Текст книги "Неверия. Современный роман"

31

Служба отнимала у оперуполномоченного Комова достаточно много сил. И в редкие выходные, восстанавливаясь после непростой службы, он испытывал иногда ноющую тоску.

Недавний разрыв с Мариной бесследно не проходил и Комов, замечая происходящие в нём перемены, успокаивал себя: «Ерунда – это ностальгия… Всё пройдёт – для этого нужно только время!»

Дома, после встречи с Поляковым, Комов достал простенький мобильник, подаренный ему в своё время Мариной. Раньше он пользовался им в тех случаях, когда звонил именно этой женщине, с которой ещё недавно его связывали близкие отношения.

Комов включил мобильник и прочитал сообщение от неизвестного абонента, которое его немного позабавило, а затем и озадачило. На дисплее высвечивался текст: «Здравствуй, сладкая пчёлка! Когда ты прилетишь ко мне и соберёшь нектар нашей любви? Фанфан – тюльпан, переполненный любовью».

«Наверное, какой-то чудик ошибся», – уверенно подумал он, поскольку номер мобильника был известен только Марине.

Но текст навёл его на мысль, что подобные эсэмэски пишут не маленькие дети или великовозрастные болваны, а сами авторы таких романтических строк вряд ли отправляют их по ошибке незнакомым людям.

Комов, держа в руках мобильник, какое-то время размышлял, теряясь в догадках, но неожиданно Маринин подарок зазвонил. И непонятное сообщение, прочитанное только что, а тем более этот странный звонок от неизвестного абонента, насторожили его, но Комов всё-таки принял вызов и в трубке раздался голос:

– Добрый день, Виктор Иванович!.. Вас беспокоит Изволин… Надеюсь, вы меня не забыли?

– Изволин?.. Да, разумеется, помню… Мы, кажется, встречались… этой весной, – Комов тянул время, оценивая ситуацию, и даже замолчал на время.

Звонок на телефон, о котором, как считал Комов, Изволин не должен был знать никогда и ни при каких обстоятельствах, выбил его из привычного состояния, но он собрался и спросил у собеседника:

– Фанфан – это вы?!

– Да, извините… Это была невинная шутка, чтоб как-то вас подготовить, – быстро ответил Изволин.

Возникла новая пауза, которую прервал уже Изволин:

– Не беспокойтесь, Комов… Ни вам, ни вашим близким мы не причиним ничего плохого… Просто этот номер показался мне более надежным, поэтому я по нему и звоню.

– Вы боитесь прослушки? – не задумываясь, спросил Комов.

– Не то слово, – ответил Изволин и пошутил. – Бережёного бог бережёт!

– Понятно… – очень тихо, словно для себя, произнёс Комов, а затем спросил уже отчетливым голосом: – Так, что же вас интересует, господин Изволин, если вы таким бережным способ вышли на меня?

– Отвечу прямо, – заговорил Изволин. – Хочу узнать: кто и по какому поводу беспокоил вас в связи с делом Гришина?

– А существует ли оно? – почти равнодушно спросил его Комов. – Я, честно говоря, не знаю такого дела.

Комов, по сути, не лгал Изволину, так как всё ещё оставался тем самым котёнком с удавкой на шее, который продолжал кувыркаться в неведомых ему изгибах мусоропровода.

– Да, меня вызывали в следственное управление по поводу моего рапорта об оперативной проверке, – спокойно пояснял Комов. – Это было, если не ошибаюсь, давно… В конце марта, а, может, в начале апреля… Уточнили детали – и все!.. Я, кажется, уже рассказывал вам об этом.

– Да-да, что-то припоминаю, – Изволин ничего не забыл и продолжал говорить. – Это всё официальные контакты, а нас интересуют другие, в частном порядке, так сказать… Как с ними?

– В частном порядке, говорите? – переспросил Комов, вживаясь в роль слепого котёнка. – Ну есть тут отдельные типы в некоторых органах, у которых навязчивая идея, будто я что-то спёр из квартиры вашего покойного коллеги… И это, пожалуй, всё… Но я на больных не обижаюсь – у всех свои заморочки!

Они оба на время замолчали, но пауза продолжалась недолго.

– Нет, Комов, это не больные, а очень опасные люди. И вы, надеюсь, это прекрасно осознаете… Вас уже наверняка провоцировали… И будут продолжать, поэтому будьте и впредь осмотрительны в своих действиях, – советовал Изволин с тревожной ноткой в голосе.

