Текст книги "От революционной целесообразности к революционной законности. Сущность и специфика эволюции советского права в 1920-е годы"

Преступность имела многие грани, начиная от разбоя и грабежа и до хулиганства, и можно говорить, что в 1920-е годы действовали объективные факторы, способствовавшие эскалации криминогенной активности. Рост по всем видам уголовных преступлений отмечается уже с 1921 года, скачкообразно она начинает расти со второй половины 1924 г., и пик подъема приходится на вторую половину 1925 г. Если взять уровень преступности в третьем квартале 1924 г. за 100 %, то в третьем квартале 1925 года рост уже 172 %, 4-й квартал – 140 %. Очевидно, что это было связано с резким обострением экономических проблем[173]173
  ГАТО. Ф. Р-655. Оп. 1. Д. 26. Л. 46.


[Закрыть]. Росли имущественные и должностные преступления. В общем объеме поступивших за период с 1 октября 1923 г. по 1 января 1924 г. они занимали 53 %. Далее шли преступления против жизни, здоровья и достоинства личности – 20 %, контрреволюционные преступления – 57 из 473 (12 %)[174]174
  ГАТО. Ф. Р-655. Оп. 1. Д. 26. Л. 3.


[Закрыть]. В городах стремительно развивалась проституция, причиной которой была невозможность обеспечить даже минимальный прожиточный минимум.

Новым криминогенным явлением стало так называемое «пролетарское хулиганство», интенсивность и агрессивность которого заметно усилилось с началом свободной продажи водки осенью 1925 г. Проявление хулиганства во многом определяло повседневную жизнь города и деревни, существенно осложняя криминогенную обстановку. В 1920-е годы контингент городских хулиганов включал главным образом рабочую молодежь до 25 лет, проживавшую на городских окраинах. Для них было характерно не только совершение конкретных хулиганских действий, но и серьезные преступления (убийства, групповые изнасилования и прочее). УК 1922 г. квалифицировал хулиганство как «озорные, бесцельные, сопряженные с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия» (ст. 176) и предусматривал небольшое наказание за данный вид преступления (принудительные работы или лишение свободы на срок до одного года), что создавало возможность избегать тяжкого наказания. Принятое в декабре 1925 г. постановление НКЮ «О мерах по ликвидации хулиганства» оказалось малоэффективным, поскольку хулиганство имело глубокие идеологические, социальные и правовые корни, и не в последнюю очередь мотивировалось насаждавшимся культом классовой исключительности пролетариев и бедняков, что наделяло эти специфические социальные группы психологическим «правом» на неправомерные действия и формированию у них отсутствие боязни уголовного преследования. В 1925–1926 гг. хулиганство стало одним из основных, особо опасным видом преступлений, совершаемых в городской и сельской местности. УК 1926 г. расширил понятие хулиганства, квалифицировал его, добавив к признакам буйство и бесчинство (ст. 74). Ужесточается уголовное наказание за хулиганство, главным средством борьбы с хулиганством становится лишение свободы, и осужденные по статье хулиганство значительно пополнили тюремный контингент. В 1927 г. 48 % всех заключенных в СССР составляли молодые люди в возрасте от 16 до 24 лет[175]175
  Рожков А.Ю. Молодой человек и советская действительность 1920-х гг.: формы повседневного протеста // Способы адаптации населения к новой социально-экономической ситуации в России: Сб. статей. М.: Моск. обществ, науч. фонд, 1999. С. 143.


[Закрыть]. Из них около 50 % составляли рабочие, не менее 13 % составляли комсомольцы и партийцы[176]176
  Панин С.Е. «Хозяин улиц городских». Хулиганство в советской России в 1920-е годы // Вестник Евразии. 2003. № 4. URL: http://eavest.ru/biblioteka.


[Закрыть].

«Пролетарское хулиганство» развивалось в определенной социальной среде, характерной убогостью жизни, отягощенное низким уровнем образования и культуры. Типичный пример: г. Рассказово Тамбовской губернии. В апреле 1925 г. в губернской прокуратуре было проведено совещание по вопросу роста хулиганства в г. Рассказово, где оно приобрело размах местного бедствия. Характерным для поведения молодежи этого городишки являлось повальное пьянство, дерзость по отношению к власти, в частности к милиции. Были и более серьезные случаи, например, поджог суконной фабрики сокращенными рабочими. Все это происходило на фоне нездоровой экономической ситуации. Население Рассказово составляло 28 тысяч человек. Рабочих 7–8 тысяч, жители в основном занималось земледелием. Частных торговцев – 150, кооперативных лавок – 4. Кооперация не могла удовлетворить нужд рабочих, так как товары у них дороже, чем у частников, которые начинали к тому же торговлю на два часа раньше и торговали в кредит. Крестьяне получаемую от государства семенную ссуду продавали или проедали, скот же голодал, а земля не засевалась. Обыденность жизни в Рассказово характеризовалась крайне неприглядно: у винной лавки пьянствуют. Продают бутылку «горькой» не по 2 рубля, а по 3,50, грязь непролазная, бездомные собаки, притоны[177]177
  ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 543. Л. 28.


