Текст книги "Человек, ставший Богом. Воскресение"
Автор книги: Жеральд Мессадье
Жанр: Историческая литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
– Кто такой Сын? – с отчаянием в голосе спросил Иоанн. – Мессия? Ты?
– Сын станет Мессией после встречи с Отцом, – пояснил Иисус. – Понимаешь, Иоанн, ты понимаешь?
– Означает ли это, что ты станешь Мессией после смерти? – спросил Иоанн.
Однако ответа он не получил.
– Где остальные? – равнодушно спросил Иисус. – Найдите их. Я хочу всех вас видеть в субботу, послезавтра, в доме Симона-Петра.
Иисус отпустил их и побрел вдоль берега. Они смотрели вслед своему учителю до тех пор, пока он не превратился в едва различимую точку.
– Вероятно, в горах с ним случился солнечный удар, – сказал Искариот печально и в то же время негодующе. – В его словах нет смысла.
– Но только не для меня, – возразил Иоанн.
Все четырнадцать, они собрались в субботу в доме Симона-Петра. Была там и Мария. И Марфа, сестра Лазаря, пришедшая из Иудеи. И Ревека, проститутка, которую так часто видели идущей за Иисусом и которая больше не занималась своим ремеслом, однако сохранила привычку красить глаза. И четыре или пять женщин, твердо убежденные в том, что повстречали Мессию, поскольку он лечил больных, а они ничего не понимали из того, что он говорил. Мужчины сидели на полу, а женщины стояли, прислонившись к стенам.
– Где вы были и чем занимались после праздника в том доме? – спросил Иисус.
– Нафанаил и я, мы крестили людей, которые нас об этом просили, а затем перестали, – ответил Фома.
– Почему вы перестали?
– А что нам было делать? – вскинулся Фома. – Никто не знал, где ты находишься, вернешься ли, да и никто до сих пор не знает, кто ты такой.
– А ты Иуда, сын Иаковлев? А ты, Филипп? А ты, Матфей? А вы, Варфоломей, Иаков, Симон, Иаков, сын Алфеев, и Фаддей?
– Я снова стал работать в трактире, – ответил Фаддей.
– Я вернулся к отцу, чтобы вместе с ним ловить рыбу, – ответил Иаков, сын Алфеев.
– Я тоже вернулся к отцу, чтобы вместе с ним ловить рыбу, – ответил Иаков, сын Зеведеев.
– Я задержался с расчетами, – ответил Матфей, густо покраснев.
– Я… – начал Варфоломей.
– Понимаю, – прервал его Иисус. – После того как я ушел, я как бы умер. Вы ничего не запомнили из того, что я вам говорил. Я хочу, чтобы завтра же вы отправились в путь и начали крестить людей в Галилее и за ее пределами. Вы пойдете парами. Я хочу, чтобы вы исцеляли больных и изгоняли демонов. Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои. Возьмите только сандалии, ибо трудящийся достоин пропитания. В какой бы город или селение ни вошли вы, наведывайтесь, кто в нем достоин, и там оставайтесь, пока не выйдете. Входя в дом, приветствуйте его, говоря: мир дому сему, и если дом будет достоин, то мир ваш придет на него. Если же не будет достоин, то мир ваш к вам возвратится. А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или города того, отрясите прах от ног ваших. Истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому.
Искариот нахмурил брови. Иисус сделал вид, будто не замечает реакции учеников.
– Я посылаю вас, как овец среди волков, – продолжал Иисус. – Итак, будьте мудры, как змии, и просты, как голуби. Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища, и в синагогах своих будут бить вас, и поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства перед ними и язычниками. Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца нашего будет говорить в вас.
– Тот самый Отец, о котором ты говорил? – спросил Андрей.
– Воистину так.
– А мы вроде как твои братья? – продолжал задавать вопросы Андрей.
– Вы мои братья.
– Значит, наша плоть станет плотью света?
– Если вы сделаете так, как я вам говорю, то станет. Но прежде чем это случится, предаст же брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их.
