Текст книги "От революционной целесообразности к революционной законности. Сущность и специфика эволюции советского права в 1920-е годы"

Таким образом, дело не только в самом факте наличия льгот у партийной номенклатуры, а в первую очередь в том, что изменение социального статуса партийной номенклатуры и менталитета, который в условиях абсолютного доминирования в общественной жизни одной партии и отсутствия над ней всякого общественного контроля становился мотивировочной основой для использования своего исключительного статуса в целях личного обогащения.

Коммунисты и НЭП. Соблазны НЭПа и проблемы с законом

Негативные явления в правящей партии получили мощный импульс от нэпа, в условиях которого исключительность члена партии все больше стала ассоциироваться с материальным фактором, вследствие чего формируется устойчивый шаблон поведения, считавший нормальным и естественным использование своего служебного положения в личных целях и совершенного пренебрежения к возможности наказания за это в качестве компенсации за революционные заслуги, что порождало массовую номенклатурную преступность. С началом мирного периода партийная номенклатура посчитала, что она вправе теперь жить так, как ей хотелось, в соответствии со своим положением в обществе и революционными заслугами, самым активным образом устремившись к жизненным благам, используя свое

исключительное положение в системе власти и возможность распоряжаться материальными и финансовыми средствами. Г. А. Соломон (Исецкий), видный деятель российской социал-демократии, находившийся в высшей сфере советской управленческой структуры и знавший ее изнутри (тесно работавший, в частности, с Литвиновым[422]422
  Литвинов Максим Максимович (Валлах Меир Хенех Моисеевич) (1876–1951), гос. и парт. деятель. Большевик. После Окт. революции 1917 уполномоченный Наркомата по иностр. делам РСФСР в Великобритании Полпред и торгпред в Эстонии (1920), уполномоченный СНК по валютным операциям. В 1921-30 гг. зам. наркома по иностр. делам РСФСР, СССР. 1930–1939 гг. Нарком по иностр. делам. Зам. наркома иностр. дел (1941-46). Чрезвычайный и полномочный посол СССР в США (19411943). Уволен с дипломатич. службы в 1946 по возрасту.


[Закрыть] и Красиным[423]423
  Красин Леонид Борисович (1870–1926). Сов. гос. и парт. деятель, дипломат, инженер. Член РСДРП с 1898 г. С марта 1918 г. в Наркомате иностр. дел, 1918 – чл. Презид, ВСНХ, Нарком путей сообщения (1919-20), Нарком внешней торговли РСФСР (1920-23) и СССР (1923-25). Одновременно полпред и торгпред в Великобритании, В 1924–1925 гг. полпред во Франции, в 1925-26 гг. в Великобритании.


[Закрыть] по выполнению самых деликатных экономических и финансовых заданий советского правительства), отмечал в своих воспоминаниях «безграничную алчность, переходящую в разграбление национальных богатств страны, коррумпированность многих партийных функционеров, смотревших на народное достояние как на какую-то добычу, по праву принадлежащую им»[424]424
  Соломон (Исецкий) ГА. Среди красных вождей. М.: Современник, 1995. С. 49.


[Закрыть]. Развитие рыночных отношений, повышение общего благосостояния, привлекательность нэпа с его стремлением к наживе, широкие потребительские услуги рынка, наконец, чувство победителя, требовавшее материальной компенсации, все больше повышали меркантильные запросы номенклатуры, которая стала активнейшим образом использовать возможности нэпа и служебного положения для удовлетворения своих материальных потребностей. Причем эти интересы росли в геометрической прогрессии. В геометрической прогрессии росла и номенклатурная преступность, приобретя в конечном итоге характер всеобщности и повседневности. Основными источниками нелегального обеспечения «элитной жизни» стали взятки, хищения материальных и финансовых ценностей в госпромышленности и госторговле.

