Текст книги "От революционной целесообразности к революционной законности. Сущность и специфика эволюции советского права в 1920-е годы"

Последующие документы лишь в незначительных деталях меняли порядок привлечения коммунистов к ответственности, не меняя его главной сути – члены компартии, в первую очередь партийная номенклатура, по факту, наделялись особым правовым статусом, и их привлечение в ответственности требовало особой процессуальной формы. Таким образом, сложилась система партийно-государственного влияния на принятие судебных решений, при сохранении лишь формальной стороны независимости принятия судом решений. Можно утверждать, что в третьей фазе революции в полном объеме оформился фактический особый правовой статус советской партийно-государственной номенклатуры и закрепилась система увода номенклатуры от наказания.

Создание особых правовых условий в отношении коммунистов, уличенных в преступных деяниях, имело крайне негативные последствия. В первую очередь это подрывало правовые основы государства, порождая в обществе неверие в силу закона, в обществе формировался и укреплялся правовой нигилизм. Психология исключительного положения номенклатуры формировала кастовую психологию «избранности», «особенности», «мессианства», подкрепленную реально существующим особым правовым статусом, базисным элементом которой был фактический иммунитет от судебного преследования, воспринимаемый в силу своего исключительного положения в обществе как законный и должный, как соразмерная цена выполняемой ими высокой миссии. В силу этого правящий слой, в полноценном виде сформировавшийся в третьей фазе революции как корпоративный и солидарно действующий на основе единой мировоззренческой позиции и общего интереса, обладающий для этого ресурсом власти, мог функционировать и обеспечивать свой интерес не только и не столько на основе легально установленных правил, но и используя свои внутренние правила, оформленные в форме секретных инструкций и предписаний, а также на основе корпоративной солидарности. Проблема, постепенно уходя из публичной сферы в закрытую, формировала массовое и корпоративное негативное правосознание. Сама власть способствовала этому, издавая директивные документы, которые не оставляли судам никакой возможности наказать казнокрада и взяточника.

Таким образом, в правовой системе страны сформировались два взаимоисключающих направления. С одной стороны, действовало официально установленное право, основанное на Конституции РСФСР и законах, с другой стороны, неофициальное право в виде секретных нормативных актов и корпоративных договоренностей. Причем второе нередко преобладало над первым. «Секретное законотворчество» (циркуляры, приказы для служебного пользования, постановления, закрытые партийные письма), адресованное судебным, правоохранительным органам, в действительности определяло правовую политику в отношении определенных социальных групп. В результате сформировалась политика двойных правовых стандартов: одни стандарты для номенклатуры, другая – для простых граждан, «даря» первым правовые привилегии, а вторым – неверие в силу закона и веру в силу неофициального права.

Глава 7
От созидания к разрушению. Политическое правосудие в конце 1920-х – начале 1930-х годов

Революция, крестьянство и власть. Проблема взаимоотношений

При разработке теоретических проблем взаимоотношений с крестьянством большевикам пришлось разрешать серьезное политическое противоречие. С одной стороны, союз с крестьянством – вопрос жизни и смерти революции, с другой, интересы рабочего класса и крестьянства различны, мелкий землевладелец не хочет того, что хочет рабочий. В крестьянстве виделась реальная сила, способная претендовать на власть, быть серьезным политическим противником, и в перспективе столкновение с крестьянством представлялось неизбежным. «Наша деревня стала более мелкобуржуазной. Крестьянство – единственный класс, который может противостоять пролетариату. С точки зрения политического настроения – это сила колебания. Предстоит один из решающих боев с мелкобуржуазной стихией»[490]490
  Ленин В.И. Речь на Всероссийском съезде транспортных рабочих // ПСС. Т. 43. С. 136.