[Закрыть]. Обнищание, убогость повседневной жизни и скудность сознания неизбежно повышали преступность.

Введение новой экономической политики привело к стремительному росту должностной преступности в форме корыстных посягательств на государственную и коллективную собственность. Должностная преступность быстро приобрела характер всеобщности и повседневности и стала существенным фактором обострения криминогенной обстановки в стране. Руководители всех уровней, используя в своих личных интересах свое исключительное положение в системе власти и имея доступ к материальным и финансовым средствам, самым активным образом принялись улучшать свое материальное положение, расхищая материальные и финансовые ресурсы государственных и кооперативных организаций. Проблема должностной преступности была не нова, она являлась ощутимой и в деструктивной фазе революции. В годы гражданской войны наблюдались беспрецедентные по масштабам и дерзости случаи расхищения государственных средств. Так, в январе 1919 г. создается следственная комиссия в составе И. В. Сталина и Ф. Э. Дзержинского для выяснения причин сдачи г. Перми в декабре 1918 г., приведшая к потере огромных материальных и военных активов. Вывод комиссии был поразителен: фактически город был сдан местными руководителями, чтобы скрыть многочисленные случаи хищений и злоупотреблений, поскольку намечалась серьезная ревизия деятельности руководства города[178]178
  Север А. Антикоррупционный комитет Сталина. М.: Алгоритм, 2009. С. 127.


[Закрыть].

В условиях нэпа характер должностной преступности значительно изменился. Если в период гражданской войны преобладали преступления насильственного характера: вооруженные грабежи, незаконные конфискации и экспроприации, грубые хищения из хозорганов с помощью легко обнаруживаемых подлогов, то в новых экономических условиях основными видами должностной преступности стали взятки, хищения материальных и финансовых ценностей в госпромышленности и госторговле под видом нормальной хозяйственной деятельности. Уголовный кодекс 1922 г. квалифицировал должностные преступления (ст. 105–118 УК) как преступления, совершенные лицами, занимающими «постоянные или временные должности в государственном (советском) учреждении или предприятии, а также в организации или объединении, имеющими по закону определенные права, обязанности и полномочия в осуществлении хозяйственных, административных, просветительских и других общегосударственных задач»[179]179
  УК РСФСР 1922 г. Ст. 105 (примечание).


[Закрыть]. Общий подход к должностным преступлениям заключался в том, что должностные преступления являются преступными потому, что они совершены представителями власти и тем самым дискредитируют ее. К должностным преступления Кодекс относил широкий круг составов преступлений: от злоупотребления властью и до непредставления необходимых сведений, справок, отчетов. Корыстными посягательствами считались: заключение явно невыгодных для государства договоров или сделок или всякий иной подрыв и расточение государственного достояния в ущерб интересам трудящихся; присвоение должностным лицом денег или иных ценностей, находящихся в его ведении в силу его служебного положения; получение лицом, стоящим на государственной, союзной или общественной службе, взятки за выполнение или невыполнение в интересах дающего какого-либо действия, входящего в круг служебных обязанностей этого лица; постановление судьями из корыстных или иных личных видов неправосудного приговора. Часть корыстных преступлений квалифицировались как имущественные: ст. 180 п. «д», «е», «з» (кража с использованием служебного положения), ст. 185, 186 (растрата). Растрата была наиболее частым должностным преступлением и квалифицировалась особенно подробно. Существенным признаком служебной растраты являлось совершение ее служащим, или даже не служащим, но лицом, выполняющим определенное поручение. Предметом растраты могло быть любое имущество, в чем бы оно ни состояло (деньги, товары, ценности). Но имущество должно было находиться в ведении у данного лица в силу его служебного положения (ст. 186). Отдельно закон выделял такие растраты, которые произведены служащим, наделенным особыми полномочиями, или же когда присвоены и растрачены особо важные государственные ценности, за которые предусматривалось наказание вплоть до расстрела с конфискацией имущества. УК 1926 г. в отношении должностных преступлений внес определенные изменения. Учитывая накопившийся нэповский опыт, криминализации подверглись новые деяния, вошедшие в арсенал приемов хищения государственных средств. Так, новая статья 112 устанавливала ответственность за злоупотребление властью, превышение или бездействие власти и халатное отношение к служебным обязанностям, если в результате их последовал развал хозяйственного субъекта, в виде лишения свободы со строгой изоляцией не ниже двух лет. При отягчающих обстоятельствах (корысть, хищение, взяточничество) – вплоть до расстрела.