Собственно, проблема номенклатурной преступности – это отнюдь не проблема, возникшая только при нэпе. Она отчетливо обозначилась уже в деструктивной фазе революции, когда управленцы всех уровней по официальной лексике активно «злоупотребляли самоснабжением». Еще на VIII съезде РКП(б) в марте 1919 г. Н. Осинский[425]425
  Осинский (Оболенский) Валериан Валерианович (1887–1938). Из дворян сын чиновника. В РСДРП с 1907 г. Избран в Учредительное собрание от Воронежского и Рязанского округов. Первый председатель ВСНХ (1917–1918), один из лидеров «левых коммунистов». В 1921–1923 гг. заместитель наркома земледелия. В 19231924 гг. полпред в Швеции. С 1926 г. управляющий ЦСУ, с 1929 г. заместитель председателя ВСНХ. Академик АН СССР и ВАСХНИЛ. Арестован в октябре 1937 г., приговорен к расстрелу. Реабилитирован в 1957 г.


[Закрыть] говорил: «У нас возродился бюрократизм. Решение дел сосредотачивается в узких коллегиях. У нас усиленным образом развивается покровительство близким людям, протекционизм. А параллельно – злоупотребления, взяточничество»[426]426
  VIII съезд РКП(б): Протоколы. М., 1959. С. 187–188.


[Закрыть]. Об этом же говорил на X съезде РКП(б) в марте 1921 г. председатель ЦКК[427]427
  Центральная контрольная комиссия РКП(б) (ЦКК) – высший партийный контрольный орган. Создана в 1920 г. для борьбы с нарушениями дисциплины, партийной этики, с «моральным разложением» коммунистов. Состав ЦКК избирался Съездом партии, члены ЦКК не могли быть одновременно и членами ЦК. Местными контрольными органами РКП(б) (с 1925 г. – ВКП(б)) были областные контрольные комиссии, окружные контрольные комиссии, районные контрольные комиссии, городские контрольные комиссии и т. д. В 1934–1952 гг. Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б), в 1952–1990 гг. – Комитет партийного контроля при ЦК КПСС.


[Закрыть] А. А. Сольц, вынужденный признать, что главным злом является злоупотребление властью, которое носит корыстный характер и явилось результатом своеобразного представления о власти. «Я получил власть и ответственен только перед той организацией, которая эту власть мне вручила, а перед партийными массами я не должен отчитываться»[428]428
  Десятый съезд Российской Коммунистической партии. Стенограф. отчет. М.: Госиздат, 1921. С. 33.


[Закрыть]. Особо удручающее положение сложилось на губернском и уездном уровне. Из губерний сообщали о фактах полного разложения партийных организаций, бесчинствах местных работников, массовых растратах, хищениях имущества, поголовном пьянстве. Стали нормой банкеты, застолья после совещаний, съездов, разбазаривание имущества[429]429
  РГАСПИ. Ф. 17. ОП. 84. Д. 182. Л. 72.


[Закрыть]. О крайней степени разложения партийной структуры свидетельствовали и итоги партийной чистки 1921 года, походившей нередко на изъятие из управленческого аппарата уголовных элементов, явных казнокрадов. Например, в Воронежской губернии ряд ответственных уездных работников губернии был исключен за участие в вооруженных грабежах и отчуждении в свою пользу земель вдов и жен красноармейцев[430]430
  РГАСПИ. Ф. 17. ОП. 84. Д. 188. Л. 81.


[Закрыть]. Вся эта масса казнокрадов различного ранга, получивших прозвище в народе «воры с партийными билетами в кармане», создавали серьезные проблемы для экономики и авторитета правящей партии.

Руководство страны было вынуждено публично признать факт разложения и казнокрадства со стороны партийной номенклатуры и наличия в партийной среде коммунистов-преступников[431]431
  Ленин В.И. Письмо в Политбюро ЦК РКП(б) от 18 марта 1922 г. // ПСС. Т. 45. С. 53.


[Закрыть]. Объяснялась преступность среди коммунистов стандартными и неочевидными аргументами: отсутствие системы контроля, халатное отношение к делу, увлечение личными интересами, бедность, многосемейность, задержка в выплате зарплаты, непринятие мер предупредительного характера. Однако все перечисленные причины, хотя и имели место быть, но не были основными, первостепенными. Основная причина была в изменении состава партии и параллельно в деградации нравственно-моральных критериев. Идеалы и партийные ценности уже не были критерием модели жизненного устройства для большинства партийцев, преобладающим становился личный интерес. Это подрывало мировоззренческие общественные устои, основанные на классовой теории, понимавшей общественный интерес как систему коренных запросов классов и социальных групп, их отношение к совокупности социально-политических институтов, материальных и духовных ценностей общества в целом. Поэтому личный интерес в принципе воспринимался исключительно как порок, и большевики отчаянно боролись с ним. Новая волна партийцев формально следовала этим идеалам, но в реальности среди нее личный интерес оставался преобладающим жизненным мотивом. Свой, хотя и не формально юридически определенный, особый правовой статус партийная номенклатура активно использовала в своих узкоэгоистических интересах, опираясь на него для реализации собственных жизненных приоритетов.

