Текст книги "Все и девочка"

Глава 8
Школа юного животновода

Дедушка сказал, что меня надо отдать в школу юного животновода. Вот что в шесть лет изучать надо. И весной повел меня на первое занятие – пасти гусей.

– Да где ты гусей в современной деревне-то видел? – кричит бабушка. – В современной деревне все старики повывелись, молодежь в городе, а сюда по выходным на машинах приезжает отдохнуть!

Дедушка вышел из террасы и вошел обратно через полчаса, но уже с какой-то палкой.

– Вот, говорит, и указывает на палку, – это хворостина. Пойдем пасти гусей.

– А зачем мне хворостина?

– Что ты, что ты, – преувеличенно сверкая глазами, возразил дедушка. – Гусь – серьезный противник. Он опускает большую голову на длинной шее почти до земли и идет на тебя, шипя, чтобы щипать тебя за ноги. Твоя оборона – только хворостина, и ты, размахивая ею и зычно крича «Пошли, пошли в бочагу!» – будешь подгонять их по тропинке к речке, где они и будут проводить весь день до вечера. А вечером тебе придется обратно загонять их. Вначале крикнуть «Тега, тега!» – так их кличут – потом дать команду «Пошли, пошли в сарай!» и размахивать хворостиной для острастки ретивых. Перед этим, правда, бабушка должна их утром покормить, и вечером, когда придут с бочаги, она их покормит. Понятно?

Я молча кивнула в знак согласия. Правда, я не знаю, что такое «бочага», но решила спросить об этом потом, не всё же сразу запоминать. А дедушка, очень довольный, что педагогическая часть на сегодня закончена, перешел к своей излюбленной теме – каков был миропорядок в деревне, как это здорово и умно было придумано, и восторженно излагал это всю обратную дорогу. Слушать это было немножко скучно, но деваться было некуда, пришлось слушать.

«Когда ты выйдешь из избы, – вещал небесам дедушка, – чтобы пасти гусей с хворостиной и пойдешь к сараю, где сейчас находятся гуси, знай, что раньше они находились только на скотном дворе. А скотный двор на усадьбе крестьянина – это второй из четырех больших миров, которые на его усадьбе находятся. Первый мир – это изба, мир людей. В середине её находится печка – кормилица всех на усадьбе. Дальше идет «мост», из его названия видно, что он соединяет мир людей с миром животных. За мостом сразу идет скотный двор. То есть мир животных, второй мир. Мир животных можешь перечислить?».

Но я отвлеклась на большую красивую бабочку, которая села прямо на тропинку, по которой мы шли, и жалела, что со мной нет сачка, а то бы я принесла её бабушке, и мы бы с ней по справочнику определили бы, какая это бабочка. Сегодня что? Понедельник? Значит, завтра, во вторник у меня с бабушкой будут уроки по насекомым. Поэтому дедушке я ответила невнимательно, что-то навроде угу, и он сам начал перечислять животных, которые должны были находиться в крестьянском скотном дворе после избы и после моста.

Лошадь – по одну стену, по другую стену – корова. В дальнем углу – поросёнок, а над поросёнком, на насесте (такие палочки длинные в углу прибиты на высоту человеческого роста) – куры сидят. Сильно вспархивать они не могут, им делают лесенку. А в третьем углу – гуси. Вот про уток – не знаю, с гусями или отдельный четвертый угол занимают. А в середине скотного двора – кормушка в виде длинного-длинного корыта и туда из ведер насыпают еду. Вареную картошку, кормовую свеклу, сено, заваренного комбикорма. Все животные скотного двора спят на сене и сено едят. Поэтому третий мир, который у дачников называется огородом, сам собою примыкает к миру людей и животных – это земледельческий мир на всем участке плюс покосы на неудобицах. Поля-то все засевались, а животным много сена нужно и корнеплодов разных, в просторечии – овощей. Какие ты овощи знаешь, что бабушка сажает?

