Текст книги "Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал"

Представив себе такую ситуацию, я не смог скрыть улыбку, с большим трудом сдерживая смех. Однако именно такое веселье, что бушевало в душе, позволило мне прийти в себя. Я немного нервничал. Да что немного, было, что уж говорить, а тут полностью взял себя в руки, на душе было спокойствие, даже лёгкость мысли появилась. Тем более что после школы я был изрядно уставшим. Что есть, то есть, если в первое время обо мне мало кто знал, то ко второму уроку я стал в школе звездой номер один. Шагу ступить не давали, дурацкими вопросами забросали. Я не нервничал, встречал это всё с олимпийским спокойствием, отвечая на вопросы, даже на дурацкие. К директору вызывали во время большой перемены, там совет из завуча, директора и секретаря собрался. До самого звонка на следующий урок меня опрашивали. Вопросы те же. А так нормально, выдержал, уроки прошли, занятия закончились.

– Извините, – поднял я руку, привлекая к себе всеобщее внимание, однако ко мне оно и так было привлечено, а сейчас стало более явным.

– Да, я слушаю, – посмотрел на меня Поскрёбышев.

– Если можно, хотелось бы уточнить. Как давно у вас эта, скажем так, причёска?

Тот провёл рукой по голове и пожал плечами, явно растерявшись от такого неожиданного для него вопроса. Правда, ответил:

– Да лет двадцать уже. А что?

– Да нет, – широко улыбаясь, ответил я. – Просто интересно было.

Стараясь негромко насвистывать, я барабанил пальцами по ноге, продолжая осматриваться. Секретарь, изредка бросая на меня взгляды, продолжал работать. В кабинет то входили, то выходили люди. Я уже полчаса сижу и ничего. Знал бы, сумку с тетрадями и учебниками с собой взял, тут бы уроки сделал. Нам, конечно, немного задали, но всё-таки задали. Нужно решить несколько задач, да и по литературе задание было. Слабое моё место.

Работоспособность Сталина и его секретаря, конечно, поражали, ни минуты передыху. Принимали посетителей. Ставили задачи, а судя по красным лицам некоторых, песочили. Как на конвейере работали. Почти все те, кто был в приёмной на момент моего появления, уже побывали в кабинете, так что, когда прозвенел звонок и Поскрёбышев взял трубку, то посмотрел на меня и кивнул:

– Александр, проходи.

Встав, я поправил одежду, ладони отчего-то вспотели, так что ещё их и вытер незаметно и, спокойно подойдя к двери, потянул створку на себя. Она неожиданно легко подалась. Дверь была с тамбуром, так что, толкнув вторую створку, я оказался в кабинете самого Сталина.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – от входа поздоровался я.

– Здравствуйте, товарищ Поляков. Проходите, присаживайтесь.

– Как-то больно официально, товарищ Сталин. Зовите Сашей и на «ты», мне так привычнее. Тем более разница в возрасте способствует этому.

– Хм, хорошо, – улыбнулся тот.

Я даже как-то не ожидал этого. Моё внимание сразу переключилось на хозяина, я лишь мельком осмотрелся. Я запоминал лицо и сам вид этого, не побоюсь этого слова, великого человека, поэтому и впитывал, закрепляя в памяти все его черты и движения. Но он не курил, хотя трубку в стороне я рассмотрел, да и присутствовал остаточный запах табака в кабинете. Похоже, перед моим приходом кабинет проветрили, или хозяин кабинета курил очень давно, запах еле улавливался.

– Чай будешь?

– Буду. Если можно с печеньем. Слава о кремлевских печеньях гремит по всей стране. Хотелось бы отведать. Тем более и не ел сегодня толком, утром в пять часов, как подняли клоуны одни, лишь успел быстро позавтракать хлебом с молоком.

– А что случилось? – сделав заказ по телефону, поинтересовался хозяин кабинета. Судя по тону вопроса, его действительно заинтересовал этот момент.

– А-а-а, – только махнул я рукой. – Про моё выступление на радио, думаю, вы слышали, ну или вам передали?