[Закрыть]. Недоверчивое и даже неприязненное отношение к крестьянству вытекало из определения крестьянства как консервативного класса, накрепко привязанного к частной собственности, который должен быть насильственно включен в процесс коммунистического строительства. Постулат об обязательной «мелкобуржуазности» крестьянства в любых исторических условиях порождал тотальное недоверие к крестьянину-частнику, что в свою очередь рождало в полном смысле «антикрестьянство» – определенную политическую идеологему и конкретную практику. Негативное отношение к крестьянству как к мелкому производителю, частнику было порождением веры в возможность чистого, нетоварного социализма. Крестьянская собственность так таковая в системе революционизма становилась основанием для политических гонений на ее владельцев, поскольку крестьянин – это мелкобуржуазный элемент, природа его двойственна и неустойчива. Реальная стратегия большевиков в деревне состояла в устранении мелкобуржуазного класса в деревне в лице крестьянства, стоящего на пути реализации теоретических замыслов. Необходимо переделать крестьянство, если не получится добровольно, заставить переделаться комплексом принудительных мер политического, экономического, административного и правового характера. Таким образом, в своей основе принципиальное отношение к крестьянам оставалось неизменным на всех этапах революции. Базовая позиция: крестьянство – социальная сила, препятствующая прогрессу истории, мешающая продвижению на пути к коммунизму.

Отношения между крестьянами и советской властью перманентно оставались напряженными начиная с 1917 г. С введением нэпа острота противоречий в деревне, достигшая в деструктивный период критической отметки, несколько спала, но до полной стабилизации было далеко, противоречия между властью и крестьянами оставались устойчиво напряженными. Перевод хозяйственной жизни деревни на основы рынка означал тактический перевод взаимоотношений с крестьянством на основе экономического компромисса, не прибегая к чрезвычайным мерам воздействия на них. В период «нового курса», решение о котором было принято на октябрьском 1924 г. пленуме ЦК РКП(б), в деревне ослабили применение экономического и юридического давления, был принят ряд мер, направленных на развитие крестьянских хозяйств и защиту их имущественных интересов. В частности, было ослаблено применение карательных статей Уголовного кодекса. Весьма суровая статья 79 УК 1922 г. (неплатеж налогов, отказ от выполнения повинностей карались лишением свободы или принудительными работами на срок не ниже шести месяцев, или конфискацией и двойным обложением) заменялась статьей 60 УК 1926 г. Новая статья устанавливала ответственность всего населения за неуплату налогов и сборов и требовала применения однократного принуждения в виде описи имущества или продажи описанного имущества с торгов, а также наложения в первый раз штрафа в размере неуплаченных платежей, а во второй раз – принудительных работ до шести месяцев или штрафа в двукратном размере платежей. 60-я статья, по мнению властей, гарантировала интересы бедняцкой и середняцкой части деревни. Последующие события показали, что положительные тенденции в развитии отношений крестьян с властью были весьма краткосрочны. «Новый курс» в отношении деревни, юридическим содержанием которого было намерение установить социалистическую законность в деревне, оказался краткосрочным, а экономические ожидания от него завышенными. Новый виток обострения отношений был близок, и связан он был, как известно, с обширным социально-экономическим кризисом конца 1920-х годов. Уже в конце 1925 – начале 1926 г. положение значительной части крестьян ухудшилось. Крестьяне не смогли выплатить ссуды, полученные ими в предыдущий год. Выплаты по ссудам превышали рыночные цены на хлеб. Стремительно возрастал хлебный дефицит, пропорционально усиливался административный нажим. Лозунг «лицом к деревне» в 1926 г. меняется на лозунг «поднятие трудовой дисциплины, выполнение плана хлебозаготовок». Губкомы получили указание о принятии жестких мер воздействия для возвращения ссуд, вплоть до описи имущества. Соответственно меняются и задачи судов. Их внимание акцентируется на своевременном и быстром разборе дел, связанных с усилением судебного преследования главных держателей хлеба – кулаков. Но оказалось, что имевшаяся 60-я статья УК, защищавшая имущественные интересы крестьян, не позволяла усилить репрессии и выполнить директиву центра. С мест посыпались жалобы на «недостаток уголовной силы для воздействия на кулацкие слои деревни». Так, председатель Тамбовского губсуда сетует весной 1926 г. в докладной записке губкому РКП(б) на невозможность должного воздействия судов на кулацкие элементы деревни в силу карательной слабости статей УК. Замена статьи 79 УК (ред. 1922) на статью 60 УК (в ред. 1926 г.) привела к тому, что кулак по 60-й статье мог привлекаться к уголовной ответственности за неуплату налогов и сборов лишь на таких условиях, которые обязательны и для привлечения бедняка. Для кулаков такие меры были в материальном отношении малоощутимы. Поэтому стали вноситься предложения о дополнении статьи 60-й в отношении кулаков, чтобы иметь возможность судить их при условии только одного, хотя бы кратковременного нарушения сроков платежей. Меры социальной защиты должны назначаться в виде лишения свободы с допущением конфискации всего или части имущества. Предполагалось также статью 107-ю, карающую за злостное повышение цен на товары и применявшуюся ранее в судебной практике только к торговцам, имевших патент, распространить и на кулака, «не выбрасывающего хлеб и создающего условия для повышения цен»[491]491
  ГАСПИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 395. Л. 12–13.


