Текст книги "Миссия – любовь"

Свидание

Мы выехали за пределы поселка. Погода была замечательной. Светило яркое солнце, заставляя светлые кудри Роберта сиять золотом. Он молча вел машину и лишь изредка улыбался своим мыслям. При этом уголки его восхитительно красивых губ едва заметно приподнимались и все лицо будто озарял мягкий свет.

– Так улыбаются только очень счастливые люди, – сказала я, глядя на него.

– А я и есть… – он запнулся, – я и есть очень счастливый человек.

Он на секунду обернулся ко мне, посмотрел на меня теплым, немного сумасшедшим взглядом, затем снова уставился на дорогу.

Было очень заметно, что англичанин не привык обнажать свои чувства. Я иначе представляла себе внутренний мир голливудского актера. Мне виделся этакий экзальтированный нарцисс, который ни секунды не может прожить без всеобщего обожания. Почти эксгибиционист по натуре, внешне – утонченный эстет, следящий за веяниями моды. Я посмотрела на Стронга. Подобранная со вкусом, дорогая, но очень простая одежда. Простые синие джинсы, черная рубашка-поло, волосы в художественном беспорядке. Не зная, кто такой Роберт Стронг, его легко можно было бы принять за парня с соседней улицы. Очень красивого парня, впрочем. В которого влюблены поголовно все местные девчонки и половина мальчишек.

Я вздохнула. Стронг краем глаза увидел, что я его рассматриваю, улыбнулся и спросил:

– Поедем в Москву?

Я кивнула, сказав:

– Поехали. Сегодня воскресенье, машин будет немного. Главное, чтобы на шоссе пробки не было.

– Рано еще, пробка начнется после пяти.

– Впрочем, я совсем не тороплюсь. Может, мне даже хочется постоять с тобою в пробке…

Роберт глубоко вздохнул, будто стараясь скрыть волнение, затем протянул руку и сжал мою ладонь – осторожно, словно боясь повредить. Убедившись, что я не отнимаю пальцев, он нежно погладил каждый из них. Это была самая смелая ласка, которую мне когда-либо дарил мужчина.

Я сама себя удивляла. Самоуверенная и холодноватая девочка превращалась в чувственную женщину, которой хотелось все новых и новых ощущений. Мое сердце бешено колотилось, и я никак не могла унять дрожь. «Что со мной? Неужели у всех людей это происходит именно так?»

Роберт все еще держал мою руку. После долгого молчания он сказал:

– Я весь извелся, пока ты болела. Думал, не выживешь. А ты ничего, крепкая оказалась.

Я засмеялась:

– Кто же в наши дни от гриппа умирает?

Роберт нахмурился:

– Во-первых, умирают. Еще как умирают. А во-вторых, это был не грипп.

– Нет? А что тогда?

– Это была версия для твоей мамы. Чтобы она тебя в больницу не увезла. Там такое не лечат. Тебя бы попросту потеряли.

Я ошарашенно молчала. Мы уже ехали по набережной. По реке плыл экскурсионный кораблик. Люди стояли на палубе и любовались Москвой, громко и восторженно. У кого-то из них в руке была открытая бутылка шампанского, и вся компания глотала шипучку прямо из горлышка. Они хохотали, наслаждаясь солнечным днем, прекрасным видом и обществом друг друга. На секунду мне захотелось к ним присоединиться. Я понимала, что упустила время, когда могла вот так же, как эти юные гуляки, петь песни, не стесняясь отсутствия слуха и голоса, творить черт-те что, бездумно бросаться в авантюры. Мне было всего семнадцать, но я всем нутром ощущала, что стою на пороге другой, новой жизни, в которой уже никогда не будет места спонтанным решениям, глупым поступкам и проказам.

– Постарайся вспомнить, – серьезно сказал Роберт, – с кем ты встречалась накануне болезни.

– С тобой, – мрачно отшутилась я и прибавила уже серьезно: – Ко мне приезжал следователь. Его фамилия – Черепанов. Он из какого-то там отдела. Я уже не помню.

Роберт напрягся:

– Чего он хотел?

