Текст книги "Россия и современный мир №3 / 2017"

Как товарищ Сталин стал руководить литературным фронтом

А.Л. Юрганов

Аннотация. В статье речь идет о политике И.В. Сталина в области художественной литературы, о постепенном утверждении его культа в этой сфере. Один из главных инструментов этой политики – внесение в художественный дискурс идеи марксистской диалектики. Сталинская диалектика стала инструментом давления на писателей, терявших ориентацию в «правильном» описании действительности.

Ключевые слова: сталинизм, диалектика, история, советские писатели, И. Сталин, Л. Мехлис, идеологическая кампания, агитпроп.

Юрганов Андрей Львович – доктор исторических наук, профессор Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ); профессор Школы-студии МХТ. E-mail: [email protected]

A.L. Yurganov. As Comrade Stalin Started to Govern the Literary Front

Abstract. The article tells about I.V. Stalin’s politics in literature and the gradual adoption of his cult in this area. One of the main methods of that policy was the use of the ideas of Marxist dialectics in literary discourse. The Stalinist dialectics served as the pressure on writers, who lost orientation in the «correct» description of reality.

Keywords: Stalinism, dialectics, history, Soviet writers, I. Stalin, L. Mehlis, ideological campaign, advocacy (agitprop).

Yurganov Andrey L'vovich – Doctor of History, Professor of Russian State Humanitarian University (RGGU), Professor of the School-Studio of the Moscow art theatre. E-mail: [email protected]

Сталинизм – явление многослойное, толчком к его развитию послужило выступление Сталина в апреле 1929 г., когда он объявил о строительстве социализма в отдельно взятой стране, и если раньше врагов искали за пределами страны Советов во враждебном капиталистическом окружении, то теперь задача борьбы за социализм в атмосфере «растущей» классовой непримиримости ставилась уже внутри страны.

Резкий поворот произошел во второй половине 1931 г., его можно проследить по журналу «На литературном посту». В первой половине года имя Сталина в журнале не встречается. О нем не говорят, его не цитируют, упоминают крайне редко и вскользь. Партийный авторитет не был авторитетом литературным, и РАПП2626
  РАПП (ВАПП, ВОАПП) – Российская ассоциация пролетарских писателей – литературно-политическая организация, оформленная в январе 1925 г. как основное звено Всесоюзной АПП (ВААП), существовавшей с 1924 г. Теоретическим органом был журнал «На посту». РАПП стала наиболее массовой пролетарской структурой в советской литературе. Лидерами РАПП были Д. Фурманов, Ю. Либединский. В. Киршон, А. Фадеев, Л. Авербах и др. В 1928 г. было организовано Всесоюзное объединение ассоциаций пролетарских писателей (ВОАПП). В 1932 г. постановлением ЦК ВКП (б) все пролетарские ассоциации в литературе были распущены.


[Закрыть] возглавляет своя когорта высших управленцев, ревниво следящих за возвышением соперника.

Внедрение культа Сталина в эту среду происходило постепенно и связано было с общей политикой подчинения науки, искусства, культуры идеологическому режиму с упором на жестко выраженную волю генерального секретаря партии большевиков. Первым шагом в этом процессе явилась речь Сталина 23 июня 1931 г. на совещании хозяйственных работников, в которой вождь сказал, что работать всем предстоит в новых условиях строительства социализма в отдельно взятой стране. Казалось бы, какое значение имеет совещание с хозяйственным активом для судеб науки, искусства и культуры? Ясно, что не сами литераторы, деятели искусства, ученые созрели для восприятия метафизического смысла этой речи, но идеологический аппарат Сталина сделал первый «предупреждающий» выстрел в советское общество, заявив о начале большой кампании по глубокой реорганизации его на новых началах. Смысл этой реорганизации открылся не сразу, но очевидно, что план ее уже существовал, и в определенной степени воплощался в действиях агитационного отдела партии, не говоря уже о самом Сталине.

