Текст книги "Жизнь Маяковского. Верить в революцию"

Некоторые листы монтажей Юрия Рожкова действительно выполнены «в плакатной манере самого Маяковского» (Бромберг). А, например, применение на заглавном листе в пересекающихся и параллельных строках двойного чтения «общих» букв вызывает в памяти сходные приемы на конструктивистских обложках некоторых книг В. Маяковского («Человек», «Для голоса»…).

Полностью поэма в иллюстрациях-коллажах Ю. Рожкова (16 листов) воспроизведена в издании: Wladimir Majakowski, Juri Roschkow. Den Arbeitern von Kursk ein vorläufiges Denkmal von Wladimir Majakowski. Dusseldorf, Januar, 1980. Тираж 300 зкз.

Отдельные листы воспроизводились в различных иллюстрированных изданиях и работах, посвященных В. Маяковскому и Ю. Рожкову. Например: «Маяковский делает выставку» (М., 1973) и др.[146]146
  Ефимова А.П. «Будущего приоткрытый глаз…» // Советское фото. М., 1982. № 1. Январь. С. 24–25; Алексеева Л. К. Неизвестный мастер XX века (Временный памятник Юрию Рожкову) // Литературная учеба. М., 1990. № 5. С. 178–185.


[Закрыть]

Начало поэмы сразу ставит описываемое в ней в ряд эпических событий, достойных памятника:

 
Было:
социализм —
восторженное слово!
С флагом,
с песней
становились слева,
и сама
на головы
спускалась слава.
Сквозь огонь прошли,
сквозь пушечные дула.
Вместо гор восторга —
горе дола.
Стало:
коммунизм —
бычнейшее дело.
 

Здесь в концевых рифмах «слово» – «слева» – «слава», «дула» – «дола» – «дело» использованы слова, значимые для характеристики времени. Они наполнены не просто своеобразной звуковой аллитерацией. В них слышится и «гул» героического времени, и приметы трудных будней, и человеческие настроения. Указанные ряды слов образуют оригинальные цепочки неточных, так называемых диссонансных рифм. Это рифмы, у которых разнятся ударные гласные, но совпадают послеударные согласные звуки (здесь совпадают и предударные, что, естественно, усиливает созвучие). Диссонансные рифмы успешно использовались Маяковским и в ряде других поэтических произведений. Например, в стихотворении «Хорошее отношение к лошадям» (1918) цепочка слов, характеризовавших «дух» того времени, – «Гриб. / Грабь. / Гроб. / Груб» – образовала своеобразный «стих в стихе», что было подчеркнуто автором и графически, записью «столбиком».

Некоторые строки поэмы требуют специальных пояснений.

Строки 22–24. На вершочном незаметном фронте завоевываются дни. – В начале 1920-х годов, после окончания Гражданской войны, при переходе к мирному строительству правящая партия большевиков одним из лозунгов времени выдвинула необходимость «внимания к мелочам» на хозяйственном фронте. На это неоднократно указывали в своих речах тогдашние руководители страны – В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий и др. См. об этом же статью Маяковского «О мелочах» (июнь, 1923)[147]147
  Маяковский В. О мелочах // Товарищ Терентий. Екатеринбург, 1923. № 16. С. 15. См. также: Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1959. Т. 12. С. 61–62, 558.


[Закрыть].

Строки 25–34. …кто не слыхал про греков в драках, кто не читал про Муциев Сцевол, кто не знает, чем замечательны Гракхи, – кто просто работает… – имеются в виду представители преимущественно физического труда (рабочие, крестьяне). Упоминаемые события и персонажи относятся к числу традиционных объектов курса истории древнего мира, изучаемого в средней и высшей школе. Греки в драках — имеется в виду Древняя Греция, ведшая в 5–3 веках до н. э. греко-персидские войны (наиболее известен поход Александра Македонского против персов начавшийся в 334 г. до н. э.). Муций Сцевола (Mucius Scaevola) Гай, – по древнеримскому преданию, юноша, в 508 г. до н. э. попавший в плен к осаждавшим Рим этрускам, и, чтобы показать свое презрение к пыткам и боли, сжегший свою правую руку на огне. Гракхи (лат. – Graccus) Тиберий, (162–133 или 132 до н. э.) и Гай (Кай, 153–121 до н. э.) – братья, политические деятели, народные трибуны в Древнем Риме, погибшие в борьбе против крупных землевладельцев.

