Текст книги "Жизнь Маяковского. Верить в революцию"

Вокруг наследия поэта

 
Погибнет все.
Сойдет на нет.
И тот,
кто жизнью движет,
последний луч
над тьмой планет
из солнц последних выжжет.
И только
боль моя
острей –
стою,
огнем обвит,
на несгорающем костре
немыслимой любви.
 

Маяковский. «Человек»

Первой крупной вещью В. Маяковского была трагедия «Владимир Маяковский». Известно, что поэт колебался с выбором названия этой пьесы. В цензурный комитет машинописный экземпляр произведения был представлен без названия, просто как «трагедия». Однако цензор принял фамилию автора, написанную на титульном листе крупными буквами, за название трагедии. Было дано цензурное разрешение на постановку трагедии «Владимир Маяковский». Название закрепилось.

Невольное заблуждение цензора оказалось не просто символическим. Его рукой водил прямо-таки перст судьбы. Да, Владимир Маяковский – это трагедия! Вся его земная жизнь, его смерть, даже жизнь поэта после смерти – трагедия. И эта трагедия, эта поставленная самой судьбой пьеса – многоактная, продолжающаяся и сегодня…

Конечно, Маяковский «посетил сей мир в его минуты роковые». Его творчество – действительно глас человека эпохи апокалипсиса, эпохи перелома. Эту трагедию переживали и все другие его современники. Но помимо трагического макромира, общего для всей России начала ХХ века, Маяковский жил еще и в собственном трагическом микромире, переживаемом им лично. Это постоянное ощущение дисгармонии, эта вдвойне трагическая жизнь завершилась трагедией преждевременной гибели поэта… Но и после этого пьеса-трагедия под названием «Владимир Маяковский» продолжалась своим чередом.

В статье 1932 года «Поэт и время» М. И. Цветаева писала: «Пушкин с Маяковским бы сошлись, уже сошлись, никогда по существу и не расходились. Враждуют низы, горы – сходятся. «Под небом места много всем» – это лучше всего знают горы. И одинокие пешеходы».

 
Твой выстрел был подобен Этне
В предгорье трусов и трусих, —
 

писал пораженный гибелью Маяковского Борис Пастернак.

Да, в апреле 1930 года «одинокий пешеход» Маяковский ушел в горние высоты, ушел в бессмертие.

А внизу, «в долинах», продолжалась земная жизнь, продолжалась суета…

27 июля 1930 года в газете «Известия» было опубликовано постановление СНК РСФСР от 23 июля: «Принимая во внимание заслуги перед трудящимися массами скончавшегося поэта пролетарской революции В. В. Маяковского, Совнарком РСФСР, признавая необходимым увековечить память о нем и обеспечить его семью, постановляет:

1. Обязать Государственное издательство РСФСР издать под наблюдением Лили Юрьевны Брик полное академическое собрание сочинений В. В. Маяковского.

2. Назначить с 1 мая 1930 года семье В. В. Маяковского в составе Лили Юрьевны Брик, Александры Алексеевны Маяковской, Людмилы Владимировны Маяковской и Ольги Владимировны Маяковской персональную пенсию в размере трехсот рублей…»

Одновременно «закрытым» постановлением ВЦИК и СНК было закреплено право на литературное наследство Маяковского в объеме ¹/₂ – за Л. Ю. Брик и по ¹/₆ – за матерью и двумя сестрами поэта.

