Текст книги "Русь и варяги"

Глава 22
Игорь

Описывая в своем фундаментальном труде этот непростой период отечественной истории, Николай Михайлович сообщает следующее: «Княжение Игоря вообще не ознаменовалось в памяти народной никаким великим происшествием до самого 941 года, когда Нестор, согласно с Византийскими Историками, описывает войну Игореву с Греками». Про память народа говорить не стану, не мне судить. Но на самом деле это мнение далеко от объективности.

Поэтому прежде чем поговорить о новом правителе Киева, вернемся немного назад.

Как вы уже поняли, со смертью Олега не все просто. Казалось бы, что могло ослабить позиции могущественного победителя Византийской империи? Что могло подточить его власть? Вариантов масса, но основную возможную причину конфликта я уже назвал. Точного подтверждения этому уже не найти, но то, что конфликт был или назревал, это, несомненно. Религия, политика, обида, даже любовь, но самой главной причины всегда оставалась власть. Во все времена и во всех странах. В такой борьбе зачастую не жалеют даже ближайших родственников. А Олег и Игорь родня не кровная.

Вот мнение по этому поводу Н.М. Карамзина: «Игорь готов был взять бразды княжения в свои руки уже давно, но опекун ему этого не позволял».

Молодому князю приходилось терпеть. Терпеть и ждать. Но время неумолимо ко всем, и первой причиной падения правителя стал возраст Олега. Он хоть и Вещий, но силы постепенно покидали его. Время набрасывало на старого князя свой аркан. Бороться и победить в этой борьбе не смог никто. Но то, что твой преемник только и ждет момента, чтобы выдернуть из-под тебя трон, ни радости, ни спокойствия, ни сил не добавит. Наоборот, каждый прожитый Олегом год лишь убавит звено в цепи терпения у заждавшегося власти и славы претендента. Тем более такого, который считает свое право на престол естественным и законным. Ведь, в отличие от того же Олега, Игорь не просто местный, он со своими подданными одной крови, что уже немаловажно. Возможно, пришло то время, когда варяги должны не сидеть на троне, а просто служить законной славянской власти на правах наемников. То есть за деньги, почести и славу. Славянами же должен править славянский князь!

У «Игоря, русского царя, к которому я возвращаюсь, сына Святослава имя точно славянское есть, ежели так выговорить, как в русских книгах написано», – отмечает В.Н. Татищев.

Все это так, но за Олегом еще стояла сила. Сила варяжская и сила немалая. Пока она была, на его власть покушаться было рискованно.

Польский историк XVIII века Х.Ф. Фризе выдвинул версию о том, что у Вещего Олега был сын, которого звали Олег Моравский и который после смерти отца должен был принять власть над страной, но в результате проигранной им борьбы за власть с князем Игорем вынужден был покинуть Русь.

Действительно, родственник Рюриковичей Олег Моравский стал последним князем Моравии в 940 году, согласно сочинениям польских и чешских писателей XVI–XVII вв., однако его родственная связь с Вещим Олегом является лишь предположением Фризе.

Был сын у Вещего Олега или нет, выяснять не будем. Бездоказательно. А вот против кого был заговор, против отца Олега Вещего или его сына Олега Олеговича – это вопрос. Вполне возможно, что польский историк, углядев информацию о заговоре, уверовал в то, что согласно Повести временных лет Вещий умер в 912 году. Оценив всю мощь фигуры киевского князя и поверив во все приложенные к ней легенды, он решил, что замышлять против этого великого человека киевлянам просто невозможно. А это значит, заговор был против его сына. Главное, что кандидат оказался под рукой. Но если мы продлим жизнь Вещего князя, согласно Новгородской летописи, то эта информация станет пусть и довольно шатким, но подтверждением приведенной выше версии.