Строка 51. Бутырки — Бутырская тюрьма в Москве.

Строка 55. «Кто был ничем, тот станет всем!» – строка из «Интернационала», международного пролетарского гимна (текст Э. Потье, муз. П. Дегейтера, впервые исполнен в 1888; русский текст А. Я. Коца, опубликован в 1902 г.). В период с октября 1917 до 1944 года был Гимном Советского государства (одновременно оставаясь партийным гимном коммунистов).

Строки 124–125. …лезут в стороны, как Чужак. – Н. Чужак (Насимович Николай Федорович, 1876–1937), литературный критик, публицист, большевик с дореволюционным, подпольным стажем. В 1919–1922 годы, находясь во Владивостоке и Чите, активно пропагандировал творчество Маяковского в печати. В конце 1922 года в Москве вошел в группу Леф, где представлял так называемое «производственное крыло», выступая с теорией «искусства-жизнестроения», за «литературу факта», документалистику, репортаж, против психологизма и лирической «отсебятины» в литературных произведениях. Нередко выражал мнение, расходящееся с мнением других участников группы Леф, в том числе и Маяковского. Отрицательно отнесся к публикации в журнале «Леф» поэмы Маяковского «Про это», а позднее – и поэмы «Рабочим Курска…».

Строки 245–255. Вы, оравшие: «В лоск залускали, рассори́л Россию подсолнух!» – посмотрите в работе мускулы полуголых, голодных, сонных. – В годы Первой мировой войны, революции, Гражданской войны подсолнечные семечки, подсолнечное (постное) масло, жмых зачастую были одними из немногих доступных продуктов пропитания. Места скопления людей, улицы, базарные площади обычно были замусорены подсолнечной шелухой. Щелканье (лузгание) семечек стало для людей, неравнодушных своего рода негативным символом общественного безразличия, «наплевизма». Это нашло отражение в литературе.

Михаил Булгаков в фельетоне «Золотой век» (из цикла «Столица в блокноте») писал: «Фридрихштрасской уверенности, что Россия прикончилась, я не разделяю… <…> Однако я далек от мысли, что Золотой век уже наступил… <…> Для меня означенный рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки. Весьма возможно, что я выродок, не понимающий великого значения этого чисто национального продукта, столь же свойственного нам, как табачная жвачка славным американским героям сногсшибательных фильмов, но весьма возможно, что просто-напросто семечки – мерзость, которая угрожает утопить нас в своей слюнявой шелухе. Боюсь, что мысль моя покажется дикой и непонятной утонченным европейцам, а то я сказал бы, что с момента изгнания семечек для меня непреложной станет вера в электрификацию, поезда (150 километров в час), всеобщую грамотность и прочее, что уже несомненно означает рай… <…> Их надо изгнать – семечки. Их надо изгнать. – В противном случае быстроходный электрический поезд мы построим, а Дуньки наплюют шелухи в механизм, и поезд остановится и все к черту»[148]148
  Булгаков М. Столица в блокноте // Накануне. Берлин, 1923. № 273. 1 марта. С. 5.


[Закрыть].

Ср. также в стихотворении М. Волошина «Мир» (из цикла «Пути России»):

 
С Россией кончено… На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях…
 

Стихотворение Макс. Волошина впервые было опубликовано в газете «Слово – народу» (М., 1917. 10 декабря), и вызвало заметный резонанс в литературных кругах всех направлений. А в ноябре 1923 года – как раз в период работы Маяковского над поэмой – волошинские строки о «пролузганной», «проплеванной» России были процитированы (дважды!) в статье Б. Таля «Поэтическая контрреволюция в стихах Максимилиана Волошина»[149]149
  Таль Б. Поэтическая контрреволюция в стихах М. Волошина // На посту. М., 1923. № 4. Ноябрь. Стлб. 151–164.


[Закрыть]. По-видимому, строки Маяковского – полемическая аллюзия на подобные литературные произведения.

