Текст книги "Миссия – любовь"

Неожиданные последствия

Мне казалось, что больнее быть уже не может – но вода, попавшая на руку, дала почувствовать иное. Я закусила губу, чтобы не завопить. Лиза предупреждала меня, что повязку не надо трогать, но я уже намочила ее, поэтому очень хотела снять бинт, насквозь пропитанный кровью.

Я вылезла из-под душа и, смешно шлепая мокрыми ногами по кафельному полу, подошла к настенному шкафчику. Там у Роберта хранились разные гигиенические принадлежности – ватные диски, палочки для ушей, зеленка (зачем она ему, ведь у него на теле не остается никаких ран?). На мое счастье, там же нашлись упаковка со стерильным бинтом и маленькие маникюрные ножницы. «Отлично. Значит, я смогу самостоятельно заменить повязку. И что Роберт имел в виду, сказав, что у меня почти нет правой руки?»

Немного подумав, я решила сначала вымыться, а потом уже перебинтоваться. Теперь я была умнее и отставила руку подальше, помыв под теплой водой все остальные части тела. На стеклянной полочке рядом с ванной выстроилась целая батарея средств по уходу за волосами. «Конечно, Роберту же надо следить за своей такой прекрасно окупающейся внешностью!» – думала я, шипя от боли.

С трудом вымыв волосы левой рукой, я занялась телом. Кое-где нашлись небольшие ожоги, но я не стала обращать на них внимания, думая лишь о том, как бы побыстрее вымыться и одеться. С детства ненавижу, когда меня кто-нибудь долго ждет!

Наконец, с водными процедурами было покончено. Обернувшись в мягкое белое полотенце, я посмотрела на свое отражение в зеркале. Стало лучше. Копоть и сажа с моего лица исчезли. Волосы – чистые, влажно сияющие под электрическим светом – уже не стояли дыбом.

Я зашла в спальню и уставилась на прекрасные платья, которые подбирали с огромной любовью, увы, не для меня. Одно из них, цвета морской волны, с нашитыми поверх корсета крупными стразами, манило и заигрывало со мной, приглашая примерить. Я осторожно сняла эту красоту с вешалки и принялась неловко надевать. Идея затягивать корсет одной рукой меня не вдохновила. Я приложила лиф к груди, чтобы посмотреть – идет ли мне этот дизайнерский шедевр. Оказалось, что даже размер мой. «Может, позвать Лизу? Вместе мы как-нибудь да справимся… Нет. Примерка тогда растянется на целую вечность, и Роберт может разозлиться». С огромным сожалением я отложила шикарное платье и внимательно осмотрела остальные. Они все были абсолютно разными. Я сразу отмела варианты со сложными деталями. Еще одно платье забраковала из-за цвета – мокрый асфальт. На улице и так было безрадостно…

«Ага, вот то, что нужно. Платье цвета зари. С абстрактным рисунком. Изысканно простой фасон – на тонких бретельках, длинное, прямое, с небольшим шлейфом сзади. Никаких крючков и завязок. Надела – и пошла».

Я довольно легко справилась с ним и удивленно уставилась на свое отражение в зеркале. «Что ж, чудесно! Сидит как влитое. Наверное, американская невеста Роберта очень сильно разозлится, когда поймет, что это чудесное платье ей велико. Хотя, может, после того, как Стронг отдаст его в химчистку, оно подсядет…» Я сильно закусила губу. Мысль о том, что после меня вещь придется почистить, чтобы невеста Роберта не почувствовала запах другой девушки, привела меня в бешенство, которое быстро сменилось полной апатией. Я уселась на краешек кровати и прикрыла глаза. «Все. Больше не могу. Надоело. Переживать, ревновать, гонять в голове мысли, от которых самой же больно. Смотреть, как рушится моя жизнь, и не знать, что делать». Мне захотелось спрятаться от всего этого, зарыться с головой в теплое одеяло и переждать. Очнуться году этак в четырехтысячном, не раньше. Хотя и там меня будут ждать все те же проблемы: Роберт, скорее всего, бессмертен.

«Кстати, вечная жизнь – не такая уж замечательная вещь. Подумать только – ссора с таким же бессмертным будет длиться целую вечность! Конечно, можно будет попытаться все уладить, решить мирным путем; а что, если не выйдет?» Я вспомнила холодный взгляд Стронга, его презрительную усмешку и подумала, что он-то никогда меня не простит. Похоже, я действительно сильно его уязвила.