В июльских номерах журнала «На литературном посту» за 1931 г. не было ни слова о Сталине и его речи. И вдруг в его августовском номере, где была опубликована редакционная статья «Речь тов. Сталина и задачи РАПП» (№ 24), начали так превозносить Сталина, что не оставалось никакого сомнения: статья готовилась в недрах агитпропа ЦК партии и предупреждала о серьезной реорганизации деятельности РАПП. В этой статье видны основные концепты идеологической кампании, однако сами литераторы еще не вполне понимали, к чему идет дело: они не улавливали всех идеологических хитрых уловок, которые содержались в планах этой глобальной перестройки.

Рассмотрим исходные мотивы начатой кампании, касавшейся всех областей, особенно творческих – искусства и литературы. Первый тезис в редакционной статье – наиболее существенный: об «отставании» пролетарской литературы от «практики» социалистического строительства. «Практику» знает тот, кто ею руководит, – товарищ Сталин.

«…Огромное значение имеет выступление тов. Сталина для пролетарского литературного движения как указание путей его дальнейшей перестройки, большего включения пролетарских писателей в практику социалистического строительства, ускорения процесса ликвидации отставания пролетарской литературы от требований нового этапа социалистической стройки, – было прямо сказано: без выполнения указаний товарища Сталина теперь никак нельзя мыслить себя пролетарским писателем.

Каждый писатель, каждый кружок, вся РАПП в целом должны бороться за выполнение директив вождя партии и рабочего класса. Литературный кружок, который ничего не сделал для того, чтобы ускорить выполнение указаний тов. Сталина на своем предприятии, не может называться рапповским кружком» [15, с. 1].

После почти полного (и многолетнего) неупоминания Сталина в журнале такие слова могли вызвать даже растерянность: «Эта борьба за выполнение указаний Сталина должна проводиться каждым рапповцем у станка, в ячейке, на производственном совещании. Эта борьба должна проводиться каждым рапповцем и при помощи художественного слова. Каждый раздел, каждый абзац речи тов. Сталина – благодарная тема для художественного произведения. Ликвидация “бегства мужика из деревни в город” и по-новому вставший в связи с этим вопрос о рабочей силе, вытеснение ручного труда механизацией, изменение самого типа советского рабочего, борьба с “уравниловкой” и “обезличкой”, постановка тов. Сталиным вопроса о производственно-технической интеллигенции – разве это не темы для полноценных художественных произведений, разве это не нуждается в художественных произведениях, разве это не нуждается в художественном осмысливании в романе, рассказе, стихах, очерках, разве не должно быть мобилизовано вокруг этих тем внимание писательских кадров РАПП? Литературные кружки на предприятиях должны развернуть социалистическое соревнование между собой по лучшему художественному обслуживанию борьбы за выполнение поставленных тов. Сталиным задач на своем предприятии, в своей стенгазете, в своем районе» [там же].

Следующий идейный элемент кампании органично вытекал из предыдущего, – ведь надо было сделать так, чтобы критика шла не только сверху (в таком виде она плохо усваивается), но и со стороны самих писателей. Нужно было заставить их критиковать самих себя, добровольно обнажать вину перед партией, клясться, что такое больше не повторится, указывать на тех, кто не раскаялся, но скрывает правду от партии… В редакционной статье говорилось, что речь тов. Сталина «должна вызвать новую волну широчайшей самокритики вокруг задач и темпов перестройки пролетарского литературного движения в соответствии с изменившимися условиями, – партийное требование “широчайшей самокритики” в РАПП – это прямое дополнение к тезису об “отставании” пролетарской литературы от практики строительства социализма в СССР. – В свете указаний тов. Сталина РАПП должен произвести проверку всей своей работы, политически осмысливая ее, борясь с различными проявлениями мелкобуржуазных и буржуазных влияний на пролетарское литературное движение и творчество писателей рабочего класса» [15, с. 2].