Строка 261. Альфред — (псевд., наст. фамилия – Ф. Д. Капелюш), историк, журналист, выступивший в «Известиях ВЦИК» (1923. № 127. 10 июня) со статьей «Поэзия фабрики или фабрика поэзии?» В статье автор подверг критике неудачные, с его точки зрения, творческие поиски новых форм и выразительных средств в поэзии, литературе, театре того времени, среди них – некоторые публикации журнала «Леф». При этом Альфред очень тенденциозно провел параллель между исканиями футуристов-лефовцев 1920-х годов и западноевропейской поэзией периода «буржуазного упадка» 1880-1890-х годов, а также итальянскими футуристами, заключившими, как писал Альфред, «трогательный союз с Муссолини»[150]150
  Альфред. Поэзия фабрики или фабрика поэзии? // Известия ВЦИК. М., 1923. № 127. 10 июня. С. 5.


[Закрыть].

Строки 263–282. Прославлял романтик Дон-Кихота… <…> Просто мельников хвалить кому охота – с настоящей борются, не с ветряными… <…>. Он так же мечтает, он так же любит. – Возможно, на использование этого образа в поэме автора натолкнул реальный факт. В газетных сообщениях упоминалось (см. выше), что контора по производству бурильных работ на Курской аномалии находилась в помещении мельницы.

Строка 355. Лития (от греч. λίτή – усердная молитва) – в православном богослужении молитвенное священнодействие, совершаемое вне храма, напр., при крестном ходе, обычно по поводу каких-либо печальных событий; также (в храме) – часть всенощного бдения.

Строка 367. Речка Тускарь — речка, на которой стоит г. Курск. Относится к бассейну р. Днепр (через р. Сейм и далее – Десну). Исток находится как раз в районе г. Щигры, центра Курской магнитной аномалии. По-видимому, это мало кому известное название реки подсказал поэту уроженец Курской губернии Н. Асеев (сам Маяковский впервые побывал в Курске лишь в 1927 г.).

Строка 388. Эльвисты — от «ЛВ», сокращенного названия «Лиги времени», общественной организации, пропагандировавшей методы научной организации труда. Примечательно, что рекламное объявление в газете «Накануне» (Берлин, апрель 1924) с программой своего предстоящего вечера (включающего и чтение «Из поэмы «Памятник рабочим Курска») Маяковский завершает словами: «…Начало ровно в 8 часов вечера (По «Лиге Времени», т. е. минута в минуту)»[151]151
  Объявление-реклама // Накануне. Берлин, 1924. № 93. 25 апреля. С. 6. Это же объявление повторено в газете «Накануне». № 94. 26 апреля. С. 6; № 96. 29 апреля. С. 6.


[Закрыть].

Строка 395. Татлин Владимир Евграфович (1885–1953) – художник-конструктивист, автор знаменитого проекта «Памятника III Интернационалу» (1920).

Строка 467. Сосновский Лев Семенович (1886–1937) – журналист, публицист. В 1918–1924 годы – главный редактор газеты «Беднота». Выступал также как литературный критик упрощенно-социологического толка. Опубликовал, в частности, статьи, направленные против Маяковского и журнала «Леф»: «Довольно «маяковщины» // Правда. 1921. № 199. 9 сентября; «Желтая кофта из советского ситца» // Там же. 1923. № 113. 24 мая[152]152
  Сосновский Л. Довольно «маяковщины» // Правда. М., 1921. № 199. 9 сентября. С. 1; Он же. Желтая кофта из советского ситца // Правда. М., 1923. № 113. 24 мая. С. 2.


[Закрыть].

Строки 474–479. …скольких наследили юбилеи? Пушкин, Достоевский, Гоголь… – сооружение памятников в Москве Пушкину (конкурс – 1879 г., открыт в 1880, 80-летие со дня рождения), Достоевскому (1911–1913 – 90-летие со дня рождения, 30-летие кончины писателя), Гоголю (1909 г., 100-летие со дня рождения), а также К. А.Тимирязеву (1923 г., год 80-летия со дня рождения ученого) обычно было приурочено к их юбилейным датам.

Строки 480–481. …Алексей Толстой в бороде у Льва. – В 1923 году достаточно широко отмечалось 95-летие со дня рождения Льва Толстого. В этом же году из эмиграции вернулся писатель Алексей Николаевич Толстой, «советский граф»; сразу же в советской печати и отдельным изданием в Госиздате был опубликован его роман «Аэлита» (написан еще в эмиграции) и ряд других произведений.

Строка 490. Лазарев Петр Петрович (1878–1942) – физик, биофизик и геофизик, академик (с 1917 г.). В 1919–1926 годы руководил работами по исследованию Курской магнитной аномалии.