Опять я отвлеклась, потому что мы подошли к такому месту на поле, откуда видно всю-всю деревню Головково и все-все дома. И все дома маленькие, потому что сначала поле шло вниз до речки, потом от речки подымалось вверх, за речкой шли огороды и только потом, на самом верху, стояли деревенские дома. И там я увидела маленький огородик, и крошечная бабушка на нем копала землю, и я рассмеялась. Но дедушка и теперь не рассердился, потому что перед ним, на рубеже поля, открылось небо, и он придумывал, с чем бы это сравнить. «Да это просто русские бесплатные Гималаи получаются, – проговорил он, – правда, всего на несколько часов».

А когда мы пришли всё-таки домой, я так устала, что не могла вымолвить ни слова, и мне хотелось только пить, есть, чтобы мама приехала и мы вместе собирали на поле цветы, а потом делали из них гербарий. А дедушка втолковывал бабушке на террасе свои дальнейшие рассуждения, которые, видимо, предназначались для меня, но я вовремя улизнула.

– Да, мост, это соединение двух миров, – вещал дедушка, – мира людей в избе с миром животных на скотном дворе. Как всё мудро! А в начале участка, крестьянской усадьбы по-старому, конечно, – дорога, которая связует все участки и дома в деревню. А также продолжение дороги через реку, к холму предков, где церковь и кладбище. А в сторону от деревни – дорога в город. А вокруг – поля. Обрамляет все поля лес. И лишь с одной стороны – тропочка на железнодорожную станцию, откуда электрички до города ходят. Как всё умно устроено.

Бабушка возражала:

– Устроено, может быть и неглупо, да всё теперь побросано. И что с этим делать – никто не знает.

Но дедушка был, наверное, не расположен к спору, а хотел вещать свои миловиды, и ничего не ответив бабушке, он пошел прилечь отдохнуть. Тогда бабушка сказала:

– Понимаешь, Люся! Почему бы нам не посмотреть, что приготовил тебе дедушка для твоего саморазвития перед школой? И если что-то понравится, почему бы не освоить не всё, конечно, а хотя бы какую-то часть программы? Гусей вы освоили. Ты была против, а пришла – вроде бы понравилось. Осталось уток, поросят, телят, ягнят и, может быть (это еще под вопросом), индюшат. Дедушка прав, деревня низложена. И следующие поколения будут уже не в деревенские сады входить, а собирать, как археологи, её образ по кусочкам. Для дела ли, для представлений о прошлом, но обязательно будут. Сделаем сейчас, сколько успеем, ладно?»

Знаете? А у нас есть свой водопад Кивач. Мы ходим к нему, и дедушка мне читает Державина: «Алмазна сыплется гора с высот четырямя скалами…». Место это – на пандусе, через который путешествуют поезда от Москвы до Петербурга. Туда летом ездит моя мама на свой конгресс по латино-американским танцам, которые ведут латино-американские эксперты и народу обирается тьма-тьмущая. И конгресс этот происходит уже третий раз.

Один поток водопада идет через трубу, а к нему с Покровки бежит другой ручей, и тут они, сливаясь, сильно шумят. Ручей этот бежит из осинника, от тех дач, что на бывших клюквенных болотцах построены. Туда еще, когда корчевали сосны и увозили лес, деревенские ходили корневища таскать себе для печек. И там есть железно-дорожная сторожка, у которой, если паровозам не хватало воды, они останавливались и заливали её ведрами в бак, а потом только дальше ехали. А еще у нас в деревне есть Поцелуев мост, на нем даже птицы-зеленушки водятся. Один раз мы гуляли с дедушкой у речки, и нам встретился небольшого роста плотный мужчина с цепким взглядом и манерами прогуливающегося, но в то же время всё инспектирующего.

– Здравствуйте, – по-дачному поздоровался он и спросил нас, что мы здесь делаем, ведь летом все дачники здороваются друг с другом, подчеркивая свою летнюю взаимосвязь. На вопрос, что мы здесь делаем, дедушка ответил, что мы пасем гусей.

– Гусей? – переспросил он с явной поддевкой. – Я что-то никаких гусей не вижу.

Дедушке это не понравилось, и он смутился. Ему вообще не нравится, когда критикуют его мечты или не во всем продуманные планы. Но мужчина расценил это как оплошность дедушки, и насмешливо повторил:

– Где же здесь гуси? Я вижу только хворостину.

