Текст книги "Миссия – любовь"

Приманка

Алкоголь – это яд. Сущая отрава. Но иногда, в особых случаях, когда в человеке вдруг просыпаются чувства и эмоции, которые он желал бы убрать подальше, на помощь является зеленый змий. Он мягко устраняет из сознания ненужные мысли, оставляя лишь первобытные инстинкты.

«Надо присесть, чтобы не упасть прямо здесь, у всех на виду. Надо поесть, а то на голодный желудок еще сильнее развезет. А вон тот черненький в лиловой рубашке очень даже ничего…»

Я стояла у стенки и смотрела на танцующих людей. В бокале, который я держала в руках, был коктейль из мартини с водкой – неизвестно, который за сегодня. Оглядевшись по сторонам, я попыталась вспомнить, как попала в этот клуб. Моя память, усыпленная алкоголем, категорически отказалась помогать. С трудом сообразив, что пришла сюда не одна, я начала искать глазами своих товарищей. Антон должен был быть рядом, да и девчонки тоже. Надо было немедленно всех найти. Я отлепилась от стены и сделала пару неуверенных шагов. Музыка сразу же увлекла меня за собой, и я, не в силах сопротивляться, выскочила на танцпол. Тело само, без всякого моего участия, принялось отплясывать, да так лихо, что я чуть не задохнулась. Потихоньку ко мне потянулись мужчины. Парни восхищенно смотрели на меня и пытались подойти поближе, почти вплотную, но их было многовато для того, чтобы место рядом занял кто-то один. Впервые в жизни я не пряталась от жадных мужских взглядов, полных почти животной страсти. Мне было абсолютно все равно. Я была пьяна, счастлива и равнодушна.

– Пойдем, дорогая, тебе хватит! – громко, почти угрожающе, раздалось над самым ухом. Я почувствовала, как сильные руки отрывают меня от пола и оттаскивают от прилипших кавалеров. Кто-то из них пытался меня задержать, но, увидев увесистый кулак прямо у своего носа, оставил эти попытки.

Я все никак не могла скоординировать движения и задрать голову так, чтобы поглядеть на своего похитителя. Оставалось только гадать, кто это мог быть. Точно не Антошка – не его стиль.

– Эй, эй, эй! – заорала я и начала вырываться. – Без тебя обойдусь.

Стальные тиски неожиданно разжались, и меня отпустили. Я стояла и злобно отряхивалась, словно курица, которую только что оттоптал петух. Алкоголь начал потихоньку отпускать. Я сообразила, что надо поднять голову и разглядеть того, кто так бесцеремонно обошелся со мной.

– Удивлена? – ехидно спросил Майкл.

– Так и знала, что ты сюда притащишься, – мрачно ответила я, с трудом пряча изумление.

Вместо безобразных окуляров с толстенными стеклами, в которых парень красовался на совместном семинаре, на нем были изящные очки в тонкой золотой оправе. Его лицо, которое днем показалось мне болезненным и неприятным, сейчас сияло какой-то первобытной красотой. Оно было мужественным и даже жестоким – широкоскулым, с волевым подбородком и красиво очерченными ноздрями опасного хищника. Весь облик Майкла говорил о недюжинной силе. Он был воином, я знала это так же четко, как перелетные птицы узнают о наступлении холодов.

– Где мои друзья? – вскинулась я.

– Дома. Они тебя потеряли. Учитывая, что вы все надрались, как свиньи… – Майкл усмехнулся.

Я вздохнула: помощи ждать было неоткуда. Да и чем мне могли помочь девчонки и неспортивный Антон?

Вокруг нас веселились люди. Музыка стала более жесткой, танцующая молодежь погружалась в транс, отдаваясь ритму. Прожекторы освещали лица, обезумевшие от восторга. Те, кто не мог или не хотел двигаться под музыку, полулежали на гигантских импровизированных кроватях, расположенных вокруг танцпола. И кто только додумался – размещать людей не за столами, не на диванчиках, а вот так, на кроватях? Конечно же, ребята радовались этому. Яркие вспышки света взрезали темноту зала, обнаруживая пары, слившиеся воедино. Иногда можно было разглядеть двигающиеся спины, которые почти сразу исчезали в полумраке.

