Текст книги "Русь и варяги"

Олег пошел в поход, который обещает князю бессмертие. Конная дружина двигается по берегу, основное войско движется водным путем и приблизительно с тем же темпом. Как любят говорить некоторые современные историки, вот с этого момента начинаются чудеса и легенды. Короче, фантазии. Мы уже знаем, что летописи порой склонны к преувеличению, но давайте разберем, насколько же в самом деле фантастично и невозможно то, что они рассказали нам об этом великом походе.

Первое, что сразу вызывает вопрос, это количество кораблей. Летопись дает нам число в 2000 по 40 человек на каждом. А это, ни много ни мало, 80 000 войска без учета конницы. Скорее всего, летопись, как это часто случается, преувеличивает численность русского войска. Однако в том, что оно было большим и грозным, можно даже не сомневаться. Во-первых, Олег был не из тех, кто рискует. С малым войском, учитывая те цели, которые он наметил, князь бы никогда в пределы империи не сунулся. Ведь это был не просто грабительский набег мелкого, но отважного хищника с целью урвать жирный кусок и быстро смыться. Нет! Киевский князь Олег шел разом обеспечить свое будущее и будущее страны, а потому ему нужно было показать товар лицом. Или, если хотите, то напугать, и напугать крепко.

Во-вторых, Олег неслучайно собрал в войско кривичей, древлян, радимичей, северян, дулебов. Он даже умудрился убедить пойти вместе с ним в поход упрямых тиверцев, которых так долго воевал, но так и не смог покорить. Это не вассалы, это полноправные союзники. Князь даже чудь с собой взял, которая ему тоже не была подчинена, да и добираться ей до Киева было неблизко. Однако востребована оказалась и она. Какая бы она ни была, а Византия еще долгое время будет Византией.

Поэтому одно только перечисление племен и народов, выступивших под стягом Олега, уже должно было внушать уважение. И если князь их собрал всех под свои знамена, то значит и собирал не с бору да с сосенки. В поход шли лучшие из лучших. Понятно, что многочисленные подданные и союзники тоже выступали с ним не из чувства национальной гордости и патриотизма. Они отправлялись поправить свои материальные дела. Каждый боец его войска знал, что такое Византия и зачем он туда идет. Цели богаче этой в обозримом будущем ни у кого не предвиделось. Казалось, жажду золота этой орды не утолят все богатства Царьграда.

Если кому-то покажется, что цифра в 80 тысяч войска все же является чрезмерным преувеличением, то он может обратиться к исследованиям Ганса Дельбрюка и его последователей о возможных размерах средневековых войск. Там все рассчитано чисто математически, на основе необходимого количества провианта, фуража, конского ремонта и его же износа, пропускных способностей дорог и прочего, и прочего, и прочего.

Еще раз хочу напомнить, что противником Олега была Византия, несокрушимо стоявшая уже свыше 500 лет, пережившая и похоронившая множество своих врагов. Ее слабость можно было использовать, но для этого империю нужно было крепко напугать. Горстка даже самых отчаянных головорезов была бы не в силах заставить трепетать даже этого императора. В лучшем случае Олег, пограбив вдоволь, ушел бы назад. Но его целью был не банальный грабеж. Вещий видел будущее, он знал наперед, где и как можно заработать больше, увеличить достаток и славу своего княжества. Это был настоящий политик, это был настоящий вождь.

Есть еще один аргумент, который нельзя не добавить, если бы войско славян было невелико, то император, последнее время страдавший от выпавших на его долю неудач и невзгод, мог сгоряча дать команду на атаку, чтобы его армия вышла за ворота и примерно проучила наглецов, пришедших к его столице и требующих денег. Тогда это была бы полноценная война с неясным исходом. Олег просчитал все. Он был Мудрый, он был Вещий. А драться – это к Аскольду со Святославом. Так что преуменьшать численность войска, собранного киевским князем, не стоит. Именно поэтому поход и развивался удачно.

Вновь вернемся к русскому войску, идущему на Царьград. Днепр покрылся русскими легкими парусными судами. Сам путь на Царьград тоже не был легкой прогулкой. «Надлежало победить не только врагов, но и природу такими чрезвычайными усилиями, которые могли бы устрашить самую дерзкую предприимчивость нашего времени и кажутся едва вероятными» (Н.М. Карамзин).

