Текст книги "Соблазнитель"

«Ночью они не вернутся», – подумал Эвен, глядя, как молодые люди отчаливают от старого помоста.

Потом он о них забыл и допоздна читал книгу.

Его разбудил громкий собачий лай. Он зажег ночник у дивана, набросил халат и вышел во двор.

Ночь была ясной, свет луны гасил блеск звезд. Ветер успокоился, где-то в деревне лаяли собаки. А его пес прямо рвал когтями землю, раз за разом бросаясь к калитке. Какое-то время ничего не было видно, только после того, как она вышла из тени, Эвен узнал светловолосую девушку с яхты.

– Пожалуйста, пожалуйста, – услышал он ее горячий шепот. – Я вас умоляю, спрячьте меня. Подруга уговорила, чтобы я сюда поехала, я думала, что все будет иначе, но они втроем начали…

Девушка замолчала, она плакала.

Банальная, глупая история. Сотни подобных происходили ежегодно на берегах этих озер. Эвен вернулся за ключом, позвал собаку, открыл калитку и впустил девушку во двор.

Когда они входили в дом, со стороны леса мужской голос начал звать:

– Эва, вернись! Не глупи, слышишь?…

Эвен привел девушку в летнюю кухню в подвале, зажег свет. Девушка тряслась от страха, похоже, она и в самом деле была очень испугана.

– Они тебе ничего не сделали? – спросил он.

– Нет.

Он велел ей сесть на скамейку, какое-то время рылся в висящем на стене украшенном резьбой шкафчике, где у него были разные лекарства. Дал ей таблетку «Реланиума» и налил воду в стакан.

– Проглоти и запей водой. Это тебе поможет. Ты будешь спать у меня в салоне. Завтра в половине девятого здесь недалеко проезжает автобус. Остановка в километре отсюда.

– А они мне позволят сесть в автобус? – обеспокоенно спросила девушка. – Спрячутся и поймают меня по дороге.

– Я тебя провожу.

– Их здесь трое, а вы один, – засомневалась она. – Они очень сильные.

Пес снова начал яростно лаять у ворот. Жестом руки Эвен велел девушке спокойно сидеть в кухне, а сам вышел во двор. За воротами стояли все трое, те же самые, что брали воду из колодца. Он прикрикнул на собаку, которая заливалась лаем, передними лапами стоя на штакетнике забора.

– В чем дело? – спросил Эвен, поправив халат, который приоткрыл его голые бедра.

Рыжий оказался самым разговорчивым.

– Наша девушка находится у вас. Мы немного пошутили, она испугалась и убежала. Я брат Эвы и не дам ее в обиду, пусть лучше возвращается к нам.

– У меня ее нет, – ответил Эвен.

В кармане халата он нашел пачку сигарет. Закурил.

– Не надо нас обманывать. Мы услышали лай собаки, а это значит, что она была у калитки. Потом у вас зажегся свет. Она никуда, кроме вас, не могла пойти.

– Там дальше тоже есть дома.

– Нет, она у вас, – упрямился бородатый.

– Возвращайтесь в лагерь, ребята, – зевнул Эвен. – Только зря шумите, а время уже позднее.

Одновременно заговорили все трое:

– Или девушка сейчас к нам выйдет, или мы вам окна повыбиваем. Это наша девушка, а не ваша. Она дурочка и наверняка нарассказала вам всяких там глупостей. Это ее брат. Поймите. Она сумасшедшая, а если вы ее не выпустите, то и собака вам не поможет. Врежем псу топором по башке, и ему конец, а жаль, уж очень он красивый и, наверное, дорогой. Стекла тоже чего-то стоят.

Эвен пожал плечами:

– Попробуйте, – сказал он. – У меня в доме телефон.

– Телефон? Снова врете.

Эвен показал им на провода, идущие к дому с поля, от телефонного столба. Это их немного смутило. Но бородач не дал себя запугать.

– Меня зовут Альбин, – сказал он. – Это моя девушка. И она получит свое. Не сегодня, так завтра.

– Глупости говоришь, парень. Что за удовольствие брать девушку силой?

Тот рассмеялся.

– Они это любят.

– Да? – удивился Эвен. – Ну хорошо, а сейчас идите спать.

Он затоптал на земле сигарету и вернулся в дом. В кухне погасил свет и через окно посмотрел на дорогу за воротами. Парни еще какое-то время постояли, совещаясь, а потом спрятались за кусты жасмина, которые росли за придорожной канавой.

