Текст книги "Русь и варяги"

Но мы опять отклонились в сторону.

Поход на Смоленск в летописях описан скупо. Всего одна строка. На самом же деле это был ключевой момент всего предприятия. Если Смоленск устоит, то о Киеве нечего даже и думать, поэтому, чтобы первый блин не вышел комом, новгородский князь подготовился серьезно.

Но, хоть Нестор на слова и скуп, информации в его словах вполне достаточно.

Олег понимает, сколь трудное и масштабное предприятие он затеял. Одних варягов для него будет совершенно недостаточно. Для такого трудного и героического дела он собирает всех, кого может. Силу, с которой стоит считаться, которой стоит опасаться. Его войско довольно разношерстно, но при этом хорошо организовано. Он совершает то, что Рюрику было совершить не под силу. Упор здесь нужно сделать на варягов и кривичей. Нестор неслучайно выделяет их из общей массы славян, называя их два раза. Хоть Олег и княжит теперь в Новгороде, но Изборск он оставляет за собой. Кривичи, если и не его гвардия, то его личное войско. Подчиненное только ему и никому больше. К тому же в этот раз двум различным ветвям племени кривичей приходилось столкнуться между собой. Ведь Смоленск находился в землях кривичей, которые так же, как и их собратья, были на данный момент подчинены варягам. Странное предполагалось противостояние.

Возникает вопрос: почему первый удар пришелся именно на Смоленск? Почему именно он был так нужен Вещему Олегу?

Древний Смоленск был на редкость удачно расположен на этом оживленном месте, на перекрестке торговых путей. Торговый путь «из варяг в греки» соединял Варяжское и Черное моря. В районе Смоленска существовал древний волок. Далее путь выходил в Черное море, минуя днепровские пороги. По морю – вдоль европейского побережья (румелийского берега) до Константинополя. Этой дорогой войскам удобно было ходить на Византию. Туда, где можно было награбить при удачном стечении обстоятельств столько добычи, что могло хватить на всю жизнь. Другой путь, идущий с запада на восток, соединял город с Волгой и далее вел «в болгары», в Хвалынское море, в Великий Новгород и Верхнее Поволжье. От устьев Южного Буга, Днестра и Дуная можно было попасть в Западную Европу. Смоленск был стратегически выгодной точкой, необходимой любому завоевателю, стремившемуся к тотальному господству и доминированию, а не только к тому, чтобы раз пограбить и уйти. Неслучайно варяги, или викинги, уже подмяли под себя поселившихся здесь раньше их славян. Олег ничего не делал случайно и никогда не гонялся за единовременным кушем. Он все делал основательно, с прицелом на дальнейшее, и подходил к делу как рачительный хозяин. Все должно давать постоянный доход. Грабеж и разорение ради воинского куража были не для него.

Смоленск должен был стать первой ласточкой в череде его великих завоеваний.

Что же представлял собой сей город на тот момент? Откроем пожелтевшие листы.

«Смоленьск, зане град велик и мног людьми», – говорит Устюжская летопись.

Больше ни одна из летописей нам ничего не откроет, поэтому обратимся к археологии. Вот археологи проделали огромную работу. Благодаря им мы можем многое узнать о прошлом Смоленска, что поможет лучше оценить масштаб операции, задуманной Вещим Олегом.

Про то, что Смоленск – город большой, летопись говорит не случайно, и не для того, чтобы польстить древнему городу и его истории. На ту пору Смоленск был сопоставим с такими древнерусскими центрами, как Киев, Новгород и Старая Ладога, не говоря уже про Изборск и Псков. Город не то что им не уступает, некоторые из этих центров превосходит. Это, конечно не Киев, но сам факт того, что археологи уже сопоставляют их, говорит о многом. Город занимает территорию примерно 16 гектаров; если сравнить его с городами Северной Европы, то только Хедебю был крупнее. Другие уже известные нам города, такие как Бирка и Дублин, были мельче, не говоря уже про польский Гданьск, который на тот момент был деревней по сравнению со Смоленском. Располагался он на месте древнего города Гнездово, совсем недалеко от современного Смоленска, в 12 километрах выше по Днепру. Перенос города на современное место относят к эпохе Ярослава Мудрого. Это не первый и не единственный случай, когда древний город меняет со временем свое месторасположение. Археологических слоев до XI века в современном Смоленске не обнаружено. Так что настоящий Смоленск X века – это Гнездово. Чтобы не путаться, будем называть город не по месторасположению раскопок, а так, как называли его тогда, – Смоленском.

