Текст книги "Большая жизнь"

– Не обижайтесь, товарищ генерал, но я так решил.

– Жаль, жаль. Ну, будь здоров. А может быть, приедешь?

– Нет. Боюсь, уговорите.

Вот такой состоялся разговор весной 1957 года. Вам ничего не напоминает эта дата? Да, быстро забываются даже громоподобные события. А случился прогремевший на весь мир «Октябрьский пленум ЦК КПСС» с повесткой дня: «Об улучшении партийно-политической работы в Советской армии и флоте». Докладчик секретарь ЦК КПСС М.А. Суслов. Вел пленум Н.С. Хрущев.

Повестка вроде бы будничная, рабочая, а на самом деле на этом пленуме маршала Жукова не только снимали с должности министра обороны, но буквально политически рубили в лапшу! Обвиняли в бонапартизме и подготовке заговора с целью захвата власти.

Здесь мне кажется необходимым привести несколько цитат из стенограммы пленума, имеющих отношение к приведенному мной (неспроста!) разговору с генералом Трусовым, да и к Кушке, которая остается у нас главной темой:

«Хрущев:…Тов. Жуков хотел, чтобы все было при Министерстве обороны – и Комитет государственной безопасности, и Министерство внутренних дел. А где же место Центрального Комитета? Если Жукову все отдать, то через месяц он сказал бы: “И ЦК должен быть при Министерстве обороны, уж я буду вас защищать”.

Вот чего он хотел. Это желание старухи из известной сказки, которая хотела, чтобы золотая рыбка ей все обеспечила, а потом чтобы эта золотая рыбка была в ее услужении. Жуков хотел подчинить себе партию, на колени поставить. Вот сегодня почувствуешь, что значит партия.

Относительно школы диверсантов. На последнем задании Президиума ЦК мы спрашивали тов. Жукова об этой школе. Тов. Малиновский и другие объяснили, что в военных округах разведывательные роты и сейчас существуют, а Центральную разведывательную школу начали организовывать дополнительно и, главное, без ведома ЦК партии. Надо сказать, что об организации этой школы знали только Жуков и Штеменко. Думаю, что неслучайно Жуков опять возвратил Штеменко в разведывательное управление. Очевидно, Штеменко ему нужен был для темных дел. Ведь известно, что Штеменко был информатором у Берии, об этом многие знают, и за это его сняли с работы начальника управления.

Пытаясь как-то объяснить эту подозрительную затею с организацией Центральной разведывательной школы, возникает вопрос: если у Жукова родилась идея организовать такую школу, то почему ЦК не скажешь? Мы бы обсудили и помогли это лучше сделать. Но он решил: нет, мы сами это сделаем: я, Жуков, Штеменко и Мамсуров. А Мамсуров оказался не Жуковым и не Штеменко, а настоящим членом партии, он пришел в ЦК и сказал: не понимаю, в чем дело, получаю такое важное назначение и без утверждения ЦК. Непонятно, говорит он, почему об этом назначении должен знать только министр обороны. Вы знаете что-нибудь об этой школе? Мы ему говорим: мы тоже первый раз от вас слышим. Можете представить, какое это впечатление производит на человека.

Неизвестно, зачем нужно было собирать этих диверсантов без ведома ЦК. Разве это мыслимое дело? И это делает министр обороны с его характером. Ведь у Берии тоже была диверсионная группа, и перед тем как его арестовали, Берия вызвал группу своих головорезов, они были в Москве, и если бы его не разоблачили, то неизвестно, чьи головы полетели бы».

Теперь я приведу факты, обличающие Хрущева как лжеца и бессовестного человека. Никакого заговора Жуков не затевал. Никакой «тайной школы диверсантов» для захвата власти не было. Шло официальное формирование новой дивизии в Коврове. Генеральный штаб, его Главное организационное управление разработало штаты этой новой дивизии. По этим штатам Главное Политическое управление подбирало лучших политработников. Главное управление кадров назначало офицеров на строевые должности; Главное автобронетанковое управление обеспечило транспортом и бронетехникой; Главное квартирно-эксплуатационное управление обеспечило подразделения и офицеров жилыми помещениями; Управление вещевого и продовольственного снабжения одевало и кормило зачисленных в новые формирования. Все участвовавшие в этой большой работе знали о создании новой дивизии. И я в том числе – в приведенном выше разговоре с генералом Трусовым, который состоялся еще в мае 1957 года. Какая тайная разведшкола? Какой заговор? Все это выдумал лично Хрущев для того, чтобы убрать Жукова, которого он очень боялся.

