Текст книги "Неверия. Современный роман"

20

После встречи, по дороге домой, Комов размышлял.

Несколько неожиданный финал беседы с Везунчиком лишь только добавил новые вопросы, которые требовалось осмыслить и готовиться, возможно, к самым непредсказуемым поворотам в истории со смертью гражданина Гришина.

У подъезда своего дома он увидел солидного на вид немолодого мужчину, стоящего поодаль. Комов слегка напрягся, двигаясь ему навстречу, поскольку миновать мужчину не представлялось возможности.

– Господин, Комов? – окликнул его незнакомец приятным баритоном.

– Да, а в чём дело? – ответил Комов.

Мужчина представился и протянул визитку. Комов взял её у незнакомца, мельком взглянув, и тут же спрятал в кармане куртки.

Мужчина назвался Изволиным Алексеем Ивановичем и являлся в настоящее время директором по маркетингу и развитию столичной туристической фирмы. Сказав Комову, что ему необходимо с ним переговорить и разговор этот отнимет не так много времени, он предложил немного пройтись. Комов согласился и они не спеша направились в сторону соседних домов.

– Я по поводу Гришина Сергея Мироновича, который скончался в прошлом месяце… Он работал в нашей фирме, – начал разговор Изволин и, сделав паузу, протянул Комову фотографию.

Комов взял её и внимательно стал рассматривать. На снимке, похоже, снятом не так давно в интерьере квартиры, были Гришин с супругой и сам Изволин. Комов вернул фотографию и решил сразу же предупредить своего собеседника, чтоб тот не рассчитывал на него в этой тёмной истории.

– К расследованию ограблений квартиры Гришина и его супруги я никакого отношения не имею, – спокойно произнёс он и через секунду добавил: – И вряд ли смогу чем-то помочь в этом деле.

Они обменялись взглядами, но что-то прочесть на лице Изволина Комов так и не сумел, а его новый знакомый продолжал беседу.

– В задачи Гришина входила организация филиала турфирмы в вашем городе… Корпоративный регламент обязывал его хранить коммерческую информацию конфиденциального характера на съёмном носителе, например, на флэшке, – Изволин говорил неторопливо, четко выговаривая слова. – А вы, Комов, тот человек, который проводил осмотр квартиры после его смерти, поэтому меня интересует в первую очередь наличие там именно таких носителей информации, а не последующие события.

– Я вас разочарую, господин Изволин, – прервал его Комов и, придерживаясь своей строгой установки никому не говорить всей правды про тот осмотр, спокойно добавил: – Ни флэшек, ни чего-то подобного я там не обнаружил, но я не исключаю – они могли там находиться… Наш осмотр – обычная оперативная проверка, а не обыск. Надеюсь, вам понятна разница между проверкой и обыском?..

– В принципе, да, – ответил Изволин и замолчал, но затем, пройдя несколько шагов, вдруг заговорил с ним доверительным тоном: – Поймите меня правильно, нам нежелательно, чтобы носитель с информацией попал в руки нашим конкурентам… И мы, честно говоря, не горим желанием, чтоб он оказался у правоохранительных органов. Тут свой резон – есть большая вероятность, что после этого информация, возможно, станет доступной уже многим.

Комов понимающе кивнул головой, но промолчал.

Они остановились, почти друг против друга, и Изволин, глядя Комову прямо в глаза, проговорил:

– В такой ситуации для нас самый лучший вариант – это бесследное исчезновение носителя с информацией… Будет лучше, если он никому не достанется!

У Комова хватило времени ещё раз разглядеть своего собеседника вблизи, внешность которого напоминала ему сейчас лицо бывалого боксера со следами непростой спортивной биографии. И у него появилось желание возразить Изволину, но в последний момент он передумал и равнодушно произнёс пустую фразу:

– А здесь вам, пожалуй, видней…

Они, молча, прошли ещё несколько метров, потом снова остановились. Изволин, улыбнувшись, сказал ему:

– Вы, господин Комов, внушаете мне доверие, а ситуация в этом деле может поменяться… Я же надеюсь, что в новых обстоятельствах вы сможете нам помочь, а мы в долгу не останемся.