– Просто свальный грех какой-то, – серьезно сказал Майкл мне на ухо. Ему явно не нравилось то, что творилось вокруг.

– А что, прикольно, – лицемерно одобрила я происходящее и поглядела ему прямо в лицо, – часто здесь бываю.

Он спокойно приблизил свои губы к моему уху и сказал:

– Не ври. Ты здесь в первый раз, и то потому, что тебя пригласили и было желание надраться.

– Ах, да, я забыла, что вы прекрасно осведомлены обо мне!

– Слушай, а тебе не надоело стоять здесь и перекрикивать музыку?

– Еще как! У меня уже уши болят от твоего ультразвука. Может, я поеду домой?

Майкл вновь стал серьезным и резко ответил:

– Не раньше чем ты поговоришь кое с кем.

Я удивленно подняла брови и кивнула: «Надо поговорить – поговорим. Что нам сделается?»

Парень стал увлекать меня за собой. Мы вышли из большого зала с кроватями и стали медленно протискиваться сквозь толпу. В следующем помещении музыка играла тише и можно было общаться, не напрягая связок. Все сбивались в небольшие кучки и непринужденно болтали. Иногда к компании присоединялся кто-то новый, и тогда его радостно встречали поцелуями и объятьями.

Мы миновали еще один зал. Там тоже было много танцующих, но вместо музыки в стиле house, которая звучала в большом зале, здесь царил progressive trans. Люди не шумели – они были напряженными и задумчивыми. Многие сидели на узких черных диванах, сосредоточенно всматриваясь в темноту. О том, что это люди, а не восковые куклы, можно было догадаться лишь по взмывающим вверх рукам, пальцы которых очерчивали в воздухе странные фигуры. В этом мрачном полумраке мне стало не по себе, и я дернула за рукав Майкла, который пробивал для меня дорогу. Он обернулся и сказал мне на ухо:

– Они в нирване. Им сейчас хорошо.

Я поежилась: не пробовала наркотиков и не хочу.

Выходя, я увидела юношу, сидящего на корточках в самом конце зала и безразлично смотрящего на танцующих. Его глаза с расширенными зрачками показались мне пустыми, как у восковой фигуры. Взгляд, блуждающий и бессмысленный, отсутствующая улыбка на тонких губах, ладони, движущиеся в такт музыке, – все это говорило о том, что парень погрузился в себя, оставив здесь лишь оболочку, беззащитную и бесполезную. Он путешествовал в созданном наркотиками мире и не понимал, что именно в это время, здесь и сейчас, мимо проходит жизнь. Прекрасная и увлекательная, интересная и полная, – та, от которой он отказался в пользу своих иллюзий. Мне стало жалко его, и я отвернулась.

Мой спутник увлекал меня дальше. Я не противилась. Алкогольное опьянение уступило место насмешливому равнодушию.

Вскоре мы оказались около массивной двери с золотой надписью VIP посредине и двумя охранниками по сторонам. Мне стало не по себе. «Боже!» Страшная догадка ускорила биение моего сердца. Я поняла, кто ждет за этой дверью, чтобы поговорить. А потом свернуть шею. Я сделала шаг назад, но наткнулась на чьи-то руки и поняла, что побег невозможен.

– Иди, – приказал Майкл и подтолкнул меня в спину.

Охранник распахнул дверь, и я вошла в небольшое помещение с низким потолком – довольно темное, так, что нельзя было понять истинный его размер. Негромко звучала музыка, пахло благовониями.

Майкл подтолкнул меня в глубь комнаты. В полумраке проступили очертания круглого деревянного стола и низких плетеных кресел, обложенных подушками.

На одном из них восседал Вадим Олегович. Тот самый, который спокойно смотрел, как его люди, один за другим, гибнут от рук Роберта. Тот самый, который бросил своего помощника, когда стало очевидно, что тот проиграл бой. Да, это был он. Без сомнения.

– Ну, здравствуй, Мила! – негромко сказал он, вставая. Я услышала, как позади меня захлопнулась дверь. Оглянувшись, я поняла, что Майкл вышел.

