Текст книги "Фавориты правителей России"

В столице Советского Союза его ждала достаточно теплая встреча. Японский министр провел здесь около недели, несколько раз за это время встретившись с Молотовым и Сталиным. Этот факт вызвал серьез ные опасения как в Берлине, так и в Лондоне, однако 13 апреля 1941 г. Мацуоко сообщил послу Германии в Москве, что между Японией и СССР будет в этот день подписан пакт о нейтралитете. Сталин остался очень доволен подписанием этого документа.

Японское правительство достаточно бурно и подробно обсуждало все обстоятельства визита Мацуоко в Европу. К тому времени японские войска уже были готовы атаковать азиатские колонии Великобритании, однако их сдерживала позиция Соединенных Штатов. В тот период в Вашингтоне велись секретные американо-японские переговоры, однако в итоге они зашли в тупик, так как требования американского правительства оказались абсолютно неприемлемыми для японцев. Тогда в Токио постепенно начал складываться план внезапного и мощного удара по США, которые в 1941 г. не представлялись никому хотя сколько-нибудь серьезным противником, так как к тому времени не обладали многочисленной сухопутной армией. Однако у Соединенных Штатов был значительный военно-морской флот, базировавшийся сразу в двух океанах: Атлантическом и Тихом, – причем большинство кораблей американского флота размещались на Гавайских островах в Перл-Харборе.

Нападение гитлеровской армии на Советский Союз не стало неожиданностью для Японии. В день начала Великой Отечественной войны в Токио было проведено совещание правительства, на котором проходило обсуждение дальнейшего плана действий японских вооруженных сил. План нападения на Дальний Восток было решено отложить до тех пор, пока германские войска не добьются значительных успехов в европейской части Советского Союза. Несколько недель спустя после этого совещания было принято решение придерживаться заключенного с СССР пакта о нейтралитете, а все силы бросить на продвижение японских вооруженных сил на юг. Были и сторонники немедленного нападения на советские земли, в числе которых оказался и Мацуоко, однако они не получили достаточной поддержки.

Гитлеру не удалось за несколько недель покорить СССР, и германские войска были остановлены под Ленинградом и Москвой. В Японии внимательно следили за развитием событий. Вновь начались разговоры по поводу необходимости немедленного нападения на советские территории, однако в октябре 1941 г. правительство принца Коноэ было отправлено в отставку, а его место занял генерал Хидеки Тодзио, которому удалось довольно быстро склонить императора к тому, что Япония должна атаковать военно-морскую базу США в Перл-Харборе. Для этого японский флот стал снаряжать несколько авианосцев. Планировалось, что разгром американского флота совпадет со взятием Москвы и Ленинграда, но этому не суждено было сбыться.

С Дальневосточного фронта еще в июле – августе 1941 г. к западной границе СССР были переброшены сразу несколько стрелковых бригад, однако это была небольшая часть войск, дислоцировавшихся на Дальнем Востоке. Сталин очень опасался, что начнется война на два фронта; к тому же он регулярно получал информацию о том, что Квантунская армия постоянно увеличивает свою численность. Были получены сведения, что японцы готовят к переброске в Маньчжурию несколько тысяч железнодорожников, что свидетельствовало о том, что они готовы взять под свой контроль Транссибирскую магистраль.

Наступление гитлеровских войск под Москвой встретило упорное сопротивление, но на ряде участков фронта германские части сумели прорвать оборону и значительно продвинуться на восток. Это привело к тому, что многие советские дивизии попали в окружение под Вязьмой. Дорога на Москву была прикрыта слабо обученными советскими частями, а также несколькими дивизиями ополчения.

Начиная с середины октября 1941 г., из Москвы стали эвакуировать жителей, причем практически все министерства были переведены в Куйбышев.

Несмотря на то что от советского разведчика Р. Зорге поступали сведения, в которых сообщалось, что Япония пока не собирается атаковать советские земли, ситуация могла резко измениться в случае взятия гитлеровцами Москвы. На Западном фронте в это время уже принимали участие в боях дивизии, переброшенные туда с Урала, из Западной Сибири, Средней Азии и Казахстана, хотя на Дальнем Востоке находились большое число обученных солдат и значительное количество военной техники.