Женщины стали испуганно вскрикивать.
– Но почему? – спросил Искариот.
– Ибо истина Господня упадает словно меч, поражая плоть и дома, и никому не избежать доли сей. Она отделяет свет от темноты, а те, кто живут во тьме, преследуют тех, кто живет во свете. И будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется. Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой, ибо истинно говорю вам: не успеете обойти городов Израилевых, как придет Сын Человеческий.
– Кто такой Сын Человеческий? – спросил Иоанн.
– Это грядущее совершенство, – ответил Иисус. – Но не спрашивайте меня, когда воцарится совершенство. Слушайте меня, ибо у нас мало времени. Не будьте нетерпеливыми. Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего. Довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его, и для слуги, чтобы он был как господин его. Если хозяина дома назвали вельзевулом, не тем ли более домашних его?[3]3
Нам представляется, что эти слова, взятые из Евангелия, отражают тенденцию Иисуса играть словами. Эта игра явственно видна в обличении фарисеев, когда он изгонял демонов от имени Демона, Вельзевула. Здесь Иисус называет Демона Вельзевулом, что значит «Господин Храма». Подобное толкование, сделанное Альфредом Эдерхеймом, кажется единственным возможным для правильной интерпретации цитаты из Евангелия от Матфея (10; 25), которая в противном случае была бы непонятна.
[Закрыть]
Из уст Фомы вырвался короткий смешок. Иисус заговорщицки улыбнулся.
– Возможно, фарисеи не умеют правильно произносить слова, – сказал он. – Итак, не бойтесь их, ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. Что говорю вам в темноте, говорите при свете: и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях. И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу, и тело погубить в геенне.
– Учитель, – сказал Симон-Петр, – мы понимаем, почему ты велел взять в дорогу только сандалии, поскольку то же самое нам приказывали раввины, когда мы были в ограде Храма. Мы понимаем также, почему ты советуешь нам быть осторожными, как змеи, и чистыми, как голуби, поскольку этому учит Мидраш. Там говорится, что Израиль должен быть безобиден, словно голубь, по отношению к Господу, и хитрым, словно змея, по отношению к язычникам. Все это мы понимаем. Но когда ты говоришь о Сыне Человеческом и о грядущем совершенстве… Как поймут нас люди, если мы сами с трудом улавливаем смысл того, что ты хочешь до нас донести?
– Вспомни Даниила, Симон-Петр, – заговорил Иисус, подняв брови, к чему его ученики уже давно привыкли. – Ты помнишь, что он сказал? «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын Человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к нему…»
– «И Ему дана власть, слава и царство, – продолжил Фома, – чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится».
– Воистину так, – прошептал Иисус.
Воцарилось молчание.
– Не ты ли Сын Человеческий, которого мы должны ждать? – прервал тишину Фома.
– На этот вопрос только Бог может дать ответ, – ответил Иисус. – Даже я не знаю, кто я такой. Только мой Отец может принять решение. Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены; не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц.
– Так зачем же тогда бороться? – спросил Фаддей. – Ведь воля Господа всегда одержит победу!
– Как же можно любить Отца и не защищать Его от тех, кто искажает Его слова? – возразил Иисус. – И так всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцом Моим Небесным.
Зачем бороться, спрашивает Фаддей, и многие из вас, несомненно, задают себе вопрос, почему мы не обрабатываем землю или не ловим рыбу, а вместо этого рискуем нашими жизнями. Но не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью. И враги человеку – домашние его.
– Но что станет с нашим народом, если с нашими семьями произойдет нечто подобное? – негодующе воскликнул Андрей. – Разве твои слова не противоречат Второзаконию? Разве нас не учили первой заповеди прежде, чем начали учить всему остальному? Разве Господь не велел: «Почитай отца твоего и матерь твою, как повелел тебе Господь Бог твой, чтобы продлились дни твои и чтобы хорошо тебе было на той земле, которую Господь Бог твой дает тебе»? А ты, кто ты такой, в конце концов, чтобы восстанавливать сына против отца? – в гневе вскричал Андрей, прежде чем встать и уйти из дома своего брата.