Подлость и ложь Хрущева очевидны. И еще он показал себя темным обывателем; я рассказал читателям о том, что Кушка давно не являлась местом ссылки, был здесь прекрасный гарнизон с великолепной гвардейской механизированной дивизией. И вдруг глава государства, ослепленный злобой и страхом, воскликнул после пленума в узком кругу:

– Разогнать всех жуковских заговорщиков, старших уволить из армии, молодых сослать в Кушку!

Так, по воле недоучки Хрущева, Кушка опять была объявлена местом ссылки. Случилось это в 1957 году в октябре. Старших и средних офицеров уволили из армии без всяких льгот. Младших разослали в разные дальние гарнизоны (чтоб не объединились в Кушке в какой-нибудь новый заговор!). В шестидесятых годах, когда я служил в Кушке, встречал прекрасных молодых офицеров, травмированных несправедливой расправой. Их подбирали в ту специальную дивизию, как лучших из лучших, и вот в один миг, по клевете не кого-нибудь, а самого Генерального секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, их превратили в преступников.

Но эта подлость Хрущева ничего в Кушке не изменила. Дивизия жила и занималась боевой подготовкой в нормальном режиме. И когда пришло время, вступила на территорию Афганистана и блестяще выполняла поставленные ей боевые задачи.

В предгорьях Памира

Моя успешная работа в Чирчикском полку, хорошая оценка на инспекторской осенней проверке была отмечена повышением на должность заместителя командира горнострелковой дивизии, которая находилась в городе Ош, в предгорьях Памира.

Приехал в этот зеленый городок, представился командиру дивизии генералу Краснову, и он меня буквально огорошил:

– Дивизия наша по распоряжению Хрущева сокращается. Вместо нее будет сформирован отдельный горнострелковый полк, будете его формировать, и вы назначены его командиром.

Полковник Карпов вступает в командование Отдельным горнострелковым полком на Памире. Знамя вручает заместитель командующего округом генерал Краснов. 1958　год

Я удивился, мое назначение мне показалось нецелесообразным:

– У вас здесь три командира полка, любой ваш заместитель мог бы сформировать этот полк и им командовать, они знают личный состав, а я, как варяг, человек новый, никого не знаю, меня не знают, зачем эти ненужные трудности?

Командир горного стрелкового полка на Памире В.В. Карпов. 1958　год

Краснов согласился:

– Вы правы, но приказ есть приказ, командиром назначены вы.

Очень непростая и нелегкая работа по формированию полка: надо было принять всю технику и вооружение дивизии!

И еще: дивизия, а теперь полк, как горный, имел кроме автомобилей и танков, комплект лошадей для боевых действий в горах.

Сразу возникла нехватка личного состава солдат для обслуживания боевой техники, артиллерии, танков, автомобильных и ремонтных подразделений и лошадей – все это требует постоянного ухода.

К тому же, раньше, когда в Советской армии была кавалерия, она снабжалась централизованно – овсом, сеном, амуницией. Теперь я сам должен был заботиться обо всем этом: заготовки, хранение, аренда сенокосов, уборка сена.

В общем, хватил я лиха на новом месте.

Генерал Краснов, передавая мне «хозяйство», уехал в Ташкент на должность заместителя командующего по учебным заведениям.

Кроме дивизии Краснов оставил мне прекрасный кирпичный особняк в городе Ош на берегу бурной речки. Этот особняк он строил для себя, намереваясь остаться в нем после увольнения в запас, которое уже приближалось.