Так Лиля Юрьевна была официально возведена в ранг «вдовы Маяковского». Это – при живом собственном муже, Осипе Максимовиче! Это – при нашем-то крючкотворстве! Тут уж ясно видна железная и заботливая рука лучшего друга Бриков бывшего секретаря Малого Совнаркома, а затем – видного чекиста Я. С. Агранова[90]90
  Кстати об Агранове и Бриках. В своем эссе «Не только воспоминания» В. А. Катанян специально подчеркивает: «Все знакомые чекисты, бывавшие в доме Бриков, – Агранов, Горожанин, Волович, Эльберт – это были знакомые Владимира Владимировича». (То есть якобы Маяковского, а не Бриков.) Эти «не воспоминания» пытается подкрепить и Б. Янгфельдт: «Среди знакомых Маяковского и Бриков в ту пору был крупный чекист Я. С. Агранов. Одно время после революции Осип Максимович работал юридическим экспертом в Чека, но, судя по всему, только до 1924 года. Агранова привел в «семью» Маяковский, который, вероятно, познакомился с ним через В. М. Горожанина, агента ГПУ, с которым поэт встретился в 1926 году в Крыму и вместе с которым написал сценарий «Инженер д’Арси» («Любовь это сердце всего». В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик. Переписка 1915–1930. C. 37). Такова типичная, насаждавшаяся самой Л. Ю. Брик версия.
  Надо внести ясность. На январь 1924 года О. М. Брик был штатным – на должности «уполномоченный 7 отделения секретного отдела» – сотрудником ОГПУ. А прямым начальником Осипа Максимовича Брика был… Яков Саулович Агранов, в 1923–1929 годах – зам. начальника секретного отдела ОГПУ. Согласно Г. С. Агабекову, задачей секретного отдела являлся надзор за «антикоммунистическими» организациями и партиями, духовенством и т. п., в том числе – и вербовка агентуры в этой среде (см.: Агабеков Г. ГПУ. Записки чекиста. Берлин, 1930. С. 11–12). Русская эмигрантская газета «Последние новости» еще 8 марта 1922 года писала: «Среди наиболее ревностных сотрудников ЧК выделяются литераторы Брик – пишет по вопросам искусства – и Аксенов, «критик»… О Брике говорят, что он попал в ЧК из-за нежелания ехать на фронт, записавшись в коммунисты, он должен был выбирать фронт или ЧК. Предпочел последнюю…»


[Закрыть].

Уже через неделю постановление СНК «вступает в законную силу»:

Заявление Л. Ю. Брик

Прошу выдать мне следуемые мне с Госиздата три тысячи рублей за В. В. Маяковского.

4.8.30 г. Л. Брик.

На заявлении – резолюция редактора и пометка бухгалтерии: «Выписано 8/VIII–30 г.»[91]91
  Архив ИМЛИ. Ф. 18. Оп. 2. № 81. Л. 8.


[Закрыть].

Даже в стиле этой короткой записки – «выдать мне следуемые мне…» – чувствуются незаурядные редакторские способности автора. Понятно, что вскоре Лиля Юрьевна активно включается и в работу по «увековечению памяти поэта пролетарской революции».

Договор № 1646

гор. Москва

27 окт. 1930 года

Государственное издательство Художественной литературы, именуемое в дальнейшем «ГИЗХУДЛИТ», в лице заведующего Изд-вом В. И. Соловьева, с одной стороны, и Лилия Юрьевна Брик, с другой стороны, заключили настоящий договор в нижеследующем:

1. Брик берет на себя общую редакцию полного академического собрания сочинений В. В. Маяковского в 22-х томах… Означенный текст Маяковского сопровождается критическим аппаратом (вступительными статьями, комментариями и пр.)[92]92
  РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 10. Ед. хр. 7584. Л. 13.


[Закрыть].

Еще не столь давно, 21 января 1930 года на торжественном заседании в Большом театре В. Маяковский читал отрывок из своей поэмы «Владимир Ильич Ленин». В правительственной ложе находился И. В. Сталин «со товарищи». Он милостиво поощрил поэта, поаплодировав ему. Это тонко учитывает благодарная «вдова» Маяковского. Первым был подготовлен и вышел в свет во второй половине 1932 года 7-й том «академического собрания сочинений» – с поэмой «В. И. Ленин» (общая редакция Л. Ю. Брик, редакция и примечания тома – В. А. Катаняна, в будущем – очередного мужа Лили Юрьевны).

Случился, однако, серьезнейший конфуз. Редакторы слишком добросовестно перепечатали текст прижизненного издания поэмы. И товарищ Сталин оказался в компрометирующем соседстве с Троцким:

 
– Вас
вызывает.
товарищ Сталин.
Направо
третья,
он
там. —
– Товарищи,
не останавливаться!
Чего стали?
В броневики
и на почтамт! —
– По приказу
товарища Троцкого! —
– Есть! —
повернулся
и скрылся скоро.
и только
на ленте
у флотского
под лампой
блеснуло —
«Аврора».
 