Князь Олег с войском едет на кораблях, поставленных на колеса, к Царьграду. Лицевой летописный свод

Николай Михайлович ведет речь о реке под названием Днепр. Эта могучая река сама по себе была непростым противником, она не всегда и не везде была гостеприимна и дружелюбна, она расставляла свои ловушки, и ставила свои непреодолимые преграды из камня, именуемые днепровскими порогами. Пройти их, особенно с таким большим войском, было дано не каждому, только отчаянные смельчаки были способны на это: кипящие волны и острые скалы, оглушающий грохот воды, бьющий прямо в темя, – все это было неприятным, а могло даже оказаться смертельным сюрпризом. Чтобы провести свои суда через эту каменную ловушку, воинам приходилось бросаться в воду в поисках гладкого дна и таким образом проводить суда между камнями. В особо опасных местах приходилось даже вытаскивать свои суда из реки и нести на плечах, при этом оставаясь готовым к отражению неприятеля в любое время.

Не могу не отметить удачный и своевременный дипломатический договор, который, по всей видимости, Олег заключил с Болгарией царя Симеона I Великого либо в конце IX, либо в самом начале X века.

Из чего я сделал этот вывод? Чтобы пройти без потерь до стен Царьграда, русскому войску предстояло двигаться через земли болгар, ведь, как вы помните, русское войско двигалось «на конех и на кораблех». Значит, и по суше, и по воде. А это значит, что часть войска прошла по западному берегу Черного моря, форсировала Южный Буг, Днестр, Дунай и вышла к Константинополю через болгарскую территорию.

Болгария в период правления царя Симеона достигла большого могущества, она сама не так давно прилично пощипала Византию и собиралась сделать это вновь. Она неумолимо теснила империю, ведя нескончаемые войны с ней, и плотно контролировала Подунавье, пути, ведущие к Константинополю по ее территории.

Но к моменту похода Олега на греков Болгария и Византия после долгой кровопролитной войны находились в состоянии мира, заключенного в 904 году. Но этот, такой ценой подписанный мир, судя по всему, ничего не значил в глазах обоих глав государств. Каждый при этом пытался, как мог, подточить или вовсе уничтожить могущество потенциального противника чужими руками. Поход Олега пришелся как нельзя кстати. Болгары не встали на пути русского войска. Они решили нанести удар по Византии руками Вещего Олега. Зря Лев Философ рассчитывал на то, что болгары живым щитом встанут на пути русской армии, зря рассчитывал на то, что, потеряв в этих сражениях много бойцов, и те и другие ослабнут настолько, что надолго забудут дорогу на Царьград. И Олег и Симеон I оказались куда умнее, чем рассчитывал византийский император.

Еще одна дипломатическая победа Вещего Олега сберегла множество жизней и дала русскому войску практически беспрепятственно добраться до стен богатейшего города Европы.

Греки сопротивления не оказывали. Слишком велика была сила, валом катившая на них. А ведь русы – это не болгары! Узнав о грозящей стране опасности, император Лев, приняв королевскую позу, раскатисто зарычал на весь тронный зал, удивляя придворных своей необузданной яростью: – Пусть эти русы только посмеют вторгнуться в пределы нашей славной державы! Я с ними расправлюсь так, что у них навсегда пропадет желание нападать на нас!

Этим рыком, собственно, и закончилось. Вся беда была в том, что глава государства Лев Философ умел лишь давать наставления, а не сражаться, ну а уж если дошло до сражения, то лучше не с русами, а с церковными служителями. По крайней мере, это безопаснее. Лучшая атака – это оборона, а еще лучше – глухая оборона. Так мудро решил Лев. Поэтому русское войско уверенно и без потерь продвигалось прямо к Константинополю. Момент для атаки был выбран удачно. Императору, как вы помните, хватало забот. Эта война, была, скорее всего, не последней, поэтому сейчас Лев должен был дорожить каждым солдатом. Олег учитывал все эти обстоятельства. Даже когда русское войско подошло вплотную к городу, Лев не рискнул выйти ему навстречу.

Когда русские корабли явились пред Константинополем, говорит предание, то греки замкнули гавань, заперли город. Это было самое действенное и смелое из того, на что был сейчас способен философски настроенный Лев. Перегородив цепями гавань, он надеялся поставить перед Олегом и его войском неразрешимую задачу. «Греки же замкнули Суд, а город затворили».