Если в Чирчике у нас с Женей были обжиты всего две комнаты в большой квартире, то в генеральском особняке мы вообще иногда искали друг друга во множестве комнат. Здесь тоже обжили всего две-три комнаты.

Служба на новом месте пошла у меня хорошо, с офицерами сработался. С местными властями (здесь был обком Ошской области) подружился, помогало мое знание языка. Со временем меня избрали членом обкома партии и даже кандидатом в члены ЦК КП Киргизии.

Особенно мы сблизились с Виктором Петровичем Москвитиным, секретарем горкома, он был книгочей, уважал меня и как писателя.

В жизни всегда после хорошего непременно стрясется какая-нибудь беда.

И я не был исключением. Командование округа меня уважало, проверяющие отмечали хорошую дисциплину и боевую подготовку полка. Особенно часто навещал наш гарнизон первый заместитель командующего генерал-полковник Лященко Николай Григорьевич. После работы в полку он бывал у меня дома, Женя привечала его пельменями. Лященко съедал их по полведра и выпивал не меньше литра водки. Был он здоровенный, метра два ростом, руки большие с пальцами, как сардельки. Двигался он тяжело, не быстро. Вел себя в нашей семье панибратски.

И вдруг в один из дней этот наш семейный друг, генерал Лященко, приехал в полк, свирепый как вепрь! Он ходил по полку, и все ему не нравилось. «Подбеливаешь деревья, оградки клумбочек, окна выбитые не видишь!»– говорил он. Где-то разглядел в хозяйственной постройке побитое стекло.

– Боевой подготовкой не занимаешься, марафет у тебя на первом плане!

Уехал злой и недовольный. К нам пообедать не зашел.

Я не мог понять, что за причина такой неожиданной перемены?

На следующий день после отъезда Лященко нарочный привез из штаба округа приказ, подписанный Лященко (Федюнинский был в отпуске).

А в приказе сказано – «снять полковника Карпова с должности командира полка и вывести в резерв, куда прибыть немедленно».

Как дурной сон все это! Почему? За что? В чем виноват? Кого спрашивать?

Передал полк начальнику штаба подполковнику Свистунову и прибыл в резерв в Ташкент.

В штабе округа знакомые офицеры меня просветили. Оказывается, приближались выборы в Верховные Советы СССР и союзных республик, по негласному, но традиционному раскладу выдвигали в депутаты в Верховный Совет СССР командующего округом и члена военного совета. В Верховные Советы республик распределяли заместителей командующего: в Таджикскую, Казахскую, Узбекскую, Туркменскую. Лященко планировали выдвигать в Киргизии. Но когда сообщили туда его кандидатуру, оттуда ответили: по предварительному расчету для военных намечается одно место. Намерены избрать полковника Карпова, начальника Ошского гарнизона.

Вот, оказывается, в чем причина ярости Лященко, он мог остаться без депутатского флажка!

В общем, дело сделано, – я недостоин стать депутатом. Его выбрали.

Меня назначила с понижением заместителем командира полка в Сары-Азак у границы с Китаем.

Женя не распаковывала чемоданы после выезда из Оша, готовилась к новому переезду, я тоже.

Неожиданно меня вызвал командующий округом генерал Федюнинский, он, возвратившись из отпуска, среди прочих бумаг обнаружил приказ о моем снятии.

– Что случилось? – спросил он меня при встрече.

– Не знаю. Спросите вашего заместителя, который подписал этот приказ.

– Посиди в приемной.

Не откладывая, Федюнинский выяснил, в чем дело, и через полчаса адъютант пригласил меня в его кабинет.

– Я отменил этот приказ, – сказал сердито Федюнинский. – Это недоразумение исправим. Возвращаться в Ош неудобно. Поедешь командовать другим полком.

Генерал подумал, помедлил и, перейдя на доброжелательный тон, сказал:

– Есть у меня в округе один полк, о котором я думаю, ложась спать и когда просыпаюсь утром. Четыре года подряд полк получает «неуд» на проверке. Даем год на исправление – опять «неуд». Ты у меня один из опытнейших полковых командиров поезжай туда, прошу тебя: наведи там порядок.