У польских хронистов можно встретить довольно много интересных фактов, дополняющих древнюю русскую историю. Не всегда эти сведения однозначны, не всегда им можно доверять, но бывает, что они сообщают нам о делах и событиях, которые были выпущены нашими летописцами из поля зрения по каким-то своим причинам. В силу того, что поляков больше интересуют дела своего государства, то сообщают они о делах наших вскользь, не вникая в суть и не разбираясь в подробностях, а порой откровенно валя все в одну кучу. Так вот, теория Фризе, созданная на анализе польских хроник, – типичный тому пример.

Первоначальный этап правления Игоря как раз и наполнен значимыми событиями, которые практически налезают друг на друга.

Пришла пора вернуться к тому месту, на котором мы остановились. Итак, Олег повержен. К власти пришел Игорь. Николай Михайлович Карамзин удачнее всех сформулировал переход власти от одного князя к другому: «Игорь в зрелом возрасте мужа приял власть опасную».

Весть о смерти Олега разносится со скоростью лесного пожара. Возможно, что темная тайна смерти киевского князя осталась темной лишь для нас. Современники пользовались иными источниками, скорее всего для них причина его смерти была куда более проста и понятна. Если бы Вещий ушел сам, по доброй воле, то подвластные ему народы поостереглись бы вступать в открытый конфликт с Киевом. Но если смена власти была насильственна, то возможны смуты и неурядицы, во время которых те же древляне могут избавиться от назойливой опеки киевских властей. В любом случае это ослабление централизованного руководства, и лучшего момента для завоевания свободы может не быть.

«Смерть победителя ободрила побежденных, и древляне отложились от Киева». Это была первая ласточка. Неукротимое сердце древлянского князя Мала сильнее других зажглось жаждой свободы и новых земель. Из тьмы дремучих лесов выезжали могучие воины древлян, и дребезжала земля под копытами их дивных коней, заставляя вздрагивать по ночам киевлян. По сообщению одного источника, правда, мало заслуживающего доверия, было все так: «…В тот же год 913‑й затворились от Ингвара древляне с князем Малом и не стали больше платить дань, потому что боялись только великого Олега, но Олег уже умер… и по приказу Ингвара пошел Асмунд на древлян, а он был сын Фарлофа, и случилась битва с Малом, и ранил он Асмунда прямо в глаз стрелой и чуть не убил Асмунда, и вернулись варяги без победы, тщии[1]1
   Тщии – тщетно, напрасно, впустую.


[Закрыть]».

Дальше стало хуже. Древляне были не одиноки в своем стремлении к независимости. Уличи, добровольно склонившие голову перед Олегом и даже ходившие вместе с ним на Византию, теперь отказались подчиняться Игорю. Видимо, посчитав, что ему они на верность не присягали и со смещением Олега закончились и их обязательства. Уговорами делу было не помочь, нужно было отправлять войска.

Славянские племена одно за другим поднимают восстание и рвутся из тисков славянского рая, раздирая его в клочья. Это для нас сейчас Русь единое и неделимое славянское государство, а для них это пока всего лишь ярмо Киева. Неволя. Угнетение. Сплошная обида. Поэтому после смерти Олега покоренные земли делают отчаянные попытки освободиться из-под власти киевского князя и уйти от его поборов, земля горит под ногами, и горит в различных концах державы. Игорю приходится военной силой возвращать их в лоно державы. Государство приходится собирать заново. Необходимо сохранить и прежних данников, и прежние границы. Однако у молодого князя Игоря нет под рукой той силы, которая была у Олега. Ему одному с этой задачей не справиться, тут нужны верные люди и правильно расставленные авторитеты. Метаться по всему государству, размахивая мечом и усмиряя подданных, не просто неразумно, а убийственно. Пока Игорь начинает с одного конца свое дело налаживать, глядит, у него на другом конце расплетается.

Перехватывать камни и стрелы разъяренной судьбы, чтобы метать их обратно, Игорь никогда не умел. Леденящая растерянность заползла ему в душу. Помощь ему необходима, пусть даже вопреки его желаниям.