К IX веку Смоленск уже стал многолюдным городом, большим торговым и ремесленным центром. Торговля помогала развитию ремесел. В городе имелись разные ремесленные мастерские: кузнечные, слесарные, ювелирные. То есть те, что в первую очередь были востребованы на «торговом перекрестке». В южном направлении, по Днепру, шли товары из Константинополя, именно здесь была сосредоточена основная масса византийского импорта в виде амфор, драгоценных тканей, дорогой посуды. Такого количества византийского импорта – монет, шелка, керамики – не было нигде, кроме Киева. При раскопках в Гнездове было найдено самое большое количество византийских монет, как медных и серебряных, так и золотых. В северном направлении торговля шла по Западной Двине и Ловати в Балтийское море. Военная тропа русов с верховьев Днепра «в черную Булгарию и Хазарию», постепенно превращавшаяся в торговый путь Западная Двина – Днепр – Ока – Волга, была главной коммуникационной артерией в истории раннего Смоленска. Неслучайно при раскопках найдено большое количество восточных арабских монет – дирхемов, попавших сюда с Востока, а иного пути для них, кроме как по Волго-Балтийскому пути, нет.

Что касается ювелирных изделий, то при раскопках их было найдено немало. Преимущественно это женские украшения из Скандинавии или характерные для Скандинавии. Конечно, некоторые изделия привозные, но далеко не все. Многие изготавливались местными умельцами. Для кого они их изготавливали? Странный, на первый взгляд, вопрос. Но только на первый. Ибо он дает нам ценную информацию о населении Смоленска. Понятно, что носить такие украшения стали бы только женщины, но есть одно существенное уточнение: носить их, эти украшения, могли только женщины скандинавские. Скандинавская женщина при всем своем желании не могла нарядиться в украшения женщины славянской. У тех был совсем другой костюм, в котором не было места для скандинавских украшений, и, наоборот, в костюме женщины Скандинавии не могло быть украшений славянских. В далекие языческие времена строго соблюдались правила костюма и убора. А находки говорят о том, что в Смоленске жило немало скандинавских красавиц, переехавших сюда вместе со своими мужьями.

Население Смоленска, как и других древних городов, было разнородным по своему составу, здесь жили и варяги, и славяне. Кроме кривичей, в этих местах нашли себе позже пристанище и другие славянские беженцы, теснимые венграми из Великой Моравии. Судя по всему, аристократическую часть общества того времени составляли варяги. При раскопках археологи установили, что наиболее богатые курганы, содержащие предметы вооружения, импортные изделия – византийские сосуды, серебро, – принадлежат скандинавам, то есть варягам. А погребения, которые не содержали таких богатых вещей, соответствуют славянскому населению. Как говорится, пояснения излишни. В Гнездове вообще было найдено много вещей скандинавского происхождения. Некоторые из них были принесены сюда владельцами из Средней Швеции или Юго-Западной Норвегии, другие были сделаны здесь, на месте, но скандинавскими ремесленниками. Однако вопрос о количестве варягов, живущих в Смоленске, можно считать открытым. Существует и иной, не менее доказательный, взгляд. «Из всей массы предметов, найденных в Гнездовском могильнике и других подобных “факториях”, лишь некоторые (черепаховидные фибулы, обручи с молотками Тора, вещи с орнаментами “борре” и “йеллинг” и т. п.) действительно представляют собой скандинавские изделия или сделаны под варяжским влиянием. Подавляющее большинство найденных здесь вещей на самом деле местного, славянского образца или завезены из других стран Европы. Длинные мечи, известные по всей Европе под наименованием мечей каролингского типа, изготовлялись франками, от которых попадали и в Швецию, и к славянам. Наконечники стрел в Скандинавии преобладали ланцетовидные, а в Гнездове, как и везде у восточных славян, – ромбические. Копья у норманнов встречаются часто, в Гнездове – изредка. Шлемы у норманнов конические, в Гнездове, как и везде на Руси, – шишак, высокий, острый (Арциховский 1939; [1966]). Боевые топоры – характерное оружие норманнов. Но в раскопанных гнездовских курганах (более 650) попался только один топор скандинавского типа, остальные – другого облика, схожи с южными образцами. Горшки во всех гнездовских курганах чисто славянские. На одном сосуде даже процарапана славянская надпись. Правда, этот сосуд привозной с юга, но надпись процарапана не по сырой глине до обжига, а по обожженной поверхности. Норманнские же вещи – это большей частью не оружие и не хозяйственная утварь, а главным образом предметы личного убора, женские украшения, которые были обычной статьей торговли (Авдусин 1949; 1953). Итак, норманнских вещей здесь не так уж и много, да к тому же из них не каждая является, так сказать, норманнским паспортом покойника – часть вещей могла прибыть из Скандинавии в результате торговых связей и оказаться в славянских могилах. Между тем норманистам (Т. Арне и др.) достаточно было одной вещицы, чтобы окрестить весь комплекс, в котором она находилась, скандинавским. Но даже курганов с таким недостоверным норманнским паспортом в Гнездове не больше, чем явно славянских или неизвестной принадлежности, а курганов с целым комплексом скандинавских вещей – ничтожная доля» (Л. Клейн). Аргументы приведены довольно убедительные.