Покончить со злоупотреблениями в партии вначале пытались с помощью внутрипартийной ЧК – Контрольных комиссий (КК), созданных по решению X съезда РКП(б). Они были призваны бороться со злоупотреблениями среди членов партии. Уже в первых заявлениях ЦКК объявила о намерении покончить с преступлениями среди членов партии. 28 октября 1920 года в «Правде» было опубликовано обращение ЦКК «Всем членам партии». Члены партии призывались сообщать о случаях преступлений со стороны коммунистов, «ни на минуту не стесняясь постом и ролью обвиняемых лиц. КК заявляет, что она считает своей обязанностью привлечь к ответственности любое лицо, против которого будут выставлены те или иные доказательные сведения»[432]432
  Правда. 1920. 28 окт.


[Закрыть]. Первые шаги ЦКК свидетельствовали о решимости покончить с «партийными излишествами». Была даже создана так называемая «кремлевская комиссия» (комиссии ЦК РКП(б) и президиума ВЦИК о кремлевских привилегиях) с целью установления привилегий Кремля. Дело в том, что все более расширяющаяся система спецснабжения стала одним из существеннейших признаков социального неравенства в партии и в целом в обществе и вызывала крайнее недовольство рядовых партийцев, что повлекло за собой дискуссию о «верхах» и «низах» в партии на IX партконференции (сентябрь 1920 г.). В результате на свет и родилась «кремлевская комиссия», приступившая к работе 25 ноября. Комиссия скрупулезно изучила систему госснабжения высшей партийной элиты, и выяснилось, что, помимо совнаркомовского пайка, существовали еще индивидуальные выдачи из продовольственного отдела ВЦИК, а также специальные столовые ВЦИК, СНК и делегатской столовой Коминтерна. Столовая ВЦИК по ассортименту была беднее, чем столовые совнаркома и Коминтерна, в меню которых значились дичь, сыры, ветчина, сардины, икра[433]433
  Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М.: Русское книгоиздательское товарищество – История, 1997. С. 126.


[Закрыть]. Результаты деятельности комиссии были весьма скромные: «комиссия пришла к выводу о необходимости пересмотра норм Совнаркома и особенно Коминтерна в сторону значительного их сокращения, приняв во внимание общее положение с продовольствием. Комиссия считает, что питание больных в столовых должно производиться применительно к общим условиям, устраняя контингент «постоянных больных», что вызывает справедливое недовольство и возмущение со стороны трудящихся масс. Что же касается индивидуальных выдач ответственным работникам, то комиссия полагает необходимым установить единообразную твердую норму, чтобы не получилось такого положения, когда некоторые товарищи получают по несколько раз в месяц»[434]434
  Вострышев М.И. Москва сталинская. Большая иллюстрированная летопись. М.: Политкнига, 1921 // URL: https://politkniga.ru.


[Закрыть]. Комиссия, по сути, выявила лишь некоторые излишества и неумеренности в спецснабжении и рекомендовала сделать его более справедливым. В принципе то, что высшее руководство страны было обеспечено полноценным снабжением и питанием, является нормальным явлением с точки зрения обеспечения работоспособности высшего руководства страны. В социальном аспекте токсичность этого явления состояло в том, что данная система снабжения тиражировалась на всех уровнях управленческой структуры, в каждом городишке, вплоть до уездного, имелось спецснабжение, дополняемое «самоснабжением» сверх установленных норм и правил. На фоне непростой ситуации с продовольствием в стране это вызывало справедливое возмущение в обществе. Спекулятивная шумиха об коммунистическом аскетизме и равенстве всех не могло скрыть факта создания системы социального неравенства в партии и обществе, которая увеличивала социальную дистанцию между партийной номенклатурой гражданами и рядовыми партийцами.