Эскалация расхищения государственных ресурсов заметной стала уже в самом начале нэпа. В постановлении ВЦИК и СНК РСФСР от июня 1921 г. предписывалось в целях борьбы с усилившимися хищениями с государственных складов и борьбы с должностными преступлениями, способствующими по своему служебному положению указанным хищениям, «всем губернским ревтрибуналам, военным трибуналам и железнодорожным трибуналам, располагающим высшей мерой наказания, в отношении лиц, работающих в органах снабжения, распределения и заготовки, уличенных в заведомо незаконном отпуске товаров; сотрудников складов, за незаконный отпуск товаров, лиц из администрации и складских работников за расхищение и сокрытие, охранники и другие лица – установить как общее правило применение строгой изоляции на срок не ниже 3 лет и высшей меры наказания при отягчающих обстоятельствах (многократность деяний, массовый характер хищений, ответственность занимаемой должности)». Предусматривалось рассмотрение дел вне очереди и в порядке упрощенного производства, то есть без допущения защиты и свидетелей, в порядке ст. 14, 19, 20 Основного положения о трибуналах, если вызов свидетелей не требуется при исключительной сложности дела [180]180
  СУ РСФСР. 1921. №. 36. Ст. 57.


[Закрыть]. Однако ужесточение законодательства не привело к существенным сдвигам, положение с хищениями оставалось крайне напряженным. Постановлением ВЦИК от 22 мая 1922 г. всем губисполкомам было предложено в порядке представленных им полномочий и прав не пропускать кассационных жалоб и ходатайств о помиловании по вышеуказанным категориям, обращая приговор к исполнению в течение 24 часов по его выяснению. В качестве единственного признака, допускающего отступление от правил при рассмотрении дел для указанных категорий, как для трибуналов, так и губисполкомов, – это социальное происхождение и классовая принадлежность привлекаемых и осужденных лиц с тем, чтобы в отношении лиц пролетарского и полупролетарского происхождения суровость репрессии ослаблялась. В отношении же должностных лиц и представителей спекулятивного мира осуществлять репрессии максимально последовательно и жестко[181]181
  ГАТО Ф. Р-5201. Оп. 1. Д. 36. Л. 1–2.


[Закрыть]. Усиливается репрессивность статьи 105 УК (злоупотребление властью), в которую в 1923 г. вносятся изменения. В прежней редакции наличие злоупотребления властью признавалось только в тех случаях, когда действия должностного лица повлекли за собой нарушение правильности работы или причинение имущественного ущерба или нарушают общественный порядок или права отдельных граждан, при известных условиях, когда они совершались систематически, из корыстных или личных целей, и влекли за собой тяжелые последствия или хотя бы угрожают ими. По новой же редакции при наличии таких же условий каралось и превышение власти по ст. 106, и бездействие власти по 107 статье, и халатное отношение к службе – ст. 108. Во всех остальных случаях они признавались должностными проступками[182]182
  УК РСФСР 1922 г. (в ред. 1923 г.). Ст. 105, 106, 107, 108.


[Закрыть].

Несмотря на усиление строгости уголовного преследования, в течение всего нэпа отмечается устойчивый рост растрат, хищений и других корыстных преступлений. Ущерб, наносимый государству, организациям, предприятиям нередко достигал огромных размеров. Например, растраты и подлоги по Курской конторе Госторга в 1924 г. «потянули» на 100 тысяч рублей. В Воронежской конторе Госторга ущерб составил 358 тысяч рублей, 36 % ущерба приходилось на растраты[183]183
  Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 84. Д. 967. Л. 40.


[Закрыть]. В целом по стране хищения, растраты и недоимки за 1924 г. составили 2,29 % общей суммы расходов государства[184]184
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 909. Л. 18.


[Закрыть]. Но и эти впечатляющие цифры не отражают истинных масштабов хищений и растрат, поскольку раскрываемость должностных преступлений не превышала 10 % 1[185]185
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 909. Л. 18.