Девушка стояла рядом и тоже всматривалась сквозь стекло темного окна. Она касалась его теплым плечом, Эвен чувствовал запах шерсти, ткани, травы и человеческого пота.

– Я ведь тебе сказал, чтобы ты сидела на скамейке, – сказал он вдруг со злостью.

Испугавшись, она отошла от него и послушно села.

– Почему вы сердитесь?

– Потому что получилась глупая история, – заявил Эвен, вглядываясь через окно в ночной мрак. – В кустах за дорогой сидят три твоих дружка, а я не знаю, как тебя от них спасти. Они вооружены?

– У них два топора, собирались в лагере развести костер. Кроме того, у них длинные ножи. А Альбин показывал лезвие бритвы с деревянным черенком. Он из Вроцлава. Рассказывал нам, что порезал лица двум девицам во Вроцлаве. И со мной сделает то же самое.

– Дурацкая болтовня. Он просто хвастался и грозил, чтобы ты испугалась.

– Так вы думаете, что я утром смогу пойти к автобусу?

– Нет. Похоже, я был не прав. Они говорили, что один из них твой брат.

– Это неправда. Один из них – брат моей подруги. А эти двое приехали из Вроцлава. Взяли напрокат «Омегу» и уговорили нас поплавать, чтобы найти место для ночевки на другом берегу.

– Глупая ты.

– Я знаю. Но один раз я уже была в таком лагере с другой своей подругой и двумя парнями, и ничего особенного не случилось.

– В тот раз тебе просто повезло. Безнадежно глупая история.

– Вы можете позвонить в милицию?

– Могу. Но этого не сделаю.

– Почему?

– Потому что начальник отделения милиции мой хороший знакомый. Если я ему позвоню и скажу, что у меня скрывается девушка, которую хотят изнасиловать трое молодых парней, то через полчаса сюда приедет милицейская машина. Парни убегут в лес, как только увидят свет фар машины. И милиционеры их вообще не заметят. Вежливо выслушают наш рассказ, возьмут тебя в машину и спокойно увезут. А начальник потом позвонит мне и скажет: «Слушай, старик, если хочешь избавиться от девушки, не зови милицию, потому что у нас и так полно работы». А если даже поверит в этот рассказ о парнях за воротами, то скажет: «Зачем ты живешь один в деревне, если трусишь?». Впрочем, я всю жизнь подобные дела любил решать сам.

– Будет лучше, если я здесь подожду до утра, а потом пойду к автобусу.

– А если они станут тебя ждать? Придется идти лесом целый километр. И нигде ни одного дома.

– Вы меня проводите.

– От меня будет мало толку. Их трое, а я один. Успеют тебя порезать бритвой.

– А собаку не можете взять с собой?

– Не знаю. От породистого пса всего можно ожидать.

– Что это значит?

– Очень просто, он может выкинуть что угодно. Еще неизвестно, как себя поведет. Однажды испугался листа, который плыл по воде. Но может тут же броситься на человека, если в его руке увидит палку. Нож или топор. Очень боится газеты.

– Газеты?

– Ну, да. Обычной, свернутой в трубку газеты.

– Вы шутите.

– Никаких шуток, я говорю серьезно. У него комплекс с детства. Я его бил газетой. Достаточно, если кто-нибудь из парней зашелестит газетой, он тут же убежит. А если на кого-нибудь нападает, то не знаю, смогу ли я его удержать. Однажды на моем лугу оказалась телка, которая переплыла канал и случайно попала сюда. На моих глазах он одним прыжком добрался до ее горла, только раз схватил зубами, и телка упала мертвой с перегрызенным горлом. Он весит шестьдесят килограммов, у него такие зубы, что может перегрызть коровью ногу. Что будет, если он бросится на кого-нибудь из парней? Существует такое понятие, как предел необходимой обороны.

– Я этого не понимаю.

– Ясно, что не понимаешь, но это не имеет значения. Просто дело в том, что они еще только грозят. И пока они грозят, я не могу допустить, чтобы собака кому-то перегрызла горло. А когда они от угроз перейдут к делу, защищаться будет поздно.

– Понимаю.

Девушка тяжело вздохнула и какое-то время сидела молча. Он тоже молчал, потому что положение было действительно глупым.

