Текст книги "От революционной целесообразности к революционной законности. Сущность и специфика эволюции советского права в 1920-е годы"

Коллективизация

Ход хлебозаготовительных кампаний и их экономическая безрезультатность привели руководство страны к пониманию, что периодическими агрессивными кампаниями по выбиванию хлеба у крестьян продовольственную проблему не решить. Экономические интересы государства и крестьян были диаметрально противоположными. Крестьяне хотели справедливых (рыночных) цен, государство хотело с минимальными затратами получить средства для индустриализации. Отношение крестьян к коллективному хозяйству отвечало его психологии и приверженностям. Прав был Каутский, определив точный диагноз поведения крестьян при попытке обобществления: «Нигде еще и никогда мелкие крестьяне под влиянием теоретических убеждений не переходили к коллективному производству»[548]548
  Каутский К. Диктатура пролетариата // URL: http:// revarchiv.narod.ru.


[Закрыть]. Единственно возможное решение – это ликвидация индивидуального производителя в деревне и создание планового, абсолютно контролируемого государством сельскохозяйственного сегмента экономики. В декабре 1927 г. ХУ съезд ВКП(б) высказался за «постепенный переход крестьянских хозяйств на рельсы крупного производства»[549]549
  КПСС в резолюциях. М., 1984. Т. 4. С. 261.


[Закрыть]. Сроки и темпы коллективизации не устанавливались, как и ее формы и способы осуществления. В августе 1929 г. ЦК ВКП(б) принял постановление, предусматривающее «включение миллионов крестьянских хозяйств в круг единого государственного плана, устранение рыночной стихии и установление планового продуктообмена между городом и деревней»[550]550
  Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления Коммунистической партии и советского государства. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1957. С. 196.


[Закрыть]. К концу 1929 г. удельный вес колхозов в целом был невелик. Так, в ЦЧО на 1 октября 1929 г. их доля составляла всего 5,9 %, распад колхозов, состоявший в основном из бедняков и экономически, как правило, несостоятельных, достигал 63 %[551]551
  Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 1930-х годов). М.: Интерпракс, 1994. С. 17.


[Закрыть]. Коллективизация неуклонно надвигалась, и в условиях практически полного ее отрицания крестьянством реализовать ее можно было только насильственными средствами. В «Правде» 7 ноября 1929 года публикуется статья И. В. Сталина «Год великого перелома», которая нацеливала на ускорение темпов коллективизации, а состоявшийся через три дня Пленум ВКП(б) ставит задачу сплошной коллективизации и решительного наступления на кулака. Законодательно процедура коллективизации никак не была оформлена. Была лишь партийная установка. Не существовало ни четких инструкций, ни рекомендаций по ее организации, ни объяснений по поводу формы колхоза, ни методов ее осуществления. (Примерный устав сельхозартели был утвержден лишь в момент кульминации коллективизации 1 марта 1930 года.) Более того, в связи с коллективизацией теряли всякое значение ряд законов, да и вообще всякий закон. Не дожидаясь хотя бы формального законодательного оформления, отменялись законы об аренде и найме рабочей силы. Немедленно прекращалась регистрация сделок купли-продажи у нотариусов и т. д.

Ввиду отсутствия каких-либо правоустанавливающих документов, кроме общеполитических установок, на местах начались импровизации местных властей, в которые вновь активным образом были вовлечены органы юстиции. Перед ними была поставлена задача активнейшего содействия коллективизации. 31 января 1930 г. в суды поступает директивное письмо «О задачах суда в связи с политической ликвидацией кулачества как класса». В нем говорилось, что вся кампания будет осуществляться под общим руководством партийных органов. Кампания анонсировалась как последний и решительный бой с кулачеством, соответственно предлагался и соразмерный метод – террор. «Мы должны прежде всего ликвидировать путем физического уничтожения (расстрела) тех кулаков, которые с обрезом и огнем выступают против жизни наших общественников, колхозников или против имущества колхоза. Необходимо самым жесточайшим образом карать кулаков, ведущих контрреволюционную агитацию против колхозного строительства и иных мероприятий партии и правительства»[552]552
  ГАСПИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 376. Л. 91.


