Текст книги "Сценарии персонального будущего, или Самореализуемые пророчества"

Сценарии персонального будущего

Теплый тихий вечер в одном из средиземноморских городов. Яркие цвета приглушены и оттенены светом заходящего за горизонт солнца. Воздух напоен ароматом цветов, подсолен морем и оттенен запахом хвои. Окна аккуратного дома распахнуты. Ветер подхватывает тонкую белую занавеску и играет с ней, создавая то морскую волну, то крыло бабочки, то локон юной женщины. У окна в глубоком кресле сидит седая дама, в свете заходящего солнца волосы серебрятся, лицо дамы задумчиво и спокойно, в уголках губ притаилась улыбка, глаза прикрыты, очки в тонкой оправе съехали на нос. Руки свободно лежат на коленях, в правой руке небольшая книга. Дама дремлет, наслаждаясь ароматами, приносимыми ветром и теплом летнего вечера. Юная девушка легкой, летящей походкой подходит к креслу, замирает и несколько минут любуется заходящим солнцем, затем, встряхнув русыми длинными волосами, нагибается над дамой и касается губами серебристых волос, поправляет теплый плед, забирает книгу, выскользнувшую из рук дамы, и удаляется по своим девичьим делам. Дама продолжает дремать, лицо становится все более спокойным, умиротворенным, сон все более глубоким, дыхание все более легким, и дама засыпает, и, возможно, сон более глубокий, чем обычно, и этот сон будет длиться бесконечно долго, пока она не проснется уже в другой реальности и в другом образе.

Я перестала бояться, беспокоиться и обижаться. И я люблю без условий.

Я приехала в Сургут и решила вопрос с работой. Постепенно решился вопрос с переездом в Москву, и даже проще, чем я ожидала. Спустя некоторое время мы живем в большом и светлом «гнезде», так мы называем нашу квартиру. Мы (я и мой муж Женя) много и интересно работаем. Люша (наша дочь) растет доброй, веселой, любознательной, умной, красивой и самостоятельной девочкой. Мы помогаем реализовывать ее интересы. В перерывах между работой мы общаемся с друзьями, устраиваем культпоходы (кино, джаз, «Алиса», «Ленинград», театр), ездим в Питер.

Ездим на дачу к моим родителям, там я копаюсь в земле, а Женька читает и играет в бильярд или остается в Москве и идет в спорт-бар. Каждое или почти каждое лето мы ездим в путешествие на автомобиле. И наш путь пролегает через Новгород, где обосновалась наша бабушка Вика (моя свекровь). Периодически подросшая Алиса путешествует сама и приезжает новая и интересная. Она «возит» бабушек в «теплые края» и даже деда на рыбалку… У нас часто бывает мой брат с семьей.

Я работаю много и с удовольствием в разных областях психотерапии. Профессионально постоянно совершенствуюсь, периодически учусь, делаю для себя маленькие и большие открытия, от чего появляется ощущение «на верху качелей». Мне жизнь дает возможность общаться с разными интересными людьми, которые обогащают меня как человека и профессионала.

Иногда мне грустно, и я сажусь за инструмент (так называли мои родители пианино) и много музицирую, пою. Я этим увлекла и дочь, и у нее есть успехи в этой области.

Что-то мне подсказывает, что наши профессиональные пути с Женей разошлись. Он успешен. Он преодолел свой сценарный барьер в 40 лет (насильственная смерть мужчин около 40 лет в их семье), живет и здравствует и, в общем, процветает, а мне хорошо греться в лучах моего «рыжего солнца».

С каждым годом у меня все проще и быстрее получается помогать людям «открывать захлопнутые двери в удачу», и каждая «дверь» – успех, и каждый «открывший» – ценность. Я, может быть, даже пишу о них, а Павловский надо мной хихикает, но активно включается в мое увлечение.

Бывают серые дождливые дни, когда я снова тону в моем негативе, тогда я пишу стихи, болтаю с мамой и дочерью или «гружу», Павловского пока он не взбунтуется и заставит-таки меня улыбнуться. Жизнь волнистая и полосатая, и, тем не менее, все оптимистично. Нет больше потребности себя бичевать и «минусовать». Я поставила все точки над «и». Я сделала выбор и рада ему.