Я по-своему истолковала его реакцию. У меня не было никакого желания разговаривать с Робертом о смерти Алексея Львовича, но именно так, по телефону, принадлежавшему Рудневу, я впервые услышала следователя. Стараясь обойти эту тему, я сказала:

– Нашли мою машину. А рядом с ней кучу трупов. И еще машины, тоже разбитые. Мы с тобой сделали все, чтобы «Мазду» нельзя было опознать, но следователь пришел и начал показывать мне фотографии с места происшествия.

– Ты брала их в руки?

– Конечно. Было бы странно, если бы не взяла. Вот я их и разглядывала, изображая интерес.

– Ты не почувствовала жжения на кончиках пальцев, покалывания?

Я заволновалась:

– Нет. А что?

– Мой доктор сделал анализы в первый же день, как только ты слегла. Сказал, еще несколько часов, и была бы остановка сердца. Тебя отравили сильнодействующим ядом, который проник в кровь через кожу. Скорее всего, снимки были пропитаны этим веществом, а ты за них подержалась.

– Вот так следователи у нас в милиции! – воскликнула я. Страх, который накрыл меня вначале, сменился яростью. – Они зачем людей травят? Без суда? Без следствия? – почти кричала я.

– Успокойся, – прервал меня Роберт, – если тебя это утешит, то Черепанов – не сотрудник милиции. Нет такого человека. Не работает он в органах правопорядка.

Я непонимающе уставилась на англичанина.

– А где он работает?

– Там, где никогда ничего не расследуют. Там просто принимают решения – жить человеку или нет. Все просто и быстро.

Я похолодела:

– И кто решил, что меня надо… убрать?

Роберт молчал.

– Послушай, – взмолилась я, – расскажи мне все! Я так скоро с ума сойду. Я ничего не понимаю. Вокруг меня уже давно творится что-то непонятное, а я не знаю, что мне делать, как себя вести.

Я замолчала, почувствовав, что перехожу на ультразвук. Еще не хватало, чтобы он счел меня трусихой.

– Достаточно и того, что ты спасена. Доктор, который ввел тебе противоядие, нарушил должностную инструкцию. Герберт может понести серьезное наказание, но тем не менее он пошел на это как друг.

– Герберт?! Но как? Я не знала, что он – доктор.

– Герберт – квалифицированный врач. И очень честный. Он не смог мне отказать, когда я попросил о помощи. А должен был. Ведь тебя нельзя было спасать.

Я буквально задыхалась от эмоций:

– С каких это пор спасение человеческой жизни нарушает какие-то там инструкции?! Тем более он врач, который давал клятву!

– Не все врачи дают эту клятву и уж тем более не все ее выполняют, – сквозь зубы процедил Роберт.

– Тем не менее я не понимаю, почему меня нельзя было спасать. Я что, распространяю опасный вирус, который может погубить человечество?

На этот раз Роберт промолчал. Я глубоко вздохнула и огляделась. Стронг направил машину в арку жилого дома сталинской постройки. Мы очутились в зеленом дворике, в глубине которого стояла старая хрущевская пятиэтажка. Англичанин остановился и сказал:

– В одном ты можешь быть уверена – я не дам тебя убить. Никому. Я тебя чувствую. Если тебе плохо или больно, я окажусь рядом.

– Сильно смахивает на фильмы про суперменов, – язвительно заметила я, злясь на Стронга за то, что он не спешил отвечать на вопросы.

– Послушай, Мила! Ты очень скоро все узнаешь. И поверь мне, тебе не станет спокойно после того, как это произойдет. Твоя жизнь круто изменится. Ты уже поняла, как быстро это происходит. Позволь себе еще немного побыть в этом безмятежном неведении. Наслаждайся этим. Я бы многое сейчас отдал за то, чтобы ничего не знать, но это невозможно.

Я помолчала, потом медленно произнесла:

– Я очень, очень верю тебе.

Роберт улыбнулся солнечной улыбкой и сказал:

– Спасибо. Знаешь, когда ты лежала там, в своей постели, и бредила, мы славно с тобой пообщались. Ты даже меня не перебивала, и я смог выговориться.

– Если захочешь поболтать еще, милости прошу. Я готова.

Он улыбнулся и вышел из машины. Я тоже.