– А где этот полк, товарищ командующий?

– В Кизил-Арвате, место тяжелое, это очень осложняет там работу, но ты, я уверен, справишься и через год пойдешь замкомдивом.

Я встал:

– Разрешите идти?

– Иди, получи предписание в отделе кадров.

Ад и Кизил-Арват

И вот мы с Женей выходим из проходящего поезда на станции Кизил-Арват. Поезд стоит всего 10 минут. Вокруг – песчаные барханы, ни одного дерева – 140 километров до Ашхабада в песках Кара-Кума.

Нас встречают мои будущие заместителя по политической части Гижа, по строевой Андрианов, начальник штаба Ройтберг. Все в выгоревших добела одеждах, худые, загорелые. Да, видно, служба здесь не мед!

Кизил-Арват. Дореволюционная открытка

Вдоль железной дороги громадной каменной волной возвышался горный хребет Небит-Даг. За южными склонами хребта – другое государство: Иран. На нашей земле весь этот огромный каменный вал служит берегом бескрайнему мертвому морю песка пустыни Кара-Кум. Только узкая полоска такыров – выжженной добела земли – лежала между горами и пустыней. Эта полоска была гладкая, как пологий берег моря после откатившейся волны. На такыре, вдоль линии железной дороги, островком раскинулся небольшой пыльный городок, в котором стены, крыши и ограды – из глины – Кизил-Арват.

Городок был небольшой. Прямые улицы просматривались насквозь. Пустыня обложила его со всех сторон, а местами даже вторглась в его пределы: вдоль глиняных дувалов, прямо поперек тротуара лежали волнистые, как шифер, барханчики. Дома были низенькие, приземистые, с плоскими крышами. Чахлые деревца виднелись только по дворам, а вдоль улиц стояли старые, потрескавшиеся от жары телефонные столбы. Все было покрыто слоем пыли и придавлено горячей подушкой воздуха, даже утром.

На окраине, ближе к горам, расположен военный гарнизон: штаб дивизии и рядом казармы, автопарки, служебные помещения механизированного полка, которым мне предстояло командовать.

На окраине Кизил-Арвата поселок из деревянных финских домиков, в них живут офицеры полка с семьями.

Зам по строевой Андрианов сказал:

– Какой-то интендантский умник привез сюда эти домики, они просохли в этой жарище так, что от случайной неосторожности хозяйки со спичками вспыхивают как порох, женщины едва успевают выбежать из пламени.

Мы подъехали к одному из этих домиков, в нем жил мой предшественник. Когда мы входили в дом, он скрипел и кряхтел, как ветхий старик.

Оставив Женю с Васей в этом скрипучем шалаше, я поехал в штаб дивизии и представился его командиру генералу Кусимову Тагиру Тапповичу. Он был мой однокашник по учебе в Академии им. Фрунзе. Тогда он был подполковником, а я капитаном. Слушатели академии все были равны, по званиям себя не выделяли. К тому же мы с Кусимовым были «Звездными братьями», он тоже Герой Советского Союза. Принял меня как старого друга, посочувствовал свалившейся на меня несправедливости.

– Ничего, Володя, служба твоя поправится, ты опытный командир, я тебе мешать не буду и штабным офицерам скажу, чтобы тебя не опекали и не беспокоили мелкими проверками. Мы с тобой одну академию кончали, ты не хуже меня подготовлен для этой работы. Нужна будет моя помощь, приходи, во всем тебя поддержу.

Вот с таким напутствием я пошел в свой полк, штаб которого находился рядом за высокой оградой из камня.

Весь день знакомился с заместителями, офицерами штаба, с положением дел в полку. С командирами подразделений решил познакомиться на следующий день.

В обеденный перерыв позвонил Жене:

– Пришлю машину, приезжай с Васей в столовую военторга, у тебя сегодня еще хозяйство не налажено.

Мы приехали поздновато, официантка сказала:

– Все кончилось, остался только кисель. Можем быстро пожарить для вас яичницу.

– Жарьте, сыну принесите кисель.

В столовой было душно, надоедали мухи.