Подчеркивалось также, что деятельность РАПП не должна быть обезличенной, равно как и самокритика: «Особое значение для пролетарского литературного движения имеет постановка тов. Сталиным вопроса о ликвидации “обезлички”. Есть ли в работе РАПП “обезличка”? Да, есть. Она есть и в практике руководства и выражается в наблюдающемся часто “общем” подходе к различным участкам нашего движения, в “отсутствии ответственности каждого за данную конкретную работу”».

Но и этого было недостаточно: указывалось на необходимость развертывания в РАПП «творческих дискуссий». Они были нужны не сами по себе, а только для того, чтобы писатели могли сами себя критиковать, обнажая свои неверные мысли, заблуждения, ложные идеи и т.д.

«Лозунг ликвидации обезлички имеет прямое и непосредственное отношение к вопросам творческой дискуссии в РАПП. Некоторые товарищи не понимают этого, полагая, что единственным выводом из этого лозунга тов. Сталина для пролетарской литературы является описание того, как ликвидируется обезличка на предприятиях. Если бы дело заключалось только в этом, все обстояло бы очень просто. Но мы не можем в качестве выводов из речи тов. Сталина предъявить движению лишь перечень вопросов, подлежащих описанию. Дело обстоит гораздо сложнее» [15, с. 3].

Что «дело» обстояло гораздо сложнее – чистая правда. Дабы писатель никогда не понял, что от него требуется, было сказано, что товарищ Сталин говорил в своей речи о борьбе за «ленинский метод пролетарской литературы». Что это за метод? «Дать художественный образ новой пролетарской интеллигенции может только такой художник, который умеет видеть действительность диалектически, в движении, в росте, который вооружен марксистско-ленинским мировоззрением» [15, с. 4]. Это требование таило в себе пугающую неопределенность: ведь чтобы стать пролетарским писателем, надо не только быть им по происхождению, но и овладеть диалектикой, ленинским методом, который очевидным образом не может быть усвоен сразу, а по смыслу редакционной статьи – присущ только одному Сталину…

Непостижимо, но факт: после такой редакционной статьи о вожде партии и его роли в литературном процессе по-прежнему выходили номера журнала «На литературном посту» без упоминания Сталина! При этом тематика статей полностью совпадала с тем, о чем говорилось в редакционной статье (№ 24). Например, в № 27 за 1931 г. публиковалась статья М. Гельфанда «Развертывание творческой дискуссии и некоторые вопросы борьбы на два фронта» – и ни слова о Сталине. В следующем номере журнала – статья Ю. Либединского «О показе героев и призыве ударников» – и вновь ничего о Сталине. В 29-м номере – статьи Б. Коваленко «Украинская пролетарская литература перед новыми задачами», С. Динамова «Против меньшевиствующего идеализма И. Беспалова» – и снова ничего о вожде партии.

В ноябрьских номерах подробно говорится о «развертывании творческой дискуссии», но даже без намека на Сталина. При этом активно обсуждаются основные «пункты» идеологической кампании – о самокритике, дискуссии и, конечно, о диалектическом методе, доходя до странных обобщений, в духе изначальной неопределенности: «…Диалектический материализм, “сторонником которого заявляет себя пролетарский писатель”, качественно выше мировоззрения Пушкина и Гёте. Но уровень овладения этим качественно высоким мировоззрением у большинства пролетарских писателей ниже, чем уровень овладения Пушкиным и Гёте мировоззрением своего класса, в свою эпоху» [6, с. 6].

В 33-м номере (ноябрьском) за 1931 г. была опубликована программная статья Л. Авербаха2727
  Авербах Леопольд Леонидович (1903–1937) – советский критик, генеральный секретарь РАПП, член Союза писателей СССР, главный редактор журнала «На литературном посту»; расстрелян.