Местные Контрольные комиссии также начали свою деятельность активно, стремясь реализовать принцип привлечения к ответственности «не взирая на лица». Так, в начале 1921 г. Воронежская ГКК исключила из партии несколько руководящих работников губернского масштаба. Их проступок по тем временам был не таким уж серьезным. Можно сказать, обычное дело, ранее подобное не вызывало никакой реакции. Ряд руководителей губернии по решению ЦК отзывались из Воронежа. Их проводы, как обычно, отметили «товарищеским ужином», на котором присутствовало 85 человек. В результате все участники «ужина», трезвые и пьяные, были сняты с должностей и исключены из партии. ГКК квалифицировала факт не только преступным, но и дискредитирующим рабоче-крестьянскую власть и партию. «Исключить из членов РКП(б) всех участников вечера с распитием спиртных напитков, как потребляющих, так и не потребляющих, но не принявших мер борьбы с этим злом и не покинувших немедленно этого вечера», – таково было постановление ГКК[435]435
  ГАСПИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 188. Л. 105–106.


[Закрыть]. Такой «резвый старт» не мог понравиться Москве. Так можно было в короткие сроки лишиться значительной части аппаратчиков. Москва смягчила наказание, заменив исключение строгим выговором, что вызвало бурную реакцию губкома и контрольной комиссии, которые признали постановление Оргбюро ЦК ошибочным и категорически протестовали против изменения наказания.

С началом деятельности комиссий в печати началась кампания разоблачений «безобразий» в партийной среде. Списки исключенных печатались в газетах с указанием причин исключения, провинившихся обсуждали на собраниях. Вскоре произошло то, что должно было произойти. Карательная активность контрольных комиссий, осознание своей значимости в собственных глазах привели к тому, что они стали брать на себя судебные функции, рассматривая не только нарушения партийной дисциплины и этики, но и уголовные дела: убийства, кражи, растраты и т. д. Контрольные комиссии производили обыски, слежку, аресты, став, по существу, специфическим судом для членов партии. Это грозило возникновением еще одной судебной инстанции, по сути, сословного суда, и дезорганизацией всей системы правосудия. В июле 1922 года выходит инструкция к положению о Контрольных Комиссиях, в которой делается попытка избавить КК от признаков чисто судебных органов, которые они стали приобретать. Инструкция требовала, чтобы порядок рассмотрения дел в КК носил характер не судебного заседания, а характер товарищеской беседы, доверительности. Комиссиям запрещалось производить обыски, слежку, аресты и т. п[436]436
  ГАСПИТО. Ф. 841. Оп. 1. Д. 29. Л. 5.


[Закрыть].

Вопрос снижения активности КК был связан и с проблемой слишком большого количества исключений из партии. На XII съезде РКП(б) отмечалось, что за год происходит не менее 12 тысяч исключений. «Это много на 400 тысяч членов партии»[437]437
  XII съезд РКП(б). Стенограф. отчет. С. 78.


[Закрыть]. В качестве причин столь значительного числа исключенных назывались отсутствие бережного отношения к коммунистам, низкий уровень культуры и т. п. Речь шла о том, что при продолжении жесткой политики Контрольных комиссий на исключение членов партии и уголовное преследование местные партийные организации вообще могли оказаться без кадров. В таких условиях неизбежно вставал вопрос о смягчении «репрессивности» в отношении «партийных преступников», что объективно вело к созданию системы «увода» чиновников из-под действия закона. В октябре 1923 г. ЦК и ЦКК рассылает на места циркуляр «Ко всем партийным организациям и ко всем членам партии». Главная мысль документа – принять все меры для остановки вала должностных преступлений, повести решительную борьбу со всякого рода излишествами, допускаемыми в образе жизни некоторыми работниками. Наглое бытовое чиновничье поведение перешло мыслимые пределы, превзойдя даже то, что в конце 1920 года называли проблемой «верхов» и «низов», и явно не вписывалось в модель равноправного социалистического общества. Все это вызывало острое недовольство населения и, что особенно беспокоило власти, недовольство рабочих и нарастание разочарования среди рядовых членов партии. Между тем было известно, и об этом много было разговоров в партии, что обстановка среди партийной номенклатуры в этом смысле была крайне неблагополучной. Ответственные работники высшего и губернского уровня нередко имели в своем распоряжении автомобили, собственные конюшни со скаковыми и выездными лошадьми, играли на тотализаторе. Имелись даже специальные вагоны, используемые для того, чтобы доставить только одного пассажира из Москвы до курорта, платформы с автомобилями, доставляемыми на курорт. Широко использовались государственные средства на ремонт квартир, кабинетов, дач, приобретение предметов роскоши. Коммунисты посещали рестораны и кафе, игры в азартные игры, широкое распространение получили чествования ответственных работников и дорогие подарки им. На XII съезде РКП(б) (апрель 1923 г.) член Президиума ЦКК ВКП(б) М. Ф. Шкирятов говорил о банкетной эпидемии. Причем, по его мнению, зло банкетов заключалось не в том, что «товарищи собирались вместе, а в том, что в них принимали участие лица, не имевшие никакого отношения к партии»[438]438
  Двенадцатый съезд РКП(б): Стенограф. отчет. С. 222.