Тогда я сделала шаг вперед, защищая дедушку, и сказала твердым голосом:

– Мы пасем здесь виртуальных гусей, то есть дедушка рассказывает мне, что я должна знать по уходу за этими животными, потому что я состою в клубе юных животноводов и должна сдавать осенние экзамены по этому предмету.

– О, да я смотрю, ты активный ребенок, и не только в поле занимаешься наукой, что само по себе похвально (мало кто в нашем государстве интересуется сельским хозяйством по-серьезному), но еще и дедушку защищаешь! Это похвально, похвально, – менторским голосом говорил он.

Потом, когда я ловила бабочек, они всё-таки помирились, и мужчина даже попросту объяснил дедушке, что он ходил за хлебом в дачный магазин, потому что там хлеб московский, и он вкуснее, чем деревенский хлеб из глины. А также пригласил к себе в гости, сказав, что он хоть и деревенский, но не из этой деревни, а из другой области. А его жена из этой деревни и может рассказать о других животных, если мне и дедушке это понадобится. А самое главное – он ответил на мучающий дедушку вопрос, почему никто не ел гусиной яичницы? А ведь гусыни несут яйца! А также сказал два важных момента для их с дедушкой дружбы: он приглашает нас к себе познакомиться с его женой тетей Надей, потому что она некоторым образом досиживает с детьми своей дочери и страдает от суженного общения. Была она всю жизнь очень активной, проработала на почте, и после почты ей тяжело сидеть дома. – Приходите, – попросил он.

Глава 9
Два цыплёнка

– Апрель, – сказала бабушка на терраске, восторженно глядя в ту сторону, в которую видна была калитка и далее вид на поле, и совсем каплюшечка – бейка леса, такого дорогого.

– Да, апрель. Вот бы курочек завести на лето.

Чем больше бабушка утверждалась на своих дачных грядках, тем больше ей хотелось возврата на участок крестьянских атрибутов. Но это так, бабушкины помечтания, да бабушка и сама это знает, потому что начала считать: сначала должна наступить Пасха, потом Ночка должна родить, а вслед дождь помотает землю и только после этого она приступит к своему колдовству и шаманству. Когда мне курочек заводить!

Раньше дедушка на это реагировал всегда отрицательно, мол, где мы возьмем подвал, сено, зерно? Где мы их держать будем? Ведь сарай-то – старичок с рваными карманами, а по участкам иногда случаются нашествия бездомных собак. Всегда отрицательно, но не теперь, когда он загорелся своей идеей сделать из Люси юного животновода. По числу живности на скотном дворе крестьянина. Он даже успел спросить Люсю, знает ли она, какие это животные. Теперь он обеими руками «за».

– Да, – сказал он, – заводим цыплят. Даже если и не все выживут в простой коробке на террасе, то хотя бы парочка останется для занятий животноводством.

– Да, – сказала бабушка обрадовавшись на дедушкины слова, я тоже колебалась, я даже боялась встречаться с деревенскими собаками, но теперь я поняла, что, живя в деревне, ты не можешь с ними не встречаться. И я чувствую, что скоро смогу потерпеть, когда деревенская собака будет мне на плечи класть свои лапы.

И бабушка съездила в город на рынок, купила несколько цыплят и торжественно в коробочке, перевязанной заранее приготовленной ленточкой, принесла их на участок за железнодорожной станцией. А мы с дедушкой ходили её встречать, раз такой случай, и дедушка произнес там торжественную речь, когда все приезжие с рюкзаками и сумками разошлись:

– Да, юного животновода надо начинать учить с цыплят. Они наиболее просты в уходе. И ты, Люся, справишься, ведь тебе скоро в школу, тебе доверят первый класс в городе. А в деревне ты воспитаешь цыплят.

А потом все пили чай на террасе, и бабушка варила цыплятам куриное яйцо, которым следовало, предварительно порезав, их накормить. Маленьких, желтеньких и очень бойких.