[Закрыть]. Это была лавина хищений и растрат, начинавшая принимать угрожающий для страны характер. Тяжелое положение сложилось на волостном и уездном управленческих уровнях. Воронежский губком в октябре 1922 г., характеризуя состояние кадров, отмечал: «Когда подходишь к ответственным деревенским работникам, то здесь встречаете мрачную картину: преступность, грабежи, убийства, взяточничество, торговля конфискованным имуществом»[186]186
  Государственный архив социально-политической истории Воронежской области (ГАСПИВО). Ф.1. Оп. 1. Д. 448. Л. 13–14.


[Закрыть]. Кооперативы, создаваемые как противовес частнику и получавшие значительную государственную поддержку, превратились в «кормушки» для местных руководителей. Так, из 14 проверенных в 1925 г. кооперативов Тамбовской губернии «нормально выглядели» два-три, остальные были просто-напросто разворованы. Из 283 низовых кооперативных объединений 213 подверглись расхищению[187]187
  Государственный архив социально-политической истории Тамбовской области (ГАСПИТО). Ф. 840. Оп. 1. Д. 2654. Л. 59.


[Закрыть]. В Воронежской губернии на 1 февраля 1925 г. было роздано потребительскими обществами в долг более 1 миллиона рублей.

Более половины этих долгов в результате оказались безнадежными. Основной массой должников являлись должностные лица и их родственники[188]188
  ГАСПИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1126. Л. 10.


[Закрыть]. Казнокрадство достигло к середине 1920-х годов критического, дестабилизирующего уровня, став фактором расшатывания системы нэпа и планов экономического восстановления. Должностные преступления занимали почти 90 % всех уголовных дел, заведенных на ответственных работников. Большинство из них носили злостный характер и шли по линии «усиленного расхищения государственной и общественной собственности». При этом львиная доля расхищаемых средств шла не на вложения в дело (должностным лицам это запрещалось) и накопления, а на возможные в тех условиях траты – удовлетворение потребностей низкого порядка. Прокуратура отмечала, что почти во всех случаях растраченные деньги использовались исключительно на пьянку, карты, разгульную жизнь. Пьянка и растраты шли «рука об руку»[189]189
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 837. Л. 80.


[Закрыть].

Беспрецедентное увеличение растрат вынудили в апреле 1925 г. Генпрокурора Д. И. Курского решительно потребовать от судов избавиться от практики прекращения дел по данным делам. «Никакого разговора не может быть о ликвидации (прекращении) этих дел (растраты) в административном или в дисциплинарном порядке. Все они будут доведены до суда, причем только в исключительных случаях будут применяться условное осуждение и смягченные формы наказания»[190]190
  ГАТО. Ф. Р-655. Оп. 1. Д. 20. Л. 193.


[Закрыть]. Категоричность Курского была вызвана тем обстоятельством, что доля оправдательных и условных приговоров по делам о растратах была чрезвычайно высока. Наблюдались многочисленные случаи сокрытия преступлений, в результате чего многие заведенные уголовные дела до суда так и не доходили, что порождало безнаказанность и, как следствие, многочисленные рецидивы. Например, в Тамбовской губернии в 1923 году до суда были доведены всего 170 уголовных дел из 400 заведенных на ответственных работников (42,5 %). Часто суды применяли к растратчикам краткосрочные сроки осуждения и условные сроки. В Тамбовской губернии (1925–1926 гг.) 50,3 % осужденных по делам о растратах были приговорены к условным срокам, к лишению свободы до 1 года и к принудительным работам[191]191
  ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 543. Л. 3.


[Закрыть]. Нередкими были и оправдательные приговоры (15,6 %), по стране. Условно осуждалось 19,8 % обвиняемых в растратах, 54,5 % получили лишение свободы до 6 месяцев[192]192
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 9. Л. 68.


[Закрыть].

Одна из причин либеральности судов заключалась в классовости «революционной законности», в рамках которой суды не могли в полной мере использовать статьи УК для наказания казнокрадов, поскольку «революционная законность» обязывала смягчать наказание в отношении трудящихся. Безусловно, присутствовали и такие факторы, как корпоративная солидарность правящей группы и, конечно, коррупция. Нарком юстиции и Прокурор Республики Курский 25 июля 1925 г. вновь возвращается к проблеме должностных преступлений. Он пишет губернским прокурорам: «Наблюдаются ненормальные явления в жизни кооперативных организаций – участились хищения, растраты, присвоение вверенного имущества. Эти преступления в значительной мере способствуют установлению недоверчивого отношения населения к кооперации. Под угрозой срыв кооперативного строительства. Усилить борьбу, исходя из циркуляра НКЮ № 121 1925 года о мероприятиях по борьбе с растратами»[193]193
  ГАТО Ф. Р-655. Оп. 1. Д. 20. Л. 231.