Строки 501–503. Вам не скрестишь ручки, не напялишь тогу — намек на характерные особенности некоторых московских памятников – Достоевского, Тимирязева, Герцена, Огарева и др. (скрещенные руки, одежда, напоминающая древнегреческие тоги…).

Строка 510. Меркулов (правильно: Меркуров) Сергей Дмитриевич (1881–1952) – скульптор, автор памятников К. А. Тимирязеву и Ф. М. Достоевскому в Москве.

Строка 511. Андреев Николай Андреевич (1873–1932) – скульптор, автор памятников Н. В. Гоголю, А. И. Герцену и Н. П. Огареву в Москве.

Строка 529–530. …к Островскому назад… – лозунг «Назад к Островскому» был выдвинут А. В. Луначарским в статье «Об А. Н. Островском и по поводу его» («Известия ВЦИК», 1923, 11 и 12 апреля) как призыв учиться у классиков, у А.Н. Островского «некоторым сторонам мастерства»[153]153
  Луначарский А. В. Об А. Н. Островском и по поводу его // Известия ВЦИК. М., 1923. 11 и 12 апреля.


[Закрыть].

Строка 534. Сакулин Павел Никитич (1868–1930) – литературовед, историк литературы.

Строки 541–542. Собинов, перезвените званьем Южина. – Собинов Леонид Витальевич (1872–1934), русский оперный певец (лирический тенор), 27 марта 1923 г. получил звание Народного артиста Республики; Южин (наст. фамилия – Сумбатов) Александр Иванович (1857–1927), русский драматический актер, драматург, художественный руководитель и директор Малого театра в Москве, получил звание Народного артиста Республики 17 сентября 1922 года.

В начале января 1924 года на титульном листе только что вышедшего журнала «Леф» № 4 с поэмой «Рабочим Курска…» Маяковский сделал дарственную надпись:

«Тов. Фурманову,

доброму политакушеру от голосистого младенца

Лефенка.

За Лефов Вл. Маяковский

4.1.24 г.»

Писатель Д. А. Фурманов, член РКП(б), в период Гражданской войны – политработник Красной Армии, автор получившего широкую известность романа «Чапаев» (1923). Входил в литературные объединения «Октябрь» – МАПП. В ноябре 1923 года по направлению ЦК РКП(б) был назначен политредактором Госиздата и главным редактором его отдела художественной литературы, где и выпускался журнал «Леф». По-видимому, содействовал ускорению выхода журнала. Его письменные отзывы о поэме «Рабочим Курска…» неизвестны. Но известен его постоянный интерес к творчеству Маяковского, неоднократное присутствие на выступлениях поэта (есть соответствующие записи в дневнике Фурманова), сохранились также дружеские надписи Маяковского Д. Фурманову на книгах «Только новое» и «Владимир Ильич Ленин (Поэма)» (обе – 1925 г.).

Первые критические отклики на публикацию поэмы появились в обзорах текущей периодики и носили достаточно сдержанный характер.

Крайне левый «напостовец» С. Родов, уже выступавший ранее с полемикой против группы Леф[154]154
  См.: Родов С. Как Леф в поход собрался // На посту. 1923. № 1. Июнь. С. 29–56.


[Закрыть], напечатал 17 января 1924 года обзор 4-го номера журнала «Леф» в харьковской газете «Коммунист» (Маяковский в те дни как раз выступал в Харькове). Позитивно оценив помещенные в этом же номере журнала рассказы И. Бабеля, пьесу С. Третьякова «Противогазы» и – более сдержанно – балладу Н. Асеева «Черный принц», С. Родов далее пишет: «Намного от этих произведений отстает новая поэма Вл. Маяковского «Рабочим Курска…» – как будто тоже на современную тему, но слишком голо агитационная и к тому же уснащенная рифмованной полемикой на литературные темы. Никак Маяковский не может вырваться из узкого круга своего «я» или литературщины. Навряд ли можно долго еще на этом держаться»[155]155
  Родов С. <Рец.> Журнал ЛЕФ. № 4. 1923 // Коммунист. Харьков, 1924. № 14. 17 января. С. 7.


[Закрыть].

На этой же полосе газеты помещен краткий отчет корреспондента о выступлении Маяковского в Харькове, состоявшемся 14 января 1924 года в помещении Оперного театра.