– Я слушал. Сначала выступления слушал. Хорошие песни и рассказы твои… Тяжело было всё это слушать.

– Самое печальное, что всё, что я рассказал, это правда. Да ведь не только вы слушали, все меня слышали. И про золото, а я его ещё не сдал, в тайнике находится, и про сделанные мной фото, ну и про оружие. Утром, когда узнали, где я живу, рванули ко мне три машины. Сотрудников НКВД, Политуправления и машина из Добровольческого коммунистического батальона. Что странно, наверное, стечение обстоятельств, нашли они мой дом одновременно и приехали вместе. Что дальше было, я не видел, спал, разбудили. В общем, водители таких организаций, как Политуправление и Наркомат товарища Берии, считали, что на трассе они главные и их нужно пропустить, носы к потолку и друг другу не уступили место. В результате две разбитые машины и мне палисадник разрушили. Вот я и проснулся от удара, сотрясения дома и мата, что стоял снаружи. Всю улицу подняли, не только моих родных. Дед с берданкой к бою начал готовиться. Думал, бандитский штурм. Командиры коммунистического батальона не пострадали, в сторонке стояли и за всем этим с интересом наблюдали. Сами понимаете, я на нервах был. После бомбёжки только новые стёкла вставил, а тут мне опять ремонтировать, ну я оделся, схватил кол со двора и на улицу. Троим по хребту перепало, остальные шустрые, бегали быстро. Двоим из Политуправления перепало и одному сотруднику НКВД. Но тот сам виноват, об водителя стукнулся и упал, грех такой возможностью не воспользоваться было. А вот водители шустрые, за машины спрятаться успели. Потом ничего, разобрались и делом занялись. Съездили к тайнику, и я по описи передал всё оружие и боеприпасы, как обещал. Вот акт приёма.

Протянув Сталину лист квитанции, я вдруг обнаружил, что тот трясётся, зажмурившись, и внезапно понял, что он смеётся. Не сдержавшись, Иосиф Виссарионович засмеялся в полный голос. Именно в этот момент и зашёл в кабинет Поскребышев, что лично нёс поднос со стаканами с чаем и самим чайником, тут же была и розетка с печеньем. Он удивлённо посмотрел на нас, но потом снова принял невозмутимый вид и стал расставлять приборы. Отсмеявшись, Сталин, мельком посмотрев на своего личного помощника, вдруг спросил:

– Саша, а почему тебя так заинтересовал внешний вид своего тёзки?

– Дополнительно проверял, врали мне или нет, – положив квитанцию на стол, я взял стакан и осторожно попробовал. Не зря парил, крутой кипяток налили.

– Вот как, и что же тебе рассказывали о Поскребышеве?

– Да больше о вас. Говорили, что вы тиран. Скручивали листки бумаги в трубочку, надевали их на пальцы своему секретарю и поджигали, с садистской улыбкой наблюдая, как тот корчится, но товарищ Поскрёбышев не издавал ни звука. Или как вы хватали его за волосы и били лицом об стол.

Сталин и слушавший нас Поскребышев застыли в шоке. Смеха в глазах хозяина кабинета уже не было, там разгоралась лютая ярость, что даже мне было не по себе, но я невозмутимо продолжал делить на тарелке печеньки. Сталину и трёх хватит, он их и так каждый день ест, остальное я честно отделил себе и, беря из небольшой кучки печенье, смаковал его с чаем. Реально вкусно, не обманули слухи.

– Кто?! – яростно спросил Сталин, вставая. – Кто посмел распускать такие грязные слухи?!

– Врачи говорят, что нервные клетки не восстанавливаются, а вы такими вспышками себе сердце посадите, а мне бы хотелось, чтобы вы подольше прожили. Сядьте, успокойтесь, чаю попейте. Тем более тому, кто распускает эти слухи, вы всё равно ничего сделать не сможете. С детства пороть надо было, воспитывая дочурку. Самое паршивое, что ведь ей некоторые несознательные личности верят. Как же, ведь дочь самого товарища Сталина.