[Закрыть]. Осенью 1927 года проблема снабжения хлебом городов и армии серьезно обострилась. В продаже не стало товаров первой необходимости – чая, мыла, масла, белого хлеба. Выросли очереди за продуктами, активизировались черный рынок и спекуляция. Государственные товарные запасы зерна подходили к концу. О серьезности обстановки говорит тот факт, что высшие руководители страны выехали в регионы для активизации кампании хлебозаготовок. В губернии Центрального Черноземья был направлен А. И. Микоян. 27 декабря 1927 года в Тамбове с его участием прошло закрытое заседание бюро Тамбовского губкома с единственным вопросом – ход хлебозаготовительной кампании. Анализ причин ее слабого хода был в целом объективен, не говорилось о саботаже, вредительстве и т. п. Причина срыва хлебозаготовок обусловливалась реальной экономической ситуацией: низкие закупочные цены, товарный голод и т. д. К тому же план хлебозаготовок в 36 миллионов пудов хлеба для Тамбовской губернии был явно завышен[492]492
  ГАСПИТО, Ф. 840. Оп. 1. Д. 3933. Л. 2–3.


[Закрыть]. Вариант преодоления кризиса был выбран осторожный – только экономическое давление на зажиточные слои деревни, главных держателей товарного хлеба. На XV съезде ВКП(б) (декабрь 1927 г.) Сталин также осмотрительно формулировал методы преодоления кризиса: «Неправы те товарищи, которые думают, что можно и нужно покончить с кулачеством в порядке административных мер, через ГПУ… кулака надо взять мерами экономического порядка и на основе советской законности»[493]493
  ХУ съезд ВКП(б). Стенографический отчет. Т. 2. М., 1962. С. 311.


[Закрыть].

Но социально-экономические противоречия между властью и крестьянами стремительно нарастали. Крестьяне упорно не желали сдавать хлеб на экономически невыгодных для них условиях. Предлагаемая государством цена на хлеб не устраивала крестьян, и они берегли хлеб до настоящей цены на него (разница в государственных ценах и у частника составляла почти 100 %).

Ситуация становилась принципиально новой. Для властей в условиях невозможности и нежелания разрешить кризис экономическими мерами оставался один путь – принуждение. Реализация крайне напряженных государственных планов и проектов, с точки зрения властей, могла быть достигнута только при помощи чрезвычайных мер, подкрепленных юридическим давлением. Местный аппарат был заинтересован в этом, поскольку не умел выполнить требования центра другими методами. К этому побуждали не только заманчивые идеи крупного аграрного производства (быстрая реализация политической доктрины), но и все возрастающий хлебный дефицит. Переход к чрезвычайным мерам в отношении крестьянства означал в юридическом аспекте фактический отказ от концепции «революционной законности» и замену ее утилитарным принципом «революционная целесообразность».

