Текст книги "Русь и варяги"

Осенней ночью 1024 года противники встретились у Листвена.

Войска сошлись у города Листвена, на берегу реки Белоус, правого притока Десны, примерно на середине пути между Любичем и Черниговом. Исследователи отождествляют его с селом Малый Листвен Репкинского района Черниговской области, поскольку именно этот населенный пункт прикрывал Чернигов с севера и лежал на пути рати Ярослава. Спускаясь по Днепру, северные полки могли покинуть ладьи севернее Любеча и двинуться прямо на столицу Северской земли.

В отличие от многих сражений этой эпохи, можно сказать, что ход данной битвы освещен в письменных источниках достаточно подробно. Почему князья решили сражаться именно ночью и в такую погоду, летописи не уточняют, но обращают на это особое внимание, несколько раз повторяясь: «И бывши нощи, бысть тма, молонья, и громъ, и дождь» (Лаврентьевская летопись).

Дождь лил как из ведра, водяные струи яростно хлестали с небес, а яркие вспышки молнии прорезали ночную мглу, озаряя своим недолгим светом мечи и секиры, щиты и шлемы, кольчуги, которые подобно рыбьей чешуе сияли, как река под луной.

«Мьстиславъ же с вечера исполчивъ дружину, и постави северъ в чело противу варягомъ, а сам ста с дружиною своего по крилома» (Лаврентьевская летопись).

Об этом же пишет и Н.М. Карамзин: «поставил Северян или Черниговцев в средине, а любимую дружину свою на правом и левом крыле». Мстислав тщательно продумал построение своего войска. В центр он поставил не самую сильную его часть – северян, которые недавно встали под его руку. Собственную дружину и проверенных в боях касогов он расположил по краям. Замысел полководца вполне ясен. Основную тяжесть удара противника принимал на себя центр, там же ожидались наиболее ощутимые потери. Фланги, зачастую сохраняя свежесть, вступали в бой, когда нужно было довершить разгром противника. По крайней мере так бывало чаще всего. Главное, чтобы до этого момента центр выстоял и не побежал. Мстислав был опытный полководец и, судя по всему, он был уверен в бойцах из Чернигова. Учитывая все вышеизложенное, именно их он и противопоставил варягам.

Киевский князь Ярослав расположил войска так, как уже привык, поставил в центр свою ударную силу – варяжскую дружину Якуна, а фланги прикрыл своими гриднями и новгородским полком.

Закончив построение, черниговский князь указал мечом в сторону надвигающейся громады северных полков и повел свою рать в атаку. Мстислав и Ярослав начали наступление практически одновременно: «И рече Мьстиславъ дружине своей: “Поидемъ на ня”. И поиде Мьстиславъ и Ярославъ противу собе» (Лаврентьевская летопись). Это очень напоминает слова его деда с его оставшимся в веках: «Иду на вы».

То, что в тот день была непогода, не остановило Мстислава, а лишь поощрило его. В.Н. Татищев пишет: «Мстислав же, елико храбр, толико хитр в войне был. Усмотря себе сие время за полезное, пошел вдруг со всем войском. И Ярослав противо ему».

Внезапно взревели рога, и воины ринулись друг на друга с безрассудной яростью одновременно.

Скандинавы шли на черниговские ряды тесным строем, плечом к плечу, ощетинившись железом мечей и наконечников копий. Над рядами варягов пронесся рев боевых рогов, и вся эта яростная лавина покатилась вперед. Две волны столкнулись на середине поля, и началась рукопашная. Разразилась битва, и долгое время исход ее был неясен.