Шлем X в. из Гнездова

Действительно, отдельные предметы вооружения, относящиеся к IX–XI векам, имеют более широкую географию. Оружие воинов – боевые топоры, мечи, шлемы, стрелы – имеют как северноевропейское, так и западнославянское и восточное происхождение. Это говорит о том, что и состав воинской дружины был по своему составу неоднороден. И в ней состояли не только викинги. А воины в те времена для такого большого города были необходимы, неслучайно в районе Смоленска обнаружено больше трехсот укрепленных поселений, что говорит о неспокойном периоде развития для Смоленска в это время. Это совсем неудивительно. Городу, богатому и расположенному так удачно, есть от кого обороняться. Всегда найдутся желающие поправить свои собственные дела за счет неплохо живущего соседа. Те же варяги в поисках добычи давно ходили водным путем из Балтийского моря в Черное, высматривая своим волчьим чутьем, когда можно напасть и на кого. Только ходили они малыми дружинами, не имея ни желания, ни средств, ни возможности утвердиться на этом пути, смотрели на него только как на дорогу, имея в виду другую цель. Такое количество городских укреплений говорит и о том, что смолянам не впервой отбивать нападения непрошеных гостей, отстаивая свою независимость и свои богатства. Было кому постоять за Отчизну. Поэтому и процветал Смоленск. Торговля питала его, а острые мечи его воинов чутко сторожат покой мирного населения. И не будет пощады врагу…

В этот раз все было иначе. Князь северного владения, собравши войско из варягов и других подвластных ему племен, выступает в поход по протоптанной варягами тропе. Это уже не вождь одной варяжской шайки, не конунг небольшой, но дерзкой дружины, в его руках силы всех северных племен. Он идет, и идет не с целью грабежа, не для того чтобы пробраться в Византию. Пользуясь силой своей, он подчиняет себе все встречающиеся ему на пути племена, закрепляет навсегда под себя все находящиеся по его дороге места. Его поход – это завоевание, распространение одного владения за счет других, или «владения сильного на счет слабейших». Это обстоятельство есть самое важное в нашей начальной истории. Позднее за его умение просчитывать все наперед, предугадывать события люди назовут его сумрачным именем – Вещий.

Олег во главе своего воинства уже появился у стен твердыни в Смоленске, а в Киеве все еще не подозревали об этом. Перейдя волок и достигнув Днепра, Олег поднял меч. Казалось, вот сейчас столкнутся в смертельной схватке две силы, напьются мечи отважных бойцов вражьей крови. Но… случилось странное. Новгородский князь без всяческого смертоубийства и кровопролития утверждается в земле днепровских кривичей, закрепляя за собой их город Смоленск. Он сажает здесь своего мужа, с дружиною, достаточной для удержания нового владения. Это понятно, а иначе нельзя. Все это смоляне принимают и сносят терпеливо. А ведь Олег подошел к городу не неожиданно, не застал он Смоленск врасплох. Как говорит летопись о походе Олега по Днепру: «Уведавши смольняне, и изыдоша старейшины».