Тот же С. Родов в начавшем выходить с мая 1924 года журнале «Октябрь» поместил под псевдонимом С. Оленев иной вариант (иной по словам, а не по существу) рецензии на журнал «Леф» № 4. Здесь автор, говоря о произведении Маяковского, ограничился репликой, что поэма Маяковского особого интереса не представляет[156]156
  Оленев С. [Родов С.] <Рец.> Журнал ЛЕФ. № 4. 1923 // Октябрь. М., 1924, № 1. Май – июнь. С. 194.


[Закрыть].

Двадцать первого января 1924 г. умер В. И. Ленин – событие, резко потеснившее в периодике тех дней все иные темы. И восприятие созданного Маяковским стихотворного «временного памятника рабочим» шло уже на этом фоне – основной отряд отечественной критики 1920-х годов составляла социологическая критика. Так, 24 января «Курская правда» № 19 (это первый, после 21-го января, «ленинский» номер; предыдущий № 18 вышел 20 января) на первой полосе перепечатала стихотворение Маяковского «Бюллетень» («Тенью истемня весенний день…»), а на третьей полосе – его же «Левый марш»… Но каких-либо откликов на поэму «Рабочим Курска…», к тому же опубликованную в не очень широко известном журнале «Леф», в газете «Курская правда» в январе – июне 1924 года так и не появилось.

Достаточно развернутую и в целом позитивную оценку поэме дал литературный обозреватель газеты «Труд» С. Левман: «Эта поэма обладает всеми достоинствами и недостатками творчества Маяковского. К недостаткам следует отнести многоречивость; …гиперболичность образов, не производящую уже никакого впечатления; трафаретность литературных приемов, перепевание самого себя… К достоинствам – отдельные яркие штрихи и образы, особенно там, где Маяковский обрушивается на противников советской власти, где он агитирует и полемизирует; яркость и злободневность замысла; экспрессия в развертывании поэмы. В этой экспрессии действительно чувствуется то доброе напряжение, которое охватило страну в дни, когда получились первые известия о первых достижениях и работах в области Курской аномалии.

 
«Вы, оравшие…»
<Цитируются строки 245–255. – В. Д.>
 

С большой силой говорит о том, что всяким поэтам и ученым поставят памятники, но кто же сможет выделить 30 000 курских рабочих, мужчин и женщин, рывших руду?

 
«Вам
не скрестишь ручки,
не напялишь тогу,
не поставишь
нянькам на затор…
Ну и слава богу!
Но зато —
на бороды дымов,
на тело гулов
не покусится
никакой Меркулов.
 

И тут же, наряду с удачным образом – провал. Руда – красавица, рабочий – рыцарь, – какой же это футуризм и какое отношение это имеет к пролетарской идеологии?»[157]157
  Левман С. О ЛЕФе // Труд. М., 1924. № 39. 17 февраля. С. 4.


[Закрыть].

Киевская газета «Пролетарская правда», рецензируя журнал «Леф» № 4, отметила, что поэма «Рабочим Курска…» свидетельствует о возврате Маяковского от «темы личной и мелкой» («Про это») к «большому пафосу социальности»[158]158
  Н.Л. <Рец.> Журнал ЛЕФ. № 4. 1923 // Пролетарская правда. Киев, 1924. № 53. 4 марта. С. 5.


[Закрыть].

«Хороший образец плохой политической поэзии», – так кратко отозвалась о поэме в своем обзоре периодики берлинская газета «Накануне»[159]159
  Мандель Е. Отзывы о книгах: «Леф». Журнал Левого фронта искусств. № 4. М., 1924 // Накануне. Берлин, 1924. № 52. 2 марта. Приложение: Накануне: Литературная неделя. С. 6.


[Закрыть]. Но вскоре та же газета совсем в ином тоне писала о выступлениях Маяковского в Берлине 26 апреля – 1 мая 1924 года. В программе этих выступлений, например, в программе вечера 29 апреля среди стихов указаны и отрывки «из поэмы «Памятник рабочим Курска…»[160]160
  Объявление-реклама // Накануне. Берлин, 1924. № 93. 25 апреля. С. 6. Это же объявление повторено в газете «Накануне». № 94. 26 апреля. С. 6; № 96. 29 апреля. С. 6.