Снизу раздавались приглушенные голоса. Я тряхнула головой и машинально потрогала волосы: «Почти высохли». Пряди, которые я забыла расчесать, легли крупными полукольцами на грудь и плечи. «Надо еще руку перебинтовать». Я дотронулась до правой руки, и она заныла, словно предостерегая меня от необдуманных действий. «Что ж, возьму с собой перевязочный материал и последую совету Лизы – сама трогать не буду, а доверюсь ей и Роберту».

Выходя из комнаты, я задумалась: что же надеть на ноги? С таким платьем обычно носят высокие каблуки. Внизу, на самой нижней полке шкафа, стояло несколько пар классических «лодочек» разных цветов. «Все-таки я неплохо знаю Роберта. Такой основательный… Если он столько прекрасных вечерних платьев купил, то и о туфлях не забыл. Не удивлюсь, если в этом шкафу найдется и пара-тройка клатчей». Я выбрала шелковые розовые туфли, которые необычайно подходили к моему (на этот вечер) платью, и еще раз подивилась тому, насколько повезло с размером – мой, 39-й.

Я стала спускаться вниз по лестнице, и с каждым шагом сердце тяжело ухало в груди. В моей дрожащей руке был зажат чистый бинт, и я старалась смотреть только на него, а не на Роберта.

– Вот, – сказала я, – принесла материал. Не могли бы вы мне помочь… и все такое.

Я сжала кулаки и подняла голову – Роберт внимательно смотрел мне в глаза. На секунду мне показалось, что он восхищается мной, но – все-таки показалось.

– Мила, может, тебе успокоительного? – неожиданно предложила Лиза.

– Это еще зачем? – удивилась я. – Ты – мое успокоительное.

Я говорила абсолютно искренне. Видя Лизу, я переставала чувствовать и боль и страх – только тихую радость. Лиза понимающе улыбнулась, но сказала строго:

– Тебе ведь сейчас будет очень больно. И страшно. И вообще, такая перемена…

Я насторожилась:

– Какая перемена? Что-то я не совсем тебя понимаю, Лиза.

– Мила, ты очень хорошо выглядишь сейчас, – как-то невпопад отреагировала сестра Роберта, – я даже рада, что твой дар покинул тебя. С такой потрясающей внешностью ты и без него будешь сводить мужиков с ума.

– Ты о чем? Я не понимаю!

Девушка не обратила на мои вопли никакого внимания и тихо попросила:

– Присядь в кресло, а то тебя трясет.

– Меня не… – Я хотела возразить, что абсолютно спокойна, но вдруг поняла, что едва держусь на ногах, и послушно опустилась в кресло.

– Черт возьми, Лиза! Как у тебя получается залезать ко мне в голову? – вырвалось у меня. – Конечно, меня это спасло от Олиных ножей, но все же…

Лиза усмехнулась, устраиваясь на диване напротив. Роберт сесть не захотел и медленно прохаживался по огромной гостиной.

– Я спасла тебя потому, что не могла поступить иначе, – наконец сказала девушка, широко распахнув свои небесно-голубые глаза, – к тому же кое-кто никогда бы не простил мне невмешательства.

Она с любовью посмотрела на Роберта и снова перевела на меня свой волшебный, завораживающий взгляд. Лицо Стронга оставалось абсолютно непроницаемым.

– Итак, Мила, – серьезно сказала Лиза, – твоя рука обгорела настолько, что исчезли все линии на ладони. Ты понимаешь, что это значит?

– Нет. Я теперь – калека?

– Твой дар исчез. Ты больше не будешь притягивать мужчин.

Я, напуганная и ошарашенная, смотрела на нее.

– Помнишь, однажды я попросила тебя показать мне руку?

Я кивнула.

– У тебя был дар – об этом говорили линии на твоих ладонях. Ты уже привлекла внимание, и я понимала, что скоро тебя поставят перед выбором: или стать Ясной, или умереть.

– Благодаря тебе и Роберту, ни у кого ничего не вышло. Но я понимаю, что вы не всегда будете рядом и что у вас есть и другие дела… – Опустив голову, я уткнулась взглядом в пол, не смея посмотреть на моих собеседников. – Мы хотели спасти тебя, – продолжала Лиза. – Искали способ уничтожить твой несчастливый дар так, чтобы ты выжила.

– Неужели ты что-то выяснила?