Хозяин кабинета даже упал на стул, и Поскрёбышев захлопотал вокруг него. Как-то у нас не так разговор пошёл, но всё, что я спланировал, пока мы ехали в машине, выдал. Было ещё кое-что, но это чуть позже выдам. Продолжая попивать чай, я сказал:

– Не думаю, что серьёзные люди таким слухам поверят. Вы ведь, товарищ Сталин, окружаете себя неординарными личностями, личностями с большой буквы. Кто ж подобное терпеть будет. Так что на всё, что говорит Светлана, люди лишь посмеиваются. Да и почему она всё это делает, избаловали вы её, вырастили дворянку столбовую. Не было внимания, не было обучения, безотцовщина, вот и выросло непонятно что. Хотя исправить пока ещё можно. Могу дать совет.

Сталин уже совсем успокоился и, иронично посмотрев на меня, сделал глоток чая:

– Говори, мы с товарищем Поскрёбышевым с интересом послушаем.

– А ей нужно показать, чего она стоит, сама она это ещё не скоро поймёт, а когда поймёт, то ещё хуже будет. Нужно отправить её к людям. Не просто к людям, а, например, в госпиталь, простой санитаркой, до конца войны, чтобы видела, как советский народ добывает нашу будущую победу, что ему это стоит. Чтобы за неходячими выносила, обмывала их, в палате безнадёжным раненым книги читала. Чтобы в мединститут поступила и ночами между дежурствами читала, училась, чтобы прочувствовала всю ту тяжесть, что несут на себе другие граждане нашей великой страны. Пока она через это всё не пройдёт, человеком, советским человеком, она не станет. Избалована она у вас. В прессе это освещать не нужно, слух сам разойдётся. Раненые – люди чуткие и видят, что за человек, так что пока она себя не поставит, не изменит отношение к себе и окружающим, пусть в госпитале так и работает… Хм, печенье закончилось. А ещё есть? Не то чтобы я вас объесть хотел, но очень вкусное.

Поскрёбышев метнулся в приёмную, ну а мы начали уже нормальный разговор. Тем более печенье принесли, да и чаю добавили. Сталин оказался на удивление опытным дознавателем, и как вести допрос, задавая правильные вопросы, он знал. Так что почти полчаса потратил, выяснял, откуда пошли слухи о нём с Поскрёбышевым и как они до меня дошли. Я честно сказал, что слышал их из первых уст, а Светлану видел несколько дней назад в Александровском саду. Это не была утка, я её действительно там видел, гуляла с подружками и сопровождением, общаясь. Пусть проверяют. Я решил твёрдо слить эту заразу и делал это старательно. Будет она ещё мемуары об отце пакостливые писать, гадина.

Потом уже на меня перешли. Я описал, как был ранен, потерял память и учился всему заново, как из меня попёрла эта музыка. Начал писать стихи и мелодии к ним. Как мы жили до войны, как война началась, и отца забрали на фронт. Как покинули деревню. Первая встреча с немцами, первая встреча с бандитами. Как выкручивался, чтобы сохранить семью и себя. Подробно описывал, как стрелял, для доказательства предъявляя справки, выданные пограничниками. В общем, описал всё. Ну и как золото нашёл в бронетранспортёре. Об ювелирке я, конечно, не рассказывал. Ещё чего, только слитки сдам, остальное оставлю на будущее. Ну и попросил товарища Сталина поспособствовать, чтобы эти средства пустили на постройку и оснащение завода по производству автоматов для нашей армии. Они им действительно необходимы. Описал, как ночью диверсантов брал, Сталин посмеялся, когда я рассказал, как их выгонял голых к нашим бойцам и сдавал им на руки. Не удержался и описал, как у меня пистолет отобрали, тут тот нахмурился, но продолжал слушать с интересом, как мы, наконец, добрались до Москвы, как искали дом, как я торговал трофеями на рынке, потому как не хватало на покупку. Даже о том, что повозку с телегой и лошадьми забрали на нужды армии, и то рассказал. Про баркас и говорить не стоит, всё равно узнает, а тут сам, честно всё выложил. Только пожаловался, что придётся самому мотор искать, а следующим летом во время летних каникул приведу его в порядок и буду с дедом работать в порту. Как буксир мой баркас вполне пойдёт. Всё помощь. Тот косился на мою морскую фуражку на голове и слегка улыбался своим мыслям.