Для варягов Якуна война не была чем-то необычным, это была их работа, и делали они ее очень хорошо. Под их ударами черниговцы падали, как трава под косой, а скандинавы секли своих противников мечами, кололи копьями, рубили боевыми топорами. Ратники Мстислава пытались держать строй, но варяги медленно оттесняли северян своими большими щитами, шаг за шагом продвигаясь вперед. Летописец в присущей ему манере отметил ратное мастерство скандинавов: «и сьступишася в чело севера с варяги, и трудишася варяги, секуще северу» (Лаврентьевская летопись). Он выделил, что наемники не просто сражаются, а делают свою работу, можно сказать, трудятся, не покладая рук. На флангах ситуация складывалась более спокойно, если так можно сказать о кровопролитной битве, исходя из сообщения В.Н. Татищев: «крылья же оба, крепко бившись, долго один другого нисколько смять не могли».

В лобовом столкновении двух хорошо подготовленных и умеющих сражаться армий исход битвы во многом зависел от умения полководца ориентироваться в быстро меняющейся обстановке. Черниговскому князю это удалось лучше. Видя, что, еще немного, и центр его рати будет прорван, Мстислав решился на рискованный маневр. Выведя из боя отряд своих гридней, он повел их в новую атаку и ударил во фланг наступающей дружине Якуна: «и посемъ наступи Мстиславъ со дружиною своею и нача сечи варяги» (Лаврентьевская летопись).

Вполне возможно, что ночь и непогода скрыли от противника этот маневр Мстислава. Именно поэтому Ярослав не успел на него отреагировать.

Пока варяги отвлеклись на Мстислава с его дружиной, на них с фронта навалились черниговцы и единый монолит строя наемников пошел трещинами, а затем и вовсе посыпался. Не выдержав длительного и слаженного натиска с двух сторон, наемники обратились в бегство.

Поражение варягов, лучшей части войска Ярослава, решило исход всего противостояния: «И когда Мстислав смял варягов, напал на новгородцев и оных немедленно разбил» (В.Н. Татищев).

После этого все стало ясно: «Видев же князь велики Ярослав, яко побеждаем, побеже с Якуном, князем варяжьским» (Пискаревский летописец). Причем все летописцы единодушно отмечают факт потери ярлом своей золотой повязки: «И Якун же ту отбежа луды своея златыя. И тако победи Мстислав великаго князя Ярослава и Якуна. Ярослав же приде к Новугороду, а Якун иде за море, тамо и умре» (Пискаревский летописец).

Поражение у Листвена привело к оттоку варягов-наемников с Руси и увеличило их поток на службу в Византию.

Летописи через века донесли до нас слова Мстислава Храброго, сказанные им наутро после битвы. Объезжая поле боя, он с удовлетворением произнес: «Кто сему не рад? Лежит северник, а се варяг, а мои люди целы» (Пискаревский летописец).

Поражение Ярослава было полным, но вот что удивительно: князь не решился укрыться в Киеве, до которого было гораздо ближе, а снова рванул в Новгород. Это говорит о том, что Ярослав до сих не чувствовал себя в столице Руси достаточно уверенно, и это даже невзирая на то, что киевляне отвергли Мстислава. Ярослав в который раз привычно отступил на север, а Киевом стал управлять через наместников.

Одержав сию замечательную победу, в которой Мстислав проявил присущий ему воинский талант, князь не стал развивать дальнейший успех, провоцируя еще большие кровопролития, а отправил гонцов к Ярославу с предложением мира: «Сяди в своемь Кыеве: ты еси старейшей братъ, а мне буди си сторона» (Лаврентьевская летопись).

Мстислав признавал старшинство Ярослава и предлагал разделить земли по Днепру, что в данной ситуации явилось наиболее приемлемым решением.

Ярославу хватило ума признать существующее положение дел. Он принял предложение младшего брата, но в Киев так и не возвратился, продолжая пребывать в Новгороде и не спеша собирая новую рать. И лишь на следующий год Ярослав прибыл с новгородскими полками в Киев, а затем встретился с Мстиславом в Городце, где они и закрепили официально свое соглашение. Земли к востоку от Днепра отошли к Мстиславу, к западу – Ярославу. «С тех пор прекратилось междоусобие и мятеж, и была совершенная тишина в земле Русской» (В.Н. Татищев).