Предложения о переброске части этих войск возникали не только в самой Москве, но и на Дальнем Востоке. К примеру, 10 октября 1941 г. первый секретарь Хабаровского крайкома ВКП(б) Г. А. Барков отправил Сталину письмо, в котором предлагал отправить для обороны Москвы около 10 дивизий Дальневосточного фронта: «Наши дальневосточные рубежи охраняет огромная армия, численно доходящая до миллиона обученных и натренированных бойцов. Большую часть этой армии можно экстренными маршрутами перебросить на решающие участки Западного и Южного фронтов, оставив на Дальнем Востоке только необходимый минимум прикрытия, авиацию и части Тихоокеанского флота и Амурской флотилии. Военное руководство Дальневосточного фронта будет, очевидно, возражать против этого предложения, да и сам я прекрасно понимаю, что здесь имеется большой риск – спровоцировать Японию на военное выступление. Но без риска в войне обойтись нельзя, ибо, если мы потерпим поражение на западных фронтах, одному Дальнему Востоку не устоять. При таком положении нас могут разбить по частям».

Однако еще до получения письма Баркова Сталин своим приказом вызвал с Дальневосточного фронта Апанасенко и командующего Тихоокеанским флотом И. С. Юмашева, а также первого секретаря Приморского крайкома ВКП(б) Н. М. Пегова. Первая их встреча со Сталиным состоялась 12 октября. После долгой беседы ни одного окончательного решения не было принято. Обстановка под Москвой продолжала ухудшаться с каждым днем, и спустя несколько дней после беседы Сталин позвонил Апанасенко и спросил у него, какое количество войск он мог бы перебросить на Западный фронт в конце октября – начале ноября. Апанасенко ответил ему на это, что в состоянии отправить на защиту столицы до 20 стрелковых дивизий и 7 танковых соединений, если позволит количество железнодорожных вагонов. Переброска личного состава и боевой техники началась в тот же день. Ее контролировал лично Апанасенко. В ноябре 1941 г. дивизии, переброшенные с Дальнего Востока, уже вели боевые действия против фашистских захватчиков, а также проводили подготовку к решительному наступлению, которое началось 6 декабря. Эти свежие и хорошо подготовленные дивизии в значительной мере помогли советским войскам сдержать натиск неприятеля под Москвой.

Когда И. Р. Апанасенко отправлял с Дальневосточного фронта дивизии на запад, он очень рисковал. В связи с этим он отважился на отчаянный поступок, на который на его месте рискнул бы не каждый командующий. Он задумал на те позиции, где ранее находились отправленные на запад дивизии, поставить новые войска под теми же номерами. Это решение было весьма смелым, так как подобные формирования армии в то время были запрещены самым строгим образом, поэтому органы снабжения не выделяли на новые части ни оружия, ни провизии, ни боеприпасов. В Ставке Верховного Главнокомандования не могли не знать о подобных действиях Апанасенко, однако там никак не отреагировали на его поступки. По воспоминаниям бывшего начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР генерала М. А. Моисеева, у Ставки не было достаточного количества материальных ресурсов, необходимых для снаряжения новых боевых соединений. Фактически Апанасенко предоставили право самостоятельно решать проблему со снабжением сформированных им дивизий и корпусов.

Он начал искать выход из этой затруднительной ситуации, значительно увеличив подготовку новобранцев. Призывники прибывали на Дальневосточный фронт даже из столицы Советского Союза. Непосредственно в своем военном округе генерал отдал приказ призывать в армию даже мужчин 50 – 55 лет, т. е. практически всех, кто мог держать оружие. Он имел право на такой приказ, так как по условиям военного времени именно в его руках была сосредоточена вся полнота власти в прилегающих областях и его распоряжениям вынуждены были подчиняться руководящие работники всех уровней, в том числе секретари обкомов и крайкомов. С помощью партийных работников Апанасенко сумел наладить на Дальневосточном фронте собственное военное производство. Учебные винтовки стали переделывать в боевые, производился ремонт орудий, начался выпуск минометов, мин, снарядов, прочих боеприпасов, радиостанций. Кроме того, был создан необходимый парк автотранспорта, создавались конные корпуса. Апанасенко отправил некоторых своих подчиненных в гулаговские лагеря Колымы и Дальнего Востока с целью найти там офицеров, подвергшихся репрессиям в 1937 – 1938 гг., и вернуть их в строй. Со стороны начальников лагерей и руководства НКВД это вызывало массу протестов.