– Он просто должен был доставить тебя, – объяснил Вадим Олегович, – ему ни к чему долго общаться с тобой. Оказывается, это опасно. Да ты садись, не бойся.

Он указал мне рукой на большой мягкий диван, который находился рядом со столом. «Ну, вот еще! Не буду я валяться здесь с этим упырем».

– Спасибо, я лучше пешком постою, – процитировала я фразу из нестареющего фильма «Кавказская пленница».

– Напрасно, – нахмурился мой собеседник. Он явно не понял юмора. Телевизор он, что ли, в детстве не смотрел? – Знаю. – Я кивнула.

– Может, выпьешь чего-нибудь? – радушно предложил он через пару секунд. Видимо, взял себя в руки.

– Спасибо, не хочется. Не та компания.

«Ну, вот! Снова начинаю дерзить! Дурацкий характер! И в кого только?..»

Вадим Олегович шумно вздохнул:

– Что же ты мне на все только отказами и отвечаешь? Нехорошо так со старшими.

– Зато ваше поведение можно назвать безукоризненным, – язвительно заметила я, – меня еще никто так регулярно не похищал. Знаете, мне постепенно начинает это нравиться. Прямо ума не приложу, как буду дальше жить, если раз в неделю вы не будете меня вырывать из надоедливой серой действительности!

– Я уже предлагал тебе быть со мной, но ты не придала моим словам никакого значения. Ты ощетинилась, как безумная кошка, и начала обороняться, – серьезно произнес Вадим Олегович.

– А вы бы сами подошли, без охраны. Поговорили бы со мной. Может, все по-другому закончилось бы. – Я продолжала издеваться, наслаждаясь абсолютной безнаказанностью.

Мой тонкий юмор остался непонятым.

– Я пытался.

– Это когда же? Перед тем как ваши охранники подскочили ко мне и стали угрожать, я спокойно отдыхала на шезлонге в гордом одиночестве, и никто не пробовал добиться моего расположения мирным путем.

– Я говорю не о том дне, – Вадим Олегович сверкнул глазами, – я видел тебя в Лондоне. Что-то в тебе поразило меня до глубины души. Может быть, свежесть, юность, а может, наоборот, – то, что ты слишком взрослая для своих лет.

«Лондон! Вот так поворот!»

Да, я была там однажды с классом. Это случилось в мае. До выпускных экзаменов оставался месяц, и нам было необходимо слегка развеяться. Мы заканчивали школу. Думали о будущем. У всех на уме было только одно – поступление в вуз. Видимо, чтобы мы не особо переживали по этому поводу, сердобольные родители некоторых моих одноклассников и придумали эту поездку. Со всех собрали деньги, и мы полетели в Англию на майские праздники.

Вопреки опасениям, Лондон встретил нас теплой погодой. Все отвлеклись от мыслей об учебе и стали наслаждаться красотой дивного города.

Меня поразило Вестминстерское аббатство. Я не могла привыкнуть к мысли, что хожу по чьим-то могилам, устроенным прямо в полу. С необычайным трепетом смотрела я на гробницы великих королев – Елизаветы Первой и Марии Стюарт, о которых так много знала из школьной программы. У нас был прекрасный преподаватель, буквально заражавший любовью к истории. Я стояла там, где в разное время были похоронены самые влиятельные исторические персонажи, и не могла в это поверить. Там, как нигде в другом месте, ощущалась связь времен.

На экскурсии нам рассказывали про созданные давным-давно Орден Бани и Орден Подвязки. Истории их учреждения повеселили нас своей непринужденной простотой и в то же время вызвали глубокое уважение к нации, которая сохраняет верность традициям, пронося ее через века.

– Ты помнишь театр? – хрипло спросил меня Вадим Олегович.

Я очнулась от раздумий и удивленно отозвалась:

– Да. Мы были на «Призраке оперы».

В голове возникла картина, как мы с ребятами из класса, уставшие после дневных экскурсий по Лондону, собирались в театр.

– Ой, поспать бы сейчас, а не тащиться на этот дурацкий мюзикл, – стонали уставшие девчонки.