Л. Троцкий, высланный из Союза еще в 1929 году, 20 февраля 1932 года постановлением ЦИК СССР был лишен советского гражданства… Верноподданнического подарка «хозяину» явно не получилось. Первый блин вышел комом. Остаток тиража уже поступившей в продажу книги был без излишнего шума изъят. Лишь через два года, когда шок несколько прошел, «академическое полное собрание сочинений Маяковского под общей редакцией Л. Ю. Брик» стало выходить в новом варианте (в 14 книгах).

В начале 1935 года вышел 1-й том нового «академического» собрания сочинений Маяковского «под общей редакцией Л. Ю. Брик». Во вступительной статье к этому тому читаем: «Опасливо сторонился он (Маяковский) людей, наводящих «хрестоматийный глянец» на творчество крупнейших поэтов прошлого. Но больше всего, пожалуй, Маяковского пугала возможность канонизации его собственного поэтического строя. Широкая популярность, массовость стихов Маяковского бесспорны. Из всех советских поэтов по количеству изданий с Маяковским может соперничать только Демьян Бедный…» И далее вновь: «Непоправимый вред оказал бы тот, кто попытался бы канонизировать Маяковского…»

И в том же 1935 году при непосредственном участии Лили Юрьевны происходит именно канонизация поэта. В ответ на письмо Л. Ю. Брик Сталину высочайшим повелением Маяковский утверждается в звании «лучшего и талантливейшего поэта нашей советской эпохи».

Обстоятельства написания этого письма и появления знаменитой резолюции И. В. Сталина освещались в ряде материалов, обнародованных в последнее время. В том числе – и в весьма туманных, полных умолчаний воспоминаниях непосредственных участников событий – Л. Ю. Брик (Слово. 1989. № 5) и В. А. Катаняна (Дружба народов. 1989. № 3).

Сей «туман» потребовался нашим мемуаристам для того, чтобы скрыть имя главного организатора и участника этого действа – уже упоминавшегося первого заместителя наркома внутренних дел Я. С. Агранова[93]93
  См. наст. изд. С. 107–142.


[Закрыть].

Но «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным» (Мк. 4, 22).

Частный пример подобных «воспоминаний» позволяет весьма наглядно, основываясь на словах самих участников – Л. Ю. Брик, В. А. Катаняна, – а не каких-либо «третьих лиц» – свидетелей или позднейших мемуаристов, показать методы создания той многослойной пелены полулжи-полуправды, которой «ближайшие друзья Маяковского» десятилетиями окутывали его имя.

Письмо Л. Ю. Брик Сталину от 24 ноября 1935 года полно ламентаций автора на невнимание различных инстанций к наследию Маяковского, на неспешность и волокиту с увековечиванием его памяти. Правда, при внимательном чтении письма возникает ощущение, что все эти вполне житейские и мелкие неурядицы нарочито драматизируются и сгущаются. Во всяком случае, постоянно приходится заставлять себя как-то «входить в положение», «проникаться духом времени» и т. п. С точки зрения нормального восприятия все перечисленное в письме – не более чем рядовые текущие проблемы, требующие такого же – «в рабочем порядке» – разрешения и явно не требующие обязательного вмешательства первого лица государства…

Не менее странным представляется то, что при здравствовавших матери и двух сестрах поэта письмо к Сталину о невнимании к наследию Маяковского подписано… Л. Ю. Брик. И только ею. Это еще можно было бы понять, если бы в письме шла также речь, допустим, о невнимании к живым родственникам поэта.

Но ничего подобного там нет.

Попробуем ответить, например, на вопрос: что же послужило конкретным поводом, последним толчком для написания Л. Ю. Брик в конце 1935 года ее письма Сталину?