– Может, я останусь у вас дня на два и прогуляю занятия. Учебный год уже кончается, – предложила она. – Ребята взяли напрокат яхту только на сутки. Им придется вернуться в Илаву. А я у вас приберу в доме и, когда они уплывут, пойду на автобус.

– Это невозможно, – засмеялся он.

– Почему?

– Два дня в моем доме, ты что, с ума сошла? Неужели ты не понимаешь, что я ничуть не лучше их? У меня уже месяц не было ни одной девушки. Мне придется тебя отправить домой как можно скорее. Ну, не бойся, – смягчился он, видя, как у нее задрожали губы. – Я тебе ничего не сделаю. Сейчас я пойду переоденусь. А ты зажги газ на плите и поставь чайник с водой. Попьем чайку. И повторяю: не бойся, уж я что-нибудь придумаю.

Он оставил ее в кухне и поднялся наверх, чтобы переодеться. По дороге он заглянул в шкафчик с постельным бельем и вынул из него пистолет, который два года назад купил в Гамбурге. Пистолет был газовый, восьмого калибра. Патронов оказалась целая пачка, однако на ней было написано, что срок их действия всего лишь шесть месяцев. Прошло два года, патроны могли уже потерять свои свойства. На всякий случай он все же вставил магазин в пистолет и один патрон загнал в ствол. Поставил на предохранитель и всунул пистолет в задний карман брюк. Однако потом подумал, что ведет себя как мальчишка, вынул пистолет и бросил его в ящик на постельное белье.

В кухне на чайнике подскакивала крышка. Девушка налила заварку в два стакана и залила их кипятком.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Семнадцать исполнилось в феврале.

– И соглашаешься ехать с парнями на ночевку в лесу? Глупая курица!

– Больше этого не будет.

– Тебя тянет к этим вещам?

– Тянет, – призналась она, помолчав, – но я боюсь. Говорят, что это больно.

– Да. Вначале, – сказал Эвен, отхлебнув чай. – Но и так, похоже, ты скоро потеряешь невинность.

Она ничего не ответила, только смотрела на него с ужасом, отражавшимся в ее больших телячьих глазах.

– Не бойся, я не люблю девственниц, слишком много с ними проблем и почти никакого удовольствия.

Они какое-то время пили молча чай.

– Придумали, как меня вызволить?

– Я мог бы отвезти тебя на машине. Но я уже месяц не выезжал из дома. Аккумулятор сел. Что ты так трясешься? – забеспокоился он, увидев, что у девушки дрожат плечи и руки.

– Не знаю, – шепнула она.

– Я же тебе сказал, чтобы ты не боялась. Со мной тебе ничего не грозит.

– Я знаю. Но меня все равно трясет.

– Может, тебе холодно?

– Да. Наверное, холодно.

– А температуры у тебя нет? – Эвен протянул руку к ее шее, чтобы проверить, не горячая ли она.

Когда он коснулся ее, девушка, вскрикнув, вскочила со стула и оказалась у двери.

– Что с тобой происходит? – его охватил гнев.

– Нет. Нет. Я не боюсь. Но лучше не трогайте меня.

– Ну и дурочка же ты, – пробурчал он. – Иди спать.

Девушка кивнула головой, что готова это сделать. Он допил чай и отвел ее в гостиную, где на стенах висели старые распятия. Диван был здесь удобным, под пушистым одеялом ей будет тепло.

– Ложись и постарайся заснуть. Впрочем, я думаю, что лекарство, которое я тебе дал, скоро начнет действовать. Тебе уже хочется спать?

– Нет.

– Все равно, ложись и спи.

– А вы?

– Я пойду в свою комнату и тоже постараюсь заснуть.

– А мне можно побыть с вами? Я посижу на стуле, а вы будете спать.

– Хочешь спать со мной?

– Нет! – крикнула она. – Вы будете спать, а я посижу.

Эвен выразительно постучал пальцем по лбу и позволил ей пойти с собой в спальню. Она присела на краешек скамейки у камина. Эвен принес из гостиной одеяло и покрыл ее им как плащом. Потом погасил свет и перешел в другую комнату, откуда окно выходило на дорогу. Парни, похоже, еще сидели за кустами жасмина, потому что собака беспокойно бегала по двору.

Эвен отодвинул постель в сторону и в одежде лег на спину. Попытался заснуть, но присутствие девушки раздражало его. Ему казалось, что ее глаза блестят в темноте как глаза дикого зверька. Он чувствовал ее взгляд на себе и слышал учащенное дыхание.