На всех лицах лежала печать отчаяния и гнева.
– В самом деле, если мы начнем кричать на кровлях то, что ты сказал, нас побьют камнями! – воскликнул мытарь Матфей. – А ради чего? Это все равно что дать саддукеям и фарисеям палки, чтобы они размозжили наши кости!
– Да ты сам, – заговорил мертвенно-бледный Симон-Петр, – ты пойдешь против присутствующей здесь своей матери?
Все посмотрели на Марию, кроткую, с помрачневшим лицом. Иисус тоже пристально посмотрел на нее и ледяным тоном сказал:
– Если потребуется, я это сделаю.
Мария выбежала из комнаты. За ней бросилась Ревека.
– У этого человека помутился рассудок, говорю я вам! – завопил Варфоломей, вставая, чтобы последовать примеру Андрея.
Однако около двери, услышав призыв Иисуса, он остановился.
– Варфоломей! Послушай, по крайней мере, вот еще что…
Ученик обернулся.
– Исход приближается, а это война. Прошли времена, когда Израиль прислушивался к голосу Господа. Закон подвергся забвению, а люди восстают друг против друга, поскольку исчезла порядочность. Нам необходимо вспомнить о сеятеле, который отделяет зерно от плевел и сжигает их.
– Но почему брат восстанет против брата, а они оба – против отца? – кричал Варфоломей с искаженным яростью лицом. – Ты намерен мучить людей, потому что их учителя впали в заблуждение, и причинить всем горе из-за недостойного поведения некоторых? Во имя кого и чего, – продолжал он звенящим, как струна, готовая лопнуть, голосом, повернувшись к собравшимся, – мы должны сеять в Израиле скорбь? Кто дал тебе, Иисус, сын Иосифа, власть, чтобы судить людей до суда Божьего? Кто вложил в твою руку меч, в руку того, кто заявлял, что не желает быть военачальником? Твой меч обрушится на иудеев, потому что этого не делают римляне? Кто дал тебе эту власть? Скажи мне! Мое право спрашивать тебя об этом стоит твоей власти, которой ты злоупотребляешь!
Варфоломей задыхался от негодования.
– Ответь ему! – непривычно резко приказал Симон-Петр. – Этот человек, равно как и мы, имеет право знать!
– Есть простое объяснение вопросам Варфоломея, – ответил Иисус, сразу как-то сникший от усталости. – Этот человек не ждет прихода Мессии.
Иисусу было трудно дышать.
– Меч, который поднимется против чужака, отсечет лишь прогнившие члены на теле Израиля… Но сначала надо отделить зерно от плевел… Отделить то, что прогнило, даже если это находится на нашем собственном теле, в нашей семье…
– А теперь уходи, – сказал Искариот Варфоломею.
Варфоломей стал угрожающе надвигаться на Искариота, но тот с силой оттолкнул его. Они наносили друг другу удары до тех пор, пока Иоанн и Нафанаил не встали, чтобы их разнять.
– Убирайся! Ты не иудей! – кричал Искариот, вытирая слюну и кровь, которые текли у него изо рта. – Ты хочешь жить с фарисеями! Мы не нуждаемся ни в трусах, ни в евнухах!
– Я думал, что ты несешь освобождение, что ты посланец света, – хрипло сказал Варфоломей Иисусу. – Но ты фанатик. Посмотри, что ты наделал: ты посеял раздор среди своих же учеников!
Варфоломей протянул руку в сторону остальных:
– Этот человек, называющий себя Иисусом, говорил, что он кроткий. Он говорил, что хочет восстановить Закон, но сейчас вы все в состоянии понять, что он стремится к прямо противоположному.
– Замолчи! – крикнул Искариот, замахнувшись кулаком на Варфоломея, но Иоанну и Нафанаилу удалось удержать его.