[Закрыть]. Однако требования и заклинания радикально не меняли ситуацию, должностные преступления составляли существенную часть уголовных преступлений. В марте 1927 г. НКЮ вновь обращается к проблеме борьбы с растратами. Причина – продолжавшаяся волна растрат, особенно в низовых организациях. В 1927—28 гг. 28 % всех растрат совершались в сельсоветах, 47 % в кредитных кооперативах, 24 % в потребительских обществах и кредитных товариществах. Раскрываемость же растрат вышестоящими организациями (внутриведомственные ревизии) составила в 1927 г. – 4 %, в 1928 г. – 3,4 %, а раскрываемость растрат ревизионными комиссиями снизилась с 60 % в 1927 году до 54 % в 1928 г. Средний размер растрат не был особенно велик. По 119 делам о растратах, рассмотренных Тамбовскими Нарсудами, общая сумма материального ущерба, причиненного государству, кооперативным и другим организациям, составила 40652 рубля, в среднем на каждое дело 342 рубля. По 12 делам о растратах материальный ущерб составил 70 тысяч, в среднем по 6 тысяч на дело, большинство таких растрат падало на ответственных работников кооперативных учреждений и сельсоветов (50 %)[194]194
  ГАТО Ф. Р-655. Оп. 1. Д. 20. Л. 199.


[Закрыть]. Однако в масштабах страны это были весьма существенные потери. На пленуме Областного суда ЦЧО в апреле 1929 г. очень резко говорилось о положении дел с растратами. Так, по ст. 116 УК (растрата) было привлечено 181 человек, осуждено 117 (64 %). По 117 статье УК (взятка) привлекалось 226 человек, осуждено 132 человека (58 %). Как правило, судили «мелких сошек», по совершенно ничтожным и исключительно формальным основаниям, растративших незначительные суммы (растрата не превышала 50 рублей)[195]195
  ГАТО. Ф. Р-530. Оп. 1. Д. 6. Л. 21.


[Закрыть]. В то же время серьезные дела о растрате более 1000 рублей заканчивались нередко опять же условным осуждением по мотивам пролетарского происхождения[196]196
  ГАТО. Ф. Р-530. Оп. 1. Д. 6. Л. 21.


[Закрыть]. В ЦЧО, например, 59 % осужденных за растраты приговаривались к кратким срокам лишения свободы, 12,8 % к условным мерам социальной защиты, 18 % к принудительным работам. В суд передавалось лишь незначительное количество дел. Часто дела о растратах откладывались по 3 и более раз[197]197
  ГАТО. Ф. Р-527. Оп. 1. Д. 9. Л. 246.


[Закрыть]. Распространению растрат по мнению властей способствовало несколько основных причин: слабая деятельность ревизионных комиссий, их безответственность; слабый контроль со стороны вышестоящих организаций за хранением и движением денежных масс; плохой подбор работников (30,5 % судимых за растраты и другие преступления уже ранее были осуждены за растрату и другие преступления); длительные сроки рассмотрения в суде; применение в массовом порядке условного осуждения, неприменение права запрета на занятие ответственных должностей; невзыскание растрат[198]198
  ГАТО. Ф. Р-659. Оп. 1. Д. 286. Л. 36–37.


[Закрыть]. Ситуация стала столь тревожной, что пришлось передать большинство дел о хищениях на рассмотрение губернским судам ввиду низкой эффективности работы районных судов.

Немало хищений было и в «школах коммунизма» – профсоюзах. В распоряжение профсоюзов были переданы значительные материальные и финансовые средства, которые усиленно расхищались. Генпрокуратура в апреле 1925 г. обратила на это внимание: «За последнее время отмечается учащение случаев присвоения и растраты отдельными членами профсоюзных организаций, поставленных на ответственные посты, вверенных им денежных сумм и иных ценностей. Это наносит материальный и моральный ущерб. Они должны подвергаться преследованию со стороны прокурорского надзора. Предлагается во всех случаях совершения занимающими ответственные посты членами профсоюзных организаций присвоения или растраты привлекать виновных в такого рода преступлениях по 2 части ст. 113 УК, предусматривающей ответственность за подобные деяния должностных лиц, облеченных особым доверием»[199]199
  ГАТО. Ф. Р-655. Оп. 1. Д. 20. Л. 193.


[Закрыть].