В. А. Катанян пишет: «Разговоры, которые велись о дешевых изданиях Маяковского, возникали, продолжались и затихали на протяжении четырех лет. Когда Лиля Юрьевна переехала в Ленинград, в 1934 году, Ленинградское отделение Гослитиздата согласилось на однотомник. Там приняли подготовленную Л. Ю. рукопись и даже набрали, а потом, после трех корректур… рассыпали набор. Это была последняя капля, переполнившая чашу… Она села писать письмо…» И чуть выше: «Все, о чем говорилось в этом письме, мне, конечно, известно. Я был не только свидетелем, но непосредственным участником всех начинаний в области издания книг Маяковского в эти годы» (курсив мой. – В. Д.)[94]94
  Дружба народов. 1989. № 3. С. 224, 221.


[Закрыть].

Послушаем и Л. Ю. Брик:

«Обстоятельства, вызвавшие в ноябре 1935 года мое письмо к Сталину, весьма драматичны. Вы это поймете, познакомившись с его содержанием… У меня сердце стыло от боли, от страданий за Маяковского… По совету Примакова, который очень сочувствовал моим переживаниям и считал, что кроме Сталина этих вопросов никто не решит, я написала письмо… Мне искренне хотелось помочь Володе… Он заслуживал этого…» И т. д. и т. п. Одни общие слова. Ни одного конкретного факта![95]95
  Слово. 1989. № 5. С. 79.


[Закрыть]

Впрочем, чтобы понять всю «драматичность обстоятельств, вызвавших письмо», обратимся по совету Лили Юрьевны к тексту. Об изданиях книг поэта в письме говорится следующее: «Скоро шесть лет со дня его смерти, а «Полное собрание сочинений» вышло только наполовину, и то – в количестве 10000 экземпляров. Уже больше года ведутся разговоры об однотомнике. Материал давно сдан, а книга даже еще не набрана. Детские книги не переиздаются совсем. Книг Маяковского в магазинах нет. Купить их невозможно»[96]96
  Слово. 1989. № 5. С. 80.


[Закрыть].

Как видим, сама Лиля Юрьевна ни о каком «рассыпанном наборе» речи не ведет, больше упирая на различные общие страдания и «стынущее сердце»…

Что же было в действительности? Каковы конкретные факты?

Во-первых, Ленинградское отделение Гослитиздата выпустило однотомник «Избранных произведений» Маяковского. Но не в 1934-м, а еще в 1933 году, со вступительной статьей Л. Левина… Во-вторых, как раз в 1935 году вышел еще один однотомник «Избранного» Маяковского. На сей раз – в Москве, под серийным трафаретом: «Школьная серия современных писателей. (Для учащихся 7–10 классов)». Во вступительной статье отмечается, например, что поэма «В. И. Ленин» – «лучшее художественное выражение в советской литературе образа вождя мирового пролетариата…». В сборнике – ряд известных стихотворений поэта, поэмы «150 000 000», «Хорошо»… (Напомню фразу из «челобитного» письма Л. Ю. Брик Сталину: «Не говорю о ряде мелких фактов. Как, например, по распоряжению Наркомпроса, из учебника современной литературы за 1935 год выкинули поэмы «Ленин» и «Хорошо». О них и не упоминается…»)

В-третьих, однотомники произведений Маяковского издавались и в 1930-м, и в 1931-м, и в 1932 годах… В эти же годы издавались и детские книги поэта: «Что такое хорошо…», «Кем быть?», «Маяковский – детям» и др. (Из письма Л. Ю. Брик: «Детские книги не переиздаются совсем…»)

В-четвертых… Вот передо мной солидное иллюстрированное издание в 450 страниц: В. Маяковский. Собрание сочинений в одном томе. М., Государственное издательство «Художественная литература», 1936. На нем, правда, стоит место издания – Москва и год издания – 1936-й… Но посмотрим в выходные данные: «Редактор В. Катанян. Сдано в набор 25 октября 1935 г. Подписано к печати 23 марта 1936 г. Набрано и отпечатано во 2-й типографии «Печатный двор», Ленинград, Гатчинская, 26».