– А ты, Искариот, – продолжал Варфоломей, – ты такой же фанатик и поэтому идешь за этим человеком. Но ты не всегда будешь следовать за ним, ибо вскоре ты, как и все остальные, поймешь, что он ведет вас к пропасти!
На этот раз Варфоломея подтолкнули к двери Иоанн и Нафанаил. Иисус видел, что они все вели себя как в лихорадке.
– Гораздо лучше убедиться в доблести солдат до начала битвы, – прошептал Иисус. – Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот недостоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее.
С улицы донесся голос Варфоломея, голос, искаженный неистовством, граничащим с безумием.
– Этот человек отмечен печатью смерти!
Иоанн вздрогнул.
Иисус сделал вид, будто не расслышал слов Варфоломея.
– Кто принимает вас, принимает Меня, – устало проговорил он, – а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня; кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника. И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей.
Теперь их осталось двенадцать: Иоанн, оба Иакова, оба Иуды, Симон Зилот, Нафанаил, Фаддей, Фома, Матфей, Филипп и Симон-Петр.
– Андрей вернется, – сказал Симон-Петр, заметив, что Иисус обводит внимательным взглядом своих учеников.
– Вы отправитесь в дорогу завтра утром, – сказал Иисус и вышел на улицу.
И тогда женщины дали волю слезам. Жена Симона-Петра, его теща, Мария, Ревека и Марфа плакали и причитали, укрывшись в глубине дома. Искариот торопливо покинул дом. За ним последовал Фома, потом все остальные.
Наступал вечер, и они отправились в трактир. За ужином они выпили больше, чем того требовал рассудок, однако вино так и не пробудило у них аппетита.
Глава XV
Прозелиты
Андрей не вернулся. Он объяснил позднее Симону-Петру, что был одновременно и возмущен, и оскорблен.
Иоанн пустился в дорогу вместе со своим братом Иаковом, Фома – вместе с Нафанаилом, Искариот – вместе с Симоном Зилотом, несмотря на предостережение Фомы, который считал, что их союз может навести людей на мысль, будто Иисус является зелотом. Симон-Петр ушел вместе с Матфеем, другой Иуда – с Филиппом, а Иаков, сын Алфеев, – с Фаддеем.
В первые дни пути новоявленные паломники совсем не разговаривали. Они все еще были слишком потрясены. В Наине Симона-Петра и Матфея приняли за нищих или соглядатаев, поскольку они все время молчали и озирались. В Кане Иоанна и Иакова приняли за сезонных работников и даже предложили им поработать на поле. На другом берегу Галилейского моря Иакова, сына Алфеева, и Фаддея приняли за отца и сына, поскольку они были немного похожи друг на друга. И только Искариоту и Зилоту удалось избежать недоразумений, поскольку их решительные лица свидетельствовали о том, что и тому и другому есть что сказать. При любом удобном случае, например при виде проходящего по улице нищего, Иуда бросал на Симона быстрый взгляд или толкал его локтем. «Физическая нищета», – начинал Симон; «…несравнима с нищетой духовной», – заканчивал Иуда. Люди соглашались с ними и вступали в разговор. Господь разгневался на Израиль из-за грехов Иерусалима – это была действенная тактика, поскольку галилеяне питали врожденное недоверие к обитателям Иудеи. Впервые Иуда и Симон применили такую тактику в Хоразине. Это случилось утром. В полдень их накормили, а вечером пустили на ночлег. На следующий день они окрестили одиннадцать человек, а через день – двадцать семь человек. На третий день новообращенные гурьбой толпились вокруг них на берегах Иордана, поскольку каждый хотел обезопасить себя – тем более что сделать это было так легко, – на тот случай если однажды силы Неба вызовут на последний бой силы Зла. Крещение представлялось им символическим очищением от грехов, к чему стремился каждый. Затем Симон и Иуда заявили, что действуют от имени Иисуса, который был там хорошо известен. Ведь это тот самый, о котором говорили, что он Мессия? Это он привел в ярость раввинов Капернаума, Каны, Наина и других городов? Да, да… И когда же произойдет битва Бога с Демоном? При этом вопросе женщины трепетали, признавались во всех грехах, а старики начинали громко читать нравоучения и просить Господа о снисхождении, а затем распевали молитвы из Книги Иова. Но только Господь знал день, когда чаша будет опрокинута.