Умел Сталин слушать, этого у него было не отнять. Сильный человек, натуральный лидер, он мне очень понравился, и, похоже, что я ему тоже. Если в первое время негатив был, всё же на его дочь бочку катил, то к концу общения этот негатив сошёл на нет. Тем более Поскрёбышев приходил, подтвердил, что Светлана в указанное время действительно гуляла по парку, и хотя до компетентных органов подобные крамольные слова Светланы не дошли, она могла их сказать, вполне в её духе. В виде шутки, например.

Ничего серьёзного мы не обсуждали, лишь хозяин кабинета позвонил в соответствующую службу и попросил принять от меня средства в виде слитков золота, направив в соответствующий фонд для постройки завода по производству автоматов. Вот, кроме этого, мы действительно просто общались, и, похоже, Сталин знакомился со мной, составлял мнение обо мне и, судя по тому, как он пригласил приходить в случае нужды, нужное впечатление я на него произвёл.

Всего я пробыл со Сталиным почти три часа, за это время в приёмной скопилось изрядно народу, поэтому, когда я покинул кабинет, встретил заметное недовольство, направленное на меня во взглядах, а там ведь и генералы были.

– Саша, – окликнул меня Поскрёбышев и подтолкнул к краю стула бумажный пакет. Подойдя и заглянув в него, я счастливо улыбнулся и искренне поблагодарил тёзку.

– Спасибо большое.

Молча кивнув, тот едва заметно улыбнулся и провёл ладонью по своей лысой голове. Покинув кабинет, я спустился вниз, где к моему удивлению мне вернули всё, что я сдал. Вот выйти не успел, остановил незнакомый старший лейтенант. Всё той же службы, НКВД которая. Меня сопроводили по коридорам в другой кабинет. Кого я там встречу, уже догадался, так что, проходя в кабинет, сразу поздоровался:

– Здравствуйте, товарищ Берия.

Сотрудник, что меня сопровождал, взял пакет из рук, осмотрел, что внутри, и увидел только печенье, подарок Поскрёбышева. Потом забрал ножи и кистень, отложив в сторону. Берия за всем этим с интересом наблюдал. Кстати, пенсне у него не было, не видел. Обидно, Сталин за всё время нашего разговора не закурил, терпел, а тут и пенсне не было.

– Это что, заговор? – прямо спросил я.

– Ты о чём? – тут же насторожился Берия, да и боец его напружинился.

– Пока с товарищем Сталиным общался, он ни разу не закурил, хотя трубка в его руках это уже непреложная истина, – и указал на наркома. – Где пенсне? Товарищ Берия без пенсне – это не товарищ Берия.

Тот засмеялся, мне удалось сбить тот настрой, что он готовил для беседы, чего я и добивался. Надев пенсне, которое достал из нагрудного кармана френча, Лаврентий Павлович поинтересовался:

– Теперь похож?

– Вот теперь верю, – устроившись на стуле напротив наркома, я поинтересовался: – О чём поговорить хотели?

– О конце войны или дате моей смерти, например? – сделавшись серьёзным, пристально отслеживая всю мою мимику, сказал тот.

Несколько растерявшись, я удивлённо спросил:

– Вы умереть собираетесь?

– Дата моей смерти известна.

– Цыганки нагадали?

– Прекрати, – ударил тот ладонью по столешнице, получилось громко. – Я знаю, кто ты.

– Да я так думаю, теперь все тут об этом знают, после вчерашнего эфира.