[Закрыть] «О партийно-политическом воспитании рапповских кадров», где обсуждали вопрос о том, как надо разворачивать творческие дискуссии и самокритику в РАПП. Авербах умудрился несколько раз процитировать А.В. Косырева и только один раз упомянул Сталина вскользь («он против мелкобуржуазной лакировки действительности»), без указания его работы. По тону статьи Авербаха видно, что он чувствовал себя настоящим руководителем РАПП, – это именно он ведет идеологическую кампанию, контролирует всех и судит всех…

24 ноября 1931 г. в газете «Правда» публикуется статья сталинского пропагандиста Льва Мехлиса «За перестройку работы РАПП». В ней делался акцент на том, что Сталин – это не только практик, но и великий теоретик партии… Этот вопрос для Сталина был очень болезненным. Он знал, что его никогда в партии не признавали теоретиком, а по неписаной договоренности руководить ею может только теоретик. Как быть?

Мехлис явно намекал на то, что в руководстве РАПП – не настоящие теоретики, а схоласты: «…Наша партия борется и будет бороться против “теоретической” схоластики, оторванной от революционной практики». Он писал: «…Теоретическое обобщение революционной практики отстает на ряде участков идеологического фронта. Это отставание мы имеем и на участке нашей пролетарской литературы». Мехлис напомнил литераторам о теоретике Сталине и его марксистской диалектике: «…Наша партия показала блестящие образцы применения материалистической диалектики для анализа новых условий работы и перестройки соответственно с этим государственных, профсоюзных, комсомольских и партийных организаций. Историческая речь тов. Сталина на совещании хозяйственников 23 июня (1931 г. – А. Ю.) с постановкой решающих вопросов работы в новых условиях, в связи с изменениями в расстановке классовых сил в стране, является образцом ленинского стиля в работе – соединения американской деловитости и русского революционного размаха. В своей речи тов. Сталин поднял основные вопросы социалистического строительства на большую принципиальную теоретическую высоту и дал исчерпывающий ответ, как практически эти вопросы разрешить».

Статья довольно откровенно призывала критиковать… руководителей РАПП: «Литература перестала быть делом узкого круга лиц, перестала быть делом “избранных”… Все это надо было руководству РАПП учесть. Все эти факты вступают в прямое противоречие с групповой обособленностью, с элементами администрирования в руководстве массовой организацией пролетарских писателей. Это не может не тормозить развертывание творческих течений, творческого соревнования пролетарских писателей. Система взаимоотношений внутри РАПП должна быть кардинально изменена».

Мехлис своеобразно трактовал выход из ситуации «отставания» литературы: «Необходимо всемерное развертывание творческой дискуссии и самокритики в пределах единой партийной линии». В завуалированной форме требовалось признать свои ошибки перед партией и перестать своевольничать, как прежде: «Какие недостатки должны быть изжиты немедленно? Чтобы воспитать новые кадры писателей-ударников, призванных в литературу, чтобы поднять кадры пролетарских писателей на уровень ленинской непримиримости к оппортунистическим извращениям, надо подвергнуть развернутой критике, в первую очередь на страницах рапповской печати, ошибки, допущенные отдельными членами РАПП, в частности рядом руководящих товарищей».

Имена руководителей Мехлис не стал скрывать – это Авербах, Ермилов, Гроссман-Рощин, Либединский – основной костяк идеологов РАПП.

26 октября 1931 г. в журнале «Пролетарская революция» было опубликовано письмо Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма». Оно затем появилось в осенних номерах всех основных периодических журналов (Большевик. 1931. № 19–20; Коммунистическое просвещение. 1931. № 23; Борьба классов. 1931. № 8–9).

Публикация в «Правде» ни словом не упоминает, что уже месяц, как увидела свет статья Сталина, касающаяся истории большевизма, – значит, месяц спустя после публикации агитпроп еще не подготовил (или не успел подготовить!) новую идеологическую атаку на советское общество с новым прославлением генерального секретаря партии.