– В этот день, – говорил Искариот, – каждый должен быть вооружен мечом Божьим и разрубить на куски своих врагов, будь то родной сын или родная дочь.
Иногда Иуда думал, что он лучший оратор, чем Иисус. А Зилоту приходилось опровергать слухи, что Иуда якобы на самом деле переодетый Иисус.
Подобные тактика и риторика посеяли в городах и деревнях страх, и это привело к тому, что каждый непременно хотел быть готовым к концу света. Итак, Иуда и Симон пробудили от сна Галилею. И у раввина Хоразина не было иного выхода, как одобрить их деятельность. Впрочем, на самом деле он не слишком возражал, чтобы ему таким образом выкручивали руки, поскольку после появления проповедников люди стали чрезвычайно набожными, а пожертвования синагоге посыпались как из рога изобилия.
Симон-Петр и Матфей, хотя и в меньшей степени окруженные харизматическим ореолом, сумели привлечь к себе внимание именно благодаря своей невзрачной внешности, которая вначале доставляла им определенные неудобства. Проявление заботы по отношению к каждому вызывало не только ответную заботу, но и уважение. Двое мужчин весьма зрелого возраста, пережившие, судя по их лицам, немало бед, но сохранившие благопристойные и благочестивые манеры, не могли не пробудить к себе интерес. Погибли ли их семьи в огне пожара? Разорили ли их ростовщики? Вот какие вопросы задавали себе женщины. В конце концов одна из матрон богатого квартала Каны, где они проповедовали, велела служанке разузнать о причине их печали. Симон-Петр возвел руки к небу, а Матфей понурил голову.
– О женщина, женщина! – воскликнул Симон-Петр. – Ты заставляешь вспоминать о злоключениях, которые покажутся смешными по сравнению с теми, которые нас ожидают в будущем!
Матфей сокрушенно покачал головой.
– А что нас ожидает? – спросила служанка, которую внезапно охватил страх.
– Гнев Божий! – плаксивым тоном ответил Матфей. – Горе той женщине, которая будет беременной! Горе богатому мужчине, который будет считать монеты, в которых он отказал бедным! Небо почернеет, воды рек покраснеют, а колосья, наливающиеся в полях, станут последними, которые предстанут взору человеческому! Ласточка будет искать убежища в кронах мертвых деревьев, а заяц будет тихо лежать под кустом, ибо все живые создания поймут, что пробил час Господень!
– О Боже всемогущий! – запричитала служанка и бросилась домой, поскольку не хотела больше слушать о таком страшном бедствии.
Едва войдя в дом, она принялась сеять беспокойство, настолько была напугана мрачными предсказаниями. Ее госпожа, привлеченная криками отчаяния и стенаниями, позвала служанку к себе.
Сохранившая еще следы былой красоты на четвертом десятке лет, госпожа сидела, скрестив ноги, на диване, заваленном подушками.
– А теперь, женщина, – обратилась она к служанке, – скажи, что тебя так взволновало? Соседи могут подумать, что здесь находится девица, у которой случился выкидыш. Кто эти мужчины, к которым я тебя посылала?
– Госпожа! – воскликнула служанка, обмахивая грудь соломенным веером, при помощи которого она разжигала в кухне огонь. – Это святые люди! Они открыли мне глаза на все те ужасы, которые ждут наш край! Небо почернеет, а реки станут красными от крови! Да сжалится над нами Господь!
– Почему это произойдет, женщина? – нахмурив брови, спросила госпожа.
– Из-за грехов Израиля, госпожа! Разве нам не известно, что эта страна обречена? Разве непристойность не выставляется напоказ перед лицом Господа, словно добродетель? Я слышу, как в могилах покойники гремят костями от ярости!