[Закрыть]. Усиливается судебное давление на крестьян. Признаются уголовно наказуемыми ряд новых деяний: хищнический убой скота; незаконный убой лошадей, совершенный кулаками или частными скупщиками, а также подстрекательство со стороны этих лиц к убою лошадей; неплатеж налогов и сборов по страхованию; невыполнение повинностей, общегосударственных заданий и работ кулаками и другие. Особо жестко суды и карательные органы ориентировались на предотвращение распродажи живого и мертвого инвентаря, убоя скота. По поводу убоя скота была введена в уголовный кодекс даже специальная статья (79—1). Введение статьи было попыткой предотвратить массовый забой скота, являвшийся реакцией крестьян на обобществление скота и приобретший массовый характер. Так, если весной 1929 г. в ЦЧО насчитывалось 3286,6 миллиона голов крупного рогатого скота, то на 1 февраля 1930 г. – лишь 1685 миллиона. Поголовье свиней соответственно составляло 846,2 тысячи голов, осталось – 125 тысяч. В ряде районов области за одну лишь ночь убивалось до 50 тысяч и более голов скота. Цены на мясо на сельских базарах в связи с массовым убоем снизились вдвое[553]553
  Есиков С.А.Указ. соч. С. 70.


[Закрыть]. Суды обязывались все дела, связанные со злостным убоем скота, возникшие в судебном порядке, рассматривать в трехдневный срок. Те же самые меры относилось и к порче сельхозинвентаря «путем превращения его в лом» (ст. 79 УК)[554]554
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 162. Л. 4.


[Закрыть]. Политико-кампанейский подход закономерно приводил к массовому беззаконию, которое в официальных документах впоследствии скромно именовалось «перегибами и искривлениями». В основном они заключались в применении статьи 79—1 УК к середнякам и беднякам, хотя по ней должны были привлекаться исключительно кулаки, в отношении же середняков и бедняков требовалось применять «мягкие меры воздействия». На местах, как всегда, интерпретировали указания в силу своих понятий и привычек. Правонарушения за убой скота и порчу сельхозтехники приобрели массовый характер, что вызвало новую реакцию властей. В январе 1930 г. постановление ЦИК и СНК СССР «О мерах борьбы с хищническим убоем скота» категорически запрещало применять к середнякам те же средства, что и к кулаку[555]555
  Известия ЦИК Союза ССР и ВЦИК. 1930. № 17.


[Закрыть]. 18 января 1930 г. в «Правде» появляется статья «Против кулака – за сохранение скота», в которой вновь обращалось внимание, что применять меры уголовного преследования за убой скота необходимо только к кулакам, но ни в коем случае к середнякам, и предлагалось пересмотреть все судебные дела, связанные с убоем скота[556]556
  Правда. 1930. 18 янв.


[Закрыть]. Последовала и реакция на местах. В феврале 1930 года областной суд ЦЧО обязал окружные суды прекратить практику привлечения к ответственности середняков и применять к ним исключительно меры «общественного воздействия». В отношении же кулаков необходимо было применять жестко репрессивные меры, включая расстрел, а также изоляцию, выселение, штрафы, превращая их в фактическую конфискацию имущества. Конфискация включала изъятие всего имущества, в том числе и денежных средств, в счет оплаты недоимок по всем платежам (прямые налоги, сельхозналог, самообложение, ссуды и прочее). Особо строгие указания были в отношении изъятых при конфискации золота и серебра, выполнение которых возлагалось на областных и окружных прокуроров. НКЮ в январе 1930 г. указал им на необходимость соблюдения следующих мер: в связи с произведенной проверкой недоимщиков согласно указанию от 08.12 и 2012.1930 г., выявился ряд вопросов, по которым принимаются разные решения. Поэтому обнаруженные и отобранные во время обысков золото и серебро в монетах царской чеканки возврату не подлежат независимо от того, у кого оно было отобрано. Отобранная монета у лиц, ничего общего в данное время с налогоплательщиками не имеющих, компенсируются в общем порядке советскими деньгами. Иностранная валюта, отобранная у этой категории лиц, подлежит возврату. В отношении тех крупных недоимщиков, у которых после покрытия недоимок остается значительное количество ценностей или имущества, финансовым органам подлежит возбудить судебное преследование против злостных неплательщиков по части 2 статьи 59 УК (отказ от внесения налогов денежных или натуральных)[557]557
  ГАТО. Ф. Р-659. Оп. 1. Д. 147. Л. 14.