Суд – это старорусское название гавани Золотой Рог в Константинополе, отделявшей столицу от ее предместья Галаты. На берегах бухты стояли мощные каменные башни, между которыми в случае надвигающейся опасности и натягивалась огромная железная цепь, наглухо закрывавшая вход в гавань. В мирное время эта цепь, похожая на огромного ленивого морского змея, покоилась на дне моря и спокойно дремала, до того случая пока в ней не возникала необходимость, тогда она неспешно и тяжело поднималась из морских пучин и преграждала врагу дорогу. Если кто-то считает такое препятствие смешным, то глубоко ошибается. Преодолеть сопротивление такого монстра судам Олега было не под силу, нечего было и пытаться, поэтому логичнее было попытаться его обойти.

Если кто-то считает такое препятствие смешным, то глубоко ошибается. Вот лишь несколько аналогичных эпизодов, произошедших в разные времена, можно сказать от времен библейских до самого что ни на есть Средневековья.

«К сему Дунаан еще присоединил большое препятствие. Он протянул толстую и огромную железную цепь и загородил ею морскую мель, чтобы не только частые камни, но и железная цепь преградили путь Елезвою и не допустили кораблей его по ту сторону» (Страдание святого мученика Арефы).

Морская цепь в Средние века закрывала вход и в бухту Пизы.

1667 год. Голландский флот, растянувшись в огромную колонну, поднимается по реке Медуэй. Туда, где на якорях стоит абсолютно беззащитный британский флот. У Джиллингема путь голландскому флоту преградила цепь, протянутая с одного берега реки на другой. Эта цепь была последней и, можно сказать, единственной надеждой, на которую уповали англичане. Несколько голландских кораблей, поймав парусами попутный ветер, стали таранить цепь, стараясь своим весом разорвать ее. Но…

И главное. 1452 год. Османский султан Мехмед II распорядился взять Константинополь в плотное кольцо и со стороны моря в частности. Вход в гавань Золотой Рог перекрывала все та же самая, знакомая еще Вещему Олегу, цепь. Прорваться сквозь нее турецкие корабли так и не смогли. Чтобы преодолеть это грозное препятствие, турки по суше волоком перетащили целую эскадру.

Ничего не напоминает?

Долгое время, до самого начала ХХ века, фрагменты этой устрашающей цепи хранились в оружейном музее Стамбула как память. Это простое и в то же время надежное защитное сооружение было создано ориентировочно в конце VII – начале VIII века. Один из византийских источников упоминает о нем под 717 годом. О громадной цепи, защищавшей Константинополь от любого вражеского флота, упоминает и древнеисландская сага, воспевающая подвиги Гаральда Сурового, зятя Ярослава Мудрого.

То, что эта самая легендарная цепь вызывает по сей день столько разговоров, отнюдь не случайность. С суши столица Византии ограждалась двойной высокой крепостной стеной, она была практически недоступная для осаждающих город «варваров». Цепь охраняла самую уязвимую точку системы обороны города. Если ее преодолеть, то городу можно сделать с этого направления очень больно. Но цепь, какая бы мощная и преданная, верная и надежная она ни была, всего лишь временное препятствие. Она не могла полностью решить все проблемы византийцев, и уж тем более отвести надолго угрозу. Цепь лишь создавала определенные неудобства для противника.

Лично убедившись, что вход в гавань Золотой Рог надежно перегорожен цепью и его флоту не прорваться, князь нисколько не смутился, а нанес удар в другом месте, там, где его могла остановить только армия, на сопротивление со стороны которой он не рассчитывал.

Олег разделил свое войско на две части, у каждой была своя задача. Первая, возможно, большая часть войска, под его личным предводительством опустошала окрестности города, и делала это жестоко и беспощадно, о чем свидетельствует летопись. Олегу нужно было хорошо припугнуть византийцев, показав силу своего войска, его агрессивный настрой. С этой задачей его бойцы прекрасно справились. Кроме того, Олег дал возможность бойцам, проделавшим с ним такой тяжелый путь, утолить жажду крови и наживы. Сбить голодный налет. Воинов на чужой территории держать в узде порой труднее, чем блох в горсти. А без грабежа нет добычи, а без добычи одной славы не всем достаточно. Так что делалось все это с пользой для дела. Самым опасным пунктом данного мероприятия был тот, что безнаказанность для русского войска была полная, а значит, возникала опасность потери контроля над ситуацией. Но Олег во всем знал меру и, спустив с цепи псов войны, из поля зрения их не выпускал.