Незаметно подкрался преклонный возраст. Я моложавая и активная бабушка. Павловский совсем лысый и плюшевый дедушка. Люша замужем наконец-то, и кажется удачно. Мы возимся с внуками. Я вижу, что Люша счастлива и успешна, и понимаю, что главное у меня получилось. Мы с Женькой все еще ездим в Крым на машине по нашим любимым местам, хотя Люша ругается, напоминая нам о датах нашего рождения. Когда мы уезжаем, ей, бедной, приходится поливать весь мой «сад» дома и кормить Женькиных прожорливых цихлид.

Я долго в рабочей форме, однажды утром понимаю, что устала и хочу открыть свою последнюю «дверь». С этого момента я не хожу на работу. Женьки не стало осенним рыжим утром – это был удар. И я тихо угасаю, иду к своей последней «двери». Гложет только одно, как смягчить боль Люши. Впервые за много лет я ощущаю беспомощность в том ремесле, которому отдала жизнь. И с этим я ухожу…

 
Открылась дверь,
И много света,
Я словно зверь,
Идущий в лето.
Иду к теплу, иду
К простору, забыв про
Дверь, оставив нору.
А ветер
Затворил засов.
И нету больше голосов.
И невесомость,
Тишина,
И я,
Как будто бы, одна.
И так легко
Мне растворяться
В том,
Чего люди так боятся.
 

 
Набежали вдруг тучи хмурые,
Тучи хмурые, невеселые.
Затянули враз небо ясное,
Солнце яркое, златоструйный день.
Разлетелися птицы звонкие,
Наползла тоска в души всех людей.
Чем грозит тот мрак, призадумались…
«Али враг идет на сторонушку,
Аль ина беда, неизвестная…»
А та злая тьма все сгущается,
Тащит в стороны, выворачивает
Души грешные, души светлые.
Собрался народ, думу думает,
Как избавиться, разрешиться как.
Громыхнуло вдруг над большой рекой,
Пополам земля раскололася.
Из гнилой щели, грязью вымазан,
Вылезает зверь – страшней не было!
Говорит та мразь, словно песню льет:
«Али правлю я по-над всей землей,
Веки вечные, да полтыщи лет!
Али вы, народ, слаб и хил внутри,
Отдаете мне свои радости,
Утешения, да веселье все!»
«Ох беда, беда приключилася!
Ах, сторонушка наша бедная,
Да и сами мы разнесчастные!» —
Похватался люд, да за головы,
Повалился враз в землю слезы лить.
Вдруг раздался свист, да пронесся звон.
Из-за гор больших лезет чудище
Пострашней того, что уже пришло.
И прорезался голос пакостный:
«А моим костям крови хочется!
Животворная та людска вода,
Что по жилам их тонким плещется!
Уж напьюся я той живой воды,
Сизым голубем опрокинуся,
Улечу к своей свет-голубушке!»
Тут народ земной обомлел совсем.
А те чудища – злые демоны —
Разъярилися и столкнулись враз!
Только день прошел, занялся другой,
Над просторами страшный треск стоит,
Полыхает все – бьются зверь с зверьем.
Оба сильные, оба в ярости.
Не хотят делить не свое добро!!!!
Замолчало вдруг дико месиво,
Напряглось живье, ощетинилось.
Обернулись все к хилой яблоне,
А под ней стоит старушенция
И на посох свой опирается.
Рядом пес лесной, ростом весь с нее.
У обоих шерсть поседевшая,
Черноты былой не видать почти.
Завела тут речь ведьма старая:
«По огромному свету белому
Поразъехались мои детушки.
Сыновья мои – добры молодцы,
Дочка умница, раскрасавица.
И внучки мои, аж пятнадцать штук.
Старый дед-кузнец помер той весной,
Да друзей своих схоронила всех.
Было многое в житие моем.
Бед полным-полно, страхов, горестей —
То людские все огорчения.
Помогала им, колдовство плела,
Да шаманила, отводила тьму,
Заговоры все развевала в пыль.
Полетала я по иным мирам,
Доверяли мне, сторонилися.
Вот уж век прошел, задержалась я.
Подойди ко мне, зверь-чудовище,
Да в глаза взгляни мои яркие.
Много в ядрах их понакоплено света-радости
И любви моей – светлой нежности».
Подползли они гадко скрючившись.
Затуманились зраки страшные.
Обняла рукой бабка старая
Пса огромного, пса волшебного,
А другой рукой пасы сделала.
Зазвенело все, дождь посыпался,
Заискрился свет, небо вспыхнуло!
А когда народ разомкнул глаза,
Ни зверья вокруг, ни старухи с псом,
Лишь роса лежит на траве густой,
Над землей горит ярка радуга!
 