Первое, что бросается в глаза, когда читаешь текст письма Сталина, – это не столько, что сказал, а то, как сказал. Агрессивная тональность письма не могла не напугать читателей. Речь шла о позиции историка А.Г. Слуцкого, высказанной им в статье «Большевики о германской социал-демократии в период предвоенного кризиса» и опубликованной в журнале «Пролетарская революция». Сталин писал о правоте большевиков по вопросу о диктатуре пролетариата и учил историков партии опираться не на бумажные документы (символ бюрократизма), а на реальные дела (практику) большевиков.

По мере превращения письма тов. Сталина в идеологическую акцию смысл публикации оказывался не контекстуальным, а метафизическим, – так, собственно, и возникал сталинизм в области идеологии: через превращение сказанного об одном в сказанное обо всем!..

Пока формировалась новая идеологическая кампания, Авербах пытался защитить себя и удержать власть в РАПП после острой и очень неприятной критики в «Правде».

В декабрьском номере «На литературном посту» (№ 34, 1931 г.) был опубликован редакционный материал под названием «Об очередных задачах перестройки РАПП. Резолюция по докладу Л. Авербаха на Пленуме РАПП 2 декабря 1931 г.». Авербах признал правоту Мехлиса и уже ссылался на письмо тов. Сталина, называя его «образцом большевистской идейной нетерпимости»: Оно «обязывает РАПП и всех его работников к пересмотру своих теоретических работ под углом зрения борьбы за ленинскую партийность теории, за овладение ленинским философским наследием как новой ступенью в развитии марксизма, за проверку теории требованиями практики и успешностью борьбы с классовым врагом и его влияниями на фронте литературной теории» [11, с. 3].

В сдвоенном номере журнала «На литературном посту» (№ 35–36, 1931 г.) были опубликованы выступления литераторов на пленуме РАПП с самокритикой. А. Безыменский, например, говорил не только о своих заблуждениях, но ставил вопрос и о руководителях Ассоциации: «Ощущая полноту ответственности за работу РАПП, я хочу помочь скорейшему и полному проведению директив партии. Да, я ошибался, я признаю свои ошибки, но как большевик, я обязан и буду бороться за проведение линии партии помогать осуществлению ее директив. Касаясь доклада т. Авербаха, я должен сказать, что в нем не дано настоящего направления огня в свете директив партии. (Голос: “Правильно”. – Аплодисменты). <…> Товарищи, нужно решительно разделаться с этой системой. Это одна из самых важных директив партии. Но она осуществлена в докладе Авербаха более чем плохо. <…> Я лично заявляю, что безоговорочно присоединяюсь к статье “Правды”» [3, с. 23–24].

Безыменский спрашивал, искажая русский язык, но не искажая сути идеологической проработки: «Почему т. Авербах исключается из самокритики?» [3, с. 23].

Культ Сталина возникал на основе культа Ошибки, который вытекал из обязательной процедуры самокритики. Никто не мог уйти от критики себя и других: так подготавливалась почва для обвинений и преследований. Сталину не обязательно было придумывать вину, в атмосфере «самокритики» найти ее было нетрудно. Три смысловых концепта становятся главными в идеологии: это разоблачение «гнилого либерализма», отношение между «теорией» и «практикой» и совпадение / несовпадение с «генеральной линией партии». Через эти концепты, бесконечно повторяемые, осуществлялась структурная перестройка всех областей искусства, теоретического и методического знания [20, с. 68–70].