Нарком явно не был уверен, я ли тот неизвестный отправитель писем или нет, поэтому раскрыть больше информации не мог, на случай если я всё же не тот, кто ему нужен. Наскоком он меня взять не смог, не выдал я себя, так что смысла давить дальше я не видел, в принципе тот тоже. Ещё немного поиграв взглядом, тот кивнул и уже нормальным тоном стал интересоваться, как прошла встреча с товарищем Сталиным. Узнав о Светлане и её якобы словах, тот за голову схватился, хотя, когда я сказал, что и его Сталин за нос таскал, только нервно хохотнул. Просидели мы чуть больше часа, тот сотрудник, что меня привёл, на удивление быстро, показывая немалый опыт, стенографировал нашу беседу. Выяснив всё, что ему было надо, и пообещав пригласить меня для более вдумчивой беседы, Берия отпустил меня. Тот же сотрудник сопроводил меня к выходу и передал с рук на руки другим командирам. Двое были из того же наркомата, а вот трое других – нет, эти оказались сотрудниками госбанка, именно они и будут принимать золото. Машина у них была, даже две, обе «эмки». Сел я в ту, что банку принадлежала. Поехали сначала ко мне домой, я хотел печенье своим отдать ну и переодеться, сказал, что золото там, иначе не повезли бы. Оставив недовольных банковских служащих в машине и пообещав быстро вернуться, рванул к себе. При этом Луку, что уже пришла из школы, отправил за участковым, пусть присутствует. Пока переодевался в окружении родни, рассказал, как встречался с самим товарищем Сталиным и как тот угостил печеньем. Все сразу же стали пробовать угощение, по одной печенюшке взяли, остальное на вечер. Не удивлюсь, что несколько печений засушат, чтобы гостям показывать, мол, из Кремля, подарок самого товарища Сталина. Наши могут, вполне в их духе. Мама, когда я сапоги натягивал, проверяя как портянки сели, тихо спросила:

– Об отце не спрашивал?

– Товарищу Сталину рассказывал, он ничего не сказал, а я не просил узнать судьбу отца, а вот потом с товарищем Берией разговаривал, вот у него, набравшись храбрости, и попросил узнать насчёт отца. Он обещал. Если что узнает, сообщит.

– Спасибо, – так же тихо сказала мама и взлохматила мне волосы на голове, прижав к груди.

Переодевшись, я подхватил свою винтовку и, свистнув Волка, моего вожака, выбежал на улицу. Раз всё равно в лес повезут, заодно и поохочусь, после новоселья нужно пополнить запасы свежего мяса. Волк недовольно возился в ногах, места мало, кроме моих ног ещё и приклад винтовки.

– Сейчас до того перекрёстка, подождём немного. Я участкового вызвал, он будет присутствовать.

– Зачем он нам? – недовольно спросил старший из банковских служащих. Мне вообще кажется, что он один реальный работник банка, а остальные типичные охранники, то есть инкассаторы.

– Пусть будет, мне так спокойнее. Ему я доверяю, а вам нет. К тому же у него своё начальство, которому тоже отписываться нужно… А вот и он от паромной переправы поднимается. Успел.

Открыв дверь, я попросил участкового сесть во вторую машину, она позади нас стояла. Судя по тому, как тот приветливо здоровался, кого-то из командиров НКВД он знал лично. Дальше мы поехали, я показывал куда, пока не добрались до места. До того же, где была передача оружия коммунистам. Водители с машинами остались, а мы стали углубляться в лес, пока Волк наворачивал круги вокруг, вынюхивая запахи леса. Добравшись до нужного места, я указал одному из инкассаторов на дерево.

– Вон там дупло, внутри и сложено золото. Поднимитесь, на слитки сверху накинута мешковина, сбросьте её вниз, на неё и будем укладывать слитки для составления акта приёма-передачи.

– Понял.

Закинув карабин за спину, он подпрыгнул, ухватившись за нижнюю ветку, и, подтянувшись, стал быстро взбираться по веткам наверх. Оказавшись у дупла, немного повозился, устраиваясь поудобнее, и, посмотрев внутрь, крикнул:

– Что-то есть.

Сброшенную мешковину мы сразу расстелили, после чего сбрасываемое золото по одному слитку второй охранник ловко ловил и укладывал в ряд на мешковине. Старший у них делал фото с помощью немного массивного фотоаппарата и опись. Когда все слитки оказались на материи, охранник осмотрел ещё раз дупло и сообщил:

– Пусто.

