Текст книги "Неверия. Современный роман"

62

И следующую ночь Комов провел неважно, переживая неожиданные события последних дней, отчего опять не выспался толком, но отлеживаться не стал, а рассчитался за проживание с администратором дома приезжих, собрался и, закинув за плечо спортивную сумку, вышел на улицу.

По дороге, зевающий Комов, заглянул в кафе и после стакана крепкого чая немного взбодрился. Заметив в себе радостные перемены, он решил полюбоваться в последний раз самыми красивыми местами в окрестностях посёлка и направился на речку.

Побродив с полчасика вдоль высокого берега, он присел на скамеечку, любуясь раздольем. Отсюда его взору открывалась почти библейская картина святой реки, которая затаилась в живописных берегах и, причудливо в них блуждая, томно вздыхала, приглашая страждущих омыть их своими водами.

Кругом царила тишина, настоянная шелестом трав, жужжанием пчёл, чириканьем птиц и легким дуновением ветерка. От всего этого блаженства веяло такой тихой радостью и покоем, что хотелось думать только о светлом и вечном, но Комов вдруг неожиданно вспомнил про Гришина, который, наверное, как и он сейчас, сидел в прошлом году на этой же скамеечке, вспоминая свою молодость, и восхищался местными пейзажами.

«Почему он не захотел остаться здесь?.. Они же полюбили друг друга: он и Ия, вернее, Настёна… Не захотел жить в этом чудесном месте с любимой женщиной… А почему?.. Искал счастье в других краях?!.. Кабы знать, где оно счастье… А, может, так случилось, что ни во что уже не верил?» – рассуждал Комов, разомлев на солнышке, и после двух неспокойных ночей незаметно задремал.

…Комову снился песчаный берег моря, по которому бежали красивые, ещё не утомлённые солнцем и обласканные ветром девушки из какого-то телешоу. Они пробежали мимо него, смеясь и призывно махая ему руками. А он, охмурённый обнаженными телами гламурных красоток, попытался встать, чтоб пуститься за ними вдогонку… и пробудился от скрипа.

Комов увидел недалеко от себя девушку, несущую на коромысле полные ведра. Она только-только поднялась по крутому обрыву, где набрала воду из родника внизу, а теперь не спеша и грациозно двигалась по тропке.

Комов посмотрел ей вслед и непроизвольно окликнул её:

– Ия!

Произнесённое имя прозвучало достаточно громко и девушка, чтоб не расплескать воду, плавно повернулась к нему лицом, улыбнулась и застыла на месте.

Комов, ещё не сообразив до конца, отчего у него вырвалось это короткое имя, направился к девушке. Оказавшись вблизи, он стал разглядывать незнакомку, особенно, её улыбку, которая чем-то его поразила. А эта улыбка светилась и по-особому отражалась во всём: в очертаниях её лица, в карих глазах, в губах, в изгибе бровей и даже в чёлке волос надо лбом, но при этом в ней оставалась притягательная и неуловимая загадочность… И в этот миг Комова пронзила неожиданная мысль, и он вдруг осознал с какой-то ясной для себя неизбежностью, что наверняка уже не уедет отсюда ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, а, может, никогда…

Разумеется, это была не Ия – новую знакомую Комова звали Любой. Проживала она недалеко, на набережной улице, и ходила Люба на ключ за вкусной и полезной, по сравнению с колодезной, родниковой водой.

Всё это Комов успел узнать, пока они шли по тропке до поворота, за которым начиналась её улица. Там Люба и дальше продолжала идти по земле, а не по дощатой мостовой – так ей, видимо, было удобней, а Комов, наоборот, уже вышагивал по пружинистым мосткам и, не скрывая, любовался девушкой.

Люба замечала такое его внимание к себе – она застенчиво улыбалась и в эти мгновения у неё вспыхивали большие карие глаза. У дома Любы Комов открыл ей калитку и пропустил девушку с ведрами, сам же во двор заходить не стал, а прислонился к невысокому забору и закурил.