Суды в хлебозаготовительных кампаниях

Во время работы ХУ съезда ВКП(б) в декабре 1927 г. у председателя СНК СССР и РСФСР А. И. Рыкова состоялось совещание местных партийных работников, на котором от местных властей потребовали «завинчивания гаек» по части выполнения плана хлебозаготовок, в том числе и с помощью усиления судебных репрессий. Директивой ЦК ВКП(б) парторганизациям о хлебозаготовках от 14 января 1928 года в деревне вводилось, по факту, чрезвычайное положение, то есть разрешение хлебного кризиса теперь целиком возлагалось на административно-силовые меры. В директиве говорилось о решении ЦК «зверски нажать на наши партийные организации» и подтверждалось требование арестовывать «спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен»[494]494
  Известия ЦК КПСС. 1991. № 6. С. 211.


[Закрыть]. Это означало возвращение в отношениях с крестьянами к методам военного коммунизма. «Революционная законность» уступает место «революционной целесообразности», а правовая дискриминация и нарушение законности в отношении крестьян приобретают государственный характер. Переход к чрезвычайным мерам обусловливался крайне неудовлетворительным ходом хлебозаготовок. В ноябре 1927 г. объем хлебозаготовок составил лишь 48 % от уровня ноября предыдущего года. Экспорт зерна прекратился, иссякла валюта, столь необходимая для индустриализации. Под угрозу было поставлено продовольственное снабжение городов, возник ажиотажный спрос на продовольствие и промышленные товары. Переход к чрезвычайным мерам не был одномоментным. Поначалу планировалась упорядоченная, организованная кампания: карательно-налоговые меры и мероприятия, главным образом судебного порядка в рамках существующего законодательства и направленные исключительно против «кулацких спекулянтов». Наиболее суровые меры сводились бы к выборочным конфискациям спрятанного зерна в соответствии со статьей 107-й УК (статья 107, введенная в УК в 1926 г., до 1928 года не применялась). Но дело пошло совсем не так, как планировалось, относительно мягкое давление на крестьян не подействовало, и принимается решение об усилении судебных репрессий. Во время поездки в январе 1928 г. в Сибирь Сталин требует от местных властей беспощадно применять к крестьянам, отказывающихся от продажи хлеба, 107-ю статью Уголовного кодекса, которая устанавливала уголовную ответственность за «злостное повышение цен на товары путем скупки, сокрытия или невывоза таковых на рынок» в виде лишения свободы на срок до одного года с полной или частичной конфискацией имущества, а при наличии сговора торговцев на срок до трех лет с конфискацией всего имущества. Столь же резко Сталин требовал немедленного снятия с постов прокуроров и судей, проявивших нерешительность в применении этих мер. В. М. Молотов, побывавший в конце января 1928 г. в губерниях Черноземья, требует от судов коренного изменения форм и темпов судебной работы, так как темпы социалистического строительства и новые задачи в условиях обострения классовой борьбы требуют от суда полного уничтожения формализма и установления особо четкой классовой выраженности в работе. Основным лозунгом работы судов должен стать «минимум формы – максимум классового существа», политическое содержание которого заключалось в том, что примиренческое отношение к классовой борьбе объявлялось правым уклоном и прямой помощью классовому врагу. «Всякое сопротивление нашему социалистическому строительству в любой форме должно встретить беспощадный отпор со стороны суда. Всякое искривление классовой линии в работе, непонимание классовой сущности разбираемого дела, примиренческое отношение к классовой борьбе и даже простое невнимательное отношение к делу, имеющее классовый характер, является объективно правым уклоном и прямой помощью классовому врагу»[495]495
  ГАТО. Ф. 527. Оп. 1. Д. 1. Л. 94.


[Закрыть]. Столь категоричные установки ставили суды в жесткие политические рамки при принятии судебных решений.