[Закрыть].

Составной частью коллективизации стало раскулачивание, с января 1930 г. переросшее в «ликвидацию кулачества как класса». Теоретическое обоснование новому витку антикрестьянского террора дал Сталин в опубликованной 21 января 1930 г. статье «К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса», в которой Сталин прямо указал на переход от политики ограничения и вытеснения капиталистических элементов деревни к новой политике – ликвидации кулачества как класса[558]558
  Правда. 1930. 21 янв.


[Закрыть]. Широкомасштабный характер раскулачивание получило после постановления ЦК ВКП(б) от 30 января «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», в котором предлагалось конфисковывать у кулаков средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, кормовые и семенные запасы. Общее число ликвидированных хозяйств должно было составлять в среднем 3–5 % от их общего числа в регионе. Кулаки делились на три категории: 1) контрреволюционный кулацкий актив немедленно заключать в лагеря, 2) остальные элементы кулацкого актива из наиболее богатых кулаков подлежали высылке в отдаленные районы страны, 3) оставленные в пределах района подлежали расселению на участках за пределами колхозов (высылаемым семьям разрешалось взять с собой лишь самые необходимые предметы обихода, элементарные средства производства и не более 500 рублей на семью)[559]559
  Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 126–128.


[Закрыть].

Порядок раскулачивания и высылки был конкретизирован в секретной инструкции ЦИК и СНК от 4 февраля и в приказе ОГПУ от 2 февраля 1930 г. Коллегия ОГПУ 31 января установила сроки высылки. Из ЦЧО, в частности, устанавливался срок начала отправки со сборных пунктов 20 февраля. Для транспортировки высылаемых семей (около 100 тысяч) выделялось 57 эшелонов. Местами ссылки главным образом были Архангельск и Котлас[560]560
  Там же. С. 154, 165, 168.


[Закрыть]. Обеспечить быстрое проведение следствия и срочное рассмотрение дел во внесудебном порядке должны были чрезвычайные органы – «тройки». Их деятельность регламентировалась исключительно циркулярами ОГПУ. В их состав входили представители ОГПУ, комитетов ВКП(б), прокуратуры. «Тройкам» были подсудны все дела о контрреволюционных преступлениях. Им было предоставлено право окончательного вынесения решений по всем делам вплоть до применения высшей меры наказания. Прокурор мог опротестовать в коллегии ОГПУ постановления «тройки» и приостановить исполнение приговоров. Следует отметить, что случаи изменения приговоров «троек» по протестам прокуроров, возвращение дел на доследование и даже прекращение дел на лиц, приговоренных к расстрелу, были не так уж и нередки. Это свидетельствует о попытках отдельных представителей прокуратуры минимизировать вынесение необоснованных приговоров в условиях скоротечного процесса и массовости контрреволюционных дел, хотя огромное количество возбужденных дел, партийно-административный нажим не позволяли прокуратуре осуществлять в полной мере надзор за законностью действий судов и следственных органов безопасности. «Тройки» и суды действовали предельно жестко. К этому их обязывали партийные директивы, ориентировавшие на исключительную жесткость приговоров. Так, в директиве обкома ВКП(б) ЦЧО от 14 февраля 1930 г. говорилось, что судебные репрессии по контрреволюционным делам (кулацким) должны оставаться исключительно жесткими вплоть до высшей меры социальной защиты – расстрела. Умышленная порча сельхозмашин и орудий должны были квалифицироваться по статье 58—7 (экономическая контрреволюция) или по 58—9 (разрушение строений и сооружений УК). Обе статьи предусматривали высшую меру наказания. Требовалось усилить борьбу с кулацким террором, обеспечить максимальную быстроту рассмотрения дел и исполнения приговоров. Все подобные дела должны были проводиться через открытые судебные процессы для «мобилизации общественного мнения бедноты, батрачества и середняков против кулачества»[561]561
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 149. Л. 5.