Люба прошла по двору и вскоре скрылась в доме. А Комов просто стоял, докуривая сигарету, и отвлёкся лишь в тот момент, когда рядом появилась крупная, лохматая собака, которая, тихо рыча, недружелюбно на него покосилась, затем гавкнула пару раз ради знакомства и побежала своей дорогой.

Комов же не уходил и продолжал стоять, и не потому, что у него в запасе оставалось ещё свободное время – он чуть ли физически ощутил, как ноги будто вросли у него в землю и не хотели отпускать его отсюда… Чтоб как-то оправдать, неизвестно перед кем, свое непонятное стояние, эту странную задержку возле чужого дома, Комов уже собрался закурить снова, как на крыльце неожиданно появилась Люба.

Он остановилась там и, улыбнувшись, проговорила негромко:

– Что стоишь?.. Заходи.

Эти слова прозвучали у неё так просто и естественно, даже как-то по-будничному, словно они знали друг друга целую вечность. Комов, опешив, не сразу сообразил, что это приглашение относится к нему и, лишь разглядев улыбчивое лицо Любы, направился в дом, ещё даже не предполагая, что проживёт в нём несколько дней до конца своей удивительной поездки в этот сказочный, лесной посёлок, каким он почудился ему в эти мгновения…

Утром, когда солнце едва поднялось над посёлком, только робко заглянуло на прибрежную улицу, краешком проникло в дом и осветило их тела, Люба чуть приподнялась с постели и взглянула на Комова.

Она долго затем смотрела на него, пока он не открыл глаза и не улыбнулся ей. Люба улыбнулась ему в ответ и они, молча, лишь иногда улыбаясь, разглядывали друг друга в полутьме, словно пытаясь что-то разгадать.

– Ты про меня думаешь? – спросила Люба, когда проблески зари коснулись лица Комова и высветили лишь ей понятные перемены в его облике.

– Про нас… – не сразу ответил Комов и, резко замолчав, уставился в потолок.

Люба погладила пальцами его колючий подбородок и произнесла задумчиво, как некую незыблемую истину:

– А у нас здесь все девки такие, если влюбляются, так на всю жизнь… До самой смерти!

Наступила тишина и Комов понял, что Люба ждёт от него каких-то слов.

– А если… если б я ушёл? – медленно произнёс он.

В его голосе не было ничего вопрошающего, а лишь угадывался уже осознанный страх от несовершённого поступка, и ещё что-то другое, возможно, не до конца им понятое в это мгновение. Однако Люба расценила его слова по-своему и спросила с задором:

– А если б я не вышла на крыльцо?!

Они неожиданно и весело рассмеялись, затем прижались друг к другу, а чуть позже, когда нацеловались всласть, Люба тихо его спросила:

– Почему окликнул меня тем именем?

И не давая ему ответить, стала водить своими пальцами по его губам, повторяя:

– Ия… Ия… Очень редкое имя!

А когда её рука соскользнула с его лица, Комов, задумавшись на секунду, ответил:

– Почему?.. Не знаю, наверное, во сне приснилось…

Карие глаза у девушки засветились, а когда она вновь прижалась к нему, он вдруг почувствовал всем своим существом, что будет помнить это мгновение всю оставшуюся жизнь…

Наступил новый день и знакомство с Любой заслонило Комову всё остальное в его жизни, даже то важное, что с ним произошло в далёком лесном посёлке совсем недавно, до момента их чудесной встречи… И он уже знал, что Люба в будущем году должна окончить гуманитарный университет в областном городе, и что её отец находится сейчас в районной больнице, а она здесь, в Лесном, на каникулах и заодно присматривает за хозяйством отца, поскольку тот остался совсем один, если, конечно, не считать его любимой дочери.

Когда день разгорелся и утреннюю прохладу сменил солнцепёк, они отправились гулять в окрестностях посёлка, ходили на озерки и там загорали.

Обратно возвращались уже другим, более длинным путём: по тихим прибрежным улочкам и проулкам. Изредка им попадались люди, с которыми Люба здоровалась, некоторых называла по имени и успевала даже перекинуться несколькими словечками.

