Текст книги "Рим. Цена величия"

– Боюсь, что она осталась при своем мнении. Не знаю, какие последствия повлечет за собой наш разговор, но боюсь одного.

– Давай же, наконец, уйдем отсюда. Поговорим обо всем после.

Почти силой Ливилла увела Юнию в коридор, та молча следовала за ней. Оглянувшись, Ливилла заметила, как по щекам подруги текут крупные слезы. Ей было невдомек, что это слезы запоздалого раскаяния.

Промозглый вечер окутал их тонкой сетью дождя. Зябко кутаясь в паллы, они сели в носилки. Весь обратный путь молчали, каждая думала о своем. Добрая Ливилла переживала за сестру и с теплотой поглядывала на подругу, решившуюся открыть правду Друзилле. Темнота скрывала лицо Юнии, лишь отблески факелов сопровождающих вспыхивали и гасли в ее бездонных черных глазах. Но Клавдилла уже размышляла о будущем. Развязка ее интриги близилась.

XLIV

Император сидел в высоком кресле слоновой кости и безотрывно смотрел на огонь в очаге. Языки пламени плясали перед ним замысловатый неповторимый танец, потрескивали поленья, выбрасывая пучки ярких искр. Тиберий вспомнил слова Нервы о том, что человек может без конца смотреть на игру огня и перекаты морских волн.

Отсветы пламени ложились на его изможденное старческое лицо. Резкие глубокие складки прорезали щеки, тени сгустились под глазами, взор утратил свою пронзительность. Цезарь сразу постарел после приезда неизвестного немого раба, вручившего ему резную капсу, полную отравы. Сколько надежд рассыпалось в прах, стоило развернуть первый свиток! Гемелл – не родной внук, в нем нет и капли его крови. Проклятый Сеян! Через пять лет после своей смерти он нанес самый страшный удар! Тиберий Гемелл – незаконнорожденный! Проклятая Ливилла! И кто теперь решился вытащить на свет, казалось, навек забытое ненавистное прошлое?

Тиберий поворошил палкой поленья, снопы искр взлетели, осветив на миг дальние уголки комнаты. Мелькнуло лицо бронзового Августа в углу. Тиберий с ненавистью вперил взгляд в сгустившийся мрак, но уже не смог ничего рассмотреть, кроме смутного силуэта. Ему вспомнилось, как разбивали мраморные статуи всемогущего Сеяна, весь Рим был засыпан осколками. Тот, кому воздали столько почестей, был в одночасье низвергнут в прах и забвение. Но мстительные Маны не дремлют, тень Сеяна не обрела покоя после того, как толпа надругалась над его телом, а отрезанной головой играли вместо мяча. И эта подлая тень нанесла коварный удар прямо в сердце своего палача. Тиберий тяжко вздохнул, голова его поникла на грудь. Он считал, что уничтожил этот проклятый род предателей. Даже малых детей Апикаты и Сеяна не пощадил он. Мальчишка Капитон Элиан, когда его тащили в темницу, догадался, какая участь его ждет, а несмышленая Юнилла все расспрашивала, за какой проступок она страдает, и просила лучше высечь ее розгами. Тиберий далеко простер свою ненависть, заставив палача надругаться над маленькой девственницей, чтобы потом удушить ее и мальчишку. Их жалкие трупы долго еще лежали на Гемонии, и некому было забрать их, потому что Апиката, не выдержав страшного позора, еще ранее покончила с собой.

Тиберий усмехнулся, оскалив зубы.

Неожиданно перед ним предстало лицо Сеяна во время обвала, когда тот своим телом заслонил его от падающих камней. Тяжелые капли пота катились по лбу, жилы вздулись от немыслимого напряжения, рукава туники лопнули. Сильная боль искажала его потное, пыльное лицо, острые камни нещадно били по спине. Все погибли тогда, лишь они выжили, вышли невредимыми из кровавой мясорубки. Друг! Лучший, верный, самый надежный! Тиберий мучительно застонал от боли, иглой пронзившей сердце. Друг!