Спустившись вниз, он стал помогать укладывать слитки в инкассаторскую сумку. Причём начали греть на разведённом костерке сургуч, чтобы поставить печать. При этом один из сотрудников НКВД тоже поднялся к дуплу и подтвердил, что там пусто. Видимо, это обычная процедура, а не недоверие, инкассаторы из банка восприняли всё это как должное. После этого мы подписали все необходимые бумаги, мне тоже выдали квитанцию, милиционер у нас был за свидетеля, он так же ставил подписи на всех бумагах, хотя можно было обойтись и без этого. После этого сопроводив всех до опушки и проследив, как они уехали, участковый уехал с ними.

Перекинув винтовку в другую руку и потрепав Волка по холке, я поинтересовался у него:

– Ну что, пробежимся? Мало ли повезёт и что-нибудь добудем… Гав? Это типа одобрение? Будем считать, что так, тогда побежали подальше, тут мы всю дичь распугали.

* * *

– Сашка? – услышал я звонкий голосок Ольги. – Сашка?

– Ну чего, – поднялся я, выглядывая из открытого люка моторного отсека. – Не видишь, мы заняты?

– Сашка.

Сестрёнка мигом слетела с кручи по лестнице вниз и, подбежав к баркасу, ухватилась за леера, подтянулась и с любопытством стала рассматривать, что мы с дедом делаем.

– Ну, чего случилось?

– Там дяденьки военные приехали. К тебе.

– Всё деда, шабаш, опускай кувалду, похоже, завтра доделывать будем.

– Хорошо, – с облегчением вздохнул дед и опустил тяжёлую кувалду, с помощью которой мы работали. Я держал зубило, а тот бил по нему.

Подготовка баркаса к зимовью немного затянулась. Более плотно ознакомившись с судном, я всё же нашёл проблему, мелкую, но и это проблема, сальник левого гребного винта явно подтекал, вот мы его и выбивали. Замена была, уже нашёл в порту, обменом добыл эту нужную запчасть, благо валы тут стояли стандартные. Можно поменять сальники и по-другому, но это дольше, вот я и решил сделать быстро, хоть и таким варварским способом. А что, всё равно старая в мусор, чего её жалеть.

Выбравшись по трапу на твёрдую почву, я подошёл к мостику и, разбежавшись, ушёл под воду. Осень, вода уже холодная, так что взбодрился хорошо. Раздеваться не требовалось, мы с дедом работали в одном исподнем, чтобы не испачкаться, я так в одних чёрных боксёрских трусах был. Как ни береглись, а всё равно все в масле. Немного поплавал, поймав брошенный дедом обмылок, намылился и хоть так смыл масло. Пока я на берегу, сидя на борту вытащенной на берег лодки, вытирался полотенцем, дед отфыркивался у кромки реки, ополаскиваясь, для него вода так совсем холодная.

– Деда, ты закрой всё, инструменты прибери, чтобы малые не растащили, и баркас запри, а я побегу, нужно узнать, что там случилось, а то пять дней тишина, ни слуху, ни духу. Даже в газетах молчание.

– Сделаем, – степенно ответил тот, принимая от меня полотенце, оно у нас одно на двоих было.

Быстро взбежав по лестнице, чтобы согреться после купания, я добежал до дома, накинул там повседневную рубаху и штаны, после чего босой вышел ко двору. Ольга едва поспевала за мной. После сдачи золота соответствующей службе обо мне как будто забыли. Я ходил в школу, уже спокойно, ажиотаж из-за меня начал постепенно стихать. Занимался домом, палисадник мы с дедом починили и даже покрасили. Так же и с огородом, выкопали картошку, остальные корнеплоды, сейчас сушатся в сарае, потом спустим в погреб. Я добыл кабана, случайно, так-то на зайца пошёл, и с помощью местного на телеге довёз добычу до дома за долю малую, и вчера мама с бабушкой наготовили на зиму три десятка горшков с тушёнкой. Сегодня утром с дедом спустили их на ледник. Ну вот ещё занимался баркасом. С начальником порта пообщаться мне удалось, тот заинтересовался тем, что к началу судоходства я постараюсь вернуть судно в строй, легко согласился на внештатную единицу, и мы ударили по рукам. Только восстанавливаю баркас сам, на что я легко пошёл, с удовольствием этим займусь. Дед, что был со мной, а номинальный хозяин баркаса он, получил все необходимые документы, так что наше судно числилось внештатной единицей порта. Помимо этого, я ещё и деда пристроил – в порт дневным охранником на въезде на территорию. Оружие у того своё, берданка, так что деда легко приняли на работу, через день. Каждый день выходить на работу ему тяжело, а с отдыхом вполне нормально. С семи утра до семи вечера, а там дальше ночная смена принимает объекты. Один раз на работу он уже выходил, даже знакомства какие-то завёл, так что нормально, и сам доволен, при деле, и время на хозяйство есть.