– Я не слышу, чтобы что-то гремело, если не считать булыжников в твоей голове. Кто они, эти предсказатели несчастий?
– Ученики Иисуса! Иисус! Мессия! – кричала служанка, впадая в еще более сильное возбуждение. – Господи, сжалься!
– Иисус, – задумчиво повторила госпожа. – Это тот, кто несколько месяцев назад присутствовал на свадьбе дочери Зеведея. Говорят, что в тот вечер он превратил воду в вино. Женщина! Успокойся и пригласи их в мой дом!
Приглашение было передано. Через час, когда вернулся хозяин дома, он увидел в кухне двоих мужчин. Они сидели с каменными лицами, словно должны были вскоре предстать перед судом. Он спросил, кто они такие и что делают в его доме. Симон-Петр и Матфей, не знавшие, что это хозяин дома, продолжали хранить молчание. Тут вмешались слуги и сказали, что это святые люди.
– Господин! Они знают будущее! Израиль ждет ужасное, жуткое будущее! – шепелявила кормилица хозяина беззубым ртом. – Госпожа велела накормить их.
И хотя связь между ясновидением неожиданных гостей и едой была невнятной, хозяин дома согласно кивнул. Пока слуги суетились и ставили на стол птицу, сыр, хлеб и вино, он рассматривал загадочные морщинистые лица Симона-Петра и Матфея.
– Мы из Капернаума, – решился наконец заговорить Симон-Петр. – Мы ничего не понимали в жизни до тех пор, пока Господь не привел нас к нашему учителю Иисусу…
– Иисус, – прервал его хозяин дома. – Так вы его ученики?
– Мы покорно следуем за ним, – ответил Матфей. – Нам достаточно было обратить на него взор, чтобы пелена спала с наших сердец, и услышать его слово, чтобы наш разум излечился от непонимания.
– Он в самом деле Мессия? – спросил хозяин дома.
– Мы полагаем, что это так, ибо видели, что он может, – ответил Симон-Петр. – Мы собственными глазами видели, как он призвал духи потустороннего мира и как вылечил больных, страдавших тяжкими недугами.
– Говорил ли он, что он Мессия?
– Его познания обширны, но на устах лежит печать тайны, – ответил Симон-Петр. – Он говорит только то, что может принести людям пользу.
Голодный Матфей буквально пожирал глазами еду, стоящую на столе, и хозяин дома это заметил.
– Угощайтесь, прошу вас, – сказал он.
Симон-Петр поднял руки и поблагодарил Господа за еду, которая была предложена от Его имени одним из Его служителей, затем попросил Господа благословить этот дом и его обитателей, а также своего учителя Иисуса, который удостоил его чести нести слово истины. Наконец он преломил хлеб и налил в чаши вина под жадным взором Матфея. Слуги не спускали с них глаз, боясь пропустить что-либо важное. Вскоре спустилась хозяйка дома, которой тоже хотелось посмотреть на учеников Иисуса. Женщины, скромно стоявшие в самом дальнем углу кухни, походили на фалангу верующих, присутствовавших при каком-то религиозном обряде. И лишь хозяин дома сохранял спокойствие, спрятанное под маской любезности.
– Я думал, что Иоканаан должен быть Мессией, – негромко сказал он, присаживаясь. – Я слышал, что ваш учитель Иисус не чурается ни общества женщин легкого поведения, ни пиров, которые в его честь устраивают служители Ирода. А вы, – добавил он с едва заметной улыбкой, – вы ведете себя так, как и должны вести себя ученики Иисуса, насколько я знаю. Например, вы не вымыли руки, прежде чем дотронулись до пищи.
Симон-Петр, уже собиравшийся отправить в рот, обрамленный всклокоченной бородой, маслину, положил ее обратно на тарелку. Женщины заволновались.