«Больному»

 
Есть горячее солнце, наивные дети,
Драгоценная радость мелодий и книг.
Если нет – то ведь были, ведь были на свете
И Бетховен, и Пушкин, и Гейне, и Григ…
 
 
Есть незримое творчество в каждом мгновенье —
В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз.
Будь творцом! Созидай золотые мгновенья —
В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз…
 
 
Бесконечно позорно в припадке печали
Добровольно исчезнуть, как тень на стекле.
Разве Новые Встречи уже отсияли?
Разве только собаки живут на земле?
 
 
Если сам я угрюм, как голландская сажа
(Улыбнись, улыбнись на сравненье мое!),
Этот черный румянец – налет от дренажа,
Это Муза меня подняла на копье.
 
 
Подожди! Я сживусь со своим новосельем —
Как весенний скворец запою на копье!
Оглушу твои уши цыганским весельем!
Дай лишь срок разобраться в проклятом тряпье.
 
 
Оставайся! Так мало здесь чутких и честных…
Оставайся! Лишь в них оправданье земли.
Адресов я не знаю – ищи неизвестных,
Как и ты неподвижно лежащих в пыли.
 
 
Если лучшие будут бросаться в пролеты,
Скиснет мир от бескрылых гиен и тупиц!
Полюби безотчетную радость полета…
Разверни свою душу до полных границ.
 
 
Будь женой или мужем, сестрой или братом,
Акушеркой, художником, нянькой, врачом,
Отдавай – и, дрожа, не тянись за возвратом:
Все сердца открываются этим ключом.
 
 
Есть еще острова одиночества мысли —
Будь умен и не бойся на них отдыхать.
Там обрывы над темной водою нависли —
Можешь думать… и камешки в воду бросать…
 
 
А вопросы… Вопросы не знают ответа —
Налетят, разожгут и умчатся, как корь.
Соломон нам оставил два мудрых совета:
Убегай от тоски и с глупцами не спорь.
 

Уверенной и крепкой рукой открываю давно закрытую старую дверь. Вокруг становится светло, и яркие краски увиденного размыкают слипшиеся веки живых глаз. Здесь пахнет морем, хвоей, можжевельником и свежестью. Откуда-то доносятся таинственно нежные, сладкие, ни на что не похожие звуки флейты. Как будто легкий ветерок бегает по нотам. Я делаю решительный шаг, другой, третий…

Иду в ту сторону, откуда рождается божественная мелодия. Совсем скоро я оказываюсь на широкой деревянной пристани у моря. На краю, свесив ножки, сидит спиной ко мне молодая девушка в цветочном платье, с флейтой в руках. Тихо и незаметно я подхожу к ней и сажусь рядом, стараясь не нарушить данное творение. Несколько минут необыкновенного исполнения, и флейта в руках незнакомки перестает играть. Еще некоторое время я и она наслаждаемся морским прибоем.

