Текст книги "Король и Злой Горбун"

36

Я смертельно устал и хотел спать, но мы со Светланой просидели на кухне до утра, обсуждая события прошедшего дня.

Светлана услышала о гибели Боголюбова в дневном выпуске новостей. Поскольку это касалось нас непосредственно, она стала разыскивать меня, а я будто пропал. К вечеру мое отсутствие уже казалось ей устрашающим, и она обратилась к Касаткину. Так завертелось колесо.

– Тревога оказалась не напрасной, – с невеселой улыбкой признал я. – И помощь пришла ко мне вовремя. Потому что следующим методом воздействия на меня стали бы раскаленные прутья или другие предметы из арсеналов инквизиции.

– Тебя били? – вскинулась Светлана.

– Нет. Но у них, оказывается, есть куча других способов ломать людей.

– Чего они добивались?

– Признания. Я показался им наиболее подходящим кандидатом в убийцы. А в сообщники мне определили Гончарова.

Светлана недоверчиво посмотрела на меня.

– Тебя ведь тоже вызывали на допросы, – вспомнил я. – О Гончарове речь шла?

– Ну конечно.

Еще бы о Гончарове не говорили – он погиб, и именно его смерть была предметом интереса.

– О чем именно тебя спрашивал Ряжский?

– Откуда взялся Гончаров, кто он такой, какую роль играл в нашей команде.

Все совпадало, дальше можно было и не спрашивать. Вопросы один в один.

– У Ряжского какие-то свои виды на погибшего, – сказал я. – Это трудно объяснить, но это так. Он не верит в то, что Гончаров лишь случайно прилепился к нам.

– Кем же ему видится Гончаров?

– Не знаю. Ход мыслей у Ряжского, похоже, такой: Гончарова убили, причем сделано все профессионально, а работа профессионалов стоит немалых денег. Значит, если на это не пожалели денег, то и Гончаров человек непростой. Пусть он не мафиози, пусть действительно был еще недавно грузчиком, но теперь член команды и именно как член команды и был убит. Ряжский размышляет дальше. Раз есть команда, должен быть и лидер. В лидеры он определил меня. Правда, за бандитов он нас до поры не держал, считая, что мы поплатились за собственное упрямство, но едва был застрелен Боголюбов, как все мгновенно изменилось. Мы теперь не просто жертвы, а активные участники бандитских разборок. И разговор с нами должен быть соответствующий. Вот Ряжский в меня и вцепился.

– У него были основания, – признала Светлана, поразмыслив. – Потому что убийство Боголюбова как-нибудь иначе объяснить трудно. Наша месть – наиболее подходящий вариант.

– Там идет какая-то большая игра. Касаткин высказал предположение, что Боголюбов запутался в отношениях с конкурентами.

С рассветом мы отправились в свой офис. Демин уже был там. Он требовательно и внимательно осмотрел меня, словно Тарас Бульба собственного сына.

– В порядке? – спросил кратко.

– Как видишь.

– Тут звонят постоянно.

– Кто?

– Журналисты. Хотят лицезреть истерзанного в застенках короля эфира.

– Не дождутся, – буркнул я.

– Ты бы показался им все-таки.

– Непременно. Но не сейчас.

Сейчас меня интересовал Гена Огольцов. Он был на месте, но выставил заслон в виде секретарши, чего никогда прежде за ним не наблюдалось. Похоже было, что происходит нечто неординарное. Сопротивление секретарши я преодолел, но дверь огольцовского кабинета оказалась запертой изнутри. Я стал ломиться в нее и громко кричать, чтобы позвали кого-нибудь из технического персонала – надо взломать дверь, потому что с Геной, наверное, что-то случилось. Только тогда он сдался и открыл.

– Уф-ф! – с почти искренним облегчением выдохнул я. – А я-то думал – не случилось ли чего.

Передо мной стоял не Гена, а его жалкое подобие. Тень, а не человек. За моей спиной маячила секретарша и жутко переживала оттого, что не выполнила задание и пропустила нахала, каковым она считала меня, но Гена на нее не сердился, он вообще ни на что сейчас не реагировал, как мне показалось.