– Да. В одной из книг Ясных, где описана наша жизнь от самого начала, я нашла одну историю. В тринадцатом веке жила девушка, которая, так же как и ты, притягивала мужчин. Ей, можно сказать, повезло: к ней тянулись только смертные; видимо, чужаки, вроде Самураев, о ней просто не знали. Против красавицы ополчилась вся деревня, ее назвали ведьмой, судили и хотели сжечь за колдовство. Но одна древняя бабушка, знахарка, заявила, что достаточно отсечь развратной девке правую руку. Знахарку в деревне уважали – она помогала женщинам разродиться, а больной скотине – выздороветь. Ей поверили, не уточняя, почему именно такое наказание может избавить деревню от развратницы.

Девушка осталась без правой руки, и мужчины перестали ею интересоваться. Какое-то время люди от нее шарахались, но потом поняли, что она абсолютно безопасна, и снова приняли к себе. Зла она ни на кого не держала, была тихой и богобоязненной. Сколько ни спрашивали потом бабулю-знахарку, как связаны правая рука и способность притягивать к себе мужчин, она ничего не рассказывала, а только сердилась: «Мало вам, что я ваши души спасла!» А вскоре она умерла и унесла тайну с собой в могилу.

Лиза помолчала, а я, неожиданно развеселившись, развязно спросила:

– Так вы что, хотели меня без руки оставить?

Лиза усмехнулась, потом сказала:

– Нет, Мила. Сейчас у нас больше информации. Хиромантия, астрология и остальная эзотерика возникли очень давно. Но раньше были доступны лишь избранным. В наши дни любой может приобщиться к тайному знанию. Сейчас любому школьнику известно, что такое гадание по руке. На левой руке линии говорят о том, что человеку суждено. На правой – как он живет на самом деле. Можно менять судьбу, управлять ею, понимаешь? Некоторые люди прорезают себе новые линии жизни или удлиняют те, что есть. Понимаешь? Они верят, что это работает.

Лиза медленно перевела взгляд на брата и снова уставилась на меня.

– Я хотела поговорить с тобой, выяснить, что тебе на самом деле нужно. Если бы ты сказала мне, что хочешь стать одной из нас, я бы оставила тебя в покое. Но если бы ты хотела остаться человеком, обычной девушкой, которая мечтает о настоящей любви, без колдовства, я бы просто избавила тебя от ненужных черточек на ладони. Но жизнь решила за нас.

Я дернула плечами и на всякий случай спросила:

– Неужели там действительно ничего не осталось?

– А ты будешь об этом сожалеть? – неожиданно раздался резкий голос Роберта.

– Нет. Просто боюсь, что меня однорукую никто не полюбит. – Я подняла правую руку и покачала ею в воздухе.

– Не волнуйся, еще как полюбят, – горько успокоил меня Роберт и отвернулся.

Внезапно я поняла, отчего Стронг так груб со мной: «Я перестала его притягивать! Его, наполовину Ясного, наполовину человека, привлекали лишь мои способности. На других Ясных они не действовали, на Спектров – тоже, а вот на Самураев и людей – очень даже. А так как Роберт был когда-то человеком… Нет дара – нет любви. А я-то, дура, надеялась, что ему нужна именно я…»

Подавленная, униженная, уничтоженная, я сидела в прекрасном вечернем платье и в новых туфлях, понимая, что потеряла самое ценное в жизни. Как же было трудно не разрыдаться на глазах у Ясных! Я хрипло спросила у Лизы:

– А что стало с той девушкой, которую лишили дара и оставили жить?

– Кажется, она вышла замуж за кузнеца и родила десять детей. Умерла глубокой старухой в окружении любящих внуков и правнуков.

Я печально хмыкнула. «Что ж, дай-то Бог… Может, и меня кто-нибудь полюбит, несмотря на мою глупость и полное отсутствие каких-либо способностей. Токарь или слесарь. Не важно. Уж точно не роскошный парень вроде Стронга. Его счастье – с голливудскими красотками».

Я посмотрела на Роберта. Его взгляд был таким отсутствующим, будто мысли бродили далеко-далеко…

– Давай посмотрим, что там у тебя, – предложила Лиза, переводя мое внимание с Роберта на себя.

Я встала с кресла и грациозно (в этих лодочках только так и получалось) подошла к Лизе. Опустившись на диван, я положила руку ей на колени.

– Роберт, принеси, пожалуйста, ножницы, – попросила Лиза брата.

Он подал ей маленькие ножницы и уставился на мою повязку.