Про песни свои и особенно регистрацию не забывал. Музыку зарегистрировать не могу, ноты не знал, не имел музыкального образования, зато слова, стихи, более сорока песен было, вот их зарегистрировал. Быстро прошло, уже на второй день с мамой был в нужном заведении, где мы и получили на руки бумаги об авторстве. Мама у меня как поручитель и опекун была. Родитель, одним словом. Так что этот вопрос я закрыл на первое время. Через месяц ещё столько же песен зарегистрирую. Тут ещё нужно решать вопрос с музыкой, учиться, так что я через директора попросил договориться устроить меня в музыкальную школу, на вечерние уроки. Обещала сделать, но результаты неясные, пока по этой теме молчок, ждём.

Тут ещё мама перед фактом поставила. Сходила и записалась на курсы гражданских медсестёр общего направления. Так как учёба уже началась, она второй день ездила на велосипеде учиться. Видимся только утром и вечером. Всё хозяйство фактически на бабушку и Марину свалилось, у них помощницы разве что Лука и Валя были. Ничего, вполне справляются. Жалоб на трудности не звучало, с охоткой всё делали.

Вот всё, что произошло за эти пять дней, описал. Я ещё хотел в госпиталь к раненым съездить и исполнить им там песни, да всё времени не было, слишком плотный график. Когда с ним немного разберусь, освобожу время, тогда можно будет. Хотя о раненых не забывал, ловушки на реке ставил, лещи крупные попадались, всё это сестрёнки отвозили на кухню в госпиталь, хоть такой приварок к столу. Уже успели получить устную благодарность от главврача.

У машины стоял знакомый командир, что был тогда с майором Строгановым, командиром Добровольческого коммунистического батальона. Это был то ли начальник штаба, то ли командир одной из рот, должность, когда мы знакомились, он не сообщал.

– Здравствуй, Саша, – приветливо поздоровался он и тут же с ходу спросил: – Ну что, готов выполнить своё обещание?

– Это о чём речь? – удивился я.

– Ну как же, а лекция? У нас всё готово. Через два часа начало.

– А, вон вы о чём, а я уж об этом забыть успел. Время у нас есть, я так понимаю?

– Пока есть.

– Тогда я в баньку, а то от меня машинным маслом несёт, горючим и остальными жидкостями.

– Это можно.

В это время к нам подкатила на велосипеде Марина, с интересом рассматривая машину и военного. Вот соседи особого любопытства не проявляли, уже привыкли, что у нашего двора постоянно какие-то дела творятся.

– Здрасьте, – кивнула та старлею и внимательно посмотрела на меня. – Ты надолго?

– До ужина не ждите, думаю, даже позже буду.

– Хорошо.

Сегодня выходной день, воскресенье, мы не учились, да и малые все тут были. В отличие промышленных предприятий нас не переводили на постоянную учёбу, отменяя выходные, всё по старым довоенным срокам, разве что классы уплотнили. К нам вон ещё двух новичков втиснули. За некоторыми партами по трое сидели.