Потом, к нашей с бабушкой печали, осталось два цыплёнка. Один – крохотный и болезненный, а другой крупный, горластый и на высоких ногах. Дедушка, конечно, помрачнел и стал выговаривать свои неудовольствия бабушкой, её мечтами и собственной податливостью:

– Говорил же! Терраска холодная, с дырами! А им сарайчик теплый с освещением нужен! И комбикорм, и собака, конечно.

Потом взял себя в руки. «Ну что же? Хоть двое выжили. И двоих воспитывать будем», – приободрил дедушка сам себя.

– Да, – кивнула я, – я согласна.

– Выкармливать! – сказала бабушка.

– Что? – выше тоном переспросил дедушка.

– Я говорю – выкармливать.

Но дедушка настаивал на своем, что, мол, современным детям нужно воспитывать курей, а не выкармливать. Но бабушка не стала развивать дальше полемику, помолчала, а дедушка стал делать цыплятам насест из палочки в углу. Но цыплята жались в угол и не хотели садиться на насест. Тогда он сделал им небольшой кошачий домик. И они его приняли, сами вошли туда и стали там бывать. Назавтра мне предстояло их прогулять и накормить хлебными корками и травой. А потом учить откликаться на мой зов. Оказывается, цыплят подзывают, говоря: «Цып-цып-цып!» А потом научить петь «кукареку», обоих или хотя бы одного. Третье – научить их играть с котенком. Обоих или одного, как в сказке «Кот, петух и лиса». Знаете этот сюжет? Как один кот сговорился с петухом жить в лесу, а потом пришла лиса и утащила петуха, а кот с дроздом его освободили. Для полной игры мне не хватало, конечно, лисы. Дроздом можно было пренебречь. Но я решила лису найти в игрушках или нарисовать и так поиграть с цыплятами. А следующий пункт – если один из цыплят окажется курочкой – уговорить её снести яичко. Хотя бы простое, а не золотое, как в сказке. Я отдала бы его бабушке, а она бы положила его в укромное место до следующего года, чтоб из него потом вывелся новый цыплёночек.

И возможности казались самые наилучшие: один цыплёнок был курочкой, а второй – петушком, то есть папа и мама были налицо. И я не сомневалась, что они справятся с таким заданием, как снести яичко. Да, собаку было взять неоткуда. Цыплят купили, а собаку – нет. А в ночь прибежала из леса лиса (потом мы её следы видели) и загрызла обоих цыплят. Напилась крови и ушла. Бабушка мне этого не показывала, говоря:

– Как жаль, через две недели они бы уже ручными стали…

А дедушка молчал про свое головотяпство. Да, бабушка поехала опять на рынок, где всё продается, и купила там картину, где изображена курочка Ряба и рядом нарисована корзинка с её яичком. И повесила мне над кроватью. А потом повела меня в Краснов прогон и показала с мостика через речку, как у охотника Краснова это сделано: добротный сарай с двумя выходами. Один нижний – просто выходит курица, а второй – верхний, видимо, выходит с насеста. К верхнему приделана пологая лесенка, по которой куры спрыгивают на землю. И участок – что твой аэродром, обнесен мелкой сеткой, и две собаки сторожат его.

– Поэтому знай, – сказала бабушка, – всякая курица в деревне начинается с собаки. А мы их не терпим. Они для нас, городских, невозможно громкие. И нам это неприятно. С нами, кроме кошек, никто не удерживается. Так, наверное, и дальше будет. Что с этим поделаешь? Да, жаль, что с курочками ничего не вышло, Люся. Зато приду домой, налью молока Ночке, покормлю её.

Но это не конец. Потом у охотника Краснова кто-то отравил Гошу, огромную кавказскую овчарку. Так в ветлечебнице анализы показали. И Гоше в ветлечебнице, пока он умирал, усиленно промывали желудок и вкалывали витамины. Но он всё равно умер. И охотник Краснов сам ходил две недели с винтовкой охранял своих кур и плакал, а потом из питомника привез новую собаку, которую назвал «Ко мне, Мухтар!» И вся деревня сочувствовала ему. И у меня на глаза слезы навертывались, так мне было жалко собаку Гошу, которая умерла такой страшной смертью.