И такая помощь нашлась в лице воеводы Свенельда. Кто же такой этот самый Свенельд? Откуда он взялся и что о нем говорят нам скупые строки летописных свитков? Проследить его происхождение с точностью невозможно. Однозначно одно – он варяг.

«Свенделд и Свинделд так явно скандинавское имя есть, что мне стыдно о том множество примеров приводить», – говорит об этом В.Н. Татищев.

С Игорем они были практически ровесники – возможно, Свенельд был даже моложе. Участвовал ли он в заговоре против Олега, если таковой был? Будущее положение Свенельда в государстве лучше всего говорит о том, что он был не просто посвящен в заговор, а был одним из его руководителей или исполнителей.

Для заговорщиков его участие значило бы много. Ведь авторитет воеводы базировался на остроте варяжских клинков его людей, и то, что у него их было немало, подтверждают дальнейшие события. Свенельд уже одним своим участием гарантировал, что даже если что-то пойдет не так, то не все варяги выступят на защиту старого князя, мирно почивавшего на лаврах и не замечавшего, что происходит вокруг.

Заговоров и предательства Свенельд никогда не боялся. Правда, всегда больше действовал сердцем, чем умом. Свенельд вообще никогда не отличался хитростью, скорее он в своих решениях напоминал тяжелый обоюдоострый меч. Был такой же прямой и грубый. Кстати, хочется заметить, что, при всей свое безмерной храбрости, варяг всегда знал, когда пришло время отступить и ретироваться. Он не считал никогда это ущербом для своей чести.

Но продолжим.

«Игорь, собрав довольное войско, послал с оным на угличей воеводу своего, именем Свинелд». Это знак довольно большого доверия. Воевода Свенельд становится первым и единственным, кому Игорь безоговорочно доверяет. Он тот, кто может водить в бой свою личную дружину. Свенельд – практически самостоятельная боевая единица.

Варяги под командой Свенельда выступили из Киева на штурм крепостей уличей. Долгой и трудной была осада столицы уличей Пересеченя, жаркие бои шли на подступах к крепости.

А чем же был занят Игорь, пока Свенельд пытался образумить мечом неразумных уличей?

«Игорь спешил доказать, что в его руке меч Олегов» – так емко характеризует ситуацию Карамзин. Киевский князь идет тушить древлянский пожар. Ибо древляне – древние враги полян и там нужно личное присутствие князя.

Поход окончился для него успешно. «Пошел Игорь на древлян и, победив их, положил на них дань больше Олеговой». Это все, что сообщает нам летопись. Не заслуживающий доверия источник так видит ситуацию: «В год 915‑й пошел Ингвар с Асмундом на Древлян, и хотели они поймать их князя Мала и ослепить его; и сын Асмунда Свенельд со своей дружиной и с варягами победил древлян и возложили на них более тяжелую, нежели при Олеге, дань, но Мал вскоре убежал от них с небольшой дружиной в густую лесную чащу, которая находилась за рекой Горынью, и нет дороги в те края, и так спасся от погибели Мал».

Главное здесь в том, что Игорь победил и дань побежденным увеличил. Пока это лишь первое проявление неуемной жадности Игоря и его нетерпимости к древлянам. Скорее всего, Игорь воспринимал их как личных врагов, а их восстание – как личную обиду. Даже в этот раз он наказал их жестоко. Основанием для подобной налоговой нагрузки у него было. Не нужно восставать против правящего режима. Побежденный всегда платит за все. Это одна сторона вопроса, но есть и другая. С таким подходом к делу любая, даже самая смирная, лошадь рано или поздно брыкнет и выкинет седока из седла. А древляне не кони, и терпения у них было намного меньше, чем гордости. Пока Игорь победил и увеличил свой доход.