Мы приблизились к пятиэтажке. Это был старый дом, с отвалившейся штукатуркой, ржавыми газовыми трубами, которые шли прямо поверх стены, над окнами квартир. Весь фасад был исписан, водостоки, начинающиеся сверху, резко обрывались где-то на уровне третьего этажа. В общем, со дня на день дом должны были расселить – но пока не торопились. По двору с оглушительным гиканьем носился мальчишка лет семи. Он держал в высоко поднятой руке самодельный вертолет и сейчас, должно быть, воображал себя отважным пилотом. Роберт с тихой грустью посмотрел на мальчика и отвернулся.

– Не удивляйся, что я привез тебя именно сюда. Ах, да, я совсем забыл, что ты уже ничему не удивляешься, – наконец произнес он, – просто когда-то, очень давно, мне было здесь очень хорошо.

Я не поняла его. Какие воспоминания могли связывать англичанина, в первый раз посетившего Россию, и этот старый сарай, затерявшийся между большими домами? Спросить я не решилась, но смотрела на Роберта с недоумением.

– Мне просто хотелось вас познакомить, – он опять говорил загадками, – мне наконец-то снова хорошо, как в детстве. – Роберт посмотрел на меня и добавил: – С тобой.

Все лишние вопросы испарились. Осталось только одно, по-настоящему важное в этом мире – его глаза. Я утопала в них. Стронг предложил:

– Тут недалеко есть маленький сквер. Ты не против, если мы прогуляемся? Тебе не тяжело ходить?

Я звонко рассмеялась, и Роберт сказал:

– Так смеются только по-настоящему счастливые люди.

– Ты повторяешь мои слова! – не выдержала я и, схватив его за руку, потащила к арке.

Мы вышли на шумную улицу, по которой, несмотря на выходной день, торопливо мчались многочисленные машины, и пошли в сторону сквера. Я не знала, почему Стронга так тянет сюда, в старый рабочий район коммуналок, населенных алкашами и маргиналами, но была уверена, что мне будет хорошо с ним везде. Абсолютно везде. Поэтому вопросов вроде: «Что мы тут забыли?» – я не задавала. Просто шла рядом.

Маленький скверик на пересечении двух улиц оказался очень уютным и почти безлюдным. Мы выбрали деревянную, довольно чистую лавочку, скрытую от любопытных глаз аккуратно подстриженными кустами. Роберт опустился на нее, жестом приглашая меня последовать его примеру, но мне хотелось большего, чем просто устроиться рядом. Я уселась на его колени, обвив руками его шею. Стронг запустил руку мне под волосы и прижал к себе, вдыхая мой запах. В этом едва заметном для других движении было столько страсти и нерастраченной нежности, что я застонала. Роберт еще сильнее прижал меня к себе, и я почувствовала, как он весь напрягся подо мной. Это ощущение было мне незнакомо, что делало его еще более острым.

– Ты что творишь? – хрипло спросил он. – Думаешь, я железный?

– Я просто живу, – тихо ответила я, – и не хочу откладывать жизнь на потом. Ты сам посоветовал мне это, забыл?

Замолчав, я взяла руками его лицо и приблизила к своему. Мгновение – и мы уже целовались, страстно, без всякого страха быть застигнутыми врасплох. Мы припали друг к другу, как усталые путники – к живительному источнику.

Сильные руки Роберта, словно тиски, сжимали мое тело. Он ласкал мою спину, плечи, лицо, доставляя мне поочередно то неземное блаженство, то нестерпимую боль. Ладони Роберта не были руками опытного ловеласа. Жесткие, беспощадные, не знавшие устали, они, казалось, были сделаны из стали.

Он никак не мог рассчитать силу, с которой можно было дотрагиваться до девушки, сидящей у него на коленях и безоглядно доверившейся ему. Страсть заставляла Роберта забыть о том, что моя плоть слишком слаба. Его тело извивалось и вибрировало подо мной, он сжимал меня в объятьях, его губы жадно вбирали в себя мои, его язык проникал в мой рот. Я чувствовала, что он хочет слиться со мной, не оставив между нами никаких преград, превратить мое тело в продолжение своего.