Одна женщина, улыбаясь им издалека, поздоровалась с ними и прошла мимо. Комову бросилось в глаза, как резко переменилось лицо этой немолодой женщины, когда на нём потухла улыбка. Она будто постарела ещё на десяток лет и показалась ему почти старухой. И он, сделав несколько шагов, непроизвольно оглянулся, и увидел, что женщина, приостановившись, тоже обернулась, глядя им вслед. У неё вновь вспыхнула улыбка, оживив на мгновенье лицо, и тут же исчезла, видимо, от смущения – она резко отвернулась и пошла дальше.

Люба заметила интерес Комова к пожилой женщине и шутливо спросила:

– Виктор, а ты чего на бабушек заглядываешься, а?

– Да так… Она как-то странно улыбается и глаза у неё какие-то… – Комов запнулся, не договорив до конца, словно не найдя подходящего слова.

– Разные, – желая помочь ему, произнесла Люба.

– Да, верно! – обрадовано сказал он, сообразив, как точно она подметила.

Они замолчали, а задумчивая Люба о чём-то едва-едва улыбалась. У калитки, заглядывая ему в глаза, она спросила Комова:

– А эта женщина, Виктор, тебе случайно не приснилась?

Комов с непониманием посмотрел на неё, не зная, что ей ответить, но Люба и не ждала от него ответа, поскольку заговорила вновь:

– А знаешь, как её зовут?.. Знаешь?!

– Откуда мне знать – я ж не местный, – нашёлся Комов.

– А зовут её Ия Васильевна… Живёт она в соседнем переулке и раньше работала в райпо, – сказала Люба, а затем весело проговорила: – Забыл, как вчера окликнул меня её именем?.. Забыл?!

– Нет, не забыл… – озадаченно произнёс Комов. – Теперь всё понятно.

– Вот я и подумала, – продолжала веселиться Люба. – Если так на неё заглядываешься, значит, где-то встречал… или во сне тебе снилась!

А Комов, придя в себя, после неожиданной встречи с одной из живых героинь воспоминаний Гришина, рассудительно ответил:

– Ничего, Люба, мне не снилось… И нет тут никакой мистики – у неё глаза просто особенные!

Вечером, разглядывая жилище Любы, Комов увидел на комоде фотографию и удивился неожиданному совпадению. Фотография оказалась такой же, какую он видел недавно в кабинете у Малых в зелёном металлическом шкафу. Это была фотография седого солдата с босым мальчуганом в пилотке со звездочкой.

– Кто это? – спросил он с интересом.

– Мой дед с прадедом… Очень старое фото! – ответила Люба.

– Твой дед, наверное, в милиции служил? – спросил Комов, указывая на фотографию.

– Да!.. А как ты узнал? – удивилась Люба. – Ты экстрасенс, что ли?!

– По совместительству, – с невозмутимым видом ответил Комов и, подумав, спросил уверенным голосом: – И он, полагаю, плохо кончил… Возможно, застрелился.

Люба удивилась ещё больше и на её лице отразилось беспокойство.

– Да ты, Виктор, в самом деле, экстрасенс… Дед, правда, не застрелился, но он погиб, – проговорила она как-то испуганно. – Утонул на рыбалке… Ну, ты, даешь!.. Мне аж не по себе как-то стало… Я его живым-то никогда не видала, родилась после того, а отец кое-что рассказывал.

– А у деда был брат, который потом погиб на фронте? – спросил настойчиво Комов.

– Зачем тебе, Витя? – как-то неуверенно произнесла Люба.

– Я же экстрасенс, – с улыбкой ответил Комов. – Хочу отгадать!

– Отец ничего не говорил… А если такое было, я бы, наверное, узнала от других, – сказала Люба, поглядывая на Комова каким-то особым взглядом, словно на пришельца из иного мира. И она впервые за всё время их знакомства спросила у него:

– А ты, зачем здесь?.. Как в Лесном очутился?!