[Закрыть].

Установленные нормы высылки с самого начала не соблюдались. Контингент раскулаченных постоянно расширялся, что привело к тому, что в некоторых районах к началу 1932 г. доля раскулаченных составила 30–35 % сельского населения. Собственно, борьба в деревне в значительной степени велась не с кулаками, а с середняками и бедняками, которые и составили большинство заключенных в «кулацкие» концентрационные лагеря и сосланных в отдаленные районы страны. Значительное превышение норм раскулаченных было не случайным явлением. На местах были в этом заинтересованы местные активисты, поскольку конфискованное имущество делилось между ними. Все это породило массу жалоб в Президиум ЦИК, Прокуратуру, Верховный Суд. На одном из первых мест по числу жалоб была Черноземная область, а Тамбовский округ просто изобиловал жалобами от середняков и бедняков. В общей сложности в ЦЧО было раскулачено 77 243 хозяйства. Правда, затем восстановили в правах 31 605 хозяйств. Стоимость конфискованного имущества составила 17 миллионов 117 тысяч рублей. Из этой суммы 1 миллион 167 тысяч рублей к лету 1930 года возвратили, 8 миллионов 691 тысяч передали в колхозы, остальная часть не была учтена, означавшее, что имущество было расхищено «коллективизаторами». Отмечены многочисленные случаи продажи присвоенного конфискованного имущества спекулянтам, барышникам и тем же самым кулакам, в то же время колхозы отчаянно нуждались в технике, скоте, инвентаре. У них просто не было средств для закупки необходимого имущества. Поэтому было принято решение не выставлять на торги конфискованное имущество, а передавать напрямую колхозам, совхозам и беднякам. При этом необходимо иметь в виду, что стоимость отобранного у кулаков имущества при описи, как правило, занижалось в 1,5–2 раза[562]562
  Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 65.


[Закрыть]. В целом очевидно, что процесс раскулачивания сопровождался массовыми юридическими несуразностями. Можно согласиться с выводом о том, что «власти не удосужились сформулировать научное понятие кулака, не выделялись четкие и понятные признаки, отделяющие середняка от кулака, а сами акты страдали многочисленными пробелами. Поэтому использованные в процессе коллективизации юридические институты и механизмы не соответствовали действительному праву и в целом коллективизация носила неправовой характер»[563]563
  Сырых В.М. Юридическая природа сталинского террора: по директивам партии, но вопреки праву. М.: Юрлитинформ, 2020. С. 215, 224.


[Закрыть]. Сюжет о коллективизации является одним из самых известных в современной историографии, ее восприятия различны в оценке ее необходимости и методах проведения, и они имеют право на существование в качестве научных гипотез. Но нельзя согласиться с мнением, что аргументированно доказывают, в частности, авторы рецензии на книгу В. М. Сырых, что террор в отношении крестьянства обусловлен в большей мере головотяпством местных властей и перегибами исполнителей[564]564
  Баев В.Г, Марченко А.Н. Террор как инструмент сталинского правления. Рецензия на книгу: Сырых В.М. Юридическая природа сталинского террора: по директивам партии, но вопреки праву. М.: Юрлитинформ, 2020 // Lex russica. 2021. Т. 74. № 3. С. 150–151.


[Закрыть]. В стратегическом плане коллективизация явилась реализацией отсроченного плана ликвидации сельской буржуазии, как класса, по своей природе враждебного социализму. Что касается террора в отношении крестьянства, то он задавался категоричностью требований высшего руководства в отношении темпов ее проведения и достижения результатов. Категоричность требований тиражировалась на все ступени управленческой структуры, приобретая все более жесткий характер. Негативные же последствия такого подхода списывались на сельских головотяпов и перегибы местных властей.