Урегулировав отношения между собой, братья жили дружно. В 1031 году они совершили большой совместный поход против ляхов и вернули назад червенские города, которые во время войны Ярослава со Святополком захватил толстяк Болеслав. В 1033 году умирает единственный сын Мстислава Евстафий, а в 1036-м, внезапно разболевшись на охоте, отошел в иной мир и сам черниговский князь. Что же касается Ярослава, то теперь он собрал под свою руку всю страну: «И бысть самовластець Русьстей земли» (Лаврентьевская летопись).

Глава 39
Олав Святой в изгнании в Новгороде

Вернемся немного назад.

В 1025 году неприязнь Кнуда Великого к Олаву Харальдссону переросла в открытую вражду. Из-за того, что практически все скандинавы были втянуты в этот конфликт, приток норманнских наемников на Русь практически иссяк. Зато при дворе Ярослава появились королевских кровей изгнанники.

В 1029 году Ярослав приютил у себя на время своего свояка, Олава Святого, вынужденного покинуть Норвегию. Его война с Кнутом закончилась крайне неудачно. Несмотря на то что в первом, морском сражении Олаву и его союзникам удалось одержать победу. Развить успех не представилось возможности. Шведские союзники Олава отвели свои дружины на родину, и Кнуд практически беспрепятственно подчинил Норвегию себе. Теперь не Олав, а Кнуд был провозглашен конунгом Норвегии. Для упрочения своей власти Кнуд решил действовать простым, проверенным способом – стал брать в заложники родичей людей, пользующихся влиянием в Норвегии.

Олаву ничего не оставалось, как бежать! А куда бежать? Другого пути, как только к Ярославу, у него не было. Судя по известию саг, Олав некоторое время пребывал в Новгороде «в доброй милости и большом почете, как и должно быть».

Именно к этому периоду относятся две висы (строфы), которые Олав Толстый посвятил своей несостоявшейся невесте, сохраненные до наших дней в записи саг, посвященных этому норвежскому правителю.

Сага подает это дело так: «Случилось однажды, когда Олав был в Гардарики, что княгиня Ингигерд отправилась из страны по своим делам. Под ней был тонконогий белый жеребец, очень изящный, а на голове ее красовалась золотая повязка. Видя, что за ней наблюдают, она старалась сохранять царственный и даже властный вид.

Олав Святой. Фрагмент настенной росписи

Посмотрел Олав на ее отъезд и сказал вису: “Я стоял на холме и смотрел на женщину, как ее несла на себе прекрасная лошадь; прекрасноокая женщина лишила меня моей радости; приветливая, проворная женщина вывела свою лошадь со двора, и всякий ярл поражен ошибкой”». Вот такие возвышенно-поэтические слова сурового норвежского конунга доносит до нас из седых времен сага. И добавляет от него еще несколько строк по отношению к княгине: «Некогда росло великолепное дерево, во всякое время года свежезеленое и с цветами, как знала дружина ярлов; теперь листва дерева быстро поблекла в Гардарах; женщина повязала золотую повязку на свою голову». Разбираться в тонкой скандинавской лирике пребывавшего в изгнании норвежского конунга я даже не буду пытаться.

Если верить сагам, то по их утверждению Олав и Ингигерд все еще продолжали питать друг к другу самые нежные чувства, и даже были тайными любовниками. «Прядь Эймунда» так прямо и сообщает доверчивому слушателю: «Они любили друг друга тайной любовью. Или ему [Олаву] было с Ингигерд лучше, чем со многими женщинами…» Саги также сообщают и другие подробности, что они находились в якобы оживленной переписке: «И посылали они друг другу, конунг Олав в Нореге и Ингигерд, многие свои драгоценности и верных людей». Все это вызывает лишь улыбку. Поэтому скажу мягко: вряд ли это было возможно.