Итак, ровно за месяц до знаменитого письма Л. Ю. Брик в Ленинградской типографии был сдан в набор (а не «рассыпан»!), успешно и быстро набирался однотомник Маяковского!.. (Очередное отражение в «кривом зеркале» письма Л. Ю. Брик: «Материал давно сдан, а книга даже еще не набрана…»)

На литературной странице «Правды» 5 декабря 1935 года рядом с редакционной статьей, провозгласившей В. Маяковского «лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи», была помещена статистическая справка «Книги Вл. Маяковского». Заметка эта небольшая, приведу ее здесь полностью: «За 15 лет (годы 1921–1935) выпущено нашими издательствами 102 названия книг Маяковского с общим тиражом 1791 тыс. экземпляров. Наименьшие тиражи приходятся на годы: 1922 – 27 тыс., 1926 – 33 тыс., 1924 – 35,5 тысячи. Наибольшее количество изданий Маяковского и наибольшие тиражи приходятся на год его смерти (1930 год) – 13 названий с тиражом 390 тыс. экз. и 1931 год – 13 названий с тиражом 311, 5 тыс. экз. В последующие годы наблюдается заметное снижение числа отдельных названий и тиражей (1932 – 58 тыс. экз., 1933 – 115 названий с тиражом 175 тыс. экземпляров).

Собрание сочинений Вл. Маяковского, выпускаемое Гослитиздатом тиражом в 10 000 экз., выходит очень медленно (до сих пор вышло 10 томов) и не может удовлетворить растущего спроса. Дешевое издание не переиздавалось с 1930 года (два издания, выпущенные в 1930 г. тиражом в 200 000 экз., разошлись в несколько дней)»[97]97
  Правда. № 334. 5 декабря 1935. С. 4.


[Закрыть].

Если говорить только о статистических данных, то в первой половине 30-х годов лишь тиражи изданий «великого пролетарского писателя» М. Горького да двух-трех особо политизированных писателей-публицистов того времени (М. Кольцов, Д. Бедный) можно хоть как-то сопоставлять с тиражами Маяковского… Причем массовость авторов шла главным образом за счет «летучего вождя брошюр». А издание «академического» Полного собрания сочинений Маяковского, начавшееся практически сразу же после смерти писателя и даже еще до завершения издания предыдущего собрания сочинений, начатого при жизни, – вообще уникальный случай в издательской практике…

Общий же тон этой заметки в «Правде» (при всех ее натяжках и неточностях) – так сказать, обличительно-оправдательный. В ней как бы говорится: недостатки с изданием книг Маяковского, видимо, есть, раз на этом так настаивает начальство, начальству виднее… Однако – нам бы ваши заботы! – вот тебе, читатель, некоторые цифры – думай сам. Неплохо звучит, например, фраза: «Собрание сочинений… выходит очень (!) медленно (до сих пор вышло 10 томов)». Это – за два года для комментированного издания, выпускаемого по первоисточникам! Дай бог нашим современным издателям хотя бы отдаленное подобие таких темпов!

Не менее оригинально звучит «критика» издательского «невнимания» к поэту в самой редакционной статье «Правды» 5 декабря 1935 года «Владимир Маяковский»: «Произведений Маяковского издается у нас недостаточно. Правда, после его смерти выходит уже второе собрание сочинений, вышли и отдельные сборники. Но все же в книжных магазинах редкое удается достать книгу Маяковского…»

В эти годы продолжалась, естественно, публикация произведений В. Маяковского также в различных альманахах и периодике, пополнялась и критическая маяковиана. Насколько этот процесс усилился именно в 1930–1935 годах, хорошо видно, например, из обзоров Л. Поляк и Н. Реформатской «Их библиографии критической литературы о Маяковском (1918–1936)» и В. Тренина «Маяковский в переводах (библиографический обзор)», опубликованных в журнале «Литературный критик» (1936. № 4. С. 244–264).

Еще нагляднее это мнимое «невнимание» и «замалчивание» Маяковского выявляется при анализе не абсолютного, а относительного количества публикаций о Маяковском сравнительно с количеством работ о других писателях. Так, в журнале «Литературная учеба» № 2–3 за 1935 год (с. 187–201) опубликован обзор «Статьи, напечатанные в 1934 году в литературных журналах и газетах» (составители И. Вакс и В. Саблин). Обзор включает лишь наиболее крупные, проблемные статьи, но является вполне репрезентативным. Составлен он по тематическим разделам: «О творчестве мировых классиков», «О творчестве русских классиков», «О распаде буржуазного искусства Запада» и т. д.