[Закрыть]. Х. Г. Раковский писал об автомобильно-гаремном факторе, играющем немаловажную роль в оформлении идеологии правящей партии[439]439
  РаковскийХ.К. Письмо Валентинову. С. 75.


[Закрыть]. Весьма приятные вещи наполняли «смыслом» жизнь партийной номенклатуры. Она в полной мере использовала в своих личных интересах исключительное положение в советском обществе, а нэп предоставлял все необходимое для удовлетворения ее возрастающих потребностей и желаний. «Элитная жизнь» номенклатуры требовала значительных материальных затрат, которые «добывались» взяткой или хищениями.

На почве социальной несправедливости участились выходы из партии как протестные демарши со стороны рядовых членов партии. Широкую известность в партии получило дело Ракова, члена Крымской партийной организации. ЦКК по этому случаю в январе 1926 г. разослал специальное письмо на места. Суть дела состояла в том, что Раков, видя вызывающе барское поведение партийной номенклатуры на отдыхе в Крыму, вышел из партии, мотивировав выход тем, что партия перерождается, ЦКК и местные КК не ведут борьбы с разлагающим влиянием нэпа. Он решил «повести более решительную борьбу за коренное изменение быта коммунистов». Вышел он из партии для того, чтобы не разложиться в ее рядах, чем грозит привилегированное положение члена партии, чтобы закалить себя, приобрести больше опыта и при посредстве беспартийной массы оздоравливающе влиять на партию, так как беспартийный активист может пользоваться большим авторитетом в массах, чем коммунист[440]440
  ГАСПИТО. Ф. 841. Оп. 1. Д. 160. Л. 1, 2.


[Закрыть]. За свой поступок Раков был исключен из партии местной организацией, но затем восстановлен ЦКК с мотивировкой о его преданности партии и необходимости проведения воспитательной работы с ним. Крымский инцидент был использован для начала очередной пропагандистской кампании о решимости партии бороться с излишествами в партийной среде. Поведение Ракова объяснялось тривиально – он поверил слухам, не более того. «В Крымской обстановке курортного лечения и отдыха, при частных беседах между коммунистами, некоторые товарищи делятся непроверенными сведениями о партработниках, часто это просто сплетня. На молодых партийцев, еще не умеющих разбираться в вопросах состояния партии, такие слухи производят крайне угнетающее впечатление, вызывая упаднические настроения и создавая представление о слабой работе с болезненными явлениями в ее рядах»[441]441
  Двенадцатый съезд РКП(б): Стенограф. отчет. С. 222.


[Закрыть]. Несмотря на оптимистичность заявления, налицо озабоченность руководства нарастающим недовольством в партии ростом социального неравенства и вероятностью эскалации на этой почве выходов из партии. Делается неубедительная попытка объяснить выходы из партии распространением слухов, неопытностью молодых коммунистов. Очевидна и попытка скрыть истинное положение в партии.