Глава 10
Я – Гулливер

Недавно в театре мы смотрели с мамой балет «Гулливер». История одного человека, который стал моряком и уплыл на корабле в море далеко-далеко и там оказался в стране, где жили маленькие, даже крошечные люди – лилипуты. И ему не столько трудно было жить с ними, сколько смешно. Так, его смешила и власть их, и война их. А потом он поплыл дальше и оказался в стране Великанов. И тут ему не столько трудно было с ними, сколько страшно. Они были настолько большие, что мне пришлось обойти всю-всю нашу деревню, чтобы представить хотя бы в небольшой степени, как они могли выглядеть. И я увидела на повороте на деревенскую улицу, что ведет к магазину, большой – большой тополь. Ему 200 лет. И он, как сказал дедушка, держит сень нашей деревни. А еще сказал дедушка, что такой же был рядом с нашим домом. Он держал сень нашей деревни с этого края. Но это место – в прошлом коровий брод – было не очень удачным для тополя. И тот, двухсотлетний, на повороте, еще жив и здоров и поддерживает сень нашей деревни, а этот, ровесник его, не выжил, зачервивел лет 20 назад, и соседи вызывали пожарную машину, чтобы его спилить. А то ветром в грозу его как толкнет, а он как упадет на дом – так и пришлепнет дом со всем скарбом. И рабочие его спилили, и тело его всё еще лежит на коровьем броде около дома нового старосты.

Зато у дома старого старосты есть еще один великан деревни: на удивление могучая береза. И дедушка договорился со старым старостой, что когда я приеду на каникулы, он возьмет ключ у соседей (потому что береза не на их участке стоит) и откроет нам, и я залезу, как матрос на мачту, на березу, а бабушка сфотографирует меня, и я почувствую себя Гулливером. Так звали героя той книжки, по которой мы смотрели спектакль. Ну а страну лилипутов, я думаю, на каждом участке представить можно: всяких тараканов, жуков и мух. Но это я не люблю представлять.

Весной нас случилось ЧП. У Ночки – неудачные роды. Ночка забеременела от тучегонителя Рыжика, который домогался её всю зиму, а потом в самый ответственный момент, когда Ночке было очень трудно носить такой большой живот, он быстро переменили свой симпатии. Стал не давать проходу Сливе и ничем не помог Ночке. Предавался амурным приставаниям к Сливе, а бедная Ночка извелась с такими поздними родами да еще с таким неверным партнером. Постоянно бегала, меняла место родин: то ей хотелось рожать в пристройке, то на терраске, то на крыльце, где они у нас живут в ящике. И котенок родился болезненный и крикливый. И кричал на два голоса: то просил мать подойти дать молочка – одним голосом, то хныкал, что ему всё больно, – другим голосом. Поэтому бабушка сказала, что он не жилец, наверно, на этом свете, потому что Ночка старая, детородные функции еще есть, а молоко не пришло. А у нас ничего под руками не было. К искусственному вскармливанию мы были не готовы. А когда дедушка утром встал, то на крыльце лежал мертвый котеночек. Извел он свою старушку-мать, и она убежала от него. А бабушка сказала мне, что котеночка Боженька забрал с собой на небо, и там он будет с Боженькой жить.

Но это не всё. Потом мы ждали папу, когда он приедет меня навестить в деревне. Но папа в итоге не смог приехать, а неожиданно смогла приехать мама. И мы с ней посадили кукурузу и лён, которые она вырастила на подоконнике в городе. И мы пошли с дедушкой за водой, чтобы их полить. И на колодце меня ударило ручкой ворота. И бабушка сказала, что это из-за того, что я не верю в Синюшку.

Синюшка живет в колодце. А я насмехалась над ней, над синей старушкой, которая наказывает всех детей, что балуются у колодца вместо того, чтобы наливать воду в бадейки и идти поливать растения. Сначала я не умела поливать. Потом выучилась. Захотела сама крутить ворот. Но было низковато, и я подпрыгивала, чтобы его крутить. И несколько раз получалось. А потом ворот ударил меня по голове ручкой, и побежала кровь. И меня повезли в Филатовскую. И там так забинтовали мне нос, что вы меня не узнаете. Нос стал, как у клоуна. Я сильно плакала, как плачут клоуны в цирке: двумя струйками воды из глаз. Но когда я туда приехала и увидела, в какой я компании оказалась, то мне полегчало. Кто ногу сломал, катаясь на самокате, кто руку, прыгая на батуте. Так что, когда я вышла, очередь меня уже уважала. Я приняла свою порцию боли, справилась с нею, и они с надеждой смотрели на меня: если уж такая малявка справилась, то и нам повезет, выдержим. Словом, выйдя оттуда, я опять была готова на героический поступок – вновь вернуться в деревню и брать воду для полива.