Кампания по письму Сталина в «Пролетарскую революцию» развернулась в декабре, и в последнем номере журнала «На литературном посту» (№ 35–36, 1931 г.) уже шел специальный редакционный материал: «Письмо Сталина и задачи ВОАПП. Постановление секретариата ВОАПП». Смысл этой кампании, как говорилось, – в усилении партийности в теории: «Письмо тов. Сталина в редакцию “Пролетарской революции” “о некоторых вопросах истории большевизма” ставит во весь рост задачу усиления борьбы за партийность в теории, против всех и всяческих враждебных марксизму-ленинизму систем и против гнилого либерализма по отношению к последним. Письмо особенно заостряет внимание на новых формах маскировки троцкизма, этого передового отряда контрреволюционной мировой буржуазии. Разоблачая Слуцких и Волосевичей, письмо показывает, как троцкизм пытается извратить историю большевистской партии, оклеветать ленинизм, противопоставить ему идеологию троцкизма…» [3, с. 1].

Культ Ошибки получил дальнейшее развитие. Его питательная среда – неопределенность смысла и возможность им манипулировать: «Проводя в жизнь указания партии, ВОАПП в основном успешно боролось против троцкизма, воронщины, переверзевщины, меньшевистствующего идеализма, деборинщины, лефовщины – литфронтовщины, – против правой опасности, как главной, и “левацкого” вульгаризаторства, – против великодержавного шовинизма и местного национализма, – против всех видов гнилого либерализма и примиренчества к буржуазным антимарксистским теориям, – против искажений ленинской партийности в литературе и ленинского понимания культурной революции. Разработку этих вопросов необходимо проводить на основе непримиримой борьбы против оппортунистического “сплошного” классово-недифференцированного подхода к наследству, против тенденции отрицания и смазывания классовой специфики пролетарской, социалистической культуры, национальной по форме, – против ревизии ленинской теории критической переработки наследства, – против великодержавного ассимиляторства и национал-демократической трактовки проблем национальной культуры, – против “левацкого” вульгаризаторского, капитулянтского отказа от использования культурного наследства» [3, с. 2].

Сталинская диалектика постепенно, год за годом, становилась главным оружием в борьбе за абсолютную полноту личной власти. Выставлялись, как противоположности, тезисы, которые не оставляли никому ни единого шанса оправдаться, ибо при манипулировании ими можно обвинить в недостатке истины всякого человека, кроме одного – Сталина, с которым истина благополучно соединялась.

Первый номер журнала за 1932 г. вышел с программной речью Авербаха, произнесенной на пленуме РАПП, – «О перестройке РАПП». Он признал, что недооценил масштаб всей кампании: «…Последняя дискуссия показала, что мы не отдавали себе должного отчета в размерах необходимого поворота, темпах и содержании перестройки». Однако сдаваться он явно не хотел, – по-прежнему он говорил, как тот, кто руководит не только РАПП, но и всей развернутой кампанией, то ли делая вид, то ли искренне не понимая, что она острием своим направлена не только против членов РАПП, но и против его руководства – прежде всего. «Мы знаем, какое внимание уделяется т. Сталиным и всей нашей партией литературе и искусству, мы опровергли все эти теории не только теоретически, но и нашей практикой, практикой роста всего пролетарского искусства» [13, с. 6].

«Мы» – это он, Авербах, руководитель РАПП, исполнитель воли партии!..

Между тем вектор усвоения «диалектики» обозначался все более и более сталинским цитированием. В статье Ф. Панферова «Говорите голосом книг» ставился вопрос, который многих писателей заставлял задуматься: «Что значит быть писателем-материалистом, диалектиком? Это, во-первых, стоять на уровне идейного богатства Маркса – Ленина – Сталина, встать на культурный уровень класса, это, во-вторых, с ленинских позиций уметь вскрывать диалектику самой действительности, опыта, практики нашего класса. Лозунг “Магнитострой литературы” требует от писателя тщательного изучения богатства идей Маркса – Ленина – Сталина, лозунг “Магнитострой литературы” требует от писателя тщательного изучения практики, опыта нашего класса, ставит перед писателем огромнейшие проблемы…» [13, с. 14].