Будь проклят Рим! Рим – город заговорщиков, отравы и кинжалов! Будь проклята Ливия, навязавшая ему власть! Тиберий внезапно осознал, что спокойно и счастливо он проводил свои дни только во время добровольной ссылки на Родосе, когда никому был не нужен и все забыли о нем. Почему он сам был настолько слеп, что стремился обладать силой и обрести могущество? Но лишь в старости осознаются ошибки, когда уже невозможно что-либо изменить.

Все, кого он любил, покинули или предали его, никого не осталось рядом. Випсания была первым звеном в этой цепи разочарований, ее безжалостно отняли у него ради похоти бесстыжей девки, дочки самого Августа. Затем Сеян – старый друг, всегда бывший рядом в трудные мгновения, готовый пожертвовать жизнью ради друга, но… тайком готовивший захват власти, отравивший единственного сына и укравший у Тиберия родного внука теперь, уже после своей бесславной смерти. Кокцей Нерва, уморивший себя голодной смертью. Тиберий вспоминал, как сенатор боялся приездов Макрона, привозящего с собой новые доклады о казнях, судах и самоубийствах. Старый патриций, знаток законов и автор юридических трудов, Нерва бросил Рим, последовав за своим императором подальше от дворцовых интриг, от происков сиятельных сенаторов, но спрятаться от дел империи ему так и не удалось. Кровавые репрессии Макрона только усугубили его желание уйти из жизни, старик не мог больше выносить и непристойных оргий на Капри. Он не стал дольше терпеть ложь друга о том, что сладострастные спинтрии – бедные сиротки и Тиберий жалеет их, дав приют. Затем Фрассил. Всемогущим богам было угодно забрать и этого последнего друга. Тиберий чувствовал, что меж ними во время последнего свидания осталась какая-то недосказанность. «Но я рад, что наконец-то свободен от страха в душе, – последнее, что произнес тот перед смертью, – ведь ты всегда был змеей на моей груди, готовой ужалить. Жди свою змею!» Глухой стон опять вырвался у старого императора. Уж он-то не прозевает! Эта последняя смерть подкосила его, заставила принять мучительное решение вернуться обратно в Вечный город.

Послышались тихие шаги за занавесом. Харикл! Опять принес целебный отвар и мазь от боли в ногах. Тиберий поморщился: эти средства стали совсем бесполезны, но менять врача не хотелось, он привык к старому молчаливому Хариклу. Цезарь хлопнул в ладоши, и врач опасливо приподнял занавес.

– Харикл, ты не нужен мне сегодня! Пусть зайдет мой писец!

Раб беззвучно появился, не успела опуститься тяжелая ткань.

– Пиши! Марку Юнию Силану, – четкие быстрые фразы выстреливали, будто камни из пращи, – прибыть на Капри в пятидневный срок с подробным отчетом о сенаторских голосованиях. Невию Серторию Макрону. Прибыть в пятидневный срок с отчетом о судебных процессах и о происходящем на границах империи. Добавить к докладу отчеты наместников южных провинций и Цизальпийской Галлии.

Раб поднял голову от восковых табличек, где быстро черкал стилем.

– Отослать немедленно. И еще: пусть письма отвезет Германн, а перед отплытием зайдет ко мне, я лично дам ему указания. Вон!

Раб убежал, и Тиберий остался в одиночестве. В тишине он слышал, как беспокойно ходит за занавесью Харикл, позвякивая баночками с настойками. Тиберий крикнул, чтоб и он убирался прочь, а сам принялся размышлять, перемежая мысли с воспоминаниями.