Глава 11
Деревенское троететие

Деревенские дачницы Настя и Люся столкнулись с троететием, идя на детскую площадку. Троететие чинно, как в партере театра, сидело на завалинке дома Зои Филатовой, за крепкой изгородью для серьезной собаки Пирата, приветливо улыбаясь возможности переболтнуться с проходящими по улице.

– Здравствуйте, – неожиданно сказали две незнакомые девочки.

– Здравствуйте, а кто вы? Мы вас не знаем.

– Мы – Выпхины.

– А дом какой?

– А дом-то мы и не посмотрели, какой. Мы городские, сюда в первый раз приехали, к дедушке с бабушкой.

– Что, правда? Первый раз в деревне?

– В это лето дождливое первый раз. В городе работа, квартира и сутолока, и более нет ничего, и это надоедает. А у вас просто райский уголок, деревня, вокруг простор полей.

– Так вы, значит, мама и дочка? А мы думали вы две сестры. Извините, ошиблись.

– Ничего, зато мы вас всех знаем. Дедушка всегда нам рассказывает о знаменитом деревенском троететии. Тетя Сима – хлебосольная помощница всем начинающим в деревне. Когда он приехал из города и тут в деревне затворился, она ему помогла. Тетя Люба – деревенский аптекарь. Дедушка помнит, как вы ему ногу лечили, когда он в малине оступился и попал ногой на шифер. И тетя Зоя – ответственная за неофициальную почту деревни, потому что она всегда на месте и всегда можно, как сейчас, передать другому весточку.

И тут выступила Люся и в такт матери сказала:

– Мы знаем, что здесь три главных собаки. Любинькин Бим – сторожевой дозор деревни ночью. Тети Симина овчарка Гарри. Боксер Пират – тети Зои. И моя любимица Замнуша. Бим и Замнуша не пускают и облаивают велосипедистов-гастарбайтеров и машины дачников по вечерам.

– Да, вы много знаете про деревню, – сказало маленькой Люсе троететие в один голос. От кого же вы всё узнали про деревню?

– Да мы же говорим, что дедушка.

– Наверное, и по округе вы тоже ходите?

– Нет, дедушка в основном монастырями интересуется.

– И вы что же, ездите их смотреть?

– Нет, не ездим, потому что у нас машины нет. Мы ищем людей в деревне, кто там был, и расспрашиваем их о тех местах.

– И что-то уже узнали?

– Вот Лесков нам рассказал, что одна женщина из нашей деревни на Пасху обязательно ходила пешком в Троице-Сергиеву Лавру и обратно. А это 80–90 километров в одну сторону. А еще Кольцов рассказал дедушке, как в советское время его посылали в Теряево (там мужской монастырь) косить сено для серебряно-прудских, у которых в тот год была засуха и скот стоял голодный. Им по партийной линии позвонили и с заводов района выделили бригады. И всей командой там косили и машинами тем коровам отправляли.

– И тебе это интересно?

– Да, конечно, раз маме интересно, то и мне. Хотя, когда я вырасту, я буду биологом, как и мама. Моя мама – биолог и работает во дворце пионеров, и там рассказывает детям о цветочках. А здесь мы по полям собираем их в гербарий.

– Ну, молодец, молодец.

Люся была в восторге от внимания взрослых:

– Мам, а расскажи еще о Рогачевском монастыре!

– Что-что?

– Люся просит рассказать про тот монастырь, который там, в сторону от Клина. Там, по преданию, сам Менделеев, наш ученый, свои огурцы на рынке продавал. А зять Лесковых с металлоискателем, как сейчас модно, туда ездил старинные монеты искать в земле. И вроде бы что-то нашел.