Что касается строк, сочиненных Олавом, то и в них не присутствует никакой мало-мальски любовной лирики, никакого любовного трепета в них, даже при самом пристальном разборе не представляется возможным найти. Что же в них есть? Пожалуй, только печаль и разочарование. Даже философия, которая всегда находится в противоречии с нежными чувствами.

К тому времени, как влюбленные, по мнению саги, встретились вновь, прошло десять лет. Ингигерд родила четверых сыновей и, может быть, даже пару дочерей. Именно об этом и говорит в своей висе Олав. Время заставило молодую дочь шведского короля повязать «золотую повязку на свою голову». Она просто стала значительно старше. Олав, который если и рисовал в своем воображении портрет молодой шведской неувядающей принцессы, был явно разочарован. Он и сам не стал ни моложе, ни красивей, но изменения, произошедшие с его бывшей невестой, Олава явно огорчили. Он своими глазами увидел то, чего, собственно, и ожидал: неотвратимость произошедших с возрастом изменений, отсюда и его печальная философия. Философия, что вслед за летом, всегда приходит бесплодная зима с морозом лютым, и никому из смертных этого не избежать. Все в этом мире преходяще, в том числе и красота. Только, как истинный скальд, он выразился очень деликатно.

Саги в своей фантазии, в отличие от самого конунга, границ не знают. Они даже сообщают такие интимные подробности из жизни русских княжеских особ: «Конунг [Ярослав] рассердился на нее [Ингигерд] и сказал обидные такие слова: “…и ты показываешь опять любовь свою к Олаву конунгу”, – и ударил ее по щеке. Ушла она разгневанная и говорит друзьям своим, что хочет уехать из его земли и больше не принимать от него такого позора». Как говорится, ради красного словца не пожалеют и отца.

Саги же все делают лишь для того, чтобы поддержать романтическую составляющую сюжета. Правильно, политика ни им, ни их слушателям не интересна. А вот такая клюква куда веселее и занимательнее.

В 20‑х числах декабря 1020 года Олав засобирался домой.

Так получилось, что новый правитель Норвегии Хакон Хладаярл захотел жениться. На Руси искать невест у него возможности не имелось, а потому он решил искать себе спутницу жизни в Англии, куда и отправился. Поездка была удачной лишь наполовину. В смысле того, что туда Хакон добрался благополучно, а вот на пути обратно его корабль потерпел крушение, и все утонули. Норвегия осталась без правителя. Для Олава Святого это был шанс. Оставшиеся в Норвегии друзья, а было их немного, звали конунга назад.

Олав и те, кто был с ним, двинулись домой. Поездка была очень трудная; ехали по лесам и водам, и несли во многих местах корабли на своих плечах между теми водами, и продвигались вперед с большим трудом. Все это напоминало путь на Голгофу.

Но в Норвегии его не ждали. Скорее наоборот, все тот же уже знакомый нам Эйнар Брюхотряс всенародно поклялся убить его, и точно такое же желание было еще у нескольких могущественных мужей. Ярослав не случайно опасался за судьбу родственника и даже противился его отъезду. Ярослав был прекрасный политик, и Олав на престоле Норвегии был ему выгоден, но русский князь, в отличие от своего норвежского собрата, понимал, что сейчас шансов вернуть трон очень мало. Норвежцы не забыли ни деспотизма Олава, ни его жестокости и не собирались вставать под его стяг. Но Олав был упрям.

Поздней осенью этого года попал в бурю и утонул ярл Хакон Эйриксон, которого Кнуд назначил правителем Норвегии вместо себя. Видимо, эта внезапная гибель показалась Олаву символичной, и он спешил воспользоваться благоприятным моментом. С началом навигации его корабли вышли в море и оказались у берегов Швеции. Сын тестя Ярослава Энунд присоединил к войскам Олава небольшое войско из 400 человек. К тому же в войско Олава стали стекаться добровольцы, в основном из числа лесных разбойников и прочего сброда. Выбирать не приходилось, а войско выросло довольно значительно.