Серьезных военных столкновений, действительно, не было, ибо не с кем русским воинам было сталкиваться. Это было опустошение. Зацвели вокруг столицы веселые огни, оставляя после себя выжженные кварталы. Груды развалин оставалась там, где прошли русские дружины. Теперь густой запах гари обнимал цветущую столицу, а по небу текли реки черной пыли. Дома рушились в тучах дыма и пыли. У византийцев не было ни единой возможности бороться с этим адом. Отовсюду валил едкий дым, от которого не было спасения ни ночью ни днем. И не было видно людским страданиям конца. Летописец не замалчивает «подвиги» воинов Олега, он их просто перечисляет, как бы подводя этим философский итог: война – она и есть война.

«Олег вышел беспрепятственно на берег, корабли были выволочены, ратные рассеялись по окрестностям Царя-града и начали опустошать их: много побили греков, много палат разбили и церквей пожгли; пленных секли мечами, других мучили, расстреливали, бросали в море» (С.М. Соловьев).

ПВЛ добавляет красок, рассказывая о деяниях, совершенных бойцами Олега: «Вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги».

«Они плавали в крови несчастных, терзали пленников, бросали живых и мертвых в море». Продолжает это жуткое повествование Н.М. Карамзин. Мольбы о пощаде не трогали сердца русских воинов. В этом году несчастье обрушилось на империю еще сильнее, чем обычно. Дрожь объяла византийские земли. Возможно, это было наказание за невоздержанное поведение императора? Жители Царьграда могли со стен наблюдать весь этот ужас, но поделать ничего не могли. Как говорит все тот же Карамзин, горожане «сидели в стенах Константинополя и смотрели на ужасы опустошения вокруг столицы; но Князь Российский привел в трепет и самый город». Оставалось лишь броситься со стен от тоски. Русы своими «зверствами горы вгоняли в дрожь». Людям было видно, как мелкие, почти одинаковые фигуры бесконечными массами двигались возле самых городских стен, возвышавшихся отвесно над ними. Казалось, что они перемещаются в каком-то своем, только им понятном ритме. Пламя пылающих зданий выхватывало их из мрака своими яркими лихорадочно сменяющимися пятнами. Войска так и не проявили храбрость и не показали свое мужество за стенами столицы. Стража, как ей и положено, отсиживалась по подвалам. Единственное, на что были способны жители, это осыпать славян проклятиями со стен, оставаясь при этом на почтительном расстоянии и не выходя за ворота. Но ни византийская брань, ни строгий укоризненный взгляд древних икон не мог остановить русские дружины. Золотые глаза соборов безутешно лили страдальческие слезы. А за стенами бушевало красное пламя, где было видно ангелов сквозь дым… за стенами тек жар. Казалось, что близился конец света.

Людям было страшно, тщетно возносили они молитвы, зря призывали императора, ибо тот безмолвствовал. Лев Философ сам был сейчас раздражен и испуган, а цари не любят, когда их пугают, поэтому, вместо того чтобы попытаться хоть как-то решить проблему, он заперся в своих покоях. А люди ждали действий именно от него. Они надеялись, что император встретится с вождем этой чудовищной армии, уничтожающей все в округе и, возможно, найдет решение, при котором этот кошмар прекратится.

Но император Лев не желал в глазах народа показывать свою зависимость от варяжского конунга, хоть и называвшего себя каганом. Даже несмотря на катастрофически складывающуюся ситуацию, византиец равным себе Олега признать не хотел. Слишком уж большой урон в таком случае был бы нанесен государственному престижу. Он все еще надеялся на свою громадную цепь и то, что армия варваров, разрушив все вокруг, поймет тщетность попыток взять саму столицу и удалится добровольно.

Олег предвидел это. Поэтому вторая часть войска занималась привычным для русов и славян делом. Им нужно было перетащить все огромное количество своих судов волоком по суше. На Руси издавна перевозили на катках легкие суда через водоразделы между большими и малыми реками. Даже на главном водном пути «из варяг в греки» было немало волоков, т. е. участков суши, на которых суда приходилось тащить на катках или просто на руках.