И Комов почему-то решил, что ему нет уже смысла продолжать дальше изображать из себя недалёкого милиционера, который не понимает, что влип в тёмную историю, причём, далеко не случайным образом.

– Спасибо за предупреждение, – серьёзным голосом произнёс Комов и тут же спросил: – Но я, всё-таки, не понимаю до конца цели нашей беседы.

– Цель простая: убедиться, что ситуация не изменилась и убедить вас, что ни вам, ни вашим близким мы не причиним ничего плохого, – твердо ответил Изволин.

– Если? – бесцеремонно спросил Комов – ему показалось, что Изволин сказал не всё.

– Никаких если, Комов! – резко ответил Изволин. – Ситуация такова, что уже поздно и практически невозможно что-то менять… А вам – в первую очередь!.. И прошу учесть это на будущее.

И хотя в голосе Изволина не было ни чрезмерной обеспокоенности, ни паники и ни чего-то угрожающего, однако Комов по привычке напрягся, ожидая от собеседника чего-нибудь неожиданного. Но Изволин замолчал после сказанных слов, и Комов догадался – беседа их завершилась и можно расслабиться.

Они пожелали друг другу здоровья, удачи и попрощались.

Комов ещё какое-то время находился под впечатлением от состоявшегося разговора, пытаясь его оценить и выделить из него самое главное. И у него даже возникла мысль позвонить Марине, и убедиться в том, что с ней и её дочкой ничего дурного не произошло, но он на это не решился.

Комов поверил Изволину и посчитал, что такой звонок мог бы показаться Марине не только странным, но и двусмысленным, а этого ему не хотелось… И далее, весь остаток дня, он старался не вспоминать их беседу, отгоняя от себя не совсем приятные мысли, но ночью они взяли его в плен, и он, отбиваясь от них, заснул лишь под утро и увидел сон.

…Комову снилась тёмная комната, похожая на узкую камеру, в которой очень знакомый голос, словно сквозь стены, глухо наговаривал ему: «Дружище, с кем не бывает!.. Я всё понимаю – выбирай!.. Бери, что душе угодно… Швейцарский банк, счет в оффшорах, наличные – надолго хватит!»

Комов хотел повернуть голову, чтоб разглядеть лицо говорящего, но тело будто окаменело и не подчинялось ему. А сзади вдруг кто-то задышал ему в затылок часто-часто, по-собачьи, и стал лизать ухо, приговаривая: «Бери, дурень, бери… Надолго хватит!»

Комов с огромным усилием повернул голову и увидел пса Полякова. Дар, не мигая, смотрел прямо на него удивлённой собачьей мордой, наклоняя её то влево, то вправо и при этом щёлкал своими длинными ушами.

Комов, испугавшись, стал отмахиваться от собаки руками и проснулся…

Несколько минут он лежал, что-то обдумывая, потом достал сигареты и закурил прямо в комнате, что случалось с ним очень редко.

– Приснится ведь такое, – проговорил Комов, а затем, чуть не поперхнувшись дымом, крикнул со злостью. – Бред… бред для недоумков!

Комов, толком не выспавшись, никуда весь день не выходил и только ближе к вечеру собрался, сел в машину и отправился за родителями на дачу.

По дороге Комов попал в пробку и, не раздумывая, свернул с трассы, отъехал не слишком далеко и остановился в тихом переулке.

Там находилась малоприметная стоянка, которая запомнилась ему по последнему свиданию с Мариной. Тогда Комов оставил машину именно здесь, а потом пешком добирался отсюда до платформы, где у них была назначена встреча.

И сегодня, в этот не самый удачный выходной, его почему-то потянуло сюда, на эту стоянку, будто преступника на место преступления, и Комов не противился своему необъяснимому желанию… Он неторопливо зашагал по тропке вдоль длинного забора, разукрашенного рисунками и надписями, которые теперь скрывались за листвой деревьев, и остановился у знакомой скамейки. Там он закурил и простоял несколько минут, словно кого-то поджидая.

Разные мысли приходили Комову… Он вспомнил Марину и неожиданно, всем своим существом, остро почувствовал, что, если бы не обязательная поездка за родителями на дачу, то он, наверное, рванул бы сейчас в стоявшую на платформе электричку и отправился к ней, к женщине, с которой ещё недавно здесь расстался и, кажется, уже навсегда… А с платформы, прощаясь, загудела отъезжающая электричка, затем тронулась с места и, повизгивая, скрылась в городских постройках.