– Я в командировке, в Песковке… Места у вас красивые – посоветовали тут побывать, – соврал Комов, не моргнув даже глазом, и сам удивился тому, как у него это лихо получилось.

– Это точно – здесь красотище! – обрадовано произнесла Люба. – У нас тут особо охраняемая природная территория… Вот так!

– Да, чего-чего, а охраняемых мест и разных зон в этих краях хватает! – пошутил Комов.

– Нет… Это ж совсем другое! – возразила ему Люба. – Это геологический памятник природы, там, на берегу… Обнажение верхнеюрских пород с остатками морских моллюсков и прочих обитателей древности – я тебе завтра покажу!

63

Утром они снова отправились загорать на озерки, урывая часы блаженства, словно яркие крохи уходящего от них лета.

Они лежали рядом и как настоящие влюблённые беззаботно болтали о всяких пустяках. Но даже сейчас Комов думал не о верхнеюрских породах, которые ему показала Люба по дороге на озерки, а о том, что он заметил и узнал вчера… И всё, что беспокоило его ранее, опять возвращалось.

«Получается так, что тексты Гришина – обычная лажа? – спрашивал он себя. – Фэнтези про лесную, сладкоголосую фею с загадочным именем Ия, про шальную Райку с разноцветными глазами… вранье про участкового Митяева, который родился-то, на самом деле, лет на десять позже, и у которого никогда не было брата Павла, погибшего на фронте… И можно ли, вообще, верить Гришину?.. А документы на флэшке и подброшенном здесь ноутбуке – фальшивки ловких мошенников?.. Как всему верить после этого?»

И в сознание Комова закрадывалась страшная по своей простоте мысль, будто он не свободный человек, а лишь послушный раб или живая игрушка в чьих-то руках. И живёт он ни в каком-то крошечном княжестве, где для каждого всё уже расписано наперед, на всю его будущую жизнь… И даже не в большом государстве, где с этим, наверное, всё иначе, а в огромной империи Неверия, которой уже подвластен целый мир!.. И только Люба рядом с ним – это не экзотический островок в океане с гламурными красотками из телешоу этой самой империи, а что-то совсем другое…

Комов отвлёкся и ему послышался едва-едва различимый звон, напоминающий чем-то колокольный. Он стал напряжённо вслушиваться, а затем, не доверяя своему слуху, спросил у Любы:

– Ты, слышишь звон?

– Нет, – прислушиваясь, спокойно ответила она, а потом, поглядывая на Комова, произнесла с едва уловимой грустью: – У тебя, наверное, чуткий слух, а звон… Может, мальчишки в соседней деревне дурачатся…

Комов заметил, как её глаза наливаются печалью, а Люба вдруг крепко прижалась к нему и зашептала:

– Милый, ты слышал время… Оно, как невидимая чёрная дыра, пожирает наши мечты и оставляет нам только воспоминания… А потом мы ищем в них крупицы и мгновения счастья!

Она чуть приподнялась, внимательно посмотрела на Комова, сдула мошек с его руки и нежно погладила её. Затем, потупив глаза, словно в чём-то перед ним провинилась, тихо сказала, что завтра ей надо встречать отца в районной больнице, и Комов обо всём догадался.

– Значит, я слышал прощальный звон, – сказал он сурово и они загрустили уже оба.

– Ты читал Хемингуэя? – спросила Люба, нарушив тишину. – Его роман «По ком звонит колокол»…

– Не читал, – ответил Комов и тут же спросил тревожно. – А что?!

– Ничего… Дома прочти, – тихо сказала Люба.

– Хорошо, прочту… – произнёс Комов, успокаиваясь, и в этот момент он был похож на послушного ученика, а Люба на его любимую учительницу.

Ночью они смотрели в окно на заглянувшую к ним на время полную Луну и больше молчали, пока она не скрылась из виду.

– Что с нами будет? – неожиданно спросила Люба.

– Будем жить, любить друг друга, – ответил Комов, особо не задумываясь.

Наступила тишина и он заметил, как пульсирует жилка у неё на шее.

– А потом?! – волнуясь, проговорила Люба.