– Как у тебя получилось так хорошо меня перевязать, ты ведь не врач? – удивленно поинтересовалась я.

– Обижаешь, – самодовольно хмыкнул Роберт, – я же был человеком. Помнишь, сколько я дрался? Пришлось научиться обрабатывать раны, иногда – зашивать глубокие порезы, ну и бинтовать тоже.

Я благодарно улыбнулась. «Что ж, уже диалог! Если уж любить нельзя, можно просто дружить. Хотя – а выдержу ли я?..»

Лиза надрезала бинт и дернула его за края. Тонкий материал легко разошелся, я увидела свою руку, сглотнула и отвернулась. «Да там даже кости оплавились! Сегодня явно не мой день…»

Лиза ловко сняла повязку и легко дотрагивалась до обожженной руки своими тонкими прохладными пальцами. – Почему мне совсем не больно? – по-прежнему отвернувшись, спросила я.

– Радуйся, что я так умею, – отмахнулась Лиза, досадуя на мое любопытство, – дай мне сосредоточиться.

Я замолчала и уставилась на громадное полотно, висевшее на стене. Эта картина была посвящена какому-то военному событию, и на ней «смешались в кучу, кони, люди». Я начала считать всадников, которые замерли на ходу, ожесточенно взирая на невидимого врага. Их оказалось двадцать. Когда все были посчитаны, я услышала нежный голосок Лизы:

– Все. Можешь смотреть.

Я перевела взгляд с картины на лицо девушки, а потом на свою руку: она была абсолютно целой и не обгоревшей!

– Вот так чудеса! Как это у тебя получилось? Слушай, Лиза, да тебе цены нет!

– Ты только сейчас это поняла? – широко улыбнулась сестра Роберта.

– Нет, но такого я вообще никогда не видела!

«Как ей удалось заново собрать мою руку? Это же противоречит всем известным законам!» И тут же подумала, что зазвучать в моей голове и тем самым спасти мне жизнь тоже было непросто.

Лиза поднялась с дивана и проговорила, будто прощаясь:

– Береги руку. И себя тоже береги.

– Куда ты?

– Мы увидимся завтра, – успокоила меня девушка. – Ясные все еще хотят сделать тебя такой же, как мы. Они ждут тебя к двум часам дня. Очень тебя прошу, Мила, подумай как следует и реши, чего ты хочешь.

Я печально улыбнулась:

– Кому я теперь нужна, без дара? Просто обычный ребенок человека и Ясного. Таких много по свету бродит. Живут они себе и живут, их не трогают.

– Тем не менее наш отец считает, что ты можешь отлично послужить Ясным. Если в тебе был один талант, почему бы на этом месте не появиться другому? Ты видишь вещие сны. Ты не замечала?

– Так твой отец уже все знает?

– Конечно. Он всегда и обо всем узнает первым. Ты должна понять, что тебе нужно в этой жизни. Если хочешь жить спокойно, останься человеком. Мы поговорим с отцом, и, я думаю, он не заставит тебя превращаться в одну из нас. Ты больше не будешь привлекать мужчин, а значит, больше не опасна.

– Конечно, ты можешь согласиться, – вмешался Роберт. Его голос прозвучал сухо и резко, словно удар хлыста. – Ты станешь бессмертной и будешь вечно служить Ясным. Вот здесь тебе уже не придется надеяться на спокойную жизнь в окружении любящей семьи. Тебе просто не позволят этого.

– А как же твоя свадьба? – выпалила я. – Ты ведь тоже Ясный! И как тебе позволили жениться на любимой женщине?

– Я же просил тебя, – поморщился Роб, – никогда не верь тому, что обо мне говорят. Даже если это кажется правдой. А ты все равно веришь! В то, что я убил твоего поклонника Руднева, в то, что я так быстро разлюбил тебя и сделал предложение другой…

– А что я должна была подумать? Мне показали журнал с вашими фотографиями, и все стало ясно.

– Я же говорил тебе про пиар! – заорал Роберт. – Когда выходит новый фильм, надо привлечь к нему внимание потенциальных зрителей! Это прописано в наших с Тиной контрактах! Это что, непонятно?!

– Пожалуй, я поеду, – тихо сказала Лиза, – а то вы скоро молнии друг в друга начнете метать. Помни, Мила, я тебя жду завтра и надеюсь, что ты примешь верное решение.