– А я вообще ничего не пойму. Там же все по-английски, а у меня трояк, – поддакивал самый красивый парень в классе, Вовка Кузьмин.

– Там, наверное, все в вечерних платьях и на каблуках, – робко предположил кто-то, – а мне мама только кроссовки в чемодан положила.

– Не знаю, как вы, а я буду выглядеть красиво, – гордо сказала я, облаченная в черное шелковое платье. Помнится, я убрала волосы наверх и даже подвела глаза.

С нарядом я ошиблась. Публика, толпившаяся в фойе театра, была одета просто и неформально – кроссовки, джинсы, даже спортивные костюмы. Одноклассники немного посмеялись над моим торжественным видом, но мне было наплевать. Я верила, что на свидание с искусством и одеваться нужно соответственно. Волшебная музыка, чудесные голоса, отличная постановка – все это оставило в моей душе неизгладимое впечатление.

– Я не помню вас в театре, может, вы меня с кем-то перепутали.

– Разве тебя перепутаешь? – хрипло ответил мой похититель.

Его голос слегка дрожал, и я поняла, что его накрывает волна страсти. Вадим Олегович нервно прохаживался по комнате, рассказывая о Лондоне:

– Я сидел в тот вечер в VIP-ложе. Так же, как и ты, я наслаждался музыкой. Затем увидел твое одухотворенное лицо и пропал. Со мной не было такого никогда в жизни. Клянусь.

Вадим Олегович медленно подошел ко мне и взял за руку. Его голос звучал очень нежно, и на секунду я забыла о том, что он хотел похитить меня, изнасиловать, а затем и вовсе убить, но потом резко вырвала свою ладонь из его цепких пальцев и отошла на пару шагов.

– У меня почти нет опыта в этом вопросе, но мне кажется, что, когда любят, не причиняют боль, – тихо проговорила я.

Он словно не слышал меня и продолжал:

– Я был с охраной, но решил сам подойти, выразить свое почтение. Мне хотелось прикоснуться к тебе, поговорить. Решив это сделать сразу после спектакля, я наблюдал за тобой все время, пока шло действие. Происходящее на сцене больше не волновало меня. Тем не менее, терпеливо дождавшись, пока актеры закончат выступать, я ринулся к тебе прямо через толпу. Охрану попросил следовать за мной, а не расчищать мне путь, как обычно. Это закончилось плачевно для меня – ты затерялась в людском потоке, а я лишился покоя.

Я удивленно смотрела на него. На секунду мне показалось, что передо мной стоит трогательный и печальный трубадур.

– С того момента я начал тебя искать. Ожидание невыносимо мучило меня. Я никогда раньше не испытывал ничего подобного. Наконец, когда мне сообщили место, где ты находишься, я примчался туда быстрее пули…

Я возмутилась:

– Зачем вы избрали этот ужасный способ знакомства? Прислали ко мне огромных братков, которые начали мне грубить, а затем чуть ли не волоком доставили к вам… Почему сами не подошли ко мне?

– А что бы ты сказала робкому влюбленному дураку? – спросил он, наклонив голову.

– Я бы ответила, что…

– Ты бы ответила: а не пошел бы ты, дядя… Я люблю другого парня, молодого и красивого. А у тебя – шансов ноль.

Я помолчала, потом виновато кивнула.

– Тогда, утром, я не сразу узнал ЕГО, – нехотя признался Вадим Олегович. – Я просто увидел красавца, который крутился рядом с моей любимой…

«Крутился! Сильно сказано! Да у нас со Стронгом и разговора-то не получилось! Так, перекинулись парой фраз. Я лишь отметила, что он необыкновенно хорош без одежды».

– Когда он говорил с тобой, я чуть не задохнулся от ревности и хотел было послать своих ребят прикончить этого смазливого молодца. Не знаю, что остановило меня. Я понял, кто этот Стронг, только когда он примчался на поле спасать тебя, – продолжал Вадим Олегович, и, по мере того как он говорил, его голос становился все более жестким.

– Да, он примчался спасать меня от вас! – с вызовом воскликнула я. – Если бы не Роберт, вы бы проткнули меня кинжалом!