Женя мне сообщила:

– Я побеседовала с соседками, базарчика здесь нет. Продукты получают с полкового склада и покупают в магазине военторга. Вода привозная, полковая водовозка набирает воду в горах: утром первый рейс для солдат, второй, к полудню, для семей. Женщины, чтобы не стоять на жаре, ставят на площадке свои посудины, ведра, канистры, бидоны и выходят к водовозке, когда она приезжает.

– Придется тебе, Женечка, стоять в этой очереди вместе с другими женами, выделяться нам нельзя.

– Я понимаю. К завтрашнему дню я все налажу, не беспокойся.

После обеда Женю с Василием отвезли в наш домик, по пути Женя заехала в магазин военторга.

Я вернулся в штаб, духота была невыносимая, спасал вентилятор на высокой подставке. Кондиционеров тогда еще не было.

В этот вечер произошла у меня любопытная встреча, из которой я многое понял.

Разбирая почту, я увидел за окном двух офицеров, они шли в сторону гауптвахты, которая находилась в дальнем углу полкового городка.

Капитан с красной повязкой на рукаве вел связанного по рукам за спиной лейтенанта.

Я раскрыл окно и сказал:

– Зайдите оба ко мне.

Когда они вошли в кабинет, спросил:

– Что случилось?

Капитан доложил:

– Это лейтенант Фидаров, известный в гарнизоне пьяница и хулиган. Напился пьяный, дебоширил. Когда я его забирал, оказал сопротивление. Веду его на гауптвахту.

– Развяжите его, я со связанным офицером разговаривать не буду.

Капитан возразил:

– Товарищ полковник, нельзя его развязывать, он мне глаз подбил, – капитан показал на фиолетовый синяк на лице.

– Развяжите, в случае чего я с ним справлюсь. Подождите в приемной, я с ним побеседую.

Капитан развязал лейтенанту руки и вышел.

– Садись. Расскажи о себе, где родился, где учился.

Лейтенант сел, глаза у него были пьяно-мутные. Он долго молчал и вдруг разразился истерическим полукриком:

– Сколько можно мучить меня спасительными беседами? Да, я хулиган, я поставил фингал старшему по званию при исполнении им своих обязанностей, отдавайте меня под суд! Не надо никаких разговоров! Надоело! Судите меня!

– Под суд отдать не сложно. Я бы хотел понять логику вашего поведения.

– Логику? Она очень проста. Я давно добиваюсь попасть под суд. Избавиться от этого проклятого Кизил-Арвата, от немилой службы.

– Не вижу в вашей логике смысла. Вы когда в училище поступали, в рапорте, наверное, писали, что любите армию и готовы служить родине.

– Да, писал. И хотел служить, но не в этой дыре. Что меня ждет: высосут из меня здоровье, уволят при очередном сокращении. Я этого не хочу, просил, чтобы уволили по-хорошему, не отпускают. Вот я и решил избавиться через суд. Дадут мне года три, я буду хорошо работать, освобожусь досрочно. Поступлю в институт, пока молодой, приобрету специальность. Женюсь, буду жить как все нормальные люди. Вот и вся логика.

Я про себя отметил, логика совсем иная – это последствия безобразий, которые творит над армией Хрущев: безжалостные сокращения, увольнение без пенсий, оскорбления в печати: офицеров называют дармоедами!

Но лейтенанту я сказал:

– Хорошо рассчитал… Для себя. А как же быть в случае войны? Опять я, старый и больной, буду защищать тебя – счастливого и устроенного в жизни? А ты присягу давал? Клялся родину защищать?

– Это все разговоры, красивые слова. Жизнь складывается совсем по-другому.

– Ну ладно. Иди на гауптвахту, даю тебе десять суток за хулиганство. Проспись. Подумай. На трезвую голову еще поговорим.

Из этой беседы я понял: полк четыре года получает «неуд», потому что офицеры не работают как положено, а только думают, как бы избавиться от этого адского пекла.

В беседах с командирами и солдатами я убедился в правоте своего вывода. Стал думать: как поднять людям дух, заставить их работать по-настоящему. Права, отведенные мне дисциплинарным уставом, здесь не действуют.