Помолчав немного, она добавила:

– Я надеюсь, что ты останешься человеком и сохранишь свое трогательное, трепетное сердечко. По крайней мере, пока.

С этими словами она вышла, не дожидаясь моего ответа. Я хотела что-то сказать, но ее уже и след простыл. Я посмотрела на Роберта и заметила, что его глаза блестят, словно два алмаза.

– Тогда чьи это платья? У тебя в шкафу – целый гардероб! – Я снова перешла в наступление.

– Твои.

– Мои? С чего это вдруг?

– А ты не заметила, что они тебе идеально подходят?

– Так ты для меня их покупал? – растерянно поинтересовалась я.

– Как видишь. В прошлый раз мне показалось, что мои рубашки и джинсы тебе не идут, и купил пару вещей.

– А попроще ничего не мог выбрать? – прищурившись, хамила я, млея от удовольствия, вместо того чтобы просто поблагодарить.

– А тебе что, не нравится? – тихо спросил Роберт и стал медленно приближаться.

Как же он был хорош! Казалось, он стал еще красивее, или я просто давно не видела его? Сердце забилось, как мышь в западне. Я начала задыхаться. За те считанные мгновения, пока он шел ко мне, я успела буквально раствориться в его взгляде. Роберт опустился передо мной на колени и взял мои руки своими горячими пальцами.

«Стоп. Разве он не разлюбил меня, когда я потеряла дар?» Я внимательно посмотрела на Стронга – его глаза пылали такой страстью, что я даже отпрянула от неожиданности, а затем осторожно поинтересовалась:

– Роберт, что ты ко мне чувствуешь?

– А ты не видишь? – хрипло спросил он, сжимая мои ладони так сильно, что я вскрикнула от боли.

– Эй, мне только что руку починили, – шутливо напомнила я, – а ты опять хочешь ее сломать.

Железная хватка ослабла, но Роберт не отпустил моих рук. Он недоверчиво смотрел на меня и не двигался с места.

– Роберт, я не уйду, – тихо сказала я, словно успокаивая маленького ребенка, – по крайней мере, если ты не захочешь этого.

– А я и не отпущу тебя больше, – спокойно ответил он, – знаешь, мне раньше казалось, что для тебя опаснее всего я и чужаки, обладающие сверхспособностями. Ну, вроде твоих поклонников, Самураев. Но, узнав тебя по ближе, я понял, что твой самый страшный враг – ты сама. Подчас ты творишь такое, что потом сама не можешь понять, зачем это сделала. Можешь ты объяснить, почему убежала от меня в прошлый раз?

Я пожала плечами.

– Вот, – хмыкнул он, – и я не знаю. Наверное, чтобы прекратить мои страдания. Ты же видела, как тяжело мне сдерживаться в твоем присутствии, как трудно быть просто нежным, когда хочется буквально задушить тебя в объятьях.

Я опять пожала плечами. Возможно, он был прав, но мне было интересно другое: что изменилось после того, как исчез мой дар.

– Лучше я бы тебе тогда руку сломал, – полушутливо, полусерьезно сказал он, – ты бы тогда не убежала. Но ты исчезла и несколько раз чуть не погибла. Нет уж, теперь я тебя никуда не отпущу.

– Роберт, – повторила я вопрос, который уже звучал ранее, – что ты теперь ко мне чувствуешь?

Стронг медленно притянул меня к себе и поцеловал – долго и страстно.

Потом его губы коснулись моей шеи – и я застонала. Он сводил меня с ума, спускаясь все ниже и ниже. Вот с плеча соскользнула тонкая бретелька платья, и на меня обрушился новый шквал поцелуев. Я таяла, как расплавленная свеча, ни на секунду не сомневаясь, что позволю ему все.

– Не хочешь подняться в спальню? – хрипло прошептала я.

– Боюсь, не смогу этого выдержать, – почти прорычал он, опрокидывая меня на мягкий диван.

– А что это у вас тут все двери нараспашку? – услышала я знакомый голос.

«Папа! Ну что ж ты так не вовремя!»

Мы с Робертом едва смогли оторваться друг от друга. Стронг вскочил на ноги, и в ту же секунду в гостиную вошел мой папочка собственной персоной.

– Привет! – сказал он бодрым голосом и внимательно посмотрел на нас. Выглядел он великолепно, будто и не горел в машине.

Я торопливо поправила бретельку платья. Папа улыбнулся, отводя глаза. Я постаралась справиться с дыханием и вскоре победила.