Вот раздел «Язык классиков и современников»: о Пушкине указаны 2 работы, о Тургеневе – 2, Гоголь, Щедрин, Чехов, Горький, Шолохов… – по 1 работе, о Маяковском – 2 отдельные работы; кроме того, в работе «О словаре современной поэзии» рассматривается творчество Маяковского, Пастернака, Каменского… Раздел «Литературные портреты советских писателей»: о Шолохове – 2 работы, о Федине, Фадееве, Малышкине, Лавреневе, Чапыгине, Пастернаке, Багрицком, Олеше… – по 1 работе, о Маяковском – 6 (!) работ. Напомню, речь в обзоре идет о 1934 годе, когда «наблюдается заметное снижение числа отдельных названий и тиражей» изданий Маяковского!..

Да, «широкая популярность, массовость стихов Маяковского бесспорны. Из всех советских поэтов по количеству изданий с Маяковским может соперничать только Демьян Бедный…».

Эти слова из редакционного предисловия к первому тому собрания сочинений поэта (издание 1935 года под редакцией Л. Ю. Брик!) были вполне справедливы. В этих условиях от Лили Юрьевны требовалось, пожалуй, немалое «мужество» (если не авантюризм), чтобы написать письмо Сталину, содержащее утверждения, прямо противоположные реальности!

И все же…

Может быть, у В. А. Катаняна («рассыпан набор») речь идет еще о каком-то издании, особенно дорогом для Лили Юрьевны?

Ведь случаев прекращения уже начатых изданий в то сложное время действительно известно немало… Впрочем, если полистать и некоторые тома сочинений Маяковского («под общей редакцией Л. Ю. Брик») 1934–1938 годов, то можно найти следы работы цензуры даже с уже отпечатанными книгами. Вместо вырванных первоначальных страниц вклеены другие, очевидно, с купюрами…

И действительно, в середине 30-х годов в Ленинграде готовился еще один однотомник Маяковского! Правда, он готовился не в Ленгослитиздате, а в Лендетиздате. Но это ведь частности…

А готовила его, как редактор издательства, Л. К. Чуковская. Судьба этого однотомника была действительно весьма драматичной, как, впрочем, и всей редакции Лендетиздата.

В своих «Записках об Анне Ахматовой» Л. К. Чуковская пишет: «Еще до разгрома редакции, я, по поручению С. Я. Маршака, вместе с поэтом и критиком Мироном Левиным подготовила к печати однотомник стихов Маяковского… Эта книга, как и многие другие, была загублена»[98]98
  Нева. 1989. № 6. С. 68.


[Закрыть].

Некоторые детали этих воспоминаний Л. К. Чуковской уточняет бывший главный редактор Лендетиздата Г. И. Мишкевич: «Сверстанный однотомник был подписан к печати Л. К. Чуковской и мной, но в свет не вышел, так как цензор издательства Д. И. Чевычелов (впоследствии главный редактор) нашел, что составители сборника умалили роль И. В. Сталина в творчестве В. В. Маяковского, и запретил выпуск книги…» (курсив мой. – В. Д.)[99]99
  Там же. С. 207.


[Закрыть].

Значит, все-таки было!

Правда, довольно странным выглядит при таком-то поводе (!) для запрета книги обращение Л. Ю. Брик к Сталину… Стоит вспомнить, например, судьбу только что исчезнувшего А. С. Енукидзе и других «умалителей роли И. В. Сталина»…

Впрочем, эмоции – эмоциями, а «загубленный однотомник» вроде все-таки был!

Вернемся вновь к «Запискам об Анне Ахматовой» Л. К. Чуковской. Вот ее запись 20 мая 1940 года – это, напомню, был «год Маяковского»: «Разговор (между А. А. Ахматовой и Л. К. Чуковской. – В. Д.) набрел на Маяковского и Бриков – я рассказала о нашем детгизовском однотомнике и о поездке моей и Мирона Левина в Москву к Брикам. Общаться с ними было мне трудно: весь стиль дома – не по душе. Мне показалось к тому же, что Лиля Юрьевна безо всякого интереса относится к стихам Маяковского. Не понравились мне и рябчики на столе, и анекдоты за столом… За столом сидели, кроме меня и Мирона, приехавший по делу Примаков, Осип Максимович и «наша Женичка». Более всех невзлюбила я Осипа Максимовича: оттопыренная нижняя губа, торчащие уши и главное – тон, не то литературного мэтра, не то пижона. Понравился мне за этим семейным столом один Примаков – молчаливый и какой-то чужой им.