– А, это ты, – бесцветным голосом произнес Огольцов. – Проходи.

Он сел за стол, но я уже успел заметить на диване у стены скомканную куртку, которая служила подушкой, и я представил себе, как еще минуту назад, отгородившись от всех, несчастный Гена лежал на этом диване, бездумно разглядывая потолок.

– Я вот зачем пришел. Наш разговор про мои новые программы ты помнишь?

– Ну конечно, – вяло подтвердил Гена.

– Ты еще посоветовал мне к кому-нибудь обратиться.

– Да.

– И выбрал мне в компаньоны «Стар ТВ».

До сей поры он был совершенно безучастным. Да таким, впрочем, и остался. Но метнул затравленный взгляд, и из глаз будто что-то брызнуло. Страх.

– И ты туда же? – обреченно произнес Гена. – Ну почему вы все так старательно пытаетесь связать меня с Боголюбовым?

Он почти страдал, я видел.

– У тебя был разговор с Касаткиным? – догадался я.

– Да! – почти выкрикнул он.

Именно после этого разговора Гена и выглядел столь неважно. Понял, что решено крайним сделать его.

– Не знаю, виноват ли ты в происшедшем, – сказал я. – Но то, как нас придавили… И это происходило при твоем попустительстве…

– Я тебя умоляю! – воскликнул Огольцов. – Да, я видел, что за тебя взялись всерьез, но если ты думаешь, что это я все организовал, ты очень и очень ошибаешься!

На главаря преступного синдиката он и вправду мало походил. Скорее всего его роль была гораздо примитивнее. От него лишь требовалось закрыть глаза, когда меня начнут топтать, и ни во что не вмешиваться. Но все же я хотел кое-что прояснить для себя.

– Скажи, у тебя была договоренность с Боголюбовым?

Я задал вопрос, а ответа не было. Гена молчал, и по его взгляду было невозможно ничего понять. Я ждал.

– Ни о чем никогда я с Боголюбовым не договаривался.

Он сказал это тихо, но веско. Может быть, он действительно являлся всего лишь винтиком, и сейчас он жертва в игре, которую ведут совсем другие люди, гораздо более могущественные, чем Огольцов?

– Топить я тебя не буду, – пообещал я. – Но и помогать тоже.

Гена в ответ лишь молча пожал плечами, показывая, что ни на чью поддержку и не рассчитывал. Он уже понял, что остался один и помощи ждать неоткуда.

37

Все изменилось со смертью Боголюбова. Империя, казавшаяся всесильной и вечной, стала рассыпаться на глазах, и оказалось, что только железная воля Боголюбова ее и скрепляла. Люди, которых он насильно привлек под свои знамена, вдруг стали проявлять недовольство, о чем и сообщали в многочисленных интервью, раздаваемых направо и налево. Нельзя было ничего изменить в одночасье, потому что Боголюбов предусмотрительно связал своих несчастных «компаньонов» такими пунктами в контрактах, что и речи быть не могло о возможности расстаться со «Стар ТВ» быстро и безболезненно, но уже прошел слух, что готовятся иски к «Стар ТВ», и было понятно, что это лишь первый звоночек. Те, кто был насильно вовлечен в структуру «Стар ТВ», рвались из-под опеки, и становилось ясно, что развал монстра – всего лишь вопрос времени.

То, что это будет именно так, подсказывало и поведение Касаткина. Он образовал комиссию, которая должна была отыскать нарушения, допущенные при распределении «золотого времени» эфира, и нарушений тотчас же обнаружилось воз и маленькая тележка. Телекомпания «Стар ТВ» еще удерживалась в эфире, но это не могло продолжаться долго.

Касаткин старательно выводил на первые роли меня. Ему так было удобнее. У идущих в наступление всегда должно быть знамя. Знаменем стал я. Я не поддался на шантаж криминальных элементов из «Стар ТВ» и за это даже пострадал, но теперь справедливость торжествует, и я, поскольку смел и честен, непременно доведу дело до конца и наведу порядок, на радость телезрителям. Вот такую схему выстроил Касаткин, и ее очень быстро растиражировали в газетах и на телевидении. Надо отдать Касаткину должное – он очень умело воспользовался случившимся и стремительно развивал наступление, прикрываясь мною, как щитом. Сам Касаткин был не на виду, и свою работу он делал тихо, без суеты и шума. Я не знал всех подробностей, но у меня складывалось впечатление, что он преуспел. Капитан взошел на мостик, и бунт на корабле затих сам собой – так это выглядело со стороны.