– Почему ты не спишь? – рассердился он.

– Не знаю.

– Я тебе дал лекарство. Оно даже лошадь может усыпить. Может, тебе холодно?

– Нет.

Видимо, потом Эвен на минуту заснул, потому что его разбудил лай собаки. Он встал с дивана и подошел к окну.

Кто-то шел по дороге. Вероятно, это была вторая девушка. Она искала парней, которые сидели за кустами и ждали Эву. Вероятно, они позвали ее к себе, потому что девушка неожиданно пропала, а пес снова успокоился.

«Кошмарная ночь», – подумал он.

Девушка в его комнате все еще не спала. Она сидела на скамейке, закутанная в одеяло, и ее глаза блестели как при лихорадке.

– В какой класс ты ходишь?

– В третий лицеальный.

– Почему не спишь?

– Не знаю.

– Тебя зовут Эва?

– Да.

– А кто твои родители?

– Отец – рабочий на лесопилке, а мама сидит дома.

– Братья или сестры у тебя есть?

– Брат в армии.

– А ты знаешь, кто я?

– Нет.

– А хочешь знать?

Она молчала.

– Может, не стоит так пялить на меня глаза в темноте?

– Я думала, что вы не видите.

– Я это чувствую. И всегда знаю, когда кто-то смотрит на меня. Не бойся. Я не собираюсь на тебя бросаться. Только прошу, не смотри на меня так, потому что я не могу заснуть.

– Хорошо, – сказала она, но через секунду он снова почувствовал ее взгляд на своем лице.

Эвен спрятал голову под подушку и, кажется, заснул, потому что, когда проснулся, было уже светло.

Эва сидела на скамейке, закутавшись в одеяло, и неподвижными глазами смотрела на него.

– Что они делают? – спросил он.

– Не знаю.

Эвен взглянул на часы. Было уже семь часов утра. Он встал, потянулся. Через окно была видна поверхность озера, по которому начали ходить небольшие гребни волн. Похоже, день снова обещал быть солнечным и ветреным. «Через час поднимется сильный ветер», – подумал он.

Эвен вышел во двор на бодрящий утренний воздух. На траве еще была роса, каждый шаг оставлял большой, хорошо заметный след.

За кустами их не было. Вероятно, ночью они решили вернуться в лагерь, а сейчас, притаившись где-то в лесу у дороги, ждали, когда Эва пойдет на автобусную остановку. Эвен хотел в этом убедиться, открыл калитку и выпустил собаку. Большой пес тут же нашел рыжего, спящего в ямке за небольшим пригорком. Пес встал над парнем и внимательно следил за его движениями.

– Что вы тут делаете? – спросил Эвен рыжего.

– Неужели не видите? Сплю. А может, нельзя?

Эвен свистнул собаке и вернулся во двор. Потом тщательно закрыл калитку на ключ.

Его удивляла настойчивость, с которой они охотились за девушкой. «Это неудачник заставляет их так поступать, – думал Эвен. – Такому всегда доставляет удовольствие заставлять девушку делать то, чего она не хочет».

Он попросил Эву спуститься в кухню и приготовить завтрак.

– Найдешь яйца в холодильнике, – сообщил он.

Эвен побрился, почистил зубы и вымыл лицо. Девушка подала яичницу и хлеб, намазанный маслом.

– Вы что-нибудь придумали?

– Да.

– Я знала, что вы обязательно что-то придумаете… – она говорила словно про себя, в ее голосе слышалось восхищение.

Эвен обратил внимание на то, что она не ест, а просто сидит над тарелкой с яичницей.

– Ты не голодна?

– Нет.

– Ночью тебе не хотелось спать, сейчас тебе не хочется есть. Ешь, говорю! – приказал он. – Я имею право приказывать, потому что ты могла бы быть моей дочерью. Мой сын гораздо старше тебя.

Она послушно отщипнула кусочек хлеба и взяла в рот немного яичницы. Но так медленно двигала челюстями, что было видно – она не ощущает вкуса еды.

– Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь?

– Нет… Не знаю. Я никогда так себя странно не чувствовала, как сейчас, – она это сказала после довольно долгого молчания.

– Ты умеешь управлять яхтой?

– Да. У нас работает база водного спорта для школьников. Я с двенадцати лет плавала на «Кадетах». А потом на «Омегах».