Работа судов перестраивается под требования чрезвычайного положения. Декабрьский 1927 г. циркуляр Верховного суда требовал от судов внеочередного разбора дел по сельхозналогу, по ссудам кредитования, обеспечения рассмотрения дел в одном судебном заседании. Сроки для приведения в исполнение вступивших в законную силу приговоров устанавливался для арестантских дел – 24 часа, по остальным – 48 часов. Следователям предлагалось дела направлять в суды в трехдневный срок[496]496
  ГАТО. Ф. 527. Оп. 1. Д. 28. Л. 71.


[Закрыть]. Ставилась задача коренного изменения форм судебной работы, полного уничтожения формализма, под которым понималось соблюдение всех процессуальных форм. Суды становятся важнейшим государственно-формализированным инструментом реализации установки – «хлеб любой ценой». Создается правовая база для усиления репрессий. Верховный суд СССР 2 января 1928 г. в постановлении «О прямом и косвенном умысле при контрреволюционном преступлении» устанавливает для судов возможность привлечения к ответственности за «контрреволюционные преступления и при недоказанности того, что виновные лица действовали с «контрреволюционной целью»»[497]497
  Сборник постановлений, разъяснений и директив Верховного суда СССР. М., 1935. С. 100.


[Закрыть]. В результате отпала необходимость сбора дополнительных доказательств, что, с одной стороны, значительно ускоряло судопроизводство, с другой, множило число «контрреволюционеров». Менялся и порядок судопроизводства, большинство дел проходили через открытые судебные заседания с предельно жесткими приговорами, игравших роль запугивающих акций.

13 февраля 1928 г. Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение о широком применении статьи 107 УК, что рассматривалось как сильнейший побудительный стимул к продаже хлеба, а «аргументация силовая» стала рассматриваться как эквивалент экономической аргументации[498]498
  Известия ЦК КПСС. 1991. № 6. С. 211.


[Закрыть]. Судебные органы становятся активным субъектом хлебозаготовительной кампании, их роль определялась как «содействие судебными мерами проводимым кампаниям». «Содействие» сводилось к формально юридическому оформлению силовых методов в форме интенсивного судебного преследования не сдавших хлеб крестьян. Однако вскоре у судов стали возникать трудности с привлечением кулаков по 107-й статье. Дело в том, что она применялась лишь в отношении профессиональных торговцев, кулак же земледелец, а не торговец. Привлечение же кулака по статье 173-й УК (ростовщичество) было малоэффективным, поскольку она предусматривала лишь личную, а не имущественную ответственность, а ч. 2 ст. 173 исключала возможность применения конфискации имущества, что в первую очередь не устраивало власть, поскольку речь шла о конфискации в первую очередь хлеба. Председатель Тамбовского губсуда в докладной записке губкому партии сетовал на то, что «судебное воздействие на кулацкие элементы деревни не может быть в должной мере использовано в силу несоответствия отдельных статей УК задачам судебного преследования кулаков», и предлагал в срочном порядке изменить статью 173 УК[499]499
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 162. Л. 77.


[Закрыть]. Вскоре эти законодательные формальности были сняты, и 107-я статья наряду с 173-й становятся основным нормативным средством судебного воздействия на крестьян. Суды ориентировались применять статью прежде всего против «самых хлебных и политически вредных держателей хлеба». Судам запрещалось выносить по таким делам оправдательные или условные приговоры, а окружным судам смягчать приговоры и удовлетворять кассационные жалобы[500]500
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 30. Л. 25.