Масштабные хищения и растраты поставили вопрос о создании специализированного органа, призванного бороться с этими явлениями. Декретом ВЦИК от 7 февраля 1920 года Наркомат государственного контроля, созданный в 1917 г. преобразуется в Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции (НКРКИ, Рабкрин), руководителем которого до 1922 г. был Сталин, а затем А. Д. Цюрупа [200]200
  Цюрупа Александр Дмитриевич (1870–1928). Член РСДРП с 1898 г. 19171921 – заместитель наркома и нарком продовольствия РСФСР, активный проводник продовольственной диктатуры. 1922–1923 – заместитель Председателя СНК и СТО РСФСР, СССР и одновременно нарком РКИ. 1923–1925 – Председатель Госплана СССР. 1925–1926 – Нарком внешней и внутренней торговли СССР.


[Закрыть]. Одна из важнейших функций РКИ являлась борьба за строгий учет материальных ценностей и продовольствия, борьба с хищениями и растратами[201]201
  О Рабоче-Крестьянской инспекции (Положение): декрет ВЦИК от 8 февраля 1920 г. // СУ РСФСР. 1920. № 16. Ст. 94.


[Закрыть]. Это была попытка создать систему противодействия расхищению государственных материальных и финансовых средств, однако, как показали дальнейшие события, хотя РКИ и добилась определенных успехов на этом поприще, переломить ситуацию так и не удалось.

Острейшей криминогенной проблемой оставалось взяточничество. Первый декрет «О взяточничестве», как известно, был принят еще в мае 1918 г. Уже тогда взяточничество стало повседневностью советской действительности. В условиях же нэпа взяточничество выросло многократно. Взяточники в буквальном смысле заполонили все учреждения. Взятки давались за скорейший отпуск товаров, сырья, ускорение получения грузов и прочее. Власть была вынуждена констатировать наличие взяточничества как массового криминогенного явления. Взяточничество квалифицировалось УК 1922 г. по двум статьям: 114 (получение взятки) и 115 (провокация взятки). Они предусматривали достаточно суровое наказание: по 114 статье лишение свободы до пяти лет с конфискацией имущества при отягчающих обстоятельствах (особые полномочия принявшего взятку, нарушения обязанностей службы, вымогательство) вплоть до расстрела. По 115 статье предусматривалось лишение свободы на срок не ниже трех лет или высшая мера наказания. УК 1926 г. квалифицировал взятку уже по трем статьям: 117 (получение взятки); 118 (дача взятки и посредничество); 119 (провокация взятки). Усиливалась ответственность за дачу взятки и посредничество – до пяти лет лишения свободы. Ужесточение мер борьбы со взяточничеством шло в направлении усиления ответственности не только непосредственных взяткополучателей, но и лиц, по отношению к которым была установлена лишь осведомленность их об имевшей место взятке. Их привлекали по статье 114 УК 1922 г., как за укрывательство. В отношении руководителей учреждений, знавших о взятке и не принявших меры к противодействию, применялись кроме перечисленных статей еще и статьи 107, 110 как за бездействие власти и халатное отношение к службе. Между прочим, статья 110 предусматривала наказание лишение свободы на срок не ниже пяти лет. При отягчающих обстоятельствах – высшая мера. Предусматривалось в отношении дел о взяточничестве и сокращенное судопроизводство, для этого при каждом нарсуде создавались специальные камеры, в которых сосредотачивались все соответствующие дела. Если не было улик или их было мало, судам рекомендовалось использовать статью 49 УК, которая предусматривала запрещение проживания в определенной местности на срок до 3 лет. Отбывать наказание должны были направлять в определенные места заключения (Архангельск, Урал, Сибирь).

При губернских прокуратурах создаются комиссии по борьбе со взяткой в органах юстиции. В их задачу входило взятие на учет и негласный надзор всех ответственных работников юстиции, в особенности народных следователей и судей в уездах. Предполагалась проводить постоянные ревизии, увольнять неблагонадежных, в том числе и на основе косвенных данных. Практически это означало чистку органов юстиции. Составлялись секретные списки, организовывался прием жалоб на действия судебных работников. Привлекались в кампанию и органы ГПУ и Уголовного розыска. С ГПУ, правда, не сложились деловые отношения. Органы ГПУ отказывались давать сведения прокуратуре, ссылаясь на необходимость соблюдения конспирации[202]202
  ГАТО. Ф. Р-655. Оп. 1. Д. 26. Л. 46.


