестоки. Наши решения объясняются нашими капризами, пьянством, распущенностью. Человек создан для того, чтобы трудиться на нас. Вот и всё.

– А как же любовь? – не поняла Зяблик.

Он внимательно посмотрел на нее:

– У тебя есть булавка?

– Есть в сумке.

– Достань.

Зяблик стала копаться дрожащими пальцами в сумке.

– У женщин в сумке никогда ничего не найти, – заявил Посол.

– Сейчас найду, – пообещала Зяблик.

– А вот шумеры, они знали, эти древние шумеры, что такое Акимуды. Они называли наш остров по-своему:

Тильмун.

– Шумеры? – переспросил я.

– Тильмун, – через силу повторил Посол.

– Я нашла! – закричала Зяблик.

– Что ты нашла?

– Булавку!

– Хорошо, – очень слабым голосом откликнулся Посол. – Сделай для меня доброе дело. Проткни ей свой язык.

– Зачем? – Зяблик в панике посмотрела на него.

– Надо.

Зяблик замерла.

– Это так просто, – сказал Посол. – Неужели ты этого не можешь для меня сделать?

– Ты всегда что-то такое придумаешь…

– Всегда, никогда – типично женские выражения, – затосковал Посол.

Зяблик высунула язык. Он у нее оказался красным, совсем не обложенным. Здоровый девичий язык. Она посмотрела на меня.

– Ну, давай! – попросил я ее.

Она проткнула язык булавкой. Глаза Зяблика побелели от боли. Яркая кровь хлынула ей на подбородок. Капли крови закапали на пол, на гостиничный паркет.

Посол откинулся на спинку дивана и зарычал.

079.0

<ДВА КРАНА>

Это – ванна с двумя кранами. Из одного течет божественная вода, из другого – человеческая. Они перемешиваются, порождая странные картины. Некоторые думают, что вода течет только из одного крана – человеческого; более того, второго крана вообще не существует. Другие, напротив, считают, что вся вода, собранная в ванне, божественного происхождения, что это – святая вода, и в нее свято верят, поклоняются ей. Совершают в ней разные омовения.

Слово помогает человеку. Но оно превращается в рельсы, по которым он катит, громыхая и искря, как трамвай.

Слово подрывает его безграничность.

Взаимодействие между первым и вторым краном порождает духовный мир.

Миф обтекает тебя и стремится дальше. Его нельзя сфотографировать. В отличие от старых скелетов прошлых мифов.

Божественный кран стал работать хуже, чем раньше. Засорился. Он был узурпирован человеком, который не прочел до конца мысли о божественном самоограничении и самовозвеличился. Миф продолжился, но получил комические формы выражения. Одной из них стала современная жизнь.

Власти взяли на себя командование божественным краном. Миф – угроза для всякого правителя, который строит свою власть по закону узурпации божественного проекта. Миф его неизбежно разоблачает. Но миф с ним непостижимым образом и считается. Ошибка правления – часть человеческого переживания.

Архаическое сознание полезно для создания мифа, и здесь, в России, мы его имеем почти в неограниченном количестве, что-то вроде газа и нефти. К тому же, архаический миф – воинственный, он, как и газ, легко воспламеняется.

С ужасом для себя я готов защищать некоторые аспекты архаического мифа, потому что модернистский миф мне кажется дешевой и ненадежной фантазией. Я признаю, что архаический миф, несмотря на свои издержки, остается изобретательным, основывается на мощной традиции и на «святой воде». Меня притягивают его «мракобесные» возможности, не в политической сфере, где он отвратителен, а по части проникновения в иные миры, в построении монашеских схем жизни. Конечно, такие люди (их всегда достаточно), как мой друг академик Лядов, поставят вопрос о том, что божественный кран – продукт нашей психики, и, признав, возможно, полезность двух реальностей человека, они найдут человеку единый корень. Просто из соображений добросовестности об этом нельзя забывать. Однако, опрокинув вовнутрь человека его двойственную природу, следует заметить, что это также является формой веры, а не конечного знания. Если взять Николая Ивановича Акимуда, то в каком бы состоянии, пусть даже газообразном, он ни пребывал, ясно, что речь идет о трансформации архаического мышления, которое подтачивается реальным движением человеческого мира или же оказывается продолжением потока самого мифа из двух источников и нахождения духовного эквивалента для их будущего соединения…

Так я рассуждал о скрытой причине московской миссии Акимуда (не переставая поражаться тому, что он подчас играет роль, как раньше говорили, прощелыги, граничащую с хлестаковщиной).