Лейтенант Фидаров добивается попасть под суд, чтобы удрать из Кизил-Арвата. Среди офицеров бытует поговорка: «Бог создал небо и землю, дьявол ад и Кизил-Арват!»

И решил я использовать желание уехать отсюда на пользу дела. Позвонил командующему округом, он разрешил мне обращаться к нему напрямую, учитывая особые трудности в предстоящей мне работе.

Я коротко изложил Федюнинскому ситуацию и попросил его разрешения пообещать офицерам, что после положительной оценки на инспекторской проверке лучшие командир батальона, роты и взвода получат новое назначение в пределах округа. А это Ташкент, Самарканд, Алма-Ата, Фрунзе и другие хорошие города.

– Мне кажется, офицеры будут работать в полную силу, чтобы заслужить такое ваше поощрение, товарищ командующий.

Федюнинский ответил не сразу, размышлял, сказал:

– Ну, предположим у тебя это получится, лучшие офицеры уедут, а с кем останется полк?

– Борясь за первое место, они все будут лучшими, и останутся в полку тоже хорошие с возможностью заслужить перевод на следующий год.

– Ну, хорошо. Обещаю, я поддержу твою затею. Главное, чтобы полк получил удовлетворительную оценку.

Я провел совещание офицеров с приглашением их жен. Мое сообщение произвело настоящий фурор. У людей засверкали глаза, они заулыбались, показали свою готовность бороться за первое место.

Я еще их подогревал, обращаясь к женам:

– Многое зависит от вас. Муж должен уходить в полк опрятно одетым, в хорошем настроении, c желанием работать в полную силу. Это зависит от вас. Недаром русская пословица гласит: «Ночная кукушка всех перекукует!»

Женщины смеялись, уверяли:

– Будьте уверены, товарищ полковник, мы им такого накукуем, будет в полку полный порядок.

Для солдат я тоже нашел стимулы и облегчения в службе.

В столовой я обратил внимание на то, что солдаты плохо едят. Жара подавляет аппетит. В жару солдаты ставят миску на миску с почти не тронутым горячим борщом, жара невыносимая, горячий борщ не идет.

Я приказал изменить рацион питания – то, что положено на обед, готовить на завтрак. А в обед – кашу, винегрет, квас, овощи.

В казармах ночью духота – не продохнешь! Приказал вынести кровати наружу, поставить их и хорошо заправлять вдоль казармы на теневой стороне. Ночи в пустыне холодные. Солдаты в казарме плохо отдыхали из-за духоты, а на воздухе они под утро одеяла на себя стали натягивать – холодно. После хорошего сна у них аппетит отличный, а в столовой им подают то, что раньше давали на обед – первое и второе, и все они съедают с удовольствием! И я наблюдаю: через месяц лица у моих солдат округлые, мышцы, вижу на зарядке, тоже наливаются силой.

Для молодых офицеров организовал в библиотеке «Клуб лейтенантов». Нашли большой самовар, жены пекли булочки, приносили хорошую посуду. Штаб подготовил по моему образцу пригласительные билеты, в которых обращались к каждому по имени и отчеству, чего они прежде не знавали. И дальше говорилось: «Командир полка приглашает Вас (имя рек) на чашку чая».

Надо было оторвать их от пьянок, которыми они занимались в субботу и в воскресенье на квартирах. Никаких развлечений в Кизил-Арвате не было: только по вечерам кино со старыми, изученными наизусть фильмами.

На чайные вечера я от имени лейтенантов приглашал лучших командиров рот, они делились опытом работы.

В общем, лед тронулся, в наших условиях не лед, а невыносимая жара отошли на второй план, люди заработали.

Осенью приехала московская инспекция во главе с маршалом Чуйковым. С ним большая группа проверяющих: генералы, полковники.

Они прилетели неожиданно на наш аэродром в Кизил-Арвате, на котором базировался истребительный полк.

С аэродрома подъехали к двум воротам с пропускными пунктами. Маршал спросил:

– Здесь что?