– А потом… – произнёс Комов, решив пошутить, но в последний момент вдруг передумал и умолк, глядя в почерневшее окно, где только недавно светилась Луна.

– А потом к нам в гости прилетит каменная глыба, – наконец сказал он с напускным безразличием, – диаметром километров пять или поболее… И после знакомства с ней, на Земле останется лишь большой скотомогильник… И никаких природоохранных территорий, и никаких зон здесь уже никогда больше не будет, а потом… а потом, возможно, придут другие двуногие и начнут нас изучать.

– Как обнажение кайнозойских пород? – с серьёзным видом спросила Люба. – Вместе с другими остатками?

– Тебе, гуманитарию, видней, – ответил Комов.

– Так страшно, – печально сказала Люба, а потом неожиданно, чуть ли не со страхом, спросила: – Кто, ты, Витя?!

– Всё не так страшно… Всё страшно просто, – произнёс задумчиво Комов и, спохватившись, ответил ей, четко выговаривая слова: – А я, Комов Виктор Иванович – оперуполномоченный криминальной милиции, по кличке Сократ!

Возникла пауза и Комов подумал, что теперь Люба наверняка станет дотошно расспрашивать про службу в милиции, про эту странную кличку или ещё хуже начнёт убеждать его в том, что скоро человечество сконструирует ген бессмертия… Но ничего такого не произошло и Люба неожиданно для него начала негромко читать стихи:

 
Чёрны дыры во вселенной,
Эти дыры бездны жуть!
А любовь всего сильнее
В этом, друг, простая суть!
 
 
Женщина – она, как Млечность,
В первый и последний раз
Падает звездою в вечность,
Уходящую от нас!
 

Люба умолкла, а Комову захотелось что-нибудь сказать ей про услышанные стихи или хотя бы похвалить за них девушку, которая, как некая звезда, ворвалась в его жизнь и стала ему такой дорогой за эти несколько дней. Однако слова застревали у него в горле, мучительно и тяжело, и он, страдая от этого, жадно и глубоко вдохнул воздух сдавленной грудью, будто только вынырнул из глубины, а затем, резко выдохнув, лишь продолжал молчать, проклиная себя…

– Сократ, я люблю тебя! – ещё тише, почти шёпотом проговорила в этот момент Люба и прижалась к нему…

На следующее утро они отправились из Лесного на одном автобусе.

Вместе ехали до Песковки, где автобус остановился на минут пять. Люба вышла попрощаться и они, обнявшись, стояли за автобусом, где удушливо пахло сгоревшей соляркой, и она, почти задыхаясь, взволнованно произнесла:

– Поцелуй, меня!.. Поцелуй, меня… крепко!

Комов поцеловал её, затем оторвал от себя и нежно подтолкнул к входной двери автобуса, проговорив глухим, срывающимся голосом:

– Иди… иди, а то останешься тут со мной… А тебе ещё ехать!

Люба забежала в автобус и ещё долго смотрела на него, прижавшись лицом к стеклу, словно хотела что-то запомнить…

64

Участковый Малых, как намечал ранее, завершил в пятницу на своём участке проверку условия хранения оружия и боеприпасов местными охотниками. В тот же день он успел ещё побывать в новом здание поселкового совета, где осмотрел будущие помещения для отделения милиции.

Переезд планировался через неделю и Малых необходимо было оценить состояние своего будущего места работы. Он остался доволен тем, что увидел, уже прикидывая в уме, как ему лучше организовать переезд на новое место и при этом не нарушить режим работы своего участка.

Сегодня же, в субботний день, не обременённый важными делами, он шёл по главной улице посёлка не в форме, а в обычной гражданской одежде, что происходило с ним довольно редко. Малых собирался зайти в местное почтовое отделение, где работала девушка Зоя, с которой он познакомился и подружился с тех пор, как стал служить в Лесном.

Зоя очень нравилась Малых и девушка отвечала ему взаимностью, поэтому участковый иногда заглядывал на местную почту, чтоб пообщаться с ней. И сейчас, когда Малых выглядел как обычный гражданин, визит на почту представлялся ему особенно подходящим, к тому же он хотел переговорить с Зоей о её планах, надеясь провести выходной день вместе с любимой девушкой.