Он посмотрел на него испытующим взглядом и, как показалось Комову, возможно, ожидал от него что-то услышать: каких-то более откровенных объяснений или чего-то похожего. Но Комов молчал, сохраняя равнодушный вид, и демонстрировал, как и прежде, отсутствие у него какого-либо интереса к этой истории. И по всем признакам получалось так, что разговор их вроде бы состоялся и собеседникам пора расставаться.

Изволин, пожав Комову на прощание руку, удалился, а тот, поднимаясь по ступенькам в подъезде своего дома, думал с досадой о наступающем вечере и будущей ночи, которые ему предстоит, скорее всего, провести в раздумьях по поводу сегодняшних встреч.

Все рассуждения Комова по итогам запланированной беседы с Везунчиком и нежданной встречи с Изволиным касались, по сути, лишь источника информации, которым он в данный момент владел, и ценность которого после этих событий становилась для него ещё более очевидной.

Комов догадался, что его персона стала объектом пристального внимания уже других сил, возможно, более влиятельных по сравнению с теми, кого представлял Везунчик. Однако то, как он легко, на первый взгляд, отделался от Зарубина с Изволиным, ещё не означало, что в будущем его ожидает спокойная жизнь.

Лёгкой жизни флэшка ему не обещала, в чём Комов теперь не сомневался, а при самом худшем варианте даже её не гарантировала. Злополучная флэшка хранила недоступную для него информацию, являясь одновременно источником вполне реальной угрозы, которую он чувствовал всем своим нутром милицейского сыскаря.

Передача флэшки заинтересованным лицам за деньги или просто так могла повлечь за собой, как сознавал Комов, нежелательные и даже печальные события. Тогда оставалось либо её уничтожить, что теперь представлялось делом уже почти бессмысленным, либо хранить у себя и попытаться всё-таки прочесть информацию на ней.

Свое нынешнее положение Комов оценивал не как поиск выхода из опасного лабиринта, в котором он оказался и в котором, по всем законам детективного жанра, ему предстояло ещё много и безуспешно блуждать.

Свою ситуацию Комов сравнивал с путешествием слепого котёнка с удавкой на шее в забитом мусоропроводе многоэтажного дома, куда того выбросили с самого верхнего этажа по необъяснимым причинам. И теперь вместе с прочим мусором он медленно продвигался в общем потоке на выход – в контейнер-мусоросборник на последнем этаже здания. А выбраться из переполненного мусоропровода на волю, где-нибудь на этаже, через открытый люк мусороприёмника, отряхнуться, замяукать от счастья, а затем спуститься вниз без пинков и затрещин – так об этом ему оставалось только мечтать, как о лучшем исходе такого путешествия.

Но Комов, как прагматик, давно уже не верил в чудеса и считал, что если он, по воли обстоятельств, очутился в этом потоке, то трепыхаться ему не следует… Нужно расслабиться, сохраняя при этом терпение, рассудок и силы для завершающего и наиболее ответственного этапа столь странного путешествия.

Самое главное, считал Комов, чтоб его не удавили, как слепого котёнка, на выходе из этого мусоропровода ещё до того, как выкинут на помойку. Такой участи он себе, конечно, не желал, но для этого необходимо было поскорее прозреть и узнать, что хранит в себе флэшка, похожая на удавку.

21

Раздумья не покидали Комова в течение всей недели. Он, уже не сомневаясь, что Изволин представляет интересы людей, которым принадлежит злополучная флэшка, теперь убедился – они уверены, что информация на ней защищена. Ведь Изволин, беседуя с ним, недвусмысленно намекнул, чтоб тот не пытался прочесть информацию, а лучше просто уничтожил флэшку.