– Ты уверена? Действительно считаешь, что я так долго искал тебя, чтобы потом убить?

– Ну, я повела себя, мягко говоря, неожиданно. Ведь так? – ехидно напомнила я. – Устроила побег, вместо того чтобы покорно повиноваться. Ваши люди погибли по моей вине. Это ли не повод, чтобы разозлиться и захотеть со мной поквитаться?

– Напротив, я был восхищен твоим мужеством. Сейчас нечасто встретишь женщину, которая защищает свою честь так отчаянно и смело. Ты стала бы достойной спутницей жизни.

– Не лгите мне! – запальчиво воскликнула я. – Ваш друг в татуировках сказал, что ему будет жалко меня убивать!

– Я бы не дал ему это сделать. Я защитил бы тебя.

– Даже если вы и хотели меня спасти, у вас бы ничего не вышло. Вы бы не успели. Он был так близко от меня, а вы – так далеко. Не докричались бы!

– Пойми, для него единственной истиной была моя безопасность. Он не мог думать ни о чем другом, потому что в этом заключалась его миссия.

«Опять миссия!» Я напряженно сопоставляла его слова с картинками из прошлого, чтобы обнаружить ложь. Я очень надеялась, что этот человек говорит неправду. Мне было бы комфортнее записать его в лгуны, потому что я не хотела ему доверять. А он, напротив, хотел обрести мое расположение. Только зачем ему это было нужно?

Мне дорогого стоило вести этот странный разговор, в ходе которого я ни в коем случае не должна была показать, что напугана. На меня внезапно навалилась такая тяжесть, что ноги отказались повиноваться, и я плюхнулась на широкий мягкий диван.

– Я не смог почувствовать, кто передо мной. Тот парень, который пришел тебе на помощь. Его лицо показалось мне чуть-чуть знакомым, – сбивчиво продолжал мой собеседник.

– И кто он? – тихо спросила я, хотя знала ответ не хуже Вадима.

– Он из тех, кого принято называть Ясными. Они знают все и про всех. О них никто и ничего не знает. Несправедливо, да? – Вадим Олегович тихонько хмыкнул и мрачно продолжал: – Они почти неуязвимы. Почувствовать их невозможно, тогда как они безошибочно определяют – кто есть кто. Если ты отдашься ему, чего он, безусловно, добивается, то погибнешь. Погибнешь от его руки. Ясные не умеют сдерживать свои порывы. Они славятся изощренной жестокостью. Никто и никогда не переходит им дорогу.

Из уст Вадима Олеговича эти слова прозвучали дико. Я теряла спокойствие и ничего не могла с этим поделать.

– Зачем ему убивать ту, которую он любит? – пролепетала я. – Ведь я тоже люблю его, и он это знает.

«Чудесно, Мила, ты уже изливаешь душу этому негодяю!» Если бы два дня назад кто-то сказал мне об этом, я бы рассмеялась шутнику прямо в лицо. Но во взгляде Вадима Олеговича, в его манере говорить и слушать меня теперь было столько человеческого, что я невольно поддалась.

– Сначала он уничтожит всех, кто находится вокруг тебя. Ты останешься в одиночестве. Он не потерпит, чтобы ты любила кого-нибудь еще, кроме него. Даже твои родители станут для него врагами, потому что ты будешь отдавать им то, что, по его мнению, должно принадлежать только ему. Свою нежность. Тепло. Улыбку.

– Я не верю, – тихо сказала я; былая неприязнь к Вадиму Олеговичу вспыхнула с новой силой.

– Ты видела, что стало с моими людьми? – хрипло спросил он.

– Они хотели причинить мне вред. Роберт защищал меня.

– Он не просто защищал. Для того чтобы освободить тебя от нашего преследования, ему было достаточно поговорить со мной. Объяснить, кто он такой. Мы никогда не воюем с Ясными. То есть не делали этого раньше. Но в тот день нам пришлось защищать свою честь. И теперь мы уже не остановимся, пока живы. Мы не в состоянии пережить тот позор, который он заставил нас испытать. Это было против всяких правил.

– Как он мог поговорить с вами? Вы ведь начали стрелять! – возмущенно закричала я.