На Апанасенко жаловались Л. П. Берии и Сталину, однако Верховный главнокомандующий в эти месяцы не вмешивался в деятельность генерала и все жалобы оставлял без внимания, так как Апанасенко пользовался у Генерального секретаря партии практически неограниченным доверием.

На Дальнем Востоке еще при Блюхере была образована целая система «военных совхозов». При Апанасенко она была значительно расширена, благодаря чему оказалось возможным решить вопрос нормального снабжения войск продовольствием. В этих совхозах наряду с гражданскими трудились и военные.

Зимой 1941 – 1942 гг. Япония не развязала агрессию против Советского Союза, но это было связано не только с тем, что японские войска были задействованы на других фронтах, ведь Квантунская армия продолжала увеличивать свою численность. Планировалось, что она начнет активные действия после того, как германские войска сумеют одержать решающие победы в сражениях на западе, а также при условии значительного сокращения численности Советской армии на Дальневосточном фронте с 30 до 15 дивизий, а военной техники – на две трети. Однако никакого видимого сокращения численности войск не происходило, хотя, по данным фашистской разведки, дивизии, переброшенные с Дальнего Востока, уже вели бои на западе Советского Союза. Данные японских разведчиков противоречили германским сведениям, так как из их донесений следовало, что все советские дивизии продолжают находиться на своих местах, проводя постоянные учения. После окончания войны были обнаружены многие документы, которые свидетельствовали о подготовке Квантунской армии ко вторжению на территорию СССР; кроме того, в них содержались планы дальнейшего освоения захваченных земель. К примеру, в документе под названием «План управления территориями в сфере сопроцветания Великой Восточной Азии», который был создан военным министерством Японии совместно с министерством колоний в 1942 г., отмечалось: «Приморье должно быть присоединено к Японии, районы, прилегающие к Маньчжурской империи, должны быть включены в сферу влияния этой страны, а Транссибирская железная дорога должна быть отдана под полный контроль Японии и Германии, причем Омск будет пунктом разграничения между ними».

В ходе осени и зимы 1941 г. германское командование ни разу не обратилось к Японии за помощью в борьбе с советскими войсками. Однако уже год спустя, осенью 1942 г., Германия была крайне заинтересована в прямой поддержке ее Квантунской армией. Согласно немецким данным на Дальневосточном фронте у Советского Союза не должно было остаться ни одного боеспособного соединения. К тому времени Германия уже развязала войну с Соединенными Штатами, топя их корабли на всех морях, однако Япония этого не делала, так как американские корабли шли в дальневосточные порты под советскими флагами. Согласно данным японской разведки группировка войск, дислоцировавшихся на Дальневосточном фронте, не только не стала слабее, но и значительно усилилась.

Под непосредственным наблюдением генерала Апанасенко на фронте постоянно совершенствовались оборонительные укрепления, велось непрерывное строительство новых инженерных сооружений. Если в середине 1941 г. на этом участке батальонные районы обороны по длине фронта составляли 3 – 4 км и в глубину – 2 км, то уже к концу 1942 г. на всем протяжении фронта была подготовлена многоступенчатая оборона на значительную глубину. Особое внимание уделялось противотанковой обороне и подготовке дополнительных оборонительных рубежей на легкодоступных направлениях. Кроме того, укреплялась оборона главных городов Дальнего Востока – Хабаровска, Владивостока, Благовещенска. Под четким руководством Апанасенко фронт стал чуть ли не крепостью, поэтому нападение японских вооруженных сил не стало бы для командования фронта обескураживающей неожиданностью. Для победы на Дальнем Востоке у Квантунской армии, которая к тому времени была значительно растянута вдоль нашей границы, не было достаточного количества резервов, к тому же военная мощь ее не была настолько сильной. В связи с этим даже осенью 1942 г., когда германские войска смогли добиться значительных успехов в сражениях с Советской армией, Япония продолжала сохранять нейтралитет по отношению к Советскому Союзу. При этом руководство японской армии удерживал от нападения не столько заключенный с СССР пакт о нейтралитете, сколько мощная группировка советских войск, дислоцировавшихся на Дальневосточном фронте. В этом японцы неоднократно убеждались, так как нередко подразделения Квантунской армии нарушали советскую границу и вели настоящую разведку боем.