[Закрыть]. Правда, запрет на удовлетворение кассационных жалоб был отменен после опротестования его 28 февраля Прокурором РСФСР Н. В. Крыленко. Уж слишком явным было игнорирование всех основ правосудия. Но это не решало проблемы принятия неправосудных решений. Необоснованность возбуждения дел, скоропалительность проведения процессов с полным игнорированием основных правил судопроизводства (85,5 % всех дел разбирались в первые три дня с момента возникновения), чрезмерная суровость приговоров стали нормой тогдашнего судопроизводства. Вследствие сильнейшего административного нажима на судей (угроза наложения партвзыскания и увольнения) и предписаний по принятию определенных решений по конкретным делам суды теряли всякую объективность и при вынесении приговоров допускали грубые нарушения, вынося обвинительные приговоры, руководствуясь установкой партийных органов: даже когда нечего было предъявить в качестве обвинения – все равно посадить хотя бы на две недели[501]501
  ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 847. Л. 9.


[Закрыть]. В таких жестких условиях ни о каком качестве судебного следствия не могло быть и речи.

Много судебных ошибок и прямых фальсификаций было по делах о кабальных сделках. Гражданский кодекс (ст. 33) сущность кабальной сделки определял следующим образом: «когда лицо, под влиянием крайней нужды, вступило в явно невыгодную для себя сделку, суд может либо признать сделку недействительной, либо прекратить ее действие на будущее время»[502]502
  Гражданский кодекс РСФСР. 1922. Ст. 33.


[Закрыть]. Суды же под кабальную сделку подводили простые договоренности между крестьянами, часто применяемые в повседневной крестьянской жизни. При вынесении оправдательных приговоров по таким делам партийные органы ставили вопрос о правильности вынесения приговора и личной ответственности судьи. Местные власти действовали по принципу «если нет преступления – создайте его». Поэтому судьи шли на всевозможные ухищрения, чтобы добиться осуждения. Как правило, приговоры сопровождались бесцельной конфискацией имущества и скота на основе непроверенных данных. Правоприменительная практика все более становится беспринципной и юридически бессмысленной. В интересах ускоренной расправы над крепкими крестьянскими хозяйствами создавались «судебно-следственные бригады», целью которых было максимально быстрое прохождение дел и проведение показательных процессов. Политически ориентированные и амбициозные городские судьи стремились всячески найти в рассматриваемых делах «политические мотивы» и враждебное намерение подсудимых, но не всегда это удавалось. Крестьяне на открытых судебных заседаниях нередко давали отпор подобным судилищам с явной слабостью обвинения и юридически некомпетентными исполнителями, что вело к провалу немалого количества показных судебных заседаний. Принятое в январе 1928 г. решение прибегнуть к «чрезвычайщине», экстренным мерам» явилось поворотным событием в развитии политической, экономической и правовой ситуации в деревне. В политическом плане это означало начало ликвидации класса крестьянина-собственника. В экономическом – начало лишения крестьян экономической самостоятельности. В правовом плане это означало практический отказ от концепции «революционной законности», правовой способ разрешения экономического спора между крестьянством и властью замещался административно-силовой аргументацией. Местные функционеры не утратили навыков «военного коммунизма» и с энтузиазмом вернулись к ним.

В течение нескольких недель основные зерновые районы страны были охвачены волной административных «эксцессов», в числе которых были посылка вооруженных отрядов на реквизиции, произвольный и незаконный захват зерна, аресты, грубый разгон местных органов власти, закрытие рынков и даже отдельные попытки загнать крестьян в колхозы. Сельские районы страны были охвачены паникой. Пошли разговоры об отмене нэпа, о возвращении «военного коммунизма».

Между тем прессинг в отношении судебных органов не ослабевал. Апрельский (1928 г.) объединенный пленум ЦК РКП(б) и ЦКК потребовал нанести «удар по кулакам и скупщикам-спекулянтам, злостно спекулировавшими хлебом, взвинчивающими цены на хлеб и угрожавшими голодом рабочим, бедноте и Красной Армии»[503]503
  КПСС в резолюциях.?. 4. С. 317.