Новгородская первая летопись младшего извода, сохранившая более древний летописный текст, нежели Повесть временных лет, довольно буднично сообщает, что сначала Олег повелел вытащить суда на берег, подразумевая, что это сделано для того, чтобы волоком перетянуть их в обход цепи. Суда у варягов и славян были легкими, не зря на них и находились не более 40 человек. Это не греческие дромоны. В арабском труде «Табаи аль-Хайа-ван», принадлежащем Марвази, написанном около 1120 года, есть ссылка, что, по преданию, несмотря на поставленные в заливе цепи, русские достигли Константинополя, обойдя его посуху, а вот под парусами или без таковых, ученый араб не уточнил.

Что касается парусов и колес на них, то и здесь все не так однозначно, как кажется на первый взгляд.

Олегу не было нужды ставить разом на колеса всю свою флотилию. Ему лишь требовалось перевозить ладьи постепенно, наращивая давление на врага. Дорога была рядом, возможно, та же самая, которой много лет спустя воспользуются и турки. Колеса могли значительно облегчить тяжелый труд. То же самое можно сказать и о парусах. Зная тягу Олега к красивым поступкам, они вполне могли быть, пусть и не на всех судах. Корабли, плывущие по суше, как по морю, пусть и на катках, но зато под парусами, должны были впечатлить врага. А это было сейчас именно то, что нужно Олегу.

Ладьи на колесах и под парусами не такая уж диковина, как кажется на первый взгляд. Способом, сходным с переправкой волоком, воспользовался, по свидетельству Анны Комнины, ее отец, император Алексей, при осаде Никеи греками и крестоносцами: он велел погрузить легкие суда на повозки и доставить их таким образом к озеру близ города, на котором эти суда и пошли в действие. Может быть, не так изящно, как у Вещего Олега, но это тоже корабли на колесах. Если взять эпоху, о которой повествует летопись, то такое применение корабля могло в одинаковой мере представляться и скандинавским викингам, и восточным славянам как усовершенствование способа передвижения волоком – техники транспортировки, хорошо знакомой им на практике. У датского хрониста ХIII века Саксона Грамматика в описании подвигов такого же легендарного, как и сам Олег, героя Рагнара Лодброка, или, как его еще называли, Рагнара Кожаные Штаны, тоже встречаются корабли на колесах. Правда, тоже без парусов. Саксона Грамматика они не сильно удивляют и не кажутся ему чем-то нереальным и фантастическим. Возможно, он уже встречал аналогичный поступок в русской летописи, а возможно, что он просто позаимствовал из нее красивый образ. Но скорее всего это предание, сложившееся на Руси и использованное летописцем для эффектной картины наступления Олега на Царьград, было занесено дружинниками скандинавами себе на родину и отразилось в эпизоде с Рагнаром у Саксона. Обвинить русского летописца в том, что он одолжил у скандинавов понравившийся ему яркий и образный кусок, нельзя, в пользу русского варианта совершенно явно свидетельствует его логичность и ясность.

Но вернемся к осаде. Тяжелый труд не пропал даром. Теперь тревоги Константинополя усугубились новой бедой. Со стороны пролива Босфор и бухты Золотой Рог, оттуда, откуда не ждали и где стена была совсем невысока, высадились и господствовали русы. Вся бесчисленная русская флотилия занимала бухту и угрожала городу со стороны моря. Не желая давать императору слишком много времени на размышления, киевский князь передвинул свою армию вплотную к городским стенам.

Унять рассвирепевших варягов у Византии не было сил. Напряжение все нарастало и готово было перейти в открытый бунт. Паника затрясла византийские сердца. Над Царьградом нависло отчаяние. Бесспорно, Константинополь в те дни подвергал себя немалому риску. Богатейший город давно не находился в таком бедственном положении. И уж совсем неприемлемой казалась им мысль об осаде, штурме и последующем разграблении города, о том, что казалось им уже неизбежным. Оставалось лишь надеяться на сделку с варваром.

Действия Олега всерьез встревожили императора Льва, ибо показывали, что дело идет всерьез и может не ограничиться простым грабительским набегом. «Греки испугались и послали сказать ему: “Не губи город, мы беремся давать тебе дань, какую хочешь”».