Ставка и Генеральный штаб в первые месяцы 1943 г. продолжали забирать части Дальневосточного фронта на запад, причем отправлялись туда те дивизии, которые были образованы Апанасенко по собственной инициативе и находились на советско-китайской границе. Однако и в этом случае генерал не оголил наши позиции, а приступил к формированию дивизий третьей очереди – теперь ему было гораздо проще это делать.

Ставка не могла перебрасывать дивизии с одинаковыми номерами, поэтому главнокомандованию пришлось де-факто признать правомерными все самостоятельные поступки Апанасенко. Всем новым дальневосточным дивизиям и полкам были присвоены собственные номера и выданы знамена; кроме того, все заново сформированные дивизии были поставлены на центральное довольствие.

Очередная встреча Апанасенко со Сталиным произошла в октябре 1942 г., после чего вождь еще неоднократно вызывал к себе генерала, который обстоятельно докладывал ему о ситуации на Дальневосточном фронте. Помимо того, он просил направить его в действующую армию, в распоряжение одного из фронтов. Лишь 25 апреля 1943 г. ему поступил приказ сдать все дела на Дальневосточном фронте и прибыть в Москву в распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования. Однако новое назначение Апанасенко задерживалось, тогда он решил напомнить о себе Сталину в письме: «Я ваш солдат, товарищ Сталин. Вы знаете, что с Дальнего Востока мы послали на запад немало стрелковых дивизий, отлично выученных и вооруженных, а также артиллерийских и авиаполков. Вместо отправленных я тотчас старался сформировать и быстро обучить новые. Докладываю, что войска Дальневосточного фронта оставляю крепко боеспособными. Хозяйство тоже хорошо подготовлено. Промышленность и сельское хозяйство Приморского и Хабаровского краев выглядят неплохо. Ругать не будут». Ближе к концу мая 1943 г. Сталин назначил Апанасенко заместителем командующего войсками Воронежского фронта генерала Н. Ф. Ватутина. На новом посту он находился всего три месяца. 5 августа в ходе Курской битвы И. Р. Апанасенко получил смертельное ранение. По его просьбе он был похоронен в Ставрополе.

Сергей Миронович Киров (1886 – 1934)

Сергей Миронович Киров (Костриков) был одним из виднейших деятелей послереволюционной России и одним из ближайших друзей И. В. Сталина. Работал первым секретарем Ленинградского областного комитета ВКП(б), по совместительству был членом Политбюро ЦК ВКП(б).

Сергей Миронович Костриков появился на свет в городе Уржум Вятской губернии в 1886 г. Его родители незадолго до рождения сына переехали сюда из Пермской губернии. В 1894 г. Сергей и две его сестры, Анна и Лиза, остались сиротами – их отец ушел из семьи, а мать в скором времени умерла. Девочек взяла к себе бабушка, а Сергей был отправлен в приют.

Он закончил Уржумское приходское, а потом и городское училище. В учебе проявил себя очень способным – его неоднократно награждали грамотами и книгами. Осенью 1901 г. он решил уехать в Казань, где поступил в низшее механико-техническое промышленное училище. Обучение проходил за счет земства и попечительского фонда городского училища города Уржума. Сделано это было по просьбе воспитателей приюта и преподавателей училища. Спустя 3 года он окончил Казанское училище, причем по итогам экзаменов он оказался одним из 5 лучших выпускников. За это ему полагалась награда 1-ой степени.