В таком шаманстве текстов постепенно привыкал жить советский писатель. Юрий Либединский, например, узнал из статьи Панферова, что его роман «Рождение героя» является «результатом того, что у Либединского поиски мировоззрения были оторваны от практики нашего класса. Верно, и в теоретических установках т. Либединского были крупнейшие ошибки (ошибки идеалистического порядка). Но если бы т. Либединский при написании своего произведения (а мы не сомневаемся в его искреннем желании своим творчеством в меру своих сил помочь рабочему классу отыскивать наилучшие методы борьбы), если бы он при создании своего произведения тщательно проверил свои теоретические установки, идеи практикой нашего класса, если бы он тщательно изучил среду, окружающую членов ЦКК, комсомол, пионеров, если бы он через изучение практики класса выверил свои теоретические взгляды, – у него получилось бы нечто совсем иное, противоположное тому, чем является “Рождение героя”».

Верхом абсурда можно считать фразу Панферова – «Мы зовем писателей прощупать жизнь собственными руками». Однако в конкретной ситуации становления идеологии сталинизма слова о прощупывании жизни подкреплялись словами товарища Сталина, и уже не выглядели безумием, но обретали свою мифическую логику и оправдание: «“Теория есть опыт рабочего движения всех стран, взятый в его общем виде. Конечно, теория становится беспредметной, если она не связывается с революционной практикой, точно так же, как практика становится слепой, если она не освещает себе дорогу революционной теорией. Но теория может превратиться в величайшую силу рабочего движения, если она складывается в неразрывной связи с революционной практикой, ибо она, и, только она, может дать движению уверенность, силу ориентировки и понимание внутренней связи окружающих событий” Вот что говорит Сталин. К этому мы зовем писателя, когда говорим, что жизнь надо прощупать собственными руками. Что это значит? Это значит – то, о чем ты пишешь, тебе надо изучить со всех сторон. Тебе надо изучить науку этого предмета-темы, философию этого предмета-темы, действительность этого предмета-темы, осветить действительность теорией, проверить, выверить теорию практикой, опытом класса» [13, с. 14].

Панферов хорошо усвоил сталинский урок. Он понял, что «практика нашего класса» выше всякой теории: «В ряде областей практика нашего класса обгоняет теорию, а для того, чтобы показать идеи нашего времени на злободневном материале, надо знать не только вчера, но и уметь заглянуть в завтра» [13, с. 15].

Даже после недвусмысленной критики в «Правде» Авербах сохранял стабильное положение в журнале «На литературном посту». В статье Г. Корабельникова «Звенья перестройки» утверждалось, что «сущность задачи перестройки РАПП <…> в основном сформулирована т. Авербахом и в ряде выступлений в прениях по докладу». И ни слова о Сталине. Такая же картина в статье С. Кирьянова «За творческую перестройку» [9, с. 25–27] – положительные отклики на выступления Авербаха и умалчивание Сталина.

В новом, 1932 г., журнал начал кампанию против неоворонщины, – так стали называть статьи тех перевальцев, кто откликнулся на «ленинскую диалектику» своим объяснением ее сущности. В первом номере была опубликована статья М. Серебрянского под названием «Воронщина сегодня»:

«В общем оживлении классово-враждебных нам сил сегодня на идеологическом фронте в связи с успехами социалистического наступления голос неоворонщины далеко не последний в этом хоре. Распадается, но еще не окончательно распался “Перевал”, сохранивший еще некоторые силы» [16, с. 28].

В статье отмечалось, что неоворонщина стремится «удержать свое влияние на попутничество», приспосабливая «диалектику к своим целям и потребностям». Острой критике подвергалась статья Н. Замошкина в «Новом мире», в которой он, как говорилось, «протаскивает старую перевальскую теорию Горбова о едином потоке». Серебрянский отмечал, что в этой статье ни слова не сказано о том, что «борьба за творческий метод в советской литературе есть классовая борьба», ибо «воронщина и признание классовой борьбы вещи несовместимые».