Перепуганный насмерть император через глашатая сообщил киевскому конунгу о том, что он соблаговолит принять посланцев его, чтобы решить в рабочем порядке интересующие их обоих властителей вопросы.

В знак своей покорности византийцы выслали русскому войску съестные припасы и поднесли Олегу у ворот царьградских заздравный кубок с ядом.

«Князь отвергнул то и другое, боясь отравы, ибо храбрый считает малодушного коварным». Олег догадался о коварстве и не коснулся присланного и тогда греки в испуге говорили: «Это не Олег, но святой Димитрий, посланный на нас богом». Насколько верно оказалось это предположение, источники умалчивают. Прямых доказательств умысла нет, но примеры подобному были. По крайней мере, русские летописцы уверены в коварстве ромеев.

Требования, при выполнении которых наступал долгожданный мир, сильно напоминали ультиматум. Император хотел было отклонить жесткие условия, выдвигаемые киевским князем, но Вещий Олег тактично напомнил повелителю Византии, что подобное упорство, когда под стенами столицы стоит многотысячная армия, послушная его воле, неуместно. Император с самого начала избрал неверную линию поведения в разговоре с Олегом, ибо попытался выторговать у него уступки, не располагая силой для обеспечения своих аргументов. Давить же на киевского князя собственным авторитетом было бессмысленно и бестолково. Олег заставил императора разговаривать с ним на равных. Его посланцы встали горой мускулатуры и потребовали свое. Дипломатическую вежливость послы дополнили своим видом, просто, грубо и резко. Могучие варвары Севера хмурили гордые брови. В блеске их глаз сверкала сталь мечей. Они победители! Пусть их и считают варварами.

Положим, что Олег был варвар в греческом смысле, т. е. язычник; но варвар-политик, который на равных состязался переговорами с просвещенными врагами своими. Никто из царствовавших до сих пор над Скифией и над иными странами не совершал столько великих дел и в столь короткое время, как Олег…

Прижатый к стенке Лев согласился. Теперь империя жаждала одного – поскорее избавиться от опасного соседства и спровадить варваров обратно на родину. Именно поэтому все спорные проблемы удалось уладить довольно быстро.

Для фактического подписания юридических бумаг Олег отправляет в Царьград своих ближайших вельмож и соратников, чьи имена летопись сохранила до наших дней: Карл, Фарлаф, Веремид, Рулав, Стемид. Хочется отметить, что среди самых доверенных лиц, которым Олег доверил принимать эту почетную капитуляцию империи два славянина и три варяга. Киевский князь, в отличие от Рюрика, допускает в свое окружение славян, ставя на ключевые позиции и их. Их пока намного меньше, чем варягов, но они уже есть. Напомню, сильные славянские кланы находились при власти и до Олега, не зря он с ними породнился, и расставаться с ней они и не собирались. В случае чего они могли напомнить Олегу, кто способствовал его приходу к власти.

Дальше, как и положено, договор был с обеих сторон скреплен клятвами. Со стороны Руси он был скреплен клятвой, принесенной славянским богам – Велесу и Перуну. Военный бог Перун и торговый Велес – вот кто главные боги для Олега и его дружины

Вот что еще интересно: Игорь в договоре с Византией даже не упомянут. Послы обозначают себя так: «Мы от рода русского… ибо посланы от Олега, Великого князя русского». А уж кому, как не им, знать, кто их послал и кому они служат. Это говорит лишь о том, что на данный момент Олег никакой не опекун Игоря, действующий от его имени, а полноправный хозяин своего государства. Если бы было хоть как-то иначе, без имени Игоря в документе договор не мог бы быть не только составлен, но и подписан. В те далекие времена этикет строго соблюдался. Да и Византия была в курсе дел на Руси и знала, кто и на что имеет право. Так что Игорь пока всего лишь потенциальный наследник Вещего Олега.

Обращу внимание еще на один момент, обычно ускользающий от глаз невнимательного читателя. Согласно этому договору Олег теперь должен был защищать империю от любых внешних врагов. А таковых у нее за последнее время накопилось в избытке. Русь как союзник должна была остудить их желания и претензии и охладить одним своим именем их бранный пыл.