– Разве мы грязные, сын человеческий? – спросил он. – Разве один из нас страдает кожной болезнью? Разве ты заметил фистулу на моем лице или плешь на моей голове, свидетельство дурной болезни? Или же мы должны относиться к твоей пище как к священной? Следуешь ли ты обрядам фарисеев или же духу Второзакония?
– А разве мыть руки перед едой – это плохо? – спросил хозяин дома. – Разве плохо быть фарисеем? Разве наши священники – не фарисеи? Вы отвергаете наше духовенство?
– Мы никого не отвергаем, – продолжал Симон-Петр. – Однако не потому ли нас отвергают фарисеи, что чувствуют угрозу, исходящую от зари истины? Разве сова не улетает при первом же крике петуха?
– Я не ставлю под сомнение вашу веру, – мягко сказал хозяин дома. – Но страна буквально кишит пророками и кудесниками, о которых даже не знаешь что и думать. Я торговец и потому много езжу. За последние месяцы я не раз слышал о неком Симоне, который творит чудеса, например заставляет зеленеть сухие палки или высекает пламя подушечками пальцев. Меня даже уверяли, что по ночам этот Симон летает по воздуху и что он исчез в Сарепте на глазах своих учеников, чтобы появиться в Тире. В Дамаске я встретил замечательного человека по имени Досифай. Его окружали многочисленные ученики, среди которых были римские офицеры, набатейские князья, сирийские сановники и, поверьте уж мне на слово, иудеи. У меня не было ни желания, ни времени его слушать, однако меня заверили, что секрет его успеха заключался в том, что он учит, как достичь Божественного блаженства через то, что он называет – да простит меня Господь! – Высшим Духом Вселенной. Иудеи поклялись мне, что видели, как он парил над землей, а некоторые из них убеждены, что он будущий царь Израиля и мира. Они даже осмеливались называть его Мессией. Другие путешественники рассказывали мне о других учителях, например об Аполлонии из Тианы, которого встречали к востоку от Антиохии, и о неком Гермесе Сотере… Все эти люди творили чудеса и проповедовали знаменитые учения. Так чем же ваш учитель отличается от них? И зачем нам нужен новый учитель?
Симон-Петр и Матфей с волнением слушали эту скептическую тираду, произнесенную почти беззаботным тоном. Теперь они были вынуждены либо найти убедительный ответ, либо покинуть дом.
– В твоих словах уже содержится ответ на все заданные тобой вопросы, – начал Симон-Петр. – Появление всех учителей, которых ты назвал, доказывает, что люди ждут учителя. Однако ни один из них не является иудеем. Пусть они наделены всеми добродетелями, но они не говорят на нашем языке и не исповедуют нашу веру.
А почему люди ждут нового учителя? – продолжал Симон-Петр, положив руку на колено. – Потому что попран дух Закона, потому что мы живем под чужеземным игом и потому что Земля обетованная осквернена памятниками и статуями чужеземных культов. Неужели ты не понимаешь этого? Возможно, ты и много путешествуешь, но плохо знаешь свою страну.
– Вот ты упомянул имя Иоканаана, – подхватил Матфей. – Ты сказал, что думал, будто он Мессия. Но ведь Иоканаан сам объявил, что Мессия – это Иисус.
Хозяин дома покачал головой. Женщины вздохнули с облегчением, причем вздохи эти были хорошо слышны всем присутствовавшим. Матфею наконец удалось глотнуть вина. В кухне воцарилась тишина. Хозяин дома зашаркал ногами, и над полом взвилось т большое облачко пыли.
– Принесите еще вина моим гостям, – сказал он слугам, которые тут же бросились выполнять распоряжение. – Учиться можно всю жизнь.
– Да, учиться хорошо, – согласился Симон-Петр. – Ведь это означает, что ты всегда молод. Тебе, должно быть, известны слова из Мидраша: «Если нет детей, нет и последователей. А там, где нет последователей, нет и мудрецов. Без мудрецов нет учителей. Без учителей нет пророков, а там, где нет пророков, Бог не разрешает шехине[4]4
Шехина – Божья милость, сравнимая с благодатью.