– Справа мотострелковый полк, слева – штаб дивизии.

– Поедем в полк.

Я встретил маршала на плацу, доложил:

– Товарищ Маршал Советского Союза, 162-й мотострелковый полк занимается боевой подготовкой по плану. Командир полка полковник Карпов.

Чуйков поздоровался со мной, первое, на что обратил внимание:

– Почему кровати стоят на улице?

Я объяснил. Маршал хмыкнул, ничего не сказал. Вообще вид у него был очень суровый, смотрел из-под кустиков бровей строго:

– Выводите первый батальон на стрельбище, начнем с проверки огневой подготовки. – Повернулся к своим сопровождающим: – Вы оставайтесь и приступайте к проверке каждый по своей специальности.

И опять мне:

– Садитесь в мою машину, показывайте дорогу.

На стрельбище маршал зашел на НП в пункт управления мишенной обстановкой.

– Покажите мишени.

Я нажал кнопку движущихся целей, мишени пошли по своим рельсам.

Маршал коротко бросил:

– Не вижу.

Я повторил движение мишеней.

– Ни хрена не вижу…

Я пояснил:

– Я приказал покрасить мишени под цвет местности. Централизованно их присылают темно-зеленого цвета. Стрелять по таким мишеням в наших условиях будет упрощением, я приказал покрасить их под цвет песка. Вот смотрите, в движении их хорошо видно.

Маршал опять неопределенно хмыкнул, присмотрелся.

– Ага, вижу, начинайте стрельбу.

Первая рота отстреляла упражнение на «отлично», половина второй роты также.

Маршал сказал:

– Однако! Значит, мишени покрасил под цвет местности?

– Так точно!

– А стреляют хорошо.

– Учим приближенно к боевой.

Маршал не улыбнулся, посмотрел на меня посветлевшими глазами и вдруг заявил:

– Вы мне нравитесь, Карпов, в центральных округах по зеленым мишеням стреляют и только, и на «удочку» выполняют упражнение. А у вас под цвет местности – и такой результат. Поехали в полк. Проверяющим продолжить стрельбы.

В течение двух дней солдаты и офицеры полка по всем видам, где существовали определенные нормативы, выполняли все на «отлично». На кроссе, в тяжелейших наших условиях тоже показали отличные результаты.

Вечером, когда прекращалась проверка, я и мои заместители ходили в подразделения, рассказывали, как идет проверка, благодарили за высокие показатели, просили поддерживать честь полка. Я ощущал: полк живет одной семьей, солдаты стараются показывать высокую выучку.

Проверка завершилась тактическими учениями с подъемом дивизии по боевой тревоге. Объявили ее в два часа ночью. Полк выступал в район сосредоточения в полном боевом составе, с погрузкой комплектов боеприпасов.

Противник у нас был реальный, со стороны Ашхабада двигалась танковая дивизия генерала Скворцова.

Наш комдив генерал Кусимов назначил мой полк в передовой отряд дивизии, поставил задачу:

– Выдвинуться вперед, захватить выгодный рубеж, закрепиться и обеспечить развертывание главных сил дивизии.

Не теряя времени, я по карте наметил такой рубеж по высохшему руслу ручья, назначил в передовой отряд первый батальон и с ним помчался вперед, чтобы упредить противника в овладении этим рубежом.

Ночь и пыль, поднятая колонной головной походной заставы, двигавшейся впереди, создали непроницаемый мрак.

На рассвете я видел палатки и вышки, построенные для начальства. На этом рубеже мой отряд остановил посредник: полковник с белой повязкой на рукаве. Дал вводную:

– Справа выдвигается для удара вам во фланг до батальона танков. Слева до батальона пехоты. Ваше решение?

Я понял: здесь проверяющие намереваются увидеть встречный бой. Но противника не было, а мне поставлена конкретная задача. Я сказал посреднику:

– Товарищ полковник, я не вижу противника, о котором вы говорите. Мы вышли в поле не для учения на картах, у нас реальный противник. Я буду продолжать движение к намеченному рубежу.