Крестьяне не оставались безучастными к своей судьбе. Они сопротивлялись, и их сопротивление было массовым, упорным, глубинным в своей сути. Формы сопротивления были разнообразны: отказ от вступления в колхозы, антиколхозная агитация, бегство из деревни, коллективные жалобы, отказ от выполнения планов, террористические действия против партийно-государственных функционеров, прямое вооруженное сопротивление. В 1930 г. в ЦЧО, отнесенном к наиболее пораженным антисоветскими проявлениями регионам, произошло 1373 массовых крестьянских выступлений с числом участников 315 тысяч человек. Было совершено 1088 терактов, 449 из которых были направлены против местных работников и сельских активистов. Через тройки представительства ОГПУ ЦЧО в 1930 г. прошло 13 120 человек, из которых 1266 были приговорены к расстрелу[565]565
  Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 69.


[Закрыть]. Для «умиротворения» деревни были направлены части ОГПУ и армии. Обстановка накалилась до предела, более того, она стала угрожающей. Возникла угроза второй гражданской войны, теперь уже со всем крестьянством. Размах сопротивления, угроза экономического коллапса и голода, приближение сева вынудили власти несколько отступить в давлении на крестьян. 2 марта 1930 года в «Правде» были опубликованы примерный устав сельхозартели и статья Сталина «Головокружение от успехов», а 10 и 14 марта Политбюро приняло постановление «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном строительстве». Признание ошибок было попыткой смягчить ситуацию, не доводить ее до всеобщего бунта, но ничего не меняло в политике по отношению к крестьянам. Виновными оказались не очень высокие провинциальные начальники и рядовые партийцы, привлеченные к коллективизации, то есть те, кто выполнял указания свыше. На начало лета 1930 г. таковых в ЦЧО, например, оказалось 3275 человек, из которых осудили 1201[566]566
  Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 479.


[Закрыть]. Над ними проводились показательные процессы по 1 части статьи 115 УК (незаконное задержание или незаконный привод, применение при допросе незаконных мер). Статья предусматривала наказание в виде лишения свободы на срок до одного года, а по второй части – применение незаконных методов допроса до пяти лет[567]567
  УК РСФСР 1926 г. Ст. 115.


[Закрыть]. Их обвиняли в реальных преступлениях, в частности, в делах фигурировали обвинения в незаконном раскулачивании, присвоении конфискованного имущества, преследовании учителей, нарушение их материально-правового положения, принуждение учительниц к половым связям, а также закрытие рынков, поголовный обход дворов, запрещение молоть крестьянам зерно выше скудной потребительской нормы, принудительное распределение (с наганом) облигаций займа, нарушение всех сроков взимания налога, перевод бытовых отношений в классовые и т. д[568]568
  ГАТО. Ф. Р-659. Оп. 1. Д. 147. Л. 116.


[Закрыть].

Начались разбирательства и с органами юстиции. В директивном письме УКК Верховного суда РСФСР по делам о терактах (утверждено Президиумом Верховного суда 18.03.1930 г.) назывались главные ошибки судебных органов. Это осуждение значительного числа середняков и даже бедняков при отсутствии достаточных доказательств. С легкостью приговаривали к высшей мере по делам, по которым было установлено лишь недовольство (без активных действий и тяжелых последствий), были отказы в обжаловании. Многие суды не справились с задачей жесткими мерами воздействия заставить кулака и связанную с ним часть деревни отказаться от социально-опасных приемов и методов сопротивления коллективизации, помогать классовому расслоению деревни, воспитывать основную часть крестьянства и на примере доказывать ей, что кулаки враги[569]569
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 164. Л. 58.


[Закрыть]. Судебная практика изобиловала неправильной квалификацией преступлений, что было связано порой с чрезмерным «усердием судей в классовой борьбе», а чаще – давлением органов власти на суды. Например, такая ситуация сложилась с обвинениями крестьян в преступлениях, предусмотренных статьей 58—8 УК (теракт) и по другим «контрреволюционным» статьям. Часто, например, суды квалифицировали как террористический акт бытовые убийства на почве ревности, личной неприязни и убийства по другим мотивам. Уголовно-кассационная коллегия Верховного суда РСФСР вынуждена была указать, что как террористический акт можно квалифицировать только убийства, связанные с классовой борьбой и общественно-политической деятельностью потерпевших[570]570
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 164. Л. 58.