[Закрыть]. А в отчете о вечере Маяковского говорилось: «Вечер прошел с большим успехом. Зал был переполнен <…> Стихи Маяковского скованы из стали в горниле русской революции. Бодро и призывно звучат они, поднимают радостными криками упавший дух, улыбаются дружески солнцу, гимнами встречают крепнущую пролетарскую силу…»[161]161
  Борко Ш. Вечер Владимира Маяковского // Накануне. Берлин, 1924. № 100. 4 мая. С. 5. Конкретные названия читавшихся произведений в отчете не упоминаются.


[Закрыть]

Не принял новую поэму Маяковского Н. Чужак – с позиций утилитарного «производственного искусства». Выйдя с 4-го номера журнала «Леф» из состава редколлегии журнала, он в феврале 1924 года опубликовал полемическую статью «Кривое зеркало. Леф в преломлении «Лефа». «Футуристы, – пишет Н. Чужак, – бывшие еще недавно бравыми солдатами… Продолжают до сих пор еще кормить нас «пафосом» и «воспевать» мифических героев, в то время как не таинственные «черные принцы» и не столь же таинственные «курские аномалии» являются уже сейчас героями, а все работники, руками, молотом или пером производящие «товароценности», необходимые в продвижке бытия… Порою кажется, что зря это Маяковский, в дни туманной юности, сидел над «экзерцицами» стиха, жонглируя и небывалой рифмой. Не только нет изобретательности в «Курской аномалии», но слабо и по части мастерства. Такие рифмы, как «папоротник» и «таборник», как «раб писателин» и «Татлин» – возвращают поэта к годам ученичества. Что бы сказал на эти рифмы Д. Бурлюк?..» Приведя ряд стихотворных цитат (характеризуя их, как «нудно», «пустота», «уныние»…), критик усматривает в новой поэме лишь «сколок» с предшествующего произведения поэта – поэмы «150 000 000». И далее Н. Чужак пишет: «Плохо только то, что в «150 000 000» это был и «Реквием», – ну, а в «Курской аномалии», воспетой нашим «бардом» год спустя после газетной «славы», тот же самый ритм и те же обороты преподносятся нам… на предмет «многая лета!»… Маленькая подробность. Озаглавливая свою поэму «Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник…», – поэт не забывает тут же сбоку «посвятить» ее: «Л.Ю.Б.» Как это называется?.. И еще: Поэты «Лефа», как известно, много работают по заказу Гума, Мосполиграфа и других по поставке лозунга, рекламы и плаката. Как бы ни были несовершенны порой эти строчки… все же они в целом и нужнее и выше пономарских поэм. Вопрос: почему же не печатаются эти лозунги в «Лефе»?.. Потому ли, что их не принято посвящать «ей»?.. Год водопьяно-кружковщинного прозябания «Лефа» <В квартире в Водопьяном переулке в Москве, где проживали Брики и Маяковский, часто проходили собрания актива Лефа. – В. Д.> только подчеркнул разруху левого фронта…»[162]162
  Чужак Н. Кривое зеркало. Леф в преломлении «Лефа» // Октябрь мысли. М., 1924. № 2. Февраль. С. 42–46.


[Закрыть].

Вадим Шершеневич, явно утрируя ситуацию, акцентировал внимание на стилистически неудачных, по его мнению, отдельных, вырванных из контекста строчках поэмы Маяковского. В органе имажинистов («Ассоциации Вольнодумцев») он поместил весьма задиристую рецензию-памфлет на четвертые номера журналов «Леф» и «На посту». Автор иронически характеризует соглашение о сотрудничестве между литературными группировками Леф и МАПП (извещение об этом опубликовано, в частности, и в журнале «Леф» № 4) как создание «единой ассоциации по выработке несуществующего продукта», а «пролетарское революционное искусство», как «несуществующее искусство». При этом критически, по-разному негативно упоминаются Крученых, Шкловский, Левидов, Демьян Бедный, пролетарские поэты Герасимов и Александровский, Родовы и Лелевичи и т. д. В этот ряд подверстывается Шершеневичем и Маяковский, «у которого, кстати сказать, несмотря на все «Лефство» стихотворный язык, как у замоскворецкой просвирни («Вам не скрестишь ручки, не напялишь тогу… Ну и слава богу»), в тысячный раз созидающий «гор восторги», комикующий фразочками вроде «дырку не посадите в Бутырки, а однако дырки протестуют» или пописывающий образики вроде «дым не выдоит из трубищ фабричных вымя», или злободенствующий сатириконски: «стрелки лезут в стороны, как Чужак», или наконец пародирующий Северянина: «Разгромыхивает трактор – самый убедительный электролектор»…»[163]163
  Шершеневич В. В хвост и гриву // Гостиница для путешествующих в прекрасном. М., 1924. № 1(3). С. [23] – [24]. (Страницы не нумерованы).