– Это хорошо, – кивнул он головой. – Ты будешь моим фокманом.

– А у вас есть яхта?

– «Ремблер». Стоит в канале. Полностью оснащена. Достаточно лишь отдать швартовы. Мы отплывем на глазах твоих мальчиков и поиграем с ними на озере. Борьба, понимаешь, девушка? Нет ничего более прекрасного, чем борьба за женщину.

Он вдруг понял, что эта фраза звучит смешно. Поэтому небрежно добавил:

– Ты еще не женщина, но регаты мне всегда доставляли большое удовольствие.

Эвен говорил неправду. Возможно, она еще не была женщиной, но формы у нее уже были женственные. Когда девушка встала из-за стола, чтобы положить в тазик грязную посуду, он видел ее стройную шею, округлые бедра и обозначившиеся груди. «Ее душа похожа на озеро, по которому еще никто не плавал», – подумал он, ибо ее тело в эту минуту его мало интересовало. Такие девушки обычно имели покрытую прыщами спину и неприятно пахли потом. Но он понимал, что это женское тело скрывает душу ребенка, которого еще никто не научил любви.

– Неужели ты, девочка, думаешь, – сказал он, – что каждый, кто носит брюки, у кого на лице растительность, уже мужчина? Нет, дорогуша. Вы просто стая кур, которых некому топтать и отсюда ваше нетерпеливое и жалкое кудахтанье. У меня ты бы не убежала из палатки.

Девушка слушала его с прикрытыми глазами, и Эвен вдруг увидел, что она беззвучно плачет.

– Не бойся, черт тебя подери! – рявкнул он, разозлившись оттого, что снова ее напугал. – Сейчас мы выплывем отсюда, и ты вернешься домой.

Он оставил ее на кухне, а сам принес из шкафа две штормовки.

– На озере может быть холодно, – объяснил он, набросив ей куртку на плечи. – А сейчас идем на пристань.

Они вышли во двор. Эвен закрыл на ключ дверь дома. Рыжий вернулся из своей ямы и начал с беспокойством наблюдать за ними. Вероятно, в любой момент он был готов сорваться и бежать к своим приятелям, чтобы они успели перехватить их по пути к автобусной остановке. Его удивило, что вместо дороги они вышли на луг.

Рыжий сопровождал их вдоль высокого забора, огораживающего весь участок. Все время с другой стороны ограды шла собака, рыча на парня. И только тогда, когда забор довел их до канала, рыжий увидел пристань и яхту. И понял, что они уплывут по воде. И тут же бросился бежать по дороге в сторону поляны, где разбили лагерь его друзья.

Ветер дул с запада, в порывах доходя до четырех баллов. Через залив Эвен мог пройти на яхте галфвиндом[107]107
  Галфвинд – курс судна под прямым углом к ветру.


[Закрыть], а дальше надеялся плыть бакштагом[108]108
  Бакштаг – курс судна «полным ветром».


[Закрыть]. Его «Ремблер» имел когда-то такой же такелаж, как «Омега». Но два года назад Эвен сам его переделал, грот[109]109
  Грот – самый большой прямоугольный парус на нижней перекладине средней мачты.


[Закрыть] типа «Маркони» спрятал в сундук и велел сшить дакроновый гафельный[110]110
  Гафель – рей, укрепленный наклонно в верхней части мачты; может опускаться вниз.


[Закрыть] парус. Он выдвинул бугшприт[111]111
  Бугшприт – устройство, при помощи которого отдают якорь.


[Закрыть] и, когда ему приходилось плыть с фокманом, кроме фока[112]112
  Фок – прямой парус, самый нижний на первой мачте.


[Закрыть] поднимал еще и трехметровый кливер[113]113
  Кливер – треугольный парус.


[Закрыть]. Лодка становилась немного неустойчивой, но выигрывала в скорости.

Быстрыми движениями Эвен поставил гафельный грот, велел девушке встать на носу и приготовиться поднять фок. Потом отбросил швартовы и, помогая себе шестом, медленно вышел из канала в залив.

– Поднять фок? – спросила девушка, когда яхта оказалась в галфвинде.

– Нет. Мы слишком быстро отплывем, и у них отпадет охота за нами гнаться, – крикнул он в ответ.