– Как там мама? – поинтересовалась я почти спокойно. – Переживает, – меланхолично ответил отец.

– В смысле?

– Говорит, ты выскочила, как кошка сумасшедшая, вслед за мной. Она даже не поняла куда.

– И что ты ей сказал?

– Что мы поссорились с тобой слегка, и я психанул. А ты почувствовала свою вину и захотела извиниться.

Я засмеялась:

– Эх, папа, папа! А ты врун, оказывается!

Он пожал плечами:

– Надо беречь людей, а особенно женщин, тем более тех, от которых у тебя дети.

– Мудро, – похвалила я, – и?..

– Что «и»? – передразнил он. – Собирайся. Отвезу тебя домой. К маме. Пусть полюбуется на свое чадо, а то, после того как ты поступила в университет, она тебя редко видит. А когда видит, то ты вся израненная или вообще без сознания.

– Может, я здесь переночую? – робко спросила я, взглянув на Роберта. – Мы завтра собирались…

– Знаю, знаю, куда вы собирались, – перебил меня отец, – и что вы сейчас собирались делать, тоже догадался. Не маленький.

– Папа! – возмущенно воскликнула я. – Откуда такое самодурство? То семнадцать лет тебя не было… Почти… А то вдруг объявляешься и командуешь…

– Ты когда за мной по шоссе мчалась, я подумал: какая же у меня дочь! Добрая, отзывчивая, умная, самоотверженная! Только совсем не рассудительная. Вот я и решил – выживу и начну воспитывать.

– Выжил… – растерянно пробормотала я.

– А ты думала! – самодовольно воскликнул папочка. – Нам не так просто умереть. Чтобы нас убить, нужно все очень правильно рассчитать. Ну, ты уже знаешь. Нашлись люди, рассказали… А чтобы самому себя прикончить, надо превратиться в столб пламени. Загореться, вспыхнуть, да как следует, поярче. А я вдруг передумал. Просто понял, что ты меня любишь и готова спасать даже ценой собственного здоровья. Разве ради этого не стоит жить? Можешь считать, что я врезался в забор больше для порядка, чем для дела. Позабавился немного, машину спалил… Развлекся, в общем.

Роберт, молчавший во время разговора, захохотал. Я смерила отца гневным взглядом и зашипела:

– Ах, это ты так развлекался?! Да я из-за тебя чуть сама в огненный столб не превратилась! Шутник, тоже мне! Ты знаешь, что мне Лиза потом руку заново соби рала?

– Да знаю я все, – посерьезнев, ответил отец, – а еще я знаю, что тебе предстоит все обдумать и решить, как ты хочешь жить дальше. Поэтому собирайся. Я у тебя как раз машину одолжил. Мигом до дома домчу. Там и подумаешь как следует. Прикинешь, так сказать.

Я перевела глаза на Роберта, будто отпрашиваясь; он кивнул:

– Мила, твой папа прав. Тебе нужно остаться одной. Конечно, дома тебе будет проще понять себя, так что поезжай.

В его глазах промелькнула грусть. Я видела, как сильно он не хотел меня отпускать. Тем не менее, вместо того чтобы окончательно вскружить мне голову и напрочь лишить способности трезво рассуждать, он предпочел дать мне свободу. Я благодарно посмотрела на него и сказала отцу:

– Поехали.

Мы втроем вышли во двор, запорошенный снегом. Мне захотелось позитива, и я воскликнула:

– А снегу-то нападало! Прямо Новый год! Роберт, ты непременно должен нарядить к празднику вон ту огромную елку. Гирлянды, шары, игрушки и все такое…

– Так до Нового года еще далеко, – удивился отец, но махнул рукой и пошел к машине.

Я подошла к Стронгу – в его глазах плескалась безграничная нежность. Он взял мою руку и прижал к губам.

– Не хочу навязывать свою волю, но очень прошу, прими правильное решение, – тихо прошептал он мне на ухо.

– Правильное – это какое? – уточнила я.

Стронг покачал головой и сказал:

– Ты сама знаешь. До завтра. Я за тобой заеду.

Он привлек меня к себе и порывисто обнял. Целоваться мы не стали, потому что мой папаша пристально наблюдал за нами. Сколько лет я мечтала, чтобы папа принял меня, вошел в мою жизнь, и вот – получите, распишитесь. Следит за каждым моим шагом, пальцем пошевелить не дает! Я шутливо нахмурилась и двинулась к своей машине.