У Свенельда все пошло не так хорошо, как бы хотелось киевлянам. Казалось, все должно закончиться довольно быстро. Привыкшие к боям и походам свирепые варяжские дружины вновь быстро натянут общеславянское ярмо на шею уличам. Но не тут-то было. Земля уличей была размером не с колхозное поле, и городов на ней было достаточно. Главный город уличей, Пересечень решил не склонять головы перед пришлецами.

«Но один град Пересечень не покорился, который держал в осаде три лета и едва взял, ибо угличи сидели вниз по Днепру». Сколько неколебимого мужества, сколько невозможного упрямства и неиссякаемой веры в свои силы выказали уличи за эти три долгих года. Три года лилась кровь в этих славянских землях. Варяги не были из тех мастеров, что умеют брать города штурмом, они больше полагались на отчаянную храбрость и напор своих бойцов, но в данном это не помогало, и город пришлось брать измором. Уходить назад, пока он не сдастся, было нельзя. Если бы уличам удалось отстоять Пересечень, то это послужило бы сигналом для остальных. Это понимал и Свенельд. Без этой победы ему было в Киеве делать нечего.

Пусть это далось нелегко, но Свенельд исполнил свой долг перед князем. После трех лет войны он вернулся в Киев состоятельным, прославленным и победоносным мужем. «И взял Свинелд дань с них древлянскую по черной кунице с дыма и раздал войску, бывшему с ним». Жажда наживы осталась у викингов в крови, для них все произошедшее в порядке вещей.

Вновь варяжская дружина загоняла славян в кабалу. Вновь варяги лили славянскую кровь и грабили нещадно славянские города. Единственное, что можно сказать в оправдание Свенельда и его людей, что в итоге все это шло на пользу будущему славянскому государству. Потому что только такими насильственными и жестокими методами можно было сохранить государство в тех границах, что «завещал» Игорю Олег. Он должен был не растратить достижения Олега, а приумножить их.

В Новгородской I летописи младшего извода говорится о том, что дань с усмиренных земель шла лично Свенельду, а значит, и его дружине. На Руси не только князья, но и всякой знаменитый воевода имел свою особенную дружину. Так вот плата, которую викинг Свенельд наложил на славянское племя уличей, была отнюдь не мала. Напомню: «По черной куне с дыма». До этого столько платили лишь древляне. Варяги завинчивали гайки так, что хазарам даже и не снилось.

Этим щедрым даром князь привязывал воеводу к себе, делал его неимоверным богачом и возвышал над остальными.

Свенельд был несколько изумлен великой щедростью дара, который князь Игорь ему предложил за службу; но он понял, сколь мудро поступает Игорь – и как правитель Киева, желающий защитить свое государство, и как друг.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Свенельда, и он заговорил:

– Игорь, я с великим почтением принимаю дар, предложенный тобой. Он превосходит любую награду, какую я и мои люди могли заслужить своими делами. Теперь же я скреплю эту дружбу клятвой, что не будет забыта никогда.

И Свенельд, выпрямившись во весь рост, шагнул вперед, и, обнажив свой меч, во всеуслышание произнес клятву своему князю.

– Я клянусь от своего собственного имени и от имени своей дружины, что твои враги всегда будут моими врагами, твои нужды будут моими нуждами, и какое бы зло, или опасность, или нападение ни грозили киевским землям, я всегда буду с тобой, пока мои силы не иссякнут. Клятва эта перейдет к моим потомкам, ко всем, кто произойдет от меня. И пусть они хранят ее в верности нерушимой, иначе будут они прокляты.

Затем, когда все было завершено, Свенельд вложил меч в ножны и поклонился Игорю.

Такой клятвы еще не слыхали в Киеве.

Вот так – возможно, даже внезапно для себя – Свенельд становится богатейшим человеком на всей Руси. Уже не беличьи шкурки, а куньи текут рекой в его закрома.