Зоя в этот день работала почему-то одна и, увидев Малых, не скрывала своей радости. Они разговорились, и Зоя упросила его остаться с полчасика на почте вместо неё, пока она сбегает на долгожданную примерку к знакомой портнихе, которая проживала рядышком.

Жизнь на почте бурлила лишь по дням выплаты пенсий, а в обычные дни, из-за отсутствия посетителей, она частенько пустовала, поэтому упрашивать Малых Зое пришлось недолго. Он согласился и решил скоротать время за телевизором, по которому маленький и дружный коллектив почты иногда смотрел любовные сериалы.

Когда Зоя ушла, Малых расположился за её столом и начал не спеша просматривать каналы, пока не остановился на одном из центральных, где в этот час шли криминальные новости. И те видеокадры, что он увидел в последующие минуты, его не просто поразили, а привели в полнейшее замешательство, когда на телеэкране, всего на несколько секунд, появилось служебное удостоверение сотрудника милиции.

«Да это ж тёзка мой, Комов!» – промелькнуло у Малых в голове, и он чуть не вскрикнул от неожиданности.

– Щас всех убивают… И святых, и мянтов!.. За дело и просто так, – услышал Малых за своей спиной и обернулся.

Там, за ограждением, отделяющим посетителей от служебной части помещения, стоял местный непутёвый житель, который бесцельно забрёл сюда нетвердой походкой, да так тихо, что Малых заметил его только сейчас.

– Закон – тайга!.. Черпак – норма… – пробормотал небритый забулдыга и тут же осёкся, признав в мужчине за столом поселкового участкового.

Поёрзав на месте, пьянчуга, страдающий с похмелья, осознав увиденное, решил, что для него будет лучше, если он удалится отсюда подобру-поздорову и, покачиваясь, вышел из почты.

Малых, будто не заметив столь неожиданного появления нетрезвого субъекта и столь же странного его исчезновения, вновь уставился в телевизор и, подперев рукой голову, сидел несколько минут с застывшим лицом, уже не обращая больше никакого внимания на другие сюжеты из криминальных новостей.

В голове участкового всё ещё звенели последние слова комментатора, которые прозвучали перед тем, как на экране показали служебное удостоверение с фотографией, а в том, что оно принадлежало именно Комову, у Малых не оставалось уже никаких сомнений.

Увиденные по телевизору события, наверное, повлияли на него каким-то образом и с Малых за это время, всё-таки, что-то произошло, хотя ничего разительного в его внешнем облике не переменилось. Но когда вернулась Зоя, то она, уловив неладное чутким женским сердцем, спросила его:

– Что с тобой, Виктор?!

– Ничего, – ответил Малых, сделав удивлённый вид, затем выключил телевизор и озабоченно произнёс:

– Вспомнил про дела… Мне надо вернуться к себе!

Малых встал из-за стола и направился к выходу, однако его остановил голос Зои:

– А как завтра, Виктор – мы даже не договорились?!

Малых, чуть задержавшись, посмотрел на часы и бросил ей на ходу:

– Я позвоню тебе… позже!

Расставшись с Зоей и всё ещё не понимая до конца, отчего его так взволновала недавняя криминальная новость, Малых торопливо направился в поселковое отделение милиции. Там, уже уединившись, он курил, сидя за столом, по которому от возбуждения иногда барабанил пальцами.

Он нервничал и никак не мог сосредоточиться, и чтоб как-то себя успокоить, вдруг неожиданно произнёс:

– Раз, два, три, четыре, пять – вышел зайчик погулять…

Малых резко замолчал, не проговорив до конца всю детскую считалочку, и замер, словно вслушиваясь в тишину. Ему почудился тихий скрежет, будто где-то рядом скреблись мыши – он повернулся, посмотрел на зелёный металлический шкаф за своей спиной и, задумавшись вновь, помрачнел…

2012г.