Через пять дней должны прибыть два человека, одному из которых он пока доверяет. Всеобъемлющая власть Макрона уже начала настораживать Тиберия. Силан пока еще не натягивал узды, что набросил на него цезарь. Он оправдывал доверие цезаря тем, что во всем действовал по его указке, не проявляя самостоятельности. Но префект претория… Вначале тот явно благоволил Калигуле как возможному наследнику, а теперь посылает письма с вопросами о здравии и успехах Гемелла. Он успеет покинуть заходящее солнце, чтобы повернуться к восходу. Хитрый старый лис! Кто сказал бы сейчас, что его предки рабы? Макрон создан для дворцовых интриг, он искусно скрывает под внешностью грубого солдафона гибкий, отточенный ум.

Тиберий взял в руки восковые таблички и стиль, что оставил для него писец. Начертал в задумчивости несколько слов, стер, опять начертал, уложил в капсу и кинул небольшой предмет, который достал из синуса тоги.

Вошел Германн, почтительно приблизился, заслонив мощной спиной тлеющий очаг.

– Вот, возьми. – Тиберий протянул ему капсу. – Вручишь лично префекту претория вместе с остальными письмами. Отправляйся сегодня же!

Германн бесшумно удалился. И опять навалилось одиночество. Будь неладен этот день рождения! Он принес с собой одни неприятности. Недобрый сон, обеспокоивший его, затем приезд неизвестного немого раба с этими письмами. Сон продолжал тревожить цезаря. Он видел дивную статую Аполлона Теменитского, которую незадолго до этого приказал вывезти из Сиракуз, чтобы поставить в библиотеке нового храма божественного Августа, отстроенного после пожара. Статуя явственно произнесла, что Тиберию не придется освятить ее. Но рядом уже не было Фрассила, готового разъяснить это знамение. И тут – точно гром среди ясного неба – известие, что Тиберий Гемелл прижит Ливиллой от Сеяна.

Тиберий грубо прогнал тогда всех сенаторов, заперся и приказал никого не пускать. Пять дней провел он, не желая ни с кем встречаться. Немого раба подвергли самым жестоким пыткам, но так и осталось тайной, кто передал эту капсу. Тиберий знал, что Павел Фабий Персик был любовником дочери Ливиллы, он убедил, по наущению Ливии, эту глупую гусыню притвориться больной перед самой помолвкой с Сеяном. И именно Фабий, едва префект претория был арестован Макроном, немедля отправился на Капри к императору, чтобы самому осудить старого друга перед лицом Тиберия. Его не тронули, пощадили, имя его ни разу не всплыло во время судебного расследования. Потом он даже стал консулом. Неужели он был настолько глуп, что решился утаить письма Ливиллы о том, что Гемелл – сын Сеяна? Кто же в Риме проведал об этом и выкрал доказательства двойного предательства Фабия? Был ли Павел сам настолько неосторожен, что, запечатывая капсу, уронил туда свое драгоценное кольцо? Или это знак, что капсу взяли именно у него?

Тиберий устал ломать голову над этой загадкой. Когда в уме всплыло имя Калигулы, он отбросил эту мысль. Змееныш не настолько изощрен, к тому же уже довольно долго находится на острове. Кто? Кто? Тиберий не находил ответа. Сотни имен, но ни одно невозможно увязать со случившимся. Столько лет хранивший эту страшную тайну Фабий никому не доверил бы ее. Несомненно, что сам Сеян когда-то передал Павлу эти письма. Да, скорее всего Сеян в надежде, что власть достанется хотя бы его отпрыску. Фабий мог и солгать, что отрекается от друга, потому что на тот момент на шее Элия уже затянулась тугая петля, а сделать это ради спасения Гемелла.

Теперь Калигула – единственный законный наследник. Сын прославленного Германика. Видно, от судьбы не уйдешь. Пусть империя достается ему, пусть. Но недолго он пробудет у власти. Его убьют. Сам Фрассил сказал Тиберию, что не быть Калигуле императором. «Для него это так же возможно, как пересечь верхом на коне залив между Байями и Путеолами», – сказал тогда астролог. Обманул? «Жди свою змею…»

Измученный ум наконец нашел верное решение. Тиберий с облегчением свесил голову на грудь и заснул перед теплым очагом.