Сбегав в баню, она хоть и не топлена, но мыться можно, не так холодно, привёл себя в порядок. Потом собрался, оделся и, забрав конспекты, которые я вечерами писал, не забыв гитару, направился к месту дислокации батальона. Добрались нормально, пока ехали, я бездумно смотрел в окно на дома, улицы, прохожих, мысленно настраивая себя на общение с бойцами и командиром батальона. К моему удивлению привезли меня на территорию какого-то завода – как-то потерялся, пока ехали, и не сразу сообразил, что и где. Оказалось, тут выпускали наши грузовики, что шофёры в войсках ласково «Захаром» прозвали. В большом цеху народу хватало, тут были не только военные, но и многие гражданские, видимо работники завода. Чуть позже я понял, что часть этих гражданских как раз из личного состава батальона, им форму пока ещё не выдали, наверняка в наличии не было, шьют.

Когда меня представили, – а оборудовано всё было хорошо, даже микрофон стоял, наверное, местные электрики постарались, – я прошёл на возвышение и спокойно сказал:

– Здравствуйте, товарищи!

Дождавшись, когда шум приветствия стихнет, добавил:

– Я понимаю, что у вас есть множество вопросов на разные темы, но давайте их оставим на конец лекции. Сегодняшняя тема – это новейшие методики современной войны. Когда изучим эту тему, вернёмся к вопросам. Советую вам на листках написать вопросы и передать их мне, я буду озвучивать и отвечать. Намекну, что вопросы, написанные на масле, намазанном на хлеб и покрытом сверху кружочками колбасы, будут рассматриваться в первую очередь.

Переждав, когда в цехе стихнет смех, я поправил конспекты, что лежали передо мной, и, осмотрев собравшихся, начал говорить:

– Не нужно думать, что я вот такой специалист. Нет, я передаю вам то, что слышал от фронтовиков, делюсь их опытом, полученным с боями, потерями и поражениями. Я методист, что, изучив тот опыт, который получили фронтовики, подготовил на его основе учебный материал. Вы бы и сами его легко могли получить, посетив госпитали и пообщавшись с ранеными, но не думаю, что такая простая мысль кому-то пришла в голову. А ведь можно обобщить этот опыт и распространить его по войскам в виде инструкций и методичек, что заметно снизит потери. Ладно, начнём. Сразу скажу, чтобы отпали сомнения, современные методики войны базируются на плотном взаимодействии разных родов войск, что германцы блестяще и демонстрируют. Я их не хвалю, просто говорю: они враги, но и у них есть чему поучиться. Начнём с взаимодействия стрелкового батальона и артиллерии, что для вас, кстати говоря, вполне актуально. Советую записывать, эту аналитическую выкладку мне дал полковник артиллерии, так что я знаю, о чём говорю. Первый параграф: взаимодействие с противотанковой батареей, что обычно приписана к батальону. Как не допустить скорой потери батареи и сохранить её для следующих боёв. Ведь обычно потери среди противотанкистов в первом же бою существенные, второй бой переживают единицы, и остаётся пехота одна с голой задницей против танков. Как этого не допустить? Объяснение простое, постоянная смена позиций: пока три орудия меняют позиции, а запасных должно быть подготовлено много, четвёртое стреляет. Это если батарея четырёхорудийная, что бывает не всегда. Никогда не стрелять с одного места, после каждого боя, через силу, даже если их не останется, готовить запасные позиции. Можно привлекать для этого пехоту…

Говорил я долго, изредка прерываясь, чтобы попить воды, горло пересыхало… Не сразу, но я вдруг заметил Сталина, он сидел в стороне за спинами командиров и внимательно слушал. Я бы его и не заметил, маскировался хорошо, но его Поскрёбышев выдал блеском лысины. Присмотрелся, узнал и кивнул, здороваясь, получив в ответ такой же кивок. Дальше я на этого важного гостя внимания не обращал. Лишь раз охрана у них дернулась, когда я достал учебное пособие, «лимонку», примотанную к палке, заготовку для растяжки, и в течение получаса показывал разные способы применения таких минных ловушек. Заканчивал с одной темой и переходил к другой. Под конец, когда, как и обещал, начал отвечать на вопросы, отметил, что Сталин успел исчезнуть, как и когда – я так и не заметил. А гранату у меня всё-таки отобрали и не вернули.