Комов вздохнул не то с сожалением, не то с облегчением и пошёл обратно.

32

Дела на службе у Комова шли нормально: претензий к нему со стороны начальства почти не было, а вот отношения со своим непосредственным руководителем, майором Ковалёвым, если изменились, то только в лучшую сторону. И никаких других, тем более подозрительных перемен, он вокруг себя не замечал.

Больших и громких дел у него, как, впрочем, у всего Центрального РОВД в настоящее время не было, если не считать двойного убийства в подъезде многоквартирного дома, которое произошло на неделе, и на расследование которого он выезжал ночью в составе бригады.

В подъезде были обнаружены тела мужчины и его спутницы, молоденькой девушки.

Комов сразу узнал убитую и сказал майору Ковалёву:

– Девушка мне знакома… Эта Людочка, – и он тут же поправился, – Людмила Зуева… Проживала в нашем микрорайоне вместе с родителями.

Ковалёв с удивлением посмотрел на него и задержал взгляд, словно ожидая пояснений.

– Всё просто – мы учились в одной школе, – ответил Комов.

– На твою одноклассницу она явно не похожа, – невозмутимо, без всяких эмоций на лице произнёс Ковалёв, а затем спросил с лёгкой иронией. – И откуда такая подробная информация?

– Я знаю её с выпускного класса, с торжественной линейки в честь последнего звонка… Носил её, первоклашку, на своём плече, когда она школьным звонком трезвонила в актовом зале, – пояснил Комов. – С той поры и познакомились… Людочка жила рядом и росла, как говорят, на моих глазах – жалко девчонку!

Ковалёв покачал головой, словно соглашаясь с ним, и приказал:

– Подъезд твой… Займись соседями по площадке – всё остальное потом!

Когда за полночь они возвращались обратно, Комов спросил:

– И кто этот убитый гражданин – выяснили?

– Так, один… ублюдок! – почти равнодушно произнёс Ковалёв и, заметив на лице Комова удивление, расщедрился на подробности: – Черняев – достаточно известный тип в нашем районе… В молодости залетел разок по довольно пустяшному делу… Освободился – и удивительным образом нажил на этом авторитет среди местной шпаны!.. На свободе несколько лет… Чем занимался – ещё предстоит узнать… А твоя школьница, похоже, последней его пассией была… Она подрабатывала моделью в доме моды и убрали её, вероятно, как случайного свидетеля.

– Последние года полтора я встречал Людочку Зуеву на улице, но очень редко, – пытался что-то добавить об убитой Комов. – А что она в модели подалась, так это для меня новость!

– Они все сейчас в модели подались – красиво жить не запретишь! – сказал с усмешкой водитель, повернувшись к ним.

Смерть девушки взволновала огрубевшего Комова. Он знал Людочку со школьной поры, а за это время она превратилась из забавной и смешливой первоклашки в стройную и красивую девушку, на которую ошалело заглядывались многие парни.

– А сейчас у многих наблюдается прогресс в осознании себя… Модель хочет быть топ-моделью, простой чиновник – топ-чиновником, обычный вор – вором в законе, – устало произнёс майор Ковалёв.

Он замолчал и так, не проронив больше ни слова, доехал до своего дома.

На следующий день Ковалёв докладывал по делу о двойном убийстве и Комов присутствовал на этом совещание.

Версий относительно мотивов преступления оказалось не так много, поэтому доклад Ковалёва был коротким.

– Таким образом, главная версия – заказное убийство на почве криминальных разборок за сферы влияния в нашем районе и, возможно, в целом по городу, – в заключение сказал он. – Предлагаю сосредоточиться именно на этой версии.

– Как обстоят дела с фактическим материалом для главной версии? – последовал вопрос от замначальника отдела.

– По данным Заречного РОВД Черняев проходил в качестве свидетеля по двум делам. Это махинации с ворованными машинами на южном авторынке, рэкет и вымогательство в торговом комплексе «Березка». В нашем районе он нигде, в общем-то, не засветился… Объяснение у меня простое – Черняев проживал в Центральном районе и, наверное, старался в своём районе не гадить… Правда, пару раз его фигура всплывала в квартирных кражах и то лишь по сведениям наших конфидентов, – Ковалёв закончил пояснения и уставился в раскрытую папку для докладов.