XLV

Рим опустел с наступлением холодов. Осень рано заявила о своих правах пронзительными северными ветрами. Небо затянули серые тяжелые тучи, часто лили сильные дожди. Те немногие, что не уехали в южные имения, проводили все время в общественных банях. Там было тепло и уютно, можно было послушать чтения историков и поэтов, поиграть в мяч, понежиться в теплой воде. Игра в кости в эти месяцы приобрела колоссальный размах. Многие просто помешались на ней, с азартом проигрывая немалые деньги. Крики игроков «Venus! Canis!» слышались отовсюду.

Макрон тоже много времени проводил в термах, но в кости не играл, противясь соблазну. Кассий Лонгин изредка пытался предложить ему партию, но обиженный Макрон отмалчивался. Энния не расставалась с Агриппиниллой, которая, примирившись с супругом, без конца затевала обеды для подруг, желая показать, как она счастлива в браке. Их дом был наиболее посещаемым в эти месяцы, но Макрон предпочитал игнорировать все приглашения. Эннии, при всей ее ловкости, так и не удалось склонить Агриппиниллу подать жалобу на мужа и потребовать развода. Вместо этого супруги вновь сошлись, всячески показывая свою любовь. Надолго ли?

Невий без конца думал о Юнии. Почему она так долго не возвращается? Он истосковался и в своей грусти дошел до того, что собственноручно писал ей письма, которые тут же уничтожал в пламени очага. Он ненавидел себя за эту пагубную страсть, но ничего не мог поделать. Когда Ливилла и Друзилла собрались к Юнии в Капую, он так и не решился передать с ними письмо, зная их любопытный нрав.

Макрон оказался на распутье. После нескольких визитов на Капри, где в это время пребывал и Калигула, Невий понял, что Гай в большой немилости у императора и что, кажется, завещание уже изменено в пользу внука. Макрон переживал, что Юнии грозит та же участь, что и опальному Калигуле. Кто знает, как поведет себя Тиберий? Вдруг прикажет сослать ее или умертвить? В том, что Гаю Цезарю суждена скорая смерть, Невий и не сомневался. Но почему Клавдилла медлит с разводом? Эта мысль не давала покоя, неся с собой тревогу.

Сегодняшним утром впервые проглянуло яркое солнце. Воздух заметно потеплел, со всех сторон полетели тонкие паутинки. Значит, до следующей нундины пробудет хорошая погода.

Энния утром забежала попрощаться: она собралась на прогулку с Эмилией и Агриппиниллой на целый день. Макрон в таблинии диктовал очередной отчет секретарю, собираясь на Капри. Он ждал претора, который должен был к его отъезду принести свой доклад.

Неожиданно номенклатор доложил о срочном курьере.

– Откуда? С границы? – спросил Невий.

– Нет. Он говорит, что станет разговаривать только с господином.

Макрон махнул рукой. И остолбенел, увидев входящего телохранителя Тиберия. Страшное предчувствие шевельнулось в душе. Германн приветствовал его и протянул небольшую капсу. Скрывая дрожь в руках, Макрон поднял крышку. Там лежали восковая дощечка и кольцо.

Невий взял дощечку, и то, что начертал своей рукой цезарь, повергло его в недоумение. Записка гласила: «Павла Фабия Персика умертвить без суда и следствия под видом самоубийства, вручив ему это кольцо». И бесстрастный оттиск печати цезаря.

Макрон вновь перечел послание, перевернул табличку, но никакой приписки не было. Он терялся в догадках, недоумевая, чем Тиберию мог не угодить Фабий, уцелевший пять лет назад после раскрытия заговора Сеяна благодаря своевременному предательству. Но, видно, карающая рука все-таки настигла его.