Наконец, когда мы оба обезумели от страсти, у меня что-то хрустнуло в спине. Я вскрикнула от боли, но моментально пожалела об этом – Роберт немедленно отстранился. Мне пришлось встать, чтобы он смог успокоиться.

Боль потихоньку отступала.

– Ничего серьезного, – оптимистично заверила я, – по-моему, ты мне позвонок вправил.

Стронг невесело усмехнулся, потом сказал:

– Я пока не готов. У меня не хватает выдержки, чтобы не причинять тебе боль. Ты вызываешь у меня сумасшедшие приступы нежности и ярости одновременно. Я хочу тебя всю, целиком, и не понимаю, как противостоять этому. Он был в отчаянии, и мне нечем было ему помочь. В отличие от Роберта я чувствовала в себе просыпающиеся нежность, чувственность, стремление дарить самое изысканное, самое тонкое наслаждение. Я не могла причинить боль, только доставить удовольствие. Мне показалось, что шутка разрядит атмосферу:

– Будет грустно, если ты что-нибудь мне сломаешь. Руку, например. Я буду ходить в гипсе, и мама меня долго не выпустит из дома. Так что вставай. Поедем в какой-нибудь ресторан, покормишь меня, а то я две недели ничего не ела.

Услышав это, Стронг с облегчением вздохнул, взял меня за руку, медленно поднес ее к своим губам и нежно поцеловал.

– Вот видишь, уже исправляешься, – беззаботно заметила я, – еще несколько тренировок, и ты научишься рассчитывать силушку свою богатырскую.

Роберт окончательно успокоился и весело рассмеялся. Мы пошли к машине. На улице к нам несколько раз подходили, узнавая знаменитого голливудского актера. Стронг терпеливо раздавал автографы. Поклонники, в основном девчонки, следовали за нами по пятам до самой машины. Мы торопливо сели в «Рэйнджровер» и отправились в центр.

Когда мы ехали по Николоямской улице, я спросила:

– У тебя так… было со всеми девушками?

– Нет. Я никогда и ни в кого не влюблялся. Был только секс. Без лишних эмоций, ярости, страсти. Только взаимное удовольствие.

Я расхохоталась:

– А со мной тогда что?

– А тебя я люблю. По-моему, – тихо признался он, – впрочем, тебе не привыкать.

Мы помолчали, потом я сказала:

– Мне ни до кого дела нет, кроме тебя. Скажи, а как теперь быть со всем этим?

– Не знаю. Отказаться от тебя не могу. Уже пытался. Значит, придется поработать над своими эмоциями, чтобы и в самом деле не причинить тебе вред. А на это нужно время.

– А мне что делать? – грустно спросила я. – Тоже над своими эмоциями поработать?

– А ты постарайся не доводить меня до взрыва. Видишь, я пока не готов.

Я засмеялась:

– А ты меня разлюби. Тогда у нас сразу все получится!

Роберт оторвался от дороги и сказал очень серьезно:

– У нас и так все получится. Просто дай мне время. Я не ожидал тебя встретить в этой жизни и оказался не готов. Я кивнула, подумав: «В конце концов, Роберт Стронг, наша жизнь только начинается, и у меня есть время, чтобы тебя подождать».

Мы доехали до Таганки, и Роберт остановил машину возле красивого трехэтажного особняка. Этот дом, построенный, скорее всего, в позапрошлом веке, был верхом изящества и вкуса.

– Наверное, раньше здесь жила какая-нибудь богатая дворянская семья. Особняк передавался из поколения в поколение, пока не настала пора перемен. Уж не знаю, что было принято устраивать в таких домах при советской власти, но роскошное здание уцелело. Видимо, его посчитали достойным идей социализма. Когда закончился совок, кто-то из чиновников сумел приватизировать этот объект и присвоить его себе. А потом продал под ресторан. Или сам устроил в нем ресторан, – рассуждала я вслух.

Роберт удивленно посмотрел на меня. Я зарделась и объяснила:

– Мне нравится смотреть на красивые дома и придумывать, кому они принадлежали и кто в них сейчас живет. Угадывать год постройки, назначение. Фантазировать – жила ли в этом месте любовь… Могу часами по центру ходить и играть в эту игру. Я же раньше в Москве жила, пока за город не переехала. Правда, сейчас редко приезжаю. Наверное, повзрослела. В пробках стоять не хочется…

– По-моему, русские женщины не только красивые. Они еще и умные. Даже чересчур. Я не понял ничего из того, что ты сказала. – Стронг с нежностью взглянул на меня.