[Закрыть]. Начинается широкое применение открытых судебных процессов, резко снижается потолок применения 107 статьи. Несмотря на запрет, в массовом порядке привлекались мелкие держатели хлеба (25–40 пудов), мелкие торговцы за продажу 2–3 кг хлеба свыше существующих цен в кооперативах, за покупку хлебных излишков в прошлом и т. п. Конфисковывались не только хлеб, но и имущество: шубы, ульи, посуда и прочий домашний скарб. Привлекали к ответственности за простой акт купли-продажи, классифицируя это как спекуляцию. Нарушался даже приказ ГПУ, запрещавший производить конфискацию, если в хозяйстве была одна лошадь, корова, и требовавший оставлять запас продуктов на шесть месяцев. Подобная практика вела к тому, что зачастую под статью попадали бедняки и середняки, хотя в общей массе большинство привлеченных составляли все-таки кулаки. Так, в Тамбовской губернии в ходе кампании 1928 г. было осуждено 1154 человека. Из них: кулаков-торговцев 497, зажиточных – 30 человек, всего из этой категории – 527 человек (57 %). Середняки составили 18 %, бедняки – 1,2 % [504]504
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 28. Л. 80.


[Закрыть]. Массовыми становились нарушения процессуальных норм (немедленное приведение в исполнение приговоров, не дожидаясь вхождения их в законную силу, назначение конфискации хлеба при вынесении оправдательных приговоров и т. п.). В ходе кампании широко применялась не только 107-я статья УК. Активно применялись статьи 101 и 102 УК (шинкарство и самогоноварение), за неуплату разного рода налогов и сборов (ст. 60), за сокрытие от учета объектов обложения, снятых в аренду земель (ст. 62), за нарушение законов о труде, в основном в отношении батраков (ст. 133).

Административный нажим на суды неизбежно вел к грубым нарушениям материального и процессуального права, а решения выносились под диктовку партийных органов, требовавших применения 107-й статьи при отсутствии каких-либо признаков преступления. Судья бежал в комитет партии и там ему прямо говорили, что делать по тому или иному делу. Укомы просто на делах делали пометки «с» и «б», что означало «стричь» и «брить», то есть применять конфискацию. В ответ на возражения и ссылки на закон говорили, что партия издала законы, она их и изменит, а при попытке противиться указаниям ставился вопрос о наказании судей в партийном порядке, при вынесении же оправдательных приговоров ставился вопрос о правильности вынесения такого приговора, что грозило вынесением выговора или отстранением от работы[505]505
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 28. Л. 125.


[Закрыть]. У одного судьи (выдвиженец, только назначенный) было три случая, когда он вынес оправдательный приговор, тем не менее конфискацию хлеба и имущества производили, судья же был отстранен от работы. Революционная целесообразность требовала конкретного материального результата – конфискации хлеба, поэтому игнорировались все существовавшие нормативы и здравый смысл. При назначении конфискации количество хлеба определялось на глазок, в сторону его завышения, были случаи, когда при приведении приговоров в исполнение конфискованного хлеба не было, поэтому выгребали оставшееся на питание и сев. При возбуждении дела амбары опечатывались, а хозяева амбаров с подчеркнутым цинизмом выставлялись к печатям в качестве часовых, на них возлагалась ответственность за сохранение печати. Работа судов все более политизировалась и шаблонизировалась.

Даже приговоры были однотипными и звучали в большинстве случаев следующим образом: «За сокрытие хлебных излишков в ожидании повышения цен на рынке приговорить к конфискации», хотя, как правило, конфисковывать уже было нечего, не было хлеба, его уже съели. Кроме всего прочего, повседневная работа судов во время хлебозаготовительной кампании была во многих уездах парализована, поскольку суды в полном составе были заняты хлебозаготовками и текущими судебными разбирательствами они не могли заниматься.