[Закрыть].

Выход из печати стихотворного сборника Маяковского «О Курске, о комсомоле… и о проч.» был отмечен газетой-бюллетенем «Книгоноша». Критик Д. Благой, будущий известный литературовед-пушкинист, констатируя высокое художественное мастерство поэта, в то же время отмечал: «В своей новой книжке… Маяковский, как всегда, – сплошная стремительность. «Бег, галоп вперед. Жизнь шажком стара нам. Бегом под знаменем алым»… Однако, как оно выказывается в этой книжке, творчество Маяковского – явный «бег на месте»… Возьмем, например, аппарат его сравнений из поэмы, посвященной Курской аномалии и тем грандиозным перспективам, которые она открывает грядущему коммунизму. «Под Курском стрелки лезут в стороны, как Чужак», «в пустырях ветров и снега бред, под ногою грязь и лужи вместе, непроходимые, как Альфред из Известий». Дальше встречаем там же и Леф, и Сосновского и т. п.

Все эти образы, для того широкого читателя, к которому обращает свое творчество Маяковский, конечно, вполне пусты. Масштаб между мировой победой коммунизма и сокрушением ненавистного «Альфреда из Известий», ополчившегося на журнал, редактируемый Маяковским, несоизмерим. Наоборот, для самого поэта и его ближайших литературных друзей они, видимо, наполнены самым волнующим содержанием, а горизонты, развертываемые революцией, начисто сливаются со сводами очередного литературного кафе… В своем творчестве, начиная с периода «Желтой кофты», до «Войны и мира», «Человека», «Нашего марша» и проч., Маяковский непрестанно подымался по крутому отвесу. В его новой книжке мы находимся с поэтом на некоем плоскогорье, залитом лучами его художественной зрелости, достигнувшей большого мастерства…» Критик выражает надежду, что это пребывание на творческом «плоскогорье» поэт «после короткой передышки заменит новыми подъемами»[164]164
  Благой Д. Среди стихов: В. Маяковский. «О Курске, о комсомоле… и о проч.»… М., 1924 // Книгоноша. М., 1924. № 33. 23 августа. С. 8.


[Закрыть].

В контексте общей творческой эволюции Маяковского, как на определенный этап такой эволюции взглянул на произведения поэта 1922–1923 годов Юрий Тынянов. В статье «Промежуток (о поэзии)» наряду с творчеством других поэтов-современников критик-литературовед проанализировал и творчество Маяковского: «Маяковский возобновил грандиозный образ, где-то утерянный со времен Державина. Как и Державин, он знал, что секрет грандиозного образа – не в «высокости», а только в крайности связываемых планов, – высокого и низкого. Его митинговый, криковый стих, рассчитанный на площадной резонанс… породил особую систему стихового смысла… Стих Маяковского все время на острие комического и трагического… Но если для камерного, шопотного стиля открывается опасность среднего голоса, то площадному грозит опасность фальцета. В последних вещах Маяковского есть эта опасность. Его верный поэтический прицел – это связь двух планов – высокого и низкого, – а они все больше распадаются; низкий уходит в сатиру («Маяковская галерея»); высокий – в оду («Рабочим Курска»). В голой сатире, как и в голой оде, исчезает острота, исчезает двупланность Маяковского…» Полагая, что на такое разделение стилей Маяковского толкает тема, которая слишком «верховодит стихом», Тынянов далее отмечает: «У стиха Маяковского перебои сердца. От прежнего, строчного стиха, с выделенными, кричащими и вескими словами, Маяковский перешел незаметно, то тут, то там, к традиционному метру…

 
Бежало от немцев,
боялось французов,
глаза
косивших
на лакомый кус,
пока доплелось,
задыхаясь от груза,
запряталось
в сердце России
под Курск.
 

Строчный стих становится в последних вещах для Маяковского средством спайки разных метров…»[165]165
  Тынянов Ю. Промежуток (о поэзии) // Русский современник. Л.-М., 1924. № 4. С. 217–218.