– Для заказного убийства не густо… А, может, просто что-то не поделили? – многозначительно заметил замначальника отдела и спросил у Ковалёва. – И какие это кражи?

Ковалёв стал зачитывать справку, называя адреса, даты ограблений, кратко перечисляя имущество, похищенное преступниками. В этот момент Комов насторожился, поскольку прозвучал знакомый ему адрес квартиры Гришина.

Ковалёв закончил излагать сведения, и по его сосредоточенному выражению лица становилось ясно, что он готов отвечать на последующие, возможно, более неожиданные вопросы.

– Хорошо, – после небольшой паузы удовлетворённо произнёс замначальника отдела, заканчивая совещание. – Дело резонансное, причём не только для нашего района, но и для города… Поэтому основные усилия необходимо направить на поиски исполнителей данного преступления. Попутно ведите разработку главной версии заказного убийства… Все свободны!.. А майора Ковалёва прошу задержаться.

Ковалёв появился лишь через полчаса и спросил у Комова:

– Как у тебя с подъездом… Сколько осталось квартир?

– Шесть…

– Сегодня заканчивай, а завтра утром доложишь! – приказал Ковалёв и удалился по своим делам.

Квартир для опроса жильцов подъезда, где произошло преступление, оставалось не слишком много, но наступила летняя пора, поэтому многие возвращались домой достаточно поздно, и Комову пришлось непросто.

Вернулся он домой усталым, слегка перекусил, принял душ и вскоре завалился спать.

Утром он докладывал вторым, после Герасимова, который отвечал за двор, прилегающие территории и автостоянки. Результаты у них обоих оказались неутешительными и Ковалёв, выслушав их, задумался на какое-то время, а потом сказал без энтузиазма:

– Если в ближайшие три дня мы не выйдем хоть на какие-то следы исполнителей, то почувствуем запах свежего висяка…

Герасимов, в отличие от Комова, неосмотрительно заговорил о возможностях дополнительной проверки и результатах экспертизы.

Ковалёв посмотрел на него с укором, но ответил спокойно, как старший и опытный товарищ:

– Вы, Герасимов, молодой сотрудник… У нас с 90-х годов таких дел накопилась уйма… И многие из них аккуратным образом превращались в висяки, если мы за три дня не успевали ничего нарыть… И подобных висяков у нас, как в гардеробе вешалок!

Однако тут Ковалёв оказался не совсем точен, поскольку вешалок у них в гардеробе на самом деле было не так много и в иные дни на всех не хватало. Но возражений по поводу этой неточности не было и вскоре, получив задания на дополнительную проверку своих участков, они отправились на их выполнение.

Кропотливо занимаясь опросами жильцов дома, Комов иногда задумывался, вспоминая убитого Черняева. Сейчас, уже зная, кем являлся убитый в местной криминальной иерархии, Комов не переставал удивляться нелепости всего происшедшего с этим человеком. Он не мог понять, зачем потребовалось устранять такую незначительную фигуру, каким являлся Черняев, да ещё с помощью тщательно организованного убийства?..

Получалось, как предполагал Комов, что Черняев либо совершил роковую ошибку в очень крупном преступном деле и перешёл, наверное, кому-то дорогу, либо оказался одноразовым исполнителем и лишним свидетелем в чужой, но очень опасной игре.

В первое не очень верилось, и самое главное отсутствовали факты, подтверждающие, что Черняев так высоко поднялся в криминальной среде. Второе же являлось полной загадкой, которая встала преградой на пути группы майора Ковалёва.

Озадачил Комова и тот факт, что фигура Черняева пусть косвенным и весьма отдалённым образом, но всё же промелькнула в деле ограбления квартиры Гришина.

«Хотя Гришин покойник, но он был и остается до сих пор загадочной фигурой…» – подумал Комов и вспомнил про досье Гришина, которое получил в своё время от Марины, но отнёсся тогда к нему не совсем внимательно.

Поздно вечером, в домашней тишине, Комов не поленился и решил ещё раз изучить досье Гришина.