Между тем разлагающие симптомы тиражировались и на уровень низшего партийного звена – на уровне волостных и сельских функционеров. Вот как характеризует местных функционеров один из коммунистов Тамбовской губернии, пославший в феврале 1924 г. письмо в ЦК РКП(б): «Нет у нас в селе ячейки коммунистов, которая вела бы воспитательную и образовательную работу среди своих членов, которая бы являлась светочем для крестьянства, есть у нас комначальники, которые только следят, приказывают, ходят с портфелями и устраивают себе гнездышки в национализированных домах»[442]442
  ГАСПИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 3017. Л. 8.


[Закрыть]. В деревенских организациях с переходом к нэпу, как и в целом в партии, стали развиваться, по мнению руководства, опасные тенденции. В отчете инструктора Воронежского губкома РКП(б) о поездке по губернии указывалось, что «нэп оказал громадное влияние на членов партии. Определенная часть коммунистов перешла из группы бедняков в середняки и даже зажиточных крестьян. Члены партии покупают дома, торгуют, отрываются от партии, приобретают «мелкособственническую психологию, теряют коммунистические убеждения»[443]443
  ГАСПИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 732. Л. 73.


[Закрыть]. Обычной практикой в провинциальных партийных организациях становился увод скомпрометированных членов партии: уличенных в воровстве, растрате без предания суду, даже без партийного наказания переводили на ту же должность в другую волость, район. Причем нередко с повышением, переводили в ГПУ, назначали руководителями уездных организаций. Формулировки при этом звучали издевательски над здравым смыслом. Например, Воронежский губком РКП(б) постановил: тов. Чеканова, члена укома, заведующего УОНО за попытку изнасилования учительницы исключить из партии, но учитывая безупречное поведение ранее, перебросить для работы в другой уезд, где своей неутомимой работой он загладит проделанную им нетактичность, давшую возможность для всевозможных сплетен и клеветы для беспартийных граждан»[444]444
  ГАСПИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 488. Л. 89.


[Закрыть]. Или, например народным судом был осужден Федотов, член партии, обвиняемый в растрате денежных средств, собранных с крестьян на проведение землеустройства, растрате казенных денег, пьянстве. Однако губернский суд отменил постановление нарсуда, и он снова возвратился в родное село, что «обескуражило» крестьян и добавило «смелости» Федотову[445]445
  ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 543. Л. 3.


[Закрыть]. Все это происходило на глазах населения, у которого складывалось твердое убеждение, что «партийцам все позволено, и если во главе администрации стоит партиец, то некому на него пожаловаться, он может творить все что угодно»[446]446
  ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 61. Д. 233. Л. 139.


[Закрыть]. Часто дела просто не возбуждались, что порождало безнаказанность и, как следствие, многочисленные рецидивы. Обществом была прочувствована наметившаяся в период нэпа тенденция: «за последнее время мы видим, что, как нэпманы, так и коммунисты, все идут к лозунгу – «вперед к животизму»[447]447
  Четырнадцатый съезд ВКП(б). Стенографический отчет. С. 824.


[Закрыть].

Общепартийным бедствием стало взяточничество. В начале 1922 г. Воронежский губком партии обратился ко всем ячейкам и фракциям РКП(б) с просьбой помочь в борьбе с взятками. «Громадное распространение получило взяточничество, оно грозит уничтожением всех наших завоеваний за последние 5 лет революции. Взятка стала обычным явлением (смазка) в нашей жизни, коммунисты смотрят сквозь пальцы на взятку. Заседания тройки (по борьбе со взяточничеством) происходят почти ежедневно, мы должны увольнять ежедневно 60 человек. Кто останется работать? Если брать скрытую взятку, то приходится констатировать, что чуть ли не все коммунисты очутятся на скамье подсудимых», – с горечью говорилось в обращении. В начале 1923 г. прошла вторая масштабная чистка госаппарата (первая чистка прошла осенью 1921 г.). Она проводилась под лозунгом «борьбы со взяточничеством во всех его видах». Чистке предшествовала работа временных комиссий по борьбе со взяточничеством, созданных постановлением СТО от 10 ноября 1922 г. на всех уровнях, вплоть до уездного, а также в ведомствах. Работа комиссий носила секретный характер и заключалась в сборе сведений путем негласного наблюдения за сотрудниками учреждений. С этой целью вербовались осведомители. Но особого результата чистка не дала. Взяточники на время затаились, чтобы по окончании кампании опять заняться своим делом[448]448
  ГАРФ. Ф. Р-546. Оп. 4. Д. 172. Л. 57.