Старейшины собрались на совещание – что делать? Пока они нервно маялись в принятии решения, подъехал Олег, разрешив своим предложением все их споры и сомнения. Что новгородский князь мог предложить Смоленску, чтобы тот безропотно подчинился? Самый простой ответ, который мы можем найти, что в Смоленске у власти были варяги, поэтому Олегу было легко с ними договориться. Но это не ответ на вопрос. Варяг варягу рознь. И не раз викинги сцеплялись между собой в кровавой схватке не на жизнь, а на смерть. Шансы у Смоленска выстоять в этой войне были. Но мечи не были обнажены. Все происходит мирным путем

Так что он мог им предложить? Во-первых, совместный поход на Киев. Во-вторых, Олег хоть и ставил в Смоленске своего человека, но не трогал аристократию местную. Мало того, он создавал в Смоленске собственную княжескую власть. Возможно, упомянутых в Повести временных лет под 907 годом: «по тем… городом седяху велиции князи, под Олгом суще».

Это огромная победа дипломатии Вещего Олега. Он, как никто, умел договариваться, когда это было нужно. Излишнего геройства он не терпел. Напрасный риск избегал. Это величайший политик своего времени.

Смоленск терял независимость, но платил новому повелителю лишь небольшую ежегодную мзду. Ничего более. Мало того, теперь Смоленск мог рассчитывать в случае беды не только на свои силы, но и на защиту нового кагана. Возможно, Олег даже приоткрыл старейшинам тайну, что поход на Киев не будет провален. Что исход заранее решен, поэтому и Смоленску стоит придержать свои амбиции. Но что конкретно напел им князь-чародей, нам узнать не дано.

Своего он добился. Воинов сохранил, а стратегически важный волок под себя подобрал.

Кроме всего прочего, Олег усилил свое войско, пополнив его новыми бойцами. А если учесть, что следующим его противником был славный Аскольд, то это в любом случае не помешало бы.

Ключ был в руках у Олега, теперь можно было двигаться дальше. Следом Олег взял город Любеч и посадил там мужей своих. Все это случилось в 882 году.

Теперь, когда стратегический волок был ему подконтролен, войско Олега сделало следующий шаг. Это уже была прямая угроза Киеву, прямой вызов Аскольду, от которого тот отмахнуться уже не мог.

Олег овладел Любечем, охранявшим Киев с севера.

Война между славянским князем Аскольдом и варяжским князем Олегом фактически началась с этого момента.

Теперь, когда Олегово войско заняло ключевые рубежи и дорога на юг была открыта, нужно было действовать быстро и решительно. Ждать, когда отреагирует Аскольд, было просто самоубийством.

Кто-то другой, например Святослав, стал бы искать счастья в решительной битве прямо у стен Киева. Красиво, мужественно и эффектно. Кто победил, того и город. Олег совсем не таков. Прямо и честно, лицом к лицу – нет, такого быть не могло, для этого он был слишком расчетлив.

Казалось бы, инициатива на его стороне, а он медлит. Казалось бы, надо развивать намеченный успех, а он тянет. Чего-то выжидает, мнется, теряет темп. С кем-то другим все бы окончилось плохо. Но это Олег Вещий, он знает все наперед, и на всякий случай у него прибережен козырь в рукаве. У каждого своего представления о том, как действовать в подобной ситуации.

Олег твердо знал, что, вступив в открытый бой, он сразу окажется в смертельной опасности. В этом случае против его войска за Аскольда выступят даже те, кто сейчас осуждает его. Многие схватятся за оружие, чтобы защитить Киев, а с ним и Аскольда. Нужен был ход, способный решить дело в пользу Олега и его новых друзей, избегая любого сражения.

На самом деле ничего нового Олег в этот раз не придумал, а подготовил банальное политическое убийство. Но задумать такое убийство и осуществить его – совершенно не одно и то же. Задумать можно все что угодно, проблемы возникают с осуществлением планов. И если бы Олег не имел союзников среди ближайших доверенных лиц Аскольда, то, как бы все хорошо ни было задумано, все провалилось бы, даже не начавшись, и тогда варягу с его войском было несдобровать.

Откуда же в ближайшем окружении киевского князя могли взяться предатели?

С одной стороны, у абсолютно любого царя, как бы ни был он мудр и справедлив, всегда существует оппозиция. За долгие годы царствования он может сделать много добра, но и обидеть успеет многих, вовсе того не желая. А при таком дворе, под рукой такого решительного князя, каким был Аскольд, всегда найдутся личности, почитающие себя преследуемыми, обойденными, всегда найдутся недовольные, те, кто рассчитывал на большее. Те же военачальники.

Почему бы нет? Внутриполитические и экономические неурядицы бывают везде и всегда, от этого тоже никто не застрахован. И это тоже может быстро превратить вчерашнего союзника и соратника в тайного противника и недоброжелателя.