– Гришин Сергей Миронович, родился 15 декабря… в городе Лида Гродненской области Белорусской ССР… неоднократно судим… последний раз за преступления в сфере экономической деятельности… освободился из мест лишения свободы… – негромко читал Комов. – Ну, это не так интересно!.. А вот, что мне надо… Первая судимость… статья 206, часть вторая УК РСФСР… наказание отбывал в ИТК номер… посёлок… Зубово-Полянский район… Мордовская АССР. Освобожден по Указу ПВС СССР от восьмого августа 1968 года условно на двенадцать месяцев и четыре дня… с обязательной отработкой на стройках народного хозяйства.

– Кажется, есть! – обрадовался Комов и, прекратив чтение, задумался: «А это уже теплее – вот от этого и надо плясать…»

Он быстро достал с книжной полки географический атлас, но порывшись в нём, Комов не нашёл там населённых пунктов с названиями Качкар или Найба. Правда, в Турции оказалась гора с названием Качкар… Кудымкар, Качканар находились в Пермском крае и там, в болотистых и лесистых местах, ещё существовал Пермлаг, но никаких совпадений с текстами Гришина на этой местности он не обнаружил.

– Найма… Найма? – словно прицениваясь, произносил Комов названия других, чем-то похожих мест. – Найба… А Найма?!.. Очень созвучно!.. Качкар… А Кача?!.. А это не очень!

Вопросы по географии так и остались открытыми, зато ему стало очевидно, что автором текстов, обнаруженных им в ноутбуке Гришина, являлся ни кто иной, как сам Гришин Сергей Миронович.

Открытие было не ахти какое, но Комов считал этот факт реальным ключиком к ещё непознанным тайнам господина Гришина.

«Да, оказывается не всё так просто, – думал Комов, вспоминая с теплотой Марину. – И всё благодаря ней… Если не её досье на Гришина, мне пришлось бы туго!»

33

В воскресенье выдался погожий денёк. У Комова появилась возможность отдохнуть от дел и отвлечься от грустных мыслей. Он, решив прогуляться, забрёл в старую часть города, где на одной из улиц столкнулся лицом к лицу с Зарубином.

От неожиданности он опешил, не зная, как повести себя, а Зарубин оказался в этот смысле проворнее и первым удивлённо произнёс:

– Ба, Комов… Привет! Как здорово, что я тебя встретил… Не зря говорят – на ловца и зверь бежит!

Они разговорились, а затем, расположившись за столиком летнего кафе, заказали пива.

– А я собирался в понедельник тебе на службу позвонить, – сказал Зарубин, – по нашим общим делам.

– По убийству Черняева? – заинтересованно спросил Комов.

– Нет, Комов, – быстро ответил Зарубин, на секунду задумался и затем продолжил. – Да, Черняев засветился у нас в нескольких делах… Но это всё в прошлом – ничего серьёзного… Отметился тем, что трахал тех же девиц, что и фигуранты, которые проходили как подозреваемые… и жрал с ними водку в кабаках. По-моему, он обычное фуфло… Непонятно, за что и кто его убрал?!.. Возможно, за девчонку.

– У нас есть такая версия для людей из ближнего круга убитых, – поделился Комов. – Впрочем, мы на неё не надеемся.

– А зря… Любовь – страшная сила, Комов, как учат классики! – Зарубин улыбнулся на миг, но говорил серьёзно. – А вспыхнуть она может даже за ближним кругом, в укромном уголке… И тушат пожар безумный любви не только рюмкой, а иногда и пулями – вот так!

– Времена любовных дуэлей канули в вечность… – сдержанно произнёс Комов, пытаясь уйти от этой темы. – И об этом можно забыть.

– Как знать, как знать… – не унимался Зарубин, оставаясь всё ещё серьёзным. – Дуэли на шпагах канули, а им на смену пришли любовные разборки с применением огнестрельного оружия.

Разговор прервался, пока они потягивали пиво, а затем Зарубин спросил:

– Ну, а у тебя, как дела?.. Поляков отстал или ещё цепляется?

– Поляков… Из следственного комитета?! – Комов решил не уклоняться от неприятного вопроса и ответил без притворства. – Да он, в общем-то, ко мне и не приставал.

– Не скромничай, Комов… Мне, в принципе, без разницы, но я в курсе, что материалы дела по вашему жмурику ушли в УФСБ и сейчас всё в их компетенции, – улыбка вновь появилась на лице Зарубина. – Поэтому пытать по делу Гришина он может тебя лишь в частном порядке!