В том же году его взяли на работу в городскую управу города Томска в качестве чертежника. Там он продолжил свое образование, посту пив на подготовительные курсы Томского технологического института.

Именно с Томском связано начало революционной деятельности Кирова. Здесь он в 1904 г. вступил в местную ячейку РСДРП, где ему был дан псевдоним Серж. В 1905 г. Сергей первый раз в своей жизни принял участие в демонстрации, за что его арестовала полиция. Когда он вышел из-под стражи, то начал командовать боевыми дружинами.

В июле 1905 г. на Томской партийной конференции было принято решение об избрании Кострикова в члены Томского комитета РСДРП. Уже в октябре того же года ему удалось организовать забастовку на достаточно крупной железнодорожной станции Тайга. В июле 1906 г. его вновь арестовали. В томской тюрьме он провел полтора года. После освобождения Сергей Костриков полностью посвятил себя революционной деятельности, вел подпольную работу в Иркутске и Новониколаевске.

В 1909 г. впервые приехал во Владикавказ, где начал работать в северокавказской кадетской газете «Терек» под псевдонимом Сергей Миронов. Кроме того, здесь началось его увлечение театром: он стал писать рецензии на спектакли, принимал участие в любительских постановках; занимался альпинизмом. Ему не была чужда и литература, особенно творчество Л. Н. Толстого.

Во Владикавказе он познакомился со своей будущей женой Марией Львовной Маркус. Из Владикавказа он последний раз послал своим сестрам открытку. Здесь его еще раз арестовали и по этапу отправили в Томск. На суде, который состоялся в марте 1912 г., ему был вынесен оправдательный приговор. По окончании судебного процесса он вернулся во Владикавказ.

Псевдоним Киров появляется в апреле 1912 г., когда в газете «Терек», с которой С. Костриков не прекращал сотрудничество, вышла статья «Поперек дороги» за подписью С. Киров. Именно под этим именем он и вошел в историю.

По официальной версии, бытовавшей в советские времена, политическая позиция Кирова была всегда одинаковой – большевик, однако некоторые новые исследования в этой области полностью опровергают это мнение. Киров достаточно долгое время колебался в плане выбора своей политической платформы, например сочувственно относился к меньшевикам, выражал поддержку Временному правительству. Об этом он прямо писал в своих статьях. Лишь после того, как произошла Октябрьская революция 1917 г., он примкнул к партии большевиков. Один из современников Кирова, Ю. П. Бутягин, бывший большевиком с 1902 г., рассказывал, что партийный билет друг Сталина получил только в 1919 г., а в 1917 г. еще был меньшевиком.

Однако отсутствие партбилета не помешало ему продвигаться по карьерной лестнице на партийной службе. Уже весной 1918 г. его выбрали в члены Терского областного Совета, а в июле 1918 г. он принял участие в V Всероссийском съезде Советов, попав на него по гостевому билету. В ноябре того же года он стал полноправным делегатом VI Всероссийского съезда Советов.

В феврале 1919 г. он избирается председателем временного революционного комитета в Астрахани, где под его руководством было подавлено контрреволюционное выступление. В то время в городе были расстреляны протестовавшие рабочие, которых поддержало много красноармейцев. Весной того же года по приказу Кирова расстреливают крестный ход. По его же распоряжению были сначала арестованы, а потом расстреляны астраханский митрополит Митрофан и епископ Леонтий. В том же году Кирова включают в члены реввоенсовета XI армии.

В следующем году в составе этой армии он вступает в Баку, принимает участие в подписании мирного соглашения с Польшей, которое состоялось в Риге, входит в Кавказское бюро ЦК ВКП(б). В августе 1920 г. он оказал поддержку Л. П. Берии, благодаря которой того было решено освободить из мест заключения. Впоследствии последнего назначили управляющим делами ЦК КП(б) Азербайджана.

В 1921 г. на X съезде ВКП(б) Кирова выдвигают кандидатом в члены ЦК. В это же время его назначают первым секретарем ЦК КП(б) Азербайджана. В ЦК ВКП(б) он попал 2 года спустя.