К тому же после гибели одного из сыновей Аскольд ожесточился сердцем.

Татищев, рассуждая на эту тему, приходит к такому выводу: «Убийство Оскольдово. Довольно вероятно, что крещение тому причиною было; может, киевляне, не желая крещения принять, Олега призвали, а Олегу зависть владения присовокупилась».

Крещение явилось первым шагом. Но не крещение Аскольда, тут, как говорится, бог с ним, каждый, даже князь, волен сходить с ума на свой лад. Крещение князя, конечно, не прошло бы незамеченным, об этом бы долго рассуждали, но дело касалось бы только Аскольда и старых, отринутых их богов. Но Аскольд пошел дальше. Он решил крестить все население Киева. Додумался он до этого не сгоряча. Политическая и экономическая обстановка того требовали. Кто-то может сказать, что Аскольд просто прозрел, кто-то – что он провидел близость рока, а кто-то что князь решил испытать свои силы в подлинно великом деле. Версии могут быть разные, итог один. Аскольд, собрав все свое знание и умение, принялся за долгий труд втайне ото всех. Но тайна недолго оставалась тайной. Один бы киевский князь с этой задачей не справился, и даже вдвоем с сыном им это было не по плечу. Так информация дошла до узкого круга его соратников. А дальше все просто, как говорил один известный персонаж в популярном фильме: что знают двое, то знает и свинья.

Убийство Аскольда и Дира Олегом. Неизвестный художник

Теперь это решение касалось уже не только князя, а любого жителя Киева. А взять и просто принять смену веры большинство населения было не в силах. Но от недовольства населения не всегда много зависит, как мы знаем, особенно если в нем нет единства. Тут нужна иная сила, но и она тоже нашлась. Когда элиты уверовали, что решение Аскольда изменить веру по всему государству твердо и неизменно, среди киевских правящих кругов начинает зреть заговор против вконец сбрендившего князя.

Да, Аскольд был герой, он был популярен. Но в свете последних событий популярность его приобрела иной характер. Он был непобедим и олицетворял собой силу славян, их национальное величие. Но по идеям своим он уже не был для них героем.

Одними из вдохновителей данного мероприятия явились служители культа, то есть волхвы. Именно они при данном раскладе теряют больше других – точнее говоря, они теряют все: остаются без паствы, без работы, а может быть, и оказываются вне закона. Они знают, что шутки с Аскольдом плохи, их жизни уже поставлены на кон, а не только вера предков, хотя и это немаловажно. Уж кто-кто, а они хорошо знают нрав князя. Тут нужно было действовать очень осторожно. Люди, окружавшие киевского князя, всегда удивлялись его силе воли и непреклонности, благодаря которым он достиг своих триумфов, и они стыдились собственной слабости. Никто бы не посмел открыто помешать Аскольду в осуществлении плана, на который он возлагал такие большие надежды.

Если бы Аскольд подумал, будто все вокруг сговорились меж собой, ежели ему показалось бы, будто все в его окружении объединились, дабы направить его на избранный ими путь, он все равно поступил бы всем наперекор. Но не это самое страшное. Страшно другое.

Аскольд, узнавший, что кто-то хочет встать на пути его планов, далеко не подарок, но взбешенный Аскольд…

Но это если выступить открыто. А если итог такого выступления известен изначально, тогда какой в этом смысл, пока же можно тянуть время и ждать, собирать союзников по несчастью, мало ли, как оно дальше все повернется.

Изменение веры всем государством – это работа не один день. Еще есть время, для того чтобы исправить ситуацию. Вот только своих сил для этого у местных для такого дела не хватит. К кому им обратиться за помощью, где найти союзника, способного обуздать киевского князя? Не променять бы шило на мыло. Мятежники медлили, не зная, на что решиться. Но выбор был невелик.

А союзник сидит в Новгороде. Он все знает. Он ждет. Он был тем, кого заговорщики могли назвать царем, противопоставить Аскольду.

Вот к нему и потянулись с юга недовольные, прощупывая почву, пытая о намерениях. Как только контакт установлен, начинаются тайные переговоры. Нужно спешить, нужно договариваться. На первый раз Олег позволил себе высказать мысль, что сделает все возможное, чтобы помочь, в том случае, если таковая помощь потребуется.