В один из дней мне позвонили из «Стар ТВ» и предложили встретиться. Я не ожидал подобного. Это было полной неожиданностью. Я даже не успел ничего ответить, а мой невидимый собеседник учтиво подсказал:

– Если у вас недостаточно много времени для визита к нам, можем встретиться на вашей территории. Или в любом другом месте, которое вы назовете.

– Приезжайте, – предложил я. – Я выпишу вам пропуск.

– Пропуск не нужен, – ответил мой собеседник. – Не утруждайте себя.

Показывал, что вхож везде.

– К нам едут из «Стар ТВ», – объявил я.

Надо было видеть лица Светланы и Ильи в эту минуту.

– Зачем? – первым пришел в себя Илья.

– Неизвестно.

– Ты хоть представляешь, чем это может кончиться?

– Не думаешь же ты, что они начнут выяснять отношения прямо здесь.

Но у Ильи были свои соображения. Он договорился с начальником тех ребят, что охраняют телецентр, и к приезду визитера из «Стар ТВ» под нашими дверями уже стояли два бойца в бронежилетах, в сферических шлемах и с автоматами наперевес. На визитера, мне кажется, это произвело впечатление. Это был молодой, немногим старше меня, парень – высокий, с умным, жестким, волевым лицом. Одет он был с иголочки и выглядел не мальчиком на побегушках, а настоящим боссом. Я его видел в офисе «Стар ТВ». В тот самый день, когда приезжал к Боголюбову в надежде договориться о совместной работе.

– У вас тут сильная охрана, – оценил гость.

Проняло, значит.

– Времена неспокойные, – пояснил я.

– Безопасность в бизнесе – это не только телохранители у двери, но и умение договариваться.

– Интересное наблюдение, – сообщил я.

– Ваше имя мне известно, – сказал гость. – А меня зовут Виталий. Я вице-президент компании «Стар ТВ». Мы сможем поговорить с вами с глазу на глаз?

В комнате, кроме нас с ним, были еще Светлана и Илья.

– Это исключено, – сказал я.

Гость думал недолго.

– Пусть так, – согласился он. – Тем более что речь пойдет о нашем с вами сотрудничестве. Я знаю, что вы приходили к Олегу с деловым предложением. – Олег – это Боголюбов, надо полагать. – О мертвых, конечно, только хорошее или совсем ничего, но надо признать – он иногда здорово ошибался. Шел на конфликт в тех случаях, когда можно было спокойно договориться. – За последнюю минуту слово «договориться» прозвучало уже дважды. Это не случайность и не оговорка, а продуманно посылаемый сигнал. – Олег отрицал компромисс как таковой. Но сейчас его нет, и все можно исправить. Я был противником ссоры с вами. И теперь мне предстоит наводить мосты.

Я до сих пор молчал. Мне важно было понять, с чем он пришел. А вещи он говорил очень интересные. Подозрительно миролюбивые.

– Вы знаете, что сейчас у нас возникли некоторые сложности. Так бывает всегда, когда команда теряет своего лидера. Мы с этим справимся, конечно, тут вопросов нет, но потребуется некоторое время. Я не думаю, что кому-то выгодно развалить нас окончательно, потому что эфир все равно надо чем-то занимать, а если «Стар ТВ» рассыплется, это ударит по всем, и по телеканалу в первую очередь. Это как с распадом государства – центральная власть слабеет, и затем начинается такой хаос, что всем соседям становится жарко, и частная проблема одной страны превращается в головную боль для всех. – Он сделал паузу. – Я отвлекся, впрочем.

Не отвлекся он, конечно. Просто открытым текстом обрисовал невеселую перспективу и дал понять, что развал «Стар ТВ» еще аукнется.