На первый взгляд, Игорь рисковал, собственноручно создавая себе потенциального конкурента. Но на самом деле это было не так. Теперь расходы на своих людей нес сам воевода, а служили они в первую очередь интересам самого Игоря. На трон претендовать Свенельд не мог, варяга к власти просто не допустили бы. Даже если бы ему удалось взять власть в свои руки, то удержаться на самом верху не было ни малейших шансов. Так что, случись что с Игорем, Свенельд терял больше, чем приобретал. В его интересах было, чтобы Игорь правил долго. И Игорь знал, чем лучше всего можно привязать к себе северных искателей счастья.

Вот так возник властвующий тандем.

Казалось бы, все должны быть довольны и счастливы. Мир и покой никто не нарушает, лишь стоны древлян и уличей портят общую картину славянского счастья. Но долгий мир и покой воину претят. Мелкие конфликты тоже не приумножат славы. Чтобы остаться в памяти, нужно совершить дело глобальное, подобно тому, какие совершал Вещий Олег.

Через несколько лет нереализованных желаний, в 941 году, Игорь все же собирается в поход на Константинополь. Византия манит своей кажущейся доступностью, податливостью и огромным невостребованным богатством. «У Игоря царя в войске были варяги, когда в Константинополь войною ходил». Все закончилось грандиозным разгромом княжеского флота и гибелью практически всей армии. Некоторые из воинов, что сражались в битве с византийским флотом, рассказывали, что византийский флотоводец напугал его так, что Игорь бежал в Киев, бросив своих людей на произвол судьбы. И в этих словах было немало горькой правды: «О сем несчастном Игоревом походе говорят не только Византийские, но и другие Историки: Арабский Эльмакин и Кремонский Епископ Лиутпранд».

Возвращение Игоря домой представляло жалкое зрелище. Лавров он не снискал, добычи не привез. Но Игорь всегда был упрям и никогда не забывал ни обид, ни насмешек. Он редко смеялся и мало говорил, а если говорил, то всегда коротко и ясно. Он вообще выглядел старше своих лет. Но главное – он был упрям, можно даже сказать, что он был просто упертый. И если он принимал решение, отговорить его было практически невозможно. В упрямстве он мог посостязаться с любым бараном. Византии он своего позора не простил. Он только ждал, когда же наступит момент, чтобы отыграться. Отдадим Игорю должное, он не просто ждал, он копил и собирал войско. Такое, чтобы, услышав о том, что киевский князь вышел в поход на Царьград, император вздрогнул. Чтобы почувствовал, как под ним зашатался трон. Так и вышло.

В 943 году князь, желая отомстить за поражение, выступил в новый поход на недоступную и богатую Византию. Этот поход закончился бескровно и успешно. Договор был подписан, дань с Византии осталась прежней, как во времена Олега.

Использование византийцами «греческого огня».

Миниатюра мадридского списка Хроники Иоанна Скилицы

Если приглядеться к договору Игоря с Византией повнимательнее, то что в нем мы увидим? Если смотреть поименно, то увидим боевой интернационал. Со стороны русов имена скандинавские, славянские, болгарские, иранские, финские и даже тюркские. Главное – умение владеть оружием, не щадить себя и всегда быть готовым выступить против врагов князя. Это воинское братство, это опора трона, опора власти. Но имени воеводы Свенельда в этом договоре нет. А ведь он – второй человек в государстве. Куда же он делся?

Скорее всего, именно он во время второго похода на Царьград замещает князя в Киеве в качестве правителя. Присматривает за порядком в стране и спокойствием на границах. Ему Игорь может доверять. Но вот князь возвращается домой с победой, пусть и не такой славной, зато экономически выгодной. Чем он может компенсировать ту же упущенную выгоду своему верному воеводе? Отпустить его в собственное предприятие. Пусть отправляется на свой страх и риск за добычей и трофеями. Так Игорь и поступил.