– И что? Ты увидела на нем хоть маленькую царапину? Мы не сумели сразу понять, кто он, но после того, как он уцелел под пулями…

– Это очень логично – сначала выстрелить, а потом разбираться, – резко воскликнула я, – если не погиб под обстрелом, значит, заслуживает уважения. Так получается?

– Он знал, что парни из охраны, кроме одного, моего приближенного…

– Да, я поняла. Мужик с татуировками.

– Его звали… Впрочем, не важно. Так вот, твой Ясный знал, что парни из охраны – простые смертные. Лучшие из смертных, кого я смог найти. Но они всего лишь делали свою работу. Он мог просто нейтрализовать их, а не ломать им кости, словно гигантская мясорубка.

На это мне нечего было возразить.

– Он отрубил голову моему помощнику, заставив его перед этим разорвать себе живот.

– Нет, нет, все было не так! – горячо возразила я. – Тот человек сам попросил Роберта…

– Ты бредишь! Как можно просить о таком? Согласись, это совсем неправдоподобно.

Я опустила взгляд, чтобы Вадим Олегович не увидел моего смятения. Внутренне я была согласна с ним. Зачем так жестоко и изощренно расправляться с уже поверженным противником, если просто защищаешь кого-то, а не помешан на мести и не ослеплен яростью?

– У тебя, кажется, погиб друг?

Я покраснела от неожиданности и спросила:

– Откуда вы…?

– Я знал Алексея. Его убили из-за тебя. И ты знаешь, кто это сделал. Ты давно догадалась, но боялась признаться в этом.

– Я думаю, что это не он! Роберт просто защищал меня, а Руднев не представлял никакой угрозы.

– Потенциальная угроза была. Ты сама это знаешь. Твои способности воздействуют на других со страшной силой. Под их влиянием личность меняется, и человек становится способным на самые безумные поступки. Твоему Ясному почудилось, что от Алексея исходит опасность, и он принял меры.

– Руднев был одним из вас? – спросила я.

– Да.

– Я люблю Роберта и не могу судить. Это не мое дело.

Вадим Олегович прищурился и спросил:

– А что ты скажешь, если завтра Ясному почудится, что голубой дружок из университета, который так и вертится вокруг тебя, оказывает тебе совсем недружеские знаки внимания, и убьет его, может быть, даже на твоих глазах?

Я в отчаянии закрыла лицо руками.

– А что, если Роберт Стронг решит, что ты слишком часто и с удовольствием улыбаешься своим друзьям, даже если они женщины, – продолжал Вадим Олегович, – и уничтожит их, всех до одного? Ты же понимаешь, что он становится неуправляемым маньяком, и каждая новая встреча с тобой усугубляет положение. Пойми, Стронг уже не в состоянии контролировать свои инстинкты! Он же не простой человек. Прежде всего это безжалостная машина для убийства, монстр, сметающий все на своем пути. Он не должен был любить, в нем просто нет такой программы, но это случилось. Невероятно, но случилось. И теперь он уничтожает все живое на своем пути. Однажды он убьет и тебя. И знаешь что? – Вадим Олегович пристально посмотрел на меня из-под очков. – Ему сразу станет легче. Он избавится от мании и снова станет исполнять свою миссию.

– Нет! Он не причинит мне зла! – запротестовала я. – Он старается быть нежным!

Последняя фраза была сказана уже не так уверенно, потому что я вспомнила слова Роберта. Он говорил, что готов разорвать меня на мелкие части, сделать мне больно и еле сдерживается от того, чтобы…

– Каждый его поцелуй будет причинять тебе нестерпимую боль, – упрямо повторял Вадим Олегович, – скажи, он стал избегать тебя, после того как понял, что причиняет тебе физические страдания своими ласками?

Я вспомнила, как мы с Робертом целовались на скамейке в маленьком сквере в районе станции метро «Авиамоторная», и обреченно признала, что на этот раз мой поклонник попал в яблочко. «Господи, неужели он говорит правду?» Я категорически отказывалась в это верить.

– Он убьет тебя, – уверенно твердил мой собеседник. – Нет. Даже если ему тяжело управлять своими порывами сейчас, он научится. Я дам ему столько времени, сколько понадобится, – твердо ответила я.