Кампанейщина, отсутствие четких критериев кулацкого хозяйства привели к тому, что судили всех подряд, когда главная мотивировка состояла в выкачивании хлеба любой ценой. С января по февраль 1928 г. в Тамбовской губернии по 107-й статье было рассмотрено по существу 730 дел, прекращено 144 дела. При рассмотрении 730 дел, связанных с хлебозаготовками, привлекалось 918 человек. Из них: кулаков 454 человека, оправдано – 14 (3 %), осуждено – 440 (97 %). Зажиточных 196 человек, оправдано – 7 (3,6 %), осуждено – 189 (96,5 %). Середняков – 244 человека, оправдано – 72 (29,9 %), осуждено – 172 (70,1 %). Бедняки 18 человек, оправдано – 10 (55,6 %), осуждено – 8 (44,4 %). Рабочих шесть человек, и все они были осуждены[506]506
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 28. Л. 73.


[Закрыть]. Было конфисковано значительное количество имущества: хлеба 138 900 пудов, домов – 19, надворных построек – 20, амбаров – 45, крупного скота – 485 голов и т. д. Конфисковывалась и мелочь – кирпич, граммофоны, табак, плуги, сбруи, шубы и т. п. Судебные приговоры распределялись следующим образом: лишение свободы до 1 месяца получили 142 человека, до 3 месяцев – 172, до 6 месяцев – 180, до 1 года – 174. до 2 лет – 8, до 3 лет – 2, условно – 42, принудительные работы до 3 месяцев. К денежному штрафу от 10 до 4000 рублей – 120 человек. В общей сложности по делам, связанным с хлебозаготовками, в 1928 г. к уголовной ответственности привлекались 2169 человек. Из них было осуждено 1864 (85,5 %), в основном по статьям 107, 60 и 111 УК[507]507
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 28. Л. 73


[Закрыть].

Партийные установки требовали от судов, прежде всего, предвзятого отношения к кулаку. Так, Тамбовский губком в феврале 1928 г. объяснял судам, что относиться к кулаку так же, как к бедняку, нельзя. Обстановка не позволяет. В феврале план хлебозаготовок выполнен всего на 48 %. Поэтому необходимо усилить нажим на кулака, применяя самые суровые меры: штраф, конфискация имущества, применяя статьи 60, 105, 107, 109, 111 УК. Губком инструктирует суды применять меры умело, с соблюдением всех юридических формальностей через суд, и проводить обязательно через милицию и органы ГПУ. «Отбирайте самых хлебных и политически вредных держателей хлеба, соблюдайте все процессуальные нормы»[508]508
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 30. Л. 25.


[Закрыть]. Но эти требования в большей степени носили формальный характер, в условиях иерархического партийно-властного нажима судьи уже не думали о соблюдении процессуальных норм, доказательствах и прочих атрибутах судебного процесса.

Экономические и политические результаты хлебозаготовительной кампания 1927/1928 гг. оказались удручающими. В экономическом плане не удалось решить задачу стабильного поступления на рынок сельскохозяйственной продукции. Главный юридический итог – начавшаяся замена концепции «революционная законность» принципами «революционной целесообразности». Увидев экономическую абсурдность и политическую вредность кампании (рост напряженности в деревне), власть была вынуждена отступить под давлением реальной ситуации и переложить ответственность на мелких функционеров-исполнителей. Официальная оценка судебной практики во время хлебозаготовительной кампании определялась как явный «перекос» с выводом о необходимости пересмотра несправедливых приговоров. В результате значительная их часть, особенно по 107-й статье УК, была отменена. Так, в Тамбовской губернии утвердили лишь 11,3 % данных дел, 41,8 % дел пересмотрели с изменением приговоров в сторону их уменьшения и сокращения конфискованного хлеба и имущества. 45,2 % дел были полностью прекращены. По некоторым уездам процент прекращенных дел перевалил за 50 %: Моршанский уезд – 79,65 %, Тамбовский уезд – 50,5 %. Отменена была почти полностью конфискация имущества, за редким исключением (рабочий скот, крупные постройки, мельницы и сельхозмашины в действительно крупных кулацких хозяйствах), сокращены были до минимума сроки тюремного заключения[509]509
  ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 847. Л. 10.


[Закрыть].