080.0

<ПОПЫТКА РЕВНОСТИ>

Зяблика рядом не было. Я встал и пошел на звуки воды, не одеваясь. Зяблик стояла под душем.

– Ну что, Дориан Грей, – сказала она, высовываясь из-за прозрачной занавески. – Отчего ты не отдал своему портрету живот? Без живота ты был бы вполне ничего!

– Спасибо! – сказал я. – Если бы ты не была сукой, ты бы тоже была ничего!

Зяблик заржала:

– Кажется, у меня есть шанс стать твоей последней любовью.

– Серьезно?

– Я скоро выйду на пенсию в качестве светской бляди. Я рожу от тебя ребенка. Мальчика! Я обещаю тебе быть хорошей вдовой.

– Заманчивое предложение.

– Дай полотенце!

Она вытиралась, глядя на меня.

– Я пообедаю с Послом, выведаю из него тайны и вернусь к тебе.

Затея ее обеда с Послом мне вдруг показалась малосимпатичной. Акимуды представились мне дурацкой шуткой.

– Не ходи к Послу, – сказал я. – Не ввязывайся в эту историю.

– Ревнуешь? Это хорошо.

Она стояла передо мной, насмешливая, руки в боки.

– Если ты хочешь стать моей музой, на фига тебе Акимуды?

– Трус! – заявила Зяблик.

081.0

Она не пришла ни в пять, ни в шесть, ни в десять вечера. Я начал звонить ей на мобильный после шести – вне зоны действия… Я звонил ей бесчисленное количество раз. После семи я услышал гудки, но она сбросила вызов. Я собрался ей написать разгневанную эсэмэску, но спохватился и пошел надевать ботинки. Тут оказалось, что дверь заперта – мне не выйти. На секунду это меня порадовало – наша встреча становилась неминуемой, но я не знал, чем себя занять – я не мог ни читать, ни слушать музыку. Мне не хотелось никому другому звонить. Я запретил себе думать о прошедшей ночи. Я понял, что я влюбился в эту дуру безобразнейшим образом. Вот тут она мне и позвонила.

– Послушай, – сказала она далеким голосом, – не жди меня. Не можешь выйти? Запасные ключи лежат в серванте. Потом отдашь.

– Давай я дождусь тебя.

– Уходи, – сказала она. – Уходи сразу. Мне нужна пустая квартира.

– Ты хочешь его привезти к себе?

– Не важно, – сказала она. – Я потом тебе как-нибудь объясню.

– Скажи сейчас, или я не уйду!

Мне не надо было этого говорить. Она замолчала. Потом ледяным голосом сказала:

– Да, мы едем ко мне домой. Уходи немедленно.

Я ушел из ее жизни. Думал, что – навсегда.

082.0

Желтая пресса разразилась рассказами о том, что меня бросила красавица Зяблик. Кто им слил? Я недоумевал. Куроедов? Но почему? Тему подхватили блогеры. Я знаю свои недостатки, но я не знал, что они так выпукло выглядят.

Z. писала: Стал понятен избранный им стиль поведения на людях – вызывающе хамский, эпатирующий, неприятный. За поруганную любовь приходится платить.

Ей вторила KREVETKO: Когда они сошлись, я спрашивала себя, что этой красивой девочке нужно с неухоженным, щеголяющим выдающимся вперед округлым брюшком, стареющим дядькой. До сих пор вспоминаю торчащие из ноздрей густые пучки волос, которые он щедро демонстрировал крупным планом на ТВ.

KHRYCH: Малышка Зяблик появилась с ним на самых модных тусовках. Роман красавицы и писателя затрещал по швам, когда девушке захотелось новых ощущений. Если у бабы сносит крышу, расслабляйся, мужик. Твой дом уже заливает дождем.

Разбитое сердце! Ноет, ноет.

Хоть вой на луну.

Зато получим скоро (надеюсь) яркую книжную новинку. Сильные потрясения рождают шедевры. Кто знает, может, у писателя наступил тот самый ШАНС? В этом случае никакой любви не жалко.

В диалог вступило SOLNTZE: Мне кажется, что он такой вялый и старый и что там давно все пусто – и чувств никаких ни к кому нет. Старикам важен комфорт, и только.

А все эти его дерганья – климакс.

Еще кто-то: Что-то там у него не так, у этого мужчины, ну, а на него и липнут как раз, у которых тоже что-то не так, зеркально.

Был среди них мой неведомый защитник: Уважаемая, в этой истории есть нюансы, о которых может рассказать только Зяблик. Благородному человеку лучше не комментировать эту историю, если он не знает ее в подробностях. Я знаю, и оттого мне грустно.

На это отреагировала Z.:

ни в коем случае не буду комментировать никакую

историю, если почувствую хотя бы малейшую «приватность».

в данном случае ею даже отдаленно не пахнет.

вы же отдаете себе отчет в том, КАКУЮ реакцию

могут вызвать у читателя последние публикации упомянутого господина об акимудовках?

я даже и в этом случае не опустилась бы до дрочерного уровня.

но господин несколько раз подряд был прилюдно вызывающе хамоват.

хамства я не приемлю на физиологическом уровне. поэтому и позволила себе…

впрочем, готова просить прощения у вас лично за то,

что заставила вас грустить:)

Весь этот разговор заканчивался тирадой, имеющей ко мне разве что метафизическое отношение.

Вы все начинаете писать про унылое гавно, не уж то вы и в жизни такие? Или на самом деле мир катится в анальную щель? Говорите не с того не сего о каких то пристрастиях к деньгам, к наркотикам, о счастье, о любви, разве это так важно? Заводи ебанных детей, заводи семью, это твоя цель! СОЗДАВАЙ БОЛЬШЕ ЦЕЛЕЙ, пока смерть не разлучить нас! Хочешь бабу! Еби фарш! Мне насрать на то что щас, фашизм, антифа, стрейт эйдж, эмо, готы, панки, рэпперы, люди в гламурных черных куртках, знайте, чужая идеология и стереотипы ЭТО ГАВНО! это ни к чему не приведет, разве что смотрите: я центр земли! Бля! Давайте мне все свои киски и письки! Я отрахаю вас всех! Гавно!

083.0

<САМСОН-САМСОН>

Последний текст принадлежал (видимо) перу моего бывшего ученика Самсона-Самсона. Он был моим верным последователем. Но Самсону надоело безденежье и место в тени. Ему остопиздили тихони авангардисты. Куроедов объявил мне:

– Спецслужбы делают ставку на бывшего уголовника, ныне писателя-фантаста, автора бестселлеров, бо гача са диста Самсона-Самсона. Генерал Рыжов благословляет Самсона-Самсона на новый виток борьбы с Акимудами.

Пока я молчал, впитывая информацию, он добавил:

– Не переживайте!

– Вы о чем?

– Зяблик, она всех бросает. Вы – не первый и не последний. Акимуды и большой спорт, в котором варится Самсон-Самсон, – отличный коктейль. Футбольные фанаты – фанаты Самсона. Он предлагает нам вести политику с Акимудами с позиции силы. Самсон уже встречался с Зябликом. Заманил ее в свою квартиру. Она мне звонила – жаловалась.

084.0

<КОНЕЦ СВЕТА>

Я купил билет в Крым и решил начать старую жизнь. Я сам во всем виноват – от начала до конца. Из обиженного мужчины я превратился в преданого отца семейства. По крайней мере, теоретически, в мыслях. Через три дня позвонил Куроедов:

– Мне надо немедленно с вами встретиться!