[Закрыть]. Основания для начала жесткой кампании по борьбе с взятками в органах юстиции были достаточными. На уездном уровне судейский корпус был в значительной степени подвержен коррупции. Проведенная в ноябре 1922 г. чистка личного состава местных органов НКЮ в 36 губерниях и областях от «примазавшихся элементов и взяточников» привела к увольнению почти 1500 сотрудников. Часть сотрудников была отдана под суд, понижена в должности, поставлена под негласное наблюдение. Процент «вычищенных» составил от 1,6 % в Северо-Двинской губернии, до 45 % в Царицынской[203]203
  Епихин А.Ю, Мозохин О.Б. ВЧК – ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921–1928): монография. М.: Кучково поле; Гиперборея, 2007. С. 149.


[Закрыть].

Напомним, что УК 1926 г. содержал статью 114, которая объявляла преступлением вынесение судьями из «корыстных или иных личных видов неправосудного приговора, решения или определения», предусматривавшая лишение свободы на срок не ниже двух лет. Однако выдвижение обвинения по таким делам было редким явлением. Однако в 1920-е годы ряд громких судейских дел получили публичную огласку. Громкий коррупционный скандал в судебной среде разразился в 1924 году в Ленинграде. В мае 1924 г. выездная сессия Верховного суда СССР рассмотрела дело по обвинению народных судей губернского суда и окружного военного трибунала, следователей и членов коллегии защитников при Ленинградском губернском суде, а также предпринимателей по обвинению в систематическом взяточничестве, злоупотреблении служебным положением и иных преступных действиях. В обвинительной речи на суде прокурора Верховного суда РСФСР Андрея Вышинского утверждалось, что судебные работники «вошли в связь с нэпманами и различными преступными элементами, заинтересованными в прекращении своих дел, находящихся в производстве этих судебных работников. Следователи и судьи занимались систематическими попойками и кутежами. Во время этих попоек и кутежей, тут же на месте, судебными работниками, при участии тех же нэпманов, составлялись постановления о незаконном освобождении арестованных по разным делам лиц и достигалось соглашение о незаконном прекращении самих судебных дел. Следствие показало, что в условиях нэпа в судах начали складываться стойкие коррупционные схемы, звеньями которой были, с одной стороны, коммерсанты, находящиеся под следствием или судом, с другой – народные судьи, судебные следователи и члены коллегий адвокатов при губернских судах». Их деятельность подпадала под ст. 114-а УК РСФСР в редакции 1922 года (получение взятки должностным лицом, совершенное при отягчающих обстоятельствах, и каралось лишением свободы со строгой изоляцией на срок не ниже трех лет вплоть до высшей меры наказания). В частности, судьями и следователями за крупные взятки было развалено дело «аптекарской мафии», суть которого состояло в том, что многочисленные частные аптеки в условиях государственной монополии на лекарства и дефицита медикаментов организовали подпольные лаборатории по их изготовлению, необходимые для этого компоненты нелегально приобретались на военно-медицинских складах, а также контрабандным способом переправляли из Финляндии и Эстонии. Но уголовное дело, возбужденное в отношении «аптекарской мафии» по ст. 57 УК РСФСР (экономическая контрреволюция), через некоторое время было прекращено при обстоятельствах, которые насторожили чекистов и прокуратуру, и после следствия начались аресты[204]204
  Как приговор уничтожил банду преступников, «запятнавших великое имя советского судьи» // URL: https://pravo.ru.


[Закрыть]. 17 взяткополучателей и взяткодателей были приговорены к расстрелу, 8 получили по 10 лет с последующим поражением в правах. Остальные были осуждены на различные сроки лишения свободы[205]205
  Орлов И.Б.,Пахомов С.А. «Ряженые капиталисты» на нэповском празднике жизни. М.: Собрание, 2007. С. 195.


[Закрыть]. Заметным было и дело о коррупции судебных работников в Рязани. В деле оказались замешанными два десятка судей, прокуроров, следователей и других работников. Через секретаря губернского суда с помощью адвокатов передавались взятки судьям за либеральное отношение к нарушениям закона. Подобное дело возникло и в отношении судей тверского губернского суда и татарского республиканского суда[206]206
  СоломонП. Советская юстиция при Сталине. 2-е изд. М.: РОССПЭН, 2008. С. 54–57.


[Закрыть]. В значительной степени взяточничеством были поражены и органы милиции. Ежегодно 1400 милиционеров осуждались за взяточничество и воровство. В ходе проверки смоленской милиции под подозрением оказались все сотрудники уголовного розыска. Работники уголовного розыска продавали право на освобождение из тюрем, прекращали судебные разбирательства, устраивали пьяные оргии с уголовниками, вымогали деньги и т. п[207]207
  Соломон П. Указ. соч. С. 55.


[Закрыть].