– Компанию мы сохраним. И даже привлечем к сотрудничеству новых телепроизводителей. С этим я к вам и пришел. Я предлагаю вам место в сетке вещания «Стар ТВ» – вашей программе «Вот так история!» и тем программам, которые могут появиться в перспективе.

– На каких условиях?

– Без каких-либо условий.

Демин сидел у гостя за спиной, и я увидел, как поползли у Ильи вверх брови. Я тоже был удивлен.

– Считайте, что это мой шаг к примирению.

Наверное, он все же что-то прочитал на моем лице, потому что счел необходимым пояснить:

– В нашем пакете есть программы не самые сильные. Мы готовы пожертвовать мелочевкой ради того, чтобы ваша программа не выходила после полуночи.

– Мы согласны только на прайм-тайм! – сказал Демин.

– Ну разумеется. Именно это я и имел в виду, – невозмутимо подтвердил гость.

Я вдруг увидел, как все происходило. Вице-президент. Второе лицо в компании. Не босс, а заместитель босса, все время на вторых ролях. Ему не все нравилось из того, что делал Боголюбов, но приходилось помалкивать. Все изменилось в одно мгновение. Мертвый босс – уже не босс. Тот самый миг, когда вторые становятся первыми. Он решил, что пора принимать бразды правления в свои руки, но эйфория длилась очень недолго. Оказалось, что владеть нечем. Империя стремительно развалилась, и невозможно было остановить этот процесс умирания. Единственным выходом ему виделось заключение мира.

– Тут интересная получается вещь, – сказал я. – В прайм-тайм мы выходить готовы. А вот что-либо делать для того, чтобы помочь решить вам ваши же проблемы, – тут увольте.

Об этом я ему сказал с чистой совестью. Они не очень-то вежливо с нами обошлись, и я не собирался церемониться, а по поводу того, что мы могли не попасть в прайм-тайм, я даже не печалился. У меня было такое чувство, что мы заполучим достойное место в эфире и вне зависимости от благорасположения к нам «Стар ТВ». Касаткин пер как танк, и вскоре, как мне виделось, все должно было измениться.

– Со своими проблемами мы разберемся сами, – сказал гость. – Со старыми проблемами. Нам просто новых не надо.

Вполне возможно, что я представлялся ему заводилой всему. Касаткинская схема сработала. Теперь я выступал разрушителем империи под названием «Стар ТВ».

– Просто мне хочется быть честным, – сказал я. – Вы должны понять, что лично от меня ничто не зависит. Я не имею отношения к перекройке эфирной сетки, из-за которой вы можете пострадать. И помогать вам воздействовать на производителей программ, которые бросились от вас врассыпную, я тоже не буду. Я не буду делать вообще ничего, кроме как работать над своей программой. И если вы пришли, чтобы заручиться моей поддержкой в чем бы то ни было, мы с вами напрасно теряем время.

У него был такой взгляд, будто он не очень хорошо меня понимал. Или не верил мне.

– Я не могу предложить больше, чем предлагаю, – сказал он. – И вы это понимаете. Но договориться можно всегда. Это лучше, чем выяснять отношения.

Опять прозвучало это слово – «договориться». Он явно чего-то ждал от меня, какого-то шага. Я чувствовал, но не мог понять.

– Подумайте над моим предложением. Отныне все может пойти по-другому, – добавил гость. – Лишь бы было обоюдное желание.

Он всерьез рассматривал меня как одну из сторон в конфликте. Почему-то решил, что я могу помочь ему сохранить «Стар ТВ».

– Если позволите, я вам перезвоню.

– Да, конечно, – согласился я. – Но, увы, мне нечего сказать, кроме того, что я вам уже сказал.

Я проводил его до дверей. Он не переступал порог и смотрел на меня так, словно призывал последовать за ним. Я читал это в его взгляде.

– Я вас провожу, – предложил я, и мы вышли в коридор.

Обеспокоенный Демин выскочил следом, но здесь были автоматчики, да и вообще картина не выглядела настораживающей или опасной, и он к нам не приблизился, так и остался стоять в дверях, в любую минуту готовый прийти на помощь.