Я махнула рукой.

Мы зашли в ресторан, и Роберт попросил администратора:

– Мы хотим занять отдельный кабинет.

Я добавила:

– И покурить кальян!

Брови Роберта поехали вверх:

– Это что за новости? Ты куришь кальян? Так, признавайся, чего еще я не знаю о тебе?

Я промолчала. Какими словами можно было объяснить проснувшуюся во мне жажду жизни? Мне хотелось целоваться, заниматься любовью, ходить по ресторанам и, да, курить кальян. По-взрослому, по-настоящему. Наслаждаясь, как и советовал Роберт, каждым мгновением.

В ресторане нам выделили кабинет, отделанный в марокканском стиле. Стены были покрыты матовой краской оливкового цвета и обиты плотной тканью с затейливым рисунком. На полу лежал ковер ручной работы, а на потолке красовался бронзовый светильник с цветными стеклами.

Я заказала шашлык из ягненка и овощи на гриле. Никогда еще обычное мясо не казалось мне таким вкусным! Роберт взял форель и начал уплетать ее с таким аппетитом, будто за время моей болезни не притрагивался к еде. Словно подтверждая мою догадку, он сказал:

– Что-то в последнее время есть не хотелось.

Я внимательно смотрела на своего спутника. Мне бросилось в глаза, что кожа его была тонкой и нежной; сейчас, поев, Роберт разрумянился – и выглядело это по-детски трогательно.

– Сколько дней ты обходился без пищи? – Я думала, получится смешная шутка, ведь человек не может долго прожить без еды, если он не болеет и не бредит.

– Две недели и три дня, – последовал спокойный ответ. Я опешила:

– Сколько?

– Ты слышала. Зря удивляешься. Могу и дольше. Еда – совсем не главное в жизни. И даже не источник энергии. Мною и такими, как я, движет иная сила.

– То есть ты можешь совсем не есть?

– Могу. Только зачем? Ведь так приятно пообедать в компании красивой девушки!

Я насупилась:

– А ты, значит, только в компании красавиц принимаешь пищу? Я учту.

– Для меня теперь существует только одна красавица, и она очень мешает мне доесть эту рыбу.

Я засмеялась и стала уписывать шашлык. «Черт возьми, Мила! Что это? У тебя был приступ ревности или ты ведешь себя, как тринадцатилетняя девочка, еще не научившаяся разговаривать с людьми? Вот это новости! Кое-кому нужно следить за языком!»

После еды мне захотелось травяного чая. Мы выбрали мятный и к нему кальян.

Я всего один раз пробовала курить на дне рождения своего знакомого. Тот кальян был на абсенте с вишневым табаком, я долго сопротивлялась, но теплая компания дружно уговорила меня попробовать. Мне казалось, что абсент и табак начисто лишат меня способности соображать, но страхи оказались беспочвенными: слегка закружилась голова, и больше ничего.

Мы с Робертом выбрали кальян на молоке, с грейпфрутом и виноградом. Нам принесли огромный агрегат, явно привезенный из арабской страны. Кальянщик, красивый парень восточного типа, раскурил его и ласково поглядел на меня, передавая трубку. Роберт помрачнел. Я высвободила одноразовую пластиковую насадку из упаковки, с наслаждением затянулась сладким дымом, подождала, когда кальянщик выйдет, и невинно спросила:

– Роберт, что-то не так?

Стронг взял у меня трубку, шумно затянулся и проговорил, пуская дым:

– Не знаю, когда я перестану так реагировать. Я знаю, ты в этом не виновата, но каждый раз, когда на тебя смотрит кто-то из мужчин, мне хочется убить всех, в том числе и тебя.

Я придвинулась к Роберту почти вплотную. Мы сидели на мягком диване, утопая в многочисленных подушках. Я скинула легкие кеды и забралась на мягкое ложе с ногами. Затем почти легла на Роберта, доверчиво положив ему голову на плечо; приблизилась губами к его уху и прошептала:

– Помню, что ты просил пока не трогать тебя, но я не могу. У меня тоже есть желания, и я совсем не умею их контролировать.