[Закрыть] спускаться». Да опустится шехина Господня на сей дом!
Хозяин дома встал.
– Кушайте и благодарите Господа, что он привел вас в этот дом, – сказал он. – Это ваш дом до тех пор, пока вам будет угодно.
Женщины радостно захлопали в ладоши, но хозяин дома сделал вид, будто ничего не слышит.
– Я стану первым, кого вы окрестите, – сказал он.
В доме было девять человек. На следующий день они все окрестились. А поскольку пример подал богатый торговец, через день почти все соседи изъявили желание совершить обряд. Раввин, тот же самый, который несколько месяцев назад хотел воспрепятствовать Иисусу, попытался сдержать их порыв, но напрасно. Он с пеной у рта доказывал, что ни в одной Книге не говорится, что грехи можно смыть водой. Он рьяно убеждал, что этот обычай явно взят из языческого культа. На собрании старейшин Каны его голос сорвался, когда он предостерегал от новшеств, которые подрывают традиции.
Старейшины вежливо кивали, но при этом заметили, что обряды очищения существовали задолго до крещения, что нет ничего плохого, если их применять для смывания других грехов, например прикосновения к женщине, очищающейся от нечистот, или к трупу. Они также напомнили, что соблюдение традиций не спасло Иерусалим. Некоторые из старейшин нашли способ заставить раввина з молчать – они начали громко распевать стихи из Книги Исайи:
«Умножению владычества Его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве его, чтобы Ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века».
…Престол Давида! Раввин понял намек: даже старейшины верили, что Иисус был Мессией. Раввин хорошо знал, какие стихи предшествовали тем, что читали старейшины: в них говорилось о приходе наследника, который займет трон Давида. Но для раввина испытания на том не закончились. На следующий день на празднике (праздники явно не были раввину показаны), который устроил приятель торговца, приютившего обоих учеников, раввин заметил Симона-Петра и Матфея и сразу же направился к двери. Матфей загородил ему дорогу. Раввин побледнел. Он не хотел ввязываться в драку. Все внимательно наблюдали за происходящим. И тут раздался голос Симона-Петра, повеселевшего от вина славного города Кана.
– «Святынь Моих ты не уважаешь и субботы Мои нарушаешь, – говорил Иезекииль голосом бывшего рыболова. – Клеветники находятся в тебе, чтобы проливать кровь, и на горах у тебя едят идоложертвенное, среди тебя производят гнусность».
Раввин яростно оттолкнул Матфея и вышел.
– «Наготу отца открывают у тебя, жену во время очищения нечистот ее насилуют у тебя», – гремел голос Симона-Петра.
Не один из присутствующих подумал, что услышит проклятия и на улице. Однако вино сморило победителей. Тот, кто смотрел на небо, видел на фоне луны облака, бежавшие, словно трусы.
Фома и Нафанаил отправились в Гиппос. Так предложил Фома, поскольку в Гиппосе говорили на греческом языке, а бывший ученик Аполлония испытывал ностальгию по умным, содержательным беседам на этом языке. Он вовсе не надеялся, что им удастся окрестить многих в этом языческом городе Декаполиса, однако сумел убедить Нафанаила, что один окрещенный язычник стоит двух иудеев.
– Ты презираешь иудеев? – спросил Нафанаил.
– Они стали такими провинциальными! – пробормотал Фома. – Подожди, вот увидишь Гиппос и все сам поймешь. Улицы чистые и освещаются по ночам, а жители города не считают невежество добродетелью.
Видя, что Нафанаил растерялся, Фома добавил:
– Да, брат, Иисус – просвещенный человек, но раввины не в состоянии провести разницу между Сократом и горшком.
– Кто такой Сократ? – спросил Нафанаил.
– Теперь ты понимаешь, о чем я говорил, жалкий иудей? – с нежностью в голосе проговорил Фома. – Это очень известный греческий учитель, который утверждал, что дух должен освобождаться сам.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.