И Комов сделал из этого простой вывод: явной угрозы от Изволина для него пока нет и вряд ли она появится. Изволина волновал больше не сам факт пропажи флэшки, а вероятность того, что после взлома паролей информация станет доступной и неконтролируемой.

«А это, видимо, лишит их вполне определенных и существенных преимуществ перед конкурентами», – рассуждал Комов.

Однако он отчетливо понимал – всё его умозрительные построения могут оказаться неверными и бесполезными, поскольку Комов до сих пор ничего не знал про информацию на флэшке, столь желанную для многих людей.

Комов, как человек особо несведущий в информационных технологиях, не собирался самостоятельно взламывать пароли у файлов на флэшке. Для этого у него не хватало необходимых знаний и умения, а самое главное – времени.

Затея с привлечением посторонних людей представлялась ему не только канительной, но, очевидно, уже опасной, как для самого Комова, так и для этих людей. И он сразу же отмёл такое решение.

В этой ситуации оставался ещё один вариант, возможно, наиболее привлекательный и подходящий с точки зрения надежности. Всё бы ничего, да только явно криминальный след во всей этой истории не давал ему покоя. И при мыслях об этом варианте ему вдруг становилось как-то не по себе, и в сознание Комова начинал проникать жутковатый холодок… А главным помощником в таком деле мог бы стать один человек, который работал ведущим специалистом в информационно-вычислительном центре при областном УВД.

Звали этого человека Мариной и это был именно тот самый человек, имеющий законный доступ к информационным ресурсам компетентных органов… И ещё это была просто женщина, с которой Комов находился сейчас в близких отношениях.

Марина – умная, интересная женщина бальзаковского возраста проживала с маленькой дочкой в пригороде. Роман с ней продолжался у Комова уже больше года, и он не торопился что-то менять в своей личной жизни. Разница в возрасте, а ещё обычная человеческая инертность в подобных делах этому только способствовали.

Комов встречался с ней чаще по выходным, реже по праздникам и прочим дням. В такие дни Марина обычно оставляла дочурку у своих уже немолодых родителей, доставляя им только радость от общения с внучкой. А Комов с Мариной становились на это время любовниками.

Женская судьба Марины была во многом типичной для большинства жительниц мегаполисов. Не выскочив замуж по молодости лет, разборчивая и принципиальная Марина незаметно засиделась в девках. А когда неожиданно подкатил критический возраст, то Марина решила родить… И стала матерью-одиночкой достаточно традиционным способом: съездила на отдых в южные края, закрутила там лихой и скоротечный роман, а через определенный природой период благополучно родила девочку.

Марина трепетно любила свою дочку и воспитывала её с ответственностью настоящей матери. Дочурка, которая училась в первом классе, уже не терзала её, как прежде, вопросами о папе, поскольку уже уверовала в его трагическую гибель. А таких как она, девочек и мальчиков, у которых отсутствовали папы, хватало и в школе, и во дворе их дома. И ныне это считалось нормальным, почти обыденным делом, не только среди детей, но и взрослых, к которым относились стареющие родители Марины.

Как-то утром, в одну из последних встреч, Марина спросила Комова будничным голосом, но, похоже, обдуманно:

– Комов, зачем я тебе?

Её слова застали Комова врасплох, хотя он прекрасно понимал некую двусмысленность и неопределенность их взаимоотношений. Он только улыбнулся ей в ответ и поспешил выбраться из постели, а Марина, сосредоточенно глядевшая до этого в потолок, повернулась в его сторону.

– Комов, ты куда?.. Убегаешь?! – сказала она и, видя, как тот направляется в ванную комнату, проговорила: – От себя, Витя, не убежишь…

– А я не убегаю – я покурить, – оправдывался Комов.

– Комов, зачем я тебе? – повторила она ему вдогонку.

Комов закурил и, уже зная настойчивый характер Марины, ответил вопросом:

– А тебе это очень нужно?