– Я вам приказываю разворачивать полк на этом рубеже.

– У меня приказ моего командира дивизии, я вам не подчиняюсь. Комбат, дай команду продолжить движение!

И мы помчались дальше. Захватили выгодный рубеж. Организовал я оборону, развернул подходящие батальоны и вдруг услышал по радио крик:

– Карпов, где Карпов?

– Я вас слушаю.

– Немедленно к маршалу, он вас вызывает на вышку, мимо которой вы проехали.

Я в газик и помчался… Около вышки, внизу, стоял генерал Лященко, ему по должности не полагалось находиться рядом с Чуйковым, там был командующий округом Федюнинский.

Лященко обрушился на меня с руганью:

– Опять ты фардыбачишь, жаль, что отменили мой приказ о твоем снятии! Сейчас маршал тебя выгонит, ты не выполнил приказ его посредника! Всю разработку учения поломал, здесь намечался встречный бой.

Я поднялся по лестнице на вышку, доложил о прибытии.

Маршал был злой, перед ним стоял Федюнинский, видно, его уже пропесочили

– Вы почему не выполнили приказ посредника? – грозно спросил Чуйков.

Я решил стоять на своем, вины за собой не чувствовал:

– Посредник мне говорил о каком-то танковом батальоне, который готовится меня атаковать. Но, товарищ маршал, я не видел никакого батальона, противник у меня реальный, мы не на карте играем… Я выполнил приказ командира дивизии, упредил противника, захватил выгодный рубеж и обеспечу развертывание главных сил.

Маршал опять, по своей привычке хмыкнул, помолчал и вдруг молвил:

– Резонно! Поступил правильно. – И, обращаясь к присутствующим, сказал: – Поедем смотреть бой на рубеже, который захватил командир полка.

Все спустились к машинам и поехали. Мои саперы уже подготовили НП, установили стереотрубу. Маршал посмотрел в нее, сказал:

– Мы вовремя приехали, вижу вдали пыль, выдвигается противник. Ваше решение, командир?

– Наверное, это их передовой отряд. Я прикажу своим хорошо замаскироваться, пропустить передовой отряд и уничтожить его силами моего резерва – танковым батальоном. Подготовлю всю артиллерию, попрошу комдива поддержать авиацией и ударю внезапно по колонне главных сил. Я думаю, потери у них будут очень значительные.

– Ну что же, посмотрим!

Все, о чем я доложил маршалу, прошло как по нотам. Мы «ударили» всеми огневыми средствами по колонне противника. Я успел подвести свои танки после условного уничтожения передового отряда противника и приказал им ударить во фланг расстроенной и остановленной посредниками колонне главных сил передового полка дивизии Скворцова.

Скворцов, наверное, знал, где проверяющие намерены устроить встречный бой, его люди обнаружили вышку и палатки еще вчера, поэтому они так беспечно двигались к тому рубежу.

Посредники зафиксировали почти полное уничтожение передового полка дивизии. Подошли главные силы с генералом Кусимовым и без труда заняли оборону на выгодном рубеже. Динамику боя излагать не буду…

Разбор итогов инспекторской проверки проводился в Ташкенте, в большом зале Дома офицеров. Проверялись и другие соединения округа. Когда разговор дошел до тактических учений с нашей дивизией, Чуйков сам взял длинную указку и подошел к крупным схемам с нанесенной на них динамикой встречного боя.

Маршалу учения явно понравились, изложив исходное положение войск, маршал очень живо излагал напряжение встречного боя. О кульминации сказал:

– Скворцов!

Генерал поднялся со своего места в первом ряду.

Маршал продолжил:

– От твоего главного полка Карпов оставил одни каблуки и сопли! Полностью уничтожил твой полк. А главные силы добил Кусимов своими главными силами, которые упредили тебя в развертывании.

В целом мой полк получил «хорошую оценку на инспекторской проверке. Это небывалое явление – минуя «удочку» сразу «хорошо»!

После отъезда комиссии я подвел итоги, поощрил достойных и, помня о своем обещании, вывел офицеров перед строем и спросил: