Текст книги "Большая жизнь"

– Ну, дорогие друзья, вы все заслужили похвалу. А теперь сделаю, как было обещано. Командир первого батальона майор Назаров, в какой гарнизон вы хотели бы получить назначение?

– В город Фрунзе, – сказал Назаров, – все еще не веря в реальность происходящего.

– Хорошо. Я доложу командующему округом.

– Лучший командир роты капитан Зайнулин, куда вы желаете поехать?

И вдруг Зайнулин заявил:

– А я никуда не поеду, я хочу с вами работать, товарищ полковник, мне интересно.

Было приятно услышать такой ответ, офицеры одобрительно зашептались…

– Лучший командир взвода лейтенант Багарадзе, куда вы намерены переводиться?

– Ну, если командир роты остается, мне надо у вас и у него еще поучиться. Остаюсь в полку!

Это была очень приятная оценка моей работы со стороны офицеров. И вообще весть полк после этой проверки особенно сплотился. Люди забыли о природных тяготах, служили с удовольствием

Заглядывая вперед, скажу: с офицерами я много лично, индивидуально поработал, через несколько лет капитан Заиров, лейтенант Фидаров стали командирами полков.

По отношению ко мне Федюнинский, к сожалению, не сдержал слова, замкомдивом не назначил, похвалил, поблагодарил, наградил часами и сказал:

– А теперь еще годик закрепи высокие свои результаты.

И я закрепил: через год полк получил на осенней проверке опять «хорошую» оценку, a меня назначили замкомдивом в город Мары, который находится тоже в Туркмении, только севернее Ашхабада.

Прослужил я в этой должности полтора года, Хрущев продолжал издеваться над армией: должность первого заместителя командира дивизии сократили…

Кушка

В 1961 году в отделе кадров Среднеазиатского военного округа у меня произошел такой разговор:

– Во многих дивизиях, которые переходят на сокращенные штаты, исключена должность первого заместителя командира дивизии… – (Я был именно таким замкомдивом в дивизии, которая дислоцировалась в городе Мары. Об этом гарнизоне бытовала такая поговорка: «Есть на свете три дыры – Кушка, Кизил-Арват и Мары». В двух последних я уже прослужил по несколько лет). Наверное, поэтому кадровик, при часто встречающейся у них бесстрастной бездушности, отвел глаза, но очень деловито продолжал: – Таких, как вы, заместителей осталось без должности много. Равноценных свободных мест нет. Придется некоторых увольнять… У нас есть одна должность, по положению равная замкомдиву, – это начальник штаба гвардейской механизированной дивизии.

Мне до пенсии оставалось дослужить еще пять лет, поэтому я тут же согласился:

– Я готов, тем более что должность без понижения.

– Но… – кадровик поднял глаза, помедлил и опять вильнул взором, – даже предлагать неудобно, вы уже много лет прослужили в трудных гарнизонах. – Помедлил и тихо добавил: – Должность эта в Кушке.

Об этом богом забытом месте тоже ходила поговорка: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут».

Других, мест не было, или кадровик, как это тоже им свойственно, придержал более привлекательные гарнизоны?! Я дал согласие.

Первое нелестное мнение о Кушке я уловил в поезде. Как водится при знакомстве с соседями по купе, я сказал, что еду в Кушку, и тут же заметил – у дамочки, сидевшей напротив, мелькнул в глазах легкий испуг, и она, улучив момент, когда я отвернулся к соседу, быстренько схватила со столика свою сумочку и сунула ее под подушку..

Да, дурная слава об этом гиблом месте дошла до наших дней.

Что я знал о Кушке? Она считалась местом ссылки до Октябрьской революции, еще в XIX веке. Кушку завоевали русские войска в 1885 году.

Тогда здесь не было железных дорог. В Кушку добирались так: из Москвы или Питера до Тифлиса на перекладных, от одного постоялого двора к другому.

Вот как описывает Пушкин этот путь в своем «Путешествии в Арзрум:

«Мне предстоял путь через Курск и Харьков, но я своротил на прямую Тифлисскую дорогу <…> До Ельца дороги ужасны. Несколько раз коляска моя вязла в грязи. Мне случалось в целые сутки проехать не более пятидесяти верст <…> С Екатеринограда начинается военная Грузинская дорога; почтовый тракт прекращается. Нанимают лошадей до Владикавказа. Дается конвой казачий и пехотный и одна пушка. Почта отправляется два раза в неделю, и проезжие к ней присоединяются: это называется оказией. Мы дожидались недолго. Почта пришла на другой день, и на третье утро в 9 часов мы были готовы отправиться в путь. На сборном месте соединился весь караван, состоявший из пятисот человек или около. Пробили в барабан. Мы тронулись. Вперед поехала пушка, окруженная пехотными солдатами. За нею потянулись коляски, брички, кибитки солдаток, переезжающих из одной крепости в другую; за нами заскрипел обоз двухколесных арб. По сторонам бежали конские табуны и стада волов. Около них скакали ногайские проводники в бурках и с арканами. Все это сначала мне очень нравилось, но скоро надоело. Пушка ехала шагом, фитиль курился, и солдаты раскуривали им свои трубки. Медленность нашего похода (в первый день мы прошли только пятнадцать верст), непосильная жара, недостаток припасов, беспокойные ночлеги, наконец, беспрерывный скрип ногайских арб выводили меня из терпения. Дорога довольно однообразная: равнина, по сторонам холмы. На краю неба вершины Кавказа, каждый день являющиеся выше и выше. Крепости, достаточные для здешнего края, со рвом, который каждый из нас перепрыгнул бы не разбегаясь, с заржавевшими пушками, не стрелявшими со времен графа Гудовича, с обрушенным валом, по которому бродит гарнизон куриц и гусей. В крепостях несколько лачужек, где с трудом можно достать десяток яиц и кислого молока…»

Пушкин ехал до Тифлиса с 4 марта 1829 года до первых чисел июня, т. е. полных три месяца, и это притом, что имел «подорожную» на беспрепятственное предоставление лошадей на постоялых дворах.

Те офицеры, которые следовали в Кушку (разумеется, в более поздние годы), добирались от Тифлиса до Баку тоже, как говорится, на конной тяге. Занимало это больше месяца. Затем через Каспийское море на корабле до Красноводска, около которого опять накапливалась «оказия», т. е. собирали караван – несколько сот верблюдов, ишаков, лошадей. Погрузив на них адресованные крепости ящики со всевозможным военным грузом от боеприпасов до провианта и почты, оказия отправлялась в путь через песчаное море, над которым полыхало беспощадное, все сжигающее солнце. Оказию охраняли солдатские подвижные заставы, потому что в пустыне хозяйничали разбойные местные племена, которые в зависимости от того, на какую службу их нанимали, добросовестно показывали дорогу и обороняли от набегов. Ну а их соплеменники, кто не попадал (или не хотел идти) в услужение, как раз и были разбойниками.

Оказия собиралась не меньше месяца и столько же шла через пески, сначала в Мерв, где делался длительный привал и пополнялся запас воды для людей и животных, а дальше на Тахта-базар, Кушку.

Таким образом, путешествие офицера, назначенного в Кушку, от Москвы продолжалось несколько месяцев. Тогда и родилась пословица: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут». Вторая часть этой поговорки указывает на то, что сюда ехали не по доброй воле, а проштрафившиеся – пониженные в звании и должности, которым меньше взвода дать невозможно. А ссылали сюда за вольнодумство – подальше с крамольными мыслями, попадали дуэлянты (поскольку дуэли были запрещены), картежники, которые проиграли казенные деньги или не отдавали крупный карточный долг сослуживцам (этих по приговору суда офицерской чести).

Вот все, что я знал о Кушке в день моего приезда.

Первое, что меня поразило, это то, что самая южная точка нашей страны не была жаркой пустыней. Наоборот, городок раскинулся на высоких холмах, здесь было много деревьев, отличный европейский вокзал из красного кирпича, красивые особняки, или, по-современному, – коттеджи типичной западной архитектуры, какие я позже видел в Голландии и Бельгии.

Крепости я не обнаружил. Как узнал потом, ее стены разобрали на строительство жилых домов. Остались только Южные ворота да тоннели-арсеналы, вырытые в горах, на которых расположены полковые казармы.

И самое удивительное: в этом городке, окруженном песчаной пустыней, протекает быстрая речка!

В общем, Кушка хоть и самая южная точка, но не самая жаркая, это настоящий оазис в море песков. Над всей этой живописной картиной на высокой горе возвышается огромный крест-часовня. Крест охранял южные пределы Российской империи, был возведен в 1913 году в честь 300-летия царствования дома Романовых.

Прослужил я в Кушке пять лет. Но не об этом мое повествование. Я обнаружил здесь неведомый, забытый, затерянный мир, нечто вроде загадочной Атлантиды. Здесь кипели страсти исторических, государственных масштабов. Жили и действовали яркие личности, они совершали благородные и подлые дела шекспировского накала, что складывалось в конечном счете в историю.

И вот парадокс – никто эту историю не знает, она канула в Лету. Без ложной скромности скажу – если бы я этими событиями не заинтересовался, так и осталось бы все это там, в вековой толще давно забытой эпохи.

Пять лет собирал я материалы о Кушке, целый чемодан накопился очень интересных фактов и документов. Когда уволился из армии и покинул Кушку, возил я этот чемодан с 1965 года по разным городам, и все эти годы пополнял его новыми сведениями о Кушке, которые попадались мне в газетах, журналах, книгах или рассказах людей, служивших раньше в этом далеком гарнизоне. Сорок лет созревал, и вот, наконец, созрел! Как ни странно, побудительным мотивом послужила современная расхристанная, безобразная наша жизнь.

Мне казалось, народ устал от бесконечных перестроечных передряг, и кому-то захочется, вечерком, сидя у торшера или лежа в теплой постели, отдохнуть душой, погрузиться в «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», читая мою книгу о Кушке.

Но даже если этого не случится, мне кажется, необходимо напомнить людям о наших прекрасных соотечественниках, которые на краю Земли, в забытом богом и людьми гарнизоне десятки лет отдавали свои силы и здоровье ради нас с вами, ради будущего нашей Великой России. Книга так и называется: «Дальше Кушки не сошлют», она опубликована в Москве в 2005 году в издательстве «Вече».

Итак, я прибыл в Кушку осенью 1960 года. Первое визуальное впечатление уже описал. Теперь посмотрим подробнее, что представляет собой этот городок. В нем всего две улицы – одна внизу параллельно железной дороге, вторая (главная или центральная) наверху, пролегает у подножия (по скату) горы Верблюжки. Верхняя дорога асфальтирована. На нижней вокзал, различные постройки хозяйственные и домики местных жителей – в большинстве русских и украинцев, они работают как вольнонаемные в частях дивизии. Напротив вокзала, на верхней дороге, возвышается бывшая православная церковь из красного кирпича. Теперь в ней магазин военторга «Промтовары». Если пройти всю главную улицу от церкви на юг в сторону государственной границы, которая пролегает на окраине городка, то на этом пути увидим – справа большое одноэтажное здание с огромными, в полстены, окнами – это штаб дивизии. Здесь был и прежде штаб крепости. Следующий особняк, с хорошим фруктовым садом, – дом командира дивизии полковника Борисова Сергея Михайловича и его супруги Марины Викентьевны. Левая сторона этого «центрального проспекта» занята жилыми домами офицеров. Завершается проспект двумя выделяющимися от других зданиями – справа Дом офицеров, до революции здесь был православный собор; слева красивый особняк в готическом стиле – раньше его занимал начальник штаба крепости капитан К.И. Сливицкий. Это так называемый дом командующего Туркестанским военным округом. Такие дома или домики есть в каждом гарнизоне, они пустуют годами, но поддерживаются «в полной боевой готовности» – мебель, постель, посуда, холодильник и т. д. Командующий может посетить гарнизон раз в год, но эта «святая святых» сохраняется для него неприкосновенно. Такова традиция.

В Доме офицеров кинозал, библиотека, бильярдная, разные кружки. Перед Домом офицеров, в окружающем его скверике, круглая танцплощадка, огороженная высоким штакетником. Здесь по вечерам отдыхали в основном молодые офицеры, приходили вольнонаемные сотрудницы и местные девушки в надежде встретить жениха.

Я поселился напротив собора и танцплощадки, тоже в небольшом особнячке с готической, островерхой крышей и небольшими полуколоннами у крыльца. Внутри домик не просторный, в нем одна большая комната – гостиная метров двадцать и три крошечных: спальня, кабинет и детская, кухня-столовая, ну и прочие удовольствия с ванной и душевой колонкой, которая, как и весь дом, отапливается дровами.

Жилые дома строила бельгийская фирма, поэтому архитектура у них западная. Возить через пустыню строительные материалы было бы очень дорого, да по бездорожью и доставлять невозможно. В Иране, который тут рядом, нашли интенданты хорошую иностранную фирму, она и строила жилье и саму крепость под руководством русского инженера (но с нерусской фамилией) Шульца.

На вершине горы Верблюжки находилось расположение мотострелкового полка, которым командовал опытный полковник Ревазов Каспалат Семенович, осетин, как говорят сегодня, «лицо кавказской национальности». Порывистый, приветливый и смелый, он напоминал мне Алиханова. Внизу у железной дороги стоял танковый полк, его командиром был украинец Денисенко Сергей Семенович – украинец со всеми свойствами, присущими этой национальности, – упрямый, настырный, не желающий никому подчиняться. Бывая в расположении этого полка, особенно в танковом парке, я любовался броневой мощью машин, их было много, блестящие и могучие, они стояли длинными рядами, и, кажется, нет такой силы, которая могла бы сдержать натиск этих стальных гигантов. Глядя на них, я вспоминал такой случай. Однажды, во время инспекторской проверки, я поехал из штаба на танкодром, где находился с председателем комиссии наш комдив, надо было подписать срочную бумагу. Борисов спросил разрешения у генерала, быстро пробежал глазами документ, поставил подпись и вернул мне. И тут инспектор вдруг спросил:

– А не засиделся ли начальник штаба в своем кабинете? Ну-ка идите в очередную машину и выполните третье упражнение.

Я ответил «есть», отдал папку Борисову и, подойдя к танку, который стоял на старте, рукой сделал знак механику-водителю, чтобы он вылезал. Водитель высунулся в верхнем люке и ждал дальнейшей команды. Инспектор ему крикнул:

– Вылазь, вылазь, здесь останешься, а то подсказывать будешь!

Я сел за рычаги, надел шлемофон, включил зажигание, отпустил тормоза, включил сцепление и подал топливо в мотор. Танк взревел и рванул с места, набирая скорость. В третьем упражнении на дистанции надо преодолеть ряд препятствий и уложиться в строго определенные минуты. Я вел машину на большой скорости, знал, если медлить, пылевой шлейф догонит машину и накроет ее, и ничего не будет видно. Однако перед первым препятствием – узким мостом, надо было притормозить и точно положить гусеницы на обрез моста, чтобы с него не свалить машину. Притормозил. И тут же пыль догнала танк и обволокла непроглядным желтым облаком. Я знал, что так будет, но промедлил, и пришлось вести танк вслепую, туда, куда надо. Все же я успел его направить по центру. Дальше был ров, до которого я тоже промчался на высокой скорости. Преодолевают ров по-разному. Есть такие мастера, которые с лету проскакивают ров, но это возможно, если противоположный берег ниже того, с которого танк, по сути дела, взлетает в воздух. На нашем полигоне ров был классический, с одинаковыми по высоте берегами и положенной по условию глубиной и шириной, мы учились без послаблений. Я умел преодолевать такие рвы: сбавил скорость, плавно спустил танк носом на дно рва, и вот тут надо уловить момент, чтобы танк внизу не уперся носом в крутой обрез противоположного берега, надо дать ему полный газ, поставить на дыбы и заставить выпрыгнуть на ту сторону рва. Удается этот прием после тренировок, иначе мотор глохнет, когда танк упирается лбом в вертикальную стенку. Приходится в таком случае давать задний ход и делать новую попытку. В бою это смерти подобно, противотанковые пушки сожгут тебя непременно. Танк в бою силен не только огнем и броней, но и скоростью, в движении его трудно поразить.

Я преодолел ров с первого захода – поставил машину на дыбы и тут же ударил по газам.

Когда вернулся на исходный пункт, проверяющий, показывая на секундомер, сказал:

– Ну что же, неплохо. Но общая оценка только «четыре». По времени на «пятерку» не уложился.

Еще один полк размещался в Тахта-базаре (там, где произошел бой в 1885 году), им командовал полковник Маляшкин Петр Артемович, коренастый, широкоплечий, неторопливый, мудрый, с лукавой хитринкой в глазах. Он говорил, когда заходила беседа по душам:

– Мне хода не дадут – я мордва.

Но он оказался не прав – служба шла хорошо – был комдивом, комкором, преподавал в Академии им. Фрунзе, будучи генерал-лейтенантом.

Третий, положенный по штату, полк в дивизии отсутствовал. Поскольку я о нем упомянул, коротко расскажу, как он появился в составе нашей дивизии.

В 1962 году меня вызвали в штаб Туркестанского округа в Ташкент и лично командующий генерал армии Федюнинский приказал:

– Полетите в Ленинград, в штабе Ленинградского округа встретитесь с начальником штаба и обговорите с ним все детали. Будете формировать там на их базе новый полк. У них проводятся сокращения, вот вы и укомплектуете офицерским, сержантским и рядовым составом полк, который войдет третьим мотострелковым полком в вашу Кушкинскую дивизию. Вооружение не берите, все необходимое дадим здесь, в нашем округе. После сформирования привезете полк эшелонами в Иолотань – там будет место его постоянной дислокации. Вопросы?

В армии чем меньше офицер задает вопросов, тем больше его уважает начальство. Я не был исключением, поэтому ответил:

– Все понятно. Разрешите выполнять?

Командующий явно был доволен моей понятливостью, но после этой, как бы официальной части перешел на обычный тон и дал мне ряд практических советов, полезных при формировании новых частей. Иван Иванович был очень опытный служака, до войны уже командовал полком.

Я полетел в Ленинград. Выполнил приказание командующего – сформировал полк в Выборге. Подобрал хорошего командира полка – полковника Луцева Николая Ивановича. Он служил у нас недолго – забрали в Москву начальником Центрального архива Министерства обороны в Подольске. Стал он генералом. Его в Иолотани сменил подполковник Мишагин – невысокого роста, спокойный, рассудительный. Сейчас он уже генерал-лейтенант, преподает в Академии им. Фрунзе. Так появился у нас третий мотострелковый полк, и дивизия стала полностью соответствовать штатному составу.

Не буду утомлять читателей описанием своей повседневной штабной работы, она очень напряженная: я планировал и контролировал ход боевой подготовки всех частей дивизии в трех гарнизонах – в Кушке, Тахта-базаре, Иолотани.

Но кроме этого, была на мне очень утомительная и очень секретная обязанность. По штатным инструкциям я лично, как начальник штаба, должен был вести мобилизационную работу.

В этом секретном даже от офицеров штаба занятии, которым я занимался, помогал мне только допущенный к ней офицер. Суть этой очень ответственной работы заключается в подготовке мобилизационных планов на случай войны, составляются сведения для призыва офицеров и солдат из запаса в этом регионе (ведется точный учет их специальностей, места жительства, куда они должны прибыть, и т. д.). Берутся на учет все транспортные средства и дорожно-строительные механизмы – автомобили, трактора, бульдозеры, экскаваторы. В общем, все, что мобилизуется для ведения боевых действий. Поскольку продолжается жизнь гражданских промышленных предприятий, учреждений и учебных заведений, происходят различные перемены и передвижения, – все это постоянно отражается в мобпланах, о которых я говорю. Чтобы, когда грянет гром, т. е. начнется война или подступит ее угроза, мгновенно отмобилизовать воинские части.

Гром грянул в декабре 1979 года: советское правительство приняло решение оказать помощь Афганистану введением ограниченного контингента войск.

В ночь с 25 на 26 декабря 5-я гвардейская механизированная дивизия под командованием полковника Громова перешла границу и двинулась в сторону Герата.

В те дни я уже не служил в Кушке, жил и работал в Москве, но имел самое прямое отношение и даже принимал участие в этой войне.

Командир полковник Громов (ныне губернатор Московской области), как известно, стал генерал-полковником, удостоен звания Героя Советского Союза, он написал воспоминания «Ограниченный контингент», подарил мне их с надписью: «Владимиру Васильевичу Карпову от автора с большой симпатией и пожеланием всего наилучшего в жизни! Б. Громов».

События на направлении Кушка – Герат и то, что им предшествовало, касается и меня лично. Могу подтвердить это цитатой из книги Громова:

«…Гератские события заставили советское руководство предпринять некоторые решительные действия. В определенной мере этому способствовало то, что в первый же день восстания в Герате погибли военный советник и два наших специалиста, работавшие в городе. Через два дня министр обороны Маршал Советского Союза Д. Устинов приказал привести в готовность к десантированию посадочным способом в Афганистане воздушно-десантную дивизию, развернуть до полных штатов два мотострелковых полка в районе Кушки и перебросить одну мотострелковую дивизию с территории Среднеазиатского военного округа под Термез. 18 марта по указанию маршала Устинова были развернуты еще две мотострелковые дивизии Туркестанского военного округа. В апреле с ними были проведены учения, после завершения которых приписной состав был направлен к своим военкоматам. Эти организационные мероприятия, видимо, должны были продемонстрировать, что Советский Союз внимательно следит за развитием обстановки в соседнем Афганистане и готов выполнить заключенный ранее договор».

Хотя и не служил я в те дни в Кушке, но работа, которой я занимался до увольнения, отражается в приведенной цитате. Дело в том, что распоряжение министра обороны «… развернуть до полных штатов два мотострелковых полка в районе Кушки» осуществлялось на основании тех планов, которые я в свое время составлял. Разумеется, планы эти обновлялись, но в основе их был и мой труд.

Касается меня и указание министра Устинова – «развернуть две мотострелковые дивизии Туркестанского военного округа» и то, что «в апреле с ними были проведены учения, после завершения которых приписной состав был направлен к своим военкоматам».

Я воспринимаю это с полным пониманием объема огромной работы и опять же моей причастностью к ней. До службы в Кушке я был заместителем командира дивизии в Марах, где дислоцировалась одна из кадрированных дивизий, которая разворачивалась по указанию министра обороны. В годы службы в Марах я тоже занимался мобилизационной работой: мы проводили тренировочные призывы приписного состава – людей и техники – и проводили с ними широкомасштабные тактические учения. Так что в быстрых и успешных мерах по развертыванию одной из дивизий были и наши труды по разработке мобпланов и обучению личного состава запаса.

Соприкосновение с моим кушкийским прошлым происходило не только в этих ностальгических воспоминаниях, но и в прямом взаимодействии в Афганистане с Кушкинской дивизией и другими силами «ограниченного контингента советских войск».

Расскажу об этом позже.

* * *

Но вернемся в довоенную Кушку.

Наверное, читателям интереснее узнать не о военных делах, а о том, как мы жили в самой южной точке до войны в Афганистане, о наших повседневных простых человеческих заботах. Чем мы были похожи или чем отличались от кушкинских дореволюционных офицеров.

Быт наш мало чем отличался от жизни дальних гарнизонов. Продукты питания для семей мы получали с продсклада и покупали дополнительно по вкусу и потребности в магазине и буфете военторга. Мяса и рыбы у нас было в изобилии – в окружающих просторах много различной дичи – джейраны, дрофы, фазаны, зайцы. В Тахтабазарском водохранилище рыба просто кишела – сомы, сазаны огромных размеров. Такое изобилие рыбы в водохранилище объясняется тем, что вокруг почти не было населения, а туркмены вообще рыбу не любят. Наши рыбаки в выходные дни привозили обильный улов и обеспечивали себя и соседей. У меня в ванной часто плавала живая рыба, а жена просила старшину Елкина из комендантской роты:

– Пожалуйста, не привозите такую крупную, мы не съедаем, а выбрасывать жалко. К тому же мелкая рыба вкуснее.

А сердобольный старшина, как бы подшучивая, в следующий раз приволок сома размером с человека.

– Ой, куда нам, – отмахивалась моя Женя, – несите соседям, у них детей много.

Развлекались вечерами в кино, на концертах, была у нас прекрасная самодеятельность. Певцы, танцоры не уступали профессиональным артистам. Были и профессионалы – жена начальника медицинской службы полковника Лукацкого Иосифа Марковича окончила консерваторию, у нее был замечательный голос.

Коль скоро я упомянул о его жене Вере Васильевне, скажу и о том, что не только развлечения, но и грустные и даже трагические происшествия случались у нас, на краю света, как это бывает в больших городах. Вот в семье Лукацких произошла ужасная беда. Сам доктор, мужчина видный и обаятельный, крутил любовь с местной пассией. Но случилось так, что его жена во время отпуска, будучи в санатории, влюбилась в бравого моряка, капитана 1-го ранга. Вера Васильевна была натура тонкая, артистическая и очень порядочная. Она страдала, переживала из-за своей измены. Просила у мужа прощения. А он вгорячах не простил. Вера Васильевна не перенесла этой трагедии. Она наложила на себя руки – повесилась. Лукацкий рвал на себе волосы, причитал:

– Я, подлец, много раз ей изменял, она прощала мне. А она один раз увлеклась, призналась в этом, я, стервец, оттолкнул ее!

Беда была всеобщая – певицу любили все жители, она была местной звездой. Лукацкий решил похоронить жену на ее родине. Как сейчас вижу такую картину: товарный вагон с распахнутой дверью, посередине вагона стоит гроб, за гробом на табуретке сидит Лукацкий – согбенный, убитый горем. А перед вагоном почти все офицеры гарнизона с женами и детьми – пришли проститься с Верой Васильевной.