Испросив разрешение у своего повелителя, Свенельд с дружиной отправился в рейд на богатейший город Бердаа, что располагался в междуречье Куры и Аракса. Про это путешествие русов в Азербайджан я уже довольно писал. Поэтому вкратце, дело было так: «Прелесть добычи давала им смелость, мужество и терпение, которые в самом начале государственного бытия России ославили имя ее в Европе и в Азии» (Н.М. Карамзин). Свенельд с ходу захватил цветущий и непуганый город, воспользовавшись отсутствием хозяина, который воевал в далеких краях. Тех, кто пытался их остановить, русы просто перебили. Бердаа упал им в руки, словно зрелый плод. Таких богатств дружинникам еще видеть не доводилось. Ни древляне, ни уличи таким изобилием и разнообразием похвастаться не могли. Видимо, у Свенельда вообще была мысль захватить город, обжиться в нем и создать свой маленький город-государство. Но это ему не удалось. До Олега мозгами Свенельд не дорос, а одной силы и храбрости в этом деле было маловато. Почуяв, что все складывается совсем не так, как бы ему хотелось, Свенельд устроил кровавую баню местному населению и собрал с оставшихся в живых и до смерти перепуганных горожан выкуп за их бесценные жизни. Этим закончился его довольно необычный рейд. Воевода был по горло сыт битвами и сражениями на чужбине, он затосковал по родным лесам и отправился домой. Границу, когда нужно остановиться и отступить, сохранив при этом жизнь, богатство и даже честь, варяг чувствовал прекрасно. Без жертв, конечно, не обошлось, но та добыча, которую бойцы Свенельда привезли на Русь, перекрыла все неудобства и людские потери с лихвой.

Когда Свенельд приехал домой, то его возвращение было триумфальным. Если он и уступил в этом Вещему Олегу, то не так много.

Вернувшиеся домой, бойцы Свенельда кутили и куролесили вовсю, им и в голову не приходило держаться скромнее. Киевляне рты раззявили, разглядывая диковины и богатства, которые привезли воины удачливого воеводы из заморских земель. Даже здесь Свенельд умудрился раздобыть себе богатство, большее, чем взял Игорь у греков.

Для дружинников Игоря это стало последней каплей. Потеряв разум на почве жадности и зависти, его воины обращаются к Игорю с претензией, переходящей в призыв: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам».

«Корыстолюбие собственной дружины его не позволило ему наслаждаться спокойствием», – подводит итог Н.М. Карамзин. С этим выводом согласны практически все историки. Жадность, жадность и еще раз жадность. Причем не самого Игоря, а его дружины.

Игорь пошел на поводу своих бойцов. Он отреагировал не сразу; поначалу муки зависти, забурлившие в душе, вроде бы оставили его, но они никуда не исчезли. Преисполнился он великой зависти к деяниям своего друга и, вспоминая груды драгоценных камней, возжелал их, но пока скрыл свои чувства. В те дни Игорь стал задумчив. Далеко блуждали его мысли. Куда ему было вести дружину?

Пока князь озадаченно чесал в затылке, дружина сама нашла себе цель.

«В то же время войско Игорево Свинелдовой власти просили Игоря, чтоб велел им дать оружие и одежды или бы пошел с ними на древлян, где князь и они могут довольно получить. И, послушав их, Игорь пошел на древлян ради собрания дани». Ничего нового.

«Древние Государи наши, по известию Константина Багрянородного, всякий год в Ноябре месяце отправлялись с войском из Киева для объезда городов своих и возвращались в столицу не прежде Апреля. Целию сих путешествий, как вероятно, было и то, чтобы укреплять общую государственную связь между разными областями или содержать народ и чиновников в зависимости от Великих Князей» (Н.М. Карамзин).

Дружина нажимала на Игоря. Деньги давай! Что мы, оборванцы, или княжьи мужи?

Вопрос стоял ребром. В обыденной жизни Игорь легко поддавался влиянию окружающих. Чаще всего ему было совершенно безразлично, как поступить, и он, не противясь, охотно склонялся к решениям, подсказанным ему дружиной, возможно, потому, что не имел собственных.