В 1926 г. Кирова избрали первым секретарем Ленинградского губернского комитета (обкома) и секретарем Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б). В то же время ЦК партии направляет его в Ленинград для подавления оппозиции Г. Е. Зиновьева. Он посещает заводские собрания, на которых выступает с речами. За один день он произнес их более 180 раз.

В 1928 г. произошло его знакомство с М. Горьким, которому Киров начинает оказывать поддержку в издании его книг. Именно по приказу Кирова в Ленинграде уничтожают большую часть храмов. По его распоряжению Академия наук переезжает из Ленинграда в Москву. Его же инициатива произвести паспортизацию советских граждан была поддержана в ЦК ВКП(б). В ходе нее из Ленинграда были выселены тысячи бывших дворян.

При его участии была образована комиссия Академии наук СССР, которая занималась исследованием ресурсов Кольского полуострова. Кроме того, в его ведении находились строительство горнодобывающих комбинатов, размещавшихся на Кольском полуострове, Беломорско-Балтийского канала, а также СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения ОГПУ. Много внимания Киров уделял и промышленному развитию Северо-Западного округа. В августе 1932 г. был принят разработанный совместно со Сталиным Закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и укреплении общественной собственности».

В начале 1934 г. С. М. Киров получил орден Ленина, который был вручен ему за заслуги в деле восстановления и реконструкции нефтяной промышленности. В том же году его избрали секретарем ЦК ВКП(б). И. Сталин предложил Кирову перейти на работу в Москву, но тот предпочел остаться в Ленинграде. Вечером 1 декабря 1934 г. в Смольном, где в то время находились Ленинградский горком и обком ВКП(б), прогремел выстрел Л. В. Николаева, которым Киров был убит на месте. Спустя всего несколько часов после кончины политика было сделано официальное заявление, в котором говорилось, что С. М. Киров стал жертвой врагов Советского Союза. После этого события начались массовые репрессии, которые были направлены против партийных и хозяйственных лидеров СССР, – началась так называемая ежовщина.

Со Сталиным Киров познакомился еще в 1917 г., когда в составе закавказской делегации прибыл в Москву на II Всероссийский съезд Советов. В то время Сталин уже был членом Политбюро ЦК ВКП(б), на деле же являясь одним из правителей молодого Советского государства. Киров ему понравился сразу как честный и открытый человек. В мае 1918 г. Сталин передал ему рекомендательное письмо, в котором говорилось, что его предъявитель заслуживает «полного доверия». Еще больше они сблизились после окончания Гражданской войны. Киров лично докладывал Сталину о том, как обстоят дела на местах.

На Х съезде партии, который прошел в 1921 г., Кирова по предложению И. Сталина выдвинули кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Дело в том, что Сталину нужны были такие люди, как Киров, которые оказывали бы ему всестороннюю поддержку, в том числе и в обеспечении тотального контроля.

Другим другом вождя был Серго Орджоникидзе (к нему хорошо относился и сам Ленин), который также возвысился с помощью Сталина, став в итоге членом Политбюро и народным комиссаром тяжелой промышленности, к тому времени ставшей одной из основных отраслей экономики. Вплоть до 1932 г. Киров находился в тени Сталина и Орджоникидзе, которые оба были выходцами с Кавказа и давно состоя ли в партии, к тому же они находились в Москве, а Киров появлялся в столице лишь временами, так как основным местом его работы все же был Ленинград.

Ситуация резко изменилась в 1932 г., когда самоубийством покончила с жизнью супруга Сталина Надежда Аллилуева. По одной из существующих версий, вождь сам ее застрелил. Отношения между ними всегда были непростыми: она была очень умной женщиной и осознавала то, что ее муж виноват в истреблении русского крестьянства, на нем лежит вина за голод, который продолжался целых 3 года (с 1930 по 1933 г.) и очень жестоко отозвался в Поволжье и на Украине.