Серебрянскому особенно не понравилось «приспособленчество» автора, выражающее себя в требовании прав «на ошибки, даже на искажение диалектики». В статье Замошкина высказывалась еще одна крамольная мысль о том, что стихийными диалектиками были почти все классические писатели. Вписать ленинскую диалектику в обычную основу писательского ремесла – как в основу стихийную, бессознательную, – с этим Серебрянский никак не мог согласиться: «Таким образом, метод диалектики реализуют в литературе все писатели прошлого и настоящего – от Ф.М. Достоевского до Ник. Тихонова. Беды нет, что различны эпохи, классы, идеи, которые выражались данными писателями. Беды нет, что проблема диалектико-материалистического метода в искусстве никем раньше не могла быть поставлена, как нет беды, наконец, в том, что между диалектиком-материалистом и диалектиком-идеалистом “дистанция огромного размера”. Но для сторонников теории “единого потока” литература едина и внеклассова. И классовой борьбы, разумеется, нет никакой!» [16, с. 30].

Раздражение вызвало замечание Замошкина о том, что диалектика может оказаться не диалектикой, а диалектической манипуляцией, если она лишь фикция. С внедрением «ленинской диалектики» в духе письма Сталина о непримиримости к врагам, нарастал градус борьбы с «отклонениями от марксизма-ленинизма», и Серебрянский ставил уже такую задачу: «…не дискуссировать с воронщиной, с ее теоретиками, а добить ее навсегда и окончательно».

В 1937 г. А.К. Воронский2828
  Воронский Александр Константинович (1884–1937) – писатель, литературный критик, теоретик искусства, создатель журнала «Красная новь», идеолог литературной группы «Перевал», сторонник Л.Д. Троцкого. В 1927 г. исключен из партии и отправлен в ссылку, в 1929 г. вернулся в Москву, работал в Гослитиздате; расстрелян.


[Закрыть] давал показания о разговорах с товарищами по «Перевалу», и он упоминал свои беседы о «движничестве» и диалектике в 1931 г.: «…в 1930–31 годах эта борьба достигла своего апогея, причем ВАПП имел явный перевес в журналах, в прессе, в издательствах, средства же “Перевала” были ограничены. Литературные собрания продолжались. Они не носили троцкистского характера. Часть из них происходила у Павленко, непричастного к троцкизму, часть у Катаева, тоже не являвшегося троцкистом, часть происходила открыто в помещениях союза. Очень большое внимание было уделено, помимо ВАПП, так называемому движничеству, творческому направлению, которое во главу угла ставило динамизм образов, языка, стиля, их психологизм; обсуждалось отношение динамизма к диалектике и т.д.» [19, с. 163].

Тему «неоворонщины», очень выигрышную в тот момент, взял на вооружение и Авербах, разоблачая ее в своем заключительном слове «О перестройке РАПП», опубликованном во втором номере журнала за 1932 г.

Авербах выбрал для себя роль главного оценщика «перестройки», допуская, впрочем, «самокритику критика»: «…Чем больше человек самокритикуется, чем больше он в дальнейшем очищает свои прежние работы от допущенных ошибок, тем большим авторитетом в данной области он становится, тем лучшим большевиком в части теории он является. Именно этим мы должны руководствоваться в нашей дальнейшей теоретической работе». Впрочем, под общий хохот, он заметил, что есть и такие, которые «на каждом пленуме отмежевываются от ошибок, потому что у них нет ничего другого… На фоне классовой борьбы в литературе мы имеем проявление гнилого либерализма, отсутствие достаточной классовой непримиримости в борьбе за линию партии против различных буржуазных и мелкобуржуазных влияний, мы имеем новую волну, я это прямо утверждаю, неоворонщины в искусстве. Этому нужно дать решительный отпор. Но в борьбе с классовым врагом нужно однако уметь не сбрасывать со счетов нашей литературы ни одного писателя, которого рабочий класс может переделать» [1, с. 5].