Префект развернул пергамент, оставленный Германном на столе. А, Тиберий зовет его к себе на Капри! Что ж, он и сам собирался, к тому же отчеты, которых требует цезарь, уже составлены. Вероятно, Тиберию важны подробности убийства Фабия. Префект какое-то время соображал, затем вызвал раба и приказал седлать коня, готовить тунику и панцирь.

Макрон направился в казармы преторианцев при дворце Тиберия.

Город оживился, почуяв тепло. Форум кипел жизнью, на доске объявлений уже вывесили свежие ведомости, квириты, сгрудившись вокруг и бешено жестикулируя, читали и обсуждали дела империи. Грязный бородатый киник с перевернутой бочки выкрикивал в собравшуюся толпу бессвязные фразы. Когда Макрон проезжал мимо, он испуганно притих. Где-то сбоку пронзительно кричал торговец, нахваливая прекрасные зеркала, его визг неприятно резал слух. Префект мысленно пожелал ему навек онеметь. Уловил несколько недобрых взглядов из толпы, оглянулся, но в этот момент его отвлек приветствием Луций Лициний. Он стоял неподалеку от ростр, с ним также был Агенобарб, который с завидной быстротой отвернулся, едва Макрон открыл рот для ответа. Префект, стиснув зубы, со злостью посмотрел на широкую спину Домиция. Придет твой черед, заносчивый наглец!

Казармы оказались полупустыми. Преторианцы под командованием Кассия Хереи упражнялись на Марсовом поле в стрельбе из лука и верховой езде. Десятеро несли караул у входа во дворец, остальные стояли на страже в пустующих покоях императора. Макрон наткнулся на Юлия Лупа. Он сидел около кухни с одним из преторианцев и с азартом метал кости на перевернутом бочонке. Панцири и мечи небрежно валялись рядом на мозаичном полу. Макрон вышел из-за угла в тот момент, когда Луп разжал руку и метнул кости на крышку бочонка. Увидев префекта, они испуганно вскочили, подхватили вооружение и застыли, выбросив руки в приветственном жесте. Краем глаза Макрон отметил, что кости выпали счастливым числом, и ухмыльнулся: вряд ли Луп сможет воспользоваться своей удачей. Он поманил преторианца к себе.

– Отправишься со мной. Дело государственной важности, медлить нельзя. Если ты достойно проявишь себя, считай, повышение обеспечено. Я ценю преданных и смелых людей.

– Я на все готов. – Луп подобострастно заглянул в глаза. – Приказывай!

– Отправишься со мной. Мне необходим помощник! А тебе я, кажется, могу доверять после того, как ты удачно справился с моим первым поручением.

Роскошный дом Фабия Персика находился на склоне Эсквилина под портиком Ливии, слева за ним виднелся храм Юноны Монеты со строгими мраморными колоннами. Летом дом утопал в роскошной зелени, скрывавшей прекрасный вид на Рим, но с крыши дома, летом обильно усаженной цветами, можно было наблюдать жизнь шумной Субуры, торговлю около Туррис Мамилия – центральной площади, соединяющей викусы прославленного района.

Макрон и Юлий Луп, одетые в темные туники и глухие плащи с капюшонами, чтобы никто не смог опознать самого префекта претория, разъезжающего ночью без охраны, подъехали к дому Фабия в то время, когда ложатся спать. Улицы были темны, накрапывал мелкий дождь, редкие прохожие скользили по грязи, шарахаясь от брызг из-под лошадиных копыт. Макрон и Луп проехали мимо входа, убедившись, что в этом доме сегодня не принимают гостей. Было тихо и темно, светильники над дверью не горели. Они свернули на соседний узкий викус, где, по их расчетам, находился боковой вход для прислуги.

– Господина нет дома, – шепнул Луп на ухо Макрону. – Надо проникнуть внутрь, не потревожив челядь. Где мы оставим лошадей?