Причин роста коррупционных проявлений было множество, хотя преобладающей была элементарная корысть. Во многих случаях стимулом служило плохое материальное положение мелкого советского чиновничества. Оклады были нищенские, на содержание семьи явно недостаточные. В условиях, когда семья голодает, чиновник, имеющий возможность чем-либо распоряжаться, брал ради элементарного выживания. Активным субъектом коррупционных отношений, наряду с должностным лицом, являлся частный капитал, который внес в хозяйственную жизнь свою предприимчивость, изворотливость и деловую хватку, обращаемые, не в последнюю очередь, на подкуп чиновников для получения материальных и административных выгод. Интересы субъектов коррупционных отношений проявлялись по-разному. У коррупционера (получатель взятки, должностное лицо) мотивом совершения преступления являлось личное обогащение, у коррумпатора (дающий взятку) и корруптера (посредник) – обеспечение путем подкупа своей или корпоративной деятельности и получение прибыли[208]208
  Епихин А.Ю., Мозохин О.Б. Указ. соч. С. 121.


[Закрыть]. Повышенным вниманием пользовались у частного капитала финорганы, занимавшиеся налоговым обложением. Широкий резонанс получил ряд дел, отличившихся особым размахом вовлечения в коррупционную схему значительного числа чиновников из финорганов и размеров взяток. В 1928 г. было проведено расследование так называемого «астраханского дела», в результате которого была вскрыто «сращивание» в Астрахани работников государственного аппарата (финансового и торгового) с частными предпринимателями (нэпманами). Материалы дела показали, что в финансовом аппарате Астрахани в угоду частникам орудовали 25 советских служащих во главе с председателем губернской налоговой комиссии А. В. Адамовым; а в торговом аппарате – 16 сотрудников во главе с заведующим губторготделом А. В. Нанковым и его заместителем В. С. Протодьяконовым. Обвиняемые в 1925–1928 гг. сознательно снижали налоговое обложение крупных частных предприятий и предоставляли им незаконные отсрочки платежей. В итоге ущерб государству от недопоступления в государственный бюджет налогов составил 5,5 млн. рублей. Кроме того, образовалась недоимка налогов в сумме более 4 млн. рублей. Работники торгового отдела Астрахани предоставляли частным рыбопромышленникам право увеличенного сверх установленной нормы вылова и обработки рыбы-сырца, что привело к захвату частниками значительной части улова рыбы в осенние путины 1927–1928 гг. Это в свою очередь привело к дезорганизации внутреннего потребительского рынка, спекулятивным ценам на рыбу. Взяточничество было распространено среди финансовых инспекторов разных участков города и агентов торгового отдела. Фининспектор И. Н. Семиков, например, получил взятки деньгами и разными предметами от 30 частников, с которыми ему доводилось встречаться по работе; он постоянно пьянствовал на их средства. Агент рыбно-сырьевой конвенции А. И. Авдеев получил взятки от 20 частных рыбопромышленников и торговцев. По астраханскому делу были привлечены 74 частных владельца торгово-промышленных предприятий. Следственные власти пришли к заключению, что содеянное привлеченными к ответственности лицами далеко выходит за пределы обычных общеуголовных преступлений и является антигосударственной деятельностью. «Размеры использования государственного аппарата и степень его разложения в этих целях, – говорилось в обвинительном заключении, – многомиллионные убытки, понесенные государством, и их последствия для всей хозяйственной и культурной жизни Астраханского округа далеко вывели данные преступные действия за пределы обычных должностных преступлений». По делу было предано суду в общей сложности 129 человек, из них 121 обвинялся по ст. 58—7 УК РСФСР (об экономической контрреволюции), а остальные – по статьям УК о должностных преступлениях. Судебный процесс происходил в Астрахани с 29 августа по 27 октября 1929 г. Суд приговорил 14 человек из числа чиновников и частных рыбопромышленников и торговцев к расстрелу (одному расстрел был заменен ВЦИК 10 годами лишения свободы). К 10 годам лишения свободы приговорены 8 рыбопромышленников и 5 сотрудников финансового отдела. Оправдано 7 подсудимых, остальные приговорены к разным срокам лишения свободы и к принудительным работам[209]209
  Астраханское дело. Астраханщина. 1928 год // URL: UCRAZ.RU.


[Закрыть]. Не менее резонансными стали и другие коррупционные дела с расстрельными приговорами: процесс 1928 г. над группой ответственных финработников г. Ленинграда, обвиненных во взяточничестве; дело о взяточничестве в Ленинградском торговом порту, дело сотрудников хлебного отдела Госбанка, группы ответственных работников НКПС и многие другие.