– Витя, ты в милиции служишь… Живёшь, а не тусуешься в реалити-шоу. С настоящей жизнью сталкиваешься каждый день – тебе ли объяснять? – ответила Марина и, помолчав, сказала негромко: – У нас уже давно никто ни кому и ни чему не верит, а так – притворяются… Кто по нужде, кто для благопристойного вида… А между нами хочется правды – понимаешь?!

– Где это у нас?.. И о чём ты?! – переспросил Комов, скрывшись в ванной комнате и пытаясь выиграть время для ответа.

Марина лежала на кровати и не видела Комова, а из ванной комнаты только клубился дым от его сигареты. Она молчала, размышляя о том, стоит ли ей вообще продолжать этот разговор, но всё-таки не выдержала и заговорила горячо:

– С лицемерием и обманом сталкиваешься каждый день, когда начинаешь чего-то соображать – и так продолжается всё время!.. С каждым днём это только нарастает и нарастает… Жизнь многих людей уже отравлена этим полностью… Так чего же ждать от таких людей?.. Проблемы – не снежные бабы – просто так не растают по весне… А обвалиться, как лавина, могут запросто… Это тебе хоть понятно?!

Такой Марину Комов ещё не знал за всё время их знакомства и что-то её, видимо, задело, притом очень крепко.

Неожиданный поворот в эмоциональном монологе Марины озадачил Комова, и он почувствовал, что простой шуткой тут не отделаешься, поэтому вышел из ванной комнаты и подошёл к ней.

– Как тут не понять… Всё понятно! – проговорил он, посмотрев на Марину – они встретились взглядами, и Комов, коснувшись её плеча, добавил в полголоса:

– Я подумаю и отвечу на твой вопрос – потом…

Комов неслучайно вспомнил разговор с Мариной, размышляя о чужих секретах, которые таила флэшка, и которые без знания паролей остаются пока неизвестными. Но после этих воспоминаний он ещё более утвердился в мысли, что привлекать Марину к делам со злополучной флэшкой не стоит.

Комов уже предполагал, что в какой-то момент отношения с Мариной могут оборваться, просто рухнуть под давлением жизненных обстоятельств… И они, просто-напросто, расстанутся, но он не знал, когда это произойдёт и по какой причине. Теперь такая веская, отчасти, неожиданная причина появилась и ему необходимо было принимать решение.

«Самое лучшее, что я могу сейчас сделать для этой женщины – это исчезнуть поскорее из её жизни и желательно навсегда… – подумал Комов. – А разбираться надо будет одному… Смерть, как шлюха, доступна всем – не надо с ней заигрывать!»

Комов ещё не представлял, как и чем обернётся ему такое решение, но уже точно знал, что оно единственно правильное и именно так он поступит.

22

Комов, привыкший к звонкам из прокуратуры и судебных органов, воспринял звонок из следственного комитета спокойно, поскольку после встречи с Зарубиным уже не сомневался, что Поляков от него так просто не отстанет.

Поляков заговорил с ним почти приятельским тоном и, осведомившись о планах на ближайшее воскресенье, предложил встретиться. Комов согласился, а когда Поляков узнал, что он живёт в старом городе, недалеко от центра, то обрадовано воскликнул:

– Ах, как ладненько! Ведь мне мимо парка проезжать… Тогда в парке, может, и встретимся?

Комов снова согласился, не раздумывая, так как жил недалеко от городского парка.

– Встречаемся… на главной аллеи, – предложил Поляков, соображая, где ему лучше остановиться, – недалеко от центрального входа… Вам удобно?!

– Удобно, – послушно ответил Комов, хотя жил в противоположной стороне от центрального входа, но ещё с давней поры знал другие пути проникновения на территорию парка.

Они договорились о времени и затем попрощались.