Сражение было неизбежно. Войска встретились в самом конце июля 1030 года в битве при Стикластадире. Тут и закончился жизненный путь Олава Святого. А власть над Норвегией принял сын Кнуда Свейн.

Как это почти всегда и бывает, после гибели Олава в битве отношение в Норвегии к нему начало меняться. Недовольные засильем датчан, норвежцы стали открыто говорить, что Олав действительно святой. Пошли разговоры о совершенных им чудесах и исцелениях. Понятно, что часть этих чудес святым конунгом были совершены в Новгороде.

Князь Ярослав отказался признавать права Свейна на норвежский престол. Мало того, он предоставил убежище всем сторонникам погибшего конунга у себя в государстве. Так на Русь попал Харальд Жестокий, но о нем мы поговорим отдельно и несколько позже.

Сына Олава Магнуса, прозванного Добрым, он оставил при своем дворе и держал наравне с собственными сыновьями. По крайней мере саги уверены, что так дело и было.

Глава 40
Магнус Добрый

Магнус, сын Олава, рос и мужал в изгнании. Понятно, что долго так продолжаться не могло. У Ярослава были свои интересы в Скандинавии, и там ему нужен был крепкий союзник. А кто лучше Магнуса, законного правителя Норвегии, подходил на эту роль? Значит, нужно было предпринимать шаги по возвращению королевства. Дело было непростое, но стоило того.

Возвращение Норвегии даже саги напрямую связывают с политикой Ярослава и его поддержкой сына законного правителя. Понятно, что на первый план в них выходит сам Магнус, но даже при всей предвзятости саг ясно, что, если бы не Ярослав, не видать Магнусу правления, как своих ушей.

После гибели Олава Святого Ярослав тут же ввел против норвежцев экономические санкции, с этого момента норвежским купцам путь на Россию был заказан, и через ее территорию тоже пробираться стало опасно. Для норвежских купцов настало время больших убытков.

Прямой же войны между государствами никто не хотел, да и ничего она бы не дала.

Однажды при дворе Ярослава появились два деятельных норвежских купца. Если ориентироваться на текст саги, то Ярослав был разъярен этим обстоятельством и даже хотел расправиться с прибывшими, но, прежде чем приступить к делу, решил все же поговорить на эту тему с сыном Олава Магнусом. Судя по саге, Мангус был юноша весьма рассудительный (как, впрочем, и все скандинавы, обретавшиеся при дворе наших правителей, если верить их же собственным легендам), и он ответил, немного подумав, Ярославу такими словами: «До сих пор вы, приемный отец, мало советовались со мной, но думается мне, что Норвегия не скоро станет моей, если дело пойдет к тому, что будут убивать всех, кто оттуда родом». Ответ разумный, но вряд ли это то мнение, до которого не мог додуматься сам Ярослав по прозванию Мудрый. Скорее всего, он как раз и ждал, когда при его дворе появится кто-то из Норвегии и с кем можно начать политическую игру по возвращению Магнуса к власти. Вот автор саги сам явно не так дальновиден, как русский князь. Абы с кем такую игру тоже не начнешь. На кону жизни не только купцов и престиж Ярослава – на кону жизнь самого Магнуса, и действовать нужно только наверняка.

Но в скандинавской саге Ярослав не только прислушивается к совету приемного сына, но и соглашается действовать по его совету.