[Закрыть]

Для поэта и одного из ведущих критиков русского зарубежья Георгия Адамовича эта поэма также дала повод высказать несколько более общих суждений о творчестве Маяковского начала 1920-х годов в целом: «В последнем из дошедших в Париж номеров Лефа… помещено новое, довольно длинное, стихотворение Маяковского «Рабочим Курска». Это обычная для него вещь, не лучше и не хуже прежних. У меня нет никакого влечения к поэзии Маяковского, никогда ни одна вещь его мне не нравилась. Это, на мой вкус, скудная поэзия, искалеченная и часто фальшивая. Поставлю здесь точку: я не собираюсь говорить ни о себе, ни о «Маяковском вообще». Но читая его новые стихи, я все время думал: какое редкое дарование! Надо любить самую плоть стихов, костяк их, чтобы почувствовать, как складываются у Маяковского строфы и каким дыханием они оживлены. Язык у него еще манерный, на советско-футуристический лад. Но в отдельных строчках прекрасный, меткий, сухой, точный, настоящий язык поэта. Вся сатирическая часть новой вещи, как всегда у Маяковского, хороша. Лирически-восторженная почти невыносима. Так было и в «Войне и мире» и в «150 000 000». Решительно, это какой-то новый Гоголь, которому не удается ничего положительного… Сейчас повсюду восхваляется Есенин… За ним идет Тихонов… Асеев, Пастернак… затем всевозможные Бобровы, Третьяковы, Мариенгофы, которым нет ни конца, ни счету. Маяковский, признанный вождь «левых» лет десять назад, сейчас явно теряет лидерство. Он кажется слишком элементарным и простым. Между тем это все-таки единственный поэт среди них, решительно не сравнимый с другими ни по ритмическому размаху, ни по зоркости глаза. Отрицать это может только человек предвзято настроенный или путающий искусство с тем, что к нему никак не относится. Если бы другая среда, другая выучка, другая культура, Маяковский сделал бы очень многое…»[166]166
  Адамович Г. Литературные беседы // Звено. Париж, 1925. № 104. 26 января. С. 2.


[Закрыть]

Марина Цветаева, всю жизнь относившаяся к творчеству Маяковского с большим пиететом, конкретно об этой поэме не высказывалась. Но в своей полемике с Г. Адамовичем-критиком, как один из примеров его противоречивых, взаимоисключающих суждений, она привела обширные выдержки из цитировавшегося выше отзыва Адамовича о Маяковском. («Скудная поэзия, искалеченная и часто фальшивая <…> прекрасный, меткий, сухой, точный настоящий язык поэта…»). Последнюю цитату М. Цветаева сопроводила репликой: «NB! Сравнить с началом»[167]167
  Цветаева М. Поэт о критике. Цветник // Благонамеренный. Брюссель, 1926. № 2. Март – апрель. С. 126–127.


[Закрыть].

Поэма «Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского» давно уже из «временного памятника» стала памятником «на векá» и «рабочим Курска», и всей героической эпохе 1920-х годов, эпохе великих потрясений, но и великих свершений нашей страны.

90 лет назад, 22 июля 1921 года, у деревни Лозовка Щигровского района Курской области была заложена первая скважина Курской магнитной аномалии (КМА).

7 апреля 1923 года скважина № 1 на глубине 167 метров достигла мощной железорудной залежи, был поднят первый керн курской руды. Образцы отправили на анализы в Москву, там подтвердили наличие магнетита. В Щигровском уезде, между деревнями Козловка и Лозовка, наконец-то был добыт образец породы, на 70 % состоящей из железа – это была выдающаяся победа покорителей КМА! КМА, крупнейшее в мире железорудное месторождение, содержит более шестой части мировых запасов железной руды.

Хотя промышленные разработки руды в итоге начались не в Щиграх, а в Старом Осколе и Михайловке, где самые богатые месторождения, – скважина № 1 навсегда вошла в историю. Создан мемориальный комплекс и памятник первой скважине. На ее обсадной трубе первые труженики КМА наварили текст: «Скв. № 1. Глуб. 358,27 м». Сегодня железную руду добывают три крупных Горно-обогатительных комбината: Михайловский в Курской области, Лебединский и Стойленский – в Белгородской. А началось освоение аномалии под Щиграми.