Сам император, переживший множество тревог и невзгод и чудом избежавший смертельной опасности, был уже очень щедр, по поводу чего армянский историк Асохик восторженно писал: «Сын Василия Лев был человек миролюбивый, пекущийся о благе целого государства, щедрый на дары, при раздаче которых он не походил на скаредного грека, у которого на языке нет даже слова “щедрость”, но, как сын армянина, он превзошел всякого армянина таровитостью». Когда угроза прошла мимо и Лев понял, что худшее уже позади, а сама «унизительная» капитуляция может сослужить ему в дальнейшем хорошую службу. Успокоившись, он понял, что все это может послужить началом хорошей дружбы. Он же был Философ и как никто мог себя утешить в неудачах. Согласно ПВЛ после победы Олег заключил договор на очень выгодных условиях. «Греки уже издавна осыпали золотом так называемых варваров, чтобы они дикою храбростию своею ужасали не Константинополь, а врагов его» (Н.М. Карамзин). Именно к Византии можно отнести формулу, которую высказал по близкому поводу персидский шах Хосров I: «Тот, кто просит мира, должен платить дань».

В этот раз византийцы разовой выплатой не отделались. Все было намного серьезнее, но при этом и Царьград не оказался в проигрыше, несмотря на большой размер контрибуции. Олег умел предложить, главное – знал что и кому. Заключенный между Русью и империей договор ставил славянское государство в положение, равное Византии – первому государству мира.

Весь текст договора я здесь приводить не буду, он довольно объемен, и к тому же его легко можно найти почти в любом труде наиболее известных и заслуженных историков. Выделим из него лишь некоторые пункты.

Начнем с выгод материальных, предметных и осязаемых мгновенно. То есть с того богатства, что Олеговы бойцы увезли с собой.

Согласно договору Олег получил с побежденной стороны выкуп из расчета «по 12 гривен за каждую уключину». Это не значит, что конные дружинники или кто-то еще из воинов остался без награды, это усредненное число, чтобы удобнее было считать. И все. И не нужно лезть в дебри. Что такое гривна, вы уже себе должны представлять. Если учесть, что на каждой уключине было не по одному гребцу, а сразу по несколько, то вся эта сумма делилась в равных пропорциях на каждого,

Дальше началось главное, то есть то, чего ради и затевался весь этот поход. Во-первых, на Константинополь наложена постоянная дань, кроме этого, он должен был осуществить отдельные выплаты не только в пользу великого князя Киева, но князей Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Любеча. Новгород не вошел в список городов, но это объясняется тем, что владыкой и Новгорода, и Киева являлся один человек. А именно сам Вещий Олег. Это уже не разовая добыча, какой бы она не была, это стабильный доход.

Кроме этого, договор, заключенный Олегом, обеспечивал свободу торговли русским купцам в Византии. Приходящие в город русские фактически находились на содержании византийских властей и не платили пошлин. Говоря современным языком, Олег создал для торговли условия наибольшего благоприятствования, что не было обычной практикой Средневековья. Учитывая число русских купцов в Византии, это гигантские суммы, недополученные Византийской казной, и огромные прибыли, полученные казной русской. Ведь купцы платили пошлины дома, и от этого их никто не освобождал. То, что Византия не могла заплатить Олегу сейчас, с лихвой перекрывали выплаты русских купцов в его казну. А такой доход был подконтролен и постоянен. А это еще блестящая победа русской дипломатии. Ведь на тот момент именно торговля была двигателем прогресса. Не зря именно за обладание торговыми путями отчаянно боролись и купеческая Хазария, и суровый Север, и снобистская Византия. После этого похода и изменения русско-хазарских границ Русь могла выйти в этом споре на лидирующие позиции.

Казалось бы, что же из всего этого выиграла Византия. А выиграла она, как это ни покажется странным, совсем не мало. Символом этого выигрыша и стал тот самый легендарный щит, прибитый Олегом к воротам Царьграда. Олег, как всегда, в своем репертуаре. Он не мог без красивых жестов. Князь создает себе ту славу, о которой должны петь все скальды мира.

Олег прибивает щит на ворота Царьграда. Старинная гравюра

Прибитый к воротам щит пусть и позерство со стороны русского князя, но он не означал унижения Византии, скорее наоборот. Щит, оставленный Олегом по прозванию Вещий, был символом, который гарантировал защиту союзного ему государства, именуемого Византией. Отныне все враги ее автоматически становятся врагами Руси.