[Закрыть]. Главная причина виделась в общении с «чуждыми элементами», так как «всякого рода спецы, коммерсанты, противники советской власти пытаются соблазнять условиями нэпа не только честных граждан, но и должностных лиц, подкупая, после чего садятся на плечи и на их плечах грабят советскую власть»[449]449
  ГАСПИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 958. Л. 41.


[Закрыть]. Такая опасность реально существовала. Коммунисты, занимавшие руководящие посты, распоряжавшиеся правами и материальными средствами, испытывали давление со стороны частного сектора с целью получения материальных и иных средств. Именно здесь, по мысли большевиков, нэпман мог прорваться к рычагам экономической власти. Отсюда столь жесткое отношение к коммунистам, замеченных в таких связях. Воронежская ГКК в 1925 году за связь с «чуждыми элементами» исключила 60 % хозработников, привлеченных к ответственности, 50 % советских работников. Причина подобной «спетости» виделась во влиянии мелкобуржуазной стихии, отсутствии контроля со стороны партийных органов.

Тамбовский губком в январе 1923 г. также пришел к неутешительному выводу: «В общем в связи с нэпом и вытекающими последствиями, то есть развитием частной собственности, улучшением быта кулаков и красных спекулянтов, не несших никаких тягот в революционной борьбе, пагубно действует на утомленный, нетвердый слой коммунистов в сторону уклона к собственничеству и покрыванию их мозгов помимо их воли обывательской плесенью»[450]450
  ГАРФ. Ф. 393. Оп. 89. Д. 163. Л. 52.


[Закрыть]. Число преступлений среди членов партии непрерывно возрастало. В той же Тамбовской губернии в первую четверть 1923 г. было зафиксировано 155 должностных преступлений, хозяйственных – 88. В первую четверть 1924 г. – 1176 должностных преступлений, 1850 – хозяйственных. В первую четверть 1925 года 1829 должностных и 1324 хозяйственных преступлений[451]451
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67. Д. 136. Л. 91.


[Закрыть]. Член ЦКК, выступая на XVII Тамбовской губернской конференции РКП(б) (январь 1925 г.), констатировал: «Преступления по должности коммунистов приняли угрожающий характер. Причина в нэпе, в среде, в которой вращаются работники»[452]452
  ГАСПИТО. Ф. 841. Оп. 1. Д. 160. Л. 11.


[Закрыть]. Должностные преступления занимали почти 90 % всех уголовных дел, заведенных на ответственных работников. 35 % лиц, привлеченных к ответственности, составляли члены партии, свыше 60 % из них были ответственными работниками. Более половины привлекались по статьям 180–199 (имущественные преступления). В Орловской губернии только с января по апрель 1924 года губернским судом за различные преступления были осуждены 115 должностных лиц. Но и эти не показывают истинного количества должностных преступлений, были многочисленные случаи сокрытия преступлений коммунистов, рассматривая их в узком кругу, келейно[453]453
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 837. Л. 80.


[Закрыть].

Нельзя сказать, что в партии отсутствовало понимание опасности произвола, пренебрежения к закону партийного чиновничества. Н. И. Бухарин, например, ясно осознавал угрозу утраты сущности и целей революции, ставшие в условиях нэпа реальной величиной. Он выражал опасение, что произвол большевистского чиновничества приведет к перерождению партии: «Для всей нашей партии и для всей страны одной из главных возможностей действительного перерождения являются остатки произвола для каких-нибудь привилегированных коммунистических групп. Когда для группы коммунистов закон не писан, когда коммунист может свою тещу, бабушку тащить и «устраивать», когда никто не может его арестовать, когда он разными каналами может уйти от революционной законности, это есть одно из важнейших оснований для возможности нашего перерождения». Н. И. Бухарин сравнил произвол чиновничества периода нэпа с «военным коммунизмом» и выводил отсюда опасность, проистекающую для партии. Характерными чертами поведения ответственных работников он называл «абсолютный иммунитет», психологию «я делаю то, что мне нравится», «неизменное чванство», когда утверждают, что они «соль земли», грубое обращение с каждым, кто не является членом партии или комсомольцем. Понимал он и то, что произвол порождается политической монополией и, как следствие, ничем не ограниченным деспотизмом партийного аппарата[454]454
  Бухарин Н.И. К вопросу о троцкизме // За ленинизм. М.; Л.; 1932. С. 20.