Расскажу о более приятном. Была традиция – уезжая в отпуск, офицер справлял «отходное застолье» для близких друзей. Перед отпуском у него на это были деньги, накопленные в течение года. А вот при возвращении из отпуска офицера с женой и детьми забирал прямо с вокзала один из ближайших друзей и вез на свою квартиру, где приготовлен обильный обед с выпивкой. Так полагалось делать потому, что все знали по своему опыту – из отпуска офицер возвращается с пустыми карманами. После обеда и подробного рассказа об отпускных удовольствиях и о жизни на большой земле захмелевшего отпускника везли в его дом, а хозяйка снабжала еще и продуктами на первое время. У нашей семьи такими добрыми приятелями были заместитель командира дивизии полковник Макашов Николай Алексеевич и его жена Нина. Мы отплачивали такой же заботой при их возвращении из отпуска.

По большим праздникам – 7 ноября, 23 февраля – обычно устраивали прием у себя дома комдив Борисов и его жена Марина Викентьевна. В особняке Востросаблина было просторно и всегда весело. Марина Викентьевна – женщина веселого нрава, ни у нее, ни у Сергея Михайловича не было даже тени начальственного высокомерия, они вели себя всегда как равные среди равных. И гостей приглашали не по начальственному признаку – кроме заместителей, постоянными участниками этой компании были супруги Бургсер. Его родители назвали из любви к физике Вольтом, был он подполковник, по должности пропагандист политотдела. Его жена Ядя – сокращенное от Ядвига – женщина польских кровей, обладала кроме красивой внешности и фигуры еще и той самой «изюминкой», которая есть не у многих женщин и которая притягивает мужиков как магнитом. Ядя была заводилой в компании, придумывала разные игры, общие танцы, сыпала хохмочками и розыгрышами.

В общем, у Борисовых было всегда не только сытно, но и весело.

Начальник политотдела полковник Данилов под стать своей жене, русской красавице Идее: плотный, хорошо сложенный, с привлекательными чертами открытого лица. У них застолья были тоже обильные. Идея Николаевна большая мастерица по приготовлению различных блюд. Общество собиралось почти то же, что и у Борисовых. Но на следующий день Данилов с гостями переходил на чисто служебные отношения, был он суховат, порой давало себя знать не записанное в инструкции об их должностях, но всегда подчеркиваемое политработниками положение – что они «глаз партии».

Отношения наши служебные и семейные сложились очень тепло. Мы и теперь, уже в Москве, дружим по сей день. Данилов вырос до члена Военного совета Прибалтийского округа, генерал-лейтенант. Выросли у них два сына – Саша и Коленька. Коленьку, как мы шутили – кушкинского разлива, я носил на руках, в пеленках, и он не раз помочил мне форму своим детским писаньем. Может быть, поэтому он навсегда стал мне как родной сынок. Теперь Коля полковник, женатый человек, у него свой сын Владислав. Его брату Саше уже 47 лет, его сын Василий (в честь деда) студент. Сам Василий Александрович на пенсии. Идея Николаевна и в Москве приглашает нас на хлебосольные «кушкинские» застолья.

* * *

Правильно говорят: в пустыне вода – это жизнь. Кушка из всех южных гарнизонов, несмотря на свое самое южное положение, была благоустроенным местом из-за речки Кушка, которая текла из Афганистана в сторону Мургаба, но доходило до него воды мало, почти вся испарялась или терялась в песках.

Кушка – речка небольшая летом, почти ручеек, но весной или осенью, после проливных дождей, русло вздувается и расширяется, превращаясь в очень могучую стремительную речку.

Однажды тропический ливень обрушился и на наш городок. С гор на Кушку понеслись бурные мутные потоки. Они были очень сильны, увлекали за собой все, что оказалось на улицах и во дворах. Мимо моего окна в штабе пронесло тяжеленную бетономешалку! Когда вода дошла до подоконника, я сел в бронетранспортер и поехал спасать жену и детей, наш дом находился ниже штаба. Приехал я вовремя, вода гуляла по комнатам. Забрал я своих и соседей. Правда, там уже оказывали помощь солдаты, их прислали в этот район из танкового полка.

Всему виной были наши горы, с их большой площади вода стекала и быстро собиралась в грозные потоки. А речка Кушка все это собирала и сама превратилась в огромную стремнину.