Пошел он к черту! Я ему отказал. Сказал, что меня нет в Москве.

– Но вы же в Москве!

– В Москве, но не для вас.

– Это – дело огромной важности.

– Я вышел из любого дела, связанного с Акимудами. Мне даже смешно об этом думать! Все вы сбились с ног из-за какого-то коллективного гипноза!

– Это не гипноз!

– У вас вся Вселенная сидит в голове. Перестаньте валять дурака!

Я вырубил телефон. Через час мне позвонила Зяблик. Высветился ее номер. Я просто отключил звук и сунул телефон в карман; он у меня там долго вибрировал. Она перезвонила. Я не откликнулся. Через час она позвонила мне с незнакомого телефона на домашний.

– Не вешай трубку! – заорала она. – Ты мне нужен больше, чем жизнь.

– Что случилось?

– Конец света!

– Что?

– Я тебе говорю: конец света!

085.0

<ЦАРЬ-ГОРОХ>

– Я иногда ложусь с ним рядом, обнимаю и говорю: «Ну, скажи, что ты хочешь, зачем приехал?» – Зяблик посмотрела на меня с выражением. – А он отвечает: «Я не знаю, я еще не до конца понял». Я ему говорю: «Ты сделал неудачный выбор насчет России. Она еще не переболела православием, а ты хочешь придумать тут что-то другое». – «Думаешь, Палестина была готова?» – «Давай я тебе подскажу, что надо поменять в России, напишу список». – «В России я не хочу ничего менять». – «Почему?» – «Это поле моего эксперимента». – «Какого?» – «Видишь ли, Зяблик… Нет, не скажу! Ты будешь смеяться надо мной!» – Зяблик погладила меня по голове. – У меня иногда возникает мысль, что я сильнее его!

Вот для этого она и наняла меня в свои любовники.

Чтобы я интерпретировал его мысли.

– «Мне так надоело думать о глобальных вещах, – говорит он мне, – продолжала Зяблик. – Давай поговорим о чем-то незначительном. Давай поговорим о фантиках! Ты любишь собирать фантики?» Как ты думаешь, милый, что бы то могло значить?

– Ты с ним спишь?

Зяблик задумалась.

– Не будешь ревновать?

– Ну, говори!

– Я ему делаю минет!

– Ну, ты даешь!

– А что, нельзя, что ли? Минет – не повод для ревности. Мы с ним ругаемся, но он мне нравится. Как мужчина.

Это достаточный повод для минета.

– Он не мужчина, – разозлился я. – Он – царьгорох!

086.0

Народ решил писать мне письма – от руки. Я рву конверты, читаю – мне кажется, что это одно нескончаемое письмо. Оно звучит, как жалобная книга. Разные города – одинаковая коллекция ужасов. Графоманы и нимфоманки, сектанты и пенсионеры, тяжело больные и одинокие – все корчатся от адских мук.

Пишет мне обиженный сибирский шаман. Называет себя блаженным. Он обижен на государство. «В два часа ночи, – пишет шаман, – с пятницы на субботу меня разбудила внутренняя вибрация, голос спокойно сообщил: „Сдавайся“. Это открылся информационнный портал, ну, бывает у меня такое: то с головой общаешься, то с картиной, иногда живой. „Мороз заказывал на Москву? – поинтересовался голос. – Беда там будет“. – „Что за беда? Кому сдаваться?“».

Голос указал на ФСБ.

Шаман хотел было позвонить туда – но не нашел номера телефона. А вечером в Москве рухнул Бородинский мост. Шаман на следующий день все-таки нашел контору ФСБ и объявил, что это он виноват, но те потребовали веских доказательств.

Шаман попросил в ФСБ телефон японского посольства. Беда на них шла, на японцев. Безответственные чекисты пригрозили: «Еще раз позвонишь – упекем в психушку!» И действительно, доктор из психушки записал его показания: «Беду от Японии можно отвести, если обрушить ее на головы шаманов-инициаторов с островов под Индокитаем».