[Закрыть]. Понимал, конечно, в рамках своей приверженности большевистской доктрине и опасаясь за ее судьбу.

Понимали опасность фактического беззакония номенклатуры и на местах. Воронежский губернский прокурор Ненахин, выступая на XVI губернской партийной конференции (1925 г.), высказался вполне определенно: «Коммунисты рассуждают так: революционная законность существует для всех, но не для меня. Точка зрения на закон: это все правильно, но я лично посмотрю. Хороший закон я буду исполнять, плохой – подумаю. Постоянно хлопочут, выгораживая человека. Как только показывается важный ответственный работник, за него хлопочет коммунист. При этом доводы одни: я его хорошо знаю, он не мог совершить преступления. Карательная политика неправильная. Население говорит: как только государственный орган, так собирает жуликов»[455]455
  ГАСПИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 685. Л. 41.


[Закрыть]. Подобное положение подрывало правовые основы государства, «революционная законность» не стала основой политической, общественной жизни, содействовало падению авторитета власти. Все чаще стали раздаваться голоса о необходимости наказания растратчиков, воров с партийным билетом в кармане. Все это вынуждало партийное руководство реагировать на все эти проблемы. Но эта реакция была двойственной. С одной стороны, многочисленные директивы с требованием запретить, сократить натурные выплаты, а необходимый уровень жизни ответственных работников обеспечить более высокой зарплатой. В отношении «полностью разложившихся» – курс на решительное изгнание из партии и осуждение. С другой стороны, настойчиво предписывалось тщательно избегать всего того, что могло бы дать повод «для демагогического использования этих фактов против коммунистической партии и советской власти». Подавать факты надо было так, чтобы они вселяли уверенность, что партия решительно борется со злоупотреблениями[456]456
  Известия ЦК РКП(б). 1925. № 15–16. С. 7.


[Закрыть]. Смысл подобных действий был незамысловат – показать, что руководство настроено на бескомпромиссную борьбу со злоупотреблениями в партии и тем самым избежать конфронтации между руководящей частью партии и рядовыми коммунистами, скрыть истинные масштабы разложения партийной номенклатуры.

Первооснова подобного положения заключалась в полном отсутствии контроля общества за партийной номенклатурой, исключенной как таковой из системы общественного контроля в условиях однопартийной диктатуры, соответственно и отсутствие правового механизма такого контроля. Это произошло в ходе внутренней эволюции партии большевиков в качестве правящей и единственной партии. На первом этапе большевики находились в определенной степени под общественным контролем, хотя бы со стороны своей партийной организации. Но с началом гражданской войны этот, даже минимальный, контроль утратился. Существенным фактором изменения характера взаимоотношений в структурах партии и положения партии в обществе с точки зрения отношения к закону сыграла система «назначенства», ставшая основой кадровой политики большевиков. Возникла новая «правящая элита» с неизбежным карьеризмом, разделением по статусному и имущественному положению и особым отношением к требованиям закона. Действительность в результате эволюции стала таковой, что партийные организации были вездесущи и всесильны, а другие социальные институты, в том числе и правовой, стали подчиненными и функционально вспомогательными институтами в партийно-государственной системе.

Поэтому попытка создания общегосударственной и общепартийной системы противодействия партийному конфликту с законом включила в конечном итоге два противоречивых компонента. Один компонент публичный – официально декларируемая решимость бороться со всеми проявлениями нарушения закона со стороны членов партии. Второй компонент, непубличный – неизбежное в силу специфического положения самой партии широкое распространение директивного метода давления на судебные органы и организации судебных подлогов в отношении партийной номенклатуры, что находило отражение в секретных инструкциях, что и формировали повседневную судебную практику в отношении партийной номенклатуры, суть которой состояла в системе вывода членов партии из-под действия закона, расширении методов и способов, применяемых в практике увода коммунистов от уголовной ответственности.