Роберт посмотрел на меня изменившимся взглядом, из которого напрочь исчезла царившая там недавно безмятежность. Он полностью развернулся ко мне и слегка прижал, повалив на диван. Теперь я лежала под ним и захлебывалась от новых ощущений, затопивших тело. Стронг завел мои руки наверх, затем дернул молнию на моей кофточке, и я застонала, протяжно и глубоко. Правда, немедленно пожалела об этом, поскольку в любой момент в этот уютный кабинет могли войти – официантка со сладостями к чаю или кальянщик со свежими углями. Впрочем, думать об этом совсем не хотелось. Роберт провел языком по моей шее – от ложбинки у самого основания до подбородка. Я снова застонала, но уже тихонько. Ощущения были запредельными. Роберт нашел мои губы и с жадностью прижался к ним. От его тела шел такой жар, что мне стало трудно дышать. Я чувствовала, как он старается сдержаться и не овладеть мною здесь и сейчас. Роберт целовал мои губы, щеки, глаза, лоб так нежно, насколько было возможно. Наконец, я почувствовала, что больше сдерживаться он не может. Его трясло. Стронг резко отстранился и хрипло пробормотал:

– Прости. Я опять не удержался.

Я поднялась на подушках и сказала звенящим голосом:

– Поехали к тебе.

Никогда не думала, что первая предложу это мужчине!

В этот момент в кабинет вошел-таки парень, который отвечал за кальян. Он понимающе посмотрел на нас, быстро поменял угли и удалился.

Роберт сидел в задумчивости, а я снова затянулась фруктовым дымом.

– Я никогда и ничего не боялся в этой жизни, – неожиданно сказал он, – а тут вдруг как будто сломалось что-то внутри. Нет, я по-прежнему не боюсь за себя. Мою жизнь не так-то просто взять. – Он усмехнулся. – Я боюсь за тебя. Боюсь, что не успею вовремя, не почувствую, что тебе нужна помощь.

– А ты будь со мной. Всегда, – предложила я.

– Еще я боюсь себя. И это – самое страшное. Я не вполне владею собой, когда ты рядом.

– А по-моему, вполне! – беззаботно заметила я.

– Ты не знаешь, о чем я думал, мечтал, когда мы… – Он осекся, потом продолжил: – Какие животные инстинкты ты разбудила во мне. Если бы ты знала, что творилось в моей голове, пока ты извивалась подо мной, невинно наслаждаясь поцелуями. Ты, такая чистая, как порхающий по летнему полю мотылек, и такая порочная, как сам грех…

Я молчала, иногда наполняя легкие ароматным дымом. Мне были понятны чувства Роберта, и я была согласна со всеми определениями.

– Я остановился только потому, что почувствовал приближение постороннего. Остановился с трудом. На мгновенье показалось, что было бы проще убить его, чтобы не мешал. Это ужасно. Так не должно быть. Но это так. Как нам быть с этим?

Он посмотрел на меня взглядом, полным горечи и отчаянья.

Я пожала плечами и предположила:

– Может, ты испытываешь эти страшные эмоции, потому что пока я тебе не принадлежу. Когда желания исполняются, человек успокаивается. Я готова исполнить твое желание – давно готова, с первой встречи. Просто не сразу это поняла.

– Я тоже, – признался Роберт, – не сразу понял. Когда я увидел тебя впервые, ты была еще совсем маленькой – лет двенадцать тебе было. Я должен был кое-что узнать, и мне пришлось несколько раз наблюдать за твоей жизнью. Она многих интересует.

Я изумленно молчала, затем, когда эта мысль улеглась в голове, спросила:

– Это из-за моего отца?

Роберт покачал головой:

– Не только. Ты и сама представляешь для них огромный интерес. Ребенок Ясного отца и обычной земной женщины не должен обладать сверхспособностями, тем более такими сильными. Это почувствовали, когда ты была еще совсем маленькой. Меня попросили понаблюдать за тобой. Я тогда был в Могадишо, с совершенно другой миссией. Мне было приказано лететь в Москву. Все это мне показалось очень странным.