– Мне понятна ваша осторожность, – сказал Виталий, понизив голос. – Но я был в курсе всего.

– В курсе чего? – не понял я.

– Поймите, я уже не вице-президент. Я возглавляю «Стар ТВ». И именно со мной вы можете решить те проблемы, которые никак не решались с Боголюбовым.

– Это я понял, – сообщил я.

Он посмотрел на меня так, как будто я валял ваньку.

– Я присутствовал при том разговоре.

Произнес как откровение и теперь во все глаза смотрел на меня.

– При каком разговоре?

– Когда ваш человек пришел к Боголюбову и угрожал его раздавить, если «Стар ТВ» не пойдет на мировую. Я присутствовал в кабинете, когда это произошло.

– Какой человек? – растерялся я.

– Ваш человек. Которого потом убили. Кажется, его фамилия Гончаров.

Мир дрогнул и завращался вокруг меня. Вселенная пустилась в безумный танец, я даже потерял ориентиры, не за что было зацепиться взглядом.

– Гончаров? – переспросил я. – Он был у вас в офисе?

– Да, – ответил мой собеседник и посмотрел на меня так, будто не верил, что я не знал об этом факте. – Как раз накануне своей гибели.

38

Наш гость уехал столь стремительно, что больше мы ничего не смогли у него узнать. Он принес не просто новость. Он принес оглушительную новость.

– Он блефует! – сказал Илья. – Черт побери, это же провокация! Я как чувствовал!

– Нет, – покачал я головой. – Все слишком похоже на правду.

Я уже почти верил, потому что у меня был опыт вчерашнего дня, но оставалось кое-что проверить. Я позвонил Ряжскому. Едва услышав его голос, понял, что он зол и насторожен, но на наши с ним отношения мне сейчас было наплевать.

– Вы знали, что Гончаров встречался с Боголюбовым?

Ряжский ответил не сразу. Помолчал, потом спросил:

– И – что?

Знал! Потому-то вчера допрос и вертелся вокруг Гончарова! Я все никак не мог понять настойчивости Ряжского, его стремления раз за разом вернуться в исходную точку, почему-то представляющую для него интерес, и непонятно это мне было только потому, что я не знал того, что знал Ряжский.

– Я не посылал его к Боголюбову!

– М-да, – без особого энтузиазма отозвался мой собеседник.

Не верил. Я положил трубку на рычаг. Как глупо все получилось. И как страшно закончилось.

– Кто бы мог подумать, – пробормотал я. – Ах, Гончаров, Гончаров!

Вечный выдумщик. Человек, который любил сам себе придумывать новую судьбу. Он не хотел быть тем, кем был по жизни. Ему было нужно что-то феерическое. Он хотел побеждать американцев в Третьей мировой. Или хотя бы ставить на место зарвавшихся мафиози, одним из которых в его глазах был Боголюбов. «Надо договариваться, – сказал мне Гончаров. – Я сам пойду к Боголюбову и от вашего имени договорюсь». Договорился.

Он умел пустить пыль в глаза. Когда надевал шикарный костюм и придавал лицу выражение посвященности в самые тайные тайны, ни за что нельзя было догадаться о его рабочей биографии и карьере грузчика, столь бесславно завершившейся. «Боец невидимого фронта», да и только. Могу себе представить, что Гончаров наплел в боголюбовском офисе. Наверное, он был чертовски убедителен, как всегда, и все сказанное им восприняли всерьез. А иначе не было бы стрельбы. Сфальшивь он хоть в чем-то, и его просто вышвырнули бы за порог. Уж лучше бы сфальшивил. Сейчас был бы жив.

– Он сумел навешать им лапшу на уши, – сказал я. – И они поверили, что Гончаров – наш посланец.

А перед тем ведь еще был «Телетриумф», и Гончаров на церемонии сидел рядом со мной. Боголюбов его видел, конечно, и запомнил, и когда Гончаров пришел в «Стар ТВ», его и приняли как члена нашей команды. Откуда же они могли знать, что он вообще никто, ноль!