– Да пойми же ты наконец, что я – твой единственный шанс спастись. Твой дар крепнет, и скоро мужчины начнут толпами ходить за тобой. И разорвут на части при малейшей возможности. Ты думаешь, Стронг потерпит это? Он будет уничтожать всех, кого сочтет опасным для тебя, стараясь предвосхитить возможную угрозу. Ты понимаешь, сколько жертв будет на его совести? Да и на твоей тоже? Нормальная жизнь закончится. Ты хочешь, чтобы по твоей вине гибли невинные люди?

Вадим Олегович помолчал, потом подошел к столу и взял небольшой стаканчик с прозрачной жидкостью. Я догадалась, что это водка. Он залпом выпил содержимое стопки и вновь обернулся ко мне:

– Сейчас он избегает тебя, потому что не хочет причинять боль. Конечно же, я не исключаю, что Стронг действительно тебя любит. Но когда тебя возьмут в плотное кольцо многочисленные ухажеры, ему ничего не останется, как снова проявить самые темные стороны своей натуры. Пойми, тебя любит Ясный. А это значит, что его миссия теперь – любовь. Любовь к тебе, жестокая и непримиримая, сметающая все на своем пути. Он не в состоянии думать ни о чем другом, кроме тебя. В какой-то момент он поймет, что так не может больше продолжаться, и ему покажется, что лучший выход – просто уничтожить объект своей безумной страсти.

Я не хотела верить ни единому слову этого человека, но он был так убедителен, что внутри все сжалось от смертельной тоски. Нет, мне не было страшно за свою жизнь. Скорее, даже хотелось умереть, чтобы не мучить Роберта.

«Черт его побери! Пока он не рассказал, как на самом деле обстоят наши с Робертом дела, жить было значительно приятнее. Я даже рассчитывала на то, что у моей любви может быть будущее. Оказалось, нам со Стронгом надо бежать друг от друга, как от огня. И желательно на разные планеты. Пока не появились новые жертвы. Пока он не наделал новых глупостей».

Приглушенная музыка то и дело напоминала мне, что мы находимся в ночном клубе, где сотни людей танцуют, пьют, принимают наркотики, занимаются любовью, в общем, прожигают жизнь. Иногда до нас доносились громкие восторженные вопли типа: «Давай! Давай!» Кто эти люди? У них что, нет никаких проблем?!

Мой собеседник сел в кресло напротив меня и достал из пачки сигарету. Щелкнув дорогой зажигалкой, он с наслаждением закурил и уставился на меня немигающим взглядом:

– Ты все еще не веришь мне?

Я пожала плечами. Мне было нечего ответить.

Вадим Олегович немного подумал, затем достал из внутреннего кармана пиджака несколько потертых фотографий и передал их мне. Я поднесла их близко к лицу, чтобы разглядеть.

На черно-белых снимках был изображен один и тот же мальчик в разное время своего детства. Судя по снимкам, совершенно обычный ребенок, росший еще в эпоху социализма. Он был одет по моде то ли семидесятых, то ли восьмидесятых годов прошлого века, когда в магазинах хорошие вещи были страшным дефицитом. Так, по крайней мере, рассказывала моя мать.

Для нас, детей, рожденных в девяностые, таких проблем не существовало. Мы не стояли в очередях за сахаром, ничего не знали про талоны, просто потому, что тогда были еще маленькими. Когда я стала хоть что-то соображать, на дворе был двадцать первый век, и уже никто не мог пожаловаться, что много работает и при этом живет впроголодь.

Конечно, я не все знала о прошлом, но была абсолютно уверена, что мальчик, изображенный на снимке, вырос в советское время. К тому же мои детские фотографии были цветными, сделанными на мыльницу «Кодак», а эти – черно-белыми.

– Кто это? – спросила я.

Вадим Олегович молча протянул мне еще один снимок. На нем был изображен все тот же мальчик, только слегка возмужавший, уже подросток. Угловатый, с короткой, почти под ноль, стрижкой, с огромными, широко распахнутыми глазами, он мне кого-то напоминал. Я пристально вглядывалась в фотографию, силясь понять, кто же это.