– Но ведь голливудский актер английского происхождения Роберт Стронг никогда не служил в горячих точках?

Роберт покачал головой.

Я продолжила:

– Если почитать твою биографию в Интернете, то ты даже в баре ни с кем ни разу не подрался. Учился в элитной школе для мальчиков, в двенадцать лет перешел в другую. Начал играть в школьном театре. Потом получил приглашение в полупрофессиональную театральную труппу, где тебя и заметил твой агент. Именно он подыскал тебе неплохие роли в большом кино, которые сделали тебя по-настоящему знаменитым.

Роберт серьезно посмотрел на меня и спокойно сказал:

– Мила, первый фильм с известным актером Робертом Стронгом появился ровно четыре года назад. До этого ни в прессе, ни на пленке не было ни одного упоминания обо мне.

Я выдохнула, вспомнив, что феномен Стронга активно обсуждался на всевозможных форумах. Всем фанатам действительно было интересно, каким образом их кумир умудрился так быстро взлететь на голливудский олимп. Его слава стремительно набирала обороты именно в последние четыре года. Этот факт поклонники признали удивительным и вскоре приняли как должное. За это время Стронг получил мировое признание, всевозможные награды и вошел в список самых влиятельных людей мира, потеснив некоторых русских олигархов и американских медиамагнатов с их привычных позиций. Ему приписывали романы с самыми красивыми актрисами Голливуда.

Я ошарашенно спросила:

– Роберт, сколько тебе лет?

– Больше, чем может показаться на первый взгляд. Да и на второй тоже.

– И под каким именем ты служил в Африке? Ты тогда еще не был Робертом Стронгом?

– Конечно, нет.

Я помолчала и, не удержавшись, спросила:

– Ты говорил, что тебе приходилось наблюдать за мной, пока я была маленькой.

Роберт кивнул.

– Ты что-то почувствовал ко мне?

Он покачал головой:

– Ты была ребенком. Я что, похож на извращенца? Просто твои способности уже начали проявляться, и об этом узнали. Надо было выяснить, насколько далеко все может зайти. Ты кокетничала со своими одноклассниками, они были без ума от тебя. Вот и все. Что тут странного? Любая нормальная девочка в этом возрасте старается произвести впечатление на противоположный пол.

– Почему я не помню тебя?

– Потому что я умею оставаться незаметным.

– Да уж! Незаметная голливудская звезда.

Роберт поморщился:

– Когда-нибудь это прекратится. Мне все это не очень-то по душе. Просто так было нужно. Ясным. Это – приказ. – Так, значит, мой отец – Ясный, как и ты?

– Я бы хотел, чтобы твой отец сам рассказал тебе все. Непонятно, почему он не сделал этого раньше. Тебе бы не пришлось сделать столько неприятных открытий самостоятельно.

– Папа никогда особенно не баловал меня вниманием, – небрежно произнесла я, постаравшись этим тоном скрыть свои детские обиды, – у него ведь еще много детей помимо меня…

– И ни одного с твоими способностями. Чертовыми способностями! Ну почему они достались именно тебе?

Роберт закрыл руками лицо. Вдруг у меня в сумочке завибрировал мобильник. Мне отчаянно не хотелось отвечать на звонок, но что было делать…

– Алло!

– Мила? – робко спросил незнакомый мужской голос. – Да. Кто это?

– Простите, – вкрадчиво начал мой невидимый собеседник, – это Никита Белов. Продавец-консультант из автосалона «Елена». Ничего, что я вам в воскресенье звоню? Я хлопнула рукой себе по коленке: «Машина! Как я могла забыть?»

– Нет-нет, ничего, – сдержанно ответила я.

– Вы не забыли, что две недели назад покупали у нас автомобиль «Мазда» черного цвета?

– Конечно же нет. Видите ли… э… Никита, мне неожиданно пришлось уехать, и я не могла забрать машину. Хотела это сделать завтра. Заберу ее, и сама поставлю на учет в ГИБДД.

– Замечательно! – обрадовался продавец. – Так в котором часу вас завтра ожидать?

– После обеда. Сначала мне надо в университет, – машинально отчиталась я.