Схема Ряжского теперь была мне ясна. О визите Гончарова он уже знал. Наверное, допрашивал сотрудников «Стар ТВ», и кто-то ему сказал о Гончарове. Возможно, это была боголюбовская секретарша. Или еще кто-то.

– Надо поговорить с его вдовой, – предложил я. – Гончаров, конечно, мог ей ничего и не сказать. А мог и сказать. Я хочу понять, зачем он в это влез.

К Нине Тихоновне я готов был отправиться сразу же, но меня вызвал Касаткин. Я шел в его кабинет, предполагая, что там что-то необязательное, мелочи, словом – в последнее время Касаткин общался со мной накоротке очень часто, – но когда я вошел, увидел множество людей, и от растерянности даже остановился на пороге.

– Проходи, Женя, – сказал Касаткин, как будто только меня одного и ждали.

Я хотел нырнуть за чужие спины, вдоль стены еще оставались свободные места, но Касаткин сказал:

– Нет, нет! Сюда, пожалуйста!

И показал на свободный стул у стола, по правую руку от себя. Это было полной неожиданностью. Но я подчинился.

Здесь собралось все руководство телеканалов. Были и члены Совета, никогда прежде я не видел их всех вместе Еще Касаткин пригласил представителей телекомпаний, чьи программы закупал его канал. Большое собрание, прямо Съезд Советов.

– Мы собрались, чтобы обсудить самые важные вопросы, – сообщил присутствующим Касаткин. – Это действительно важно и по-настоящему необходимо, потому что последние события, о которых вы все знаете, бросают тень и на канал, и на всех нас, и первейшая наша задача – очиститься от скверны, восстановить свою репутацию.

Касаткин, говоря, смотрел куда-то в одну точку, и когда я проследил его взгляд, наткнулся на Гену Огольцова. Он сидел едва ли не в самом углу, у двери, рядом с ним оставались свободные места, и это так явственно подчеркивало его одиночество, межу, проложенную между ним и остальными присутствующими, что я понял – с ним уже все ясно. Гена уходит. Не сам, конечно, уходит, но еще надеется обойтись минимальными потерями. Даже вот пришел на это собрание, демонстрируя лояльность, надеется, что его хотя и выгонят, но дело обойдется без каких-либо серьезных обвинений в его адрес.

– Телевидение – это большое влияние на умы и большие деньги, – сказал Касаткин. – Поэтому многие хотят к этому, так сказать, приобщиться и не всегда, к сожалению, с добрыми намерениями. Мы предчувствовали возможные осложнения и попытались обезопасить канал от проникновения грязи и духа стяжательства, образовав Совет. Совет должен был стать фильтром, но что-то у них не заладилось. К сожалению, мы не успели среагировать вовремя и поэтому сейчас имеем то, что имеем.

Касаткин обвел присутствующих строгим и несколько печальным взглядом.

– Пришлось образовать комиссию, которая попыталась как-то с этим разобраться. Выводы получены неутешительные. Впрочем, сейчас вы сами все услышите.

Касаткин кивнул своему заместителю. Тот раскрыл лежавшую перед ним папку и стал читать заранее заготовленный текст. Это и были выводы комиссии. Совет, докладывал заместитель Касаткина, с момента своего образования попытался взять под контроль эфирную политику на телеканале. Какие программы закупать, а какие отвергнуть, сколько за какую программу платить и как распределять эфирное время – все это стал решать Совет. Поначалу казалось, что оно и к лучшему, потому что создалась видимость какого-то порядка, но этот порядок, как очень скоро обнаружилось, был весьма и весьма своеобразный. Вдруг стала проявляться любовь Совета к одним телепроизводителям и нелюбовь к другим. Совет не попытался защитить телепроизводителей, когда на тех началось давление со стороны «Стар ТВ», и вскоре эта телекомпания подмяла под себя всех, что позволило ей диктовать условия телеканалу. Собрав пакет первоклассных телепрограмм, «Стар ТВ» выдвинула требование о пересмотре сетки вещания, пригрозив в противном случае уйти с телеканала. Совет поддался на шантаж.

– Еще надо разобраться, в чем причина такой сговорчивости Совета, – мрачно произнес Касаткин.