В какой-то момент «Я и ОНА» становятся «МЫ». Почти синхронно мы поворачиваемся друг к другу, пытаясь разглядеть спутника в свете солнечных лучей. Вдруг я вижу перед собой не только искусную исполнительницу, но и прекрасную девушку с карими глазами и длинными волосами русо-золотистого цвета. В ее глазах я нахожу другую вселенную, не похожую на остальные, которую хочется бесконечно узнавать. Рядом с ней и моя, как бы соприкасаясь, открывает передо мной то, что хочу, о чем мечтаю, к чему стремлюсь. Здесь и теперь я не боюсь чего-то нового, неизведанного. Я свободный от предрассудков, необдуманных действий. Всегда осознаю последствия моего выбора. У меня есть цель, и я вижу пути ее достижения. Путешествуя по дороге жизни, я несу в себе самые ценные артефакты в виде доброты, мудрости, нравственности, терпения, гибкости и целомудрия в отношениях с разными людьми. На этом пути встречаются горы и моря, поля и ухабы, победы и поражения, встречи и расставания. Дорога, по которой я иду, состоит из привалов для того, чтобы отдышаться и с новыми силами идти дальше. С каждым новым шагом моя любовь к этому необыкновенному, дивному миру растет. В этом мире я обретаю любовь, знания, встречаю интересных и мудрых людей, открываю новые смыслы своего существования.

Моя вселенная имеет вид огромного бриллианта, состоящего из множества граней, каждая из которых является частью меня. Вот эта, блестящая, называется «Я – Мужчина». В ней заключены решительность, ответственность, трудолюбие, сила воли, порядочность, готовность отстаивать интересы себя и своих близких. Следующая грань – «Я – Муж». Здесь доверие, открытость, мягкость. Часть меня под названием «Я – Отец» несет в себе любовь, заботу, доброту, справедливость, семейные традиции, обычаи. Разноцветная грань «Я – врач» включает в себя разделение ответственности между двумя взрослыми и дает возможность не только помогать людям, созидая в их душевном здоровье, но и развиваться вместе с ними самому. Если посмотреть на драгоценный камень с другой стороны, то можно увидеть меня в качестве друга, сына, странника, строителя дома, учителя-наставника и много других граней меня, всегда находящих точки соприкосновения с окружающим.

Глядя в глубокие глаза девушки, я понял, что хочу идти по этой дороге именно с ней: растить детей, делить быт, изучать себя друг в друге, вместе засыпать и просыпаться. И, самое главное, встретить старость в тихом уютном доме на берегу моря, где по вечерам мы будем вместе слушать божественную мелодию флейты и морского прибоя. В этот момент девушка улыбнулась, а из глаз покатились слезы. Здесь и теперь, сидя на пристани у моря, мы поняли друг друга без слов.

Что для меня любовь…

Любовь – это чудо. Любовь – нежность и радость, гордость за любимого, терпение. Растворение, созидание, цветение и обретение богато раскрашенного мира, в котором все живое. Там бурная растительность, все тянется к солнцу, журчит и переливается широкий ручей. Это высокие облака над головой и много мягкого, ласкового света природы, неба и аур живого. Большой фонтан тепла и искры счастливого волнующего чувства…

Любовь – это когда сладко замираешь, чувствуя вибрацию от любимого, его мурчания и дыхания, это щека к щеке и взгляд в одну сторону, это узнавание с закрытыми глазами его руки из миллиона других, разговор с его сердцем, когда он далеко. Это прыжок с вышки в его глаза как в океан, и когда обнимаешь, чувство, будто проваливаешься друг в друга, пересекая внешние границы, создавая коктейль, как закатное небо на картине, где оттенки акварели смешиваются и образуются новые, удивительные сочетания. И чувства, как четыре руки, погруженные в глину, лепят что-то друг из друга и не могут оторваться. Бури, грозы, дожди могут литься на нас в это время, но они не заливают нашего мира: из снов, грез, наших трудов и пота, надежд и чувств друг к другу, которые как ствол магического дуба сильны и вечны, и души наши посвящены друг другу и Богу. Мы мажем елеем глубокого сострадания раны друг друга и дуем как после зеленки, бережно забинтовывая то, что заныло в плохую погоду. У нас горячие, сильные сердца, не боящиеся жизненных трудностей, – мы ими растем…

Иногда любовь – это страх расстаться с ним и почувствовать беспомощность и колючую проволоку на сердце, если его не станет, от которой будет больно так, как было больно в сказке Русалочке ходить на суше, как по ножам. Но это не ранит существующего счастья.

Как мы живем?