Утром следующего дня Ярослав призывает к себе норвежца по имени Карл и сообщает тому, что «на его долю придется трудное дело». Карл этот остался в дружине Ярослава до весны, а весной Ярослав вновь призвал его, дал денег и сказал. «Вот деньги, которые ты должен взять, а дело довольно трудное. Ты должен раздать деньги эти мужам конунга в Норвегии и всем тем людям, у которых есть какое-нибудь влияние и которые хотят быть друзьями Магнусу, сыну Олава». Карл сначала отнекивался, но, польщенный лестью и доверием Ярослава, наконец согласился. Карл вновь собрал своих спутников и отправился в Данию, теперь уже облеченный тайной и ответственной миссией. В поисках того, кто меньше всего любит Свейна-конунга, они вышли на Эйнара Тамбарскельвира. Эйнар взял деньги, правда, прочитал тем, кто ему их передал, небольшое нравоучение: «Все противнее мне становится подкуп знатных людей, с тех пор что Кнуд делал это» – так сказал высокоморальный конунг Эйнар. Но немного подумал и добавил: «Но мне близко дело Магнуса, сына конунга, и потому…» – дальше понятно и без рассказа. Викинги любили деньги, а уж объяснить себе причину, по которой они к ним тянулись, могли всегда. Так Карл и его брат Бьерн, раздав деньги, навербовали Магнусу некоторое число сторонников. Карл остался продолжать подпольную работу по вербовке сторонников, а Бьерн отправился на Русь, чтобы с гордостью доложить о проделанной работе Ярославу.

Карлу не очень повезло. Люди Сигурда нашли его, и Сигурд велел заковать заговорщика в кандалы. Но работа не прошла даром. Ярослав через своих новоприобретенных агентов смог завербовать или привлечь на свою сторону людей авторитетных в Норвегии, еще совсем недавно ярых противников отца того, кого они собирались посадить на престол сейчас.

Ярослав начал свою политическую игру. Для достижения поставленных целей Ярослав использует весь спектр возможных средств: подкуп, засылку лазутчиков и т. д. Все нити заговора у него в руках. Среди подкупленных Ярославом людей саги называют Эйнара Брюхотряса, который под влиянием Ярослава готов был встать на сторону сына Олава Магнуса. К Эйнару Брюхотрясу присоединился не менее могущественный персонаж по имени Кальв. В печальной битве при Стикластадире он сражался против Олава, и его вклад в победу был достаточно весом. Это были серьезные приобретения. Выгодно продав себя, эти авторитетные персоны вступили в заговор с бывшим врагом. Забавно: теперь заклятые враги отца Магнуса сменили желчь на мед и служат ему, исполненные верности и рвения, и рады служить неустанно, за что он им премного благодарен. И никому из них не в тягость этот труд.

Ярослав всегда знал, с кем нужно договариваться, и умел это делать.

Летом 1034 года Эйнар и Кальв во главе своих дружин даже побывали на Руси. Так в Новгороде при непосредственном участии русского князя Ярослава был заключен основанный на взаимных клятвах договор, целью которого было возвращение трона законному владельцу. Ярослав же и стал гарантом выполнения этого договора.

Встреча короля Дании Хардекнуда с Магнусом.

Художник Х. Эгед

Зимой 1035 года Магнус, сын Олава, покинул Русь. Магнус с войском вступил на территорию Норвегии, и все население страны перешло на его сторону. Свейн не стал вести бесполезной войны, а сбежал в Данию и вскоре там умер. Его отец Кнуд умер немногим раньше, это случилось в середине ноября в Англии. Скорее всего, именно это событие заставило заговорщиков действовать. Брат Свейна и сын Кнуда Хардекнуд решил вернуть завоевания отца. Следующей весной он во главе большого войска подошел к границам Норвегии – казалось, при столкновенье двух таких держав рекой прольется кровь, но сражение не состоялось. Вожди порешили закончить дело миром. Они принесли клятву побратимов и развели свои армии по домам, не пролив крови. Через семь лет Хардекнуд умер, и по этой самой клятве Магнус становился правителем Дании. Видимо, такое усиление Магнуса не входило в планы Ярослава, и его отношения с норвежским конунгом резко охладели. Но к этому моменту Ярослав, пользуясь общим ослаблением Дании, Швеции и Норвегии, укрепил собственное влияние в тех регионах Восточной Европы, которые прежде входили в сферу влияния этих Скандинавских государств.