«Очень плохо представляю себе там, среди них, Маяковского», – сказала я. «И напрасно, – ответила Анна Андреевна. – Литература была отменена, оставлен был один салон Бриков, где писатели встречались с чекистами…»

Я сказала, что рассуждать об отношениях Маяковского с Бриками я не вправе, потому что про это не знаю, но была удивлена небрежностью их заботы, полным равнодушием к тому, хорош ли, плох получится однотомник, за который они в ответе» (курсив мой. – В. Д.)[100]100
  Нева. 1989. № 6. С. 48.


[Закрыть].

Здесь уместно привести и цитату из воспоминаний художницы Е. А. Лавинской о 20-х годах, временах ЛЕФа:

«…Вообще Лиля Юрьевна была не особенно высокого мнения о Маяковском. «Разве можно, – говорила она, – сравнивать Володю с Осей? Осин ум оценят будущие поколения. Ося, правда, ленив, он барин, но он бросает идеи…» … О Маяковском она отзывалась так: «Какая разница между Володей и извозчиком? Один управляет лошадью, другой – рифмой». И т. д.»[101]101
  Маяковский в воспоминаниях родных и друзей. М., 1968. С. 338.


[Закрыть]. Не правда ли, трудновато сочетать картину такого равнодушия к творчеству поэта со «стынущим сердцем» и прочими «страданиями» за Маяковского?

Казалось бы, как «наследница Маяковского», получающая с каждого издания свои «потиражные», Лиля Юрьевна даже просто материально была заинтересована в увеличении как количества изданий, так и тиражей книг поэта. И вдруг – такое равнодушие…

Дело, однако, проясняется, если мы возьмем в руки еще один однотомник поэта (надо сказать, полиграфически довольно неплохо изданный) «В. Маяковский. Стихи, поэмы, проза. Л.—М. Детиздат, 1938. Вступительная статья О. М. Брика. Выбор стихов и редакция текста Л. Ю. Брик».

Обратим внимание и на петит издательского «квадратика»: «Редактор Г. Мишкевич. Книга сдана в набор 25/VII 1936 г. Лендетиздат».

Так вот оно в чем дело! Перед нами – элементарная борьба компании Бриков – Катаняна за монопольное право «общего редактирования» всех (!) изданий Маяковского в стране!

Напомню, что первоначально однотомник Лендетиздата под руководством С. Я. Маршака готовился Л. К. Чуковской и М. П. Левиным. Состав редакторов достаточно авторитетный, места Брикам практически не оставалось.

Но для вытеснения конкурентов не жалко даже и два года (!) тянуть набор книги (июль 1936 – июнь 1938)! И это – уже после «зеленой улицы», данной изданиям Маяковского резолюцией Сталина!

«Г. Мишкевич., который с 1937 года стал «главным редактором» Лендетиздата, уличая меня во вредительстве и доказывая мою причастность к козням «врагов народа», привел на собрании, в качестве доказательства, перевранные цитаты из моих и Левина примечаний к тому Маяковского.

В результате его клевет эта книга, как и многие другие, была загублена. И только ли книги! По заданию ли свыше или по собственной инициативе Г. Мишкевич., после арестов, выпустил номер стенной газеты, где называл арестованных редакторов и писателей шпионами, диверсантами, вредителями»[102]102
  Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой // Нева. 1989. № 6. С. 68.


[Закрыть].