В его огромном кабинете повисла тяжелая, гнетущая тишина. Людям, которых Касаткин только что фактически обвинил в нечистоплотности, нечего было сказать в ответ. Любая попытка оправдаться только усугубила бы положение.

– Продолжайте, – буркнул Касаткин, обращаясь к своему заместителю.

Новая сетка вещания, продолжал докладывать заместитель, оказалась несправедливой ко всем сразу, кроме, разумеется, «Стар ТВ». Конечно, обиженные были и раньше, эфирное время все-таки не резиновое, но впервые ущемление интересов носило столь массовый характер и было до неприличия бесцеремонным. У руководства канала, продолжал докладчик, есть основания полагать, что последовавшие за тем всем известные печальные события были непосредственно связаны с результатами перераспределения эфира, затеянного Советом. Репутации канала был нанесен ущерб, который, возможно, придется ликвидировать еще долгое долгое время. В этих условиях…

– В этих условиях, – веско сказал Касаткин, перебив своего зама, – принято решение распустить существующий Совет.

В чем проявляется талант истинного аппаратчика – в его способности аккуратно подвести всех к положительному восприятию нужного решения. Распусти Касаткин Совет просто так, одним лишь приказом, никому ничего не объясняя, – и тотчас же на него обрушился бы град обвинений в том, что он лишь пользуется моментом, укрепляя собственную власть. Но работала комиссия, и комиссия подготовила доклад. Там все было разложено по полочкам, и картина вырисовывалась крайне неприглядная. Жуткая, честно говоря, картина. И доклад даже еще не был дочитан до конца, а у большинства присутствующих – я в этом уверен! – уже сложилось твердое убеждение в том, что действительно ребята из Совета здорово напортачили, и уж если такое случилось и кто-то должен отвечать за содеянное, то кому же, как не им. Я готов был снять перед Касаткиным шляпу. Чистая работа. Высший пилотаж.

– Совет все-таки будет, мы изберем его гласно, из вас же, из тех, кто присутствует здесь, и действовать новый Совет будет под общественным контролем, без келейности, – сказал Касаткин.

Теперь каждый из присутствующих будет примерять мантию члена Совета на себя, и Касаткин может быть уверен, что все эти люди – его союзники. По крайней мере до тех пор, пока не станет известен состав нового Совета. Так что торопиться с этим он не будет. Зачем же союзников слишком быстро превращать во врагов?

– Мною также принято решение об освобождении Огольцова Геннадия Алексеевича с поста генерального продюсера телеканала.

Все подспудно ждали этой отставки, и все равно прозвучавшее оказалось полной неожиданностью. На Гену устремились все взоры. Он крепился, но был бледен. Насколько он раздавлен, я понял в следующий миг, когда смещенный с должности Гена даже не попытался покинуть почтенное собрание, хотя и должен был бы это сделать. Силы оставили его, и он сидел, окаменелый.

– Новым генеральным продюсером будет назначен Евгений Колодин.

Я едва не упал со стула. Готов был поверить, что ослышался, но увидел глаза Касаткина и понял, что все именно так и обстоит.

– Я прошу извинить меня за то, что я принял решение, даже не переговорив предварительно с тобой, – с ободряющей улыбкой сказал мне Касаткин. – Но надеюсь, что ты примешь предложение занять этот пост.

Лис! Настоящий лис! Как хитер! Как предусмотрителен! Он продемонстрировал всем, кто здесь был, что мое назначение – это не закулисная сделка, что все по-честному, ведь я даже не знал, что буду продюсером, достаточно было только взглянуть на мою физиономию в эту минуту, чтобы понять, что я ни сном ни духом, и, конечно же, ни о чем я с Касаткиным не договаривался. И мою репутацию пострадавшего тоже, наверное, учел. Кто же посмеет бросить в меня камень, если у меня столько неприятностей было за последнее время. Это победителей не любят, счастливчиков, а сирых и убогих – тех пожалуйста. И это Касаткин учел, наверное.

– Я подумаю, – сказал я. – Можно?

– Ну конечно!

– Слишком неожиданно, – признался я.