Мы живем в своем доме на природе. Вокруг нас птицы, звери и ветра. Мы очень счастливы. Иногда мы выбираемся к родным. Дорога туда ровная и всегда залита золотым солнечным светом. Расставаясь утром, мы созваниваемся днем и пишем смс друг другу, когда есть минутка. Мы оба много трудимся, отдавая наши силы туда, где они очень нужны. Мы не боимся уставать, т. к. знаем, что на смену старой крови придет новая, что будет только обновлять и обогащать нас. Тот из нас, кто освобождается вечером первым, едет скорее к другому, чтобы подождать, пока закончится работа, и можно будет вместе поесть и поговорить о чем-то нашем. Мы едем домой, влюбляясь каждый день по-новому в деревья вдоль нашей дороги и друг в друга.

Вечера наши бархатны, мы подолгу пьем чай и провожаем закат.

У нас бывают друзья, наши близкие, хорошие друзья, с которыми мы переплелись, как деревья ветвями, и с которыми устраиваем веселые праздники. Все мы умеем иногда быть серьезными, а иногда беззаботными детьми.

Два раза в год мы ездим далеко. Отдыхать. В феврале – за весной, в конце июля – просто… куда потянет душа. Мы открыты миру, и он нам. Мы любим путешествовать, кататься на велосипедах, плавать и танцевать.

Он с серьезным выражением на лице расспрашивает о моих делах на работе, моих пациентах, моих успехах и неудачах. Я чувствую его поддержку. А я говорю с ним о его делах, подождав, когда он поест, после ужина, и когда он просит: «Поговори со мной…»

Как мы познакомились?

Я посмотрела ему в глаза и почувствовала себя собой – так просто и легко, как никогда. И мне захотелось ему улыбнуться, как в детстве. Выражение его глаз стало похоже на Гошино из «Москва слезам не верит» с чем-то искренне-удивленным, открытым, чем-то, что говорило мне шепотом, что узнало меня. Я отвернулась, улыбнулась, снова повернулась, отвернулась, повернулась и поняла, что я куда-то пришла. Что не нужно больше искать, торопиться, бояться. Как возвращение домой, как ключ, влившись в поток большой воды, пробивший дорогу через камни, землю, бревна к тому, с чем, соединяясь, вода преображается, неся свои воды в даль, в прекрасную даль, где мы обретаем себя и друг друга, что неразделимо.

Мы будем жить очень долго. Кто-то сказал: «Брак – это умение делить повседневность и обыденность каждого дня». Так и будет.

О работе.

Я занимаюсь своим любимым делом. Я учу людей, как правильно пользоваться инструментами, которые есть у каждого из нас – это все наши органы чувств, интуиция, сердце, разум, душа, тело. Учу их мудрее и сознательнее создавать свою жизнь, творить то, от чего так зависит многое в ближайшем вокруг и в мире вообще. Смысл – в стремлении, в пути. Учиться любить и создавать гармонию в своей жизни.

Образ гармонии – это то, где отдыхает глаз, как солнечное поле с морем цветов и трав, наполненное энергией жизни, когда счастлив просто так и потому, что тот, кого любишь, просто есть и дышит одним воздухом с тобой на планете.

Психотерапия для меня – это работа с тем же полем, но с соломой, где местами валуны, ржавые части трактора, гнилые бревна и бурьян с колючками, но где есть чернозем, до которого иногда надо долго рыть, ломая лопаты и ногти. Там есть и вода, лишь глубоко под землей, к которой надо прислушаться, как к слабому дыханию, чтобы дать ей направление для выхода. Это ключ к тому, чтобы ожило поле. Оно сможет само, там хорошая земля и сильные корни. Чтобы помогать, нужны будут мои знания, опыт, чтобы вести кого-то, временами c завязанными глазами, за руку, иногда отпуская и уменьшая анестезию, но всегда считая наши шаги и контролируя боль. Учиться можно у взрослых, детей, даже животных. «…Учусь у маков и планет, у радуги и у листа – ценою миллионов лет добыта эта красота, добыта эта простота…» И верить в силу ресурса людей, что наполнит все опустевшее и поможет пролиться оживляющему дождю на то, что устало. Нужна будет вера, что воскрешает к жизни то, в чем еще бьется ее пульс.