Зачем шаман написал мне письмо? Он «сделал определенную работу под кураторством органов, потратил энергию физическую и психическую». В течение нескольких лет удерживал высокие цены на нефть, теперь не дает им упасть. «Надо бы сделать справедливый раздел продукции. Согласен буду на тысячную часть процента для себя и своей деревни Ивановки, донельзя разоренной».

Спрашивается – почему органы не хотят платить? Куда они смотрят: человек полмира перепахал, а денег на него жалко? Не отсюда ли идет гибель жадного, глупого государства? Надо заплатить! Не обижайте шамана!

С другой стороны, у меня к шаману вопрос: с нефтью государству он помог, а почему не поможет своей Ивановке? Или Ивановке уже и шаман помочь не может? Настал, видно, Ивановке полный пиздец.

087.0

<СМЕРТЬ АКАДЕМИКА>

Лядова убили на даче. Версия об ограблении сразу отпала: с дачи ничего не взяли. Его убили ночью. Он приехал из Москвы, открыл дверь дачи – возможно, его уже ждали. Возможно, между преступником и жертвой произошел разговор, который закончился убийством. Куроедов ездил на дачу. Он сказал мне, что на теле Лядова обнаружены следы пыток. Куроедов повез тело Кости в морг.

088.0

<ЗАВТРАК>

С утра пораньше я позвонил Послу и попросил с ним встретиться. Он принял меня в своей «купеческой» резиденции за завтраком. Он сидел за круглым столом посередине большой комнаты с высоким сводчатым потолком и ел яичницу из трех яиц. Даша прислуживала.

– Хотите кофе? – спросил он меня со свежей улыбкой.

– Да, – кивнул я.

– С молоком? – спросила Даша.

– С молоком, – кивнул я.

– Вы что такой мрачный?

– А вы не знаете почему? – спросил я почти что с вызовом.

– Нет, – искренне ответил Посол.

– Сегодня ночью убили Лядова.

– Да ну! – вскричал Посол. – У вас в Москве вечно кого-то убивают, – продолжал он ворчливым голосом.

– Его убили на даче, – насупился я.

– Вот как? Там, где мы пили Шато Марго? – Его глаза наполнились искренними слезами. – Бедный Лядов!

– Вот именно.

Даша принесла кофе.

– Круассаны будете? – всхлипнув, поинтересовался Посол.

– Спасибо, – отрицательно ответил я.

Посол протянул сахарницу с коричневым сахаром и с серебряными щипчиками.

– Он был моим близким другом, – сказал я, бросив кусок сахара в кофе.

– Я знаю.

– Что вы знаете?

– Хороший человек, – кивнул Посол.

– Так сделайте что-нибудь…

– Им там тяжело приходится… Едят нечистоты, вода несвежая… У него было много детей?

– Двое.

– Он не погиб на поле боя? Как воин?

Я промолчал.

– Если нет, то… практически там все приговоры смертные.

– Это понятно, – заметил я.

– Ну, я все-таки попробую отбить… Смерть еще в зародыше.

Он зазвонил в колокольчик.

– Даша!.. Дашенька, где Клара Карловна? Она еще не ушла?

– Кажется, нет.

– Позовите ее.

Пока Даша ходила, я спросил:

– А кто его убил-то?

– Не знаю, – сказал Посол. – Понятия не имею.

В столовую вертлявой походкой вошла Даша в белом переднике.

– Клара Карловна уже уехала, – сказала она.

– Ладно! – Посол встал из-за стола и, сложив салфетку, отдал ее Даше.

Я тоже встал. Аудиенция была закончена.

– Я позвоню ей по мобильному, – сказал Посол, подавая мне руку.

089.0

– Самозванец!

На стол Главному легли две сводки. Одна о том, что в России объявился самозванец. От Калининграда до Владивостока все говорят о новом царе.