Комов давно не посещал старый городской парк, поэтому несколько минут блуждал возле ажурного и высокого забора, прежде чем обнаружил в нём неприметный лаз. Он проник через него в парк и вышел на ближнюю, узкую аллею, по которой ещё в школьные годы совершал иногда утренние пробежки.

Аллея пустовала, если не считать пожилую женщину, которая выгуливала на ней внука с собачкой. Это был мальчик лет шести, на поводке у которого семенила любознательная такса. Она описывала вдоль аллеи что-то вроде синусоиды, тычась остроносой мордочкой в разные стороны и постоянно что-то вынюхивая.

Неожиданно на аллею, с боковой дорожки, вышли, громко хихикая, две раскрашенные малолетки в чересчур откровенных нарядах для ещё совсем не летней погоды. Они, виляя задницами и дымя сигаретами, прошли мимо бабушки, а та остановилась, посмотрела им вслед, сплюнула и втихомолку, чтоб не слышал внучок, матюгнулась.

Девицы прошли мимо Комова, обдав его резким запахом табачного дыма, сладким ароматом духов и женской косметики. Продолжая улыбаться и хихикать, они вдруг резко свернули с аллеи на другую дорожку и исчезли, словно две марионетки за ширмой кукольного театра.

Комов решил срезать угол и вышел на баскетбольную площадку, где на деревянном настиле ватага пацанов увлеченно, с визгом, гоняла мяч. Время ещё оставалось, и он закурил, наблюдая за игрой мальчишек.

Недалеко, за постриженными кустами, торчали, как грибные шляпки, чьи-то седовласые головы. Они принадлежали компании мужиков, присевших на скамейку отдохнуть. Подвыпившие мужички громко рассуждали о превратностях женской натуры, о ранимости мужского достоинства, о простатите и пользе онанизма, горько сожалея, что поздно об этом узнали.

Комов докурил сигарету и направился в сторону главной аллеи. Он прошёлся по ней до центрального входа и, расположившись на свободной скамейке, стал осматриваться по сторонам.

У входа в парк, в ожидании возлюбленных, прогуливались симпатичные молодые люди с букетиками цветов. Напротив него, на скамеечке, молчаливо сидели старики, наверное, супружеская парочка пенсионеров. Они, взявшись за руки, мило, по-стариковски, улыбались, поглядывая друг на друга. Иногда они неторопливо и с какой-то особой мягкостью в движениях начинали ласково поглаживать друг другу руки.

«Странные старики…» – промелькнуло у Комова и в памяти у него неосознанно всплыла фотография из семейного альбома.

…На ней ещё не старые бабушка с дедушкой сидели рядышком на траве, в осеннем лесу, и, взявшись за руки, держали в них опавшие листья клёна. У них были задумчивые лица, но смотрели они ни друг на друга, а в разные стороны и каждый из них, наверное, размышлял тогда про себя о не такой уж далёкой осени жизни…

В сером, обшарпанном павильоне несколько мужчин, на вид явно безработных, в компании с пареньками-школярами играли в карты. Игра шла, как полагал Комов, не просто так, а на интерес, которой можно было удовлетворить совсем рядышком с павильоном.

Там находился ларёк, где ещё с его студенческих времен продавали из-под прилавка дешёвое вино в пакетах, а рядом, на противоположной аллее, как он успел заметить, прогуливались молодые, расфуфыренные проститутки, такие заманчивые ранней весной.

Вскоре у входа в парк появился мужчина, одетый по-спортивному и в солнцезащитных очках. Он вёл на поводке рослую, грозную овчарку, с пристёгнутым к ошейнику намордником.

Комов не сразу разглядел в нём Полякова, однако мужчина уверенной походкой направился в его сторону. Лишь вблизи скамейки, когда он снял свободной рукой тёмные очки, Комов убедился, что перед ним именно господин Поляков.

Он поздоровался, а его пёс, словно приветствуя Комова, забавно тряхнул несколько раз своими длинными, торчащими ушами. Поляков ловко надел ему намордник и, отстегнув поводок, негромко скомандовал:

– Дар, гулять… Рядом!