От автора

Уважаемые читатели! Должен сказать, что мои записи являются результатом творческой импровизации к сценарию персонального будущего. Написан он мной безо всякого постороннего вмешательства и, возможно, будет звучать несколько оригинально. По сути, вам будет представлено подобие сказки, изобилующей метафорами и символами. Тем не менее, все в ней изложено последовательно и связано с моей жизнью. Если в общих чертах вспомнить мои рассказы на предыдущих занятиях, значимые в моей жизни события, а также мечты и желания, о которых я упоминал или на которые вскользь намекал, то суть станет более или менее ясна. Повествование состоит из пролога, трех глав и эпилога, об их значении можно будет спросить у автора по окончании чтения, тем не менее, раскрывать смысл всего я не намерен, чтобы оставить пищу для догадок и дать возможность поработать вашей фантазии.

Пролог

Я проснулся у костра глубокой ночью. Высоко в небе ярко светил месяц и мерцали одиночные звезды. Я был на высоком холме, позади и по бокам глухой стеной расположился хвойный лес, а прямо подо мной – обрыв с чудным видом на спящую долину, прочерченную серебристой линией реки. То и дело порывы холодного ветра покачивали верхушки величественных елей, и временами слышались отдаленные крики проснувшихся птиц. Разведенный мною костер уже угасал, но поскольку спать мне уже не хотелось, я поддержал его сухими ветками. Мне захотелось подняться и полюбоваться долиной, но несколько минут спустя холод вернул меня обратно к костру и заставил плотно укутаться в дорожный плед. Так провел я некоторое время, и лишь когда костер начал было вновь угасать, послышался мне отдаленный шорох. Я резко развернулся. Ничего. Потом вновь, уже ближе, и слышен шум трескающихся веток. Как будто проголодались ночные хищники. Я вытащил нож, намереваясь дорого продать свою жизнь. А приближающийся шум тем временем разделился, подбираясь ко мне с двух сторон, прячась между могучих деревьев и вынуждая меня все дальше отходить от костра к обрыву. Затем все притихло так же внезапно, как и началось. В напряжении ожидал я, стоя лицом к лесу и тревожно озираясь, не смея шелохнуться. Наконец, сильный треск раздался справа от меня, и, осыпанный хвоей, на поляну выбрался кентавр, вооруженный копьем. Суровое, испещренное глубокими морщинами лицо его обрамлено было длинной спутанной бородой винного цвета, а мужской торс внизу переходил в могучее лошадиное тело. Остановив на мне взгляд, существо нахмурилось и медленно двинулось в мою сторону. Пораженный видом и самим существованием его, я попятился назад, описывая круг, от обрыва к лесу, изо всех сил сжимая нож. Но вот треск раздался с другой стороны леса, что вынудило меня отойти уже к костру. Кентавр, продолжая следовать за мной, вдруг замер у самого костра и повернул голову туда, откуда доносился треск. Пребывая в испуганном оцепенении, я все же проследил за его взглядом. С другой стороны из леса выбрался человек и размеренной, неторопливой походкой приблизился к костру, поравнявшись с кентавром. Это был мужчина крепкого сложения, одетый в роскошные одежды монарха. В обеих руках он сжимал длинный скипетр со странным символом, а с его плеч ниспадала длинная мантия, сотканная из множества лоскутов самых различных тканей: от тончайшего атласа, обрамленного фрагментами гербов, до грубой мешковины. Голова человека была увенчана золотой короной, а взгляд источал спокойствие и мощь. Они оба посмотрели на меня, и пламя вдруг само по себе разгорелось с новой силой. Пораженный их образами, я выронил нож и невольно сел у огня. Так прошло несколько минут, и поочередно переводил я взгляд то на кентавра, то на короля. Затем кентавр отклонил слегка копье свое в сторону, и увидел я в его чертах нечто очень знакомое, едва ли не родное. Если бы не страшный вид, то принял бы его за… но что это? Меня клонит в сон?