Они шли правым галсом. Эвен поставил руль прямо и пошел по ветру. Был уже виден край поляны и «Омега» у берега. Парни еще не успели поставить паруса. Похоже, рыжий только прибежал к ним с известием, что они выплыли на озеро.

Наконец, Эвен увидел белое полотнище грота яхты. Тогда он повернул руль и пошел фордевиндом в сторону левого берега озера.

– Проход во второе озеро вон там, – девушка показала ему на противоположный берег.

– Ничего. Так надо, – крикнул он.

Когда дул западный ветер, он всегда уходил к левому берегу, хотя это казалось нелогичным. Правый берег был высоким и заросший лесом, ветер там ослабевал, а у левого берега дул с большой силой. Благодаря этому яхта выигрывала в скорости и, подойдя к южному берегу, делала поворот, а затем по ветру входила в пролив быстрее, чем те, кто держался правого берега.

Поднятый фок давал «Омеге» значительное преимущество над его «Ремблером». Через десять минут парни уже сидели у него на корме, но не решались на абордаж, видя, что «Ремблер» уплывает к левому берегу. Как Эвен и предполагал, они пошли вдоль правого берега, решив остановить его в проходе на второе озеро.

Теперь он приказал девушке поднять фок и бросить ему шкоты. Затем Эва подняла кливер. Яхта тут же рванула вперед, и они понеслись, с громким плеском рассекая воду.

Эвен закрепил шкот кливера, девушке велел сильно выбрать фок. Они шли галфвиндом, раз за разом сотрясаемые порывами ветра. «Омега» осталась далеко у правого берега, Эвен жалел, что не взял бинокля, тогда можно было бы полюбоваться на кислые лица молодых людей.

Девушка сидела рядом с ним и старалась с левого борта уравновешивать наклон яхты. Они не разговаривали, радуясь скорости и ветру, который хлестал их лица. Волны сильно бились о левый борт, иногда их обдавало каплями ледяной воды. Время от времени девушка поворачивала к нему лицо и тогда он видел ее большие зеленые глаза, чуть более темные, чем волнующаяся вокруг них, раскачивающаяся бездна озера. Они были, как зелень лесов, которые росли на берегу, полные тенистых буков и косматых елей. Но когда ее глаза встречались с его взглядом, девушка словно теряла сознание, шкот фока медленно выскальзывал из ее руки и парус начинал вспучиваться.

– Выбирай его! Сильнее! Крепче! – покрикивал Эвен.

Она, словно приходя в себя, прикрывала глаза и отворачивала лицо. Фок натягивался, начинал лучше работать.

Вблизи южного берега Эвен поплыл под ветер. Толстый шкот сильно впился ему в непривычные еще к плаванию под парусами ладони, к тому же постоянно хлопал фок из-за того, что девушка не могла его удержать. Они плыли чуть наискосок к набегающим волнам, и бак яхты постоянно омывала вода, оставляя сверкающие капли на стеклах переднего иллюминатора. Несколько раз яхта останавливалась, хлопая парусами, потому что порывы ветра, по всей вероятности, доходили до шести баллов, шквал смывал пену с гребней волны и жалобно стонал в стальных тросах.

А между тем «Омега» плыла по почти гладкой поверхности озера, защищенной холмом и буковым лесом. Только через какое-то время парни сделали поворот и отошли от берега в открытое озеро. Но для того, чтобы оказаться в том месте, где сейчас был «Ремблер», им надо было совершить еще три поворота. На это им не хватало, по крайней мере, восьми минут.

В одиннадцать они оказались в проливе, где ветер ослабел. Высокоствольный лес принимал его удары, и ветер едва рябил воду. Яхта прошла мимо красной лесной сторожки, построенной у самого берега. Здесь пролив перегораживала огромная рыболовная сеть, которую ранней весной поставили рыбаки. Но Эвен осенью на своем автомобиле вез на свадьбу дочь бригадира рыбаков, и с этого времени, специально для него, прямо у правого берега сеть была опущена чуть глубже, чтобы он мог проплывать над ней. Не поднимая киля и пера руля. Это место было обозначено куском пенопласта, Эвен сомневался, что парни с «Омеги» догадаются проплыть именно там. Поднятие неподвижного киля и пера руля обрекало на дрейф, а в проливе было несколько изгибов, в которых ветер постоянно менял направление, потому что узкая полоса воды, окаймленная высоким лесом, образовывала своеобразное воздушное сопло с изменчивым потоком ветра.