Дар взглянул на хозяина, потом на Комова и послушно отошёл в сторону, где присел на задние лапы и застыл в этой позе. Поляков любовно посмотрел на собаку, повернулся к Комову и спросил:

– Как полагаете, Виктор Иванович, зачем высокие чины из следственных органов не дают вам спокойно отдыхать?

– Только догадываюсь, но думаю – по старым делам, – ответил Комов.

– Правильно!.. У нас с вами одно общее дело – известный господин Гришин и всё что связано с его пребыванием в нашем городе… Скажу больше, дела тут продвигаются и скоро мы узнаем интересующие нас детали… Например, когда и какие внешние накопители информации подключались к ноутбуку, которым владел этот господин, – Поляков замолчал, а в этот момент, у входа в парк, вдруг неожиданно появилось юное создание с ангельским выражением лица, полным любви и счастья.

Пенсионеры перестали глядеть друг на друга и теперь с умилением смотрели на девушку, жестикулируя руками. Видимо, они были глухонемыми и для них это нежное, почти невесомое создание, летящее на свидание подобно прекрасной птице, устремлённой навстречу любви, беззвучно парило над тротуаром.

Овчарку Полякова привлекли жестикулирующие пенсионеры – Дар насторожился и перебрался на другую сторону аллеи, поближе к глухонемой парочке, где, наблюдая за ними, присел рядышком с клумбой. Полякова поведение собаки не смутило, и он продолжил разговор.

– По сведениям наших конфидентов, внешний накопитель информации от ноутбука Гришина находится у вас и вы, извиняюсь за выражение, как собака на сене, не знаете, как с ним поступить, – Поляков умолк, дав Комову время на ответ, но тот с ним тянул, а потом и вовсе решил промолчать.

Поляков терпеливо пережидал и затем решил первым нарушить молчание, заговорив дружелюбным тоном:

– У меня нет пока официальных оснований, Виктор, втягивать вас в это дело и, по-человечески, я не хочу ничего такого… Скажите по-честному – это правда?

– Нет! – решительно, без раздумий ответил Комов. – Конфиденты вводят вас в заблуждение.

– Что ж, позиция понятна, – сказал спокойным голосом Поляков, видимо, не слишком надеясь на иное развитие их беседы, а затем, внимательно поглядев на Комова, добавил: – Только учтите, Виктор, что ни я один такой любопытный – делом Гришина занялось областное УФСБ. А я бы очень хотел, чтоб этот драгоценный улов оказался именно в наших сетях… Ну, это так, к слову!

Поляков замолчал и взглянул на пса, который переминался на своем насиженном месте, напротив глухонемых пенсионеров, а они, взирая с любопытством на собаку, вели привычный для них диалог с помощью рук.

Комов тоже посмотрел на пенсионеров, увлёкшись на миг почти идиллической картиной единения стариков и собаки. Они будто любовались друг другом: пожилая чета глухонемых красивой овчаркой, а дисциплинированный Дар, похоже, странной для пса парочкой молчаливых людей, размахивающих руками.

Поляков прервал созерцание Комова фразой, обращённой к нему:

– Если что-то поменяется в вашей позиции – звоните! – он отвернулся от него и крикнул: – Дар, ко мне!

Дар среагировал на голос Полякова и, тряхнув на прощание своими восхитительными ушами глухонемым пенсионерам, быстро вернулся к хозяину.

Комов расстался с Поляковым на автостоянке, недалеко от центрального входа, где тот оставил свое авто.

Дар с отстёгнутым намордником комфортно расположился в большом джипе и сейчас уже не выглядел таким грозным. И пёс, на удивление Комова, словно прощаясь с ним, снова тряхнул торчащими ушами, как совсем недавно глухонемым пенсионерам. Владелец же авто на прощание лишь слегка помахал ему рукой и джип отъехал от городского парка.