Макрон махнул рукой на полуподвальное помещение таверны чуть поодаль. Мелкие капли дождя блестели в пробивающемся оттуда тусклом свете. Префект спешился и, пока Юлий привязывал лошадей к столбу, вошел внутрь, прикрывая лицо. Рабу-прислужнику он велел присмотреть за лошадьми, бросил несколько звонких ассов в его грязную ладонь и растворился в темноте со своим сообщником.

Взломать дверь бокового входа не составило труда. Крепления засова вылетели под напором мощного плеча Макрона, и они шагнули в узкий коридор. Темный дом спал, фитили едва тлели в высоких бронзовых светильниках. Из коридора сообщники, оставляя за собой цепочку грязных следов, проникли в таблиний, проходное помещение, ведущее во внутренние комнаты. Наконец они нашли то, что искали, – спальню хозяина.

Плотно задернув занавес, Луп разжег светильник. Широкое ложе хозяина пустовало, но все было готово к его скорому возвращению. Чан с горячей водой посредине, заботливо раскинутая рядом теплая медвежья шкура и поток горячего воздуха, струившийся из жерла трубы над кроватью. Видимо, кто-то из рабов в доме не спал.

Макрон осмотрелся в поисках укромного места, где они могли бы дождаться прихода Фабия. Занавешенная ниша привлекла его внимание. Он отдернул занавесь и замер. На мраморном постаменте высилась перед ним золотая статуя Юнии Клавдиллы. Божественным сиянием светилась обнаженная девушка, представшая перед ним. Макрон до боли стиснул зубы.

Подошедший Луп восторженно присвистнул.

– Отойди! – прошипел Макрон. – Тебе ли, грязному смертному, созерцать подобную красоту!

Юлий обиженно отдалился, размышляя, с чего бы это вдруг префект претория стал вхож в сонм бессмертных. Он с завистью наблюдал, как Макрон наслаждается созерцанием божественной красавицы.

Буря чувств пронеслась в истерзанной душе Невия. Он и не подозревал, что Фабий Персик любит Клавдиллу. Но откуда эта статуя в его спальне? Неужели мастер отливал ее с натуры? Макрон провел ладонью по пылающему лбу. Фабий и Юния – любовники? Нет, не может быть. Но не поэтому ли Тиберий дал приказ тайно умертвить Павла? И при чем это кольцо с камеей Венеры? Префект претория терялся в догадках, все мысли спутала обнаженная красавица, с таинственной усмешкой чувственных губ взирающая на растерянного Невия. В который раз цепкие когти ненависти впились в его измученное сердце. Теперь-то он добьется своего, стоит ей только вернуться в Рим. Ей никуда не деться, он предъявит ей все обвинения: и пожар Авентина в ночь их свадьбы с Калигулой, и эту статую. Он сломит ее надменность, заставит подчиниться! Но они пришли сюда убить Фабия. А что будет, когда тело найдут, а затем для родственников будут проводить опись имущества? Божественную сможет созерцать каждый недостойный смертный! Не раздумывая, Макрон выхватил меч и принялся кромсать драгоценную статую. Изумленный Луп наблюдал, как с обезумевшим лицом префект рубит коротким мечом, шепча сквозь зубы страшные проклятия. Что творится в его душе, зачем он это делает? Луп искренне недоумевал.

Внезапно в доме послышалось движение. Макрон едва успел прикрыть испорченную статую, и убийцы скользнули за занавеси около кровати. Единственное, что не успел уничтожить он, – это прекрасное лицо скульптуры.