[Закрыть]. В апреле 1932 г., когда значительное число людей уже были осуждены по ст. 58—8, приняли запоздалое решение о внесении в ст. 73 УК дополнения о разграничении террористических актов и общеуголовных преступлений, внешне с ними схожих. Часто поступали дела с неправильной квалификацией и со слишком расширительным толкованием статьи 58—7 (вредительство), за которое выдавалось халатное отношение к службе. Статьи 58—6 (участие в контрреволюционной организации), когда не выяснялась конкретная роль обвиняемого в составе организации, не детализировались его преступные действия, а осуждали за факт службы в белой армии. Статьи 58–13 (антисоветская пропаганда и агитация), когда суды применяли ее лишь за критические высказывания в адрес местных руководителей[571]571
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 164. Л. 58.


[Закрыть].

В циркулярном письме НКЮ от 29 апреля 1930 г. «О перегибах в судебной политике по уголовным делам» утверждалось, что по уголовным делам, связанным с коллективизацией, хлебозаготовками, лесозаготовками и проведением весенней посевной кампанией, в местах лишения свободы до сих содержится большое количество лиц, приговоренных с превышением санкций, установленных соответствующими статьями УК. Например, вместо условного срока давали 3 года заключения. Так, по ч. 1 ст. 61 УК, не предусматривавшей лишение свободы, назначалось лишение свободы до 2 лет, по ч. 2 ст. 61 – максимальный срок до 1 года – судьи приговаривали к 2 и более годам. Часть 1 статьи 107 предусматривала лишение свободы до 1 года, давали до 3 лет. С другой стороны, осуждены явно слабо с учетом их социальной опасности кулаки[572]572
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 162. Л. 87.


[Закрыть]. Это еще раз говорит о том, что судьи при вынесении приговора находились под жестким давлением партийно-административных органов. С другой стороны, не исключались, видимо, и случаи коррупции в отношении зажиточных крестьян. В «разоблачительных» документах говорилось о том, что аресты производили лица, не имевшие на это права: бригадиры, уполномоченные и прочие мелкие функционеры. Арестовывали за выступление с критикой того или иного работника, по личной неприязни, по клевете, зависти и т. п.

Признание ошибок и последовавшая за этим расправа с частью сельского актива вызвали растерянность и даже панику среди «преобразователей деревни», в том числе и среди судейских работников. Но вскоре они успокоились, неудачники понесли наказание, а остальные вздохнули с облегчением, так как вскоре поняли, что признание ошибок – это всего лишь маневр, призванный снять социальное напряжение в деревне. Устранение «перегибов» не привело к отказу от сплошной коллективизации, она продолжалась, снизились лишь ее масштабы и репрессивность. Официально применение острых форм репрессий в деревне закончилось в мае 1933 года. В инструкции ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 мая 1933 г. объявлялось об окончании кампании, однако репрессии продолжались, правда, уже выборочно.

В конце третьей фазы революции в 1929–1930 гг. произошла смена новой экономической политики на полноценную плановую экономику. В условиях отсутствия активной поддержки политики большинством крестьянства насилие, облеченное в юридические формы, стало единственным средством реализации политической доктрины. С точки зрения стратегии, юридическое насилие в отношении крестьян можно с полным правом отнести к разновидности политического насилия, так как в ходе ее реализовывались не юридические задачи, а политические. В результате правовое состояние общества окончательно приобрело характер «политической юстиции», определяющей особенностью которой стала окончательная эволюция права из инструмента социального управления в инструмент реализации политической доктрины и решения повседневных тактических задач. Правовая система окончательно заняла свое особое место в системе власти, основная роль которой заключалась в «содействии» реализации политической доктрины своими специфическими методами и способами. Как частный юридический итог можно рассматривать окончательное фиаско концепции «революционной законности» и замену ее политическим правосудием, что означало разрушение положительного потенциала, заложенного в правовую систему в первой половине 1920-х годов.