– Ты, о чём?.. По какому жмурику?! – с непониманием спросил Комов.

– А ты забыл… Забыл Гришина?!

– Гришина? – переспросил Комов, задумался на мгновение и ответил, не скрывая раздражения. – Давно бы забыл, да не дают… Не дают мне его забыть некоторые личности!.. И ты в их числе… Неужто он такой важный и опасный, что им фэсбэшники занялись?..

– Наверное… Видать, этот жмурик на кого-то большой шухер навёл. Вот они решили выяснить, кто страшнее он или они, – задумчиво ответил Зарубин, посмотрел пристально на Комова и заговорил чуть приглушённым голосом: – У меня есть знакомые, которых интересуют секреты этого жмурика… Если располагаешь ими – поделись… Не прогадаешь!.. Только учти – время идет, а расценки на такой товар падают и очень быстро.

Они оба закурили, почти одновременно, и в разговоре возникла пауза.

Комов, подумав, решил, что пришла пора поговорить с Зарубиным откровенно.

– Никакого товара у меня не было, нет и никогда не будет! – жестко ответил он. – И это – правда, по крайней мере, моя… А какая, Зарубин, правда, у тебя и кому ты служишь?..

Зарубин рассеянно осмотрелся по сторонам, наклонился к Комову и, глядя ему в глаза, произнёс равнодушным голосом:

– Комов, правда, как сирота, всегда одна – только у неё слишком много опекунов… и каждый со своей выгодой, – он откинулся на спинку стула, затянулся сигаретой, выпустил клуб дыма, смахнул затем его рукой и сказал:

– А я, Комов, служу, как и ты, нашей родине… Хочешь, верь, а хочешь, нет!

Он внимательно посмотрел на Комова и заметил, что тот не скрывает своих чувств и выглядит обозлённым. И Зарубин, чтоб как-то успокоить его, умолк, выдержал паузу, а потом заговорил примиряющим тоном:

– Ты уж прости, Комов, если что не так… Моя миссия простая: знакомые люди попросили, а я передал… И не ищи в этом большого смысла – здесь всё просто!.. Да что тебе объяснять – мы с тобой в одном котле варимся.

Беседа явно угасала… Они поговорили ещё немного, беспечно поглядывая на симпатичных девушек, сидящих через столик, похоже, студенток, которые посмеиваясь, бросали в их сторону озорные взгляды. Но серьёзные молодые люди не поддались летнему очарованию длинногих красавиц и вскоре разошлись в разные стороны.

Разговор с Зарубиным получился для Комова предсказуемым. И у него проскользнула убаюкивающая мысль, что вся эта заморочка с чужой флэшкой, наверное, скоро разрешиться, пока ещё непонятным для него способом, отступит и затем исчезнет из его жизни, как дурной сон, навсегда.

«Кто я среди этих монстров, рождённых эпохой беспредела? – рассуждал Комов. – Милицейская сошка, которая оставила после себя один ничтожный рапорт. И этот клочок бумаги, возможно, уже не существует в деле гражданина Гришина, которое теперь уплыло в высокие инстанции. Беспредел, похоже, утих, его причудливые монстры, кажется, вымерли… Но так ли это?.. И кто эти люди: Зарубин, Поляков… Такие же винтики вроде меня или только рангом повыше?»

Эта скользкая, как мелкая рыбёшка, мысль назойливо цеплялась за его сознание, а он, как знающий рыбак, пытаясь освободить от неё снасть, подальше отшвыривал свой незадачливый улов.

Комов уже не хотел быть тем самым подслеповатым котёнком, выброшенным по чужой воле в мусоропровод, а пытался найти собственный выход… Сомнения и внутренняя борьба продолжались в нём до конца дня.

Он вспомнил подробности последней встречи с Поляковым, неожиданный телефонный звонок от Изволина, его беседу с Зарубиным сегодня и решил – расслабляться ещё рановато и для этого нет никаких оснований. И у него снова, как уже бывало, возникло сиюминутное желание разрубить этот запутанный узел, пойти в УФСБ, покаяться там и отдать всё, что принадлежало гражданину Гришину.

Но доверить тайны гражданина Гришина нынешний Комов не мог уже никому – он превратился в заложника своей добычи, и ему было важно заглянуть в эти секреты прежде самому, хотя бы краешком глаза, чтоб утолить в себе первобытную страсть охотника…