Дальнейшие разъяснения ситуации дает А. И. Любарская, также до разгрома редакции и ареста работавшая в Лендетиздате. В заметке «Как это было» она пишет: «Разгром редакции Лендетиздата готовился исподволь, задолго до того дня, вернее, ночи с 4-го на 5-е сентября 1937 года, когда разом арестовали целую группу редакторов и авторов или – пользуясь газетной фразеологией того времени – «вырвали змею с корнем»…

Месяц спустя после разгрома редакции, 4 октября 1937 года в Детиздате вышла стенгазета «За детскую книгу»… Л. Чуковская не была арестована, – может быть, потому, что с начала 1937 года она перешла на положение внештатного редактора. А может быть, потому, что шпионоразверстку применительно к Лендетиздату выполнили, не дойдя до буквы «Ч». Не был арестован и редактор «Чижа» М. Майслер. Но в стенгазете имена Л. Чуковской и М. Майслера постоянно упоминаются в одном ряду с уже арестованными и тем самым уже разоблаченными врагами народа и шпионами. Со мной и Т. Г. Габбе все было просто, мы «изъяты», значит – враги. Но всякий раз, говоря о нашей вредительской деятельности, упоминается и Л. Чуковская. Шпионы и диверсанты, как сообщает газета, «объединялись вокруг Габбе, Любарской, Чуковской». Имена «Чуковская – Майслер» соединены через тире в одно общее понятие: враги народа. Вроде Каменев – Зиновьев или Бухарин – Рыков…

Каким же словом можно это назвать? Можно назвать деликатным словом «сигнал», – оно то и дело мелькает на страницах стенгазеты. А можно и более простым словом – донос. И действительно, М. Майслера вскоре арестовали, а Л. Чуковская по счастливой случайности спаслась. Сейчас Мишкевич утверждает, что однотомник Маяковского запретил цензор Чевычелов, так как «составители сборника умалили роль Сталина в творчестве Маяковского». А тогда, в 1937 году, в стенгазете, вывешенной для всеобщей информации, сообщалось, что «Чуковская, при попустительстве, имевшем место в издательстве, протаскивала контрреволюционные высказывания в однотомнике Маяковского…»[103]103
  Любарская А. И. Как это было // Нева. 1990. № 10. С. 206–207.


[Закрыть].

В итоге примечания к однотомнику, подготовленные «протаскивающей контрреволюционные высказывания» Л. К. Чуковской, «пришлось», естественно, убрать. Возможно, как-то «был уточнен» и «выбор стихов» (хотя и поездку Л. Чуковской к Брикам легко можно, при желании, трактовать как доказательство того, что состав сборника определялся Лилей Юрьевной). Тут же – вступительная статья О. М. Брика, иллюстрации. В том числе – несколько шутливых рисунков зверюшек В. Маяковского, взятых из его записок к Лиле Брик… Так что уже вполне «законно» «редактором текста» стала также Л. Ю. Брик. Остальное главный редактор Лендетиздата Г. И. Мишкевич сделал «как надо»… Ну а к 1938 году Л. К. Чуковскую, у которой еще в августе 1937 года был арестован муж и которая фактически находилась на полулегальном положении, можно было уже и не принимать во внимание. Начинающий же критик М. П. Левин был неизлечимо болен (он умер в 1940 году в санатории Крыма).

Как рассказывала мне Лидия Корнеевна Чуковская, еще одной «претензией» главного редактора к ней как к составителю сборника был упрек в «излишней рекламе семейства Чуковских». Ведь в сборнике в качестве иллюстраций предполагалось поместить несколько рисунков, подаренных поэтом К. Чуковскому: «И. Репин и К. Чуковский. Дружеский шарж В. Маяковского. 1915 г.», два различных портрета – «К. Чуковский. Рисунок В. Маяковского. 1915 г.». Отобраны они, кстати, были главным художником издательства В. В. Лебедевым, а отнюдь не Л. Чуковской. Листаю вышедший (уже под редакцией Бриков и того же Мишкевича) однотомник. Все названные иллюстрации… полностью сохранены!

Было сохранено и первоначальное название однотомника – «Стихи, поэмы, проза». Название совершенно уникальное, единственное в своем роде среди всех — прижизненных и посмертных – изданий В. Маяковского. Но название совершенно «маршаковское» (сразу же вспоминаются известные с детских лет знаменитые книжки С. Я. Маршака – «Сказки, песни, загадки», «Стихи, сказки, переводы»…).

Что ж, как говорится, конец – делу венец.