Под нажимом своих людей Игорь принимает роковое решение, пойдя на поводу у дружины: «Князь, при наступлении осени, исполнил ее желание; отправился в землю Древлян и, забыв, что умеренность есть добродетель власти, обременил их тягостным налогом» (Н.М. Карамзин). Умеренность есть добродетель власти! Об этом Игорь никогда не помнил, а может, и не знал. Сообщить же ему об этом было некому. Он уверенно двигался к роковому концу, которого вполне мог избежать.

Был еще один персонаж в этой истории, которого напрямую мы пока не касались, но благодаря принятому Игорю решению именно он выходит в нашей истории на первый план. Это жена Игоря, Ольга, родная дочь Олега Вещего.

Вольной девой росла юная Ольга в северном краю, откуда начал свой триумфальный путь ее отец, там, где могучие березы и сосны с тысячью иголок сочились смолой, где со всех ветвей на землю струится золотая роса, где ветры нежно перебирают листву, где заросшие камышом волшебные озера и где, как говорят, берут силы темные чары.

Люди с полной уверенностью считали, что в их роду были люди волшебства. А уж ее отец, Олег Вещий, наверняка знал многое о вещах темных и древних и сам мог сотворить много разного волшебства, мог понимать даже язык свирепых волков.

Ее отец, осторожный политик, питал к ней такую глубокую привязанность, что иногда даже сам удивлялся силе этого чувства.

Юная княгиня, на первый взгляд, пошла не в отца, она не любила ни охоты, ни войны, мир и покой были более дороги ее сердцу. Злой рок судил ей родиться в те страшные годы с нежной душой, которая с возрастом и под влиянием обстоятельств заметно огрубела, и нрав ее стал суровый и гордый. Горести, выпавшие на ее долю, омрачили сердце Ольги. Но до этого было еще далеко. А пока…

Пока она с распущенными золотыми волосами, подобная дрожащему рассветному лучу, едва касаясь зеленой росистой травы, блуждала в светлых лесах Пскова, плела венки из цветов и тихонько пела свои печальные песни, и птицы приветствовали ее своими громкими песнями. Так было до той поры, пока отец не решил выдать ее замуж.

В Киев она пришла законной женой, правительницей. Она росла быстро, и вскоре это была уже высокая, светловолосая девушка, и даже слова скальдов бессильны были передать ее красоту.

Двух сыновей родила она Игорю, но не один из них не унаследовал характера матери. Глядя на старшего, люди предсказывали, что будет он преуспевать в делах и станет могучим мужем великой отваги. Назвали его Святославом.

Князь Игорь собирает дань с древлян в 945 г.

Художник К.В. Лебедев

Жизнь с Игорем складывалась неплохо. Хотя характер мужа был непрост, но своим терпением и стремлением понимать, а не подчинять его Ольге удавалось сдерживать Игоря в те моменты, когда его внутреннее пламя разгоралось слишком ярко. Однако поступки Игоря часто печалили ее. Вот и новость о том, что муж собирается за данью к древлянам, не на шутку встревожила Ольгу, потому сказала она мужу:

– Не ходи, Игорь, молю тебя! Не бросай вызов судьбе! Не надо, лучше снова собери людей и уведи их в поход, далеко-далеко, а не в эту бесприютную глушь, где ты можешь погибнуть.

А ведь она была дочерью князя-волхва. Не прислушиваться к ее словам было опасно.

Но таков был замысел Игоря – и бесполезно было с ним спорить. Он только рассердился от этих слов, сказанных женой, ибо решение его было твердо; и ожесточил он свое сердце.

– Довольно, Ольга, – молвил он, – ведь не на смерть иду я. Я скоро вернусь.

– Скоро? – отозвалась она.

Он поскреб подбородок – и промолчал.