– Этого мальчика звали Артем Николаев.

– Почему «звали»? Он что, уже умер? – машинально спросила я.

– В каком-то смысле. Теперь посмотри на это.

Следующие фотографии тоже были черно-белыми и показывали бой между двумя парнями. Дерущихся обступила толпа. Люди вокруг что-то кричали, глядя на них, а кто-то даже размахивал руками. Я видела подобные сцены по телевизору, когда показывали бокс или что-то в этом роде. Болельщики, галдящие с трибун, рев толпы, разгоряченные бойцы, атакующие друг друга в ограниченном пространстве ринга.

На снимках я также разглядела импровизированные границы площадки для боя, но они, по всей видимости, не соблюдались: один из болельщиков, увлеченный зрелищем, перешагнул через очерченную линию, его рот застыл в немом крике.

Один из дерущихся был постарше и поздоровее – спортсмен с отлично развитыми мышцами. Тем не менее он был весь в кровоподтеках и ссадинах, левый глаз заплыл, на лице застыла гримаса боли. В его противнике я узнала мальчика с предыдущих фотографий. Сейчас он уже казался не угловатым, скорее просто стройным и подтянутым. У него тоже были неплохие мышцы, но не такие развитые, как у противника. Скорее всего, здоровяк наращивал свои банки в тренажерном зале, тягая гантели и штангу, а его худенький соперник каждый день тренировался в спарринге. На парне не было повреждений, он выглядел спокойным и уверенным в себе. Я почувствовала что-то знакомое в его взгляде и, признав наконец своего любимого, не смогла сдержать вздоха.

– Есть контакт, – с удовлетворением сказал Вадим Олегович, внимательно за мной наблюдавший. – Заметь, это все еще Артем Николаев, а не Роберт Стронг. Это перевоплощение случится несколько позже.

Сердце бешено забилось. Я во все глаза разглядывала снимок, чтобы убедиться в справедливости своих выводов. Да, без сомнения, это был Роберт. Здесь он не так шикарно выглядел, как сейчас, но все равно был очень хорош.

– Эта фотография – последняя в жизни того крепкого паренька, которого ты видишь рядом с твоим чудесным принцем.

– Почему? – спросила я онемевшими губами, уже зная ответ на свой вопрос.

– Потому, что через несколько секунд после того, как она была сделана, его жизнь жестоко прервали одним точным, мастерским ударом. Это сделал он, Артем Николаев. На потребу публике, жаждущей крови. И ради удовлетворения своей собственной ненасытной жажды убивать.

Мой бедный разум наотрез отказывался хоть что-нибудь понимать, и я в отчаянии смотрела на своего собеседника. Он усмехнулся и, не говоря не слова, налил новую порцию водки в чистую стопку. Затем он передал ее мне. Я машинально взяла стаканчик, осушила в один глоток. В горле запершило, и я закашлялась. Крепкая, дрянь…

Вадим Олегович дождался, пока я отдышусь, и продолжил:

– К тому времени этот шестнадцатилетний подросток убил пятнадцать человек. Нет, он ни на кого не нападал в подворотне, а честно дрался на ринге. Хотя в ту пору все восточные единоборства были запрещены, да и бои проводились подпольно. За это в советское время сажали. Сейчас в каждом ночном клубе висит афиша: «Бои без правил! Жестокие драки! Море крови обеспечено!» И все знают, что бои постановочные и противники не причинят друг другу особых повреждений. Тот боевой клуб, в котором состоял наш общий знакомый, проповедовал совсем другое отношение к делу. Там проводились реальные бои без правил. Можно было использовать любые приемы – из карате, айкидо, кун-фу. Бои подростков были обычным делом. Как правило, этим занимались дети из неблагополучных семей, родителям которых было плевать, где пропадает их чадо. Поэтому, если все заканчивалось фатально, тело паренька находили на какой-нибудь свалке.

Я поежилась и обняла руками плечи. Мне хотелось одного: проснуться. Разговор производил на меня просто чудовищное впечатление, но я понимала, что должна выдержать эту пытку.