Смерть жены стала для Сталина сильным ударом. В тот момент и появился Киров, который всегда был искренним и заботливым человеком. Сталин потянулся к своему давнему другу. Теперь каждый раз, когда Киров приезжал в Москву, он останавливался на квартире у Сталина, который стал доверять ему некоторые свои тайны.

Когда Сергей Миронович ездил на охоту в Лугу или под Ленинград, то он каждый раз присылал своему другу охотничьи трофеи. Если Сталин уезжал отдыхать на море, то он непременно пытался взять с собой Кирова. Но тем не менее зачастую на заседаниях Политбюро тот высказывался вразрез с общим мнением и даже с мнением самого Сталина, но до конфликтных ситуаций между ними не доходило.

Летом 1934 г. Киров почти полтора месяца провел на даче вождя в Сочи. Там они обсуждали конспект будущего учебника по истории СССР, вносили в него свои замечания. Между ними к тому времени установились крепкие дружеские отношения.

Во времена Н. С. Хрущева возникла версия, по которой к убийству Кирова якобы был причастен Сталин. Однако эта гипотеза может быть подвергнута критике. Вождь не хотел смерти своего друга. В самом начале 1935 г. Сталин планировал перевести его на службу в Москву, а Ленинградскую партийную организацию должен был возглавить А. А. Жданов, который был очень удобен для руководства СССР. Именно при нем Сталин намеревался произвести чистку города от сторонников Г. Е. Зиновьева, а через них планировал подобраться и к самому Зиновьеву. Списки людей, подлежавших аресту, были уже составлены, но Киров почему-то не спешил сажать их всех в тюрьму, поэтому Сталин и принял решение заменить его на Жданова; к тому же в 1934 г. еще не начался массовый террор и репрессии направлялись главным образом против классовых врагов.

Киров всегда действовал одним и тем же методом – «в интересах пролетариев», достаточно быстро устраняя возникавшие проблемы. К примеру, для разрешения жилищного вопроса в Ленинграде, который обострился из-за того, что численность рабочих резко возросла за счет приезжих, он отдал приказ о выселении из города «недобитых классово чуждых элементов непролетарского происхождения». Если учесть, что Ленинград несколько раз уже подвергался подобным чисткам, то эта акция отразилась в основном на интеллигентах гуманитарной направленности, так как считалось, что они не приносят пользы. Их просто погрузили в вагоны и отправили на восток.

Обстоятельства, при которых погиб С. М. Киров, являются весьма загадочными и не поддаются объяснению и по сей день. Однако версия, по которой Сталин был причастен к убийству своего друга, все же имеет право на существование.

Придерживающиеся этой версии полагают, что поводом для устранения Кирова стал случай, произошедший на XVII съезде ВКП(б), который проходил в январе 1934 г. – менее чем за год до смерти Кирова. На нем многие делегаты начали задумываться о том, что пришло время выполнить волю Ленина, который никогда не хотел видеть Сталина на посту Генерального секретаря. В проекте было смещение вождя, а на его место планировалось поставить Кирова. Согласно проведенным на съезде выборам Киров победил, но Сталин при активном содействии Л. М. Кагановича сумел сфальсифицировать эти выборы, и в протоколе по итогам голосования были указаны совершенно другие результаты, выгодные вождю. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) не мог оставить в живых этого человека, так как он представлял реальную угрозу его власти. Сразу после того, как Киров был убит, Сталин выехал в Ленинград и взял следствие под свой личный контроль, сам проводил допрос Николаева. После завершения расследования и расстрела Николаева Сталин принялся устранять делегатов XVII съезда ВКП(б) – особенно это коснулось счетной комиссии, в том числе и ее председателя В. П. Затонского. Были убиты и все люди, которые могли быть невольными свидетелями гибели Кирова, включая ленинградских партийных работников, которые, помимо всего прочего, были его сторонниками.

Имеются косвенные доказательства того, что С. Орджоникидзе наверняка знал или догадывался, что на Кирова готовится покушение. В конце ноября, когда Киров приехал по своим делам в Москву, он остановился у Орджоникидзе в его квартире, находившейся в Кремле. Вечером 30 ноября он должен был вернуться в Ленинград, но Серго всячески пытался удержать его.