На следующее утро князь заторопился в дорогу. Когда же все было готово к отъезду, он возвратился попрощаться с женой. Ольга перестала уговаривать мужа и молчала, но ее прощальный поцелуй был холоден.

Свенельд, узнав о решении князя идти за данью к древлянам, тоже промолчал. Он не считал себя вправе удерживать Игоря против его воли.

Игорь не послушал жену и ушел вместе с отрядом, состоящим в основном из русов и варягов, в земли древлян, к Искоростеню, ради сбора дани. С того часа, как он оседлал коня, князь ни разу не оглянулся, ускакав прочь.

Ольге же оставалось ожидать запоздалых вестей. Добрых или дурных?

Вести не заставили себя ждать. Князь возложил на древлян дань «более прежней, но при том как сам, так и его воинство древлянам учинили оскорбление великое». Это был тревожный знак. Но и этого киевскому князю показалось недостаточно. Что за бес в него вселился, мы можем только гадать. Но Игорь, «недовольный взятою им данью, вздумал отпустить войско в Киев и с частью своей дружины возвратиться к древлянам, чтобы требовать новой дани. Послы их встретили его на пути и сказали ему: “Князь! Мы все заплатили тебе: для чего же опять идешь к нам?” Ослепленный корыстолюбием, Игорь шел далее. Тогда отчаянные древляне, видя, по словам летописца, что надобно умертвить хищного волка, или все стадо будет его жертвою, вооружились под начальством князя своего, именем Мала; вышли из Коростеня, убили Игоря со всею дружиною и погребли недалеко оттуда. Византийский Историк повествует, что они, привязав сего несчастного князя к двум деревам, разорвали надвое» (Н.М. Карамзин).

Рассказав историю гибели киевского князя, М.Н. Карамзин подводит печальный итог правления Игоря на киевском троне: «Два случая остались укоризною для его памяти: он дал опасным Печенегам утвердиться в соседстве с Россиею и, не довольствуясь справедливой, то есть умеренною данию народа, ему подвластного, обирал его, как хищный завоеватель». Вот такая эпитафия.

Насчет печенегов Николай Михайлович явно погорячился: в этом случае Игорь сделал все, что мог, но вот в остальном на его характеристику можно смело полагаться. Но продолжим.

Из тех, кто был с князем в этот жуткий для него час, погибли не все, кое-кто из них все же остался в живых и принес вести об этом в Киев. Гоня коней во весь опор, они добрались до Киева спустя несколько дней к ночи.

Весь этот день Ольга, будто предчувствуя надвигающуюся беду, просидела в своих покоях одна. Ветер будто в тон ее настроению пригнал тяжелые тучи на город, так что стемнело рано, и высокие свечи, стоявшие на ее столе, словно бы уменьшились в полумраке, затопившем комнату.

Выражение лица вошедшего дружинника было мрачным и встревоженным. Оно было такое, будто он пять минут назад кого-то убил и теперь пришел каяться, но стоял молча, как бы не зная, с чего начать. Вид его породил опасения.

– Так… – выговорил он, вкладывая в это короткое слово бездну значения.

– Не томи! Говори толком! – Ольга поднялась со скамьи в тихом ужасе. – Скажи ты наконец! Не старайся смягчить удар!

Опасения Ольги оказались не беспричинны.

На слова «так я и знала» ни у одного мужа нет убедительного ответа, особенно если они произнесены правильным тоном. В этот раз Ольге сказать их было некому. Каких-то свидетельств раскаяния, дабы, отчитав, даровать прощение, ежели о нем попросят, ей было уже не дождаться.

Ольга выслушала молча, слова тут были тщетны. В горле у нее застрял комок, и, вопреки ее воле, под наплывом сильных чувств на глазах выступили слезы. Страданием отозвались в душе ее каждая рана, каждый удар, нанесенные ее мужу древлянами.

Ее мужа, киевского князя, в слепой ярости древляне повесили с позором на дереве. Предчувствие предчувствием, но реальность в голове не укладывалась.