Глава 1. Время Волка

Я очутился на тропе, ведущей в старинную деревню у подножия зеленых гор. Стояло пасмурное, сырое, холодное утро. В воздухе висела тишина, лишь изредка прерываемая отдаленными криками горных птиц. Но это спокойствие было недолгим: я услышал шум и крики со стороны поселения и поспешил туда, влекомый любопытством. Подобравшись ближе, завидел я бегущих в разные стороны, перепуганных до смерти селян, в основном стариков и женщин, уносящих на руках кто детей, кто домашний скарб, кто птицу и мелкую скотину. Я остановил пожилого человека, по виду одного из местных старейшин, и спросил, что здесь творится. Он торопливо отвечал, испуганно озираясь назад:

– Зверь! Великий зверь, посланец самого дьявола бесчинствует в деревне!

– Зверь?

– Да! Поначалу убивал он людей в окрестностях селения, затем перебил наших мужчин, что отправились прогнать его, а теперь пришел, пришел сюда, чтобы изничтожить сам дом наш! Беги вон, путник! Ужасающей мощи тварь сия, и никакого спасения нет от нее! Беги!

С этими словами старик бросился прочь. И все же меня не испугали его восклицания, и я только ускорил шаг, пока не очутился в поселении. Осторожно передвигаясь вдоль домов, я увидел, что великие разрушения ему были причинены. Вокруг лежали бездыханные, разодранные тела людей и животных, а на опустевшей главной площади человекоподобно на двух ногах стоял сам Зверь. Похожий на волка, но притом невиданных размеров и силы, покрыт он был сплошь лоснящейся черной шерстью, отмеченные бешенством глаза его холодно сверкали, ища новых жертв, а из оскалившейся желтыми клыками пасти стекала кровь и слюна. Все существо чудовища источало великое зло. Я вздрогнул, когда за мою ногу схватилась раненая женщина и проговорила, указывая пальцем куда-то в сторону:

– В том доме. Пожалуйста, спаси мое дитя. Молю, унеси его прочь от дьявола.

Не слушая далее, я ворвался в ее скромное жилище, в единственной комнате которого стояла кроватка с Младенцем. Подойдя было к ребенку, я успел лишь ощутить, что у притихшего, испуганного малыша были мои глаза. Но внезапно я был оглушен чудовищным грохотом и с силой отметен в сторону. Придя в себя на куче разбитых балок, я услышал злобное рычание и понял, что Зверь одним ударом разнес дом на части, далеко меня отбросив. Продолговатая, уродливая морда оборотня грозно нависла над плачущим Младенцем, и я был не в силах даже пошевелиться, чтобы спасти ребенка.

Но в этот момент из-за туч выглянуло солнце, и с нескольких сторон послышался громкий звук боевого рога. Зверь отвлекся от своей жертвы, встав на четыре лапы и яростно озираясь вокруг. Звук рога повторился еще несколько раз. Обессиленный, я увидел, что в деревню со всех сторон вошли облаченные в старинную одежду и доспехи воины, среди которых были и женщины. Удивительное свечение исходило от каждого, они словно не принадлежали этому миру и в то же время были неразрывно связаны с ним. Среди них вооружением и статью выделялось двое мужчин, явно предводители. Один был старше, выше и носил лихо закрученные усы, другой был смуглым, с широкими скулами и меньше ростом. Проходя мимо, он бросил на меня взгляд, и я вновь увидел свои глаза, но на этот раз спокойные и умудренные опытом. Зверь протяжно завыл, и солнце скрылось, вслед за чем завязалась жестокая схватка. Воины напали на оборотня, выставив вперед копья и мечи и отгоняя его все дальше от кроватки с Младенцем. Многие из них пали под клыками и когтями волка, сражен был и усатый Предводитель, но второй с диким криком поверг изнуренное битвой чудовище на землю. Мне казалось, что истекающий кровью Зверь погиб, но воители начали оплетать крепкими веревками его пасть и лапы. Тем временем смуглый Предводитель и оставшиеся в живых воины подошли к кроватке Младенца. Я увидел нескольких селян, вернувшихся в деревню и также внимавших зрелищу. Вновь выглянуло солнце. Одна из воительниц произнесла:

– Зло побеждено, но уничтожить его невозможно. Волк вернется. Справится ли это дитя с другими его проявлениями?