Наконец они оказались на большом озере и через четверть часа, не меняя галса, увидели деревянный помост, принадлежащий пока еще не действующему центру отдыха силезской шахты. За ним на берегу стояли белые и красные дома наполовину крестьянской, наполовину рыбацкой деревни.

Яхта обошла помост, Эвен велел девушке спустить фок и, повернув, на одном только гроте медленно подошел под ветер и бросил швартовы на поручни причала.

Он помог Эве выйти на доски и, держа ее за руку, повел вдоль песчаного берега к первому дому.

Во дворе высокая женщина в белом платке на голове размешивала в корыте картошку для свиней.

– Пан Стшалковский дома? – спросил Эвен.

– Спит. Всю ночь ездил, развозил гостей со свадьбы, – ответила женщина, не поднимая головы.

– Но к обеду проснется, правда?

– Ну, конечно. Он приехал в пять утра. К обеду встанет, – женщина отложила деревянную мешалку.

Эвен вынул бумажник и вытащил из него три сотенных банкноты.

– Я вам оставлю эту девушку. У меня машина сломалась, а ей надо вернуться в Илаву. Когда муж проснется, пусть он туда отвезет ее на своем такси.

Женщина кивнула головой, вытерла руки о передник и взяла у него деньги.

Он потрепал Эву по плечу, бросил женщине «До свиданья» и зашагал по берегу озера.

«Омегу» Эвен встретил у выхода из пролива. Он плыл левым галсом, поэтому уступил им дорогу. Эвен ожидал, что они захотят перерезать ему путь или взять его яхту на абордаж, поскольку парни могли предполагать, что девушка прячется у него в каюте. Но они прошли мимо без слов, без криков, без какой-либо реакции, словно видели его в первый раз в жизни. И тогда, когда «Омега» осталась за кормой, вторая девушка, невысокая и приземистая, помахала ему рукой на прощание.

Неожиданно Эвена охватило чувство стыда. Словно он только что совершил нечто позорное или очень глупое. Сейчас, когда они уплыли и Эвен снова оказался на большом, взлохмаченном порывами ветра озере, ему вдруг стало ясно, какой он ничтожный и смешной лгун. Эти три парня не были ни страшными, ни опасными, раз так сильно переживали свое поражение. В его сарае стояла исправная машина, он мог в любой момент отвезти девушку домой, мог также оставить ее и попросить, чтобы она прибрала в доме. Но предпочел разыграть спектакль, поскольку нашел зрителей. Хотел себе, ей и им показать, что он самый лучший, ему были нужны сильные впечатления и ощущение борьбы. «Гордец, самонадеянный дурак», – подумал он о себе…

* * *

Эвен приехал после двухнедельного отсутствия. И сразу же встретил старую Долинскую.

– Она сидит там, в лодке, – объяснила Долинская, показывая пальцем на ангар.

– Кто? – удивился он.

– Девушка, которая к вам приехала. Я ей сказала, что она может переночевать у нас в доме, но она отказалась. Сидит в каюте вашей лодки.

– Она давно здесь? – спросил Эвен.

Он никак не мог понять, кто же к нему приехал.

– Со вчерашнего дня. Я ей сказала, что неизвестно, когда вы вернетесь. Ведь вы иногда пропадаете и на полгода, – захихикала старуха и загремела ведром, чтобы заглушить свой смех: вдруг это не понравится стоящему перед ней мужчине. Он был странным человеком, и Долинская об этом хорошо знала.

– А где она ела?

– Она вообще ничего не ела.

– А собака?

– Собака лаяла на нее. Потом перестала. Я видела, как девушка ее гладит.

Эвен поставил машину в гараж и пошел через луг в сторону ангара.

– Добрый день, – сказал он, подойдя к яхте.

Сначала Эвен услышал тихий кашель, а потом увидел Эву. Она была бледной, с темными кругами под глазами, которые смотрели на него со страхом.

– Что случилось? – спросил Эвен.

Девушка вышла из яхты на помост. Она была в короткой юбочке и в черной куртке из искусственной кожи.

– Я сделала так, как вы сказали, – она смотрела на него широко открытыми глазами.

– А что я такого сказал? – Эвен закурил сигарету, чтобы скрыть смущение.

– Вы не помните?

– У таких людей, как я, слабая память.

– Вы думали, что я ничего не поняла из того, что вы сказали. Но я все поняла. Что мне нужно у вас появиться, потому что только вы сделаете меня женщиной.