Фабий был порядком пьян, рабы под руки ввели его в комнату, сняли залитую вином тогу и бережно усадили в чан с теплой водой. Взмахом руки Персик велел им удалиться. Вода постепенно привела его в чувство, в мутных глазах появилось осмысленное выражение, он дотянулся до хрустальной чаши с вином, сделал глоток и поднялся, обнаженный. Вода ручьями стекала с него на бурую медвежью шкуру, Фабий приблизился к занавесям потайной ниши и отдернул их. Крик ужаса вырвался из его уст, едва он увидел, что случилось с бесценной статуей.

И в этот момент убийцы бросились на него сзади. Мощной рукой Макрон обхватил его шею, зажав широкой ладонью рот. Фабий не успел и вскрикнуть. Юлий подхватил ноги, и они вдвоем опустили его обратно в чан с водой. Луп сжимал точно тисками, пока Макрон затыкал рот кляпом и связывал простыней руки.

– Держи крепче, – зловещим шепотом командовал Макрон, – да смотри, чтоб не осталось синяков.

Приглушенный стон вырвался у пленника. В глазах бесновался немой ужас. Фабий узнал своего убийцу.

– Тиберий приказал расправиться с тобой. Мне неизвестно, чем ты не угодил цезарю, но перед тем, как перерезать вены, он велел показать тебе это. – Макрон достал кольцо и поднес к глазам Фабия.

Глухой стон ярости вырвался из груди, взор потух – Павел понял, кто нанес этот удар. Та, кого он любил больше всех на свете! И он вновь застонал, но уже тихо и жалобно, точно жертвенный ягненок перед алтарем. Резкая боль полоснула по одной руке, затем по второй. Стало горячо. Фабий с усилием разомкнул веки – время остановило ход – и увидел, как медленно падает в воду кинжал убийцы и чья-то рука кладет ему на грудь кольцо. Жизнь уже начала уходить по капле. Странное оцепенение овладело им, судорожно сжатые мышцы резко расслабились, и Луп принялся разматывать простыни, обвязанные вокруг ног. Фабий несколько мгновений безвольно наблюдал за своими убийцами, а затем перевел взгляд на нишу. Черные блики плясали в уцелевших глазах статуи, и ему показалось, что живая Клавдилла с насмешкой смотрит на него, провожая в иной мир. Фабий глядел на нее уже без злости, душа его постепенно мертвела, покидая тело вместе с ручейками густой алой крови, наполнявшей чан.

Павел тяжело смежил веки, надеясь ускорить забвение, но жизнь еще не хотела оставлять его. Неожиданно возник пылающий Авентин с рушащимися крышами и горящими заживо людьми. Ослабевший Фабий, едва переставляя немеющие ноги, шел вдоль полыхающей улицы, пытаясь спастись, но огонь настигал. Настигало неотвратимое возмездие за позорное злодеяние во славу мрачной Гекаты. Впереди плясала в пламени маленькая фигурка девушки, она приближалась, вырастая с каждым его тяжелым шагом, и Фабий узнал свою убийцу – божественную Клавдиллу. Она, обнаженная, танцевала в желто-красном пламени, улыбалась и манила к себе. А на ее точеной шейке блестело золотое ожерелье с тем кольцом, что сейчас покоилось на груди Фабия.

Клавдилла в его видении внезапно оторвалась от пламенеющей земли и взлетела ввысь к звездному небосводу, и он последовал за ней. Они поднимались все выше и выше, к Млечному Пути, мерцающему над ними. Фабий резко напрягся, стараясь настигнуть неуловимую Юнию, но вдруг низринулся с высоты, подобно Фаэтону, в зияющую огненную пропасть… и на смену ужасу наконец наступило блаженное забвение.

– Кончился, – прошептал Луп, наблюдавший за ним. – Смотри, как счастливо улыбается, будто перед смертью привиделось что-то.

Макрон брезгливо сплюнул на пол:

– Пора выбираться! Как бы не подняли тревогу.

Его опасения были напрасны. Им удалось беспрепятственно выбраться из дома, забрать из таверны своих лошадей и вернуться под покровом дождливой ночи. Приказ Тиберия был исполнен.