– А еще, – перебила Люся от нетерпения рассказать дальше самой, – когда дедушка наш был папой и меня еще на свете не было, он на велосипеде ездил смотреть Баженовскую церковь. Отсюда, из деревни. Это недалеко от Ново-Иерусалимского монастыря. Баженов этот даже в Москве Кремль строил при Екатерине. Дворец заседаний. А когда наш папа стал дедушкой, он не нашел эту дорогу. И они с Лизой, моей тетей (она как раз была студенткой) искали ту церковь вновь, но так и не нашли. Нет той дороги, заросла она что ли, та дорога? Тетя Лиза потом по Интернету церковь нашла и дедушке сфотографировала.

– Что ж, красивая церковь?

– Да, это же Баженов. А еще…

Мама:

– Ну, хватит, Люся, бабушки устали твой детский энциклопедизм слушать.

– Ну почему же? Пусть расскажет, нам интересно послушать, что вокруг нашей деревни знаменитого. Сами-то мы по возрасту вряд ли поедем. А послушать интересно о диковинках разных. Не каждый день об этом говорится. Если не спешите, пусть расскажет.

– Ну, хорошо, рассказывай, только покороче.

– Мам, покороче – некрасиво будет, ты же знаешь! Это как платье без банта!

– Ну хорошо, рассказывай, как знаешь.

– А еще наша бабушка, когда в Подсоле была на рынке, случайно узнала, что в этом ближайшем от нашей деревни городе есть путевой дворец Екатерины Великой, а теперь там музей. И экскурсоводша показала карту, как пройти в Блоковское Шахматово пешком. И дедушка пошел с тетенькой Лизой на разведку, но когда они пришли туда, то им рассказали, что это не то Шахматово, что хозяева того Шахматова проиграли свое имение в карты и переехали в другую свою деревню и назвали её Шахматово, чтоб не умереть от горя, от того, что они потеряли. Дедушка и тетенька Глафи так устали туда идти, что тетенька, которая на машине ехала обратно в город из деревни, сжалилась и посадила их к себе в машину. И пока они ехали по Ленинградке до поворота на нашу деревню, она успела рассказать им, что здесь есть еще Болдино русского историка Татищева, есть Рождественский погост ХУ1 века недалеко от Болдино, а также в 30-е годы была фабричка изготовления муляжных овощей и фруктов для школьных нужд. И когда снимали до войны фильм «Кубанские казаки» все овощи и фрукты этой фабрички – помидоры, яблоки, дыни, виноград – лежали на свадебном столе как настоящие. Мать той женщины на той фабрике работала и очень гордилась, что их запечатлели в кино.

– Значит, вы еще и походники, Люся?

– Да, походы я очень люблю. Но сейчас мы в основном партнерством занимаемся.

– Как так?

– Раньше мама и Глафи студентками были, и мы в походы ходили, а теперь у тетеньки Глафи друг – сезонный рабочий объявился. Он приезжий, дома рубит по дачным участкам. Он с усами, с бородой, как Черномор. И тетя Глафи хочет, чтоб дедушка благословил их. А дедушка этого не хочет и говорит ей:

«Живи с ним в городе, в квартире, а сюда не привози, я этого не выдержу, и если приедете, убегу в лес».

Троететие:

– А что ж он так суров, дедушка? Может быть, этот сезонный рабочий выпивает?

– Вроде того, – нехотя созналась Люся. – А мама моя с пастором евангелической церкви встретилась.

– А это-то зачем? У нас своя церковь есть. Вон, на горке, иди, молись, если тебе надо.

– Да, встретилась с пастором, но он не признался, что он пастор. Он был зайчик в красной шапочке и сидел под ёлочкой. Их туда из института прислали детей развлекать на новогодние праздники. Вот они в зайчиков и играли. Он сразу ей подарил Библию, а что готовится стать пастором, сказал не сразу. Пригласил домой в бассейне креститься. И теперь у дедушки сложное положение: одного партнера он пустить на порог не может, а второй сам не придет. Потому что дедушка – неверующий, и боится, что разговора с пастором не получится и он в одночасье с двумя дочерьми врозь будет жить и очень по этому поводу горюет.