Эвен махнул рукой.

– Я говорил неправду.

– Вы говорили правду. Вы не умеете врать.

Он заглянул в яхту. Какое счастье, что в каюте всегда лежали матрац, одеяло и подушка. По крайней мере, она не замерзла, ожидая его.

– Ты не боялась? А если бы я вернулся через месяц?

– Постель в каюте пахла вами. Я видела вас рядом с собой. Видела ваше грустное лицо, когда вы со мной прощались. И сказала себе, если я вас увижу, то попрошу, чтобы никогда не были грустным.

– Да-а-а…

Неожиданно Эвен насторожился, как старый кабан-одиночка, которому ветер принес запах, предвещающий опасность.

– Пошли, – сказал он. – Вместе позавтракаем, а потом я отвезу тебя домой. Прекрасно, что ты хотела меня увидеть, но твои родители наверняка беспокоятся.

Эвен хотел ее дружески обнять за плечи, может быть, даже похлопать по спине, но девушка тут же отстранилась, как только он до нее дотронулся.

– Разве вы не знаете, что уже каникулы? – удивилась Эва.

– Ах, да, уже каникулы, – кивнул он головой.

– Все равно я здесь останусь, – серьезно сказала девушка. И пошла по лугу в сторону дома.

Эвен догнал ее и пошел рядом, размахивая руками.

– Тебе семнадцать лет, а мне сорок. Ты должна это понять и вернуться домой. Я знаю, что ты думаешь и чувствуешь. До сих пор тебе казалось, будто ты свободна как птица и легка как бабочка, все вокруг было радостным и веселым. Но неожиданно ты встретила человека, ну, скажем, меня, и этот человек тебе показался необыкновенным. С этой минуты ты постоянно о нем думаешь, он все время стоит перед твоими глазами, ты чувствовала запах его пота и думала о его грустных глазах, которыми он на тебя смотрел при прощании. В какой-то момент тебе показалось, что, если ты его не увидишь, то умрешь. Ты не могла есть, спать. Ты плакала. А приехала сюда и почувствовала себя счастливой. Ты ведь меня любишь, правда?

– Да.

– Это не любовь. Это проходит, как коклюш. Только ты в это не поверишь. Если я тебе скажу: «Уходи», ты не уйдешь. Если я тебя отвезу, ты снова сюда вернешься. Если я тебя опять отвезу, ударю, оттолкну, ты решишь утопиться. Но не утопишься, потому что ты молода, и все в тебе радуется жизни. Но зато ты будешь долго плакать и не выходить из дома. Пока в один прекрасный день тебя кто-нибудь не уговорит выйти. И ты увидишь, как прекрасно светит солнце и как громко поют птицы. Ты убедишься, что у тебя появился аппетит и кто-то тебе нравится. Тогда и придет большая настоящая любовь. И ты еще сама удивишься, как такой человек, как я, мог разбудить в тебе сильные чувства.

– Да, – согласилась она.

– Вот видишь, – обрадовался Эвен. – Значит, мы договорились. Вместе позавтракаем, и я тебя отвезу.

Девушка остановилась.

– О нет, – покачала она головой. – Вы говорили не обо мне. Я знаю, зачем сюда приехала.

– Чтобы меня увидеть.

– Я приехала, чтобы вы меня сделали женщиной.

– Что ты под этим понимаешь?

– То же, что и вы.

– Не знаю, что тебе надо. Если ты имеешь в виду то небольшое одолжение, которое каждый мужчина может оказать девушке, то пожалуйста, с большой охотой. Даже сейчас. После завтрака. А потом я тебя отвезу. Но ты не будешь сожалеть?

– Нет. Я это уже много раз хотела сделать. Даже тогда, когда приехала сюда с теми парнями. Я вас обманула, сказав, что я не знала, зачем сюда приплыла. Только потом я испугалась. Но позже, когда вы спали, когда вы беспокоились, что со мной сделать, когда вы со мной плыли, я уже знала, что это будет не кто-то другой, а вы.

– Почему именно я?

– Не знаю.

Его охватил гнев.

– Дура! – сказал он со злостью. – Ничего такого не будет. Ты знаешь, кто я такой? Что делаю? На что живу? Почему здесь поселился? Откуда возвращаюсь и куда поеду? Ты ничего обо мне не знаешь.