– Я не желаю войны, – сказал Олег послам. – Но если того пожелают боги, то я против них лишь простой смертный.

Этого было достаточно, для того чтобы созрел заговор.

Олег знал, с кем конкретно договаривается и о чем. У них есть власть, деньги, авторитет и, самое главное, неограниченное доверие киевского князя. А оно им очень понадобится. Олег был уверен: если поговорить с ними не спеша, обстоятельно, развернуть план во всей красе, раскрыть двойной смысл всех уловок, тогда их не отвратят некоторые непривлекательные, или даже отвратительные, средства, к которым скорее всего придется прибегнуть.

Итак, мы можем считать за верное: Олег развивал перед ним мысль о насилии. И говорил не отвлеченно. А очень даже предметно. Когда встал вопрос о том, что делать с Аскольдом, его решение было предельно четким.

На вопрос: «Надлежит ли нам убить Аскольда, или сделать пленником? Может, оставим его живым в тюрьме?» И он ответил:

– Аскольд – человек твердый. Столь сильного врага надо незамедлительно убить.

– Его любят в Киеве, и за его спиной стоят войска.

– Когда убьем его, войска все разбегутся.

У Олега на все был готов ответ. Тем, кто слушал его, казалось, что совершить задуманное будет не так и сложно. На самом деле все было совсем не так.

Если кто-то думает, что сплести заговор против сильного властелина – пара пустяков, он глубоко заблуждается. Затеять заговор совсем дело не шуточное. Те, кто подходит к такому делу без должной подготовки, заканчивают свою жизнь на плахе в разодранной рубахе, под свист и улюлюканье толпы. Заговор зреет не быстро. Нужно знать, кого можно привлечь, а кого лучше не посвящать. Люди, занимающие какие должности, должны быть вовлечены, чтобы все шло по плану и не сорвалось? Тут одними волхвами не обойдешься. Тем более что в данном вопросе они могут выступать лишь как идейные вдохновители мятежа, доверием князя они уже не располагают.

Но и это еще не все. Убийство не всегда решает проблему. Чтобы задуманное исполнилось, нужно было подготовить простых людей, то есть народ, к тому, чтобы в случае преждевременной смерти князя они не восстали против пришельца, занявшего трон. Чтобы дружина не решилась мстить. Забот у заговорщиков было много. Импровизации в таком тонком деле, как политическое убийство, редко приносят хорошие результаты.

Олег быстро сориентировался в этих кругах и теперь твердо знал, на кого нужно сделать ставку. Он переманил одного из ближайших соратников Аскольда на свою сторону, посулив за службу не только деньги и владения, но и власть. У Олега есть дочь, она весьма красива, а главное – ведет свой род от Гостомысла, и она прямая наследница его власти. Точнее говоря, тот наследник, кто возьмет ее в жены. А их сын станет полноправным правителем Киева, правда, после смерти Олега и своего отца. Но у человека, породнившегося с Олегом, появляется шанс основать династию. Пусть не самому сесть на трон, но зато его потомство будет править. Это тяжелый аргумент. Это дополнительный стимул. Да и кто знает, сколько проживет варяг?

Что же касается Олега, то сейчас он может обещать заговорщикам все, что угодно. Аскольда нужно свалить – свалить хотя бы ценой сговора. Тем более что большая часть обещаний вполне правдива. Религию менять Олег не собирается, ибо сам является, как сейчас любят говорить, закоренелым язычником. Прагматичному князю фортелей Аскольда пока не понять. Хитрый, коварный человек, он всей душой принадлежал Одину. Да и к тому же приятно, когда твои убеждения помогают тебе добраться до нужной цели.

Теперь заговорщикам нужно убедить себя, что Олег – именно тот, кто им и нужен.

Татищев так и пишет: «Олег был муж мудрый и воин храбрый, слыша от киевлян жалобы на Оскольда и позавидовав области его, пошел с войсками к Киеву».

Предательство не раз и не два меняло судьбы государств. Много веков историки и летописцы пытались различными способами загладить гадкое ощущение от поступка Олега. В ход шли различные оправдания, но ничего путного из этого так и не вышло. Предательство и измена никогда и ничем оправдаться не могут. Тут спорить не о чем.

Олег, как мы знаем, обошелся с Аскольдом весьма круто. Пожалуй, это самое отвратительное из дел Олега. «Кровь Аскольда и Дира осталась пятном его славы», – подводит итог Н.М. Карамзин.