– Да, положение серьезное, сложное положение у вашего дедушки. У двух дочерей ни один зять ему не под стать. Одного он не хочет, а другой сам не придет. А хорошо бы вам в свою церковь пойти. Говорят, такие секты есть, которые и квартиру могут отобрать. А в нашей церкви ничего такого нет – хочешь – молись, можешь заплатить за свечи, а принуждения никакого нет. А тут в неизвестную церковь, к пастору – это, девонька, как-то сомнительно. Ну, беги, маму догоняй, а то она обижаться на нас будет, что мы тебя задержали.

Люся пошла, но потом подумала и вернулась.

Я забыла вам сказать:

– А сезонный-то рабочий по пальцу себе топором, тетенька Глафи ему кричит – «Врача надо!» А он каким-то порошком посыпал себе палец и лег спать. А она кричит – «Так же и умереть без врача можно»! А вы как думаете?

– Да, врача надо, врача надо. Когда наш Пират нашу тетю Симу покусал – сразу повезли в травмопункт. Врача надо. Так и скажи тете Глафи. Ну, беги, а то мать заждалась. Эй, девушка Выпхина! Не слышит, а, ладно, после спрошу, – говорит с сожалением тетя Сима.

– А о чем?

– Да у них, кажется, новые соседи. Молдаване, что ли? Или даже, не дай Бог, цыгане? Хотела про это спросить.

– Да чего удивляться-то! Тут гастарбайтеры на велосипедах гоняют и здороваются по-русски с каждым. Никто не удивляется, кроме собак. Те никак не принимают. В следующий раз пойдут – спросишь!

В следующий проход по деревне Люся гладила Замнушу, а троететие сидело на завалинке в полном составе.

– Да, полюбила ваша дочка Замнушу. – А что, у вас там цыгане поселились, говорят? Как вы ладите с ними?

– Не получается, – отвечает Люся.

– А что дедушка говорит?

– Говорит, что трудно приладиться, потому что их дети без дедушек и бабушек растут. Некому с ними гулять, ходят они по улице с матерью до магазина и обратно, так что все игры у них в избе, и домашние, и уличные. И как следствие того, что они не гуляют – крики и прыганье неуемное. Дедушка вначале стучал в стену и увещевал – «Дети, не прыгайте! Не кричите! В доме нет капитальной стены! Вы мешаете другим жить!» Но, видя, что это не помогает, перешел к другой тактике: сам стал прыгать в ответ на детские прыжки.

– На каждый прыг не нужно реагировать, – вытаращив от удивления глаза, в один голос проговорило троететие.

– А дедушка виноватится.

– Что такое?

– Что он с бабушкой за стенкой живет, а ни себе, ни тем детям помочь не может. Не развязывается ситуация.

– Да кто ж ему чужих детей-то на прогулку отдаст? Тем более что свои есть. Со своими гулять надо.

– Ну да, он это понимает, но не согласен, что жизнь теперь так устроена, что дети и дедушки с бабушками по разные стороны стены живут. Говорит, что цивилизация погибнет, если не найдет способа объединить детей с бабушками и дедушками. Вот какие дела у нас.

– Ну что скажешь! Может быть, как-то утопчется со временем? Не спешите в решениях, сами пробуйте подладиться и их понуждайте к этому. И не расстраивайтесь раньше времени. Может быть, всё еще и сложится. Тут многие по-соседски живут в одной избе. И терпят, и перемогаются. Ничего, не отчаивайтесь.

– Спасибо вам на добром слове, мы пошли, – поклонилась Маша.

– Гулять пошли?

– Нет, мы на бобровую плотину, посмотреть, не затопят ли они деревенский ключик?

Поговорив с деревенским троететием, Люся опять пошла за ручку с мамой и уже прочно весь день думала о своем. Ведь кончается лето и надо подвести некоторые итоги его, а заодно и всего детства. Грустно это или радостно для других – она не знала. Для нее – скорее грустно, потому что она так и не смогла здесь ни с кем толком задружиться и принять тем самым деревню. Деревня для нее осталась панической и неприятной обязаловкой.