Вторая – об убийстве Лядова.

Главный прочитал оба сообщения и решил, что между ними есть какая-то связь.

– Вы с ним поговорите, по возможности вежливо, что ли, – раздумчиво сказал Главный Бенкендорфу и другим своим людям. – А то он ездит себе по Москве, как самозванец.

На следующий день, когда Посол выезжал из ворот своего особняка, раздался взрыв. Шоферу оторвало голову. Но Посол выбрался из горящей машины. Он шел, у него горела шуба. Была московская зима. Только снега не было.

090.0

<ПРОБУЖДЕНИЕ>

Лядов проснулся в морге где-то под вечер. Он сел, осмотрелся и снова со стоном лег. Через несколько минут его катили в реанимацию.

091.0

Когда Главный прочитал сводку о том, что его советник по биологии «проснулся» в морге, он вызвал министра здравохранения и попросил объяснить, что это значит. Хотя министр, как и все правительство, ездил на Афон к монахам и соблюдал посты, в душе он придерживался позитивизма.

– Всякое бывает, – сказал он.

– Ладно, иди, – сказал Главный.

Он вызвал Бенкендорфа.

– Кто занимается этими Акимудами?

– Куроедов. Зяблик.

– Хорошая компания! – иронически откликнулся Главный. – Других, что ли, у нас нет?

– Посол сам захотел войти в контакт…

– Пригласите их срочно. И в МИД Виноградову позвоните.

– Вот их слабое место, этих проклятых Акимуд, – они боятся нашего бессмертия, – докладывал Куроедов Главному.

– Но много ли россиян хотят бессмертия?

– Оказалось, что его не очень-то и хотят.

– А что посольство?

– Расклад посольства непрост, – с готовностью выдох нул Куроедов. – По мнению наших аналитиков, оно состоит из высших существ: бесплотных душ, которые находятся на пути к совершенству и помнят свои предыдущие инкарнации.

– Буддисты, что ли? – поморщился Главный.

092.0

ПИСЬМО № 2

Папа, как приятно спуститься на землю! Как приятно посетить Святую Русь – наше с тобой любимое детище! Как хорошо закутаться в тело. Зяблик говорит мне, что Подмосковье особенно физиологично. Только здесь, между Москвой и деревней, люди прислушиваются к голосу плоти. Их разрывает на части – это нам с тобой всегда нравилось. Все эти дощатые сортиры, неудобные ванны, неважные бани – какое счастье! Мы ездим в Мытищи, как на выставку физиологии! Только здесь они подмечают, как увядает член после соития, – опал! – говорят они, эти милые девушки, так трогательно, что хочется рыдать. Москва – жеманна, деревня – глуха, и только в этом промежуточном состоянии пригорода чувствуешь красоту уродской жизни.

Папа, как замечательны нюансы тела. Как оно тянется к пище, как глотает воду, как переваривает еду, как смотрит глазами и слышит ушами, как же мы славно все это придумали! Папа, я люблю достать член и просто пописать. Мне нравится, как бьет моча о мытищинский забор. А как пахнет лопухами! Папа, мимозы тоже хороши. На окошках висят занавески – повесили, фантазеры! Они их защищают от утреннего света во время сна – все предугали, маленькие мои! Папа, ну что за счастье стать двуногим, ходить, перебирая ногами! Я завидую этим двуногим – у них есть туман будущего, нетвердость знаний, счастье неведения! Они переживают, наконец, любят! Папа, какие мы замечательные, что придумали им любовь!

093.0

Главный прочитал перехваченное письмо. Ну, все, сказал он. Это – враг.

094.0

ПИСЬМО № 3

Папа!

Я люблю Москву, как можно любить большого хрюкающего кабана. Москва – красивое чудовище. Если предположить, что архитектура – зеркало коллективной души, то душа города пребывает в хаосе и набита бульварной эклектикой. Я спотыкаюсь о Москву. Дома Москвы сталкиваются друг с другом, как граненые стаканы, и разлетаются вдребезги.