– Хорошо, Мила, буду вас ждать с нетерпением. – Последнюю фразу Никита сказал с томным придыханием. Я поежилась – только этого мне сейчас и не хватало.

Отбив звонок, я спросила Роберта, застывшего в глубокой задумчивости:

– Слушай, может, я что-то не то делаю? Может, даю им всем надежду, совсем не понимая этого? Может, голос у меня игривый или улыбка кокетливая не в меру?

– Успокойся, – невесело усмехнулся он, – хоть паранджу на себя натяни и перестань разговаривать – не поможет. Тебя все равно почувствуют. – Он со злостью пнул ножку стола.

– А ты?

– Не знаю. Я говорил тебе, что любовь – не мое предназначение, таким, как я, вообще не суждено любить. Это не мое. Я – боец, но никак не герой-любовник.

– А как же твои многочисленные подружки из Голливуда?

Роберт рассмеялся:

– Я вижу, ты основательно изучила сайты поклонников Роберта Стронга.

– Просто мне очень понравился один твой фильм – не боевик, а мелодрама. Такая пронзительная. Там все грустно закончилось. Я плакала в конце. Год назад, по-моему, вышел этот фильм. Вот с тех пор и интересуюсь жизнью Роберта Стронга. Можно сказать, я – твоя фанатка.

Роберт засмеялся:

– Все романы – пиар чистой воды. Обоюдовыгодное сотрудничество. Такая профессия требует создавать вокруг себя постоянные поводы для сплетен. Это нужно людям, которые читают глянец. Часто собственная жизнь кажется им серой и неинтересной, вот они и восполняют пробелы…

– Неужели ты ни разу не влюблялся? Тебе приписывали роман даже с Меган Стивенсон. Ты смог устоять?

– Нас застукали папарацци в баре одного отеля на Багамах. Мы с ней вместе снимались в фильме и решили расслабиться после съемочного дня, выпив по коктейлю. Она очень хороший собеседник – остроумная, язвительная. Веселила меня. У нее недавно распался брак. Ну, об этом тогда много писали. Конечно, она искала замену. Но я не подходил ей, как и она мне. Между нами ничего не могло быть. Кстати, как ты, наверное, знаешь, вскоре она вернулась к своему бывшему мужу, не найдя никого лучше. А то, что нас заметили репортеры, было обоим на руку.

Я слушала как во сне. Подумать только! То, о чем недавно можно было лишь прочитать в журнале, сейчас мне преподносилось из первых уст. Да, пожалуй, это впечатление, как и остальные, что мне довелось испытать с Робертом, было очень сильным.

Неожиданно он прижал меня к себе и прошептал:

– Я бы все это променял, не задумываясь, на возможность быть с тобой. Чтобы у нас все происходило, как у нормальных людей. Без самурайских мечей, погонь, без разбитых машин, яда и… – Он помолчал, глядя на меня, и продолжил фразу: – И разбитых тобой сердец. Тебя никогда не оставят в покое!

– А давай уедем? На остров. Необитаемый. Там не будет посторонних. Только мы вдвоем. Я тебе детишек нарожаю. Троих, не меньше. – Я звонко рассмеялась.

Роберт молчал. Его явно что-то беспокоило, но он не признавался в этом, – видимо, не хотел меня огорчать. Я не стала допытываться: не хотела выпускать счастье из сердца. Мы были здоровы, свободны, а значит, у нас все получится! Я не сомневалась в этом, – правда, пока еще не знала мнения Стронга.

В комнату вошла официантка, с обожанием посмотрела на Роберта и спросила:

– Вам что-нибудь еще принести?

Меня она как будто не заметила.

– Принесите счет, пожалуйста! – быстро ответил он.

Официантка огорченно протянула:

– Уже уходите? А можно с вами сфотографироваться?

Роберт разрешил. Счастливая девица выхватила из кармана мобильник и, заметив, наконец, меня, попросила:

– Девушка, вы не могли бы?

– Конечно!

Взяв телефон, я нацелила объектив на Роберта и девицу, которая судорожно вцепилась в своего кумира. Он стоял невозмутимый и спокойный, с официальной улыбкой на устах. Я нажала на кнопочку и сказала:

– Готово.