Олег убил Аскольда не в припадке гнева, не пылая чувством благородной мести, а хладнокровно и расчетливо. Это не было роковой случайностью, это была подлая западня, хорошо продуманная и прекрасно исполненная. Просто некоторые историки, последовав за довольно нелепыми и плохо прикрытыми оправданиями и придумками, на которые пустились летописцы, стали сами соревноваться в том, кто же сможет лучше найти смягчающие обстоятельства столь неблаговидного поведения Вещего Олега.

В этом месте хочется воспользоваться шуткой В. Ерофеева, она, пожалуй, лучше других подходит в данном случае: «За одно и то же, т. е. за один способ поведения, известную группу металлов называют благородными, а газы – инертными».

Не думаю, будто Олег убивал ради удовольствия, просто ставка была велика. И если бы его спросили, как ему живется с тем, что он совершил, он бы наверняка ответил: «Совесть не грызет меня, я ей не по зубам». Ибо таков был тот мир, в котором довелось ему жить.

Во всяком случае, освободил город – от изменения веры – именно Олег, причем опять за оговоренную заранее плату.

Но мы забежали в повествовании немного вперед.

Новгородское воинство во главе с Олегом хоть и вступило в киевские пределы, еще даже не подступило к стенам. Могло сложиться ощущение, что ни Олег, ни его варяги не рвутся в бой. Они стояли словно бы в нерешительности, не трогались с места. Складывалось ощущение, что слава Аскольда не подпускала врага к городу. Аскольд же, узнав о приходе войска в его владения, страшно разгневался, в его глазах засверкала сталь. Киевский князь, буквально рожденный битвою, не боится врага. Никакого! Он готов вспомнить старые дни, когда одно его имя наполняло ужасом души противников.

«Да кто он такой, этот Олег? Как посмел он посягнуть на то, что по праву принадлежит мне? Неслыханная наглость!»

Намерения Олега еще не до конца понятны. Он хочет войны или просит беспрепятственный проход его войску на Константинополь, а может, предложит совместный поход? Неясность намерений нервирует. Особенно когда в твои границы вторглось большое хорошо вооруженное войско. Тут добра ждать не приходится.

Олег предлагает Аскольду встретиться, поговорить и решить дело миром. И делал это с такой горячей убежденностью, так умно, что Аскольд заколебался. Понятно, что переговоры могут проходить лишь на нейтральной территории, ибо Олег не настолько глуп, чтобы ехать в Киев. Аскольд тоже не мальчик. Ехать одному или даже вдвоем в стан потенциального врага – нет уж, увольте, всякого на своем веку насмотрелись.

Были среди людей Аскольда верные и осторожные, они говорили:

– Явиться сюда, напасть на тебя в твоем городе, среди твоих союзников враги не смеют. Поэтому хотят заманить к себе.

Но окружение киевского князя настаивает, это единственный шанс, и его нельзя упустить.

Князя уверяют, что лучше договориться миром, а не лить зазря кровь. Мало того, приближенные едут с ним, чтобы гарантировать безопасность Аскольда.

– То-то и есть, подумают, что ты струсил! – говорят они, играя на честолюбии киевского князя.

– Раз так, я встречусь с ним, – решает бесповоротно Аскольд.

День переговоров, от которых зависит судьба Киева, назначен.

Аскольд ехал к месту встречи в сопровождении сына и пяти или шести дюжих молодцов в панцирях.

Они проехали по мосту над рвом, и городские ворота скрылись из вида, всадники, не сговариваясь, перешли на шаг. Спешить было некуда. Ярко сияло солнце, извилистая дорога казалась мирной и спокойной.

Олег знал, какой дорогой поедет Аскольд со своей свитой. Взгляд опытного воина сразу нашел место, где могли бы укрыться сразу несколько человек! «Подходящее место для засады, – подумал Олег. – Здесь они подождут и отсюда выйдут рубиться». И, узнав о дне и времени встречи, отправил туда небольшой отряд испытанных головорезов, и они стали ждать жертву с обнаженными мечами наготове. Они уже истомились от ожидания, и вот появился Аскольд.

Тем, кто сидел в засаде, все было видно и слышно, и они подумали: «Наконец-то скачут! Вот она, судьба! Бывалый вояка, а не ведает, что наступил его смертный час! Сейчас он умрет!»

Викинги выскочили из укрытия и уже подняли мечи для удара. И ни один из спутников князя не вмешался.