Прикрывая полученную от Зверя рану, вождь ответил ей.

– Что бы с ним не случилось, я останусь здесь и всегда буду хранить его. Что до вас, вы можете идти.

Все воины почтительно склонили головы, а затем ушли, утаскивая за собой повязанное чудовище. Еще некоторое время я смотрел на задумчивого Предводителя возле Младенца, пока чернота не поглотила полностью мой взор.

Я проснулся возле костра. Месяц переместился в небе, и ветер уже не трепал высокие ели. Напротив меня вновь стояли Кентавр и Король. Когда я поднял взгляд на Кентавра, он слегка сдвинул копье, и суровый взгляд его словно смягчился. Я обратил внимание на Короля. Тот приподнял подбородок и поглядел на меня как будто свысока, после чего мне предстало следующее видение.

Глава 2. Крепость

На этот раз я был облачен в парящую бесплотную форму. В лучах заходящего солнца передо мной возник некогда цветущий город, но ныне его окрестности были разорены, а сам он как будто перенес отчаянный, жестокий штурм: во многих местах стены были проломлены, главные врата – разбиты, и горел еще внушающий трепет вражеский таран. На крышах уцелевших домов торжествующе плясали языки пламени и поднимались отовсюду столбы густого дыма. Многие улицы были усеяны телами тысяч и тысяч погибших, ставших пищей крыс и воронов. Вдоль зубцов городской стены одиноко передвигались часовые, многие из них получили жестокие ранения, а оружие и доспехи покрывали бесчисленные зазубрины после непрерывных сражений. Но вот на стену поднялся человек в богатых, но запачканных одеждах, он двигался к одному из часовых, бессильно лежавшему возле бойницы. Когда я приблизился, то различил, как человек помогает вояке подняться и дает ему оружие в руки, произнося:

– Друг, я вижу, как печально состояние твое, но враг наводнил нашу страну, и ты не должен позволять слабости сомкнуть твои глаза.

Солдат ответил:

– Прости, меня, Князь. Во имя жен, детей и стариков наших не подведу я тебя боле.

Князь бодро улыбнулся, по-воински пожал тому руку и безо всякого сопровождения двинулся дальше по стене, лично проверяя готовность солдат к возможной битве.

Солнце зашло, сгустились сумерки. Я оказался в тронном зале старого, могучего замка, возвышавшегося над всем городом и меньше пострадавшего от штурма. Снаружи было темно, но и без того во всех помещениях царил полумрак, лишь местами разгоняемый светом факелов и огненных чаш. Флаги с княжеским гербом были приспущены в знак скорби по погибшим. На троне, сморщив лоб в тяжелых раздумьях, восседал Князь, которого я видел сегодня на закате. Его глаза казались удивительно знакомыми, но описать остальные черты подробнее я был совершенно не в силах, не знаю почему. Пока я строил предположения и размышлял, зал пересек человек средних лет с величавой осанкой, одетый важным Сановником. Не обращая внимания на упавшую духом стражу, он остановился перед троном и без спроса завел речь, обращенную к хозяину города.

– Князь, две вражеские армии, числа несметного и кровожадности невиданной, разбились о стены, копья, мечи и щиты твои, но третья пробила врата и вторглась в город, унеся с собою жизни многих, хотя затем и была тобою разгромлена и отброшена прочь.

Не подъемля взора, Князь тихо проговорил:

– Захватчики сии когда-то были мне друзьями, но, видя процветание мое, восстали, предав…

Сановник продолжал:

– Князь, ты все молчишь, а между тем сил града твоего не хватит боле на отражение ударов. Уж многие пали, а прочие от голода и слабости отдают свои души Богу, а тела – падальным птицам, ибо некому уже их хоронить! Скажи, наконец, мой господин, что делать нам велишь в сей темный час?

Голос мужчины задрожал, и он умолк, склонив голову перед Князем. Воцарившаяся тишина была настолько глубока, что, казалось, можно было услышать слезу, медленно стекающую по морщинистой щеке советника. Но стук распахнувшихся дверей прервал молчание: в зал ворвался тот самый воин, что был ободрен Князем возле бойницы.